— Счет не принесли еще?.. — Айсор плюхнулся в свое кресло. Барственным помаванием кисти велел официантке посчитать. — Ну валяй, предъявляй, — посмотрел на Кирилла. — Чего хотел?
Кирилл, насупясь, наблюдал, как он закуривает. Поскреб щетину под ухом:
— Говорят, ты денег взял… Много. А дела не сделал.
Хавшабыч выдул вкось длинную струю дыма:
— Кто говорит?
— Какой-то серьезный коммерс. Из Самары, что ли.
— Шергуня-педик? Гагик Хрюн?
— Мне имя не называли.
— А, этот француз убогай…
— По ресторанам он, вроде.
— Нашел серьезного… — «генерал» брезгливо покривился, тряся пепел. В поданную книжечку со счетом, не глядя, бросил кредитку. — Ну и?
— Ну и хочет, чтоб ты ему три ляма вернул.
— А если нет?
— Напишет на тебя ментам заяву. Чиф подскажет, каким именно.
— А ты тут при чем, пионэр?
Кирилл надолго приложился к бокалу, допивая остатки. К нему вернулось чувство совершеннейшей неуверенности ни в чем, особенно в себе. Утер рот:
— Не понимаешь?
— Ты собирал инфу, чтоб на меня давить? — в ассирийском взгляде снова мелькнула ирония.
— Работа у меня теперь такая — давить.
— Ежей голой жопой… Ладно, давай уж, колись.
— Ты о чем?
«Генерал» воткнул окурок в пепельницу и некоторое время смотрел на Кирилла демонстративно-изучающе:
— Я реально не пойму, Кира: это ты тюльку косяком гонишь или правда вчера из полена родился?
Кирилл мрачно смотрел на него, не находя, что ответить. Амаров закурил снова. Кирилл выудил из корзиночки последний хлебный ломтик.
— Ты своего Пениса вообще давно знаешь? — нахмурился Вардан после паузы.
— Кого?
— Пенязя.
— Лет… — Кирилл пожевал, морщась от боли в десне, — пять.
— Как вы познакомились, кстати?
— В горах.
— В каких горах?
— В кавказских, — нехотя ответил Кирилл. — На Казбеке…
— А, ну да, забыл, — ухмыльнулся. — Олег Константиныч — он же настоящий мужык, — нажал на «ы» в последнем слоге. — «Экспедиция-Трофи», дайвинг, петтинг, Эльбрус, по-моему, Белуга, чего еще?
— Белуха, — хмуро поправил Кирилл, отставляя пустой бокал. — На Белуху он не зашел. Погоды не было…
— Но настоящий мужык, да? — Хавшабыч явно веселился.
— Это ты у жены его спроси…
— Бывший сержант СОБРа, краповик, бывший майор угро, ездит на «Лендровере» — или на чем?.. записан в фитнесс-клуб for men only, член охотничьего общества, целый арсенал на него зарегистрирован… — жуя сигарету, Амаров расчеркнулся на чеке, спрятал карточку в бумажник переливчатой мелкоячеистой кожи, бросил сотенную на чай. — Слово тверже хера, хер тверже стали, спецназ своих не бросает… Так?
Кирилл снова не ответил. Потер ладонями рожу — после пива уже тянуло в сон.
— Пошли, — «генерал» резко поднялся. Замешкавшийся Кирилл был вынужден, сбежав с веранды, его догонять.
— А тебя-то как на Казбек занесло? — полуобернулся Амаров.
— Чисто по пьяни…
— Как-то я тебя слабо в горах представляю, — он двигался к ресторанной стоянке. — За ремонтом квартир — легко. Получающим книжную премию — куда хуже, но ладно. А в горах, с рюкзаком, в кошках… — помотал головой. — Я так понимаю, туда сейчас офисная фауна в основном лазает?..
— Мой отец в начале шестидесятых бросил МГУ и пошел в геодезическую партию, — ни с того ни с сего признался Кирилл.
— А-а… Последний интеллигент, — странным тоном произнес айсор.
— Твою мать! — не удержался Кирилл, когда понял, на какой машине они сейчас поедут.
— Нравится? — обернулся довольно скалящийся Амаров.
— Я думал, они только в анекдотах существуют…
— Да ладно! Он точно не единственный такой в Москве, — Вардан отключил сигнализацию громадного, угловатого, сверкающего на солнце радиаторным хромом «хаммера», выкрашенного в нежно-розовый цвет. Под лобовым, разумеется, пестрел трехцветный прямоугольник.
— Ему бы еще эти пошли… — пробормотал Кирилл, — стразы от «Сваровски».
— Ну так… — Айсор носком туфли указал на колесные диски, пальцем на наружные зеркала, а подбородком на воздухозаборник: все это колко отблескивало. — И еще половина салона…
Кирилл не нашелся, что сказать. Пригляделся к пропуску: «Управление делами Президента РФ».
— Назад садись, — велел Амаров, морщась. — Тут Иркина подруга нарыгала, так и не убрали толком.
В просторном до агорафобии нутре светлой, разных оттенков кожи стоял густой, недвусмысленно трупный дух: застарелая парфюмерия, слоновья доза дезодоранта и что-то жирное, кислое — явно помянутая блевотина; даже основательно подморозивший пространство климат-контролер не одолел букетистой вони. В созданной тонированными стеклами полутьме приглушенно, драгоценно переливались приборный щиток, спицы штурвала, набалдашник рычага коробки скоростей. Усевшись, Кирилл почувствовал что-то под ногами, услышал слабый хруст. Нагнулся. По липкому полу были рассыпаны высокие узкие пластиковые бокалы, окурки, распавшиеся звенья чего-то ювелирного.
«Кувалда» тронулась с автобусной грацией. Дружно нырнувшие стекла впустили свет, слитный гул и бензиновую гарь.
Амаров вырулил на Кольцо и погнал на север. Они взлетели на эстакаду, Москва распахнулась по обе стороны бескрайней свалкой крыш и башенок. Брызгали солнцем жестяные карнизы и полировка машин.
— Что он вообще за тип, Пенязь? — спросил Вардан.
Кирилл поднял глаза на зеркало заднего вида и уставился в его непроницаемые очки. Память почему-то развернула картинку: сильно поддатый Чиф у себя на даче на глазах мужиков из агентства на спор одним прямым толчком на уровне пояса пробивает тупым АКшным штык-ножом толстую доску забора…
Он пожал плечами:
— Тип хордовые, подтип позвоночные…
Тогда он, конечно, произвел впечатление на Кирилла. Как и на всех. В этом менте было вроде совсем мало ментовского — туповатой наглости, специфической заскорузлой брутальности, набыченного самодовольства. То есть и самодовольство, и цинизм, да и наглость вполне себе наличествовали — но подавались под таким забористым соусом веселого (до балаганности) артистичного пижонства и авантюристской харизмы, что раскаты бархатистого майорского баска собирали вокруг их, москвичей, газового баллона немалую часть обитателей метеостанции и окрестностей, включая иногда даже поляков. Иногда даже вовсе не секущих по-русски немчиков. Подтягивались со всех сторон, шагая через растяжки палаток, тащили свои припасы, рассаживались внутри сложенной из камней оградки очага и поблизости. Сиплая горелка прикручивалась и замолкала, отбрасывалась свернутая кольцом пенка, защищавшая ее от ветра, черпак окунался в кастрюлю, все протягивали термокружки; майор (в расшнурованных «бореаловских» ботинках, в густой рыжеватой щетине от кадыка до глаз) передавал дальше по кругу чью-то фляжку сомнительного «коньячного напитка „Давид“» и продолжал травить байки; армейские, охотничьи, ментовские, альпинистские…
Черт, когда же, с кем и вправду ли это было — это грузинское лето, эти серовато-коричневые, в снеговых прожилках, почти отвесные горы в фотошопной синевы небе?.. Вот за этими горами Осетия, за теми — Ингушетия, там — Чечня; дальше по дороге — Дарьяльское ущелье. Поселок Стефанцминда, по сей день больше известный как Казбеги: Военно-грузинская дорога, восемь километров до границы. По камням струится Терек, мутно-зеленый вал плещет под мостом с разбитым в кашу асфальтом — за ним уже карабкается ветвящимися улочками на крутизну соседний Гергети. По всем оврагам пестреет мусор, ржавеют корпуса «жигулей» и «волг», которые тут никому отродясь не приходило в голову утилизировать. Темнолицые стариканы в галифе и широченных кепках сидят под каменными стенами, тетки в платках и длинных юбках, но на высоких каблуках тащат вдвоем «челночную» сумищу, местные братки (видимо) в старом «опеле» без одной фары лениво присматривают за крошечным уличным рынком из полутора бабок. На доме еле различима двуязычная еще табличка: «улица Сталина». Летит тополиный снег.
Казбек, Мкинварцвери по-здешнему, нависает надо всем громадным, чуть скошенным влево конусом, две островерхие фишки обители Цминда Самеба, Святой Троицы, на вершине зеленой горы под ним торчат, крохотные, словно для масштаба. Вечерами солнце садится точно за него, нимбом очерчивая монохромный треугольник, пятна снега и скал внутри которого складываются в смутные очертания носа, надбровной дуги, бороды. Но ярче всего он запомнился ночным — когда вечером первого дня в Казбеги, уже изрядно залитый коварным самодельным вином Мераба нашего хозяина, я вышел на веранду дома и увидел прямо перед собой на синем со звездами фоне его черную жуткую крутизну. Даже подумать страшно было — лезть туда, на самый верх…
Я залез туда четыре дня спустя — получилось так, что вдвоем с Пенязем. Когда наша банда поднялась на метеостанцию, москвичи уже сидели там — ждали погоду. На Казбек вышли в одну ночь, мы чуть раньше, но лишний час проплутали в темноте на камнях — встретились с московскими под длинным склоном (шли с северной стороны, простую «двойку») и на него уже карабкались одной цепочкой, перемешиваясь по мере корректировки индивидуального темпа. На седловине, где с гипоксией боролась (сидя, а то и валяясь на снегу, по-собачьи дыша, мелкими глотками посасывая чаек из термосов и пытаясь удержать его в себе) компания из полудюжины самых шустрых, быстрее всех очухались именно мы двое — а так как в том году на вершине был не лед, а именно снег и можно было не крутить буры и не связываться, мы и поперли первыми на финишную крутизну. Погода стояла идеальная, с высоты пяти тысяч виден был без малого весь Кавказ: и Безенгийская стена, «кавказские Гималаи» — белым стегозавровым гребнем, и Эльбрус вдали — гигантским пологим сугробом. Так что если и сохранилась у Чифа фотка, где он на этом фоне потрясает ледорубом (должна же, наверное, сохраниться), то — сделанная мной.
— Как получилось, что он тебя на работу взял?
— А? — Кирилл, убаюканный автомобильной вибрацией, очнулся, захлопал глазами. Внизу, под путепроводом, отсверкивали рельсы. Судя по совсем близкой Останкинской игле точно по курсу, это была Шереметьевская улица.
— Какого хера ты Пенязю понадобился в его агентстве канализационном?
Кирилл, зажмурившись, нажал пальцами на глазные яблоки, помотал головой:
— Я сказал, что у меня работы нет… Он говорит, приходи, посмотрим, что можешь.
— Вы что с ним, так с Казбека и корешились?
— Не, мы с тех пор не виделись. Я его через мужика нашел, который базами торгует. Через его дочку, если точно.
— Чего ты решил его искать?
— Да денег надеялся занять. Был момент, я совсем на голяке оказался.
— А он, значит, сразу…
— Ну, он меня тоже, естественно, спросил, как я его номер узнал. Я рассказал про эту Масю, что через ее батю на Митинском можно вообще что угодно пробить. А Чиф и говорит: ну раз так, вот и занялся бы делом…
— И как — нравится работа? — поинтересовался он, не скрывая издевки.
— Пробовал я заниматься тем, что мне нравится… — угрюмо пробормотал Кирилл после паузы.
— Кажется, ты это не о сборе долгов… — глумился Вардан. — Значит, платят много?
— Заплати больше — к тебе пойду, — огрызнулся Кирилл.
— Там видно будет… — сронил Вардан таким странным тоном, что Кирилл невольно посмотрел на его затылок. — А на хрена тебе деньги? — осведомился вдруг с эдакой непосредственностью.
— Мне? — несколько растерялся Кирилл.
— У тебя что — квартира, за которую надо ипотеку выплачивать? Машина дорогая в кредит? Семья большая есть просит?
— Да, блин… — буркнул Кирилл. — Семья…
— А почему у тебя нет семьи?
— Жениться — не усраться: можно и погодить… Ты как, представляешь меня во главе семейства?.. Хотя малые на меня почему-то положительно реагируют. В отличие от взрослых. Я так Пенязю и сказал, что не дико за его агентство держусь: выгонит — этим пойду работать… усатым нянем.
— Тут-то тебя и возьмут с твоей рожей и послужным списком… — фыркнул Вардан. — У Пенязя же у самого какой-то обширный выводок?
— Трое. И еще от первой жены сын, но его я не видел. А с этими знаком. Я ж у него на даче много раз был. С Симкой, самой мелкой, трехлетней, мы вон вообще лучшие друзья. По интеллектуальному уровню, видимо, схожи. «А мы ее йемали, йемали, йемали…»
— На даче, значит…
— Ну, иногда он собирает нас у себя… На шашлычок там, баня у него классная. Рыбалка, опять же, на Каширке, хотя я не любитель. А мужики — да: «На донку карась, сазан, я говорю, раз в полчаса, не реже, на полкило, на кило…» — он зевнул.
— Недорого же он тебя купил…
Кирилл не успел спросить, кто, как Вардан вдруг резко затормозил. Кирилл чуть не въехал лбом в переднее сиденье и сквозь яростное шипенье шин различил негромкий, но гулкий удар. «Хаммер» уперся бампером в черный зад какого-то замызганного внедорожника. Таких откровенных и хамских подрезок собственными глазами Кирилл еще не наблюдал.
— Еб-бать тя с упором в батарею… — с чувством высказался Хавшабыч, распахивая дверцу. Но из машины выходить почему-то не спешил.
Открылись дверцы и в подрезавшем джипе — обе передние. На дорогу без лишней спешки выбрались двое в расстегнутых строгих пиджаках дорогого вида, в дизайнерских темных очках и с рожами великовозрастных гоперов. Вразвалочку двинулись к «хаммеру». Словно чтоб меньше походить на них, Амаров сдернул свои очки и бросил на торпедо.
Один из гоперов, глядя на айсора скучающе, извлек из-за пазухи красную корочку, неряшливо-отработанным движением раскрыл двумя пальцами:
— Федеральная служба безопасности, — произнес лениво. — Повреждение спецтранспорта…
Кириллу стало интересно. Вардан громко цокнул языком.
— Вышел из машины, — еще ленивей скомандовал гопер.
Амаров, к Кириллову удивлению, молча подчинился. Тихо забубнил, улещивая.
— Уголовное дело!.. — донеслось в ответ непримиримое. — Можно вообще как терроризм квалифицировать!..
Снова — Амаровское «бу-бу-бу».
— Ну, и сколько у тя с собой?.. — осведомился «ФСБшник» недовольно.
Вардан что-то сказал, его собеседник выматерился презрительно, Хавшабыч заторопился, заканючил, и наконец гопер в костюме снизошел:
— Еще сорок завтра привезешь. Куда — тебе скажут.
Амаров торопливо закивал, даже, скорее, затряс головой, все сильней и сильней, и вдруг, не останавливая этого трясения, неуловимым движением хватанул визави за галстук — и рванул на себя. Голова айсора, резко увеличив амплитуду качка, врубилась крепким лбом «чекисту» в переносицу. Раздался жесткий плотный стук, брызнули очки, гопер опрокинулся навзничь. Второй проворно отскочил назад — но налетел спиной на собственный внедорожник. Вардан шагнул к нему, опять громко цыкнул и ловко лягнул носком туфли в голень. «Чекист», вякнув, согнулся — и получил такой правый прямой, что пустил по стеклу задней дверцы джипа белую сеть трещин, звучно приложившись о нее затылком.
— ФСБ, козел?.. — заорал Вардан, от души пиная визави ногами. — Пятьдесят?.. В рот тебе пятьдесят, гомодроту пассивному!.. Че, думал, баба на розовой тачке, обоссытся, думал, от ксивы из перехода?..
Кирилл аж согнулся от смеха. Аж слезу пустил. Он еще способен был представить двух сыновей лейтенанта Шмидта, сталкивающихся в провинциальном исполкоме, — но сыновей лейтенанта Шмидта, вымогающих деньги друг у друга…
— Борисыч?.. — Амаров уже звонил кому-то по айфону. — Слышь, тут два утырка сопливых, автоподставщики… — он обогнул черный внедорожник и через несколько секунд вернулся с его ключами в руке: —…Давай быстрей только, у меня времени нет…
Отсмеявшись, Кирилл подумал, что за этого-то «сына», однако, всегда готов впрячься сам лейтенант Шмидт…
В конце сентября седьмой отдел МУРа, разрабатывая оперативную информацию, накрыл ОПГ, обосновавшуюся в Красногорске и угонявшую в Москве и Подмосковье «премиум-классы». Нашли несколько числившихся в угоне «бентли»-«майбахов», кучу поддельных номеров и техпаспортов. Среди прочего — липовые документы на «заказанный» джип «Брабус», готовые для него транзитные евросоюзовские номера с литерой D (Deutschland — вроде, куплен в Германии) и новую личинку замка с ключом.
— Слишком крутая тачка. Слишком редкая, — говорил Дрямову, размешивая в кружке авторучкой противопростудный порошок, мрачный опер «семерки». — Сложно легализовать. Бывает, такие машины угоняют вообще не для продажи — а чтобы за бабки вернуть владельцам: поставят его в отстойник тут же в Москве… Ну, либо за границу. Может, в СНГ, а может, вообще в Эмираты какие-нибудь, где таких крутых — как грязи… Так этого «барбоса» явно за бугор готовили. Поменяли бы зажигание, иммобилайзер, перепрограммировали электронный блок управления — и либо в железнодорожный контейнер, либо автоперевозкой…
Заявление об угоне внедорожника Brabus Mercedes-Benz М V12 с госномером «С729ТЕ 199» было подано его владельцем, неким Мгером Арзуманяном (гендиректор ООО, три судимости, проживает в Москве), 20 сентября. Всего за 11 дней до этого джип, приоберетенный накануне в салоне компании «АвтоГранд», официального дилера «Брабуса», поставили на учет в ГИБДД. К моменту регистрации угонного заявления машина уже была обнаружена на окраине Рязани — разрезанной на части автогеном.
— В этом внедорожнике были тайники сделаны, — рассказывал Дрямову с Шалагиным опер уже рязанского угро. — В шасси, в корпусе, в сиденьях. Профессионально делали, хотя довольно грубо, наскоро. Наркоту в таких обычно возят. В «Брабус» этот килограммов триста спокойно можно было загрузить…
— На куски-то его зачем было резать? — спросил Шалагин.
— Резали не те, кто прятал. Они знали, что в машине что-то везут, но, видимо, не знали, где именно это зашкерено…
Дрямов не проинформировал, конечно, Шалагина, что на историю с угонщиками он (так уж вышло, что безвестно пропавшим Варданом Моталиным в Москве занялись сразу в Главном следственном управлении — причем тот следователь, на которого руководство ГСУ вполне могло положиться) вышел, когда отрабатывал — неофициальным в основном порядком — «генеральские» связи. Одной из них была связь с руководством той самой Красногорской ОПГ. (А заодно с чинами ГИБДД, сливавшими за соответствующие комиссионные информацию по крутейшим московским тачкам и их владельцам угонщикам; впрочем, Дрямов копал эту тему совсем не для того, чтобы чистить ряды гибдунов…) А еще одной «связью» оказался формальный владелец «барбоса» Арзуманян, десять с лишным лет назад проходивший (как почти случайно выяснилось) по тому же делу о мошенничестве, что и Вардан Амаров…
— …Они через Питер и Кёниг контрабас гонят. Объемы конкретные, на арбузоны рублей в месяц. Ну, ясно, в Москве крыша, на самом верху…
Кирилл открыл глаза. Секунд пять он не понимал, ни где находится, ни чей голос слышит.
— …Этих брокеров черных в каждом порту по нескольку сот. Всю местную «спецуху» кормят: УВДТ, ГУВД, ФСБ, следственный комитет, всю эту шоблу. Ну, понятно, что таможню…
Моталин. Амаров. Хавшабыч… Он все вспомнил и сел на сиденье. Принюхался, поморщился. Увидел снаружи айсора, облокотившегося на розовый капот, с мобилой у уха.
— …А? Да разные «окна» бывают — до семи штук, насколько я знаю, за фуру. О «согласованных» фурах начальнику поста ему собственное начальство ФТСное сигналит. Товар на «мартышку» оформляется — это тоже все дело брокера. И крыше своей — из ДЭБов обычно: ментовского, ФСБшного — он информацию дает по каждой фуре. Если по дороге менты какие ее тормознут, водила сразу крыше звонит. Ну, если его и так гибдуны не ведут… А то! Бабло — бабло конкретное…
Сколько я проспал, интересно?.. Рот изнутри картонный…
Хавшабыч распахнул дверцу, сложил телефон, скривился (тоже, видать, от запаха), уселся.
— Не скучал? — осведомился, заводя мотор.
— Истосковался весь… — Кирилл отчаянно зевнул, глядя в окно на этот стеклянный ящик с надписью «Авто Гранд», куда наведывался айсор.
— Надумал чего? — спросил тот.
— Насчет чего? — Кирилл хмуро посмотрел на его затылок.
— Насчет Пенязя. Насчет себя.
Кирилл промолчал, пытаясь усилием воли рассеять густой туман под черепом.
— Кто такой святой Юбер? — Амаров вывернул со стоянки и газанул по разбитой улице, заставляя «чемодан» увесисто подпрыгивать. Здешние места были Кириллу незнакомы: Марьина Роща какая-нибудь?..
— Кто? — переспросил он.
— Юбер. Святой.
— Кэлифорниа-а юбер аллес… — протянул Кирилл. — Юбер аллес Кэ-ли-форниа… Понятия не имею. При чем тут он?..
— Твой Пенязь — кавалер охотничьего ордена Святого Юбера, ты в курсе?
— Нет. И что?
— Не слышал о такой кодле — клубе охотников этого самого ордена?
— Нет.
— Это международный клуб, охотничий, европейский, элитный. Депардье в нем состоит, бельгийский принц — сливки, в общем. Ну и у нас есть свое отделение. Ты понимаешь, да, кого в России в него берут? Начальничков и баблонавтов. Среди них охота же нынче в большой моде. Ну и твой Чиф туда затесался. Он старый фанат, мы знаем… Зверобой… Звероеб… Соколиный Глаз…
— Можно за него порадоваться…
— Можно. Так сечешь, к чему я?
— Не очень.
Они снова были на Третьем кольце — розовый «хаммер» дополнил собой умеренную пробку, запершую Сущевку в районе Савеловского. Соседи на него косились.
— Е-мое, Кира! Не понимаешь, с какими людьми тусуется начальник твой? Плюс его ментовские связи. Ты вообще знаешь, что у этих ваших нелицензированных ребят из соседнего кабинета долгосрочные контракты с серьезными компаниями чуть не на лимоны?
— Откуда? Думаешь, меня во все это посвящают?
— Ну че ты, с коллегами не общаешься, что ли? Не мог же совсем ничего не слышать…
— Ну и?
— Ну и то, что у Пениса, помимо реальных розыскных возможностей, еще и просто куча крутых знакомств! Включая даже наши с ним общие…
— Но лично-то вы не знакомы?
— Не довелось пока. Но уж о моем существовании и моей, так сказать, специализации он должен знать, нет? — Вардан повернул налево, на Новую Башиловку и, наконец, вдавил железку. — И даже если б не знал, то при желании узнал бы быстро. И довольно подробно.
— Так на хера ему было меня напрягать?
— Ну, блин, наконец-то до тебя доходит…
— Да пока не очень.
Амаров помотал головой — что, мол, с тобой, Балдой, делать:
— Или ты до сих пор веришь в его педагогические мотивы? Типа он разглядел в тебе потенциального сыскаря?
Кирилл молчал.
— Зачем-то же он взял меня на работу… — пробурчал он наконец.
Судя по Варданову тону, он явно сдерживал глумливую ухмылку:
— Узнал один мужык, что у другого траблы — ну как тут не помочь. Тем паче, он его в деле видал, на высоте восьми кэмэ…
— Пяти.
— Ну, в общем, как братуха братухе… как офицер, бляха… джентльмен… Я понял. Я сам что, мужыков не знаю настоящих?! Вот, скажем, один — тоже сам собою командир, слуга царю, отец солдатам. Отставной генерал МВД, в начале девяностых служил во внутренних войсках в Южной Осетии. Потом создал организацию ветеранов югоосетинского конфликта, до сих пор ее глава… Я общался с ребятами, да. Суровые такие кексы, знающие цену себе и своему боевому прошлому. Любят со сдержанным мрачным пафосом вспомнить, какая кровавая война была. А знаешь, как на самом деле тогда, в девяносто первом, все выглядело? Грузины режут осетин, осетины — грузин, беженцы бегут; союзное МВД, конечно, не вмешивается. В смысле — позволяет резать. Только время от времени, прикинувшись осетинами, постреливает по грузинским позициям или по осетинским — от грузинского имени. Чтоб ребята не успокаивались. Потому что у «наших» бизнес: за немалые бабки провозить беглых осетин через грузинские села, и наоборот. И еще заложников обе стороны выкупали с их помощью. Ровно половина выкупа — посредникам… А сейчас, блин, — ветеран горячей точки!
— От кавалера ордена Красной Звезды слышу, — не удержался Кирилл.
Кавалер самодовольно заржал:
— Че, все ордена настоящие… — хмыкнул. — Потерянные, краденые — чьи владельцы уже померли…
Они уже гнали по относительно свободной сейчас Ленинградке. О цели Кирилл по-прежнему не имел ни малейшего представления.
— Говорят, их и настоящим военным, спецназовцам, тоже вешали… — посмотрел на его затылок Кирилл.
— Ну так а я какой? — то ли возмутился, то ли обиделся вдруг Вардан. — Надувной?
— Что-то вроде…
— Ты знаешь, чмо, какие люди меня у себя принимали? — тоном, которым он говорил по айфону, осведомился Амаров (то есть, наверное, в данный момент Моталин).
— Слыхал.
У Сокола ушли левее, на Волоколамское.
— Так вот, со мной они ручкались и коньячком по штуке баксов бутылка чокались… А тебя… — Вардан вдруг запнулся, головой качнул. — Мне как-то даже слабо вообразить ситуацию, при которой вы пересекаетесь в пространстве… Ну разве что машина сопровождения из кортежа такого спецсубъекта сшибает тебя на «зебре»… И это ты мне будешь говорить, что я ненастоящий?..
— Постой, — тряхнул головой Кирилл, снова чувствуя странное совпадение его слов с собственными мыслями и ощущениями. — Ты, значит, степень своей или моей реальности выводишь из отношения к кому-то третьему?
— Не к кому-то, а к тому, чья реальность… в обоих смыслах… несомненна для максимального количества народу. Причем она — его, третьего, реальность — определяется (для этого народа) по тому же самому принципу… А ты как думал? Как иначе? Только так.
Справа сзади осталась РЖДшная больница № 1. Стало темно и гулко: они ушли под канал им. Москвы. Вардан поднял очки на лоб.
— Вопрос «Кто ты?», — продолжал он, — подразумевает: «ПОД КЕМ ты?», «ПРИ КОМ ты?» А иначе он смысла не имеет… Или: «Из какого денежного потока ты сосешь?» «Или хотя бы подсасываешь?» «К какой трубе пристроился?» Паразитарная система, что ты хочешь… — он расходился все больше. В его интонации и даже жестикуляции появилось что-то одновременно от лектора в аудитории и артиста на сцене: руки то и дело отрывались от сверкающего руля, плавно и энергично двигаясь в воздухе в такт речи. — Надо тебе рассказывать, что все у нас действует по паразитическому принципу? Что правило, согласно которому власть, сила и счастье всегда у меньшинства, паразитирующего на большинстве, — оно ко всему абсолютно относится? Чиновники и избиратели, Москва и страна, посредники и производители… Так вот, внутри меньшинства оно тоже работает! — Вардан торжествующе обернулся. — Понял теперь, кто я?
Туннельные фонари вперемежку с тенями бежали по его лицу — и Кириллу вдруг почудилось, что оно непрерывно изменяется; так в кино показывают работу какой-нибудь электронной системы опознания, когда в рамке протокольного снимка за секунду сменяются несколько физиономий, прежде чем под мигание надписи «Идентифицирован» не застынет нужное, — но не успело это произойти, как айсор отвернулся, и тут же вырвавшуюся из туннеля машину захлестнуло солнце.
— Кто? — спросил Кирилл туповато-подозрительно.
— Я — вершина пищевой цепочки! Паразит, паразитирующий на главных паразитах!.. Он мне тут рассуждать еще будет, кто настоящий, кто нет! — гремел Вардан стадионно-митинговым голосом. — Да я — воплощение самого принципа, по которому все здесь живет! Гений места и времени! Я — сам дух понтов! Понял?!
— Как не понять… — пробормотал несколько ошарашенный Кирилл.
— А-а, что ты можешь понять! — махнул Вардан рукой. — «Настоящий — не настоящий…» — передразнил раздраженно. — Познакомить тебя с женой? Будешь потом рассказывать, что самой Ире Моталиной представлен, тебе никто верить не будет… Давай, спроси ее: генерал ее муж или нет? И можешь ей сколько угодно доказывать, что нет, «делом» своим самодельным трясти — хрен она поверит. Потому я, — гулкий удар в грудь, — краеугольный камень в ее схеме мира. Ее мужик, который всем рулит и всех строит! А каким еще может быть ЕЕ мужик?.. Не я ее задурил, понимаешь, — она сама меня придумала! И все эти офонаревшие от самомнения гуимплены, которые торопятся ко мне со своим лавандосом… Не я у них деньги вытягиваю! Они сами мне их несут! Не они мне нужны — я им! Кого бы я обманул со своею азиатской рожей, если б они сами себя не заморочили? В них — да во всех в этой стране: от гастеров, походя избиваемых ППСниками, до «олигархов», парящихся у меня в приемной, — уже сидит убеждение, что сила, брат, в силе. А главная, то есть самая беспардонная, сила здесь от века — государство. А кто у нас нынче олицетворяет силу государства? «Силовики»! Одно слово чего стоит!.. Всем нужны «силовики» — чтоб с ними дружить, лизать их, кормить баблом… А те и сами совершенно же искренне уверены, что они соль земли и цвет нации, что заслужили бабла, лизания, орденов… И вот тут, в точке пересечения взаимных ожиданий, и возникаю я! А он мне еще угрожает обвинением в мошенничестве! Мошенничество — обман ожиданий, а я — воплощаю ожидания!..
У Кирилла возникло четкое ощущение, что Вардан что-то цитирует близко к тексту, что-то неплохо знакомое — но демонические раскаты его вокала, мрачный пафос и театральный напор мешали опознать первоисточник.
Где-то за Тушинской, не дожидаясь мостика через Сходню, Хавшабыч повернул направо. «Сходненский тупик» — значилось на доме. «Рижская, что ли, ветка?» — мельком подумал Кирилл, когда они проехали под железнодорожным мостом в гулком громе ковыляющего по нему состава.
Тут у айсора запиликало, он хватанул телефон из кармана, глянул на определитель и молча приложил трубку к уху. «Хаммер» не без некоторого усилия втиснулся в проезд между расцвеченными граффити бетонными заборами. Вардан довольно долго слушал телефонного собеседника, а потом вдруг рявкнул:
— Бабки где?.. Где бабло, Михряня?!
Кирилл убедился, что пока не привык к смене его интонаций.
— …Эту хохлому ты, депутат мохнорылый, будешь на растяжке следаку гнать! Ты меня не понял, хуемырло думское?! Это я не знаю, сколько ты, прогнидь, лавья наблындил? Я че, не видел, как те еблет на шоколаде разбарабанило? Че ты мне теперь на небо тайгой едешь?.. — словно аккомпанируя собственным матюгам, он замолотил по сигналу. Эхо заметалось между обшарпанными стенами и заборами, проросшими частыми, вертикальными, загнутыми внутрь прутьями с гирляндами колючей проволоки. — В курсах, как в пресс-хате на бригаду кидают? Вот отсеменят тя там, булки те распушат — посмотрим, че ты запоешь про государственные интересы!..
Короткий шлагбаум, перед которым они торчали, скакнул вверх. Между аккуратной стопкой покрышек и вразнобой поставленными и уроненными металлическими бочками, расплескивая радужные от бензина лужи, «хаммер» втянулся на территорию какого-то автосервиса.
«Не, ты видишь?! — услышал Кирилл. — Как отверткой! Чисто отверткой кто-то херачил как будто!.. Вот твари, а?..» Он оглянулся. Возле алой «феррари» суетился ражий детина с физиономией и тембром зоновского «танкиста», но в клоунском рэперском прикиде и с разноцветными салонными татухами — показывал меланхоличному работяге в комбезе на алое крыло рядом с колесом: «Собаки, не, ты представляешь?! Вот такие вот твари здоровые, бродячие, грязные, их там штук десять было. Среди бела дня, в московском дворе! Прямо бросаются на машину!..»
«Калинки-малинки! — верещал откуда-то истошный попе. — Брюнетки-блондинки!..»
«…Не, ну представляешь?! Ну что это за страна, а?..»
Конечно, в тайниках «барбоса» собирались везти никакую не наркоту — что Дрямов и объяснил снисходительно Шалагину. К тому моменту «Росеврокредитъ» уже вовсю потрошили ДЭБовцы, и информация о семи с половиной миллионах, обналиченных как раз к 19 сентября, успела пройти.
— Представляешь вообще, как выглядят семь лямов кэшем? — ухмылялся Дрямов. — Это несколько здоровенных мешков. Их же чисто технически сложно транспортировать… И, мягко говоря, небезопасно…
— Только зачем было возить их в краденой машине?
— Ну какая она краденая? Она краденая стала, когда этот, как его, Арзуманян заяву подогнал. Какого числа это было? 20-го. А 19-го все бабки были уже обналены. К тому моменту, когда «барбос» попал бы в базу по угонам, он давно бы уже тихо стоял в отстойнике.
— И что дальше?
— Они же готовили его к переправке за бугор. Вот и переправили бы.
— И там бы его встретил Амаров?
— Естественно. Причем даже если бы машину накрыли здесь, с Амаровым ее, вроде как, все равно связать нельзя. Что Амаров с этим Арзуманяном старые кореша, даже я, считай, случайно понял…
Потом, в Москве, когда Дрямов у тех же ментов из «семерки» стал выяснять, где могли быстро оборудовать внедорожник тайниками, ему рассказали про один хитрый сервис в Сходненском тупике.