Животноводство

Хочу рассказать интересный случай, имевший место во время оно в петербургском Центре современной литературы и книги, именуемом также Центром Каралиса. Был какой-то литературный вечер, какой не помню, и вот в один из моментов вечера подсаживается ко мне за стол питерский поэт-хулиган Геша Григорьев и улыбается своей дурацкой улыбкой. Я, говорит Григорьев, придумал на тебя рифму. И тут же мне выдает двустишие:

Честно говоря, меня это немножечко зацепило. Дело в том, что поэт Григорьев, прославившийся сидением в противогазе на поэтическом семинаре Кушнера (потому-то и поэт-хулиган), давно на меня в обиде за придуманный мной когда-то вопрос: в чем разница между поэтом Шумахером и поэтом Херасковым? Ответ на этот вопрос простой: разница между ними такая же, как между херувимом и парикмахером. Обиделся Григорьев на то, что загадку эту должен был придумать не я, а он, и всякий раз при встречах мне об этом напоминал.

Прошел день, а у меня все не выходило из головы брошенное мне Григорьевым обвинение. Ведь действительно я понятия не имею, как этих чертовых удоев достичь. И тогда в порыве поэтической злости я ответил Григорьеву продолжением его двустишия. Вот что у меня получилось:

Теперь, надеюсь, вы понимаете, почему за точку отсчета я выбрал тему животноводства.

 

Жития святых

О житиях святых, их истории и месте в литературе короткими словами рассказывать не имеет смысла. Хочется поговорить о другом. Что эти древние, по виду очень несовременные повести могут дать современному, разуверившемуся не только в Боге, но и в самом себе, человеку. Не филологу, не писателю, не эстету – просто обыкновенному человеку, если такой еще существует в мире.

Наивность, простота и доверчивость – вот характеристики сердца, о которых в наш предприимчивый век стало как-то не принято говорить. А может быть, и во всякий век о них было не принято говорить, читаем же мы в старых житийных текстах об ощетинившихся иглами душах, отторгающих от себя любые святость и добросердие.

Иконная простота житий, плоская их структура, абсолютное отсутствие психологии, вытекающее из детского ощущения жизни, которое дает человеку вера, – то есть полная противоположность современной литературной традиции, – все это притягивает и увлекает, как какое-нибудь невиданное явление природы – радуга зимним утром или мираж над городом.

Вера включает в себя доверчивость, она отрицает истерическую составляющую человеческой природы, которая порождает фанатизм, в свою очередь порождающий ксенофобию, ненависть к чужим и «неверным».

Россия, историческая наследница Византии, переняла от своей престарелой бабки не только пышность царских нарядов и золотую тяжеловесность церквей. Еще она переняла детский идеализм веры, маленький огонек тепла, взращиваемый на святых примерах.

Святые – идеальны по сути своей и образу. Их в природе не существует. Это фантастические существа, ангелы в обличье людей, их природа бессмертна, поскольку ими руководит Бог. Жития их – это добрый кукольный театр, где добро обязательно побеждает зло, потому что добро – от Бога, а жестокость – от козней дьявола. Все здесь дружат и любят друг друга – львы и старцы, праведницы и верблюдицы.

Наследники их в России – некрасовский дед Мазай, простодушные лесковские попики; это в литературе. А сколько их было в жизни, неописанных, незнаемых, неучтенных. И сколько их существует сейчас, и останутся ли они в будущем?..

 

Жуковский В

Василий Андреевич Жуковский – родоначальник русской литературы ужасов, или хоррора, как выражается известный петербургский фантастиковед Василий Владимирский.

Не надо далеко ходить за примерами, чтобы доказать этот очевидный факт. Вот начало любимого мной с детства «Ночного смотра»:

А вот отрывочек из «Светланы»:

Под запоной, естественно, – оживающий мертвец, который скрежещет зубами и пугает девицу сверканием грозных очей.

И так далее – примеров хоть отбавляй.

Конечно же, это не главная заслуга Жуковского перед отечеством. Он много чего успел сделать за свою долгую жизнь. Перевел «Одиссею», дружил с Пушкиным и оставил нам хронику его последних часов, воспитывал императорских детей. Полный список литературных трудов Жуковского составил бы не один том, такой он был трудолюбивый писатель.

Росту Жуковский был невысокого, судя по известной картине Г. Чернецова «Парад на Царицыном лугу», где поэт предстает перед нами в компании с Пушкиным, Крыловым и Гнедичем.

Кстати, к поэтической табели о рангах среди писателей того времени. Вот как описывает современник чередование тостов на обеде у книгопродавца А. Ф. Смирдина 19 февраля 1832 года:

Провозглашен тост: здравие государя императора, сочинителя прекрасной книги «Устав цензуры»… Чрез несколько времени: здравие И. А. Крылова… Иван Андреевич встал с рюмкою шампанского и хотел предложить здоровье Пушкина; я остановил его и шепнул ему довольно громко: здоровье В. А. Жуковского; и за здоровье Жуковского усердно и добродушно было пито, потом уже за здоровье Пушкина.

Символ веры у Жуковского был простой. Вот как он сам излагает его в письме к Пушкину: «Крылья у души есть! Вышины она не побоится!.. Дай свободу этим крыльям, и небо твое. Вот моя вера».