– Что ж ты, глупый, сбежал? – Хаим протянул ладонь ягненку, и тот ткнулся в нее носом. – Пойдем скорее. Он обещал сегодня прийти, а я за тобой тут гоняюсь.

Мальчик поднял белокудрого озорника и, осторожно ступая по острым береговым камням, побрел вдоль крутого скалистого обрыва, возвышающегося над ним мрачной стеной.

– Представляешь, Назаретянин сам к нам идет! – обратился Хаим к вздрагивающему от шипения морских волн ягненку. – Отец много раз пытался на проповедь к нему попасть, а тут он сам. Представляешь! Говорят, он может словом болезни лечить. Глядишь, и маме ногу вылечит. И еще его сыном Божиим называют. Чудеса! А ты убегать надумал. Знаешь же, как отец ругается, когда овцы пропадают.

Так, болтая с беглецом, мальчишка дошел до узкой тропы, ведущей вверх на скалу. Солнце уже клонилось к закату, и стоило поторопиться, ведь в сумерках подниматься было опасно. Хаим перехватил поудобней ягненка и уже было собрался пробираться вверх, как услышал крики. Наверху, на обрыве, слышался неразборчивый шум. Ветер уносил голоса, роняя со скалы обрывки фраз.

– Имя! Имя! – донесся крик, и хохот был ему ответом.

– Легион! – раздался рев, сквозь внезапно утихший ветер.

Хаиму стало страшно. Он понимал, что там, наверху, происходит что-то нехорошее. Мальчик придерживал рукой ягненка, а другой, закрываясь от света закатного солнца, смотрел на край скалы. Вдруг он заметил движение, и вниз с визгом и ревом упала большая свинья. Она рухнула почти у самых ног Хаима, забрызгав его кровью. Мальчик в ужасе сделал шаг назад, ягненок вырвался у него из рук и побежал. Хаим, опомнившись, хотел броситься следом, но не успел. Воздух наполнился рычанием и воем, а с обрыва одна за другой стали падать свиньи. Пятнистые туши с хрустом обрушивались на острые камни. Одни разбивались насмерть, другие с хрипением пытались ползти на поломанных ногах.

Хаим, оскальзываясь на окровавленных камнях и внутренностях свиней, бежал и плакал. А сверху все падали и падали визжащие животные. Неожиданно прямо перед мальчишкой рухнула свинья, он с разбегу влетел на нее и упал, ударившись затылком о камень. В голове вспыхнуло солнце, и, теряя сознание, он видел, как бешено вращается глаз умирающего зверя.

Очнулся Хаим от того, что кто-то ткнул его в щеку. Он вскрикнул и поднялся, спугнув ворону, сидящую у него на груди. Солнце пекло над самой головой – значит, уже полдень. Туши свиней вздулись, наполнив побережье смрадом. Стаи ворон, несмотря на богатую добычу, шумно дрались между собой. Хаим, зажимая нос и сдерживая тошноту, побрел подальше от этого кладбища. У мальчика ужасно болела голова, казалось, она готова была развалиться при каждом шаге. Он нащупал на затылке, под спекшейся коркой крови, большую шишку и горестно вздохнул. Это мелочи в сравнении с пропажей ягненка. Отец теперь точно выпорет. И откуда взялись эти свиньи?

Выбравшись по каменистой тропинке наверх, Хаим побежал к дому. А когда приблизился к деревне, то увидел большое скопление народа. Мальчишка сначала обрадовался, подумав, что это пророк со своими учениками, и отцу теперь точно дела до овец не будет. Но, подойдя ближе, понял, что ошибался. Это были римские солдаты. Они выгнали людей из домов и собрали их на площади. Хаим, взглядом отыскивая родителей, хотел проскользнуть в тень домов, но один римлянин схватил его за шиворот и толкнул к остальным. Мальчика охватил ужас. Люди шумели, не понимая, чего от них хотят. Хаим почувствовал, как, ограждая от других, его обнимают руки матери.

– Ма, где отец? – спросил он, прижимаясь.

Мальчик видел, что мать едва сдерживает рыдания, и, проследив ее взгляд, заметил несколько человек, лежащих на обочине дороги в луже крови. Слезы лились по щекам мамы, и она крепко прижала к себе сына. Хаим все бы отдал и стерпел любое наказание, лишь бы его отца не было среди тех убитых.

Римляне построили жителей деревни и по сигналу рожка погнали их к Старым Холмам. Хаим знал эту дорогу. Она вела мимо пещеры, в которой он со стадом овец не раз пережидал дождь. Солдаты загнали ничего не понимающих людей в темный лаз пещеры, оставив несколько человек снаружи, и те, по приказу, стали заваливать валунами вход. Люди закричали. Несколько мужчин бросились к выходу, но тут же мертвые скатились вниз. Женщины рыдали, умоляя выпустить детей, но камни продолжали сыпаться. И вскоре исчез последний луч света, а в наступившей темноте еще долго слышались глухие удары камней.

Хаим задыхался от пыли и, уткнувшись головой в маму, провалился в забытье. Когда он очнулся, уже все стихло. В темноте тихо переговаривались между собой люди. Мама мальчика рассказала, что произошло. Пророк из Назарета все-таки приходил. Он проповедовал и даже исцелил одного бесноватого, изгнав из него демона. А потом ушел, а следом появились римляне. Легат пропретор гадарских земель, Марк Люций, требовал выдать чародея из Назарета. Он говорил, что не потерпит беспорядка на своей земле. Отец Хаима и еще несколько мужчин пытались возразить римлянину, но были убиты. Люди были в ужасе – никогда их деревня не переживала столько страха. Они бы и рады были рассказать, где пророк, да и вправду сами не знали.

Марк Люций недавно был прислан сюда с северных, заснеженных стран. Купцы с Гадара говорили, что там он предавал огню и мечу непокорных варваров и за излишние зверства был снят с должности наместника и отправлен сюда.

Мужчины пытались развести огонь, но дым душил бедных узников. Много раз люди бросались на каменный завал, но, подняв клубы пыли, отступали, не в силах сдвинуть валуны.

Там, снаружи, Хаим измерял время по положению солнца на небе. Сейчас же мрак забрал все – и время, и солнце.

Сначала люди звали на помощь, но постепенно крики стали затихать. Дети просили еды и плакали. Голова у Хаима ужасно болела, и мама гладила его и успокаивала. Он лежал, прижавшись к ее коленям, и думал об отце. Будь он здесь, обязательно нашел бы выход.

– Успокойся, маленький, – шептала мама. – Скоро все кончится.

А Хаим уже не был маленьким и понимал, чем все кончается.

Однажды, проснувшись, Хаим позвал маму, но она не отозвалась. Он протянул к ней руку и в ужасе отдернул. Мама была холодная, как камень.

Тьма поглотила всех и теперь переваривала одного за другим. Хаим тихо плакал и часто терял сознание, а, очнувшись, слышал, что голосов и стонов становилось все меньше. Самым стойким оказался старик Шима. Его дребезжащий голос еще долго сотрясал пещеру. Он просил темноту отпустить его и дать поесть. Но та отзывалась эхом, передразнивая его крики. Пожалев старика, Хаим откликнулся, но тут же понял, что зря. Шима притих и тотчас бросился на голос. Мальчик едва успел отползти в сторону. Старик, громко сопя, шарил вокруг себя руками.

– Мальчик. Где… где ты? Я же слышал, как ты меня звал. Отзовись, – визгливо бормотал Шима. – У меня для тебя кое-что есть. Протяни руку, мальчик. Еда, слышишь, еда у меня есть.

Хаим вжимался в стену пещеры, боясь дышать. Шима совсем сошел с ума от голода. Мальчик представлял, как старик, словно паук, длинными лапами ощупывает мертвые тела в поисках свежей добычи.

– Иди сюда! – неожиданно взревел Шима. – Ты все равно сдохнешь. Я найду тебя и съем!

Хаим, зажимая рвущийся крик двумя руками, плакал и просил Бога о помощи.

Время шло. Хаим совсем обессилел. Он боялся спать, ему виделось, как безумный Шима крадется к нему во тьме с окровавленным ртом и белыми, как молоко, глазами.

Вскоре старика не стало слышно. Темнота, казалось, заполнила все. Она затекла в уши, набилась в рот. Темнота внутри и снаружи. И тогда Хаим услышал голос.

– Отпусти-и-и. – Протяжный стон перепугал мальчишку. Он выставил вперед руки, изготовившись вцепиться в любого, кто приблизится.

– Отпусти меня-я-я.

– Кто здесь? – всхлипнул Хаим.

– Не бойся, Хаим, и не старайся переглядеть тьму. Я с тобой. Я в тебе.

Хаим зажал уши руками, но голос звучал в голове:

– Не прячься, малыш, я не желаю тебе зла. Я хочу тебе помочь.

Негромкий приятный голос немного успокоил мальчика.

– Кто ты?

– Зови меня – Ангел. Я буду хранить тебя. Ты только меня отпусти.

– Откуда отпустить? Где ты?

– Скажи, что отпускаешь меня, и я помогу тебе выбраться.

– Отсюда нет выхода. Там много камней.

В голове раздался смешок.

– Я Ангел, Хаим, и на многое способен. Я уже храню тебя. Посмотри, вокруг все мертвы – один ты жив. Поверь мне, мальчик, и я выведу тебя на свет.

Хаим заплакал. Отец не раз рассказывал ему об ангелах. Они являлись голосом Бога, Его гневом и благодатью. И их слова – есть воля Его.

– Хорошо. Иди, я отпускаю тебя, – произнес мальчик во тьму.

По пещере разнесся долгий вздох. Тьма зашевелилась. Воздух всколыхнуло, и в лицо Хаима пахнуло мертвым смрадом. Словно светлячки, попарно загорались тусклые звездочки-точки. Их становилось больше, и бледный свет наполнял пещеру. Это светились глаза. Глаза мертвецов. Хаим закусил губу, чтобы не закричать. Все жители деревни, мертвые, стояли серыми столбами в мрачном молчании, и их горящие взгляды были устремлены на мальчика. Хаим слышал, как затихало дыхание каждого из них, как крики превращались в хрипы, а теперь они все воскресли.

Тишина давила сильнее низкого свода пещеры. Хаим искал, куда бы скрыться, как вдруг раздался визгливый крик. Старик Шима оказался еще жив и вот теперь, очнувшись, увидел перед собой толпу мертвецов. Странно, но старика Хаим испугался больше, чем восставших. Мертвые как один обернулись и, словно повинуясь приказу мальчика, пошли на верещащего Шиму. Они сомкнули ряды, и на стены полетели черные в полумраке брызги крови. Хрипящие крики старика прекратились, и мертвецы вновь направили взор на Хаима.

– Приказывай, Хаим. Ты хочешь наружу, на воздух? – спокойно спросил Ангел.

– Да.

Не медля ни мгновения, толпа бросилась на каменный завал. Мертвые выворачивали камни, которые раньше не в силах были поднять. Клубы пыли затмили бледное мерцание их глаз, и в пещере вновь воцарилась тьма. Хаим упал на каменный пол и закрыл воротом рот, спасаясь от пыли. Но она сгущалась, мешая дышать. Казалось, в грудь набили острых камней, и они впивались в тело при каждом вдохе. Теряя сознание, Хаим почувствовал сквозь закрытые веки прикосновение света. И, перед тем как провалиться во тьму, мальчишка почувствовал, что его подхватили и куда-то понесли.

– Вставай, Хаим. Уже пора, – пропел мамин голос. Хаим улыбнулся и потянулся, но тут же резко сел.

Мама умерла! Мальчик сидел в тени нависшей скалы, а перед ним на солнцепеке стояла толпа серых от пыли мертвецов. Недвижимые, словно статуи, облепленные мухами, они смотрели мутными глазами на Хаима.

– Это твое стадо, ты их пастырь и хозяин, – прозвучал в голове строгий голос отца, и тут же голос Ангела продолжил:

– И нет преданней овец, но под каждой шкурой скрыт лев.

– Где ты? – спросил, озираясь, мальчик.

– Я же говорил – в тебе.

– Почему… во мне? Откуда ты взялся?

– Ну, считай, для тебя я спустился сверху. Помнишь свиней? То было знамение моего прихода. В тебе есть искра, Хаим. Искра Божья. Не каждый выдержит мое присутствие. Ты сильный, и мне нужна твоя сила.

– Ты обещал уйти, – сказал Хаим, выискивая в безликой толпе свою маму.

– Да, обещал, малыш. Я говорил, что освобожу тебя. Но разве ты свободен? Из плена каменной темницы ты перебрался в более просторную. И не ищи мать. Она умерла там – во тьме. Я поднял их тела своей волей. Это лишь пустые оболочки, но они приведут тебя к цели.

– Мама! – увидев знакомую фигуру, крикнул мальчик и бросился к толпе мертвецов. Они послушно расступились. Смерть исказила лицо женщины, а трупный запах пропитал воздух кругом. Хаим коснулся холодной руки матери. Та заворчала, но не шевельнулась.

– Она мертва, как и все остальные, – голос Ангела патокой лился в уши. – И ты знаешь, кто в этом виноват.

– Кто? – всхлипнул мальчик.

– Он обрек вас на смерть, замуровав в пещере. Ты помнишь плач и крики людей? На твоих руках угасала мать. Кого проклинали перед мучительной смертью?

– Марка Люция.

– Да, – выдохнул Ангел. – Он сейчас в Гадаре, плещется в ванне, забыв о вас и о том, что сделал. Вы для него – никто.

У Хаима слезы навернулись на глаза.

– Что я могу сделать?

– Свершить волю Божью. Он, видя творимую несправедливость, поднял из праха мертвых, чтобы ты, избранник Его, повел их за собой. Перед тобой твоя армия, Хаим. И нет преданней и бесстрашней солдат, – возликовал Ангел. – Прикажи, и они положат Гадар к твоим ногам.

– Это плохо, – растерялся мальчик. – Назаретянин учил смиряться.

– Смирись, – захихикал Ангел. – И сколько еще деревень тогда исчезнет с земли гадарской? Время добра прошло. Дай свободу своим желаниям. Марк должен понести наказание за содеянное. Вспомни боль и скажи, чего хочешь ты.

В ушах Хаима до сих пор стоял плач детей и тихая молитва матери.

– Да. Я хочу возмездия.

В голове раздались рычание и хохот. И, повинуясь незримому командиру, мертвецы встрепенулись, стряхивая пыль, и побежали в сторону города. Рослый пастух с ввалившимися белесыми глазами подхватил Хаима, словно тряпичную куклу, и прыжками понесся следом. У мальчика не было сил сопротивляться. Его сковали бесконечная усталость и безразличие. Он уже сомневался, что это все происходит на самом деле. Наверно, он умер там, в пещере, вместе с остальными. И теперь все они – просто куклы из пыли и праха, гонимые ветром.

Мертвецы бежали молчаливой толпой. К полудню из-за холма показался Гадар, стоящий у берега моря, и прохладный ветерок остудил пылающую грудь мальчика. С дозорных постов заметили бегущих людей, и по звуку рожка навстречу вышел строй латных легионеров. Мертвец поставил на землю Хаима и вместе с остальными ринулся на красные щиты римских воинов. Их строй разомкнулся, пропуская вперед лучников, и рой стрел снес бегущую толпу.

– Смотри, – зашептал довольный Ангел. – Нельзя убить то, что мертво.

Мертвые вставали с дорожной пыли, утыканные стрелами, и шли дальше. Легионеры не растерялись. Выставив копья, они двинулись на бегущих стеной. Мертвецы накатились волной на щиты. Воины рубили мечами не желающие умирать тела. Ангел одарил мертвых нечеловеческой силой. Они мяли щиты, ломали копья и, наконец, пробили брешь в строе римлян.

– Ты только посмотри, Хаим! Твои воины бессмертны, и у них есть оружие. Гляди!

Хаим зачарованно смотрел на резню у стен города. Пыль под ногами превратилась в кровавое месиво. Легионеры отточенными ударами рубили мертвецов, но те вновь вставали. Даже с подрубленными ногами и волочащимися по пыли веревками внутренностей, они ползли к врагу. Воскресшие скрюченными пальцами срывали кожаные латы легионеров и рвали кольчуги, словно гнилую ткань. Вгрызались зубами в плоть, подминая под себя воинов.

– Смотри!

Поверженные легионеры, еще мгновение назад мертвые и терзаемые воскресшими, зашевелились. Они поднимались и бросались на своих же воинов, впиваясь в них зубами. Строй распался. Было непонятно, кто с кем воюет. Волна мертвых накрыла окровавленных солдат. Бой стих, и толпа оживших легионеров пополнила мертвое воинство.

– Он в городе. Марк Люций скрывается за стенами Гадара, – зашептал Ангел в голове Хаима. – Веди свое войско.

Мертвые, не дожидаясь приказа, развернулись и бросились в город. Толпа зевак, собравшаяся у главных ворот, забеспокоилась, не понимая, что могло обратить в бегство римских воинов. И тут же была подмята волной оживших мертвецов.

– Тебе нужно набираться сил, – сказал Ангел. – Иди следом.

И Хаим, с трудом передвигая ноги, побрел в Гадар. Дорога опустела, осталось лишь несколько изорванных тел, пытающихся подняться. В городе слышались крики. Мертвые врывались в дома, а люди, оскальзываясь на окровавленной мостовой, пытались бежать. Сразу за гостеприимно распахнутыми воротами города начинался рынок. Толпа мертвецов разогнала торговцев. Всюду валялись разбросанные из опрокинутых корзин фрукты. У Хаима заурчало в животе. Голод, мучавший его в пещере, ушел, уступив место бессилию, но теперь вновь вернулся. Хаим упал на колени и стал жадно набивать рот виноградом и сыром. Казалось, ничего вкусней он никогда не пробовал. Рядом послышалось ворчание, и мальчик повернул голову. Возле него валялся лицом к небу толстый человек, а на нем лежала, погрузив голову в разорванную грудь, маленькая девочка. Она рычала, яростно терзая мертвое тело, и, словно почувствовав взгляд Хаима, подняла голову. Мальчик едва сдержал крик. Белые глаза на покрытом кровавыми сгустками лице пылали ненавистью.

– Хватит, – прошептал мальчик.

– Почему? – отозвался Ангел. – Твоя армия выполняет твою волю. Она мстит за смерть твоего народа.

– Хватит, – к горлу Хаима подкатил комок.

Он оглянулся. Как он раньше этого не заметил! Вокруг среди разбросанных столов и корзин валялись мертвые. Некоторые уже начинали оживать, вращая белесыми глазами и хватая растопыренными пальцами воздух. Кровь! Всюду кровь.

– Смотри, тебе подарок, – хохотнул Ангел.

По заваленной мусором улице шла мама Хаима. Одна ее рука была почти отрублена от плеча и висела на лоскуте кожи, а другой она вела человека. Тот делал попытки вырваться, но мертвые пальцы, прорвав тунику на плече, глубоко вошли в его тело.

– Марк Люций. Вот он, источник ваших бед, – мрачно проговорил Ангел. – Что скажешь теперь, Хаим? Прикажешь остановиться? Ведь все, что произошло тогда и происходит сейчас, – это его вина. Вспомни свою боль и скажи, что ты хочешь.

Хаим помнил. Помнил отчаяние, боль и голод, крики и плач детей. Помнил, как остывал в пещере воздух, уже не согреваемый ничьим дыханием.

– Я хочу, чтобы он умер.

Мама Хаима надавила на плечо Люция, еще сильнее вонзив в него пальцы, и поставила своего пленника на колени. Тот не издал ни звука, лишь заиграли желваки на гладко выбритых скулах. Тогда воскресшая запустила окровавленные пальцы в рот римлянина и, резко дернув, вырвала ему нижнюю челюсть. И он закричал, заливая пузырящейся кровью мостовую вокруг себя.

Хаим опять попробовал поймать взгляд матери, но она, запрокинув голову Люция назад, рванула вниз и, оторвав ее, бросила под ноги сыну.

Силы оставили мальчишку, и он мешком осел вниз.

– Хватит, – еле слышно пошептал он.

– Успокойся, малыш, – сказал Ангел. – Зло только так и можно победить. Кровь за кровь. Только повергнув в ужас врага, ты станешь его сильней. Мы пройдем вдоль побережья, приумножая твое воинство. Имя нам – Легион. Потому что нас много.

– Нет.

– Вся Галилея преклонится пред тобой. Мы уничтожим пришельцев, и ты будешь править этими землями, – голос Ангела крепчал, наливаясь силой.

– Нет.

– То, что перенесла твоя деревня, лишь малая толика всех мучений твоего народа. Верни людям свободу! Пусть польется кровь римлян!

– Не-е-ет! – крикнул, закрывая лицо руками, Хаим. – Я хочу, чтобы они ушли. Пусть они уйдут… в море.

– Остановись, – заволновался Ангел. – Не делай этого. Не нарушай воли Его… Там же твоя мать.

– Она умерла, – прошептал мальчик, провожая взглядом зашевелившуюся толпу мертвых. – Уходите.

Со всех улочек города стекалась окровавленная масса воскресших мертвецов, медленно продвигаясь к торговой набережной. У пристани было глубоко, и мертвые, прыгнув вниз, сразу с головой скрывались в воде.

– Остановись, Хаим! Прекрати! Подумай, от чего ты отказываешься. Ты наслушался бредней этого пророка из Назарета, – вопил в голове Ангел. – Да это он источник всех несчастий! Ходит с блаженным лицом по земле, а за ним по пятам следует смерть. Раз ему ведомо грядущее – то зачем он пришел в землю гадарскую? Он виновен не меньше Люция. Если бы не он, вас бы не тронули. Останови их, слышишь!

Хаим молчал. Он молился, как учил отец, и просил у Бога то, о чем просила мать. Прощения всем. Слезы заливали глаза мальчика, когда последние воскресшие скрылись под водой, оставив на поверхности обрывки одежды и розовую от крови пену.

– Нет! – Казалось, в голове Хаима взорвался котел.

Он чувствовал, что какая-то сила рвется наружу, хрипя от ярости и ненависти, а потом все стихло. Пустота и тишина.

– Ты прав, Хаим, – раздался тихий, усталый голос Ангела. – Пусть идут. Они заслужили покой. Да и не справиться нам с Назаретянином. Ну да ничего. Раз он говорит, что он человек, то люди с него и спросят. Они любят забивать добряков камнями на площадях. На удары нужно скалить клыки, а не подставлять другую щеку. Он сам найдет свою погибель. А мы подождем. Я терпеливый и в силах тебе дать долгую, бесконечно долгую жизнь. А когда ты увидишь всю несправедливость мира и поймешь, что со злом нужно бороться только злом, – мы вернемся и соберем новую армию.

Слышишь, Хаим? Не молчи. А впрочем, как знаешь… наше время еще придет. Вот увидишь.