Шли месяцы. Снежная зима сменилась теплой весной, снова зазеленели травы и деревья, зазвучали птичьи голоса.
Болатбек и Кадыркул сидели в тени яблони. Вечерело. На коленях у Кадыркула лежала раскрытая книжка с цветными рисунками. На них изображены были скачущие всадники, рассвет в степи и огромный белый конь с развевающейся гривой.
— Я и это могу прочитать теперь. Свободно… Хочешь? — с гордостью сказал Кадыркул.
И хотя Болатбек давно уже знал «Песню о Хасе-не», но всегда готов был слушать ее снова и снова.
— Читай, — сказал он Кадыркулу.
И Кадыркул, почти не запинаясь, очень торжественно и не без волнения начал читать.
— «Песня о Хасене», — провозгласил он.
Враги на аул напали в ночи,
И вот, не успев обнажить мечи,
Мужчины попали к злодеям в плен,
И с ними юный джигит Хасен.
Им руки связали;
В степной пыли
Они за конями врагов брели —
Родной аул остался вдали —
И даже глянуть назад не могли.
Какая страшная ночь была —
Кричали женщины: «О Алла!»
Но бросили их поперек седла,
Отторгнули от родных очагов,
От малых детей, седых стариков —
И вот они в логове у врагов.
Враги забрали много добра:
Упряжь, чаши из серебра:
Сабли, сверкавшие ярче лун…
Но им не попался конский табун:
Он на джейляу пасся тогда —
И миновала его беда.
Средь быстроногих, лихих коней
Был конь один — всех других сильней
Неукротимый, словно тулпар [17] —
Хасен от отца получил его в дар.
Счастлив джигита того удел,
Который таким скакуном владел.
Его Ак-Башкуром Хасен назвал —
Ветер копыта ему подковал;
Ярко светились его бока
Цвета кобыльего молока;
Был горделив наклон головы,
А грива длиннее степной травы…
В ночь, когда был разграблен аул,
Слышал Башкур отдаленный гул,
И в гуле этом — как эхо средь скал —
Имя свое Башкур услыхал.
Голос Хасена сквозь тьму, сквозь ночь
Издалека призывал помочь.
В землю копытом вонзился он,
Ржаньем лихим разразился он
И, разорвав паутину пут,
Будто на крыльях, пустился в путь.
Тщетно кричал табунщик-старик:
Топот копыт заглушил его крик…
Вот Ак-Башкур у подножия гор,
Мчится по следу во весь опор!
И не успел наступить рассвет —
К стану врага привел его след.
На берегу полусонной реки,
Брошены пленники, как тюки;
Тихо Башкур меж телами идет,
Мерно бренча удилами, идет.
Вот он, хозяин, — Хасен-джигит,
Рядом с товарищами лежит.
Замер Башкур, шею склоня,
Будто он просит: «Сядь на меня!»
Шепчет печально Хасен в ответ:
«Сел бы в седло я, да силы нет —
Тело скрутили арканом мне,
Лучше бы стать бездыханным мне!
Нет, не достану я до седла,
Лучше бы смерть поскорей пришла!..»
Тут наклонился Башкур над ним,
Зубами вмиг аркан ухватил
И через речку перескочил
Он с тяжкой ношей прыжком одним.
Топот услышав, проснулся враг,
Ринулся вслед сквозь кромешный мрак —
За светлым пятном, за белым конем,
Сметая все на пути своем.
Но где им Башкура в степи догнать?!
Отстала в ночи захватчиков рать,
Устала и повернула вспять.
Башкур к рассвету в родной аул
Принес хозяина своего,
Топнул копытом, гривой взмахнул —
Словно просил: «Развяжите его!.,»
И, плечи расправив, Хасен молодой
Сказал:
«Не могу я мириться с бедой,
Пока земляки изнывают в плену:
Я вам, старики, в глаза не взгляну:
Мне стыдно на воле гулять, пока
Доля сородичей столь горька!
За их свободу пойду на бой —
Пожертвовать я готов собой…»
Но возразили ему старики:
«Силы твои невелики,
Ты еще молод, рука слаба,
Не принесет победы борьба.
Лучше со смертью зря не играть,
Лучше соседей в поход собрать…»
— Вот и мне сестра то же самое говорит, — не выдержал Болатбек.
— Как то же самое? — удивился Кадыркул. — Ты что, собрался воевать с кем-нибудь? С врагами?
— А мы чего, по-твоему, делаем? Разве Егор Сергеев не враг? Или этот… помнишь, я тебе рассказывал? Жексен… Не лучше тех, про которых в сказке… Ладно, читай дальше.
— А как у меня получается?
— Здорово. Не скажешь, что недавно читать научился.
Кадыркул продолжал:
Сказал Хасен: «Коль промедлю тут,
В рабство пленников продадут.
Нет, не могу я подмоги ждать,
Должен тотчас им свободу дать!..»
Как старики ни просили его,
Больше не слушал он ничего,
Меч пристегнул, доспехи надел,
Свой разоренный аул оглядел,
«Ждите, — сказал, — аксакалы, меня
Мы возвратимся к исходу дня!..»
Кадыркул остановился.
— Вот, сколько читаю, никак понять не могу, — сказал он. — Где же Хасен меч взял?.. Ведь враги все оружие забрали — так в начале сказано.
Болатбек подумал немного.
— Ну… могли не все увезти. Темно было, ночь… Всего не увидишь… А потом, может, у него меч и доспехи спрятаны были. Я б на его месте обязательно спрятал. Чтоб не украли.
— Как мой дядя Каражан прячет… свою серебряную сбрую, да? — спросил Кадыркул. — И деньги?
— Сравнил тоже, — обиделся Болатбек. — Твой Каражан от жадности прячет, а я для дела… Читай дальше.
…Мчится, как ветер, свищет камча,
Гневной отвагой горит его взор;
Вот доскакал —
И ударом меча
Снял он мгновенно вражий дозор.
Пленников быстро избавил от пут,
Колья и камни схватили они…
Вот уж враги отовсюду бегут —
В злобе великой были они.
Жаркая схватка неравной была:
Камни и колья против мечей,
И в рукопашной кровь потекла,
Щедро окрашивая ручей.
Но воля к свободе сильнее стократ
Любого оружья, мечей или стрел:
Ни злата не нужно ей, ни наград,
А если ты к тому же и смел
И стать рабом ни за что не хотел,
Нет для тебя никаких преград;
И рядом с братом сражается брат
И вот уже враг отступить готов,
Он лишь огрызается из-за щитов,
Он духом пал, и его отряд На мировую пойти бы рад,
Но нет пощады ворам ночным;
Уж не разбойничать больше им,
Не обездоливать мирный народ,
Не множить несчастных вдов и сирот…
Победой полной окончен бой,
Счастливый едет Хасен домой,
Над ним сияет свод голубой,
Степное солнце огнем горит,
И песню победы поет джигит.
Но вдруг откуда-то из-за скалы
Змеиный слышится свист стрелы —
Для дела черного рождена,
В спину вонзилась ему она.
Тихо сползает Хасен с коня:
«Вражья рука достала меня,
Я умираю, но не умрет
Мною от рабства спасенный род!»
Похоронили его друзья,
В землю зарыли его друзья,
Но до сих пор он известен всем —
Юноша храбрый, джигит Хасен;
Жизни своей он не пощадил,
Братьев от рабства освободил…
Кадыркул захлопнул книгу. Некоторое время мальчики молчали, и в тишине стал слышнее ветер, расшумевшийся с приближением вечера.
Потом Кадыркул снова открыл те же самые страницы. Он готов был читать еще и еще, но в потемневшем воздухе было уже трудно разбирать буквы.
— Какой злодей! Свинья поганая! — выругался он с горечью и отложил книгу. — Не мог в честном бою победить, так, надо же, из-за угла выстрелил. В спину…
— Тише… — прервал его Болатбек. — Видишь, вон повозка едет… Это не Каражан там? Как думаешь?
Кадыркул вгляделся.
— Да… Пойдем отсюда.
— Куда он, на ночь глядя? — сказал Болатбек. — Интересно… Посмотрим, а? Не боишься?
— Еще чего? — обиженно сказал Кадыркул.
Мальчики быстро поднялись с земли.