Вовка предупредил Вику, что они сегодня не смогут увидеться. Любовница с тех пор, как её сожитель снова сошёлся со своей женой, часто коротала вечера в одиночестве. Ей это давно начинало надоедать: не для того цветёт. Но сейчас, когда соперница была в больнице, казалось, им ничего не мешало видеться чаще. К тому же, он проговорился, что он, собирается разводиться с женой, так как она всё больше и больше его раздражает. «Ника, извини, но я сегодня не смогу прийти» – этот недавний его звонок поставил её в тупик. Она терялась в догадках, не зная, что думать. «Ну и ладно! Ты не можешь, а я не хочу уже…» – подумала она, бросив трубку телефона. На горизонте замаячил более интересный и щедрый поклонник, а ее уже и морально, и финансово истощили отношения с мужчиной, который все никак не мог разобраться со своими женщинами и чувствами.

Вовка в это время готовился к визиту к Кроттам. Надо было выглядеть соответствующе. Вещи, купленные ему банкиршей, он уже успел сносить. Обновки жены выглядели слишком скромными. Его выбор пал на рубашку, подаренную ему Фаиной в день свадьбы. С тех пор он немного возмужал, поправился, и она сидела на нём безупречно.

– Сейчас ты выглядишь в ней даже лучше, чем тогда в Ялте, – одобрила выбор сына Татьяна, – Чем не знак свыше, что теперь ты дорос до того, чтобы жениться!

– Скажешь тоже, – отмахнулся Вовка, но вместе с тем задумался – может быть, так оно и есть?

Татьяна тоже нарочито надела тот самый костюм, в котором была на первой свадьбе своего сына, выражая тем самым пренебрежение его прежним выбором спутницы жизни. В подъезде их уже ожидала принарядившаяся баба Шура.

– Вовочка! – обрадовалась она, заметив своего бывшего квартиранта, – Какой ты стал солидный, взрослый, очки стал носить, словно учёный какой…

– Учёный, учёный, на ошибках своих учёный, – протараторила Татьяна.

– Ой, а рубашка какая у тебя красивая! Скромненькая, конечно, но со вкусом выбрана. Очень тебе идёт! – похвалила убранство Вовки консьержка.

– И в это вот позорище его бывшая вырядила на свадьбу, представляете себе, какая безвкусица. Вы бы ещё видели, что она на себя напялила… – Татьяна не упускала случая выставить ненавистную невестку в невыгодном свете.

– Будет тебе, – урезонил её сын, – хорошая и, между прочим, дорогая рубашка.

– До которой ты только сейчас дорос, – всё-таки вставила очередную шпильку обиженная свекровь.

– Ма, остынь! Это уже не имеет никакого значения, если мы решили развестись. Кстати, её мать столь же люто ненавидит меня.

– Вот семейка! А он их ещё защищает, Вы видите? – Обратилась она к бабе Шуре, – Эти ноги об него вытирают, а он горой за них стоит. Рыцарь печального образа…

– Кротты, наверное, уже нас заждались, – напомнила спорщикам консьержка.

– Действительно, что это мы… – осеклась Татьяна и приняла торжественный важный вид. По её представлению, именно так выглядят богатые дамы.

Банкирша открыла им дверь в домашнем шёлковом халатике, который был вместе с тем дороже вместе взятых выходных нарядов гостей. Татьяна оценила вкус потенциальной родственницы и тут же поймала себя на мысли о том, что если ей будут перепадать вещи с плеча матери невесты, она уже будет счастлива. Хотя, признаться, она рассчитывала и на поощрение в купюрах. Госпожа Кротт поймала алчный взгляд Вовкиной матери и сразу поняла, что её супруг в своём предположении о браке по расчету не ошибся.

– Проходите, – она пригласила гостей пройти, не скрывая холодности.

– Вы так любезны, – непонятно за что рассыпалась в любезности сватья.

Вовка и баба Шура смущённо молчали: они уже знали, что в этом доме гораздо больше восторженной болтовни ценят благородное молчание и умные речи.

– Какой у вас замечательный интерьер! – рассыпалась в комплиментах Татьяна, – Всегда о таком мечтала. Ох, а занавески с ламбрекенами просто чудо! Тоже хочу такие! Подскажете, где заказать?

– Боюсь, они будут вам не по карману, – насмешливо бросила госпожа Кротт, но восторженная гостья не заметила этого. Или не хотела замечать.

– Мама, остынь! – Вовка попытался урезонить свою мать. Ему было неловко за её поведение.

– Соседушка, зачем же вы самые худшие занавески сегодня повесили? Да и на столе старая посуда… Что всё это значит? – шёпотом обратилась к хозяйке дома баба Шура. Она бывала здесь раньше, и не раз, и знала, какие здесь оказывались приёмы.

– Проверка для потенциальных родственников, – так же шёпотом ответила банкирша.

– Сдается мне, мать жениха её уже провалила, – сделала вывод консьержка.

– Как Вы догадались? – улыбнулась госпожа Кротт, – Она сама об этом ещё не подозревает…

– Зато её сын достоин всяческих похвал! – обратила внимание на поведение своего протеже баба Шура, – Ему откровенно неловко за поведение матери.

– Не факт, – не согласилась с ней мать невесты и снова загадочно улыбнулась, – Для него главное испытание ещё впереди.

– Я уверена, он его выдержит! – произнесла консьержка, хотя было заметно, что на самом деле это было далеко не так.

– Скоро мы это узнаем, – подмигнула ей банкирша.

Наконец в столовую спустился господин Кротт – тоже в дорогом шёлковом халате. Супруги желали тем самым подчеркнуть, что не придают визиту гостей большого значения. Те в своих самых лучших нарядах хоть и выглядели вызывающе вычурно, на их фоне всё равно смотрелись бедняками.

– О, какой мужчина! Рада с Вами познакомиться, – растеклась в комплиментах Татьяна.

– Породниться, я вижу, тем более, – банкира не обманули льстивые речи.

– Конечно, это для нас с сыном большая честь! – заверила его гостья.

– К сожалению, не могу сказать того же, – господин Кротт мог себе позволить говорить то, что думает.

Татьяна сделала вид, что не услышала обидной реплики. Ради выгоды она готова была стерпеть любые унижения – лишь бы они оплачивались. Вовка вспыхнул и дал себе слово, что никогда не породнится с этой семьёй.

– Господин Кротт, – обратился он к несостоявшемуся тестю, – Я прошу Вас меня извинить за мой некрасивый поступок. Уверяю Вас, я не преследовал цели обидеть Евгению, причинить ей боль. Просто я тогда был увлечён другой девушкой и…

– … не разглядел своего настоящего счастья… – продолжила за сына Татьяна, уставшая слушать пространные речи сына.

– Мама! – прикрикнул на неё Вовка, – Что сегодня с тобой творится? Я тебя не узнаю.

– Говори о том, зачем пришёл. Что воду-то льёшь? – несмотря ни на что продолжала улыбаться Татьяна, – признайся, как скучаешь, как любишь, как раскаиваешься в своём постыдном бегстве…

– Может, ты за меня всё скажешь? – вспылил он.

– Не надо больше ничего говорить. Мне и так всё ясно, – сообщил гостям банкир, – Владимир, я ещё раз хочу с Вами поговорить с глазу на глаз. Пройдёмте в мой кабинет.

Вовка в третий раз оказался в этой богато обставленной комнате. Здесь со времени его последнего визита ничего не изменилось. Разве только в окна ярче светило горячее летнее солнышко, заставляя позолоченную отделку мебели и интерьера весело играть солнечными зайчиками на стенах и потолке.

– Присаживайтесь, – Кротт указал кандидату в зятья на то же кресло, в недрах которого Вовка утопал в прежние два визита, – Итак, молодой человек, приступим к обсуждению того, зачем пришли. Вы один раз уже предали мою дочь. Как докажете, что не поступите так же в последующем?

– Я даю Вам честное слово… – начал было Вовка, но банкир не дал ему договорить.

– Честное слово имеют право давать только те, кто ни разу в жизни не совершал постыдных поступков, – осадил он зарвавшегося молодчика, – Иначе говоря, это не про Вас. Дальше…

– Я осознал, как был неправ. Я уже наказан за это: та, ради которой я сбежал тогда от Евгении, предала меня. Я испытал то же, что и она…

– Однако от Вас невеста со свадьбы всё-таки не сбегала на глазах приглашённых на бракосочетание гостей, поэтому говорить о том, что Вы испытали то же, что Женечка, я бы не стал, – поправил его отец невесты.

– Моя жена ждёт ребёнка от другого мужчины. Это гораздо неприятней… – не сдавался Вовка.

– Зато моя дочь не может иметь детей после того, как попала в страшную автокатастрофу и еле выжила, – банкир бросил собеседнику заготовленный заранее козырь, предугадывая, какой репликой тот его отобьет, – То есть своих детей, получается, у тебя не будет никогда. Ты к этому готов? Тебя это не останавливает?

– Я нечто подобное слышал, но думал, что это пустая болтовня, – признался Вовка, – Жаль, конечно, что так всё случилось. Я лично думаю, что не всегда дети в семье главное. Если бы это было так, люди не разводились бы. Супругов объединяет не только это…

– А что может быть общего у Вас в частности с моей дочерью? – спросил Кротт.

– Наверное, чувство… – немного подумав, ответил Вовка, – Я почему-то дорог ей, хотя мне непонятно, за какие такие заслуги. Она – мне.

– А она Вам за какие заслуги дорога? – продолжал пытать его банкир.

– Всё познаётся в сравнении, – уклончиво ответил возлюбленный дочери, – Я, увы, не могу сказать, что безумно люблю Вашу дочь. Но я убедился в мысли, что для того, чтобы прожить в браке долго и счастливо, чувства не обязательны. Любовь приходит и уходит, а кушать, как говорится, хочется всегда. Я знаю, что рядом с Евгенией мне будет спокойно и надёжно. Надеюсь, так же, как и ей со мной.

– И всё-таки моя дочь хочет верить, что не только любит, но и любима. Вы можете гарантировать мне, что не разуверите её в этом?

– Буду стараться, – пообещал Вовка.

Он не лукавил в разговоре с будущим тестем, уверяя его, что мечтает жениться на Женечке. Он не раз ловил себя на мысли, что сожалеет о своём постыдном бегстве со свадьбы. Чувство не принесло ему счастья. Лишь оставило, испарившись, горечь обид и разочарования. В этом материальном мире надо жить материальными ценностями. Такого же мнения был и сам банкир.

– Что ж? – Кротт подвёл итог экзамена на звание зятя, – Рискую поверить тебе ещё раз. Но теперь – предупреждаю – так легко от ответственности ты не уйдёшь! Людям скажем, что ты ушёл тогда, потому что не хотел без гроша в кармане брать богатую невесту, а теперь, когда состоялся, как личность и обзавелся кое-каким состоянием, решил вернуться к своей возлюбленной. Эта версия появится во всех светских хрониках. Репутация моей дочери должна быть восстановлена в глазах общественности.

Вовка не верил своим ушам: сам Кротт согласился принять его в свою семью.

– Жить будете у нас, – распорядился будущий тесть, – Мы с супругой не хотели бы расставаться с дочерью. О возвращении домой за полночь и любовницах придётся, мой дорогой, забыть. Да-да, я навёл о тебе кое-какие справки. Принимаешь условия?

– Меня беспокоит только одно: я всё ещё женат… – покраснев, признался Вовка.

– Это не проблема, – заверил его банкир, – я и в этом направлении поработал. Вас расписали в Ялте, хотя никто из вас там не прописан. На этом основании брак может быть признан недействительным в суде по иску одного из супругов. Кстати, мой юрист его уже составил. Желаешь его подписать?

– Спрашиваете! – обрадовался Вовка, что вопрос так легко разрешился.

– Теперь остаётся подтвердить своё требование в суде, – предупредил его Кротт, – я надеюсь, он состоится в ближайшее время.

– Охотно! – согласился Вовка.

– И еще одно условие, – теряясь, что было самоуверенному хозяину кабинета не свойственно, добавил, – Ты не должен общаться с матерью. Мы берем в семью тебя, а не вас. Не буду лукавить, нас с супругой неприятно ее присутствие.

– Без нее, так без нее, – пожал плечами Вовка. Мать научила его обходиться в этой жизни без него, что в итоге сыграло против нее самой.

– Тогда можно приступать к главному – к подготовке свадебного торжества. Оно должно быть пышнее и богаче несостоявшегося, чтобы все злые языки замолчали.

– Но я по-прежнему небогат и потому согласен на самое скромное бракосочетание, – Вовка попытался отказаться от пытки, которую один раз он уже не выдержал.

– А я не ради тебя стараюсь, а ради своей единственной дочери, – уточнил банкир, – Это-то и будет твоим искуплением вины: сумел на всю Москву опозорить, сумей сделать так, чтобы все узнали, что ты ради моей дочери на всё готов.

– Ясно, – вынужден был согласиться на это Вовка.

В столовую они вышли почти родственниками.

– Позвольте представить вам будущего мужа нашей дочери Женечки, – Кротт представил Вовку присутствующим в новом для него качестве.

– Урра! – радостно захлопала в ладоши Татьяна.

За время своего недолгого пребывания в квартире банкиров она успела присмотреть для себя несколько дорогих безделушек, которые намеревалась выпросить у будущей родственницы. Она не стеснялась восхищаться предметами интерьера, намекала на то, что в родном городе такого не купишь, что всегда мечтала о подобном… Госпожа Кротт прекрасно понимала, к чему клонит сватья, но только улыбалась в ответ и благодарила за комплименты. К концу визита, так и не добившись своего, она совсем было отчаялась и даже взгрустнула. Банкирша сжалилась над ней и вынесла ей свои старые настенные бра. Татьяна просияла:

– Какая прелесть! – всплеснула она руками и прослезилась от умиления, – Я как раз о таких светильниках мечтала.

Позвали Женечку, чтобы сообщить ей о том, что в скором будущем состоится торжественное бракосочетание её и Вовки, на котором родители не намерены экономить. Невеста прослезилась. Татьяна была на седьмом небе от счастья. Сбывались самые смелые её мечты. Богатое воображение уже рисовало ей, как она охмуряет богатого дружка свата и тоже выгодно выходит замуж…

При деньгах господина Кротта уладить формальности с разводом не составило труда. Выяснилось, что Фаина начала дело о разводе задолго до того, как банкир подал иск о признании их брака недействительным.

Поскольку обе стороны были согласны на развод, их развели невзирая на то, что вскоре должен был появиться на свет их малыш. Вовка настаивал на том, что ребенок не от него. Истица выразила желание воспитывать его самостоятельно, без каких-либо претензий к отцу. На том и разошлись.

Рассказы о том, как богатейший финансист столицы выдал замуж свою дочь, облетели все газеты и журналы. Пикантность сообщениям придавал тот факт, что это вторая попытка узаконить отношения безумно друг в друга влюблённых.