Райкин А

Один человек рассказывает на пляже другому: «Все артисты ну вроде как мы с тобой – купаются, загорают, а Райкин – нет, его весь день не видать, сидит в номере. А как вечер, выходит Райкин в белом костюме, выпивает стакан вина, берет в руки гитару и идет прогуливаться по Ялте. И как увидит, где что не так – стоп! – глянет, кто нагрубил, проворовался или там взятку взял, и пишет сразу же фельетон. И начальник ты или нет, это Райкину нипочем, все равно пишет. Напишет и опять – блям! – по гитаре и идет дальше».

Такие легенды ходили про этого человека при жизни. Само имя его давно сделалось нарицательным. «Ну прямо Райкин», – говорят про остроумного человека, способного рассмешить публику. Великий человек, великий актер, Райкин как бы и не уходил из жизни, а остался в ней навсегда. Стоит закрыть глаза – и сразу видишь его улыбку, слышишь мягкий, негромкий голос – и все это единственное, неповторимое, райкинское, такого в природе больше уже не будет. Он был учителем, как был учителем Чарли Чаплин, – учителем доброты и смелости, трудолюбия и любви к правде.

И еще он – напоминание каждому из живущих, что в любые трудные и неспокойные времена самое надежное и спасительное лекарство – смех.

 

Розанов В

Однажды, незадолго до смерти, осенью 1918 года Василий Розанов купил на базаре в Сергиевом Посаде две банки с кубиками сухого «Магги». Да-да, тех самых бульонных куриных кубиков, которые рекламируют сейчас на каждом углу. Купил их Розанов на все деньги, какие имелись в семье, специально, чтобы выжить наступающей холодной зимой. Так вот, «Магги» оказались тухлой подделкой. Это я не с целью антирекламы. Это я про детскую сущность и наивную доверчивость писателя Василия Розанова.

Бороденка – зеленая: табачная зелень, и в ней совсем желтые, не от рыжины, а от табаку, волосенки, руки трясутся; на шее синие жилки; все прокурено: бороденка, нос, щеки, шея, даже уши обкурены. Пальцы на руках – коричневые от табаку. Какая уж тут праведность, когда губы сохнут без папироски, как без воды живой!

Я не курю, я и дыму табачного не люблю.

А вот его дым – от его папироски, вечной, неугасимой! – любил и тоскую по нем.

Так пишет о Розанове его современник. И еще: «В. В. был „грешник“». Но: «Как холодны и скупы перед ним „праведники“ – Трубецкой, Флоренский, Булгаков. У „грешника“, должно быть, хлеб мягче оттого, должно быть, что и рука мягче: не столь тверда и уверенна, как у „праведника“».

И очень мне нравится замечательная история с Розановым во время публичного чтения Владимиром Соловьевым «Повести об Антихристе» в Петербурге в 1900 году. Когда автор дошел до места, где в повести появляется Сатана, в гробовой тишине зала раздался грохот развалившегося под кем-то стула. Этим «кем-то» оказался Василий Розанов.

А когда Розанов умер и потребовались медяки, чтобы усопшему положить на веки, не нашлось ничего другого, кроме древних египетских монет из розановской коллекции.

Так он и ушел в свой Египет из России 1919 года.

 

Романов П

В конце двадцатых годов прошлого века Пантелеймон Романов выпустил два собрания своих сочинений – восьмитомное в 1927 году и двенадцатитомное в 1929-м. Это был пик его популярности, впрочем, как и популярности Михаила Зощенко, сотоварища Пантелеймона Романова по юмористическому литературному цеху.

Умение писать смешно – наверное, прирожденный дар, и не каждому писателю он дается. Это все равно что излагать анекдот. Устно его расскажет даже заика, и смешно получится практически у любого рассказчика. Но стоит коротенькую историю перенести на бумагу, как смех куда-то теряется, будто его и не было вовсе. Главный тут секрет – интонация. Перенести разговорную интонацию в текст рассказика – это замечательное умение.

Писатель Пантелеймон Романов этим умением владел вполне. Далеко за примером ходить не надо. Вот короткий рассказ «Порядок». Сюжет прост: некий человек едет с заработков к себе в деревню. Дома у него больная жена, сам он мучается катаром желудка, но тем не менее по дороге домой упрямо сходит на каждой станции и выпивает по рюмке водки. А после жалуется студенту-попутчику:

– Это прямо сил никаких нет – не берет да и толь ко, – сказал он.

– Что не берет? – спросил студент.

– Не пьянею отчего-то. На каждой станции прикладываюсь, и хоть бы что… Вот наказал Бог!

– А зачем нужно-то?

– Да домой еду, – ответил рабочий. – Ведь у нас народ какой… ежели ты, скажем, человек работящий, а домой приехал трезвый, тихо, спокойно, со станции пришел пешочком, то тебе грош цена, никакого уважения. А ежели ты нализался до положения, гостинцев кому нужно и кому не нужно привез, да сам на извозчике приехал, тебе – почет и всякое уважение…

В конце рассказа человеку все-таки повезло. На перрон он сошел, шатаясь и горланя пьяным голосом песни. «Чей такой?» – спрашивают мужики на станции. «Семена Фролова из слободки». – «Здорово живет. Ах, сукин сын, погляди, что выделывает!» – «Вот это недаром отец с матерью растили. Сейчас приедет домой – и себе удовольствие, и другим радость. А тут гнешь-гнешь спину… Тьфу!»

Тут, собственно говоря, и комментарий-то никакой не нужен.