Долг и любовь
Вера двигалась по комнате бесшумно, как тень. Вслепую оделась, нашарила лежащую на кресле сумочку. Если бы она могла включить свет! Однако тогда мать сразу поймет, что она уже проснулась. И испортит ей настроение на целый день. Ведь она умеет это делать, как никто. За сорок пять лет совместного проживания с матерью Вера убедилась в этом.
Наконец, сборы в церковь были закончены. Вере оставалось только проскользнуть в прихожую, быстро открыть дверь и выскочить на лестничную клетку. Еще миг – и она окажется на свободе! И тут под ногой предательски скрипнула половица… Вслед за этим послышался резкий, по-старчески дрожащий голос матери:
– Вика? Это ты? Вика!
По многолетнему опыту Вера знала: она должна поспешить в комнату матери. Иначе та будет снова и снова звать ее и не уймется, пока дочь, наконец, не явится. Это же надо быть такой назойливой!
– Помяни, Господи, Давида и всю кротость его, – мысленно прочла Вера молитву, которая, как значилось в ее любимом молитвослове «Молитвенный щит православного христианина», способна укротить злобу любого «видимого врага», подущаемого врагом невидимым. Это немного успокоило ее. Теперь можно было идти к матери. Интересно, что ей нужно? Мать Веры, Галина Борисовна, невысокая худощавая женщина на восьмом десятке, как всегда, сидела в кресле у комода. Одна нога ее была обута в зеленую войлочную тапочку. Другая, забинтованная, покоилась на низенькой табуретке. Судя по тому, что в руках у Галины Борисовны была коробка с бинтами и бутылочкой облепихового масла, она намеревалась заставить дочь сделать себе перевязку. Что ж, для Веры эти малоприятные процедуры давно превратились в одно из множества больших и малых дел, которые она обязана была делать ежедневно во исполнение своего дочернего долга.
– Ты куда, Вика? – спросила Галина Борисовна, увидев появившуюся на пороге ее комнаты Веру. – В церковь?
– А куда еще-то? – хотела было огрызнуться та. – Нельзя, что ли? Неужели у меня даже в сорок семь лет нет права пойти, куда я хочу? И вообще, я не Вика, а Вера! Сколько можно это повторять? – Однако Вера вспомнила, что в таком случае на ближайшей исповеди ей придется опять каяться в непочтительном отношении к матери.
Пейзаж с церковью и руинами. 1861 г. Худ. Алексей Саврасов
И потому произнесла вслух совсем другие слова:
– Тебе перевязку сделать?
По правде сказать, это совершенно не входило в утренние планы Веры. Перевязка обычно занимала около десяти минут. А ей нужно торопиться. Ведь Свято-Ильинский храм, куда она идет, вернее, едет, находится на другом конце города. И автобусы туда ходят раз в полчаса. Ближайший будет как раз через десять минут. Если она пропустит его, то опоздает на воскресную Литургию… а ведь опоздать на Литургию – это не меньший грех, чем вовсе пропустить ее. Тем более, что она – певчая. И потому должна являться для прихожан примером дисциплинированности и благочестия. Однако ее мать любой ценой пытается досадить дочери. Ведь она сама может перевязать себе ногу. Но ей хочется задержать Веру дома. Сделать так, чтобы она опоздала в храм или вовсе не поехала туда. Вот оно, наглядное подтверждение Евангельских слов: «…и враги человеку – домашние его» (Мф. 10, 36)! Что ж, так и быть, она сделает ей эту злосчастную перевязку! Тем самым лишив себя благодати присутствия на воскресной Литургии. Пусть с ее стороны это будет жертвой, бескровным мученичеством, свидетельством того, насколько тщательно она соблюдает пятую заповедь: «почитай отца твоего и мать твою». И тем самым ведет себя по отношению к своей матери куда порядочнее, чем та – к ней…
– Нет, – прервал ее раздумья голос матери. – Ступай. Я сама справлюсь.
Молитва. 1879 г. Худ. Василий Суриков
Это просто невыносимо! Продержать ее столько времени на пороге, вместо того, чтобы сразу сказать «я сама справлюсь». И вот теперь у нее остается всего несколько минут, чтобы добежать до остановки. Только бы автобус не ушел раньше этого времени! Господи, помоги! – отчаянно молилась Вера, выскакивая на лестничную площадку и нетерпеливо барабаня пальцем по кнопке лифта, словно это могло заставить его быстрее подняться на девятый этаж. – Господи, помоги!
* * *
Как видно, молитвы Веры оказались услышаны: когда она подбежала к остановке, нужный ей автобус был как раз на подходе. Мало того: в нем оказалось свободное место. Усевшись поудобнее, Вера достала из сумочки изрядно потрепанную от частого и долгого употребления карманную Псалтирь, намереваясь вычитать кафизму-другую. Она делала так уже почти четверть века, с того самого времени, как крестилась, помня мудрые слова святых отцов: «если ты впал в искушение, то почерпнешь в псалмах обильное утешение; если согрешишь, найдешь здесь тысячу готовых лекарств; впадешь ли ты в бедность или в какое несчастье – псалмы укажут тебе многие пристани». Не раз Вере на собственном опыте пришлось убедиться – это правда. Вот и сейчас она надеялась, что Богодухновенные строки Псалмопевца Давида помогут ей вновь обрести душевный мир после разговора с матерью.
«…Яко отец мой и мати моя остависта мя, Господь же восприят мя…» – читала Вера знакомые строки псалма. Она помнила их наизусть. Ведь они как нельзя лучше подходили к ее собственной судьбе.
«…Отец мой и мать моя оставили меня…»
* * *
О своем отце Вера не знала ничего. Потому что Галина Борисовна избегала разговоров о своем бывшем муже. Да, они были женаты около двух лет. А потом он ушел к другой. Вот и все. После этого стоит ли удивляться, что слово «отец» всегда было для Веры пустым звуком? «Отец мой оставил меня…»
Что до матери… Вера лишилась ее гораздо позже. Когда, будучи на пятом курсе мединститута, приняла Крещение. А вместе с ним – и новое, христианское имя, превратившись из Виктории – в Веру.
С того самого дня, когда она объявила Галине Борисовне, что стала православной и сменила имя, между ними и началась та бескровная война, которая длится вот уже почти четверть века. И в которой Вера, если не победила, то, по крайней мере, выстояла. Ведь теперь Галина Борисовна уже не пытается заставить дочь отречься от веры. Как видно, убедившись в бесполезности своих усилий. Хотя все еще продолжает звать ее по-прежнему: Викой… Но поначалу мать причиняла ей очень много страданий. Не проходило и дня, чтобы Вера не слышала от нее оскорблений в адрес верующих, священников, Самого Господа. Неудивительно, что вскоре она возненавидела Галину Борисовну. Ведь что может быть больнее, чем слышать, как хулят твою веру? Вдвойне больней – если это делают самые близкие тебе люди. Превращаясь из близких – во врагов.
Не раз, приходя на исповедь к престарелому протоиерею Иоанну, слывшему духовно опытным, едва ли не прозорливым, пастырем, Вера каялась в том, что ненавидит свою мать. И неизменно слышала в ответ: это грех. Ведь Господь заповедал любить каждого человека, даже врага. Благословлять своих гонителей, а не проклинать их. Не побеждаться злом, но побеждать зло добром. Соблюдать заповедь о почитании родителей, которую Господь дал людям еще в ветхозаветные времена. Ибо, по словам святого Апостола Павла, это – «первая заповедь с обетованием: да будет тебе благо, и будешь долголетен на земле» (Еф.6, 2–3). Поначалу Вера пыталась возражать ему: разве должно соблюдать Господни заповеди в отношении безбожников и богоборцев? Таких, как ее мать… Однако старый священник, человек на редкость мягкий и добродушный, с неожиданной для него резкостью перебивал Веру:
– Молчите! Не смейте и думать такое! Не гневите Бога!
А она-то ожидала услышать от него слова утешения! Надеялась, что он посочувствует тому, сколь тяжкий жизненный крест ей приходится нести! Что ж, как видно, духовная опытность отца Иоанна была сильно преувеличена его почитателями и почитательницами. Ведь он так и не смог посоветовать Вере ничего лучшего, кроме неукоснительного соблюдения пятой заповеди…
Мало того: он не благословил ее уйти в монастырь, заявив, что она должна оставаться с матерью и ухаживать за ней. Ибо сам «игумен земли Русской», преподобный Сергий Радонежский, в свое время показал пример сыновней любви, отложив свой уход из мира до тех пор, пока его родители не отошли ко Господу. Вера намеревалась было сказать ему, что преподобные Кирилл и Мария не идут ни в какое сравнение с ее мамашей-атеисткой. Но вовремя смолчала. Ведь он наверняка снова бы напомнил ей все о той же пятой заповеди: «почитай отца твоего и мать твою»…
Преподобный Сергий Радонежский (фрагмент). 1899 г. Худ. Михаил Нестеров
И вот Вере уже сорок пять лет. А Галине Борисовне – за семьдесят. Она одряхлела и, после того, как у нее ампутировали пораженный гангреной палец на ноге, уже несколько лет не выходит из дома. Однако сколько еще она проживет, несмотря на свои многочисленные болезни?.. А, по слухам, в монастыри сейчас принимают только молодежь… Так что Вера, скорее всего, никогда не осуществит свою давнюю мечту – стать монахиней… Опять-таки по вине матери. Зачем только она тогда послушалась отца Иоанна и не ушла в монастырь без его благословения? Ведь очевидно, что он попросту не понял ее тонкой, ранимой натуры…
Впрочем, и другие батюшки оказались не лучше. К кому только не обращалась Вера после смерти отца Иоанна с жалобами на мать и с просьбами благословить ее уйти в монастырь, все священники напоминали ей хорошо знакомые слова из Священного Писания: «почитай отца твоего и мать твою, чтобы тебе было хорошо и чтобы продлились дни твои на земле… (Исх. 20, 12). Так что Вера была близка к отчаянию – почему все они напоминают ей, православной, о дочернем долге по отношению к неверующей матери?
Но однажды, когда кто-то из священников в очередной раз процитировал ей пятую заповедь, она вдруг поняла: ее не так сложно исполнять, как это может показаться на первый взгляд. «Почитай отца твоего и мать твою…» Значит, Вере достаточно просто ухаживать за матерью. И только. Большего от нее не требуется. Ведь «почитать» не значит «любить».
С тех она терпеливо несет свой жизненный крест, прислуживая больной старухе. В тайной надежде, что та оценит жертвенность дочери, и, по ее примеру, захочет стать православной. Сколько раз Вера читала о подобном в житиях святых… Однако упрямство и неблагодарность Галины Борисовны поистине беспримерны. Вместо того, чтобы попросить у дочери дать ей Евангелие или научить ее молиться, она часами пересматривает содержимое верхнего ящика своего комода, спешно задвигая его при появлении Веры. Что она там хранит? Наверняка золотые побрякушки, которые когда-то носила. Или вышедшие из моды тряпки. Или почетные грамоты, которые она получала, работая завучем. Какое же безумие – трястись над всем этим хламом! Впрочем, чего еще ожидать от такой, как ее мать? Как говорится, она жила смешно и умрет грешно.
А когда-то она думала, будто мать ее любит! Можно ли было не поверить в это, если тогда они вместе гуляли, ходили в кино, читали вслух книги… Мама помогала Вере готовить уроки и ухаживала за ней, когда та болела…Что ж, у святой великомученицы Варвары тоже был любящий отец. Который, тем не менее, бестрепетно предал единственную дочь на муки, узнав, что она христианка. Грош цена такой любви! Так что у нее нет ни отца, ни матери. У нее есть только ее вера.
Мать с больным ребенком. 1878 г. Худ. Василий Перов
«…Отец мой и мать моя оставили меня, но Господь примет меня…»
* * *
А тем временем в опустевшей квартире на десятом этаже мать Веры, Галина Борисовна, предавалась невеселым раздумьям о том, что сегодня ей снова придется допоздна коротать время одной. Вика вернется только вечером. Она проводит в церкви все выходные. Ей не хочется хотя бы один день побыть дома с матерью. Но почему, почему? Неужели этому ее учат там, в церкви?
Как же она изменилась с тех пор, как стала ходить туда! Прежде она была веселой, общительной девочкой. А после крещения… Откуда в ней появилась эта угрюмая замкнутость? Почему она стала одеваться в темное, как старуха? И с нескрываемой ненавистью отзываться о некогда любимых книгах и фильмах? Почему она порвала со своими подругами и даже с Сережей, который за ней ухаживал? Не случись этого, у Галины Борисовны, возможно, уже были бы внуки. А теперь их род пресекся. Да, пока Вика не одинока. У нее есть мать. Но что будет с нею, когда Галина Борисовна умрет? Кто тогда будет ее любить?
Вика была ее радостью, ее гордостью. Ведь самое ее появление на свет казалось чудом – врачи убеждали Галину Борисовну: ей никогда не родить ребенка. Но она не сдавалась. И, не жалея времени и денег, консультировалась и лечилась у лучших гинекологов. Она верила, что победит болезнь, и действительно победила ее. И именно поэтому назвала свою новорожденную дочь Викторией – победой.
Как она хотела, чтобы ее девочка была счастлива! Закончила институт, защитила диссертацию, вышла замуж, родила детей. Чтобы у нее были любящий муж, престижная работа, ученая степень, дом – полная чаша… все, чего не было у нее самой. Но вместо этого ее Вика работает рядовым врачом в пригородной больнице. И семьи у нее нет. И живут они, едва сводя концы с концами. Разве такой судьбы она хотела для дочери? Она сама ее выбрала… после того, как стала ходить в эту свою церковь. Галина Борисовна так и не смогла спасти свою дочь.
Да, она пыталась это сделать! Пыталась объяснить Вике, что религия – это удел темных и невежественных рабов, разочаровавшихся в жизни неудачников. Что верить в сверхъестественное – недостойно образованного человека. Как-никак, в свое время в институте Галина Борисовна изучала научный атеизм… Она постоянно твердила дочери об этом в надежде, что та услышит, поймет, одумается. И станет прежней Викой: веселой, общительной, живой. Увы, все ее усилия были напрасны: дочь лишь все больше и больше ожесточалась. Так что уже не скрывала от матери своей ненависти к ней. И тогда Галина Борисовна сдалась. Будь что будет. Пусть Вика живет, как хочет. Пусть ходит в свою церковь, если это доставляет ей радость. А она… ей достаточно только видеть Вику, слышать ее голос. Быть рядом с ней, чтобы она не чувствовала себя одинокой.
И пускай Вика держится с ней, словно с чужой. Галина Борисовна все равно любит ее. И живет этой любовью. Что еще у нее остается, кроме любви?
Братья Маккавеи, учитель их Елеазар и их мать Соломония. Икона XVII в.
* * *
…Вера не торопилась домой. Что ей там делать? Мать вполне обойдется и без нее. Она в состоянии дойти до кухни и разогреть себе еду. А грязную посуду Вера вымоет вечером, когда вернется. Однако отчего у нее на сердце так неспокойно? Почему ей все больше кажется: она оставила дома что-то очень важное… Нет, это исключено. Ведь Вера еще с вечера положила в сумочку Псалтирь, платок, кошелек… все, что ей нужно. Так что эта необъяснимая тревога – просто искушение, на которое не стоит обращать внимания.
Чтобы отвлечься, Вера поспешила на церковную кухню. Благо, уборщицы, свечницы и певчие уже приступили к трапезе. А там, закончив Крещение, пришел пообедать и батюшка, отец Алексий. И, поскольку на кухне собрались преимущественно женщины, завел беседу о благочестивых женах былых времен, воспитавших своих детей в святости.
Он вспоминал Анну, которая вымолила у Бога своего сына, Самуила, и затем отдала его на служение в храм. И мужественную Соломонию, убеждавшую своих семерых сыновей не бояться умереть за веру отцов. И святую Еввулу, мать великомученика Пантелеимона. И купчиху Агафью Мошнину, благочестивую родительницу преподобного Серафима Саровского. И преподобную Марию Радонежскую, подарившую Русской земле великого и славного авву Сергия. Упомянул и о праведной Нонне, что своим примером и любовью обратила к вере мужа, и силой молитвы укротила морскую бурю, в которой погибал ее сын – будущий Святитель Григорий Богослов. «…Своими молитвами для своих возлюбленных чад утишила она море, и материнская любовь ее с пределов востока и запада свела вместе покрытых славою сыновей, когда не ожидали они такой встречи. Прежде своими молитвами избавила она и супруга от жестокой болезни. Но что всего удивительнее, молясь, внутри храма, кончила она жизнь». – процитировал священник одну из эпитафий, которыми великий вселенский учитель и святитель Григорий почтил свою праведную мать.
Сколько раз Вера жалела о том, что ей не посчастливилось иметь верующую мать! Она бы с детских лет учила ее жизни во Христе. А чему могла научить ее мать-безбожница?
* * *
Вера вернулась домой сразу после вечерни. Потому что необъяснимая тревога, не дававшая ей покоя весь день, не проходила. Напротив – она даже усиливалась. Вере все больше казалось – дома случилась какая-то беда. И, на всякий случай, она решила вернуться туда пораньше.
Однако сделать это оказалось не так-то просто. Сперва она долго ждала автобус, который отчего-то задержался почти на полчаса. Потом выяснилось, что в их подъезде сломался лифт, и Вере пришлось подниматься на десятый этаж «на своих двоих». Когда же она, пыхтя и отдуваясь после непривычного восхождения, открыла дверь своей квартиры, то поначалу не заметила ничего особенного. Напротив, вокруг было тихо, как никогда. Обычно мать с порога встречала ее вопросом: «это ты, Вика?» Но на сей раз в квартире царило безмолвие. Непривычное, и потому подозрительное. И тогда встревоженная Вера заглянула в комнату матери.
Галина Борисовна вниз лицом лежала на полу возле комода с приоткрытым верхним ящиком.
Вера бросилась к матери и перевернула ее на спину. Галина Борисовна была без сознания. Однако, когда перепуганная дочь принялась тормошить ее, на миг открыла глаза:
– Ви…ви… – похоже, язык не слушался ее. Она скривила рот, пытаясь не то расплакаться, не то улыбнуться. И снова потеряла сознание.
* * *
Спустя час вызванная Верой машина «Скорой помощи» увезла так и не пришедшую в себя Галину Борисовну в больницу. А Вера осталась дома, на всякий случай дав врачам номер своего телефона. И прекрасно понимая: скорее всего, вскоре ей позвонят из больницы. Ведь, судя по клинике, у ее матери тяжелый инсульт. Так что вряд ли она доживет до утра. Скоро Вера будет свободна. И наконец-то сможет осуществить свою давнюю мечту – уйти в монастырь. А, если ей не удастся это сделать, останется жить в миру. Благо, теперь никто не помешает ей молиться и ходить в церковь. Освободившуюся комнату она превратит в подобие монашеской кельи. Увесит ее иконами и лампадками, поставит складной аналой, а сбоку от него повесит четки. Чем не келья? Правда, сперва комнату придется отремонтировать и освятить. Что до вещей матери, то она их выбросит. Ей не нужна эта память. Она начнет новую жизнь, где уже не будет места тягостным воспоминаниям о прошлом. И началом ее станет телефонный звонок из больницы…
Вера вернулась в опустевшую комнату Галины Борисовны, чтобы выключить там свет и задвинуть полуоткрытый ящик комода. Но все-таки: что же за ценности хранила ее мать в этом ящике? Она заглянула внутрь – и отпрянула. Потому что вещь, лежавшая на дне ящика, была ей слишком хорошо знакома.
Это был старый альбом для фотографий. Вера извлекла его из ящика, открыла первую страницу. И увидела… себя.
Да, это были ее фотографии. Детские, школьные, студенческие…Темноволосая девочка в распашонке, испуганно смотрящая в объектив фотоаппарата. Дошкольница с пышным бантом в волосах, прижимающая к груди плюшевого котенка. Мечтательная первоклассница в белом школьном фартуке. Нарядная выпускница – королева школьного бала. Улыбающаяся студентка в медицинском халате. А дальше – пустые страницы. Потому что жизнь Вики оборвалась в тот самый миг, когда четверть века тому назад отец Иоанн, окропляя ее голову водой из купели, произнес: «Крещается раба Божия Вера…»
Мать. 1915 г. Худ. Кузьма Петров-Водкин
Она забыла об этом альбоме. Ибо старалась не вспоминать о своей жизни до крещения. Годы, в которые она была далека от веры, казались ей прожитыми впустую. Однако ее мать жила воспоминаниями о них.
Именно поэтому она так бережно хранила заветный альбом. Хотя, казалось бы, зачем? Ведь Вики не существовало уже почти четверть века. Что до Веры, то разве она считала Галину Борисовну своей матерью? Нет. Она всего лишь «почитала» ее во исполнение заповеди. И с неохотой выполняла свой дочерний долг по отношению к ней. В то время, как мать любила ее. Именно поэтому она так дорожила старыми фотографиями дочери, напоминавшими ей о временах, когда еще ничто не разъединяло их. Эта память была залогом их возможного примирения. Если бы Вера вовремя смогла понять: любовь способна преодолеть преграды, которые воздвигают между собой люди. Лишь теперь ей открылось: в их многолетнем духовном противоборстве победила не она, а мать, чья любовь оказалась сильнее дочерней ненависти. Увы, Вера поняла это слишком поздно…
Или «поздно» все-таки лучше, чем «никогда»? Наверняка все еще можно исправить. Сейчас она вызовет такси и поедет в больницу. И всю ночь продежурит у постели матери. Ведь она не должна умереть, если дочь будет рядом! А завтра она возьмет отпуск, чтобы ухаживать за ней. Пусть ее мама наконец-то узнает, что такое дочерняя любовь. Может быть, тогда она простит ее…
Вера отыскала в справочнике номер службы вызова такси. Оставалось лишь набрать его… И в этот миг раздался телефонный звонок. А потом еще, и еще раз… Телефон звонил, не умолкая, словно человек на другом конце провода непременно хотел сообщить Вере какую-то крайне важную весть.
А она стояла, со страхом вслушиваясь в эти настойчивые, беспрерывные звонки. И не решаясь снять трубку.
