Инна Васильевна Русанова, подслеповатая, сгорбленная женщина на восьмом десятке, сидела за столом в горьком раздумье. Увы, старость (хоть это слово и рифмуется с «радостью») является весьма безрадостной порой. Вот и у нее на старости лет, как говорится, скорби и болезни вон полезли. Так что пришлось ей идти в поликлинику, откуда она вышла с пачкой рецептов, щедро выписанных тамошними докторами. Только, когда пришла Анна Васильевна в аптеку, чтобы купить выписанные лекарства, оказалось, что они обойдутся в половину ее пенсии. А ведь ей еще и за квартиру заплатить надо, и за газ, и за свет…раньше она еще и за телефон платила, да уже полгода, как отключила – кому ей звонить, а сто пятьдесят рублей в месяц – деньги немалые… Опять же – и есть-пить что-то нужно, таблетками сыт не будешь. Да и сапоги новые купить нужно – старые давно уже каши просят. Вот и убрела Анна Васильевна из аптеки несолоно хлебавши – как видно, правду говорят: аптека убавит века: на цены взглянешь – упадешь, не встанешь. И думай теперь, как быть – то ли лекарства себе покупать, то ли еду. Да, и впрямь старость не радость. А жить-то все равно хочется, а жить как-то надо. Ведь, хоть и горька старость, да смерть еще горше.
Портрет старухи. 1890-е г. Худ. Григорий Мясоедов
Но тут невеселые размышления старухи были прерваны неожиданным визитом Ольги Андреевны, сверстницы, соседки и задушевной подруги Анны Васильевны. Не проходило и дня, чтобы эти две женщины не встречались: то у одной, то у другой на квартире. Гоняли чаи, обсуждали растущие, как на дрожжах, цены в соседнем продуктовом магазине да последние происшествия и скандальные новости из жизни эстрадных звезд, о которых узнавали из телепередач. И за этими задушевными беседами забывали о хворях, об одиночестве, и о том, что смерть уже не за горами бродит – за плечами стоит…
– Что, Васильевна, горюешь? – с порога поинтересовалась Ольга Андреевна. – Из-за квартплаты, что ли? Я и сама, как сегодня квиток из почтового ящика вынула, за корвалол схватилась. Это ж надо так со стариков драть! Господи, да где же справедливость? Всю жизнь проработали, и на-ка тебе, заслужили на старости лет копейки. Раз в магазин сходишь, и пенсии нет как нет!
– И не говори, Андреевна, – с горьким вздохом подтвердила Анна Васильевна. И поведала соседке историю своего неудачного похода в аптеку.
– Вот и не знаю теперь, что делать, – завершила она свой рассказ. – Врачи говорят, если лечиться не буду, в любой момент инсульт или инфаркт может случиться. Только где же мне на лекарства денег взять?
Ольга Андреевна, словно в поисках денег, окинула взглядом комнатенку подруги: обшарпанную мебель семидесятых годов, столик, покрытый пожелтевшей от времени вязаной скатеркой, над которым висела выцветшая репродукция «Итальянского полдня», разномастную посуду в серванте, икону Богородицы в углу… И вдруг оживилась:
– Говоришь, где денег взять? А ты свою икону продай. Тут в одном доме на Набережной есть такой магазин, где всякое старье покупают. Я туда недавно бабкин самовар снесла…только место занимал, все хотела выбросить. Так мне за него две моих пенсии отвалили. Представляешь – две пенсии! А за икону твою, поди, и побольше дадут. Говорят, иконы сейчас дорого стоят…
По правде сказать, Анне Васильевне совершенно не хотелось продавать икону. Все-таки бабушкина память. Вдобавок, хотя она и молитв не знает, и в церковь только раз в год ходит – зимой, когда святую воду раздают, а все-таки на икону нет-нет, да взглянет, да поговорит с Женщиной, что на ней нарисована, да перекрестится, как бабушка учила. И станет ей после того легче на душе… Жаль иконы… да только, как умрет Анна Васильевна, кому она останется? Еще, чего доброго, выбросят ее чужие люди. Так может быть, права Андреевна – продать икону и дело с концом? Глядишь, и попадет она в хорошие руки. А у нее деньги на лекарства появятся. И всем-то будет хорошо…
На другое утро Анна Васильевна сняла со стены икону, напоследок протерла ее тряпочкой, и, бережно уложив ее в хозяйственную сумку, поплелась по указанному Андреевной адресу. Прямиком в лавку антиквара Бориса Жохова, больше известного под заслуженно полученным прозвищем Жох.
* * *
…Антиквару Борису Жохову хватило лишь одного взгляда на икону, принесенную ему старухой, чтобы определить ее стоимость. Краснушка-подокладница начала ХХ века. Вдобавок, весьма грубого письма…да и изображение кое-где уже начало осыпаться. Так что красная цена ей – тысяча рублей. Не больше.
Однако Жохов привык внимательно осматривать свой будущий товар. Поэтому он открыл киот, извлек оттуда икону… и в следующий миг увидел за ней какой-то предмет, едва заметный под густым слоем дочерна запыленной паутины. Объятый любопытством, антиквар извлек находку… еще никогда ему не доводилось обнаруживать в киотах ничего подобного. Это была авторучка из красно-бурой пластмассы, отливавшей благородным перламутровым блеском, с изящной золотой стрелой на колпачке. Жохов снял колпачок – под ним обнаружилось не стальное, а самое настоящее золотое перо. Рассмотрев ручку, он разглядел на ней надписи: «parker vacumatis», «made in USA», а также какие-то полустертые цифры и буквы. Вот это находка! Паркеровская ручка довоенной модели! Причем в очень хорошем состоянии. Да за такой раритет он сможет выручить бешеные деньги! Но как же она попала сюда? Иначе говоря, кому и с какой стати пришла в голову мысль спрятать американскую авторучку в иконный киот?
Жохов уже хотел было спросить об этом старуху. И вдруг заметил, с каким ужасом она смотрит на «Паркер» цвета запекшейся крови. Словно на нем и впрямь кровь…кровь кого-то из ее близких.
* * *
…Американский грузовой пароход «Кэролайн» готовился к отплытию. Собственно, все необходимые формальности уже были выполнены – по прибытии судна в северный портовый город Михайловск его капитан вручил экспедитору концерна «Михлесоэкспорт» рапорт об его готовности к погрузке, тот осмотрел трюм…и после того, как там, по его распоряжению, были устранены все неполадки, началась погрузка леса. Но теперь все это было уже позади. И доски, тщательно рассортированные по длине и ширине, уже покоились в обширном чреве парохода. А капитану и экспедитору оставалось только подписать тайм-шит, после чего «Кэролайн» наконец-то могла взять курс на родную Америку. Тем более, что период навигации уже близился к концу – на дворе стояла середина октября 1936 года.
И вот сейчас американский капитан Сэмуэл Дойс и экспедитор «Михлесоэкспорта» Николай Русанов, по возрасту годившийся ему в сыновья, сидя в кают-компании, вели свою последнюю деловую беседу. Их разговор шел на английском языке, которым молодой экспедитор владел в совершенстве.
– Имеются ли у Вашего руководства какие-либо пожелания к нашей компании? – с любезной улыбкой поинтересовался пожилой, грузный, краснолицый капитан Дойс.
– Да, – строго ответил экспедитор. – Впредь обратите внимание на чистоту в трюме. В этот раз у вас там было слишком грязно, так что, ради сохранности продукции, пришлось засыпать пол опилками. Но если подобное повторится в следующий раз, мы вынуждены будем задержать погрузку.
– No problem, мистер Русанов! – заверил его капитан. – В следующем году все будет о-кей. «Кэролайн» отслужила свое. Это последний рейс старой калоши. В ближайшее время наша компания намерена приобрести новый, более быстроходный и вместительный пароход «Генерал Грант». По весне мы придем к вам уже на нем…
– А что это за судно? – полюбопытствовал экспедитор. В ответ капитан расплылся в улыбке:
– О-о, мне понятен и приятен Ваш интерес. Что ж… – с этими словами он достал с полки журнал в яркой обложке, – это каталог судостроительной компании, чей пароход мы приобретаем. А вот (он перелистал несколько страниц и протянул журнал экспедитору) как выглядит это судно. Взглянитека. Не правда ли, красавец? А какой ход! По сравнению с ним «Кэролайн» – просто черепаха…
Экспедитор склонился над каталогом, увлеченно рассматривая изображения судов: грузовых, пассажирских, военных… Тем временем капитан Дойс внимательно наблюдал за ним…
– Я рад, мистер Русанов, что Вас заинтересовали новинки нашего судостроения, – подытожил он свои наблюдения. – В таком случае, возьмите этот каталог себе. Тогда Вы сможете на досуге ознакомиться с ним поподробнее.
Поблагодарив капитана, экспедитор свернул каталог в трубку и сунул в карман. Вслед за тем они с мистером Дойсом приступили к последней, самой важной части их беседы – подписанию тайм-шита. Капитан достал из кармана авторучку. А экспедитор, в свою очередь, извлек из портфеля химический карандаш и поднес его ко рту. В ответ Сэмуэл Дойс со своей неизменной улыбкой протянул ему свою авторучку… и Николай Русанов невольно залюбовался ее красно-бурым корпусом и золотой стрелой на колпачке. Впрочем, уже через миг экспедитор совладал с собой. Однако этого мига хватило, чтобы капитан заметил и понял все.
Когда тайм-шит наконец-то был подписан, экспедитор протянул капитанскую авторучку ее владельцу. В ответ мистер Дойс снова заулыбался:
– No, no. Оставьте ее себе, мистер Русанов. Пусть для Вас этот маленький презент будет памятью о нашей встрече.
В этот момент экспедитору вспомнилось, что, согласно должностной инструкции, ему запрещается вести с иностранными моряками какие-либо разговоры, не имеющие отношения к его непосредственным обязанностям. Впрочем, разве он беседовал с американским капитаном о чем-то постороннем? Что до ручки и каталога, то их ему презентовал сам мистер Дойс. А он просто-напросто принял его подарки. В самом деле, было бы невежливым отказаться от них…
Мог ли он знать, какими опасными бывают иные дары! И к каким непоправимым последствиям может привести маленький, совсем крохотный компромисс с совестью…
* * *
В тот же день, забежав пообедать к матери, Николай Русанов пересказал ей свой разговор с мистером Дойсом. А заодно показал и капитанские подарки – каталог и авторучку. К удивлению Николая, мать не проявила к его рассказу никакого интереса, скорее даже, встревожилась. Зато его младший брат, пионер Вася, только что вернувшийся из школы, был в восторге от увиденного и услышанного:
– Ого, какой пароход! А что это на нем написано? «Генерал Грант»? Это он к нам придет весной? Коль, а ты мне его покажешь? А это что? Ух ты! Вот это ручка! Коль, а можно я ею немножко попишу? Ну пожалуйста…
– Послушай, сынок, – перебила его мать, обращаясь к Николаю. – Лучше бы ты все это выбросил от греха подальше. Не ровен час…
– Да успокойся, мама! – отмахнулся тот. – Экая ты трусиха! Он же мне их сам подарил. Ну, я и взял. Что ж в том плохого?..
За разговорами время тянулось незаметно. И когда Николай наконец-то взглянул на часы, то обнаружил, что обеденный перерыв уже на исходе. Он выскочил из-за стола, спешно оделся и, на ходу сунув в карман каталог, помчался на работу. А ручка осталась у Васи, который в этот момент самозабвенно рисовал ею на листке бумаги самолет с пятиконечными звездами на крыльях. Впрочем, он был даже рад тому, что брат забыл прихватить «Паркер» с собой. Завтра он покажет ручку одноклассникам. Да они просто лопнут от зависти, когда ее увидят!
* * *
Назавтра на первой же перемене вокруг Васи собралась целая толпа однокашников и любопытных учеников из других классов. «Паркер» бережно передавали по рукам, разглядывали стрелу на колпачке, пробовали на палец остроту золотого пера, шепотом, словно заклинание, читали непонятные иностранные буквы и цифры и с завистью поглядывали на счастливого обладателя такого сокровища. Неудивительно, что Вася чувствовал себя, как говорится, героем дня…
– Эй, осторожней там! – прикрикнул он на одного из ребят, от волнения чуть не уронившего ручку на пол. – Еще сломаешь…
– А откуда она у тебя? – поинтересовался кто-то из толпы.
– Брат дал, – с нарочитой небрежностью произнес Вася. В самом деле, зачем говорить, что тот просто-напросто забыл у них авторучку? Есть вещи, которые лучше держать в тайне. Вот и его мама все время твердит: не следует болтать лишнего…
– А у него она откуда? – спросил все тот же любопытный.
– Американский капитан подарил, – гордо ответил Вася, довольный тем, что оказался в центре всеобщего внимания. – А еще он ему книжку дал, где всякие заграничные корабли нарисованы. Вот это корабли! У нас таких нет. Между прочим, они в следующем году придут к нам в Михайловск.
– Врешь! – презрительно бросил Мишка из параллельного класса. – Так мы тебе и поверим!
– А вот и не вру! – обиделся Вася. – Еще как придут! Это моему брату сам капитан сказал. И он мне эти корабли покажет. Потому что они с моим братом – друзья.
Увы, расходившемуся Васе было невдомек, что к его болтовне внимательно прислушивается Галя – востроносенькая чернявая девочка с косичками, кандидатка в комсомол и большая любительница книг про юных героев, что, не щадя жизни, борются с врагами народа и шпионами. Как это делал Павлик Морозов или отважная комсомолка Маша из романа «Гвозди», которая, работая на маслозаводе, разоблачила вредителя, тайком подсыпавшего в масло, предназначенное для советских людей, отравленные гвозди, и получила за это орден от самого товарища Сталина. Как же Гале хотелось тоже разоблачить какого-нибудь врага народа! Поэтому она бдительно следила за одноклассниками, соседями, даже за собственными родителями – и вот наконец дождалась своего часа!
В тот же день, придя домой, Галя села за стол и каллиграфическим почерком отличницы вывела на тетрадном листке:
«С чувством глубокого возмущения сообщаю вам, что мой одноклассник Вася Русанов ведет себя недостойно высокого звания пионера-ленинца и клевещет на нашу советскую власть. Сегодня в классе он говорил, что американская техника лучше нашей. И что в следующем году, когда сюда придут американские корабли, все сами убедятся в этом. Это ему сказал старший брат Николай, который имеет связи с иностранцами и часто получает от них подарки…»
Поставив последнюю точку, Галя аккуратно сложила исписанный листок, сунула его в конверт и, не доверяя почте (там тоже вполне могли оказаться шпионы и враги народа!) лично отнесла его в Михайловский райком комсомола. После чего с сознанием исполненного долга отправилась восвояси.
* * *
Спустя два дня после этого, когда Николай Русанов находился на работе, к нему подошли три незнакомца в сером.
– Николай Иванович Русанов? – спросил один из них, подойдя к экспедитору.
– Да, – ответил тот, искренне недоумевая, кому и зачем он мог понадобиться.
– Вам придется пройти с нами, – произнес незваный гость. – Вот ордер…
Николай послушно последовал за чекистами, сопровождаемый испуганными, злорадными, сочувственными взглядами сослуживцев. Он искренне не понимал, что могло случиться. Почему эти чекисты пришли к нему…за ним? Вероятно, произошла какая-то ошибка. Впрочем, сейчас наверняка все выяснится. Ведь он не делал ничего недозволенного. Он ни в чем не виноват…
Вскоре Николай Русанов уже стоял посреди своей комнаты, с ужасом наблюдая за тем, как чекисты роются в его бельевом шкафу, в столе, на книжной полке, перебирают вещи, перелистывают книги, откладывая в сторону каждый исписанный листок… Вот уже в руках одного из них оказался журнал – подарок американского капитана. Явно довольный своей находкой, чекист стал листать его – и обнаружил карандашные пометки, сделанные на его полях Николаем.
– Это Вы писали? – поинтересовался он, оборачиваясь к экспедитору.
– Я… – пролепетал Николай. Потому что понял: это – конец.
* * *
…Вслед за Николаем Русановым был арестован целый ряд сотрудников «Михлесоэкспорта», включая и его руководство. Все они были обвинены по статье 58 пункту 6 УК РСФСР, сиречь, в шпионаже. Кое-кто угодил под расстрел, кто-то отделался большим лагерным сроком. Что до Николая, то он получил десять лет без права переписки и бесследно сгинул в ГУЛАГе. Где и когда он встретил смерть, его родные так никогда и не узнали.
А его младшего брата Васю с позором исключили из пионеров и перевели в другую школу на окраине города, где учились такие же изгои, каким отныне стал он сам. Прежние друзья теперь шарахались от него, как от зачумленного. И с мечтой поступить в морскую школу Васе тоже пришлось расстаться – клеймо родственника осужденного «врага народа» лишало его будущего. Но самым страшным для него было все-таки не это. Он вынес бы и большее, он понес бы и худшую кару, лишь бы не чувствовать себя виновником гибели брата.
Увы, Вася был уверен – Николая сгубила его глупая похвальба. И зачем он только вздумал хвастаться перед одноклассниками заграничной авторучкой! Лучше бы он никогда не видел этого окаянного подарка американского капитана! Лучше бы он никогда не брал его в руки!
И все-таки Вася не решился уничтожить злополучную авторучку. Он просто спрятал ее, спрятал настолько надежно, что никому бы не пришло в голову искать ее в этом месте… как никому бы не пришло в голову, глядя на Васю, разглядеть лежащую на нем незримую каинову печать…
Прошло несколько лет. В 1940 году Василия призвали в армию. Летом следующего года он получил краткий отпуск. И приехав в родной Михайловск, женился на девушке Маше, в которую был влюблен еще со школьных лет и которая не побоялась соединить свою судьбу с судьбой брата осужденного «врага народа». А спустя два дня после того, как Василий и Мария отпраздновали свадьбу, грянула война…
Последний вечер, который молодожены провели вместе, стал поистине прощальным вечером.
– Ох, Васенька! – рыдала объятая недобрым предчувствием Мария. – Что же теперь с нами будет? Убьют тебя там, Васенька…
– Ну и пусть убьют! – с отчаянной решимостью произнес подвыпивший Василий. —
Может, тогда я свою вину перед братом искуплю…
– Ты это о чем? – недоуменно спросила Мария. – Какую вину?
– Из-за меня мой старший брат погиб, – признался Василий. – Да что ты на меня так смотришь? Правда это… Из-за того и нет нам с тобой счастья. И никогда не будет!
Вслед за этим, глотая горькие пьяные слезы, он рассказал жене историю об окаянном подарке американского капитана.
– А где эта ручка? – поинтересовалась Мария, услышав его страшное признание.
– Спрятал, – коротко ответил Василий. И остаток вечера не проронил ни слова. А поутру уехал на фронт.
Предчувствия Марии оказались не напрасными: вскоре она получила «похоронку» на мужа. А спустя месяц после этого на ее руках тихо угасла свекровь, не пережившая гибели последнего и любимейшего из своих сыновей. И тогда Мария поверила – над ними и впрямь тяготеет вина за гибель Николая Русанова. Василий уже понес свою кару. И увел за собой мать. Теперь очередь за ней, его женой, и за их будущими детьми. Где-то в их доме затаился окаянный подарок, поджидая свою следующую жертву – кто и когда ею станет? Откуда придет новая беда?
* * *
Окаянный подарок напомнил о себе в тот день, когда дочь Василия и Марии, семилетняя Аня, плача, прибежала домой из школы:
– Мама, мама, скажи, ведь это неправда, что мой дядя – враг народа? – захлебываясь от рыданий, спросила она у матери. – Ведь это неправда…
– Тише…тише… – испуганно зашептала Мария, озираясь по сторонам. – Молчи. Это правда…
Вот тогда-то Аня Русанова впервые услышала от матери историю об окаянном подарке, сгубившем ее близких – отца и дядю. И запомнила ее на всю жизнь…собственно, с тех пор вся жизнь Анны стала ожиданием надвигающейся беды. И вот теперь, на пороге смерти, она встретилась с ней лицом к лицу. Окаянный подарок, о котором доселе она знала лишь понаслышке, сейчас лежал перед ней на прилавке антикварного магазина…
* * *
…Антиквар Борис Жохов с изумлением смотрел на старуху. В самом деле, почему она так испугалась, увидев эту авторучку? Право слово, любопытно было бы это узнать… Впрочем, какое ему дело до чужих семейных тайн? Гораздо важнее другое. Если для старухи эта ручка и впрямь связана с какими-то неприятными воспоминаниями, он без труда сможет заполучить ее. Конечно, ради этого ему придется немного раскошелиться… впрочем, продав ручку сведущим людям, он вернет свое сторицей. Так что, как говорится, игра стоит свеч.
Что до Анны Васильевны, то в этот миг в ее голове проносился целый вихрь мыслей.
Икона Богоматери начала XX в.
Так вот он какой, этот окаянный подарок… Как же она боялась встречи с ним! И все-таки не миновала ее… Что же ей теперь делать? У кого искать спасения, если никто из людей не способен избавить ее от участи ее близких, ставших жертвами окаянного подарка? Да, никому из людей не под силу сделать это… Тогда у нее остается лишь одна, последняя надежда…
Старуха потянулась к иконе, схватила ее и прижала к груди обеими руками, словно боясь утратить эту, последнюю свою надежду на спасение. Ее движение не укрылось от глаз внимательно наблюдавшего за ней Бориса Жохова.
– Я вижу, Вы раздумали продавать икону, – сказал антиквар. – Тогда как насчет этой авторучки? Я готов дать за нее…
– Нет, – оборвала его старуха. – Я не стану ее продавать. Возьмите ее себе. Мне не надо денег. Только…заберите от меня эту смерть.
