Эксплуатация оборудования (поэтические инструкции)

Сволочнейшее на свете занятие – читать инструкции по эксплуатации оборудования. Как правильно размотать/смотать пожарную кишку на пожаре; каким способом в условиях корабельной качки по промежуткам между стрендями и первой тренцовкой быстро перетренцевать трос; как, не останавливая работу станка, разжать вручную зажим на шпинделе… Даже такое, казалось бы, нехитрое дело – обыкновенный детский конструктор, купленный на день рождения сыну, – а как начнешь читать прилагаемую к нему инструкцию, так и хочется занудного ее составителя засмолить в бочку, как в сказке Пушкина, и бросить в окиян-море, чтоб другим неповадно было. «Возьмите в левую руку монтажный элемент А и одновременно, используя большой и указательный пальцы правой руки, наверните крепежный элемент Д…» Такой суконно-невозможный язык вызывает у нормального человека в лучшем случае явление метеоризма, в худшем… ладно, обойдемся без худшего.

Представляете, каково рабочему читать подобную словесную мертвечину. Другое дело, если та же инструкция написана языком поэзии. Во-первых, это приятно слуху. Во-вторых, приобщает труженика к миру поэтических образов. В-третьих, подвигает его на собственные поэтические эксперименты.

Вот что я отыскал однажды в переизданной Михаилом Сапегой книжке 1924 года «Поэзия рабочих профессий»:

На мой взгляд, замечательнейшая стихотворная инструкция по правилам эксплуатации паровых котлов. Сочинил ее В. Куканов, рабочий поэт. Будучи абсолютно далеким от всего, что связано с промышленным использованием пара, я интереса ради показал стихотворение знакомым специалистам по котельному оборудованию Дмитрию Григорьеву и Владимиру Кучерявкину. Оба они подтвердили справедливость моей оценки – и со стороны поэтической, и тем более в плане практическом инструкция вполне отвечает как требованиям стихотворной техники, так и правилам работы с котлами, отраженным в соответствующих стандартах.

Энциклопедия русской души

Быт – это дом, тарелки, выпивка, мордобой по праздникам, музыка, птичка в клетке, снова выпивка, одежда, еда. И энциклопедию российского быта, в общем-то, составить нетрудно. «А»: авось, абажур, анчутка… «Б»: балбес, балясина, борода… И так далее, до «ябеды», «яги» и «ярилы». А вот пробовал ли кто-нибудь написать энциклопедию русской души? Я такой, признаться, не знаю. Поэтому считайте мою заметку заявкой на такую энциклопедию.

Очень живо помню виденную однажды кинохронику похорон в Нью-Орлеане. Большущая процессия чернокожих движется вприпляску за катафалком, джазмены, тоже вприпляску, лихо играют джаз, народ поет, веселится, радуется, не похоже, что это похороны. Так у американских негров.

А я недавно был в Питере на поминках – хоронили одну дальнюю родственницу моих не очень-то знакомых знакомых. Короче, был на поминках вынужденно, чтобы создать иллюзию коллективной скорби. Сидел, скучал, поминал не чокаясь – словом, соблюдал ритуал. Напоминавшись, народ запел, и кто-то из родственников умершей вспомнил про караоке. Тут же заработал экран, и присутствующие запели хором сначала что-то долгое и унылое, из репертуара сибирской каторги. Затем, по мере убывания алкоголя в бутылках, люди вспомнили, что покойница баба Нюра была большая любительница застолий. А как пела, как плясала усопшая, когда выпьет и закусит грибами! Поэтому не грех и присутствующим перейти от печали к танцам.

Дальше было примерно то же, что в кинохронике про негритянские похороны. Только лица были красные, а не черные. И отсутствовали саксофоны и катафалк. Зато было караоке по-русски. Не знаю, чем все закончилось – мордобоем или как в анекдоте – помните, когда «медленно и печально», – до конца я не досидел, ушел. Поэтому не знаю финала. А за рассказанное выше ручаюсь.

Это первая монета в копилку будущей энциклопедии русской души – про отношение русского человека к смерти. По мере поступления информации обещаю знакомить интересующихся с новыми примерами из копилки.

«Эфиоп» Б. Штерна

Моя б воля, я бы этот роман издавал массовым тиражом к каждому юбилею Пушкина. И раздавал бы его бесплатно на всех площадях и улицах, носящих и не носящих имя поэта. Потому что этот роман достоин имени Пушкина. Сам Александр Сергеевич катался бы на диване от смеха с книжкой Штерна в руках. Ведь Пушкин не был пушкиноведом. И слава богу, потому что пушкиноведы «Эфиопа» никогда не прочтут. Они и Пушкина-то читают за деньги – работа у них такая: читать Пушкина. А если прочтут – вполне вероятно, повторится та же история, что и с книгой Абрама Терца. Жаль только, что сам Боря Штерн никогда уже больше не посмеется над их «праведным всенародным гневом».

Между прочим, Штерн был не только прекрасным писателем, еще он был замечательным знатоком, историком и ценителем литературы. Правда, и тут он не мог обойтись без смеха – и в этом был абсолютно прав. Ибо история литературы слишком серьезна и поучительна, чтобы смотреть на нее слишком серьезно и поучительно.

Пушкин, Чехов, Уэллс, Гумилев… Тот, кто Штерна читал, может сделать длинный список имен, который сам по себе вызовет уважение к писателю.

Штерн литературен насквозь, ибо литература много больше, интереснее и – увы! – опаснее жизни. Действительно, что мы в жизни? Ходим, ездим, глупо и плоско шутим, вечно залезаем в долги… А живем, то есть дышим, любим, отчаиваемся, ненавидим по-настоящему, именно в книге, в литературе. И литература нисколько не слепок, никакое не отображение жизни. Наоборот. Жизнь – слепок с нее. Помните, что сказано у евангелиста? В начале было Слово. И не просто слово, а с большой буквы Слово. Потому что Слово есть Бог. Так вот – литература подобна Богу, и тот, кто для нас ее делает, удостоен Божественной благодати. И Боря Штерн – среди первых, кому даровано это счастье. К сожалению, не на земле.

Эфиопский поэтический стиль

Сижу, никого не трогаю, листаю «Альбом новейших декадентских узоров, вышивания орнаментов в древнерусском, эфиопском и других стилях, птиц, животных и сцен», изданный Товариществом И. Д. Сытина в 1900 году, и вдруг получаю по электронной почте следующее странное сообщение:

10.10.08, пятница, 19.00, ПЕН-клуб (Думская, дом 3, 5-этаж)

Презентация четвертого выпуска альманаха «Транслит». (В новом выпуске проблематизируется противостояние современной тенденции новой ауратизации поэзии и проекта ее секуляризации. Суверенной эффектности модернистского высказывания коллектив авторов противопоставляет эффективность функциональной поэтики, преодолевающей саму автономию поля литературы путем создания конструктивных утопических сообщений и прямых критических высказываний. Секулярная литература отдает себе отчет в том, что всякое художественное высказывание является актом моделирования социальной реальности, то есть актом перформативным, и не может продолжать исповедовать миф об автономии творца, эволюционировавшего от неповиновения господствующему дискурсу к застывшей позе невменяемости и независимости от контекста. Инструментализируя свой сакральный статус, секулярная поэзия специализируется не только в герменевтике социальных очевидностей, но и стремится преодолеть институциональные рамки <всего лишь литературы> напрямую сообщаясь с социальной действительностью и производя инструменты познания и сопротивления.) Участники: Александр Скидан, Роман Осминкин, Вадим Лунгул, Александр Смулянский, Павел Арсеньев, Кети Чухров, Кирилл Медведев.

Ничего себе, думаю, приглашение. Да уж, думаю, по части новейших декадентских узоров и вышиванию орнаментов в эфиопском стиле наш литературный Парнас даст фору любому греческому.

Действительно, вы что-нибудь поняли из прочитанного? Я тоже. Откровенно издевательский стиль этого поэтического манифеста явно направлен на провокацию. Он провоцирует во мне, как в читателе, агрессивное его неприятие. Я бешусь, я хватаюсь за пистолет, я поименно расстреливаю сектантов. Уже потом, когда кровь пролита, я вдруг думаю: а если это прикол? Я всматриваюсь в мертвые лица, ищу сочуствия, но трупы молчат. И тут медленно воскресает Скидан.

«Саша! – кричу я Саше. – Если вы, участники альманаха, суверенной эффектности модернистского высказывания противопоставляете эффективность функциональной поэтики, преодолевающей саму автономию поля литературы путем создания конструктивных утопических сообщений и прямых критических высказываний, то нам-то что делать, нам? Тем, которые ничего такого не противопоставляют?»

«Вам? – печально отвечает Скидан. – Жить как жили».

И возносится в небо.