Через день, как уладил все дела с трудоустройством, Вовка вышел на работу. Вставать ему, привыкшему поспать по утрам, теперь приходилось затемно. Ему доверили уборку участка у высоток, где обитала творческая элита столицы. Здесь жили знаменитые художники, писатели, артисты, режиссеры… Люди не только интересные и талантливые, но и, как правило, зажиточные. Воображение робкого провинциала кружили невообразимые наряды дам и причудливые прически девиц, шикарные иномарки их кавалеров… Безумно хотелось влиться в общество столичной богемы. Но его порхающие по жизни деятели культуры и искусства в упор не замечали. А он упрямо изучал их привычки, вкусы, предпочтения, чтобы в один прекрасный день вдруг стать своим, и терпеливо ждал удобного случая. В свободное время он посещал выставки и премьеры спектаклей и кинофильмов, о которых слышал от обителей высоток. Увлекся фотографией и даже приобрел за полцены на барахолке старенький «Зенит» и аппаратуру для проявки и печати фотографий. В свободное время он гулял по городу и снимал все, что ему нравилось. Потом в подсобном помещении консьержки, всегда темном, потому что здесь не было окон, и обычно свободном днем проявлял пленку, выбирал самые лучшие кадры и печатал фотографии. Свои снимки он сравнивал с работами профессиональных художников, которые видел на фотовыставках. Их он стал посещать регулярно. Баба Шура не могла нарадоваться на своего постояльца, и не уставала нахваливать жильцам подъезда его фото.

Так незаметно прошло лето. Осенью работы прибавилось – листопад не давал отдыхать. Вовка выметал территорию по два-три раза на день.

Свободного времени было немного, и его он посвящал любимому занятию. Осень – самое красивое и загадочное время года. Только успевай фотографировать. Казалось, виды осеннего парка с усыпанными листвой аллеями сами просятся в кадр. Однажды в объектив случайно попала девушка. Он хотел запечатлеть скамейку, всю усыпанную разноцветными листьями, и уже выстроил фокус, как вдруг хрупкая девушка присела на самый ее край, смахнув рукой шуршащее покрывало из опавшей листвы. Листья разлетелись в разные стороны. Вовка быстро нажал на затвор, сделав несколько кадров. Интересный ракурс получился. Лицо девушки показалось ему знакомым. Он бросил взгляд на ее сапожки – профессиональная привычка смотреть вниз, на дорогу и узнавать сначала обувь, а потом уже лица прохожих. Так и есть – эти стройные ножки в элегантных ботильонах из крокодиловой кожи он замечал не раз у высотки. Их обладательница была явно чем-то расстроена и даже не заметила, что попала в кадр фотографа-любителя.

– Спасибо, что подыграла, – обратился к ней Вовка.

– Что?! – удивилась незнакомка, – В чем подыграла?

– Ты так эффектно уселась на скамью. Думаю, классные кадры получатся, – объяснил он.

– Ой, а можно посмотреть? Потом, когда пленку проявишь? – заинтересовалась она.

– Конечно! – охотно согласился Вовка, – Только как мне тебя найти?

– Вот, – девушка протянула ему листок, на котором прежде написала свой домашний номер телефона, – Меня Фаиной зовут.

– Необычное имя, – отметил он и тоже представился, – Владимир!

– Вот и познакомились! – улыбнулась она.

– Какие у тебя планы на сегодняшний день? – поинтересовался Вовка.

– А никаких! – развела руками его собеседница, – были, да сорвались…

– Ты поэтому такая грустная? – молодой человек счел нужным выразить участие.

– А, не бери в голову! – новая знакомая отмахнулась от проблем, словно от назойливых мух, – Было да прошло. Мелочи жизни.

– А давай прогуляемся по парку! – предложил Вовка, – Здесь так красиво. Тебя еще пофотографирую.

– А давай! – согласилась Фаина и улыбнулась, не ожидая такого поворота событий.

Еще несколько минут назад она столкнулась с предательством близкой подруги и своего молодого человека, которых увидела целующимися на такой же вот лавочке. А, судьба, оказывается, приготовила ей другую культурную программу… Получается, на прежнего друга и обижаться не стоит – он просто не ее половинка. Жить с этой мыслью вмиг стало веселее, чему Фаина и радовалась. Вовка, не зная всей этой предыстории, решил, что девушка с ним кокетничает, хочет ему понравиться, решил не отставать и тоже произвести на нее впечатление.

Они прогуляли до самого вечера. Вовка едва не забыл, что пора на работу. Он проводил новую знакомую до подъезда, прощаясь, как бы ненароком заметил, что сам живет здесь неподалеку. О том, что снимает комнату и работает дворником, умолчал, не желая портить впечатления о себе. Фаина ушла в полной уверенности, что только что рассталась с представителем своего круга, ведь он знал имена и знаменитых, и малоизвестных, но многообещающих фотографов и художников, некоторых даже знал лично и бывал почти на всех выставках, на которые далеко не каждому удавалось попасть. Они договорились встретиться через несколько дней. Как таковых выходных у него не было. Он выметал дворы каждый божий день, но в воскресенье делал он это только вечером, раз в неделю по утрам ему разрешалось выспаться. Как сегодня.

К следующей встрече с Фаиной Вовка распечатал кадры, на которых, по его мнению, она получилась лучше всего. Ему не терпелось подарить их ей и услышать мнение о его творчестве. Новая знакомая оценила снимки по достоинству, заверив, что портреты действительно удались. Особенно ей понравился снимок, на котором она держала зонт с вывернутыми кверху спицами – свои коррективы в фотосессию в день их знакомства внес ветер, который налетел неожиданно, едва не вырвав зонт из ее рук, зато с лихвой отыгравшись на спицах матерчатого купола. Было в нем что-то сюрреалистичное, удивительное, мистическое.

С тех пор они стали регулярно встречаться, вместе ходили на выставки, спектакли и кинопремьеры. Так же незаметно пролетела осень. Зима наступила в ноябре. С этого времени работы у Вовки было хоть отбавляй целыми днями напролет. Он не успевал разгребать тротуары от снега и посыпать дорожки смесью соли и песка, чтобы прохожие не скользили. Дома он почти не бывал с тех пор, как познакомился с Фаиной. Уходил затемно, приходил поздно, что бабу Шуру злило не на шутку. Она видела в нем помощника по домашним делам, а вышло так, что починить поломку не допросишься. Чулан рабочий захламил всякой фотоаппаратурой и пропадает там чуть ли не сутками или бродит по городу. Она чувствовала себя обманутой в своих ожиданиях. Все чаще консьержка стала брюзжать по поводу и без. Отношения с квартирантом понемногу портились. Она даже наведалась к начальнице ЖЭКа, чтобы узнать, не готова ли контора предоставить ее постояльцу жилье уже сейчас. Оказалось, там временно проживает племянник самой Мариночки Станиславовны, студент, недавно вернувшийся из армии. Но ей было обещано, что как только тому предоставят комнату в студенческом общежитии, тот сразу съедет, а Вовка может готовиться к переезду. Время шло, но все оставалось на своих местах. В то же время баба Шура не могла не отметить, что он изменился в лучшую сторону. С ним было о чем поговорить, он рассказывал ей о новых фильмах, направлениях в фотоискусстве, выставках и вернисажах, на которые ему удавалось достать билеты. Все же увлечение фотографией, как ни крути, лучше, чем злоупотребление спиртными напитками, чем обычно грешат дворники. Поэтому консьержка мирилась с привычками своего постояльца и по-прежнему искренне старалась ему помочь.

Однажды, размышляя о нем, баба Шура вдруг задалась вопросом, а не прячется ли он в Москве от армии? А что? Возраст призывной. Наплести что угодно можно. И она решила непременно это выяснить. В конце концов, это могло навредить и ей как пособнице в укрывательстве дезертира.

– Вова, дисциплине ты не научен, сразу видно – в армии не служил! – как обычно в последнее время ворчала баба Шура, открывая дверь припозднившемуся квартиранту.

– Не служил, – подтвердил догадку тот.

– Это что же получается? Ты от армии что ли сбежал, а не от матери? – как бы невзначай задалась вопросом хитрая старушка.

– Да нет, – успокоил ее Вовка, – меня по состоянию здоровья в армию не взяли. Плоскостопие у меня, кажется.

Консьержка облегченно вздохнула. И как она это сразу не догадалась выяснить?!

– То-то и оно – там бы тебя научили жить по правилам, – проворчала хозяйка дома.

– Баб Шур, ну извините! Я не специально. Просто ночная Москва такая красивая… Фотографировал бы и фотографировал. Но… последний раз, больше не буду! – оправдывался провинившийся постоялец.

– Не будешь… – не унималась та и неожиданно для себя предположила, – Влюбился, чай?

– Может быть, может быть… – не отрицал данного факта квартирант.

– Так вон оно в чем дело! – протянула пожилая женщина, – Кто же она? Скажешь?

– Фаина из соседней высотки… – мечтательно ответил влюбленный, – Она такая!!! Такая!!!..

– Да знаем мы, какая она, – неожиданно резко отозвалась консьержка, – Заносчивая выскочка, кичится своим якобы дворянским происхождением…

– Зачем Вы так? – осадил ее Вовка, – Вы же ее не знаете совсем…

– Это ты ее не знаешь! А я ее давно знаю, когда еще малой была, – категорично и авторитарно заявила баба Шура, – высокомерная, капризная эгоистка…

– А еще безумно красивая, нежная, умная и талантливая… – продолжил за нее постоялец.

– Ну-ну! Что с влюбленного взять? – сдалась сердитая женщина, – Сам когда-нибудь поймешь. Бросит тебя, как только узнает, что нищ, как церковная мышь, без дворянских корней, да еще не москвич. Не о такой кандидатуре в мужья она мечтает.

– Лучше признайтесь, что Вы ревнуете, – перевел спор в шуточное русло ее постоялец.

– Уж куда мне с молодухами тягаться? – саркастически заметила баба Шура и примирительно распорядилась, – Ладно, спать иди! Завтра подниматься ни свет, ни заря, а он спор развел.

Спать не хотелось. Вовка до рассвета думал о своей избраннице и пришел к выводу, что его хозяйка ее просто не знает, так как не разговаривала с ней никогда, а судит о ней по отзывам соседей, которые, увы, далеко не всегда желают друг другу добра, а чаще – напротив – стараются сильнее напакостить.

Не могла уснуть и сама баба Шура. Она на самом деле волновалась за своего постояльца, к которому успела прикипеть душой. Ей-то было не знать, скольким ухажерам эта самая Фаина дала отворот-поворот, и не чета Вовке были. Все как на подбор – красавцы, при деле и деньгах, сразу видно. И то не угодили… «Какого прынца не белом коне она ждет? Поломает парню жизнь, как пить дать поломает», – переживала она, засыпая.

Наутро она поделилась своими опасениями с соседкой, что жила в двухъярусной квартире напротив, с женой банкира Кротт Ноной Аркадьевной. Семья здесь поселилась давно, сначала в такой же махонькой квартирке, как у нее. Потом бизнес стал приносить прибыли, и новые жильцы вскоре расширили свои владения, выкупив сразу три квартиры сверху и по одной с обеих сторон. Кроттов можно было назвать благополучной семьей, но никак не счастливой: их единственная дочь Евгения не была здорова от рождения. Несчастная из-за проблем со зрением не выносила яркого света. Поэтому заботливые и любящие родители купили квартиру в цокольном этаже и отдали в полное ее распоряжение. К тому же Евгению никак нельзя было назвать красавицей: недостаток зрительных ощущений она компенсировала вкусовыми, любила вкусно и много покушать. Поэтому отличалась весьма пышными формами. Богатая наследница разменяла третий десяток, но желающих взять замуж такое сокровище (в прямом смысле слова, учитывая солидное приданое) не находилось. Родители были готовы принять любого ее избранника, только бы их чадо было счастливо. Нона Аркадьевна все чаще посматривала в сторону псевдо-племянника консьержки. Парень ей приглянулся тем, что оказался работящим, увлеченным, непьющим, пусть небогат – нажитого мужем добра и на их праправнуков хватит с лихвой. Но Вовка в упор не замечал их Женечки. Сегодня стало понятно, почему. Нона Аркадьевна не жалела слов и красок, выражая сочувствие бабе Шуре. Та, проникшись участием, рассказала ей все, что ей вчера самой удалось узнать.

– Бредит этой рафинированной истеричкой! – жаловалась консьержка, – Не позволяет слово о ней плохое сказать. Будто с ума сошел.

– Любовь слепа, – философски заметила жена банкира, – прозрение будет жестоким.

– Ой, и не говорите! Ему бы такую жену, как ваша Женечка – добрая, отзывчивая, верная. Как мало ныне таких девушек! Да им же все длинноногих моделей подавай! – закинула удочку псевдо-тетушка, надеясь обрести в богатой соседке помощницу в осуществлении хитроумного плана, придуманного ею.

– Вот-вот, а потом удивляются, что их бросают, или изменяют на каждом шагу, – поддержала соседку банкирша, – а своего настоящего счастья не замечают.

– Так давайте поможем слепцу не пройти мимо него! – предложила баба Шура.

– Что тут сделаешь, если, как Вы говорите, он бредит своей неземной Фаиной?! – отмахнулась было Нона Аркадьевна.

– Не скажите! – хитро прищурилась немало повидавшая в жизни старушка, – Говорят, вода камень точит, а доброе слово – сердце. Будет Вовка ваш! Даже не сомневайтесь!

Заговорщицы договорились свести молодых и открыто предложить жениху калым за невесту. Баба Шура была уверена – не устоит голодранец перед соблазном в одночасье зажить, ни в чем не нуждаясь…