Тринити

Утром, проснувшись от звука будильника, я понял, что не зря его заводил. Несмотря на то, что первые лучи солнца уже светили мне прямо в лицо, проснуться было очень тяжело. Казалось, мой мозг всю ночь работал, и ему некогда было отдыхать. Поэтому я чувствовал себя ужасно разбитым. Я пошёл будить себя контрастным душем. После десятка порций чередующейся холодной и горячей воды, мои глаза понемногу стали открываться. Я начинал соображать.

На кухне я первым делом подошёл к листу на холодильнике и заказал себе чашку крепкого кофе. Мне нужно было взбодриться. Было ощущение, что чего-то не хватает. Утро наступило, я встал, умылся, почистил зубы, но я что-то забыл, то, к чему успел привыкнуть. Рот, наполнившийся слюной, подсказал, что с первого раза я подсел на свежевыжатый апельсиновый сок по утрам. Я пошёл в спальню и стал изучать тумбочку. Я сильно старался, но оказалось, что эта тумбочка «недоразвитая» и сок она делать не умеет.

В холодильнике лежали апельсины, и я уже хотел выжать их вручную, но спортивный интерес и логика заставили меня подойти к большому листу. Кофе уже остывал на столе, когда я научился делать сок при помощи листа. Краник с живительной влагой выдвинулся, и я, успев подставить стакан, наполнил его до краёв. Было очень вкусно.

Я достал из холодильника курицу, заметив, что на пару апельсинов в нём стало меньше. Ну, что сказать, автоматизация. Если в детстве я пытался открывать холодильник быстро, чтобы успеть открыть до включения в нём света, то тут мне, наверное, придётся, когда выдастся свободное время, изучить, как апельсины из холодильника превращаются в сок.

Вкусно и плотно позавтракав, я пошёл одеваться. И тут меня ждало разочарование. Шкафы были пусты. А высохшая и сильно смятая вчера белая рубашка была непригодна для ношения на работе. Я надел всю одежду, включая смятую рубашку, решив перед работой заехать в магазин и купить новую. Начиная понимать местные порядки, я взял лист и ввёл в строку поиска: «хочу купить белую рубашку около автосалона «Эдем».

Лист выдал мне маршрут, на котором отображался автосалон и ближайший магазин одежды. Посмотрев на цену рубашки и свой счёт, я понял, что вполне могу её себе позволить. Закрыв измятую рубашку курткой, я вышел из дома. Я по привычке хлопал себя по карманам в поисках ключей, чтобы запереть дверь. Дверь, видимо, запиралась автоматически, поэтому я пошёл по дорожке к дальнему берегу, чтобы найти подземную стоянку с общественными флипами. Раннее утро было прохладным, ноги слегка замерзали. Я потёр их руками и от этого по моему телу пробежали мурашки. И тут я вспомнил, что забыл дома забрать одну вещь.

Пришлось вернуться и, не разуваясь, сбегать на второй этаж за бархатной коробочкой. Раньше я иногда бегал по дому на носочках в обуви, думая, что если сделать это быстро, то пол останется чистым. Я не подозревал, что тысячи бактерий оставались на полу, благодаря моей легкомысленности. И только Юля убивала их, когда мыла пол с порошком. Когда в доме есть ползающие дети, то пол моют по три раза в день, но мужчины иногда хуже детей и не всегда думают о последствиях.

Положив коробочку в карман куртки, я, смотря по сторонам на утреннее море, за 15 минут добрался до подземной парковки. Автомобилей там стояло довольно много. Но большая часть флипов была жёлтого цвета, это означало, что они общественные. Я подошёл к первому попавшемуся и прикоснулся к ручке двери.

И тут же смог наблюдать весьма эффектное зрелище. От самой ручки двери, довольно быстро и плавно, жёлтый цвет был поглощён ползущим красным. Когда автомобиль окончательно поменял окраску и стал очень красивым, он немного раздулся и присел ниже, становясь похожим на спортивный болид. Я раньше жалел, что такие концепты, которые постоянно печатали в журналах, не выпускают в серию. На мгновение мне показалось, что я однажды видел именно этот автомобиль на одной из таких иллюстраций. Ох уж этот ангел-хранитель…

Дверь открылась подобно крылу чайки, и я сел в уже подстроенное под моё тело кресло. Оно не было сетчатым. Оно, видимо, не имело продувок. Вокруг всё было немного проще, чем у Всеволода Владимировича в его «Ё-шке». Я сложил лист пополам и прикрепил его к приборной панели. Затем нажал кнопку «Старт» и завёл мотор. Звук флипа был потрясающим. Он совсем не подходил для автомобиля, так как он был от мотоцикла Harley-Davidson. Мне всегда очень нравился этот неповторимый суховатый звук.

Когда я пристёгивал ремень безопасности, я нечаянно задел коробочку в кармане. Достал её и вынул пробирку, чтобы рассмотреть подробнее. Внутри была стеклянная перегородка, которая делила ёмкость на две части. Прорезиненная крышка могла поворачиваться, открывая три отделения. Таким образом, она имела три положения: «закрыто», «открыто первое отделение пробирки» и «открыто второе отделение пробирки». Я догадался, что первое отделение предназначено для жучков одного уха, а второе — для другого.

Я пытался рассмотреть содержимое на дне двойной пробирки. Оно было похоже на небольшую щепотку очень мелкого песка. Перед тем как засыпать эту гадость в ухо, нужно было изучить её. Поэтому я ввёл в поисковую строку своего листа: «пикожучки фотография». Там отобразились фотографии с электронного микроскопа. Пикожучки выглядели как прихлопнутый комар. Угадывалось, где у него очень длинное жало и лапки, но лапок было гораздо больше, чем обычно, и они были очень длинными и торчали вверх. Крыльев не было.

Под страничкой с фотографией была инструкция по активации и деактивации пикожучков. Что ж, любопытство всегда было характерно для меня. Я открыл первый отсек и, наклонив голову на бок, засыпал его содержимое себе в ухо. Ощущений не было, мне даже пришлось постучать по пробирке пальцами, чтобы убедиться, что жучки выпали все. Затем я повернул крышку во второе положение и повторил свои действия с другим ухом. Невооруженным глазом было видно, что пробирка пуста.

Я убрал её в коробочку и положил на заднее сидение. На листе появилось зелёное сообщение: «Обнаружены пикожучки. Активировать?». Поколебавшись секунду и представляя, как сейчас буду корчиться от боли, я нажал «да» и стал прислушиваться к ощущениям. Сначала ничего не происходило, я сидел и слушал звук мотора любимого мотоцикла. Сначала в левом, потом в правом ухе стало слегка щекотно, потом в обоих ушах резко стрельнуло, и ощущения исчезли.

Через тридцать секунд звук мотора затих и на листе, прикреплённом к центральной консоли флипа, появилось два больших регулятора громкости. Я попробовал подвигать первый, и звук мотора стал громче. Потом уменьшил громкость до нуля и впервые в жизни окунулся в полную тишину.

Я остолбенел. Ощущения были нереальными. Мозг отказывался верить в происходящее. Я вдруг осознал, что всю свою жизнь был окружён различными звуками и часто их не замечал. Оказаться в полной тишине было некомфортно. Так же, как некомфортно оказаться с закрытыми глазами в комнате, полной людей. Поэтому я отрегулировал громкость так, чтобы слышать окружающие звуки и наслаждаться звуком мотора.

Потом стал экспериментировать со вторым регулятором. Когда я его двигал, ничего не происходило, но когда я его отпустил, я услышал громкий женский голос:

— Доброе утро, Володя.

Я был в шоке и сделал звук потише.

— Да, так, наверное, комфортнее, — продолжил незнакомый голос.

— Ты кто? — спросил я, не понимая.

— Я твой лист, — ответил женский уверенный голос. — Думаю, чтобы тебе было комфортнее, можешь называть меня по имени.

— А как тебя зовут? — спросил я, с непривычки не понимая, куда смотреть при разговоре, так как этот незнакомый голос был внутри моей головы.

— Меня зовут Тринити, — ответила она ласково.

— А вы живой человек? — спросил я.

— Так. Давай сразу переходить на «ты», — ответила Тринити. — Мы с тобой будем общаться часто и, думаю, станем настоящими друзьями. Я не живой человек. Я твой компьютер, а точнее — система ГУЛ.

— ГУЛ? — спросил я. — Это ещё что значит?

— Голосовое управление листом, — ответила Тринити. — Кстати, рекомендую тебе ускориться, так как по моим расчётам ты едва успеваешь на работу. Тем более, как я поняла, тебе нужно купить новую рубашку по дороге.

— Тринити, а откуда ты знаешь? — удивился я.

— Ты же сам вводил запрос в поисковую строку. Тем более, я сама вижу твою мятую рубашку. По моим прогнозам, эта мятая рубашка отпугнёт сегодня всех твоих покупателей.

— Так ты меня видишь? — спросил я, оглядываясь по сторонам.

— Вова, ты давай трогайся, а то опоздаем, — нетерпеливым голосом сказала Тринити, — ты езжай, а я тебе по дороге всё объясню.

Я, ощущая, что мой ангел-хранитель теперь ещё и получил право голоса, удивлённый и пытающийся осознать ситуацию, выехал с подземной парковки и, постепенно набирая скорость, стал повиноваться стрелкам дополнительной реальности. Они рисовались прямо на дороге, через лобовое стекло. Когда мы выехали на божий свет, Тринити продолжила:

— Ты же несколько раз в жизни смотрел на фотографии мух, стрекоз и пчёл под электронным микроскопом?

— Ну, да смотрел, — не понимая о чём она, ответил я.

— Видел, какие у них глаза? — спросила Тринити.

— Видел, они сетчатые и очень большие. Поделены на множество сегментов, — ответил я, вспоминая фотографии.

— Вот и лист состоит из специальных гранул, которые не только отображают информацию, но и видят изображение. Именно так лист понимает, что ты к нему прикасаешься, улавливая твои жесты. Поэтому я могу тебя видеть везде, где рядом есть любой лист.

— А если я раздеваюсь, ты тоже на меня смотришь? — пошутил я.

— Это закрытая информация, — сказала Тринити. — Но ты сам можешь догадаться. Ты когда ходишь мимо техники в доме, ты разве стесняешься её? У неё же нет моральных принципов, и она не может использовать твоё изображение против тебя. Поверь мне, можешь ходить голым, можешь делать всё, что угодно. Если это не грозит тебе опасностью, то я не буду вмешиваться.

— А когда будешь вмешиваться? — спросил я. Меня не прельщала мысль, что рядом со мной будет всегда своеобразный шпик.

— Ну, я могу вызвать полицию, если ты в опасности, — ответила Тринити. — Я действую только в твоих интересах. Ты со временем привыкнешь к моему присутствию. Ты же привык к присутствию тебя самого везде, где бываешь.

— Не думал на эту тему. Попробую. А я могу тебя отключить? — спросил я на всякий случай.

— Конечно, можешь, — удивлённо сказала Тринити. — Дашь мне голосовую команду, и я выключусь полностью. Социальная сеть «Ковчег» никого не заставляет собой пользоваться.

— Ты говоришь, «Ковчег» не заставляет, — прокомментировал я, разгоняясь уже до 220 километров в час и пролетая над пустыми пешеходными аллеями по мосту развязки. — А почему тогда люди попадают в тюрьму, если накопят долг больше 2000 коинов?

— Володя, тут всё просто, — начала отвечать Тринити. — Давай объясню на примере. Вот тебя же не заставляют заходить в ресторан. Но если ты по собственному желанию зайдёшь и вкусно поешь, не заплатив, то хозяин ресторана тебя накажет обязательно.

— Ну, это понятно, — сказал я, ловко огибая редкие флипы на трассе.

— «Ковчег» тоже не заставляет тебя пользоваться своими услугами, — продолжила Тринити. — Ты всегда можешь уехать в любой специальный город, где живут отшельники-староверы, которые не любят социальную сеть.

— Про это я уже слышал, — сказал я.

— Тем более, — сказа Тринити. — Но пользуясь всеми многочисленными благами, которые даёт лист и социальная сеть «Ковчег», нужно платить за это. Тем более, что коины можно заработать простой прогулкой.

Я ехал, наслаждаясь видами утреннего города, который ещё спал. Флип управлялся легко и позволял ехать и думать о своём. Я молчал уже несколько минут, поэтому Тринити сказала:

— Вов, может, включить тебе музыку?

— Давай. Вивальди есть? — спросил я.

— Есть, сейчас включу твой любимый концерт.

Тринити замолчала и медленно добавила громкости. В колонках с необычайным качеством зазвучал Вивальди. Я узнал свой любимый цикл из четырёх скрипичных концертов, который назывался «Четыре времени года». Под музыку я укладывал в голове новую информацию. Я старался думать позитивно и пытался понять, что мне теперь может дать знакомство с Тринити.

За всю свою жизнь я ни разу даже не думал, что буду разговаривать с компьютером. Так прошло три часа и двадцать восемь минут. Что как раз совпало с длиной всего концерта. Когда музыка закончилась, Тринити сказала:

— Володя, мы уже подъезжаем к магазину, может, попросить вынести тебе подходящую рубашку к машине?

— Ну, ведь нужно её померить? — удивился я.

— Ты шутишь? — спросила Тринити. — Тебе вынесут рубашку, которая тебе идеально подходит. Могу поспорить. Мы же её уже померили на твоём «дампе», когда предлагали маршрут до магазина.

— Тринити, ну, я тогда положусь на тебя, — улыбнулся я.

— Договорились, — ответила Тринити. — Сворачивай через двести метров направо. Потом в подземную парковку, там тебя будет ждать Сильвестор.

— Сильвестор? — спросил я, резко сворачивая направо.

— Да. Это продавец в магазине итальянской одежды. Он уже спускается по эскалатору. Вот он.

На лобовом стекле вдруг появилась красная рамка, в которой я увидел молодого человека, бегущего вниз по движущимся ступенькам. Он направился в мою сторону. Я остановился и вышел из машины. Он подошёл и вручил мне вешалку с новой гладко выглаженной рубашкой.

— Володя, вот ваш заказ, — сказал он, улыбаясь и держа правую руку за спиной. — У нас сегодня акция, и мы дарим вам вот этот галстук.

Он протянул мне галстук. Я положил его на крышу флипа и стал снимать куртку. Посмотрев на мою мятую рубашку, Сильвестор улыбнулся и побежал обратно, помахав мне рукой. Я быстро переоделся. Сел обратно в машину и бросил смятую рубашку назад.

Я снял машину с режима парковки и поехал по стрелкам маршрута дальше. Нужно настраиваться на второй рабочий день, поэтому я молчал и не задавал Тринити вопросов. Хотя я уже знал, что это именно то существо, которое сможет мне открыть глаза на то, что я тут делаю. И почему я оказался вдали от своей семьи. И когда я вернусь обратно.

 

Вторник

Когда я уже подъезжал к автосалону «Эдем», я решил проверить, слышит ли меня Тринити:

— Тринити, какой сегодня день недели?

— Вторник, — ответила Тринити и замолчала.

Я выруливал на подземную парковку автосалона и думал, что Тринити — это точно не живая женщина. Любая настоящая женщина не смогла бы молчать после ответа. Она бы обязательно задала свой любимый вопрос: «А что?» или «А почему ты спрашиваешь?». Женщина не может просто ответить на вопрос, ей важно знать, почему вы его задали.

Женщины на генетическом уровне хотят постоянно слушать о твоём отношении к ним. Не важно, что ты говоришь, важно, как ты это говоришь. Стоит тебе невзлюбить девушку и пообщаться с ней, постоянно сдерживаясь и вроде бы ведя себя как обычно, — она сразу это почувствует. Женщины издавна выполняли своеобразную роль сигнализации. Они намного раньше чувствуют опасность и другие изменения окружающей обстановки, чем мужчины.

Большинству мужчин этого не дано. Мужчина — это охотник и защитник. Он должен, не замечая опасности, выходить и биться. Поэтому он не так внимателен к мелочам. Да это ему и не требуется в большинстве случаев, так как у него в семье есть женщина, которая заметит всё, что нужно, и всё, что не нужно. Она ему не даст спокойно спать, если её что-то не устраивает. Даже если это будет непонравившийся тон или неудобный вопрос.

А тут такое удобство. Спросил, ответила и молчит дальше. Если так пойдёт, то мы с ней подружимся. Для закрепления проверки я спросил:

— Тринити, Всеволод Владимирович уже приехал?

— Да, он в своём кабинете, — ответила Тринити сразу. — Вот, смотри, его машина.

На лобовом стекле показалась красная рамка, через которую я увидел его персональный красный флип. Я припарковал свой общественный флип рядом и, открепив лист, вышел из машины. Когда я подходил к лифту, я обернулся и увидел, как автомобиль меняет свою форму и цвет обратно и становится обычным жёлтым общественным флипом, каких на этой стоянке стояло достаточно много.

— А сколько времени? — спросил я, пытаясь проверить, слышит ли меня Тринити вне автомобиля.

— Без десяти девять, — ответила она и замолчала.

Я поднялся наверх и пошёл по направлению к кабинету Всеволода Владимировича. Проходя мимо кабинета Тани, я помахал ей рукой. Она мне ответила, улыбаясь. Работники автосалона были приветливы. Мужчины пожимали мне руку, а женщины улыбались и кивали мне головой. Когда я проходил, они оборачивались и показывали на меня. Видимо, слухи о том, что я продал самый дорогой флип шоу-рума, распространились за один день. Всеволод Владимирович сидел за своим столом и общался с уже почти выходящей женщиной. Я стоял за стеклом в нескольких метрах. Мне пришла в голову гениальная идея, поэтому я спросил:

— Тринити, кто эта женщина?

— Это главный бухгалтер «Эдема» Алевтина Петровна, — охотно ответила Тринити.

Я уже подходил к кабинету патрона «Эдема», когда она потянулась к ручке двери. Я учтиво открыл ей дверь и сказал:

— Здравствуйте, Алевтина Петровна.

— Доброе утро, — ответила главный бухгалтер, немного замявшись от удивления и затем ускоряя шаг.

— Вов, приветствую тебя! — вставая со своего места, улыбался Всеволод Владимирович. — Я смотрю, ты уже познакомился с нашим главным бухгалтером? Замечательная женщина. У неё очень богатый опыт и ты всегда можешь у неё поучиться житейской мудрости.

— Мы с ней не знакомы, — ответил я, — просто я активировал пикожучки и теперь могу задавать своему листу вопросы, на которые он с удовольствием отвечает. Я вот перед вашей дверью спросил, как зовут эту женщину, и мне ответили.

— Очень интересно, — удивлённо сказал патрон. — А скажи мне, пожалуйста, как зовут твоего советника в листе?

— Её зовут Тринити, — ответил я.

— Ну, кто бы сомневался! — рассмеялся Всеволод Владимирович.

— Вы что с ней знакомы? — спросил я.

— Да нет, я просто так, — замялся Всеволод Владимирович. — Ну, поздравляю. С Тринити ты теперь быстрее адаптируешься к будущему. Хорошо иметь собственного советника. Как тебе дом? Понравился?

— Я ещё не до конца разобрался, — ответил я. — Но спасибо за совет посмотреть закат, действительно красиво. Вчера даже искупался.

— Ты это, поосторожнее, — строго сказал Всеволод Владимирович. — С сегодняшнего дня сначала запрашивай у Тринити погодные условия, можно ли тебе входить в воду. А то унесёт в море. Ты же там один на острове. Ты мне ещё пригодишься, будь осторожнее.

— Хорошо, — сказал я. — Всеволод Владимирович, мне сегодня можно продавать флипы?

— Не, ну ты чего такой прыткий? — пошутил патрон. — Ты уж, пожалуйста, научись хотя бы основам, а потом продавай. Впрочем, как знаешь. Решай сам. Если что, спрашивай Тринити, она тебе подскажет. Ты сегодня в распоряжении Тани. Иди, работай.

Я вышел от Всеволода Владимировича и отправился в свой прозрачный кабинет. Там я решил провести около часа, чтобы разобраться с сайтом автосалона. Я уже понял, что внутренний сайт просто необходим для того, чтобы успешно продавать флипы. Я сел за своё рабочее место и нажал кнопку, которая выдвигала большой лист формата А3 из стола и наклоняла его в вертикальной плоскости. Снизу появилась клавиатура и трекпад. Как и всё новое, сайт для меня был немного сложноват. Очень много информации, и я не знал, за что сейчас браться.

Большой сайт, множество данных, а у меня даже тетрадки и листочка с ручкой нет, чтобы записывать. Я сидел и удивлялся, как они обходятся без записей. Потом открыл ящик стола и обнаружил там дорогую ручку. Так как писать было не на чем, я попробовал ручку на своей ладони. Ручка не писала. Я попробовал провести ей по экрану листа, и тогда ручка стала писать. Это, оказывается, был стилус. Для начала открыл календарь своих дел. Там было всего два дела: «Звонок вежливости Коровьеву М.П.» и через несколько месяцев «День рождения Коровьева М.П.».

— Тринити, кто такой Коровьев М.П.? — спросил я.

— Это твой клиент, которому ты вчера продал флип, — ответила Тринити, не задумываясь.

— А что за звонок вежливости стоит у меня через 5 дней? — спросил я и показал пальцем на экран.

— По правилам «Эдема», менеджеры должны звонить своим клиентам через 5 дней после продажи, чтобы поинтересоваться, как у них дела.

— Это ещё зачем? — спросил я удивлённо.

— Сейчас объясню, — охотно начала Тринити приятным голосом. — У нас все клиенты приписываются к одному менеджеру. Вот помнишь Сильвестора?

— Ну, конечно, это тот улыбчивый, который продал мне рубашку, — ответил я.

— Так вот, — сделав паузу, сказала Тринити, — пока он тебе нравится как менеджер, только он будет общаться с тобой. По правилам обслуживания, в каждом магазине, ресторане, государственном органе, больнице и так далее у тебя будет персональный менеджер.

— А зачем? — спросил я.

— Володя, ты представь, как удобно, — воодушевляюще сказала Тринити, — везде, где ты будешь получать услуги, ты сможешь привыкать к конкретным людям. И уже через полгода ты будешь обслуживаться только у знакомых тебе людей.

— А у нас в автосалоне это как работает? — спросил я, начиная понимать.

— Наш компьютер, — ответила Тринити, — вычисляет, если ты понравился клиенту, то он тебя делает его персональным менеджером. С этих пор ты будешь звонить клиенту пару раз в год и спрашивать, как дела. Будешь поздравлять своего клиента с днем рождения и новым годом. Будешь даже отправлять подарки от нашего автосалона.

— Отлично, — прокомментировал я, задумавшись об удобстве. — Получается, что чем дольше я работаю и чем больше нравлюсь клиентам, тем больше у меня гарантированных покупателей?

— Молодец, Володя, правильно.

В этот момент в кабинет зашла Таня с необычным молодым человеком. Если бы я встретил такого в тёмном коридоре, я бы испугался до икоты. Его лицо было очень бледным. Вокруг глаз были намалёваны большие чёрные круги, создавая ощущение, что глаза впали глубоко в череп.

Чёрная рубашка, чёрные брюки и чёрный браслет с непонятными древними знаками. На его груди висел серебряный медальон с перевёрнутой пятиконечной звездой. Волосы у него были абсолютно чёрного цвета и очень длинные. Обувь — огромная. Это были высокие кожаные сапоги с множеством застёжек и мощнейшим протектором. В ушах были чёрные наушники-«капельки», провода от которых уходили к его поясу.

— Доброе утро, — сказала Таня и улыбнулась. — Вот, познакомьтесь, это Сергей. Но он любит, чтобы его называли Аполлион.

— Приятно познакомиться, Аполлон, — после большой заминки, ошарашенный внешним видом юноши, сказал я.

— Аполлион, — сухо сказал молодой человек, делая безучастный вид.

Он, позвякивая своими многочисленными железками и тяжело ударяя большими ботинками в пол, подошёл к моему столу и протянул правую руку с браслетом. Я встал из-за стола и, расположившись напротив него, протянул ему свою руку и пожал её. Точнее, пожал руку он, причём очень сильно. Мощными сухими пальцами с многочисленными кольцами он сжал мою руку почти до хруста. Очень захотелось двинуть ему в ухо! Честно.

— Аполлион очень хотел с тобой познакомиться, — сказала Таня.

— А вы тут работаете? — спросил я для поддержания разговора.

— Ты! — громко и коротко сказал Апполион.

— Что я? — непонимающе спросил я, начиная внутренне смеяться над комичностью ситуации.

— Говори мне: «А ты тут работаешь?» — объяснил чёрный великан, который был на целую голову выше меня.

— Хорошо, договорились, — улыбнулся я, — может, присядем на диван?

— Некогда! — коротко ответил Апполион и, не дожидаясь нашего ответа, широкими шагами, позвякивая на ходу, вышел.

Мы остались с Таней вдвоём. Она улыбалась так, как будто ничего не произошло. Пытаясь перебороть своё стеснение и боясь нарушить правила приличия, я всё же спросил:

— Тань, это кто?

— Впечатляет, да? — рассмеялась Таня. — Потом привыкнешь. Это один из самых успешных наших менеджеров. По документам его зовут Сергей, но не надо его так называть. Он обижается.

— А он всегда такой недружелюбный? — только сейчас расслабив округлившиеся с самого начала глаза, спросил я.

— Да нет. Это он тебе показал, какой он. Чтобы ты его боялся. Если честно, то после долгого общения ты привыкнешь и поймёшь, что это хороший добрый парень, который просто противопоставляет себя существующей системе. Мы с ним дружим.

— А что за странное одеяние и зачем эта тонна косметики на его лице? — спросил я.

— Имидж, — ответила Таня. — Ты потом открой лист и почитай про сатанистов. Он из этого движения. Он поэтому и продаёт много флипов — все неформалы покупают только у него.

— Хм-м. Логично, — задумчиво сказал я. — А он правда сатанист или притворяется?

— Правда, — ответила Таня. — Я очень давно его знаю. Сама не увлекаюсь подобным, но иногда интересно послушать про их теории и ритуалы.

— Тань, а зачем у него провода в ушах? — после долгой паузы спросил я.

— Он так слушает музыку и своего советника из листа, — ответила девушка.

— А чем ему не нравятся пикожучки? — спросил я. — Через них же тоже можно слушать музыку и разговаривать с советником?

— Странно, что ты ещё не заметил, — начала Таня. — Но небольшая часть людей брезгует использовать пикожучков. Им становится дурно от одной мысли, что в их ушах сидят маленькие роботы и пьют их кровь. Для таких людей выпускают обычные наушники. Они бывают с проводами и без.

— А у тебя какие наушники? — спросил я, пытаясь заглянуть Тане в ухо.

— Я не мнительная и поэтому использую пикожучков, — ответила Таня, поворачивая свою голову боком, чтобы я мог видеть её ухо. — Это же очень удобно. Они не мешают, когда спишь. Если море разбушуется, я могу сделать его шум потише. Да и Эдвин всегда доступен.

— Эдвин? — спросил я, услышав незнакомое имя.

— Это мой советник. Его так зовут, — сказала Таня. — А у твоего какое имя?

— Моего советника зовут Тринити, — сказал я.

— Первый раз слышу это имя, — сказала Таня. — Но, что закономерно, большинство мужчин выбирают женские голоса, а женщины — мужские. Хотя нет. Вру. Женщины в тридцати процентах случаев выбирают себе женские голоса в качестве подружки.

— А голос можно выбрать? — спросил я.

— Ну конечно, — удивилась Таня. — Конечно, можно выбрать. Ты ещё скажи, что из фильмов ничего не выбирал? Если захочешь, скажи своей Тринити: «Хочу, чтобы ты разговаривала голосом Тани, с которой я только что разговаривал». Неужели ты думаешь, что она не послушается?

— Надо будет попробовать, — сказал я.

Фразу про фильмы я услышал, но чтобы не раскрыться, решил узнать, что это значит, позже. Мы ещё несколько минут поговорили с Таней, и когда она вышла, я сказал:

— Тринити, поменяй свой голос на голос Всеволода Владимировича.

— Хорошо, — сказал голос Всеволода Владимировича в моей голове. — Я должен оставить этот голос на всё время? Подтверждаешь?

— Нет! Верни, как было, — рассмеявшись, сказал я.

— Хорошо, — ответила Тринити.

— Тринити, хочу тебя спросить. Ты слышала наш разговор с Таней?

— Конечно, слышала, — ответила Тринити.

— А скажи мне, что она там говорила про фильмы?

— Воспроизвожу, — сказала Тринити и воспроизвела запись, — «Ну конечно. Конечно, можно выбрать. Ты ещё скажи, что из фильмов ничего не выбирал?».

— А что значит «выбирать из фильмов»? — спросил я.

— Совсем забыла тебе рассказать. Когда ты смотришь любой фильм или журнал, или видишь интересное в жизни, то ты можешь попросить меня заказать тебе любую вещь, которую я увижу. Я найду, где она продаётся, и закажу доставку. Например, ты можешь заказать такие ботинки как у Апполиона. Только сформулируй мне, что ты хочешь.

— И сколько стоят его ботинки? — для примера спросил я.

— Полтора коина в день, — быстро ответила Тринити.

— Что значит в день? — спросил я с удивлением.

— Ну, если этот Сергей будет ходить в этих ботинках 24 часа подряд, то он заплатит 1,5 коина. Если не будет снимать их ни днём, ни ночью целый год, то заплатит 567 коинов в год.

— Ты имеешь в виду, что эти ботинки он взял напрокат? — спросил я.

— Почему же? — начала Тринити. — Он их купил. Эти ботинки стоят 20 коинов изначально, и за их ношение списывается сумма, пропорциональная времени ношения. В эту сумму входит ежегодное обновление вещи.

— Что значит обновление?

— Старую вещь автоматически забирают и кладут на её место новую. Для обуви это делается раз в год.

— Кто забирает? — спросил я.

— Шкаф, — ответила Тринити.

Я не стал расспрашивать подробнее, чтобы не перегружать свой мозг. Со временем само всё утрясётся, и я к этому привыкну. Я вдруг представил, как смотрю фильм про ковбоев, они заходят в салун и заказывают виски с беконом. А я останавливаю фильм и прошу Тринити заказать мне то, что они пьют и едят.

Потом представил, как иду по аллее с бассейнами и, видя, как по специальной дорожке едут «Сигвеи», прошу Тринити заказать мне подобный. О! Надо будет не забыть попросить Тринити заказать лошадь покататься. Зная, как устаёшь после поездки, думаю, можно неплохо заработать коинов.

— К тебе пришли! Выходи быстрее, — крикнул Всеволод Владимирович, заглядывая в мой кабинет.

 

Сложный покупатель

— Тринити, кто это ко мне пришёл? — спросил я, выходя из кабинета и направляясь за быстро идущим патроном.

— Володя, я пока не знаю, — ответила Тринити.

Всеволод Владимирович быстро подвёл меня к двум мужчинам и одной женщине. Мужчина и женщина оживлённо переговаривались друг с другом, а третий из их компании стоял поодаль и рассматривал один из флипов. Этот третий проверял качество лакокрасочного покрытия ногтём. Если бы я увидел такое отношение к своему автомобилю, ему бы не поздоровилось. Когда эти трое увидели меня, они встали вместе и стали пристально смотреть на меня. Их лица не выражали ничего. Ничего хорошего и ничего плохого.

— Вот Владимир, который вам нужен, — сказал Всеволод Владимирович, показывая на меня рукой.

— Вы уверены? — спросила женщина, с подозрением осматривая меня с ног до головы.

— Да, конечно, — ответил патрон. — У нас в «Эдеме» больше нет продавцов по имени Володя. Он с удовольствием вам поможет. Правда, Володя?

— Всем, чем смогу, — ответил я неуверенно.

— Тогда вынужден вас оставить, — сказал патрон и, не дожидаясь ответа, отправился в сторону своего кабинета.

Женщина продолжала рассматривать меня, и это было неприятно. Один из мужчин подошёл ко мне и, не подав руки, сказал:

— Мы хотели бы посмотреть, что у вас есть.

— Что у меня есть? — непонимающе спросил я.

Женщина оттолкнув, по всей видимости, своего мужа, сказала:

— Я не поняла. Мы что, в продуктовом магазине? Или вы первый день работаете с покупателями? Я не могу понять, почему нам порекомендовали работать именно с вами. Мы хотим подобрать себе индивидуальный флип. Если вы настолько глупы, что не понимаете нас, то позовите другого продавца!

— Извините, пожалуйста, — сказал я, когда меня осенило. — Я сначала подумал, что вы ко мне по личному вопросу.

— Боже упаси! — раздражённо воскликнула она.

— Может, уже посмотрим, что у вас есть? — сказал её муж.

— Разумеется, пойдёмте, — сказал я, направляясь в сторону новых флипов. — А можно спросить, какой у вас сейчас флип?

Я часто задавал такой вопрос, считая его лучшим для выявления потребности. Перед презентацией конкретного автомобиля всегда хорошо знать, чего желает покупатель. Я сначала хотел спросить о предпочитаемой коробке передач, но разум подсказал, что механика наверняка вышла из моды больше 1000 лет назад. Я шёл с ними и думал, с чего начать. Я ведь не знаю этих автомобилей будущего. Чем я могу им помочь? Но так как я привык решать проблемы по мере их поступления, я подвёл их к первому флипу зелёного цвета, удивляясь, что уже минуту не получаю ответ на свой вопрос. Очень тяжело разговаривать с людьми, которые не идут на контакт.

— Извините, а какой у вас сейчас флип? — я повторил свой вопрос, обращаясь к женщине, подозревая о том, кто доминирует в этой семье.

— Уважаемый, — резко начала она, — вы уже задавали этот вопрос, и мы его проигнорировали. Неужели вы думаете, что мы глухие?! Если мы не желаем отвечать на дурацкие вопросы, то будьте любезны, не задавайте их повторно.

Я немного оторопел, но постарался этого не показывать. Я мысленно досчитал до десяти и продолжил.

— Вот, смотрите, пожалуйста, — открывая водительскую дверь зелёного флипа, сказал я, — здесь у нас флип, который собирается в России. Поэтому он один из самых дорогих и укомплектованных в нашем автосалоне. Не желаете присесть?

— Зелёный не интересен, — отрезала женщина.

— А какой цвет вам нравится? — спросил я, внутренне теряя терпение.

— Боже мой, — подняв руки вверх, сказала женщина, — ну неужели меня так и будут бомбить вопросами сегодня? Молодой человек, покажите нам флип, у которого мы сами сможем менять цвет. А там мы уже сами разберёмся.

Муж этой женщины отвёл меня в сторону, пока она направлялась к автомобилю в стразах. Когда он отвёл меня на безопасное расстояние, то шепнул на ухо:

— Вы уж не обижайтесь, пожалуйста. Ольга немного экспрессивна с чужими людьми. Когда она к вам привыкнет, то будет помягче. Потерпите. А то мы практически каждую неделю носимся по всем автосалонам Москвы и пытаемся выбрать ей флип. Некоторые нетерпеливые продавцы срываются, и тогда Ольга разносит их в пух и прах.

— Вас как зовут? — спросил я улыбаясь.

— Меня зовут Андрей, — ответил мужчина. — Надеюсь, вы поняли, что не стоит проявлять эмоции и обижаться на мою супругу. Она именно этого и добивается. Если она сможет вывести вас из себя, то будет считать себя победителем.

— Андрей, я всё понял, — кивнув головой, сказал я. — Я не первый год в продажах и умею общаться с любым человеком. И я с удовольствием помогу вам и вашей супруге. Если вы мне немного поможете, то вы уедете на уникальном экземпляре. Извините за нескромность, но я хотел спросить, а кто этот мужчина с вами?

— Это её знакомый, — ответил Андрей. — Он очень хорошо разбирается в технике, поэтому она всегда берёт его с собой, на правах эксперта. С ним тоже постарайтесь не конфликтовать. Тот ещё тип.

— Милый! — на весь салон раздался Ольгин голос. — Милый! Иди сюда!

Мы переглянулись и пошли к флипу, который весь был в стразах. Ольга уже сидела внутри, а её знакомый привычно ковырял стразы ногтём. Андрей сделал благостный вид и, подлетев к своей супруге, сказал:

— Дорогая, ты великолепно смотришься в этом сиянии.

— Тебе не кажется, что это слишком? — томно спросила она, не обращая на меня внимания.

— Мне кажется, учитывая твой социальный статус, — продолжил Андрей, — этот автомобиль тебе подойдёт как нельзя лучше.

— Вы отлично смотритесь в этом флипе, — начал я.

— Стоп! — воскликнула дама, показывая мне свою левую ладонь. На её запястье блеснули бриллианты. — Я же сейчас не с вами разговариваю.

— Дорогой, — моментально меняя тон, сказала Ольга, — ну мы же не можем останавливаться на первой попавшейся персоналке? Давай сначала присмотримся к другим.

Она открыла дверь и стала ждать, когда её нерасторопный муж догадается подать ей руку. Судя по манерам, она была не меньше, чем главным руководителем английской королевы.

— Хорошо, — ответил муж. — Давай посмотрим всё, что тут представлено.

Мы около тридцати минут ходили по всему автосалону. Я уже привык к тому, как выбирает автомобиль эта троица. Мы подходили большой группой к конкретному флипу. Ольга осматривала его снаружи и решала, будет ли она садиться внутрь. Если она садилась, она закрывала дверь и спрашивала у мужа его мнение. Я уже привык, что молчаливый эксперт, который ходил с ними по пятам, ковыряет все автомобили своим пальцем. Нужно уважать чужие методы.

В конце концов, я уже сам устал от того, что мне не давали слова, и я составлял для высокомерной Ольги молчаливую свиту. Поэтому когда мы посмотрели все автомобили шоу-рума и вернулись к крутящемуся постаменту, на котором стоял автомобиль в стразах, я сказал:

— Ольга, вы отлично смотритесь на этом флипе. Может быть, вы хотите прокатиться за рулём?

— Владимир, — нарочито вежливо сказала она, — вы сняли моё предложение с языка. Я сама хотела попросить вас об этом. У него складывается крыша?

— Сейчас попробуем, — сказал я, понимая, что ничего не знаю про этот экземпляр.

Ольга уже сидела за рулём, поэтому я подошёл справа, открыл дверь и попытался найти кнопку открывания крыши. После долгой и неловкой паузы, в моей голове раздался голос Тринити, от которого я вздрогнул:

— Володя, это кабриолет. Сложить сейчас крышу?

— Да, пожалуйста, — сказал я.

— О! Отлично, — воскликнула Ольга, глядя на то, как стала складываться крыша. — Ну что, поехали?

— Ольга, давайте, — ответил я, присаживаясь на правое пассажирское место.

— Так! А мужа я что, сзади повезу? — почти крикнула неуравновешенная женщина. — Я привыкла, чтобы он был рядом справа. Вам что, трудно сесть сзади?

— Да, конечно. Если вы так привыкли, то без проблем, — сказал я, выходя из машины и усаживаясь сзади. Моя голова уже немного кружилась от того, что платформа, на которой стоял флип, вращалась.

— Эй, Эдуард! Садись сзади, — крикнула Ольга второму мужчине, который, стоя на одном колене, заглядывал под машину. — Андрюша! Поехали!

Мужчины подчинились этой властной женщине, расселись по машине и стали переглядываться друг с другом. Ольга не обращала на нас внимания. Она достала свой лист из сумочки, сложила его пополам и прикрепила к центральной консоли. Затем пристегнула ремень и сказала без эмоций:

— Молодой человек, чего ждём?

— Не понял? — спросил я, не понимая сути претензии.

— Может быть, разрешите поездку? — издеваясь, произнесла Ольга. — Или будем считать тест-драйвом наше вращение на месте? Думаю, через десять минут нас вытошнит.

Эдуард посмотрел на меня с укором, а её муж Андрей — с жалостью. Я, помявшись секунду, вспомнил, что нужно делать. Достал свой лист и прикрепил его к плоскому подголовнику. Там я нашёл необходимое окно и разрешил тестовую поездку.

— Заводите, пожалуйста, вот тут кнопка, — сказал я, наклоняясь вперёд и вытягивая указательный палец.

— Я знаю! — отрезала Ольга.

Она нажала на кнопку и мотор завёлся. Люди в автосалоне посмотрели на нас. Вращение платформы плавно прекратилось, появился небольшой заборчик, и она стала опускаться вниз. Пока платформа опускалась, Ольга внезапно заглушила двигатель и затем, неловко изогнувшись, сняла туфли на высоком каблуке. Она молча отдала их Андрею. С моего места сзади было видно, как она положила босую правую ногу на педаль. На ногтях бы педикюр с мелким рисунком, который я не мог рассмотреть в темноте.

Она снова завела автомобиль, и когда платформа опустилась, посмотрев на мужа с недовольством, почти сквозь зубы процедила:

— Положи их на пол.

Муж повиновался. Ольга нажала педаль газа и неровными, дёргаными движениями начала движение по парковке. Создавалось впечатление, что она не часто садится за руль. Хотя, зная её немного, я мог предположить, что она просто издевается.

Эдуард сидел с безучастным видом, как будто его эта поездка не касается. Он держал свой свёрнутый в четыре раза лист и молча манипулировал там пальцами. Пока мы ехали по горкам и поворотам, его трясло, но он старался этого не замечать. Я всегда опасаюсь людей, которые много молчат. Я много раз получал подтверждение пословицы «В тихом омуте черти водятся».

Ольга и Андрей обсуждали поведение машины в движении. Но они говорили негромко, и я не мог разобрать их слов. Стразы на капоте и зеркалах заднего вида часто мерцали при движении и слепили глаза. Я бы ни за что в жизни не выбрал бы подобный флип. Мне больше импонируют скромные, а не вызывающие автомобили. Но я знал, что по себе людей не судят, поэтому допускал любой вариант развития событий.

Во время тест-драйва мне опять показалось, что я в этом автомобиле лишний. Со мной никто не разговаривал. Эдуард, который сидел слева от меня на заднем сидении, делал вид, что никого рядом нет. Ольга и Андрей оживлённо беседовали почти шепотом. Иногда мне даже казалось, что они обсуждают меня, так как Ольга иногда оборачивалась, смотрела на меня и потом улыбалась Андрею.

Мы проехали один круг, и Ольга направила свой автомобиль обратно к платформе. Платформа поднялась, заборчик опустился. И флип возобновил своё медленное вращение. Мы снова оказались в шоу-руме. Наконец я смог расслабиться. Мы все вышли из автомобиля, и тут началось самое интересное.

— Сколько стоит этот флип? — спросила Ольга.

— 2140 коинов в месяц, — ответил голос Тринити в моей голове.

— Он стоит всего 2140 коинов в месяц, — повторил я.

— Ничего себе «всего»! — воскликнула женщина. — Нет, Андрей, ну ты слышал? Для молодого поколения 2140 коинов — это «всего»! Куда катится мир! А в год это сколько?

— 25 680 коинов, — сказала мне Тринити.

— 25 680 коинов, — повторил я.

— Ладно, — вернув свой взгляд на автомобиль, сказала Ольга. — О цене мы потом поговорим с вашим начальником. У вас же бывают скидки?

— К сожалению, — ответил я, — скидки у нас бывают только под новый год.

— Это вам так кажется, — самоуверенно улыбнулась она.

Ольга переглянулась с мужем и стала чего-то ждать. Мы простояли так около минуты, пока её муж не сказал:

— Владимир, вы не могли бы оставить нас одних. Мы хотим посоветоваться наедине.

— Конечно, я подойду к вам через несколько минут, — сказал я, радуясь, что мне дают передышку.

Я отправился на стойку администратора, где решил переждать. Администратор встретила меня глазами, улыбнулась и, завершив разговор по телефону, сказала:

— Владимир, мне кажется, они очень странные. Они тебя мучают уже больше часа. Ты как?

— Да нормально, — улыбнулся я. — У женщины очень непростой характер. Но я привычный.

— Они подошли ко мне и сказали, что нам нужен именно Володя. А так как я ещё не знаю твоего внутреннего номера, я позвонила Всеволоду Владимировичу. Я, кстати, первый раз их вижу у нас.

— Интересно, — сказал я, — а откуда они…

— Молодой человек! — громко крикнула Ольга издалека, вытянув руку вверх и громко щёлкнув своими пальцами.

Думаю, даже на улице люди оглянулись на неё. Я уверенной походкой пошёл к этой сложной троице и сказал:

— Я весь в вашем распоряжении.

— Володя, вы нам весь не нужны, — пошутила Ольга. — Достаточно будет вашего рта и ушей.

— Нас устраивает этот флип, но нас не устраивает его цена, — вмешался в разговор Андрей. — Можно ли будет переговорить с хозяином автосалона?

— Минуточку! — противным голосом сказал молчавший до этого эксперт по ковырянию пальцем. — У меня есть ряд вопросов.

— Эдик, мы тебя внимательно слушаем, — с уважением посмотрев на него, сказала Ольга.

Эдуард взял свой лист и, глядя в него, сказал:

— Насколько я понимаю, эта модель называется «Фалкон-4000». Её выпуск начался только в этом году. Реактор использует стержни из коперниция нового поколения. Исследования на устойчивость к вибрации сублимационной машины до сих пор не проведены. Вы думаете, можно продавать такой сырой флип людям?

— Я согласен с вами, — начав импровизацию, сказал я, — исследования устойчивости будут закончены в этом году. Но уже сейчас статистика выпуска подобных моделей подтверждает исключительную надёжность реактора.

— А причём тут реактор? — обрадовавшись моей ошибке, сказал Эдик. — Вам должно быть известно, что сублимируется уже отработанное сырьё. Эта установка позволяет исключить сухой выхлоп и превратить его в летучий газ.

— Да, вы правы, — улыбнулся я, не зная, что можно добавить.

— А какой тип демпферной установки используется в колёсном комплексе? — спросил надоедливый тип.

— На полиуретановых втулках, — подсказала Тринити в моей голове.

— На полиуретановых втулках, — уверенно сказал я.

— Но это же прошлый век! — воскликнул Эдуард. — Сейчас уже достаточно хорошо изучены газо-аморфные амортизаторы. Во все современные автомобили внедряются именно они.

Ольга смотрела на Эдуарда с обожанием. Было видно, что она ничего не понимает, но поклоняется этому техническому гуру. И непонимание не мешает, а даже помогает доверять этому гению. Когда Эдик молчал, он мне нравился больше. По сравнению с ним даже Ольга начала вызывать во мне симпатию. Судя по всему, на Эдика в жизни не обращают внимания, и за это заплачу сейчас я. Я встал поудобнее и облокотился на зеркало блестящего флипа. Мы стояли на этой крутящейся платформе, и я мечтал, чтобы у всех закружилась голова и они разошлись.

— Как часто нужно заезжать к вам на замену квазинейтрального газа для плазмы?

— Тут газ рассчитан на весь период эксплуатации, — подсказала Тринити.

— Менять газ не нужно, — перефразировал я.

— Ольга Петровна, вы слышали? — как будто жалуясь на меня, сказал Эдуард. — Он говорит, что газ менять не нужно. Мне кажется, он хочет вас убить радиацией. Вы должны знать, что если не менять газ довольно часто, то плазма погасает, и реактор начинает излучать гамма-лучи.

Ольга посмотрела на меня как на врага. Даже Андрей, который, как мне показалось, испытывал ко мне симпатию, стал смотреть на меня с большим недоверием.

— Эдуард, я прошу прощения, — пытаясь намекнуть, что хватит, сказал я, — но так как плазма не самый распространённый вид веществ в моей жизни, я могу ошибаться. Мы можем уточнить это позже.

— Молодой человек, — поправляя очки своим знаменитым пальцем, сказал Эдик, — чтобы вам было известно, вселенная на 99 процентов состоит из плазмы. И только благодаря её распространённости и токопроводимости летают наши современные космические корабли. Я 20 лет изучаю поведение квазинейтральной плазмы, и не стоит со мной спорить по поводу вечности газа в оболочке вашего реактора.

— Я согласен с вами и не спорю, — примирительно сказал я.

— А какой расход у этой машины? — более лёгкий вопрос задал Андрей.

— 11 на сто, — подсказала Тринити мне на ушко.

— 11 литров на сто километров, — ответил я.

— Литров? — спросил Эдуард.

— Литров? — спросил Андрей.

— Ой! Извините, — поправился я. — 11 коинов на сто километров.

Ольга стиснула зубы и всем своим видом показала, как я ей безразличен. Они всей своей компанией сошли с крутящейся платформы и смотрели на флип. Эдуард поменялся местами с Андреем, чтобы стоять рядом со мной, и спросил:

— А какой расход при крейсерской скорости?

— При какой скорости? — уточнил я.

— Это я вас спрашиваю, при какой скорости наступает крейсерская, и какой при этом расход?

— Я могу сейчас уточнить, — сказал я.

— Да не надо, — устало махнула рукой Ольга, — нам с вами всё понятно. С вами каши не сваришь. Позовите нам патрона.

— Вы обсудите с ним цену? — спросил я.

— Нет уж, — ответила Ольга, — мы обсудим вас.

— Владимир, — начал её муж, — я бы порекомендовал вам сначала узнать побольше, а уже потом выходить к клиентам. Вы плаваете в теме хуже, чем я разбираюсь в плазме.

— Мне кажется, тут даже обсуждать нечего, — сказал Эдуард и отошёл от меня как от прокажённого. — Ольга Петровна, он даже не знает, что крейсерская скорость — это скорость, при которой флип преодолевает максимум расстояния за минимум денег.

— Я позову Всеволода Владимировича? — спросил я.

— Мы справимся без вас, — отправляясь в сторону администратора, сказала Ольга.

Они, не оглядываясь, ушли от меня. Я впервые в жизни чувствовал себя униженным. Мне хотелось провалиться под землю, поэтому я неуверенной походкой побежал к себе кабинет. Мне захотелось запереться там и никого не впускать, а лучше вернуться в прошлое прямо сейчас.

Когда я сел за свой стол, я увидел, что эта троица, не закрывая ртов и размахивая руками, кричала на Всеволода Владимировича. Они иногда показывали пальцами на флип в стразах. Патрон «Эдема» внимательно их слушал и его вид становился всё угрюмее. Через 20 минут их криков Всеволод Владимирович проводил их к выходу, пожал мужчинам руки и уверенным шагом направился к моему кабинету. Я вжался в кресло.

 

Отношение

— Будете меня ругать? — спросил я вошедшего в кабинет Всеволода Владимировича.

— А как же? Конечно, буду, — строго сказал патрон автосалона, страшно вставая надо мной. — У нас в «Эдеме» действует простое правило. В любом случае, если клиент остался недоволен, то виноват только продавец. И тут не может быть оправданий, несмотря на то, что ты работаешь второй день.

— Я согласен, что я виноват, — попытался оправдаться я. — Но, если честно, то я впервые сталкиваюсь с таким истеричным типом характера. Даже муж этой женщины, когда отводил меня в сторону, предупредил, что большинство продавцов срываются при общении с ней.

— Владимир, ты сейчас говоришь абсолютно неприемлемые вещи, — присаживаясь на соседнее кресло, невозмутимо сказал Всеволод Владимирович. — Во-первых, клиент всегда прав. Во-вторых, даже в своих мыслях ты не должен говорить про эту женщину плохо.

— А кому какое дело, что у меня в голове? — спросил я обиженным тоном. Я не любил, когда лезут в мои личные дела. — Я же ничего плохого ей не говорил и вёл себя сдержанно. Зато она вела себя не стесняясь.

— Я сейчас попытаюсь тебе объяснить, почему важно думать про эту женщину хорошо, — начал Всеволод Владимирович. — Я не знаю, замечал ли ты такую простую вещь. Когда тебе клиент нравится, ты продаёшь ему автомобиль с большим желанием и с большей вероятностью. А когда он тебя нервирует, то вероятность продажи резко падает.

— Конечно, замечал. Я за свою жизнь продал несколько сотен автомобилей.

— Тем более, — продолжил патрон. — Вот теперь задумайся. Если человек тебе не нравится, ведёшь ли ты себя с ним так же, как с приятным клиентом? На 70% люди слушают не то, что ты говоришь, а то, как ты говоришь. И я тебя уверяю, что ты не сможешь говорить ласково и уважительно с человеком, про которого плохо думаешь.

— Ну почему же? — поспорил я. — Я могу играть искреннюю ласковость и уважительность к любому человеку, даже к клиенту, от которого меня выворачивает.

— Ну, значит, могу тебя поздравить, — улыбнулся патрон, — ты единственный на планете сверхчеловек, который научился управлять абсолютно всем своим телом, голосом и набором слов. Думаю, мы напишем про тебя в новостях, и к тебе будут стекаться паломники со всего мира, чтобы научиться этому.

— Всеволод Владимирович, не шутите так, — рассмеялся я. — Я действительно по-разному отношусь к клиентам, но веду себя с ними максимально уважительно и внимательно.

— Напомню, мы с тобой говорим, почему ты должен думать про ту женщину хорошо, — сказал Всеволод Владимирович. — За свою долгую жизнь я понял, что есть одна аксиома, я не могу её доказать, но подтверждение вижу ежедневно. Аксиома заключается в пословице «Относись к другим так, как хочешь, чтобы относились к тебе другие».

— Ну, это очень известная пословица, — с пониманием сказал я.

— Но многие понимают её неправильно, — начал Всеволод Владимирович. — Вот ты как понимаешь эту пословицу?

— Мне кажется, здесь смысл однозначный, — сказал я уверенно. — Если каждый человек будет относиться к другому хорошо, то все будут хорошо относиться друг к другу. Но тут главное условие, чтобы это правило выполняли все или большинство. Если большинство будет игнорировать это правило, то ты будешь к другим относиться хорошо, а они будут тебя обманывать. И твоё хорошее отношение будет тратиться впустую.

— Вот про это я и говорю, — улыбнулся патрон. — Именно так думает большинство. Я не спорю с твоими доводами, но я считаю, что всё, что ты сказал, — это вторичный эффект от хорошего отношения к окружающим людям.

— Очень интересно, — склонив голову на бок, сказал я, — а какой эффект тогда первичен? Как ещё хорошее отношение к окружающим может влиять на тебя самого?

— Человек имеет почти сверхъестественное чувство, — начал объяснять Всеволод Владимирович, — он чувствует, как к нему относится собеседник. Если ты полюбишь любого покупателя, я подчёркиваю — любого, то ты станешь общаться с ними по-другому. Всё в тебе будет говорить о хорошем отношении к собеседнику: улыбка, доброжелательность, внимательность, открытая поза, носочки ног, повёрнутые в его сторону, интонация, плавность движений и так далее.

— Но я могу играть как актёр, — начал спорить я.

— Настоящие актёры играют искренне только тогда, когда сами себя убеждают, что сцена настоящая, тогда, когда забывают, что они на съемках. Поверь мне, настоящие актёры переживают по-настоящему. Если они играют любовь, то они влюбляются в своих партнёров почти по-настоящему. А иначе на экране будет видно, что всё очень наигранно. Причём это экран, где делается много дублей и картинка плоская. А в реальной жизни дубль всегда один. И человек видит тебя со всех сторон. И может интерактивно прощупывать твоё отношение к нему.

— Жалко, что вы не слышали, как Ольга прощупывала меня постоянно, — улыбнулся я. — Так нагло себя ещё никто не вёл.

— Ошибаешься, — сказал патрон, — я слышал весь ваш разговор. Твой лист на начальном этапе работы транслирует твой разговор мне. Поэтому я и хотел с тобой обсудить твоего второго клиента. Нам очень повезло, что это была именно Ольга.

— А что в этом хорошего? — удивлённо спросил я.

— От вредных клиентов, самая большая польза, — сказал Всеволод Владимирович, подняв указательный палец. — Пообщавшись с Ольгой, если ты не глупый, ты сделаешь два простых вывода, на которые иначе у тебя ушло бы несколько недель.

— Какие два вывода?

— Первый вывод в том, что такого клиента, как Ольга, нужно любить в два раза сильнее, так, чтобы она это чувствовала.

— Думаете, это возможно? Она же очень стервозная.

— Даже её муж Андрей с этим справляется. Неужели ты не сумеешь? Ты замечал, как она ласково с ним общается?

— Наверное, вы правы, — кивнув головой, сказал я. — А какой второй вывод?

— Думаю, Эдуард тебе уже намекнул на тему второго вывода? — спросил патрон.

— Вы имеете в виду, что я мало знаю про флипы?

— Ну конечно, — начал Всеволод Владимирович. — Не знаю, как тебе, но мне такие ситуации, в которых я чувствую себя глупым, очень не нравятся. И именно в такие моменты у меня появляется чёткая мотивация учиться. Причём учиться быстро. Благо, у тебя теперь есть Тринити, которая может ответить почти на любой вопрос.

— Спасибо, Всеволод Владимирович, — улыбнулся я. — Я сделал много выводов из этой ситуации. Только у меня остался один вопрос.

— Какой вопрос?

— Почему эти люди спросили именно меня?

— Они, видимо," делали запрос в социальную сеть, — начал отвечать патрон. — «Ковчег» посоветовал обратиться именно к тебе. Помнишь, я тебе рассказывал про «дампы»?

— Вот я поэтому и спрашиваю, — сказал я, — если социальная сеть сводила наши виртуальные «дампы» вместе, то она могла предположить, что мы не понравимся друг другу. И что продажа не состоится. Зачем тогда она свела нас вместе?

— Ну, я не смогу достоверно тебе ответить, могу только сделать несколько предположений. Механизмы действия социальной сети скрыты от человеческого глаза, но мы можем замечать общие правила.

— И какие предположения вы делаете? — спросил я.

— Сеть действует на всеобщее благо, — начал объяснять патрон, — поэтому она свела вас не случайно. Может, причина была в том, что Ольге ещё рано иметь индивидуальный флип, и сеть свела вас за тем, чтобы отпугнуть её от покупки.

— Интересное предположение, — рассмеялся я.

— Может, причина была в том, что тебе нужно быстро учиться, и эта ситуация замотивирует тебя лучше всего.

— Кстати, вполне может быть, — ответил я.

— Третье предположение в том, что сеть иногда создаёт нам проблемы, чтобы жизнь не казалась сахаром. Помнишь, ты сравнивал нашу жизнь со сказкой Николая Николаевича Носова про Незнайку на Луне?

— С островом дураков? — вспомнил я.

— Точно. Вот чтобы тебе не казалось, что у тебя сплошная радость и веселье и ты не терял бдительности, сеть будет постоянно подкидывать тебе проблемы.

— Звучит оптимистично, — рассмеялся я. — А как это вы читали книжку, которая была написана больше полутора тысяч лет назад?

— Я люблю читать старые сказки, — замялся патрон, хлопая себя по коленям и вставая с кресла. — Так, давай заканчивать наши разговоры, уже обедать пора.

— Всеволод Владимирович, а можно я сегодня без обеда? — спросил я. — Я бы не хотел тратить время на еду. Я бы посидел в кабинете и поучился бы. А то мало ли среди наших клиентов Эдиков и Ольг. Нужно вооружаться знаниями.

— Сразу видно, что между нами 30 лет разницы, — улыбнулся Всеволод Владимирович. — Ты, похоже, не знаешь, что такое гастрит и язва, и как важно кушать регулярно.

— Один день исключений не повлияет на моё здоровье, — продолжил умолять я.

— Я не буду настаивать, — сказал Всеволод Владимирович, — но думаю, ты должен знать, что за нерегулярность питания сеть списывает с тебя 300 коинов.

— Ого! — воскликнул я. — Ну, тогда, мне выгоднее пообедать. Можно пойти с вами?

— Можно, — сказал Всеволод Владимирович, открывая дверь моего кабинета, — но сидеть ты будешь с другими продавцами, нужно соблюдать субординацию.

Мы прошли на крышу автосалона, где располагался ресторан, утопающий в зелени. В центре большого бассейна по-прежнему крутился флип. Но со вчерашнего дня обстановка сильно изменилась. У ресторана появилась абсолютно прозрачная крыша. Через неё хорошо было видно солнце и тучки. Она была настолько прозрачной, что я бы её и не заметил, если бы не гуляющие по ней четыре птицы. Глядя наверх, я спросил:

— Всеволод Владимирович, я, может, ошибаюсь, но вчера тут крыши не было?

— Через пару минут ты узнаешь, зачем она, — сказал Всеволод Владимирович, глядя на свой лист. Смотри прогноз погоды чаще. В наше время синоптики не ошибаются. Пойдём, я тебя познакомлю с твоими коллегами, и ты с ними пообедаешь.

Мы подошли к большому круглому столу, за которым сидело четыре человека: две девушки и два парня. Тани среди них не было, зато был Аполлион. Всеволод Владимирович сказал:

— Ребята, приятного аппетита. Хочу вас познакомить с Володей, он уже два дня работает в нашем автосалоне. Вы не возражаете, если он составит вам компанию?

— Мы знакомы, — впервые улыбнувшись, сказал Аполлион. — Пусть присаживается. Мы наслышаны, как его сегодня мучили клиенты, может, расскажет.

Немного стесняясь, я присел за стол. Патрон ушёл за дальний столик, где сидел главный бухгалтер Алевтина Петровна.

— Заказывай, — сказал сатанист Аполлион. — Потом будем знакомиться.

Я достал свой лист и стал делать заказ. Я заказал своё любимое картофельное пюре с люля-кебаб вместо котлеты, два больших стакана томатного сока и гороховый суп. После заказа я сел ждать. И на правах незнакомца стал, улыбаясь, рассматривать соседей по столу. Только теперь я заметил, что две девушки, между которыми я сидел за круглым столом, близняшки. Они увлечённо кушали и улыбались мне в ответ. Парень, который сидел рядом с Аполлионом, был очень общительным, судя по активной жестикуляции и еде, к которой он ещё не успел притронуться.

В центре стола, на круглой подставке стоял большой букет цветов. Он был не очень высоким, поэтому не закрывал лица моих соседей. Аполлион активно манипулировал своим листом, затем, когда он демонстративно нажал кнопку, из подставки поднялось 5 бокалов с пузырьками. Бокалы сразу запотели на жаре. Судя по внешнему виду, это было шампанское. Аполлион встал со своим бокалом и сказал:

— Даша, Володя, Надежда, Виталий, я предлагаю выпить за знакомство.

Все взяли свои бокалы и встали. Первым со мной чокнулся Виталий, а затем все остальные. Всеволод Владимирович был прав: если люди хорошо к тебе относятся, это видно сразу. Мне сразу стало комфортно, и я улыбнулся. Все стали садиться и отпивать шампанское. Оно было очень вкусным, наверное, даже самым вкусным в моей жизни. Охлаждённый напиток приятно щипал язык пузырьками. От внезапной порции алкоголя меня немного потрясло как от судороги. Тепло стало разливаться по организму.

Я сидел и пил из бокала, глядя наверх, когда первые капли стали падать на стеклянную крышу. Хитрые птицы сразу взлетели и, ловко пикируя, переместились под крышу, на флип, крутящийся на специальной платформе бассейна. Капли дождя, постоянно учащаясь, стали стучать по крыше. Появился знакомый запах дождя и мокрой пыли. Солнце скрылось за чёрной тучей, и без молний и грома крышу стало заливать водой. Дождь усиливался. Делая свой голос громче, чтобы перекричать дождь, я сказал:

— А вы не боитесь пить алкоголь, вдруг скоро нужно будет ехать на тест-драйв?

— А чего бояться? — рассмеялась Дарья.

— Мы же потом выпьем антидот и сразу протрезвеем, — продолжила Надежда.

— А ты чего так кричишь, поставь фильтр от звуков дождя на своём листе, — улыбнулся Виталий.

Я достал свой лист и в настройках громкости нашёл, как включать фильтр окружающих звуков. Специальным регулятором уменьшил звук дождя. Стало гораздо комфортнее. Даже слышно стало звук вилок за соседними столиками. Я оглянулся и увидел, что к нашему столику движется самоходная тележка с зеркальной крышкой, под которой, по всей видимости, мой заказ.

Она подкатилась к нашему столику и тихо позвонила в колокольчик. Я открыл крышку и стал перекладывать блюда к себе на стол. Сок был очень холодным, а всё остальное — горячим. Даже булочки в небольшой корзинке были тёплыми. Запах стоял обалденный. Я разломил одну из булочек и приступил к гороховому супу. Кушая, я стал понимать, насколько голоден.

Менеджеры обсуждали психологию продаж. Если бы мои руки не были заняты ложкой и булочкой, я бы записывал эту ценную информацию. Потом я вспомнил, что Тринити может воспроизводить записанные разговоры по запросу, успокоился и стал внимательно слушать, не прекращая есть.

 

Общение за столом

Мы сидели за большим столом, и под успокаивающие звуки дождя, тарабанящего по стеклу крыши, обсуждали интересные темы. В наше время, полторы тысячи лет назад, продавцы старались не выдавать свои секреты и общались на обеде на отвлечённые темы. Судя по разговору, девушки-близняшки работают не так давно, как Виталий, поэтому он и рассказывает им свои секреты за обедом.

— Самый мой любимый принцип, который я использую в продажах, — увлечённо жестикулируя, начал свой рассказ Виталий, — это принцип последовательности.

— Очень интересно, — сказала Дарья, намазывая сливочное масло на тёплую булочку.

— Тоже первый раз слышу, — сказала Надежда.

— А как вы собираетесь продавать флипы, не зная основы основ? — спросил их Аполлион. — Ты, Володя, тоже первый раз слышишь про этот принцип?

— Наслышан, — соврал я. — Но с удовольствием послушаю.

— Так вот, — продолжил Виталий, — начну с простого примера, понятного каждому мужчине и женщине. Дарья, вот смотри, если Володя подойдёт к тебе сейчас и скажет «Давай переспим?», что будет?

— Получит оплеуху, — удивлённо ответила Даша.

— А я добавлю, — рассмеялась Надя.

— А если он будет действовать последовательно, — продолжил Виталий, — сначала будет просто общаться с тобой, потом оказывать мелкие знаки внимания, потом пригласит тебя на танец на нашем корпоративе... Потом — в кино. Проводит домой. Погуляете по аллее. Несколько недель повстречаетесь. Узнаете друг про друга побольше. После романтичного вечера и долгого общения в темноте у входа в твой дом, поцелуетесь с Володей. И когда уже пройдёт после этого ещё несколько недель, и он задаст прежний вопрос. Каковы будут его шансы?

— Нулевыми, — ответила Надя.

— Да подожди ты, — сказала Дарья, перебивая сестру, — ну точно не нулевыми. Я начинаю понимать, о чём ты говоришь. И как этот принцип последовательности можно использовать в продажах?

Я сидел и смотрел, как ребята обсуждают, с кем я буду спать, и мне хотелось рассмеяться. Дарья была симпатичной девочкой, но я даже не думал о том, чтобы делать ей такие дерзкие предложения. Хотя я уже стал понимать, что именно принцип последовательности заставляет меня не думать о таких смелых предложениях первым встречным девушкам. Всегда нужно сначала присмотреться.

— Теперь давай спроецируем ситуацию на продажу, — продолжил Виталий, улыбаясь. — Володя, я задам тебе вопрос. Представь, что ты покупатель, а Надя — продавец. Ты заходишь в салон. К тебе подходит Надя и говорит: «Купите вот этот флип, он вам больше всего подходит». Какое отношение у тебя будет к Наде?

— Как к человеку, который первый день в продажах, — ответил я, не подумав.

Надя недовольно поджала губки. И с силой стала размешивать содержимое своей тарелки. Она сквозь брови посматривала на меня и стреляла глазами. Потом, понимая, что все смотрят на неё, сказала:

— Я бы так не сказала! Я бы спросила: «Чем вам помочь?».

— Не хочется тебя обижать, — сказал Виталий, — но вопрос «Чем вам помочь?» тоже входит в список запретных. Ты можешь испортить начало последовательности таким шаблонным вопросом.

— Это ещё почему? — спросила Надя, отпивая из своей кружки.

— Ты представь, — вмешался Аполлион. — Человек около 600 раз в год обращается к разным продавцам по разным поводам. И большая часть из них обращается к нему с вводными фразами: «Чем вам помочь?», «Подсказать?», «Будут вопросы — обращайтесь», «Что вас интересует?» и так далее.

— Стоит тебе сказать похожую фразу, — дополнил Виталий, отрезая ножом большой кусок мяса — и клиент тебя пропишет в большую армию обычных продавцов, которые вечно задают одни и те же вопросы. А по принципу последовательности очень важно понравиться сразу. И самый быстрый способ понравиться — это приятно удивить.

— Что вы на меня накинулись? — спросила Надежда.

— Извини, мы просто играем в воображаемую игру, — улыбнулся Виталий. — Володя, теперь я задам тебе другой вопрос. Если Надя — опытный продавец, и подходит к тебе не сразу, а дав осмотреться в салоне. Для того чтобы завязать разговор, уверенно рассказывает тебе интересный факт про автомобиль, который ты сейчас смотришь. Потом отвечает на несколько твоих вопросов с улыбкой. Внимательно тебя слушает и понимает, что тебе нужно. Рассказывает про все плюсы и минусы конкретного экземпляра. Предлагает пройти тест-драйв на флипе, который тебе понравился больше всего. И потом через тридцать минут задаёт вопрос: «Купите вот этот флип?», что ты ответишь?

— Я с большей вероятностью соглашусь, но только я бы на её месте сказал бы по-другому, — ответил я, вспоминая свой опыт. — Я бы сказал: «Японимаю, что вам нужно подумать о покупке этого флипа. Но так как он у нас один, я бы на вашем месте забронировал его. Будет очень неприятно, если вы надумаете его брать, а его уже купят».

— Сразу видно, человек не первый день в продажах, — улыбнулся Аполлион.

— Я бы тоже именно так сказала, — ответила Надя, посмотрев на сестру.

— А знаете, чем лучше Володин вариант фразы? — спросил Виталий.

— Чем? — спросила Даша.

— Тем, что он не давит на клиента, — ответил Виталий. — Он просто просит сделать маленький шаг, который всегда можно отменить. И если клиент его сделает, то уже легче будет попросить сделать его второй шаг, который тоже легко отменить. Потом третий, четвёртый и так далее. Клиент понимает, что он может расторгнуть сделку в любой момент, втягивается в процесс покупки. Именно это и называется «принцип последовательности».

— Кстати, — перебил Аполлион, — я ещё проговариваю клиентам: «Давайте прокатимся, если не понравится — сменим машину». Или «Давайте забронируем автомобиль, если не понравится — вернём предоплату», «Давайте вы купите этот автомобиль, если не понравится — всегда готовы принять его обратно в течение 5 дней или впоследствии по системе выкупа «трейд-ин».

— Мы тоже всегда так делали, — сказал я. — Клиенту проще соглашаться на то, что можно отменить. Но есть то, что затягивает клиента в покупку как трясина.

— Что? — с интересом спросила Дарья.

— Соглашаться на предоплату проще, чем потом объяснять понравившемуся продавцу причину отказа. Когда клиент подсознательно боится называть причину своего отказа, он неохотно отказывается. И уж тем более, если не может сформулировать, чем ему не нравится флип.

— По моему опыту, — перебил меня Виталий, — клиент быстрее привыкает к флипу, чем ему надоедает та вещь, которая его раздражала. Люди быстро адаптируются.

— Я всё же не поняла, в чём заключается метод последовательности? — спросила Надежда.

— Надя, этот принцип означает, — начала её сестра, — что нужно маленькими шажками приучать клиента двигаться в нужном тебе направлении, чтобы продать флип. Давление оказывать не сразу, а постепенно. Сначала нужно уметь вызвать доверие клиента и только после этого начинать презентацию и работу с возражениями.

— Да уж, работа с возражениями до сих пор ставит меня иногда в тупик, — рассмеялся Аполлион, — клиенты иногда такое отчебучат, что голову ломаешь несколько дней. Вопросы иногда такие, что мозг вскипает.

— Я люблю использовать при работе с возражениями джиу-джитсу, — сказал я.

— Кого? — чуть не поперхнувшись чаем, сказала Дарья.

— Ну, вообще, это такой вид спорта, — ответил я. — Борьба.

— Первый раз слышу, — сказал Виталий.

Все непонимающе посмотрели на меня, как на инопланетянина. Я подумал, что рано начинаю вставлять свои реплики. Если эти ребята раскроют меня, то отправят в сумасшедший дом.

— Это древний вид боевого искусства, — попытался объяснить я, — когда поддаются силе противника, но направляют её в нужную сторону, а потом используют против него.

— Это же айкидо! — воскликнул Аполлион.

— Да, айкидо произошло из джиу-джитсу, — поправился я. — Так вот, когда клиент высказывает серьёзное возражение, он сразу готовится обороняться. И он уже ждёт, что вы будете оправдываться. Поэтому, когда вы начинаете спорить, это затягивается. Потом, когда клиент анализирует разговор с вами, то помнит только то, что вызвало эмоции. А долгий спор по поводу возражений всегда вызывает эмоции.

— И как ты действуешь в случае возражений? — спросил Виталий.

— Я соглашаюсь с клиентом, — ответил я, — потом отвлекаю его другими преимуществами автомобиля, а когда пройдёт немного времени — рассказываю всё, что касается темы возражения. И клиент не думает, что я спорю. И при этом большинство возражений исчезает.

— Автомо… Чего? — спросила Надя.

— Автомобиля, — сказал Виталий, — так в древности называли флипы, которые работали на дровах или жидком топливе.

— Сегодня сплошной экскурс в историю, — рассмеялась Надя, заглядывая в свой лист. — Может, уже пойдём работать? Сидим тут больше часа. Дождь через пять минут кончится.

— Да, скоро Всеволод Владимирович нас порвёт, — сказал Аполлион, складывая грязные тарелки на одну из самоходных тележек, — пора идти работать.

Было странно, что сатанист Аполлион боится Всеволода Владимировича. Мне он показался довольно добрым человеком. Хотя время покажет. Мы спустились с ребятами вниз в салон. Клиентов было очень много, поэтому все продавцы разошлись по делам. Я, решив не испытывать судьбу, пошёл к себе в кабинет, чтобы узнать побольше технической информации.

В кабинете я расспросил Тринити про флипы, про историю их создания. Я узнал принцип их работы. Посмотрел несколько фильмов на эти темы. Потом ознакомился с модельным рядом. Посмотрел обучающий фильм по загрузке новых рисунков кузова. Изучил статистику продаж «Эдема». Стал лучше ориентироваться в ценах на флипы. Я сидел до самого вечера. Было ощущение, что я начал читать ужасно увлекательную книгу с фантастикой и не мог остановиться весь день. Всё смешалось в голове в одну кашу.

Моё общение с листом прервал Всеволод Владимирович. Он, проходя мимо моей двери, открыл её на немного и сказал:

— Володя, я поехал на собрание ассоциации официальных дилеров. Мы сегодня вечером собираемся в ресторане. Надеюсь, ты сможешь добраться вечером домой?

— Да, конечно, — сказал я, — до свидания.

Он ушёл быстрым шагом, попутно пожимая руки продавцам. Через 10 минут ко мне заглянула Таня и сказала:

— Вов, мы собираемся поплавать в батискафе завтра утром. Ты с нами?

— А кто будет? — спросил я, на самом деле, давая себе время подумать.

— Я, Даша, Надя и Аполлион, — ответила Таня.

— Ты же говорила, что батискаф четырёхместный? — спросил я.

— Ну, найдём тебе табуреточку рядом с гальюном — рассмеялась она.

— Так, подожди, завтра же на работу, сегодня ещё только вторник, — удивился я.

— Воля, ты меня слишком часто удивляешь, — сказала Таня и ударила меня кулаком в плечо, — ты же уже 2 дня отработал. У нас график «два через два». Поэтому у тебя два законных выходных. Может, тебя наняли на график «год через год»?

— Я, если можно, позвоню Всеволоду Владимировичу, — сказал я, — спрошу свой график работы. А то я забыл его обсудить.

— Ну, странный ты человек, — рассмеялась Таня, — неужели ты думаешь, что я не посмотрела твой график перед тем, как предлагать? Или ты думаешь, мы мучаем патрона по таким пустякам? Сейчас он, среди главных шишек города, будет рассказывать какому-то Володе о его графике работы.

— Выходные — это хорошо, — сказал я, вспомнив, что давно не был на море и могу провести два дня на пляже, — я согласен. Будет очень приятно, если вы возьмёте меня на море.

— Отлично! — сказала Таня. — Я очень рада буду. Заодно продолжите знакомство с ребятами. Они о тебе остались хорошего мнения. Особенно Дарья. Всё спрашивала меня, кто ты и откуда.

— А как мы договоримся встретиться? — спросил я.

— Я тебе в планер «Ковчега» сейчас отправлю запрос на встречу. Там все детали есть. Спросишь своего советника, он тебе всё объяснит. Только не забудь взять таблетки от укачивания. А то гальюн у нас один, и монополизировать его не позволим. Завтра в 8 утра выходим в Балтийское море. Я побежала. До завтра!

Таня быстро вскочила, открыла дверь и убежала в сторону выхода. Я остался один. В ушах прозвучал короткий приятный звук сигнала, и голос Тринити произнёс:

— Пришло приглашение на встречу от Татьяны Поплавской. Прочитать детали?

— Да, пожалуйста.

— Завтра с 8 утра тебя приглашают в двухдневное морское путешествие на батискафе «Триест 4000». По моим расчётам, между местом сбора на Балтийском море и твоим домом на Чёрном море 1500 километров, что равняется 7 часам поездки на общественном флипе.

— Тринити, а как мне быть? Какой смысл ехать домой на один час, а потом отправляться сразу к Тане? Тем более, 7 часов за рулём я не выдержу.

— Володя, будет оптимально ехать на место сбора сразу. Там, на берегу Балтики, есть отличный мотель, который тебе понравится. До этого отеля от «Эдема» всего 850 километров — 3,5 часа на общественном флипе.

— А мне хватит денег? — спросил я.

— По моим расчётам, тебе хватает денег до самой пятницы. Ты же вчера продал самый дорогой флип автосалона. Хотя я рекомендую тебе пробежаться сегодня вечером по алее, чтобы иметь гарантию. А вообще, поездка на батискафе твоему «дампу» очень понравилась. Это будут одни из самых запоминающихся выходных.

— Тринити, мы по дороге сможем заехать в аптеку за таблетками от укачивания? — спросил я.

— Я их закажу прямо в мотель, они будут лежать в минибаре, — ответила Тринити.

Я спустился на подземную парковку и выбрал первый попавшийся флип. Когда я прикоснулся к ручке двери, флип покраснел и принял форму, к которой я привык за утро. Сидения начали двигаться. Когда дверь открылась, я сел, пристегнулся и отправился по указанным навигацией стрелкам. Я впервые в жизни ехал к Балтийскому морю.

 

Балтика

Я был за рулём, один в машине, полагаясь на навигацию. Вокруг была Москва, которую я пролетал на скорости 220 километров в час. Вечером тут было очень оживлённо. Вечерние лучи солнца окрашивали аллеи и дома в жёлто-красный цвет. Бассейны по-прежнему были в избытке. Сегодня они пользовались большим спросом. Люди купались вовсю.

Дорога была очень ровная. Флип летел на скорости 200-250 километров в час. Его то и дело как стоячего обходили персональные флипы, которые двигались в 3 раза быстрее. Когда они пролетали, я не успевал их рассмотреть и начинал понимать, зачем люди их покупают. Персональный флип с его большой скоростью позволяет экономить время. Мне ещё 3 часа ехать до мотеля, а тем, кто меня обгоняет, достаточно было одного часа. Думаю, Таня уже через 30 минут доберётся до дома на своей персоналке.

Нужно срочно зарабатывать деньги. Сегодняшний день я провёл впустую. Единственное, что понял сегодня, по сравнению со вчерашней эйфорией — что нужно учиться. И то, что я сейчас еду отдыхать на целых 2 дня, что, скорее всего, помешает мне быстро втянуться в процесс зарабатывания коинов. Но живём один раз, и посмотреть на обитателей морского дна очень хочется.

Чтобы время поездки пропало не зря, я попросил Тринити рассказать мне про Балтийское море. Не отвлекаясь от дороги, я узнал, что если раньше это море было достаточно холодным, и средняя температура не превышала 17 градусов Цельсия, то теперь его температура увеличилась на целых 6 градусов. Средняя глубина всего 50 метров. Только в двух заливах глубина увеличивается до 250 метров. Наш двухдневный маршрут лежал до Северного моря, а затем в Атлантический океан. Средняя глубина Северного моря — 100 метров, а глубина Атлантики — около трёх километров.

Я подумал, что очень легкомысленно согласился на такой длинный морской круиз на небольшой частной лодочке, тем более подводной. Больше всего меня смущало, что по моим расчётам, если не считать Тринити, на корабле будет три женщины. А это к беде.

— Тринити, ты не знаешь, почему считается, что женщина на корабле — к беде? — спросил я, поворачивая руль, чтобы свернуть к очередной развязке.

— Истоки этого суеверия уходят в эпоху великих географических открытий, когда моряки вынуждены были многие месяцы, если не годы, на своих кораблях «поститься». Появление на корабле женщин вносило смуту в их среду. Капитаны, препятствуя попаданию слабого пола на корабль, говорили: «Женские юбки на борту приносят раздоры и убийства!». Так и было: после многих месяцев странствий появление на борту женщин влекло за собой ссоры, драки, взаимное истребление.

— Ну, думаю, это не наш случай, — рассмеялся я.

— Володя, тебе нечего бояться, ваш маршрут рассчитан до мелочей. Если ты будешь слушать мои инструкции, то вернёшься целым и невредимым.

— Но у меня какое-то нехорошее предчувствие, — сказал я.

— Никто не заставляет тебя отправляться на батискаф, — спокойно ответила Тринити. — Если ты хочешь, я могу проложить маршрут домой.

— Да ладно, поехали дальше, — сказал я, думая о том, что Тринити не подходит для дружеских советов. Она не имеет своего мнения и не собирается спорить.

Через 3 часа, когда уже совсем стемнело, мы подъехали к небольшому мотелю, у которого стояло всего 5 флипов. Ко мне прямо на улицу вышел улыбчивый хозяин и проводил меня до моего номера. Когда я осмотрел свою небольшую уютную комнатку, он сказал:

— Таблетки, которые вы заказывали, вот здесь в холодильнике. Ужин можете заказать при помощи листа прямо в номер. Не буду вам мешать, отдыхайте, Владимир.

Я закрыл за ним дверь и, мучаясь от голода и усталости, решил не медля заказать еду и напитки. Пока еда готовилась и самоходная тележка ехала на второй этаж к моему номеру, я уже начал принимать ванну. Я лежал и отмокал в тёплой солёной воде, когда услышал голос Тринити:

— Тут тебе ужин привезли, может, подать его сюда? Тележка умеет открывать двери.

— Нет, спасибо, — мягко сказал я, — я скоро выхожу.

Было непривычно слышать посторонний женский голос в голове, находясь голым в ванной. Хорошо, что лист я предусмотрительно оставил в комнате, и Тринити не может меня сейчас видеть. Я никак не мог привыкнуть к тому, что Тринити — это всего лишь компьютер.

Ужин был очень вкусным. Думаю, если вся еда будет такая, то я быстро наберу неприличный вес. Мотель, судя по всему, был очень дешёвым, так как находился в непосредственной близости от трассы. Звук машин, пролетающих по дороге на скорости от 200 до 600 километров в час, не дал бы мне шансов выспаться, если бы не пикожучки. Я включил их на полную мощность и уснул за минуту, забыв завести будильник.

Утром я проснулся от запаха овсяной каши. На часах было 6:20 утра. Я встал, умылся, забрал с самоходной тележки еду и не спеша отправил её в желудок. Я чувствовал, как нервничаю от предвкушения морской прогулки. Бодрый тихий голос Тринити вернул меня в бытие:

— Я приготовила тебе одежду, она в шкафу. Собирайся и садись во флип. Девочки и Аполлион уже проснулись и скоро будут.

— Спасибо, — сказал я, подходя к шкафу.

Я открыл шкаф и обрадовался, что там была не белая рубашка, как я ожидал, а стилизованная под тельняшку футболка поло. Светлые штаны, как я люблю, и кепка, издалека похожая на капитанскую фуражку. Когда я облачился в этот наряд, я сам себе понравился. Всё выглядело гармонично, и, слава богу, я не был похож на волка из мультфильма «Ну, погоди!».

Я облачился в новый наряд и отправился во флип. Когда я выходил в коридор мотеля, в моей голове прозвучал голос Тринити:

— Володя, ты забыл таблетки.

Сбегав за таблетками, я сел в машину и уже через 15 минут подъехал к причалу, где меня ждала большая компания. Вокруг было очень много яхт и кораблей. Все они больше были похожи на корабли инопланетян, чем на настоящие подводные лодки. Когда я вышел из машины, ребята меня увидели и приветственно помахали. Только Аполлион стоял и сурово ковырялся в своей сумке.

Даша и Надя были близняшками, но было видно, что они очень старались отличаться друг от друга. Причёски были разными. Даша была в белой юбке и белой блузке, а Надя — в длинных голубых штанах и синей майке. Таня, в красных штанах и белой футболке, стояла рядом с мужчиной с усами и оживлённо беседовала с ним.

— Это мой папа, — сказала Таня, — познакомьтесь, это Володя.

Папа Тани крепко пожал мне руку и вернулся к разговору со своей дочкой. Было видно, что он даёт ей подробные напутствия. Таня делала вид, что внимательно слушает папу. Аполлион после долгих поисков в своей сумке, наконец, вынул небольшой пакетик с зелёным порошком и, отдавая его Таниному папе, сказал:

— Вот, нашёл. Новозеландский.

— Спасибо! — сказал её отец. — Ты как его раздобыл?

— Клиент привёз из поездки в Токелау.

Отец Тани быстро сунул пакет в нагрудный карман и стал прощаться:

— Ну, давайте, шампанское о борт разбивать не будем, но счастливого пути!

— Счастливо! — сказали мы по очереди, и направились к одному из небольших футуристичных кораблей.

Я пропустил девочек вперёд и последним ступил на борт. Сверху подводный корабль-яхта был обшит тиком. Спереди на небольшой трёхметровой палубе располагался герметичный капитанский мостик с обтекаемым остеклением. Практически вся рубка была стеклянной, даже крыша. Стекло было очень прозрачным. Когда я постучал костяшками пальцев, оно глухо отозвалось, намекнув на свою исключительную прочность.

Мы стояли на палубе и ждали, когда папа Тани отвяжет свободный конец, а затем отправились на стеклянный капитанский мостик, где располагались тонкие сетчатые кресла с ремнями безопасности. Мест было пять. Но четыре из них находились по направлению движения, а одно сбоку, как у штурмана.

Управлялся «Триест 4000» при помощи джойстика. Причём, как и в самолёте, джойстиков было два: для водителя и правого пассажира. Не дожидаясь приглашения, я сел на боковое кресло и пристегнулся. Боком ко мне сели близняшки Надежда и Даша. На место пилота села Таня, а Аполлион занял место второго пилота. Они сразу достали свои листы и прикрепили их к передней панели.

— Все готовы? — спросила Таня, и после небольшой паузы, не дожидаясь ответа, завела двигатель. — Поехали!

Мы очень медленно и плавно отшвартовались от берега и, ловко лавируя между другими судами, вышли в море. На стекле капитанского мостика рисовались стрелки навигации, глядя на которые Таня уверенно управляла своим батискафом. Когда мы прошли между красными буями, Таня стала ускоряться. Педалей в её распоряжении не было. Под левой рукой располагалась специальная ручка, которую можно было двигать вперёд и назад, ускоряя и замедляя батискаф.

Вместе с её рычагом скорости двигался рычаг Аполлиона. Таня легко перемещала эту ручку вперёд. Наш корабль подпрыгивал на волнах и мягко опускался. Уши слегка закладывало. Всё произошло так быстро, что я не успел оглядеться. Пока скорость росла, я стал осматриваться. Я нашёл место у стенки, на которое прицепил свой лист. Он сразу стал показывать текущую скорость, которая постоянно росла.

Настоящий шок у меня сулчился, когда я посмотрел вниз, под свои ноги. Там было огромное окно, через которое было видно мелькание тёмного дна. Сразу я его не заметил, так как корабль стоял у пристани и отбрасывал на воду собственную тень. Я как заворожённый смотрел вниз, там было темно и почти ничего не видно. Когда скорость достигла 50 километров в час, в нижнее окно стал проникать свет. А когда мы разогнались до 60 километров в час, я почувствовал, что судно поднялось на несколько метров, и через окно, стало видно волны, которые мы разбивали своими подводными крыльями. Мы летели в метре над водой, касаясь поверхности только ими.

Скорость продолжала нарастать. Меня стало прижимать к стенке, и я стал переживать, как переживаю в самолёте во время взлёта. Я смотрел на Дашу, которая сидела ко мне ближе всех, и видел, что она совсем не боится. Она рассматривала плывущие по небу облака и летающих там чаек. Когда я поймал глазами чайку, на которую смотрела Даша, та камнем спикировала в воду. Вынырнула она или нет, мы увидеть не смогли, так как скорость была уже 220 километров в час. Даша мне что-то сказала, но я не услышал — вода сильно шумела.

Когда мы разгонялись, нас потряхивало, но теперь мы летели сквозь волны плавно, почти как на самолёте. Видимо, подводные крылья имеют систему стабилизации. Когда я посмотрел назад, я увидел след, уходящий от нас в бесконечность. Берега уже не видно. Мы в открытом море. Скорость продолжает нарастать. Когда мой лист показал скорость 385 км/ч, Таня, отстёгивая ремень безопасности, сказала:

— Можете отстегнуть ремни. Мы сейчас на крейсерской скорости. Если вы не против, я включу автопилот, и мы позавтракаем. Через час будем в Готландской котловине, где сможем опуститься на глубину 400 метров.

— Володя, ты как? — сказала она, вставая со своего места и разминая мышцы.

— Нормально, — сказал я, откашлявшись, так как был в напряжении всё это время, — таблетки пока не понадобились. Очень непривычно плыть по волнам со скоростью 400 километров в час.

— Молодец, —Таня прошла мимо меня и открыла дверь. Судя по виду помещения, она не обманула меня по поводу гальюна.

Мы остались одни. Аполлион, нажав кнопку под сидением, развернул своё кресло и оказался лицом к нам. Я подумал, что он тут не первый раз, если не боится плыть с такой скоростью спиной вперёд. Девочки-близняшки тоже повернули свои кресла так, чтобы мы могли смотреть друг на друга и разговаривать. Разговор начала Надежда:

— А я вчера продала свой первый флип.

— Поздравляю, — сказал Аполлион.

— А ты тоже работаешь недавно? — спросил я Надю.

— Я месяц работаю, но меня выпустили к клиентам только неделю назад, — гордо ответила Надя. — Вот вчера продала флип одной милой паре.

— А ты, Даша, давно работаешь? — спросил я, разглядывая её замысловатую причёску.

— Уже полгода, — ответила она, улыбаясь. — Вот видишь, недавно и сестру затянула.

— И как вам нравится? — спросил я.

— Мне очень нравится, — ответила Дарья. — Не знаю, как Надя, а я всегда любила общаться с людьми.

— Мне тоже нравится, — вмешалась Надя. — Только сложно мне даются технические подробности этих флипов. Вот когда Аполлион стал меня учить, стало понятнее.

Аполлион гордо улыбнулся Наде. В это время вышла Таня и сразу направилась на своё место. Она сделала пару движений на своём листе и, развернув своё кресло к нам, спросила:

— Кушать будем?

Мы все кивнули головой. Таня повернулась обратно, несколько раз нажала что-то на своём листе и сказала:

— Через минуту разогреется. Надя и Дарья, вы уже плавали на батискафе?

— Сестра плавала, а я нет, — ответила Дарья. — Но пока вроде всё в порядке. Мне очень нравится. Хорошо придумали сделать полностью прозрачным колпак над кабиной.

— Это капитанская рубка, — поправил Аполлион. — Ты можешь открыть нижний люк под своим сидением при помощи листа. Правда, пока не включены прожекторы, там ничего интересного.

В это время раздался звуковой сигнал и Таня, встав со своего места, открыла в боковом шкафчике дверцу и раздала нам всем по небольшой пластиковой коробке. От коробок вкусно пахло едой. В отличие от еды в самолёте, тут приборы были железные и не были запакованы в постоянно шелестящий целлофан. Коробка крепилась к подлокотнику и становилась столиком. Мы выпили сок, закусили хорошо прожаренной на мангале курицей и на десерт распаковали вкуснейший чизкейк.

Кушали мы около тридцати минут. Несколько раз в боковых окнах мимо нас быстро проносилась земля. Только облака на небе стояли неподвижно, как будто нам было с ними по пути. Когда мы поели и по очереди сходили помыть руки в тесный гальюн, Таня стала рассаживать всех по местам.

— Все пристегнулись? — спросила она. — Снижаем скорость.

Она плавно потянула рычаг скорости на себя. Уши вновь заложило, и звук батискафа стал меняться. Мы плавно тормозили. Когда мой лист показывал скорость 60 км/ч, Таня резко сказала:

— Уходим под воду! — И сразу потянула второй рычаг вниз.

Сначала днище батискафа с оглушающим шумом плюхнулось об воду, затем всё затихло. Окутало ощущение невесомости. Вокруг резко стемнело, и мы стали быстро уходить в сторону дна под углом 45 градусов. Через минуту стёкла батискафа затрещали от давления воды. Стало очень страшно.

 

Под водой

— Всё нормально, — спокойно сказала Таня, не отвлекаясь от своих рычагов. — Стёкла трещат, так как каждые 10 метров погружения вода увеличивает своё давление на одну атмосферу.

Мы спускались всё ниже. Мой лист уже показывал 200 метров, когда я смог увидеть дно моря, освещённого нашим мощным прожектором. На дне я валялось множество бочек. Это выглядело как человеческая свалка.

— Это что за бочки в соплях? — спросил я.

— Это не сопли, а слизь. Тут рядом остров Готланд, — начал Аполлион. — Он принадлежит Швеции. А место, куда мы сейчас спускаемся, — это Готландская впадина, тут глубина 249 метров. Союзные войска в последнюю войну, примерно 1600 лет назад, сбросили на дно около 2 000 тонн боеприпасов.

— Ой! А это не опасно? — спросила Надежда.

— Говорят, что не опасно, — ответила Таня. — Тысячу лет назад отравляющие вещества химического оружия, такого как фосген, стали вытекать из этих бочек и отравлять всё вокруг. Если бы человечество осталось безучастным, то вся фауна моря погибла бы. Немцы напроизводили 300 тысяч тон боеприпасов с отравляющими веществами. Все они были затоплены в Балтике.

— И какой дурак это сделал? — спросила Дарья.

— На самом деле, решение было правильным, — продолжил Аполлион, — нельзя было оставлять столько оружия на земле. В то время любые террористы могли найти это оружие и взорвать. Тогда планета бы погибла. А так боеприпасы затопили, и все страны мира заключили соглашение о запрете химического оружия.

— А что это за блестящая слизь на бочках? — спросил я, разглядывая хорошо сохранившуюся свастику.

— В 2020 году, — начал Аполлион, — учёный Иван Ефремов предложил гениальный способ обезопасить эти вещества. Но услышали его только через много лет. Специальные поисковые автоматизированные батискафы спускались на дно, впрыскивали в бочки специальный коктейль из бактерий и покрывали всю бочку специальной стойкой слизью.

— Я объясню, зачем это нужно, — поддержала Таня. — Бактерии перерабатывали отравляющие вещества, такие как иприт, табун, фосген, люизит и кларк II, в безвредные соединения. Так как этот процесс длился несколько сотен лет, бочки покрыли скользкой слизью, чтобы природа не могла разрушать поверхность боеприпасов. Да и бактерии уже, наверное, умерли от голода.

— Один человек придумал, а всё человечество потом расхлёбывай, — задумчиво сказал я.

— Хорошо, что теперь войн нет, — заметила Дарья.

— Можете отстегнуть ремни, сейчас будем переворачиваться, — сказала Таня.

— Что будем делать? — удивившись, спросил я.

— Сейчас увидишь, — ответил Аполлион.

Все отстегнули ремни и перебрались к одной из стенок батискафа. Таня отстегнула свой лист и, взяв его в руку, начала манипулировать пальцами. Батискаф стал заваливаться на бок. Мы под действием своего веса стали сильнее прижиматься к стенке. Когда «Триест 4000» висел в воде на боку, Таня сказала:

— Переворачиваемся!

Все перекинули свои ноги по направлению к стеклянному куполу. Когда Таня убедилась, что я сделал то же самое, она нажала кнопку на листе, и батискаф очень медленно перевернулся вверх ногами. Мы стояли ногами на стеклянном куполе. Таня выключила свет в батискафе, включила все внешние прожекторы и села на корточки. Я смотрел на неё, Таня подсвечивалась снизу голубоватым светом и выглядела достаточно страшно. Судя по её уверенным движениям, она знала что делает.

Я посмотрел наверх. Там сквозь небольшие окна в полу, который теперь стал потолком, пробивался свет с поверхности воды. Аполлион сел на корточки рядом с Таней, а близняшки легли на стеклянный «пол» вниз лицом и стали разглядывать обитателей дна.

— Володя, ложись на живот, — улыбаясь, сказала Таня. — Так будет интереснее. Ощущение такое, как будто ты плывёшь как рыба.

Я лёг рядом с Дашей лицом вниз. Видимость была потрясающая. Яркие прожекторы делали своё дело. Мы медленно плыли вдоль дна, и поэтому картинка плавно менялась. Очень необычное ощущение — лежать на стекле. Тем более, что стекло было тёплым. Я положил свой лоб на тёплое стекло и, разглядывая водоросли на дне, спросил:

— А разве на глубине вода тёплая? Почему стекло не холодное?

— Воля, мог бы сам догадаться, тут стекло с подогревом, — рассмеялась Таня. — А как ты себе представляешь — сидеть и лежать на стекле, которое охлаждается водой, которая тут 11 градусов по Цельсию. Вон, смотри, камбала плывёт! Пол, сбрасывай прикормку!

Аполлион нажал пару кнопок на своём листе, и батискаф выстрелил небольшим контейнером, из которого через метр полёта вылетели большие куски корма. Десяток ярко освещаемых плоских рыб кинулся к еде. Они начали рвать её совместно, отбирая друг у друга. Я повернулся к Даше, она смотрела широко открытыми глазами, разинув рот.

И тут с ярко освещаемого дна, прямо из песка, быстро откапываясь, стали взлетать молодые особи камбалы. Они присоединились к трапезе, и эта большая стая стала похожа на стаю пираний.

— Слушайте, — не отвлекаясь от вида стаи, которая плавала в 50 сантиметрах от стекла, спросила Надя, — а почему эти рыбы такие плоские?

— Ты же видела, как они прячутся в песке дна? — спросила Таня. — Молодь таким образом спасается от хищников, а крупные особи подкарауливают добычу.

— А я думал, они плоские из-за большого давления, — решив сумничать, сказал я.

— Многие так думают, — сказал Аполлион, — на самом деле, правда в этом есть. Если ты чистил озёрную рыбу, ты видел, что часть объема занимают плавательные пузыри, при помощи которых рыба может всплывать и погружаться. Они наполнены воздухом и имеют значительный объём. Поэтому рыбы, плавающие на поверхности, не могут быть плоскими.

В это время две рыбки, думая, что носы близняшек, пятнышком прижатые к стеклу, — это еда, одновременно и с разгона бросились на Дашу и Надю. С глухим звуком рыбки ударились мелкими острыми зубами о стекло, испугав девочек. Даша громко взвизгнула, напугав окружающих.

— Так вот, — улыбаясь, продолжил Аполлион, — глубоководные рыбы, которым не надо плавать на поверхности, не имеют этих воздушных пузырей. Под давлением 20 атмосфер, которое сейчас действует на батискаф, рыбы, имеющие плавательный пузырь, взорвались бы или пулей вылетели бы на поверхность. Глубоководные рыбы, которые ведут донный образ жизни, обеспечивают себе плавучесть за счёт жира. Благодаря его несжимаемости, рыбы остаются при высоком давлении целыми. Плоская форма позволяет им быть менее заметными на дне и даже, как вы видели, закапываться в песок.

— А ещё рыбий жир очень полезный! — сказала Надя.

— Начинается! — томно сказала Даша. — Такое ощущение, что не бывает полезных вещей, бывают только очень полезные. Никто и никогда не забывает слово «очень», когда говорит про пользу.

Рыбы доели своё обильное угощение, ещё несколько раз покружили рядом, а потом дружной стаей уплыли восвояси. Мы плыли вдоль дна около пятнадцати минут, если честно, то мне уже надоело. Дно было песчаным, растения встречались редко. То и дело попадались бочки со свастикой. В мутной воде дальше, чем на двадцать метров, видноне было.   Только редкие крабики вызывали восторг у девчонок, которые весело показывали на них пальцем. Рыбки были обычными, не такими, которых показывают в подводных съёмках тропиков. Море казалось очень суровым.

Через некоторое время Таня показала пальцем на торчащие вверх мохнатые от водорослей стволы пушек. Немного присмотревшись, можно было понять, что это заросший зеленью эсминец. Он был похож на стилизованную клумбу в парке. Не было видно даже краешка металла. Природа кушала его уже несколько тысяч лет. Он был разломлен на две большие части, и из его недр периодически выплывали небольшие стайки рыб. Печальное зрелище.

— Всплываем? — спросила Таня.

— Давайте, — сказала Даша, вставая ногами на стекло и разминая мышцы.

Мы все встали, прижались к левому борту, и Таня перевернула батискаф обратно. Мы расселись по своим местам и стали набирать высоту. Через некоторое время Даша показала пальцем на дельфина, который со всей силы пытался догнать нас и плыть рядом. Он подплыл настолько близко, что иногда ударялся плавниками хвоста о стекло.

— Нужно его отпугнуть, — сказала Таня. — А то нечаянно разрежем его подводными крыльями. Пол, включи биоакустический звук акулы.

Аполлион нажал пару кнопок, и дельфин как ужаленный уплыл восвояси. И уже через тридцать секунд я увидел, как наш стеклянный купол озарило верхним светом. Затем с оглушающим всплеском мы выплыли на поверхность и начали качаться на небольших волнах. Солнце нещадно слепило. Было ощущение, что мы задержали дыхание и нырнули на дно бассейна, пробыли там довольно долго, а затем всплыли и вдохнули свежий воздух. Всё же на поверхности находиться намного легче.

Таня разогнала батискаф до скорости 60 км/ч, и он снова приподнялся на подводные крылья, это было видно в нижнем окне на полу. Глаза привыкали к яркому солнечному небу. Таня встала со своего мести и, собирая волосы на макушке, сказала:

— Может, побудем на палубе? После глубины так хочется вдохнуть свежего воздуха.

— С удовольствием! — поддержала идею Надя.

Все встали со своих мест и отправились к выходу из капитанской рубки. Таня захватила с собой лист и вышла первой. Батискаф, несмотря на большую скорость, трясло не сильно, поэтому мы спокойно добрались до палубы, обшитой деревом, похожим на тик. Спереди было выдвинуто большое лобовое стекло. Обстановка была очень похожа на кабриолет, только кресел не было, лишь невысокие белые пластиковые лавочки с мягкой спинкой по бортам. Мы расселись по местам и вдохнули полной грудью. Воздух был очень свежим. Пахло деревьями и цветами, по небу летали чайки.

Мелкие морские брызги и сильный от большой скорости ветер создавали неповторимую атмосферу. Было очень шумно, Таня, Аполлион и близняшки общались друг с другом, а я их не слышал. Я сел рядом с Таней и крикнул ей в ухо, о том, что ничего не слышу. Она ничего в ответ не сказала, лишь улыбнулась и протянула мне свой лист, который, попав ко мне в руки, стал моим. Я нашёл регулятор громкости окружающих звуков, уменьшил шум и вздохнул с облегчением. Разбиваемые подводными крыльями волны и ветер перестали заглушать всё происходящее. Я, наконец, услышал, что говорит мне Таня:

— Воля, ты такой странный, мог бы сказать своему помощнику, чтобы тот выключил окружающие звуки, для этого не обязательно брать лист. Как тебе остров Готланд?

Она показала пальцем вдаль, где в открытом море виднелся зелёный остров. Я чуть привстал, чтобы рассмотреть поподробнее, но пришлось щуриться от набегающего с большой скоростью воздуха. Мои волосы почти сдувало с головы, пришлось быстро прижать свою кепку. Думаю, если бы я сейчас открыл рот, то он бы надулся в момент.

— Остров не очень большой? — спросила Даша, улыбаясь от моего вида.

— То, что мы сейчас видим, это узкая часть острова Готланда. Это Вамилингбо. Тут несколько песчаных пляжей. А так остров очень большой, примерно 3000 квадратных километров. Это всего в 2 раза меньше, чем Москва.

Надя вытянула свою руку вбок, образовав горизонтальное крыло, и стала играть с набегающим потоком воздуха. Когда она поворачивала ладонь вниз, набегающий поток опускал её руку. Поэтому периодически вращением руки туда-сюда она рисовала в воздухе синусоиду. Аполлион молча следил, чтобы она не упала за борт. Так прошло пять минут, пока Аполлион не начал разговор:

— А вы знаете, как использовать разные типы характеров клиентов?

— Ну вот! Вы опять о работе? — обиженно сказала Надя, продолжая изображать крыло рукой. — Надо же иногда отдыхать!

— Как? — не обращая на неё внимания, спросила Даша.

— Если умеешь распознавать психотип клиента, — начал Аполлион, — то можно понять, насколько нужно растягивать принцип последовательности, про который мы говорили вчера.

— Что ты имеешь в виду? — спросил я.

— Ну, бывает два крайних типа темперамента, — продолжил он, — холерик и меланхолик. Холерики очень склонны к спонтанным покупкам. Поэтому если затягивать процесс продажи, то им становится скучно и они для смены обстановки могут убежать. Но зато они быстро увлекаются и склонны действовать быстро. Это можно использовать.

— С такими холериками, — дополнила Таня, — не стоит даже бронировать автомобиль, лучше продавать им сразу. Если от момента презентации до момента предполагаемой покупки будет проходить больше двух дней, то очень велика вероятность, что они передумают. Ничего не поделаешь, такой у них беспокойный характер. Их нужно зеркалить. Говорить быстро, насыщать презентацию эмоциями, быстро менять обстановку. И обязательно торопить!

— Ещё лучше — заставлять их всё делать самим, — сказал Аполлион, высовывая свою руку на ветер, подражая Наде, — они патологически не умеют долго слушать. Из них так и хлещет энергия, поэтому лучше использовать её во благо. Пусть клиент сам открывает капот, багажник, заглядывает под днище, садится за руль, катается. Пусть он много говорит, нужно внимательно слушать, не пытаясь разобраться в его спутанной быстрой речи. В ответ на всю бурю его эмоций нужно оставаться спокойным и сопереживать ему.

— А среди нас есть холерики? — спросил я.

— Настоящих холериков нет, — ответила Таня, — но ближе всех к ним, думаю, я. Я тоже не могу долго сидеть на месте. Понимаешь, чаще всего бывают смешанные типы характеров, и это нужно уметь чувствовать. Вот представь, что ты будешь торопить меланхолика. Это настолько же бесполезное дело, как торопить черепаху криками и тыканием соломинкой.

— Вот я и хотел дальше сказать про другой крайний тип характера, — продолжил Аполлион. — Меланхолик может вывести своей медлительностью каждого. Что интересно: два меланхолика тоже могут раздражать друг друга. У них такой склад темперамента, что они физически не могут делать дела быстро.

Все стали слушать внимательно, только Надя продолжала ловить брызги рукой. Видимо, каждый встречал таких медленных людей, и каждый хочет понять, почему они такие. И как быть с меланхоликами в реальной жизни. Я помнил, как мне приходилось по несколько часов объяснять некоторым клиентам одно и то же. И я помнил, как это раздражало.

— Я помню, как спрашивала одного знакомого меланхолика, — сказала Таня, — почему ты так медленно всё делаешь? Он мне ответил, что это не я медленно делаю. Это вы тут все носитесь, как в видеоролике, в котором включена перемотка. Вы ничего не успеваете и носитесь вокруг меня, всё роняя. Пока я прихожу на работу, наливаю себе кофе и начинаю раскручивать свои шестерёнки для качественной работы, вы уже успеваете начать делать десять дел одновременно. Пока вы как муравьи бегаете вокруг меня, я своим въедливым мозгом, учитывая все мелочи, делаю свою работу очень качественно.

— Точно! — рассмеялась Даша. — Меланхолики хоть и медленные, но они тоже имеют плюс! Они очень усидчивые и терпеливые.

— Про терпеливость мне рассказывали историю, — начал Аполлион. — Одному инженеру-меланхолику дали сложное техническое устройство и сказали, что нужно вставить вот эту пружинку в это изогнутое отверстие и зацепить вон за тот крючок. Отверстие было очень длинным и изогнутым. Специальных инструментов не было. Меланхолик сделал около 800 попыток. У него ушло на это две недели. Ничем другим он заниматься в это время не смог.

— Ну и что? Зацепил? — с интересом спросил я.

— Зацепил! — улыбаясь, ответил Аполлион. — Потом он минут двадцать размышлял, как это у него вышло, и поступил так, как мы бы с вами не смогли.

— Что он сделал? — спросила Дарья.

— Он взял длинное шило, — почти смеясь, ответил Аполлион, — отцепил пружинку обратно и провёл ещё неделю в попытках зацепить её снова.

Вся палуба начала смеяться, даже Надя отвлеклась от своего занятия и веселилась вместе с нами. Никто не стал спрашивать, есть ли среди нас меланхолики. И так было понятно, что такой человек не смог бы работать продавцом флипов. Но, как известно, все типы темперамента важны. Меланхолик, отличаясь своей усидчивостью и терпеливостью, въедливостью и умением работать с бумагами, тоже пригождается в жизни.

— Если можно, я продолжу про меланхоликов, — сказал Аполлион, аккуратно вытирая слёзы, чтобы у него не потёк тёмный грим вокруг глаз. — Если ваш клиент меланхолик, наберитесь терпения. Не торопите его. Двигайтесь с ним маленькими шажками, которые меланхолика ни к чему не обязывают и которые всегда можно отменить. Давайте ему исчерпывающую информацию в том виде, в котором можно забрать всё с собой на анализ. Говорите медленно и повторяйте важные моменты несколько раз. Не предлагайте купить флип сразу, лучше попросите предоплату, которую в любой момент можно будет забрать.

— Я обычно в таких случаях говорю, — перебила Таня, — «чтобы вы могли подумать подольше, мы готовы забронировать этот флип. Я вас торопить не буду, думайте, сколько потребуется». Если я так говорю меланхолику, то он просто счастлив.

— Ну, это понятно, — поддержала Надя, — вы представьте, что у него за жизнь. Его становится жалко, так как все вокруг стараются его торопить. А тут приходит Таня, которая говорит: думайте сколько нужно. Понятно, что она становится его лучшим другом.

— Точно! — сказала Даша. — Так и буду делать. Я пока ещё об этом не задумывалась и не пробовала. Скорее бы рабочий день!

— Да ну тебя! — обиженно произнесла Надя.

— Может, искупаемся? — предложил Аполлион.

— А это не опасно? Тут же открытое море. Мало ли что? — спросил я.

Таня вместо ответа взяла свой лист и нажала несколько кнопок. Когда скорость упала до нуля, Таня быстро скинула одежду, оставшись в шикарном красном купальнике, и, прикрепив лист к стеклу капитанской рубки, направилась к специальной лестнице. Не пользуясь ступеньками, Таня рыбкой вошла в воду. Мы смотрели на её бесстрашие и боялись пошевелиться. Она долго не всплывала, а когда её голова появилась, она была уже в тридцати метрах от батискафа.

Аполлион скинул свою чёрную рубашку и брюки, показав нам тело, на 70% закрытое цветными татуировками. Надя с интересом изучала рисунки на его теле, пока он забирался на стеклянную крышу и, оттолкнувшись ногами, прыгал в солёное море. Стесняясь оставаться с раздевшимися до купальников близняшками, я подошёл к лестнице и прыгнул в море солдатиком. Море было очень холодным. Когда я всплыл, я услышал позади себя весёлые вскрики Даши и Нади. Они брызгались около батискафа.

Кто как мог, мы подплыли к Тане с Аполлионом и, улыбаясь, продолжили барахтаться вдали от батискафа. Только сейчас я смог рассмотреть это белое произведение искусства. Он был очень красивым. Он больше походил на яхту, чем на подводную лодку. Подводных крыльев не было видно, только полностью стеклянный купол превращал этот корабль в нечто невообразимое.

— Акулы! А-а-а! — раздался внезапный Надин крик.

Я не испугался, а просто подумал, что это женские шутки. Я сначала попытался понять, куда смотрит Таня, потом увидел четыре больших плавника в сорока метрах от нас, которые разрезали воду и быстро приближались. Я остолбенел и чуть не ушёл под воду.

 

Загадки

— Пол, ты забыл выключить биоакустику с криками акул? — невозмутимо спросила Таня. — Эти звуки привлекли своих сородичей.

— Ой! — только и успел сказать Аполлон, смотревший на приближающихся акул.

«Ой!» — это самое частое слово перед катастрофами. Есть ещё более неприличные виды этого слова, но смысл у них всегда одинаковый. Оно означает, что кто-то когда-то что-то не предусмотрел. Кто-то когда-то что-то забыл. Если бы это слово вызывало в жизни паузу и возможность всё исправить, люди были бы счастливы. За неимением паузы в жизни, для благополучного исхода важно то, насколько человек способен сохранять самообладание в подобной ситуации.

Акулы быстро приближались к нам, близняшки, находящиеся ближе всех к батискафу, выбиваясь из сил и визжа, плыли к спасительной лестнице. Аполлион завис в воде и, глядя то на Таню, то на приближающихся акул, не знал, что делать. Две из четырёх акул уже нырнули вглубь воды для атаки, и их не было видно. Я уже ждал адской боли сомкнутых челюстей из нескольких рядов зубов на моей ноге, но тут Таня спокойным голосом сказала, глядя на два плавника, находящиеся в пяти метрах:

— Эдвин, включи сирену против акул.

Вода под нами замерцала как от вспышек фотоаппаратов, раздался лёгкий звук сирены. Звук исходил от корабля. Оба плавника ушли в воду. Через минуту мы увидели, как четыре плавника уплывают от нас на большой скорости. Опасность миновала. Аполлион зажимал уши руками и, корчась от мук, почти уходил под воду. Таня подплыла к нему и стала помогать. Она схватила его за подбородок и, лёжа на спине, спокойно отплывала в сторону батискафа. Он не отнимал своих рук от своих ушей. Его лицо корчилось в муках. Таня улыбалась и говорила:

— Я же тебе уже десятый раз говорю: носи пикожучки! Что за нелепые предрассудки?

Аполлион не слышал Таню. Только подплывая к лестнице, я догадался, что сирена была очень мощная, но наши пикожучки добавляли нам звук в противофазе, компенсируя шум. Я вспомнил, что Аполлион носит наушники с проводами и избегает кровососущих пикожучков.

— А что за вспышки снизу? — спросил я, последним выбравшись по лестнице на палубу.

— Не до тебя сейчас! Эдвин, выключай, — сказала Таня, помогая Аполлиону сесть на лавочку.

Звук затих. Аполлион убрал руки от ушей. Его лицо вызывало жалость. Кожа была сморщена от долгой гримасы, тёмный грим потёк, чёрная помада на губах размазалась, белое лицо порозовело пятнами. Длинные волосы были спутаны. Через нескольких секунд он сказал:

— Тань, предупреждать надо. Я чуть не оглох.

— А ты сам в следующий раз думай головой, когда забываешь выключить биоакустику с голосами акул. Сам, значит, заманил, а меня обвиняешь в том, что я тебя спасла. Носи пикожучков и проблем не будет.

— Да ну их, — махнув рукой, сказал Аполлион.

— Иди, приведи себя в порядок, — властным голосом сказала Таня, обращаясь к сатанисту.

Аполлион, пошатываясь, отправился в гальюн. Мы остались на палубе и смотрели друг на друга. Даша начала смеяться первой, потом её подхватила сестра, и мы все, не скрывая эмоций, стали истерично хохотать. Никто не знал, над чем мы смеёмся — то ли от случившихся переживаний, то ли от того, что спаслись, то ли от внешнего вида Аполлиона. Скорее всего, мы смеялись, чтобы снять нервное напряжение. Думаю, если бы сейчас у меня взяли анализ крови, то результат был бы следующим: «В вашем адреналине кровь не обнаружена».

Отхохотавшись, все три девочки выстроились у стеклянной крыши капитанской рубки и, пытаясь рассмотреть своё отражение, поправляли причёски. Когда, не снимая купальники, они начали выжимать из них воду, я отвернулся и стал смотреть на берег.

— Пора сниматься с якоря, — сказала Таня и отправилась в рубку, — пойдёмте.

Мы собрали одежду и пошли в помещение. Таня выдала нам гигроскопичные полотенца, которые тщательно высасывали воду с наших тел и купальных принадлежностей. Мы легко надели одежду на сухое тело и стали ждать, когда Аполлион освободит нам гальюн. Таня, тем временем, очень плавно разогнала батискаф до 80 км/ч. Несколько раз из гальюна доносился русский мат, когда мы подпрыгивали на больших волнах.

Когда Аполлион вышел, мы его не узнали. Длинные волосы были убраны в хвостик. Лицо было румяным. Глаза стали обычными. Губы приобрели натуральный цвет. О внешности сатаниста напоминали только татуировки.

— Вы уже все расселись? — спросил Аполлион, надевая принесённую нами одежду.

— Слушай, а ты так тоже ничего! — сказала Надя. — Может, так даже лучше.

Аполлион махнул рукой, быстро оделся и, пристегнув ремни безопасности, сказал:

— Поехали?

Таня потянула рычаг от себя, и мы стали набирать скорость. Разогнавшись до 400 км/ч, Таня развернула своё кресло и сказала, что можно отстегнуть ремни.

Сёстры, быстро отстегнув ремни и шумно толкаясь, побежали мимо меня в гальюн. У самого входа, открывая дверь, Надя оттолкнула Дашу так сильно, что та нечаянно села мне на колени. Надя, пользуясь моментом, закрыла дверь изнутри. Даша, смущаясь, встала с меня и, подойдя к двери морского туалета, защёлкнула задвижку снаружи. Потом гордо села на своё место, и будто ничего не произошло, заговорила:

— Таня, я давно хотела тебя спросить, ты, когда разговариваешь с клиентом, говоришь очень быстро. Несколько раз повторяешь одно и то же. Рассказываешь разные истории, задаёшь вопросы и водишь клиента за собой. Кто тебя этому учил?

— Всеволод Владимирович, — ответила Таня. — Я пришла в «Эдем», когда он ещё не был патроном. Он был руководителем отдела продаж и учил каждого сам.

— А как он стал патроном? — спросил я.

— Это печальная история, и я не хочу её рассказывать, — смутилась Таня.

— Так ты можешь рассказать, почему ты говоришь с клиентом очень быстро? — уточнила свой вопрос Даша.

— Ну, тут ничего сложного, — начала говорить Таня, — у каждого человека есть сознание и подсознание.

— А причём тут это? — удивлённо спросил Аполлион.

— Ты меня всегда перебиваешь, — недовольно сказала Таня, — я продолжу. Когда я говорю клиенту интересные вещи, он меня внимательно слушает. Когда я делаю большие паузы, он начинает думать о своём. Во время пауз он может начать сомневаться и формулировать возражения. Во время пауз ему может стать скучно. Во время пауз он может очнуться и спросить себя: «А что я тут делаю? Почему я так внимательно слушаю эту девушку? А почему я делаю всё, что она просит? А, может, мне посмотреть другой флип?».

— Ты хочешь сказать, что ты говоришь быстро, без пауз, — начал Аполлион, — чтобы клиент не успел опомниться?

— Ну, почти, — продолжила Таня, не обращая внимания на то, что батискаф стал слегка поворачивать на огромной скорости, — ты, Даша, смотришь музыкальные клипы?

— Обожаю, — сказала Даша, не обращая внимания на трясущуюся дверь гальюна.

— Замечала, как их снимают? — спросила Таня. — Картинки мелькают очень быстро. Много незаконченных движений. Каждый момент интригует. Хочется досмотреть клип, чтобы понять, чем он кончится. И мало кто делает паузы в клипах. Потому что нельзя человеку давать время опомниться. Его нужно заинтриговать и, не раскрывая загадки, вести дальше, попутно рассказывая про преимущества товара.

— Дашка! Открой! Что за безобразие! — раздавался глухой голос из-за двери.

Никто не обращал внимания на стук в дверь.

— И ты говоришь без умолку для того, чтобы человек слушал тебя, открыв рот? — спросила Даша. — Он же может перестать тебя слушать и подумать о своём.

— Может, — продолжила Таня, глядя на качающуюся дверь гальюна, — но я строю свою речь особенным образом. Я сначала интригую, говоря например: «Знаете, что мне больше всего нравится в этом флипе?». Человек понимает условия загадки и ему становится интересно, что я имею в виду. Он начинает меня внимательно слушать. Потом задаю вопрос: «Вы когда-нибудь катались в очень сильный дождь?». Клиент начинает в уме связывать два факта: «Что может нравиться этой девушке в этом флипе во время сильного дождя?».

— Знаешь, Таня, — улыбнулась Даша, — я сейчас тоже хочу узнать, что тебе больше всего нравится в этом флипе во время сильного дождя. Я уже голову сломала, но ничего, кроме дворников, придумать не могу. Я угадала?

— Даша, открой сестре дверь, и я продолжу, — сказала Таня.

Дарья соскочила со своего места, тихо открыла задвижку и побежала обратно, говоря:

— Ну?

— Так вот, — продолжила Таня, продолжая смотреть на дверь гальюна, — когда я подобным образом заинтриговала клиента, он начинает меня внимательно слушать. Примерно как ты сейчас. И выполнять все мои просьбы, например, нажать на кнопку, выйти из машины, открыть капот, заглянуть вниз. Это похоже на гипноз. Вот ты даже не заметила, как сейчас открыла сестре дверь, лишь бы узнать продолжение загадки.

— Ну?!

— Потом я его вывожу из машины, — продолжила Таня. — Мы подходим к автомату. Прошу его набрать два стакана воды.

— Зачем стаканы? Зачем два? — спросил Аполлион, давая понять, что впервые слышит о таком приёме.

В это время Надя стукнула дверь гальюна ногой, та с грохотом открылась и по инерции закрылась обратно. Мы все рассмеялись. Потом дверь легонько открылась, Надя вышла и села на своё место, ничего не говоря.

— Правда, зачем стаканы? — нетерпеливо спросила Даша, глядя на сестру.

— Потом я прошу его выплеснуть воду на боковое стекло обычного флипа, например общественного. А потом на боковое стекло дорогой индивидуальной версии.

— И в чём разница? — спросил я, не понимая о чём речь.

— Я, кажется, понял! — радостно воскликнул Аполлион. — У нас на дорогих флипах установлены гидрофобные стёкла, которые отталкивают воду, и она стекает сразу под собственным весом и от ветра.

— Правильно, — сказала Таня. — Теперь предположите, запомнит ли клиент, что в машине стоят водоотталкивающие стёкла, если я ему ещё после этого нарисую мысленную картинку и скажу: «Представьте, вы едете в сильный дождь на своём флипе, а вода вместе с грязью стекает со стекла под воздействием набегающих потоков воздуха. Поэтому стёкла всегда будут чистыми. Если захотите, то можно будет и кузов сделать с подобным покрытием».

— Я уже захотел, — улыбнулся я.

— А причём тут сознание и подсознание? — спросил Аполлион.

— Вот видишь, — рассмеялась Таня, — ты слушаешь меня внимательно, пытаясь понять, причём тут сознание и подсознание. Я загадала загадку перед тем, как рассказывать, и ты пытаешься понять ответ. Думаю, несколько вариантов ответа у тебя уже есть.

— Не томи! — строго сказал Аполлион. — Рассказывай!

— Я сейчас расскажу, — сказала Таня, — только сначала сравните. Если я сразу скажу клиенту: «Тут стоят водоотталкивающие стёкла» и продолжу рассказ на другую тему, то запомнит ли клиент факт гидрофобности?

— Не запомнит, мы уже это поняли, — нетерпеливо поёрзав на кресле, сказал Аполлион, — давай дальше.

— Теперь на тему сознания и подсознания, — наконец начала Таня. — Когда ты смотришь клип или слушаешь грамотного менеджера или интересного рассказчика, твоё сознание занято анализом происходящего. Оно постоянно в работе, оно анализирует поступающую информацию и пытается по узкому каналу передать её в подсознание. Но подсознание принимает только завершённые куски информации.

— Не поняла? — сказала заинтересовавшаяся Надя.

— Сознание имеет ограниченные ресурсы, — продолжила Таня. — Оно получает информацию и пытается выжать из неё сухой остаток. Сравнить с уже имеющимися знаниями, провести ассоциации, чтобы легче запомнить и понять. И если информация полная, то она отдаётся подсознанию на хранение. Необходимые условия хорошей запоминаемости информации: чтобы она вызывала эмоции и чтобы она была завершённой. Лучше всего, чтобы человек сделал то, что пытается запомнить. Поэтому я и прошу клиента выплеснуть воду самому, чтобы он сам получил все эмоции, а не пытался представить то, что я говорю.

— Можно привести в пример сегодняшнюю ситуацию, — улыбнулся Аполлион, — я теперь никогда не забуду выключать звуки акул перед купанием.

— А ты не боишься задавать столько вопросов клиентам? — спросила Даша.

— По поводу вопросов клиенту, — задумавшись, ответила Таня. — Я довольно часто задаю вопросы, на которые клиент, скорее всего, ответит «да». И это не для выполнения правила «трёх да». Это для того, чтобы пеленговать внимание клиента.

— Что значит пеленговать? — спросила Надя.

— Когда ты говоришь много и быстро, — продолжила Таня, — клиент может устать от текущей темы и перестать тебя слушать. Но если его предыдущий опыт общения с тобой показывает, что ты потом задашь вопрос на эту тему, то нужно слушать внимательно, чтобы не выглядеть глупо. В любом случае, я не призываю тараторить клиенту, я призываю говорить только на интересные ему темы. Именно вопросы помогают узнать, слушает ли он тебя в данный момент.

— А что за правило «трёх да»? — спросил я, отстёгивая свой ремень безопасности.

— Ну, это примитивное правило, — ответила Таня нехотя, — оно совсем не всегда работает. Это когда задаёшь два вопроса с ответом «да», а потом считается, что на третий, нужный тебе вопрос, клиент обязательно ответит «да». Мой опыт показывает, что это работает далеко не всегда.

— Я на секунду, — сказал я, вставая и направляясь в гальюн.

— Забудь эту фразу! — крикнул Аполлион. — Всеволод Владимирович услышит и сразу накажет!

— А в чём дело? — спросил я, уже находясь внутри, но не закрывая дверь.

— Когда ты говоришь «Я на секунду», — ответил Аполлион, — ты заведомо обманываешь собеседника. И этим обманом ты оставляешь зерно сомнения в своих прошедших и будущих словах. Нужно быть честным.

Вместо ответа я закрыл дверь и включил воду. Слава богу, кран тут стоял обычный. Помещение было очень узким. Окон не было. Когда я мыл лицо и руки, я постоянно наступал пятками на какую-нибудь педаль. После того, как я вытерся, я воспользовался унитазом, который открывался только при нажатии на одну из двух педалей, я ещё раз помыл руки. И когда я уже прикоснулся рукой к двери, я начал падать к противоположной стене под действием инерции. Батискаф очень резко тормозил. Меня прижимало лицом к стене, я не понимал, что происходит.

Когда торможение замедлилось, я вышел и спросил у Тани, которая сидела по направлению движения:

— Что случилось?

 

Дания

— Ничего, я просто снижаю скорость перед проливом Эресунн, — сказала Таня.

Я подошёл к своему креслу и пристегнулся. Вокруг виднелись небольшие горы и дома. Мы подплывали к проливу, который больше был похож на широкую реку. Издалека был виден очень длинный мост, по которому пулями летали флипы. Количество яхт и лодок резко увеличилось. Таня ловко маневрировала и, сверяясь с листом, вела наш батискаф под мост.

— За мостом уже Северное море, — сообщила Таня.

— Предлагаю заехать в Копенгаген и пообедать, — сказал Аполлион, — Тань, помнишь ту старую пивоварню, около которой сидит статуя на камне?

— Конечно, помню, — улыбнулась Таня, поворачивая джойстик управления.

Через 15 минут мы пришвартовались на причале Дании и сошли на землю. После долгой морской прогулки стоять на твёрдой земле было непривычно, голова кружилась от неподвижности. Я уже привык пружинить при ходьбе, но тут эта привычка не пригождалась. Аполлион направился к скалам берега, мы пошли за ним.

В море на одном из камней сидела голая девушка. Она задумчиво смотрела вдаль, как будто ждала кого-то. Аполлион достал свой лист, вручил мне и попросил:

— Володя, сфотографируй нас всех с русалочкой.

Я, не думая, как буду это делать, взял сложенный вчетверо лист и пошёл на точку съёмки. Ребята встали на берегу, так чтобы статуя русалочки попадала в кадр.

— Тринити, как фотографировать? — тихо спросил я.

— Держи лист по направлению к объектам и смотри на экран, — ответил голос в моей голове, — режим фотоаппарата активирован.

На одной из сторон появилась картинка асфальта с моими ногами. Я стал двигать лист и выставил кадр, затем нажал пальцем на картинку. Она плавно уменьшилась и сохранилась внизу.

— А меня сфотографируете? — спросил я.

— А жена к голой девушке весом 175 килограммов ревновать не будет? — весело спросила Даша.

Я решил оставить эту шутку без ответа. Просто улыбнулся. Даша сфотографировала меня, и мы отправились в ближайшую пивоварню. Там мы расселись за большим дубовым столом. Когда пиво принесли, я обнаружил, что ручка большой прозрачной кружки была необычной.

— А это что? — спросил я Аполлиона, указывая на странный нарост.

— Свисток, — ответил он.

— Зачем свисток? — удивился я.

— Это дань традиции, — начала объяснять Таня. — Ещё в английских пабах древности можно было заказать пиво, а потом, дунув в свисток кружки, попросить себе добавку. Там же не было пикожучков и листов. Поэтому приходилось бороться с шумом паба свистком.

Мы взяли лист и заказали еду. Я взял фирменную жареную свинину с красной капустой, яблочный пирог со смородиновым желе и взбитыми сливками.

— Девочки, а вы в курсе, что вас сюда не пустили бы несколько тысяч лет назад? — спросил Аполлион, обращаясь к Даше и Наде.

— Это ещё почему? — спросила Надя.

— Тут раньше, до изобретения антидота, действовало возрастное ограничение до 25 лет, — ответил Аполлион.

— Нам уже через два месяца 25, — сказала Дарья и многозначительно посмотрела на Аполлиона.

Когда еду принёс взрослый мужчина-официант, одетый в датский мужской наряд, мы приступили к еде. Красная капуста присутствовала почти во всех блюдах. Только я один заказал мясо, все остальные ели вкусно пахнущую рыбу. Захотелось поменять блюдо, но пришлось терпеть. В чужой тарелке всегда вкуснее.

— Даш, ты меня спрашивала, почему я так быстро и много говорю, когда продаю флипы, — начала Таня, — думаю, я тебе полностью ответила на твой вопрос?

— Да, конечно, — ответила Дарья.

— А хочешь, выдам сейчас секрет, который больше всего влияет на мои продажи? — спросила Таня.

— Очень интересно! — заинтересовалась Даша. — Конечно, хочу!

Все перестали есть и стали внимательно слушать Таню, боясь, что она шутит. А она тем временем продолжала:

— Помните про правило «трёх да»?

— Конечно, помним, — ответил Аполлион. — Ты же сказала, что тебе это правило не нравится?

— Я сейчас не о нём, — улыбнулась Таня. — Я о своём правиле «трёх повторов».

— И в чём оно заключается? — нетерпеливо спросил я, отпивая большой глоток тёмного пива.

— Рассказываю, — начала Таня. — Вы, когда приходите в гости и вам предлагают чай, сразу соглашаетесь?

— Из вежливости я первый раз отказываюсь, — ответила Надя.

— Вот! — сказала Таня и подняла указательный палец. — Клиенты ведут себя так же. Если замечали, то на первое предложение пройти тест-драйв клиент говорит «нет». Слабые менеджеры при этом успокаиваются и пытаются продать автомобиль без демонстрационной поездки. А как вы знаете, вероятность продажи после того, как клиент прокатился, больше 50%.

— Это точно, — сказал Аполлион.

— Клиент говорит «нет» автоматически, — продолжила Таня, — он просто хочет дать себе время подумать. Вы сами поставьте себя на его место. Вы делаете ему неожиданное предложение, он, естественно, должен обмозговать его. Если он сразу скажет «да», то потом отменить процедуру будет сложнее. Нужно будет объяснять, почему он сначала согласился, а потом отказался. А клиент очень хочет быть последовательным.

— Я понял, про что ты говоришь, — сказал Аполлион. — Нужно не обращать внимания на его первые «нет». Это, в принципе, логично. Если клиент говорит «нет» и не уходит, это означает, что ему просто не хватает времени или аргументов, чтобы согласиться.

— Как говорится, если женщина говорит «нет», — пошутил я, — это означает «да, но потом».

Даша рассмеялась и внимательно посмотрела на меня.

— Я продолжу, — сказала Таня. — Моё правило «трёх предложений» заключается в том, чтобы предлагать важные мне вопросы трижды. Когда клиент мне говорит «нет», я не начинаю клянчить, я делаю паузу, отвлекаю клиента другими преимуществами и через некоторое время предлагаю то же самое, но с развёрнутой формулировкой. Если клиент на второй раз говорит «нет», то чувствуя, что он это делает уже неуверенно, я предпринимаю третью попытку. Но на третий раз я уже не так давлю. Чаще всего смотрю клиенту в глаза и прошу по-человечески.

— А если он откажет третий раз? — улыбаясь, спросила Надя.

— Тогда нужно сделать очень важную вещь, — сказала Таня. — Нужно обязательно сказать: «Я понимаю, почему вы отказываетесь. Ничего страшного».

— А это зачем? — спросила Даша.

— Понимаешь, — ответила Таня, — если клиент отказывает мне, то он начинает думать, что я могла обидеться. И следующие несколько минут он будет прощупывать меня на этот счёт. Будет задавать наводящие вопросы и смотреть на мою реакцию. Поэтому я «расслабляю» его заранее, объясняя, что ничего страшного не произошло и я по-прежнему в его распоряжении. Обязательно улыбнитесь в ответ.

— Если можно, я вмешаюсь, — сказал Аполлион, складывая нож и вилку на тарелку. — Расторжение договора — это самое печальное в жизни менеджера. Когда мой клиент расторгает договор на покупку флипа, я тоже «расслабляю» его.

— Апперкотом? — рассмеялась Таня.

— Я не дерусь с клиентами, — улыбнулся Аполлион. — После расторжения я всегда отвожу клиента в сторонку и говорю: «Вы мне очень понравились как клиент. То, что вы расторгаете договор, для меня печально. Но я вас понимаю и надеюсь, что мы расстаёмся друзьями. Если вы или ваши знакомые захотят флип, пожалуйста, обращайтесь ко мне».

— И что ты этим добиваешься? — с интересом спросила Надя.

— Таня уже начала объяснять, — охотно ответил Аполлион, — я просто «расслабляю» клиента. Расторжение тоже тяжело даётся клиенту, это для него конфликт. Именно поэтому некоторые клиенты теряются и не отвечают на звонки, если передумали брать флип у меня. Они говорят «нет» молчанием. А это очень плохо, так как клиент должен понимать, что всё в жизни бывает и каждый может передумать. И вы сами обязаны ему сообщить, что остаётесь друзьями. Иначе он будет обходить ваш салон стороной, так как считает, что у него с вами натянутые отношения. Ему будет неприятно вас видеть.

Тем временем, Надя взяла пустую кружку, оглянулась и громко свистнула в ручку. Через минуту подошёл бармен с новой кружкой пива и, улыбаясь, обновил напиток. Уходя, он хозяйским глазом просканировал наш стол на предмет пустых тарелок и кружек. Всё было очень вкусно. Хотя я уже начал привыкать, что будущее — это радость желудка и мозга. Везде очень вкусная еда и очень интересная информация.

— Есть один анекдот на эту тему, — улыбнулась Даша.

— Ну-ка? — спросила Таня. — Очень интересно.

— Жил-был один начальник, — начала рассказывать Даша, — у него была своя собственная система тайм-менеджмента, по которой он экономил уйму времени. Заключалась она в трёх гвоздях, которые он прибил рядом со своим столом. Когда ему звонили из управления и давали поручение, он писал это поручение на бумажке и накалывал на первый гвоздь. Когда проходило несколько дней, ему звонили и напоминали про то поручение, тогда он перевешивал бумажку на второй гвоздь. Когда ему звонили через неделю и начинали ругаться, что он ещё ничего не предпринял, он вешал бумажку на третий гвоздь и шёл выполнять это дело.

— Я бы такого начальника сразу уволил, — рассмеявшись, сказал Аполлион.

— Суть не в этом, — продолжила Даша, — суть в том, что большинство поручений даже до второго гвоздя не добиралось.

— Даш, очень хороший анекдот, — отметила Таня. — Вот, я про то же. Хороший менеджер и отличается от плохого тем, что готов пройти все три гвоздя, прибитые клиентом. Я не знаю, как назвать это качество, но, по-моему, нужно находить тонкую грань между настойчивостью и надоедливостью.

— Немцы, например, не такие, — ответил Аполлион, оглядывая паб.

— В каком смысле? — спросила Надя.

— Раз пошли анекдоты, — начал Аполлион, — то расскажу историю из реальной жизни. Тем более, что это было со мной лично. Когда я ещё не был сатанистом и учился в институте, я приехал по обмену в Германию.

— Что значит «по обмену»? — спросила Надя.

— Это значит, что мальчик из немецкой семьи едет в Россию, — начал объяснять Аполлион, — а я поехал в Германию. Жили мы в семьях друг друга. И представьте. В первый свой день, когда я только приехал на флипе в их дом, я зашёл к ним в прихожую. Они поздоровались и сразу спросили, буду ли я кушать. Я ответил: «Нет». Я это сделал просто по русской привычке, из вежливости. А они сразу сказали «Ладно!», и приступили к ужину.

— Вот ты попал! — рассмеялась Надя.

— Не то слово, — улыбнулся Аполлион. — Я так и просидел на маленьком стульчике в коридоре, пока эта немецкая семья ужинала. И всю ночь ворочался от голода. И теперь угадайте, какая пауза была на утро, между их вопросом «Будешь завтракать?» и моим ответом «Да!».

— Думаю, ты ответил раньше, чем они закончили спрашивать, — сквозь смех сказал я.

— Таня, и что, такая настойчивость помогает тебе продавать? —вернула нас к разговору Даша.

— Ещё как! — ответила Таня. — Мало кто отказывается на третий раз. Тут быть стеснительной вредно. Кстати, при этих «трёх предложениях» включается ещё один полезный психологический фактор.

— Какой? — спросила Даша.

— Клиент отказывается от моего первого предложения, — начала Таня, — я мягко настаиваю раз, потом два. Клиент соглашается. Потом от другого предложения он отказывается всего один раз, а потом соглашается. А вот на третий раз он уже привыкает к моей настойчивости и, подсознательно понимая, что я от него не отстану, думает: «Легче согласиться, чем объяснять, почему не хочу». Пусть это некрасиво звучит, но я как бы «дрессирую» клиента. Если он соглашается на первые предложения, то потом всё идёт легче.

— Получается, что сначала выгоднее предлагать простые вещи, — поддержал Аполлион.

— А я так и делаю, — сказала Таня. — Я сначала прошу присесть, нажать кнопку, прикрепить свой лист, отрегулировать сидения, открыть крышу, поменять цвет у флипа и так далее. В общем, очень простые вещи, которые легко сделать. Я никогда не буду предлагать тест-драйв или заключение договора сразу. Я лучше сначала потренирую клиента соглашаться со мной. Как говорится, разогрею его.

— Тут важно не переборщить, — дополнил Аполлион, — если при этих «тренировках» показывать клиенту скучные вещи, то он перестанет реагировать.

— Аполлион прав, — сказала Таня, — после каждого положительного действия клиента он должен получать «конфетку».

— «Конфетку?» — спросила Надя.

— Ну, я так упрощаю, — ответила Таня, — я имею в виду, интересную информацию, или действие, или демонстрацию. Всё, что вызывает положительные эмоции у покупателя. Он должен обязательно получать «положительное подкрепление», когда действует так, как вам нужно, для того, чтобы удовлетворить его потребность.

— Ой, как всё сложно, — вздохнула Надя.

— А что за «положительное подкрепление», — спросил я.

— Воля, много будешь знать — скоро состаришься, — рассмеялась Таня. — Ты лучше позже меня спроси об этом, а то у меня уже рыба остыла и пиво выдохлось.

— Вот я и говорю, — обиженно сказала Надя, — такое ощущение, что вы только о работе и думаете. Лучше бы обсудили погоду или там фильмы какие-нибудь.

Аполлион встал, извинился и вышел. Только сейчас, когда ребята начали обсуждать житейские темы, я начал понимать, что мне лучше молчать, чтобы не раскрывать своего происхождения. Ничего обычного в этих светских разговорах не было.

Надя с Дашей рассказывали, как три дня назад ходили в театр присутствия. Я не стал уточнять детали, но я так понял, что там всех зрителей одевают в чёрные одеяния так, чтобы оставались видны только глаза. Зрителей пускают всего двадцать человек, они все выходят прямо на сцену и смотрят спектакль, спокойно перемещаясь среди актёров. Актёры играют так, как будто не замечают зрителей. Девочки очень любят этот театр, так как им нравится этот эффект полного присутствия.

Таня рассказывала про кинотеатр, где зрители сами выбирают ход сюжета общим голосованием. Когда главный герой попадает в ситуацию выбора, зрители голосуют своими листами, и фильм продолжается по выбранной линии. В общем, сплошные чудеса интерактивности.

Когда Аполлион вернулся, Таня встала со своего места, выпила стопку антидота и сказала:

— Так! Быстренько собираемся. А то не успеем доплыть до океана. Мы с Полом ждём вас у выхода.

Тут вышел взрослый мужчина-официант, пожал нам с Аполлионом руки и помог встать девочкам, отодвигая им стулья. Мы попрощались с ним и побежали на батискаф.

На бегу я последний раз посмотрел на статую русалочки и зачем-то помахал ей рукой. Удивление от этого непроизвольного действия ошпарило меня неожиданной идеей. Пока я бежал за ребятами к причалу, мои мысли выстроились в стройную логическую цепочку. Я внезапно удивился, почему раньше не догадался это сделать. Я замедлил шаг и спросил у Тринити:

— Тринити, ты знаешь, когда я вернусь обратно в прошлое?

— Знаю, — ответил голос в моей голове.

 

Точка невозврата

— Через сколько времени я смогу вернуться домой? — я повторил свой вопрос.

— Я расскажу, но это долгий разговор, — продолжила Тринити, — если ты сейчас не зайдёшь на борт, то расписание собьётся, и вы опоздаете послезавтра на работу.

— Если я сейчас зайду на борт, — нетерпеливо спросил я, — ты мне расскажешь?

— Конечно, — ответила она, — только тебе нужно уединиться и дать мне десять минут на объяснения. Я, кстати, сильно удивлена, что ты не спросил меня раньше.

Все ребята, кроме Тани, уже забрались на батискаф. Я, ускоряясь, шагнул на трап. Совсем скоро я смогу получить определённость. Таня отвязала свободный конец и прыгнула вслед за мной. Я, с одной стороны, радовался, что получу ответ на свой главный вопрос, а с другой — расстраивался, что не смог догадаться раньше, что лист знает всё. Только вид русалочки, ожидающей своего принца, напомнил, что меня ждут. Глядя на неё, я подумал о Юле.

Пробираясь по палубе к капитанской рубке, я пытался вспомнить сказку. Я немного знал эту историю, но не мог вспомнить, почему русалочка оказалась на камне уже с ногами вместо хвоста. Моё подсознание уже знало ответ, но отказывалось выпускать его наружу.

В каюте мы расселись по местам, Таня закрепила свой лист и, не теряя времени, начала ускоряться. Я не обращал ни на что внимания и пытался вспомнить сказку. Когда мой лист показал 400 км/ч, я, наконец, смог уйти в единственное место на батискафе, где я мог остаться один — в гальюн.

Там я закрыл крышку унитаза и присел. Включил воду в раковине, чтобы замаскировать разговор, и сказал:

— Тринити, я тебя слушаю.

— Ты спрашивал, когда ты сможешь вернуться в прошлое, — спокойно начала Тринити. — Про какое прошлое ты спрашивал?

— Я говорил про то время, откуда меня забрали несколько дней назад, — глядя в зеркало на своё лицо, начал объяснять я. — Надеюсь, ты знаешь, что меня переместили в будущее на 1500 лет и тем самым разлучили с моей женой Юлей и маленьким сыном.

— Да, это я знаю, — спокойно сказала Тринити, — я должна тебе сообщить, что путешествие в прошлое невозможно.

— Как невозможно? — трясущимися губами прошептал я.

— Уверяю тебя, никто и никогда не путешествовал в прошлое. Должна тебя предупредить, что сейчас тебе нужно будет пройти все стадии человека, который получил такую печальную новость.

— Какие ещё стадии? — крикнул я.

— Непонимание, отрицание, понимание, агрессия и смирение, — ужасно спокойным тоном перечислила Тринити.

— Не путай меня, — воскликнул я, — так, когда я вернусь в прошлое?

— Никогда, — повторила Тринити.

— Ты шутишь? — с проблеском надежды в глазах спросил я.

— Я сказала, что ты никогда не вернёшься в прошлое, где ты был со своей женой и сыном, — продолжила свой приговор Тринити, — в прошлое попасть невозможно.

— Что это значит? Ты можешь выражаться яснее? — нетерпеливо спросил я. — Ты хочешь сказать, что я никогда не увижу свою жену?— Абсолютно точно, — спокойно сказала Тринити.

— Но Всеволод Владимирович сказал, что я вернусь, и мои родные этого не заметят, — начал спорить я.

— Он повторил то, что ему сказали, — ответила Тринити, — на данный момент он не является лицом, которое имеет допуск к этой информации.

— Почему в будущее я смог попасть, а обратно не могу? — крикнул я, ударив руками по раковине.

— Долго объяснять, — сказала Тринити, — тем более, твоё состояние не позволит тебе понять всех деталей. Ты сейчас должен привыкнуть, что Юли больше нет, и никогда не будет. Это абсолютно точная и проверенная информация. Ты можешь тратить время на расспросы и не верить, но это излишне.

— Я не верю! — крикнул я.

— Тише, — сказала Тринити, — а то ребята услышат, и тебе придётся им всё объяснить. Тебе сейчас нужно время, чтобы осознать. Потеря близких — это всегда сложно. Я тебе сочувствую, но обманывать тебя не могу. Ты должен жить дальше. У человека должна быть надежда, но она не должна быть призрачной.

— Выключись! — со злостью сказал я.

— Отключаюсь, — сказала Тринити и затихла.

Я достал свой лист, который был чист и ничего не отображал. Нужно было выплеснуть свой гнев, поэтому я порвал его на мелкие кусочки, выкинул в унитаз и смыл. Когда я услышал звук слива, я очень остро ощутил потерю. Потерю всего, что было мне дорого. Я окунул своё лицо в воду раковины и крикнул со всей силы. В этом крике были все мои эмоции, весь гнев по отношению к тем людям, которые по собственной прихоти переместили меня сюда.

Мой гнев был бы намного сильнее, если бы я знал, кто эти люди и зачем они это сделали. А сейчас я не знал, на кого злиться. Всеволод Владимирович просто забрал меня там, где сказали. Тринити рассказала правду, хотя могла скрывать дальше. Что ни говорите, но злиться на конкретного человека намного проще. У меня была мысль, что всё, что сказал этот дьявольский компьютер — ложь. Но предчувствие подсказывало, что это правда. Не вся, но правда. То, что я никогда не увижу Юлю и сына, я чувствовал давно, просто боялся себе признаться.

Задыхаясь от нехватки воздуха под водой, я быстро вытащил лицо из раковины и глубоко вдохнул. Нужно срочно что-то делать. Первым делом нужно подтвердить правдивость слов компьютера. Самый лучший способ — получить альтернативное мнение независимого человека.

Когда увижу Всеволода Владимировича, я у него спрошу, что он знает, а пока нужно пользоваться тем, что рядом четыре человека из будущего, которые наверняка знают, можно ли путешествовать в будущее и обратно.

Очень тяжело переживать такие события в одиночку. Было бы намного легче оказаться здесь с Юлей или, на худой конец, с друзьями, чтобы можно было расстроиться вместе. Чтобы можно было выплеснуть эмоции. Чтобы меня кто-то выслушал и успокоил. Наконец, посмеяться над ситуацией. Но в том состоянии, в каком я находился сейчас, я не мог себе представить, что смогу успокоиться.

К тому же я понимал, что сейчас в шоке, и осознание того, что произошло, придёт позднее. Именно тогда я смогу ощутить всю тяжесть последствий. Я ещё долго буду вспоминать про своих родственников и вздрагивать от мысли, что никогда их не увижу. Слово «никогда» — самое жестокое.

По привычке я стал выискивать в ситуации положительные моменты. Сделать это было сложно. Но я вдруг понял, что Юля жива, сын и мои родственники — тоже, и это уже хорошо. То, что я их никогда не увижу, — это печально и ужасно, но такие чувства немного эгоистичны. Я был уверен, что они справятся без меня. Они будут жить. Пройдёт много времени, но они успокоятся. Конечно, неприятно осознавать, что Юля через несколько лет найдёт себе мужчину, но это лучше, чем жить ложной надеждой моего возвращения.

Ну, а ребёнок, которому всего 3 года, переживёт потерю отца намного легче. Я далеко не первый человек, который покинул своих детей раньше времени. Мой отец тоже пропал, когда я был совсем маленьким. И он практически не оставил воспоминаний о себе. Я даже не помню, чтобы я горевал в детстве. Может, это и было, но я не помню.

Думая об этом, я сам удивился своей жестокости. Как я мог за десять минут передумать такие мысли. Мне сейчас должно быть ужасно больно. И мне действительно очень больно, но назвать это невыносимым я не могу. Я сильный человек и смогу это вынести. Я справлюсь.

— Володя! Выходи давай! — кричала Надя и стучала ногами в дверь. — Всем нужно в туалет! Ты выпил всего литр пива, а я два! Если не откроешь, я за себя не отвечаю!

Эти крики вернули меня к реальности. Я посмотрел в зеркало. Оттуда глядел вмиг постаревший и осунувшийся мужчина с мокрым лицом и волосами. Футболка на груди намокла. Нужно сделать вид, что ничего не произошло, и выходить. Иначе будет только хуже.

Я взял гигроскопичное полотенце и промокнул им волосы, лицо и футболку. Полотенце сушило мгновенно. Я поправил причёску пальцами, улыбнулся для того, чтобы расслабить лицо и повернул ручку двери. Дверь отворилась мгновенно, и почти танцующая Надя выдернула меня за руку наружу, а сама заперлась внутри.

Всё произошло настолько быстро, что я стоял и потерянно смотрел на проносящиеся картинки за стеклом. Я чувствовал, что меня сверлят взглядами, но старался не смотреть на ребят. Они, видимо, почувствовали моё состояние и, решив не вмешиваться, продолжили свой разговор.

Лишь Даша смотрела на меня, не отрываясь. Я слегка шатающейся походкой подошёл к своему месту, сел и пристегнулся. Я нашёл в себе силы посмотреть на Дашу и улыбнуться. Она кивнула головой так, словно понимала, что со мной произошло, и слегка улыбнулась в ответ.

Через несколько минут вышла Надя, и Даша побежала в освободившееся помещение. Надя подошла ко мне достаточно близко и шепнула на ухо:

— Вов, ты чего так кричал? Что-то случилось?

— Всё нормально, — чужим голосом сказал я.

— Ну, не хочешь говорить — не надо! — обиженным тоном сказала Надя.

Все переглянулись и снова сделали вид, что ничего не произошло. Они явно слышали, как я кричал. Они наверняка заподозрили, что мне сейчас плохо. Я находился в гальюне, по крайней мере, 30 минут, поэтому надеяться, что они этого не заметили, мне не приходилось. И понимая это, я был очень благодарен Тане, Аполлиону и Даше, что они не стали приставать ко мне.

Юля всегда поступала точно так же, когда у меня появлялась необходимость побыть одному. Только глупый человек будет приставать к мужчине, когда он в неуравновешенном состоянии. Все опытные люди знают, что мужчины переживают в своей собственной пещере. Если происходит нечто, то они уходят туда и начинают искать решение. Заглядывать в его место уединения и спрашивать «Как дела? Что случилось?» может только тот, кто хочет вызвать его гнев.

Только женщины в таком состоянии начинают звонить подругам и искать, кому бы выговориться. Мужчины другие по природе. Они не хуже и не лучше, они просто другие. Так задумала природа, и бороться с ней — себе дороже.

Физически я сидел пристёгнутым на своём кресле, в батискафе, мчавшемся со скоростью 400 км/ч, а морально — находился в своей изолированной пещере. Перемешивая свои мысли в большом котле, я переливал из пустого в порожнее и укладывал всё в голове. Я настолько увлёкся, что не заметил, как вернулась Даша. Я настолько увлёкся, что не заметил, как мы преодолели всё Северное море и вышли в Атлантический океан.

За эти несколько часов мне уже надоело плыть. Не знаю, чем людям нравятся морские круизы, но это очень скучно. Сплошная однообразная вода вокруг, волн много, но все они одинаковые. Так как лист я утопил, пикожучки перестали работать, поэтому от монотонного звука и постоянной качки я уснул. Проснулся я через несколько часов, когда солнце уже стало клониться к закату. Проснулся от того, что скорость стала снижаться.

— Скоро остров Суртсей, — показывая пальцем вдаль, громко сказала Таня, — тут и заночуем.

Я посмотрел туда, куда показывает Таня, видении увидел столб лёгкого дыма. Когда мы подплыли ближе, открылся вид на небольшой остров с вулканом посередине. Он слегка дымил, обозначая себя. Остров был живописным, но деревьев на нём не было, только мелкий кустарник и трава.

— Знаете, что это за остров? — спросила Таня.

— Нет, конечно, — ответила Даша, — расскажи.

— Это знаменитый остров Суртсей, — начала рассказывать Таня, поглядывая в свой лист, — он был назван в честь Суртура, бога огня в скандинавской мифологии. Это единственный остров в своём роде. Он уже 7 раз рождался и умирал.

— Как может умереть остров? — спросила Надя.

— Понимаешь, — продолжила Таня, — этот остров со временем размывает, так как состоит он из пемзы и пепла. Единственное, что позволяет острову существовать несколько десятков лет, — это потоки застывшей лавы. Но и они не спасают на сто процентов, со временем пемза и пепел, которые слишком мягки для того, чтобы пережить постоянное воздействие на них волн и ветра, разрушаются настолько, что остров снова исчезает с лица земли.

— А почему этот остров из лавы? — спросила Надя.

— Мы подошли к самому интересному, — улыбнулась Таня. — Он остров рождается в огне двух вулканов, которые после разрушения острова находятся под водой. Когда раз в несколько сотен лет вулканы просыпаются, они выкидывают на поверхность столько пепла и лавы, что образуется остров размером в 3 квадратных километра.

— Это много? — спросила Даша.

— Это примерно в 2 раза больше, чем Московский кремль, — ответила Таня. — Что интересно, сверху остров всегда похож на череп. У него два вулкана вместо глаз и вытянутая «челюсть».

— Ты собираешься ночевать на этом острове? — с сомнением спросил Аполлион.

— Конечно! — ответила Таня. — По прогнозу следующее извержение только через 180 лет. Но на этом острове есть то, чего вы никогда не сможете увидеть в другом месте.

— Что? — спросил Аполлион.

— Вы увидите, как зарождается жизнь, — гордо ответила Таня.

— Объясни, пожалуйста, что ты имеешь в виду? — спросила Даша.

— Первый раз остров появился в 1963 году, — сказала Таня, сбрасывая газ и огибая остров вокруг, пытаясь найти удобное место для того, чтобы бросить якорь. — Учёные сразу стали изучать его и выяснилась интересная вещь: бактерии и прочие микроорганизмы появились уже в первые часы рождения острова. Уже через 2 года на острове появился мох и лишайники. Через 17 лет эволюции было уже около 20 видов растений. А через 35 лет появился первый кустарник.

— Очень интересно, — задумчиво сказал Аполлион. — А на какой стадии находится остров сегодня?

— Я уже говорила, что это седьмое пришествие острова на планету, — продолжила Таня. — Тут уже появились разные растения, птицы, черви, пауки, жуки, мухи и клещи.

— Неужели эволюция идёт так быстро? — спросила Даша.

— На самом деле, почти всё, что появилось на острове, принесли с собой перелётные птицы, — начала объяснять Татьяна, — они же летают по разным странам и клюют разные растения, вот вместе с помётом и разносят удобрения и семена. Если бы не птицы, эволюции пришлось бы отращивать ноги рыбам и выводить их на берег, чтобы осваивать необитаемый остр…

Таня испуганно замолчала, потому что мы услышали громкий скрип снизу и почувствовали мощный толчок. Было ощущение, что мы крепко сели на мель. Зря Таня подплыла так близко к острову. Два мужчины и три женщины не смогут снять огромный батискаф с мели. Удручало ещё и то, что остров был необитаемым.

 

Вулканический остров

— Эдвин, мы сели на мель. Что нам делать? — спросила Таня, глядя в пустоту.

Слушая ответ, девушка немного закатила глаза. Через минуту она отстегнула ремни безопасности, встала с кресла и сказала:

— Эдвин говорит, что ничего страшного. Сейчас луна за горизонтом, поэтому в море отлив. Утром луна будет над нами, это вызовет прилив, океан поднимется на 2 метра, тогда Эдвин включит автопилот и отведёт батискаф на безопасное расстояние.

— Значит, мы должны ночевать на острове? — спросила Даша.

— Кто хочет, может остаться тут, — равнодушно сказала Таня. — Лично я надеваю термобелье, беру палатку и отправляюсь на остров. У меня законные выходные, и я имею право получить положительные эмоции. Я целый день у штурвала, и у меня скоро будет клаустрофобия. А вы можете попытаться спать тут на полу в несколько этажей.

Таня, не дожидаясь ответа, открыла большой шкаф, вытащила небольшой рюкзак и стала доставать из него какие-то лосины и майки. После того, как она сложила всё по комплектам, она бросила каждому из нас термоштаны и термофутболку с длинным рукавом и сказала:

— Мальчики переодеваются на палубе, девочки — тут.

Сказав это, она открыла дверь наружу и показала нам рукой, куда идти. Сама она подошла к листу и, нажав пару кнопок, затемнила остекление батискафа до полной непрозрачности, оставив лишь крышу. Мы с Аполлионом взяли бельё и вышли на палубу. В нос ударил холод свежего воздуха. По ощущениям было всего 10 или 15 градусов. Руки и ноги мгновенно покрылись мурашками.

Аполлион, не теряя времени, стал раздеваться догола. Пока я стоял и думал, он уже надел обтягивающие термоштаны. Немного замерзая, я быстро скинул с себя одежду и облачился в термобельё. Оно не было похоже по ощущениям на шубу или одеяло. В нём было по-прежнему прохладно, но не холодно. Я чувствовал, что моё тело дышит, но не мёрзнет. Казалось, что только лицо и кисти рук слегка зябли, а всё остальное погрузилось в комфортную среду.

Глядя на Аполлиона, я подумал, что он похож на аквалангиста в костюме, а когда вышли девушки, мне захотелось смеяться, несмотря на все проблемы. Мы все были похожи на группу аквалангистов-десантников. Все были в чёрном обтягивающем одеянии. За плечами девушек были чёрные рюкзаки. Я представил, какая хорошая заставка получилась бы для какого-нибудь боевика, если бы у оператора сейчас были вертолёт и камера.

Таня вручила нам ещё два рюкзака и сказала:

— Тут всего двести метров до берега, вплавь, надеюсь, доберётесь? Палатки, еда, полотенца и прочее с нами. Рюкзаки непромокаемые. Куртки я тоже прихватила. Поплыли.

Не дожидаясь ответа, Таня разбежалась, прыгнула в воду и поплыла в сторону острова. За ней синхронно прыгнули абсолютно одинаковые близняшки с шикарной фигурой, которую теперь было видно отчётливо. Аполлион надел рюкзак, застегнул его на поясе и сказал:

— Надеюсь, акул не будет, — улыбнулся и прыгнул в воду.

Я немного замешкался, но, боясь потерять ребят из виду, решил следовать за ними. Вода была холодная, не теплее 10 градусов. Руки и ноги, обутые в простые мокасины, мёрзли очень сильно. Но вот тело чувствовало еле заметную прохладу. Казалось, что вода не касается тела под термобельём. Плыть было комфортно.

Когда среди волн мы нащупали ногами землю, она оказалась в мелкой и мягкой гальке. Ближе к берегу камни стали уменьшаться в размере. А когда мы вышли на сам берег, я обнаружил, что там камни большие, мягкие и пористые. Я долго не мог вспомнить, где я их видел. Потом вспомнил, что у мамы в ванной постоянно лежали такие, она ими чистила пятки. Это была пемза.

Остров был серым, что выдавало его вулканическую природу. Но будучи похожим на большой кусок сыра, пролежавший два месяца в холодильнике, он активно прорастал зеленью, будто плесенью. Природа пожирала этот остров. Она осваивала его шаг за шагом. Среди больших серых валунов, далеко от берега, росли цветы, похожие на ромашки.

Ни одного дерева в округе и много серого пустого пространства — эдакий постапокалиптический пейзаж. Только море и немногочисленные чайки, освещённые вечерним желтеющим солнцем, создавали хорошее настроение. В глубине острова, в горах, дымили два вулкана. Можно даже сказать, не дымили, а парили. Казалось, именно тут рождаются облака, которые плывут над планетой.

Таня первой сняла свой ранец и, расстегнув три молнии, достала небольшое гигроскопичное полотенце, которым мгновенно вытерла лицо, руки, волосы и ноги. Термобельё собирало воду в капли, которые под собственным весом падали на землю, оставляя одежду сухой. Потом девушка расстегнула боковой кармашек и вынула лист, при помощи которого определила, куда идти.

Мы все вытерлись, достали из рюкзаков одинаковые чёрные куртки, прошитые белыми световозращающими нитками, и, надев их, побежали за Таней. Она шла быстро, сверяясь с листом. Мы вышли на ровную полянку на возвышении, которая была обильно украшена цветами. С неё открывался очаровательный вид: начинающийся закат, горы небольшого острова с клубящимся вокруг них дымом и бескрайнее море.

Если бы не серые камни вокруг и не отсутствие деревьев, можно было бы назвать этот остров райским. Он был молчаливым. Лишь крики чаек, шум моря и ветра наполняли пространство звуками. Думаю, если я смогу погулять по острову, то найду место, где посижу и подумаю в одиночестве.

— Володя, отнеси пневмопалатку вон туда, — сказала Таня, дав мне свёрток, похожий на полулитровую пачку кефира.

Таня, я и Апполион взяли эти упаковки и разложили вдоль линии берега на расстоянии метров двадцать друг от друга. Таня, глядя на обживаемую нами полянку, сказала:

— Эдвин, надуй все три палатки.

Раздался звук, похожий на выстрел пробки от шампанского. Я вздрогнул от неожиданности и повернулся по направлению к пакетам. Они за тридцать секунд превратились в большие палатки, в которых можно было разместиться стоя. Таня довольно посмотрела на них и сказала:

— Мальчики, прижмите края камнями, чтобы нас не сдуло.

Мы послушно взяли самые большие камни пемзы, которые были довольно лёгкими, и приложили к краям палаток. Я похлопал ладонью по палатке — она оказалась довольно плотной. Заглянув вовнутрь, я увидел там две небольшие надувные кровати, больше похожие на матрасы. По размеру временное жилище напоминало купе в поезде.

— Так, эта палатка для тебя, Вова, — показывая пальцем на крайнюю палатку, сказала Таня. — В следующей палатке будут спать девочки. А в той, дальней, будем располагаться мы с Аполлионом. Ночи здесь холодные, поэтому не забудьте включить термоодеяла. Они заряжены, поэтому на ночь вам хватит. Предлагаю сейчас разойтись по палаткам, расположиться, и через 30 минут собраться тут, погуляем по острову.

Все зашли в свои палатки и закрыли двери. Я пошёл в свою, где долго не мог разобраться, как включать свет. Оказалось, что фонарик встроен в рюкзак. Я вытряхнул содержимое и нашёл шнурок, который нечаянно дёрнул, включив большой светящийся карман, похожий на плафон. Рюкзак я подвесил за лямки, и в палатке стало светлее.

Не знаю, какое давление было закачано в эту надувную палатку, но когда я сел на кровать, она лишь слегка дрогнула. На стенах были надувные полки, на которые я стал раскладывать вещи. Среди запасов была еда в маленьких баночках, очень маленькая бутылка воды и небольшая шоколадка, тонкое термоодеяло с небольшой коробочкой в углу, причём одна его сторона была зачем-то на молнии. Видимо, для соединения с подобными одеялами.

Я опробовал кровать со встроенной подушкой и остался доволен. Если термоодеяло будет греть, то я хорошо высплюсь под звуки волн. Термобельё на мне было чудом. Тело постоянно дышало, и мне не было ни жарко, ни холодно. Думаю, куртку нам выдали лишь для того, чтобы не оставались в сплошной обтягивающей одежде. Жалко, что я уничтожил свой лист, сейчас бы мог посмотреть температуру на улице. По ощущениям было от 7 до 10 градусов. Спать пока не хотелось, но хотелось побыть одному.

К назначенному времени я надел куртку, бросил шоколадку и бутылку воды в карман, выключил свет в палатке и вышел на улицу. Таня и Аполлион тихо обсуждали что-то. Девочки ещё не вышли. Таня окликнула их, и они появились одновременно. Даша и Надя были очень похожи друг на друга. Я даже не стал пытаться узнать, кто есть кто, так как даже причёски они сделали одинаковыми. Я знал, что по поведению и манере разговора девочки отличаются сильно, поэтому стал ждать, когда они заговорят.

Мы поднялись на гору, которая парила меньше всех. С неё было видно, как вдали небольшое пятно впадины горело ярко-красным, как расплавленный металл. Из этого места шёл пар или дым. Когда мы подошли ближе и сели примерно в 20 метрах от жерла вулкана, мы ощутили жар как от небольшого костра. Нам было видно, что совсем скоро солнце сядет в море.

— Вы видели, какой цвет у последнего луча заката в открытом море? — спросил Аполлион.

— Какой? — спросила одна из близняшек.

— Зелёный, — ответил Аполлион, — он очень редко такого цвета, но если повезёт, то мы его сегодня увидим. Последний зелёный луч.

— Моряки раньше считали, что зелёный луч приносит удачу, — отметила Таня, вытряхивая камешки из своих кроссовок.

— Никогда не видела зелёный закат, — сказала вторая близняшка.

— Он совсем не зелёный, — сказала Таня, — это эффект преломления, когда небо чистое и нет тумана или пыли. Когда солнце уже скрылось за горизонтом, на несколько секунд появляется зелёный луч. Не буду объяснять подробности, но за счёт того, что граница двух сред преломляет волны определённой длины и они не поглощаются атмосферой, мы их видим очень редко.

— Откуда ты, Таня, столько знаешь? — спросила первая близняшка.

Таня улыбнулась, оставив вопрос без ответа. Мы дождались заката, но зелёного луча так и не увидели. Хотя зрелище был великолепным. Множество огоньков на воде потухло одновременно, когда солнце исчезло за горизонтом. Красное небо с небольшими облаками выглядело потрясающе. Через несколько минут начало быстро темнеть.

Когда совсем стемнело, вторая близняшка взяла небольшой камень и, кинув его со всей силы, очень метко попала в светящийся круг вулкана. Пока камень летел, моё воображение нарисовало картину извержения. Я уже представил, как мы бежим от лавы, как вспышками взрываются палатки. Как мы прыгаем в океан, где закипающая вода догоняет нас и пытается сварить. Судя по эмоциям, которые вызывала девушка, это была Надя.

Я сидел и в последнем свете севшего солнца пытался найти различия между близнецами. Нужно было научиться отличать, кто из них кто — я привык обращаться к людям по имени. Через несколько минут я плюнул на эту бесполезную затею, так как, скорее всего, девушки специально стёрли между собой разницу, чтобы пошутить.

— Тань, расскажи ещё что-нибудь про этот остров, — попросил Аполлион.

— Самое интересное в острове Суртсее — это то, что он доказывает, что скептики и противники Библии ошибаются, — начала рассказывать Таня, изредка меняя позу, так как горячий камень, на котором она сидела, прогревал тело даже сквозь термоштаны. — Этот остров уже седьмой раз за 20 лет возрождается из пепла. И демонстрирует людям, как после Потопа растения и животные заселяют мир. Всё происходит очень быстро.

— А что говорят скептики по поводу Библии? — спросил Аполлион.

— Они говорят, что изложение истории, — начала отвечать Таня, — представленное в Библии, не может быть истинным, ссылаясь на то, что на формирование геологических особенностей Земли должны были уйти миллионы лет, а биологическое восстановление Земли после Потопа было бы невозможным за короткий промежуток времени, указанный в Библии.

— Тань, а ты веришь в Бога? — спросила первая близняшка.

— Я верю, — задумавшись, ответила Таня, — верю, но я не очень люблю церковь. Там слишком много неестественных ритуалов. Думаю, большинство из них придумали люди. У меня вера своя. Я уверена, что всё вокруг кто-то создал. Я это чувствую всем телом. Вот в этого создателя и верю. Может, это Бог, может, это природа. Этого я достоверно не знаю, но мне и не нужно. Главное, что я веду себя праведно. Какую бы веру человек ни исповедовал, главное — чтобы не грешил. А люди постоянно придумывают новые и новые ритуалы вокруг веры, мне это не нравится.

— Может, это прозвучит кощунственно, но ты знаешь анекдот про Папу Римского? — улыбаясь, спросил Аполлион.

— Рассказывай, но отойди, пожалуйста, в сторонку, чтобы нас молния божьей кары не задела, — со смехом сказала Таня.

Аполлион встал с горячего камня, потирая попу, отошёл в сторонку и начал рассказывать:

— Умирает Папа Римский. Стоит перед воротами в рай, его встречает апостол Пётр и спрашивает, мол, кто такой — собеседование надо пройти, чтобы определить, куда направить. Папа начинает рассказывать, что он посланец Бога на земле и вообще он Папа Римский!

— Ещё дальше отойди, — громко рассмеялась Таня, глядя на небо.

— Апостол ничего не понимает и ни о каких посланцах не слышал, — отойдя ещё на два шага, продолжил Аполлион. — Просит папу подождать и идёт советоваться к Иисусу. Иисус тоже не понимает, о чём идёт речь, и отводит папу в сторонку побеседовать.

— Ну?! — нетерпеливо спросила Таня.

— Через несколько минут Христос начинает истерично смеяться. Подходит к апостолу и сквозь слёзы говорит: «Представляешь?! Ты помнишь тот рыболовный кружок, который мы организовали 3500 лет назад?! Он до сих пор существует!!!»

— Это ты к тому, что люди склонны выдумывать и, благодаря этому, правда со временем трансформируется и обрастает домыслами? — спросила Таня.

— Да, — ответил Аполлион.

— А ты представляешь, как удобно маскировать правду, благодаря такому свойству человека? — улыбаясь, спросила Таня.

— Вы как хотите, но я хочу спать, — сказала одна из близняшек, — Даш, ты идёшь?

— Я ещё посижу тут, — сказала Даша, украдкой глядя на меня.

— А мы пойдём посмотрим фильм, — сказала Таня, вставая и беря Аполлиона под ручку. — Спокойной ночи!

— Спокойной ночи, — тихо сказал я и остался с Дашей наедине.

Абсолютно чёрное небо с яркими звёздами, отражающимися в неспокойной морской воде, и яркое красное зарево жерла вулкана создавали романтичную обстановку.

 

Сон

Мы сидели у кратера вулкана вдвоём. Ночь настала настолько внезапно, что стемнело мгновенно. Вместе с темнотой пришёл холодный воздух, но нам было тепло, так как вулкан нагревал землю вокруг, и мы были тепло одеты. Звук волн океана на фоне абсолютной тишины успокаивал. Благодаря чёрному одеянию, я видел лишь лицо и руки Даши, которая ёрзала на соседнем камне.

Когда стемнело, озеро лавы в спящем вулкане стало ярче и подсвечивало наши лица красно-жёлтыми отблесками. Вдобавок восходила полная луна, оставляя дорожку белого света на воде. Если бы не она, мы бы не смогли видеть океан, и за пределами дорожки он превращался в густой мрак.

— Ты почему не пошла спать? — спросил я, удивившись тому, как громко прозвучал мой голос в тишине.

— Я спала с тобой, — тихо ответила Даша.

Я захлебнулся от удивления и стал прикидывать, показалось ли мне то, что она сказала. Пытаясь проиграть эту фразу в голове, я искал скрытый смысл, но вариантов не было. Через пару минут я осторожно переспросил:

— Что ты имеешь в виду?

— Как что? — ответила Даша. — Ты так заразительно сопел в батискафе, что я тоже уснула в кресле и хорошо выспалась. Тем более что не каждый день удаётся побывать в таком необычном месте, как этот остров. Я бы посидела с Надей, но она вчера была в ночном клубе и уже, наверное, видит второй сон. Так что, если ты не против, я составлю тебе компанию.

— Я не против, просто не сразу тебя понял, — улыбнулся я, глядя на мерцающий огонь земли, — а что необычного в этом острове?

— Ну, как, — тихо сказала Даша, — ты только представь, что этот остров исчезнет с лица земли уже через несколько сотен лет. Мы сейчас тут сидим, а он умирает. Его размывают волны. Слышишь, как приятно они звучат?

— Я вообще кроме воды ничего не слышу, — сказал я, — очень не хватает ночного звука цикад и птиц. Если убрать волны, то тишина будет абсолютной. Настоящий необитаемый остров.

— Звук волн успокаивает, но вместе с тем, они неумолимо точат землю, — задумчиво сказала Даша.

— Самое интересное, что остров постоянно возрождается как птица Феникс, — отметил я.

— Что за птица? — с интересом спросила Даша.

— В древности был миф, — начал объяснять я, — что существует птица Феникс, которая раз в 500 лет собирает себе гнездо из редких трав, потом сжигает себя сама. На месте пепла появляется яйцо, из которого появляется птенец, а через некоторое время он вырастает в новую птицу Феникс.

— Так это же обычная жар-птица, — воскликнула Даша, — мне про неё мама сказки рассказывала. Только жар-птица живёт не 500 лет, а всего один день. А представь, что это светящееся пекло и есть это гнездо. И через несколько лет там появится яйцо, а из него вылупится новый Феникс.

— Мифы придумывают люди, — улыбнулся я, — поэтому вполне может быть, что в древности несколько моряков рассказали про этот остров, который рождается в огне и умирает каждую сотню лет. А людская молва или несколько туго слышащих бабушек превратили остров в птицу.

— Получается, что мы как бы сидим рядом с гнездом Феникса? — загадочно спросила Даша. — А зачем он сжигает себя?

— Феникс является символом вечности, — ответил я. — Если бы Феникс не умирал, а жил вечно, он бы, пожалуй, стал символом дряхлости. Мир так устроен, что мы все умираем, но, рожая детей, мы обеспечиваем человечеству вечную жизнь. Если бы мы жили вечно, то темп жизни снизился бы.

— А у тебя есть дети? — неожиданно спросила Даша.

— Да, у меня сын трёх лет, — автоматически ответил я.

— А где сейчас твоя жена? — склонив голову на бок, спросила она.

Внезапно озеро лавы расплылось перед глазами, потому что мои глаза наполнились слезами. Казалось, мне внезапно воткнули копьё в спину. Дыхание перехватило. Захотелось, чтобы Даша исчезла и не видела, что я сейчас расплачусь. Я сначала отвернулся, потом встал и отошёл на несколько метров. Попытался успокоиться.

Смешно было думать, что Даша не заметит моего состояния. Женщины чувствуют настроение мужчины сразу. Через 5 минут попыток успокоиться я ощутил, что она подошла ко мне сзади, легонько обняла и шепнула на ушко:

— Не расстраивайся, всё будет хорошо. Я знаю.

Я ничего не ответил, только ощутил, что мне стало спокойнее в её дружеских объятиях. Тепло человека, который тебя понимает, всегда успокаивает. Она обняла меня руками сзади и застыла. Она положила свою голову мне на плечо и молчала. Я закрыл свои мокрые глаза и ни о чём не думал. Мы стояли так очень долго, пока я не отстранился и не повернулся к ней лицом.

— Извини, пожалуйста, — сказал я.

— Я всё понимаю, — участливо шепнула она.

Даша беззвучно отошла к большому тёплому камню, села и похлопала рукой рядом, сказав:

— Садись, рассказывай.

Я, решив плюнуть на ограничения, сел рядом и начал рассказывать:

— Даша, ты мне всё равно не поверишь.

— Ты говори, я умею слушать, — тихо сказала она, прижимаясь ко мне плечом.

— Я из прошлого, меня недавно переместили на полторы тысячи лет в будущее. Там у меня остались жена и сын.

— Понимаю, — неожиданно ответила Даша, — продолжай.

— Сегодня утром мне сообщили, что я никогда их больше не увижу. Я бы очень хотел проверить слова Тринити, но сам чувствую, что она сказала правду.

— Тринити — это кто? — тихо спросила Даша, глядя на светлое пятно вулкана.

— Это голос из моего листа, — ответил я.

— Ясно, — кивнув головой, сказала девушка, — я тебе сочувствую и даже не могу представить, как тебе сейчас тяжело.

— И тебя не удивляет, что я из прошлого? — спросил я, посмотрев ей в глаза.

— Я привыкла ни чему не удивляться, — ответила Даша, смущаясь и отводя свой взгляд. — Хотя, если честно, я сейчас чувствую себя немного пьяной, настолько невероятно звучат твои слова. Но я верю тебе.

— А ты не знаешь, возможно ли путешествие во времени? — с надеждой спросил я.

— Все говорят, что нет, — ответила Даша, — но я не верю. У меня, конечно, нет знакомых, которые пришли бы из прошлого, но я люблю читать фантастику, и буду рада, если ты расскажешь, как это было.

— Ты хочешь сказать, что за полторы тысячи лет не научились перемещаться во времени? Как же я тогда попал в ваше время? — спросил я.

— Я не могу знать, — мягко ответила Даша, — физики говорят, что это невозможно. Существую даже доказательства этого. Но я склонна больше верить тебе, чем физикам.

— А я надеялся, ты мне скажешь, что путешествие в прошлое возможно, это бы меня успокоило. Я даже не попрощался с родными. Ощущение, что я сейчас сплю. Когда проснусь, всё будет нормально, — думая о своём, сказал я.

Внезапно я почувствовал ужасную боль в левом бедре. Я громко вскрикнул, но потом понял, что это Даша ущипнула меня со всей силы. Улыбаясь, она сказала:

— Проснулся?

— Ты чего?! Больно же! — ответил я, слегка толкая её в плечо.

— Я хотела, чтобы ты проснулся, — ответила она, — очень хочется чем-то тебе помочь. Больно?

— Думаю, синяк останется, — потирая ногу, сказал я. — Своей импульсивностью ты напоминаешь мне Юлю.

— Кто такая Юля? — спросила девушка.

— Это моя жена, — как само себе разумеющееся, сказал я.

— Извини, — виновато произнесла Даша, — а можно мне поспрашивать про ваше время? Я бы хотела воспользоваться уникальной возможностью поговорить с человеком из прошлого.

Снизу, под горой послышался шорох, от которого Даша вздрогнула и вскочила со своего места. Шорох повторился, и мы увидели большой слепящий фонарь, который быстро приближался к нам. Я бы испугался, но рядом была девушка.

— Кто там? — крикнул я, приготовившись брать камни и кидать в незнакомца, чтобы защитить Дашу.

— Вы чего кричали? — спросил мужчина с фонариком.

— Уберите фонарь, вы нас слепите, — щурясь от яркого света, крикнул я.

Луч света переместился и мы увидели заспанное лицо Аполлиона. Он быстро приближался. Подойдя, он посветил фонариком и внимательно осмотрел нас с ног до головы. Фонарик слепил глаза. Он недовольным тоном повторил свой вопрос:

— Чего вы кричали?

— Всё в порядке, — засмеялась Даша. — Вова обжёгся об камень и нечаянно крикнул. Ты не знаешь, сколько времени?

— Уже полпервого ночи, — недовольно сказал Аполлион, убирая длинные волосы со лба. — Ты Даша или Надя?

— Даша, — улыбаясь, ответила девушка.

— О чём болтаете? — смягчившись, спросил он.

— Обсуждаем этот остров и немного говорили про работу, — соврала Даша, кивнув мне головой.

— Идите спать, а то завтра будете варёными, — недовольно сказал Аполлион, разворачиваясь и уходя.

Мы подождали, пока шаги затихнут, и засмеялись. Даша сказала:

— Тут слышимость, как в концертном зале. Нужно говорить потише. Ты же не собираешься выдавать свой секрет ребятам?

— Я вообще не собирался распространяться на эту тему, — тихо сказал я, — может, правда пойдём спать?

— Если хочешь спать, то пойдём, — ответила она, продолжая сидеть на тёплом камне. — Но я хотела тебя расспросить про вашу жизнь в прошлом. Если ты сейчас не расскажешь, то весь завтрашний день я буду мучиться от любопытства.

Садясь напротив Даши, спиной к мерцающей лаве, я сказал:

— Думаю, что в моём состоянии я усну не быстро.

— Тем более! Давай рассказывай.

— Давай обмен: я тебе рассказываю про прошлое, а ты мне отвечаешь на вопросы по поводу будущего, — вытянув свою правую руку, сказал я.

— А мне кажется, у нас тут всё очень просто и понятно. Это для тебя оно будущее, а по мне — обычная скучная жизнь. Но если хочешь, давай обмен, — сказала Даша и крепко пожала мне руку.

Её рука была обжигающе горячей, так как она только что сидела на ней, прижимаясь к тёплому камню.

— А мы можем договориться, что всё сказанное останется в тайне? — спросил я. — Дело в том, что я не знаю, кто и зачем переместил меня к вам. Они будут недовольны, что я болтаю об этом направо и налево. Ты сама сказала, что никогда не слышала о путешественниках во времени, значит, это скрывается.

— Думаю, я только что доказала, что умею держать язык за зубами, — улыбнулась Даша.

В ближайшие два часа мы рассказывали друг другу о своём времени. Я узнал много нового про будущее, а Даша с интересом слушала о прошлом. Я, наконец, смог узнать, как всё вокруг работает и кто это всё сделал, выяснил детали про социальную сеть, узнал про новые виды спорта, которые появились за это время. Даша подробно рассказала про систему управления новым государством. Про то, как проходят онлайн-голосования по важным вопросам. Объяснила, как скан «дампа» помогает жить лучше и отфильтровывать нужную информацию.

Рассказала про местную систему экономики и распределения денег. Вскользь упомянула про местные развлечения. С чувством описала, как туристом путешествовала в космос. Интересно было слушать про систему медицинского страхования и саму медицину. Оказалось, что пикожучки не только работают со звуком, но и передают социальной сети анализ крови. Система раннего предупреждения болезни учитывает множество параметров, которые снимаются ежедневно и автоматически. В этом помогают не только пикожучки, но и целая лаборатория, расположенная в унитазах и писсуарах.

Даша в обмен на мою информацию рассказала про местные университеты, телефоны и компьютеры. Очень долго делилась впечатлением о музыкантах, которые часто становятся известными только благодаря своему таланту, так как социальная сеть сама подбирает людей, которым понравится эта музыка.

Информации было очень много. Сначала меня всё удивляло и интересовало, но потом я устал. Мне, если честно, надоело слушать Дашу, которая, видимо, совсем не хотела спать. Она рассказывала, а я думал, что лучше бы узнавать всё это постепенно и сам. Через некоторое время мой мозг совсем заблокировался и я сказал:

— Даша, солнышко, давай пойдём спать. Думаю, у нас ещё будет возможность поговорить. Я очень ценю то, что мы теперь можем открыто обсуждать наш секрет, но сейчас я усну прямо здесь.

— Пошли, очень интересно было с тобой поговорить. Я сначала не до конца поверила, что ты действительно из прошлого, но когда пошли детали, то сомнений не осталось.

Мы встали с камней и спустились по склону. Поднявшаяся луна  освещала нам путь, и привыкшие к темноте глаза спокойно находили место, куда можно наступать. На всякий случай я придерживал Дашу за локоть, чтобы она не упала и не свернула себе шею.

Я проводил её к средней палатке, где громко похрапывала её сестра. Все три палатки растворялись в ночи. Таня и Аполлион, по всей видимости, спали, так как свет был выключен. Мы стояли с Дашей, повисла неловкая пауза. Ночь была необычайно тихой. Казалось, девушка чего-то ждёт. Я встрепенулся, пожал ей руку и, развернувшись, пошёл к себе. Краем уха я услышал, как застёгивается молния на двери палатки.

Когда я зашёл к себе, я сразу скинул куртку на пол, накинул тонкое термоодеяло и, не снимая белья, провалился в сон. Моя голова была настолько загружена новой информацией, что вместо нормального отдыха я метался в беспокойной полудрёме. От возникающих и мелькающих картинок я ворочался, не просыпаясь. Сон был похож на мелькание слайдов. Через некоторое время я немного успокоился, и мне стала сниться Юля. Разные картинки из нашей жизни всплывали и угасали, сменяя друг друга.

Я наблюдал за своим сном в качестве стороннего наблюдателя. Я видел себя и видел Юлю. Кадры нашей жизни сменяли друг друга: мы катались на лошади, я вёз её в роддом, мы дурачились на лесной полянке, целовались и обнимались. Я отчётливо видел радостного себя и счастливую Юлю.

Потом сны поменялись: себя я уже не видел, зато стал общаться с Юлей. Она весело разговаривала со мной, мы играли, бегали друг за другом. Она догоняла меня и хлестала сорванной веточкой. Я ронял её в траву, и мы начинали кувыркаться, обнимаясь и весело смеясь. Образы были немного размытыми, но ощущения — очень чёткими.

Потом мы плавали в ночном море под громкие звуки волн. Когда картинка сменилась вновь, мы сидели и встречали рассвет. Сначала всё во сне происходило очень быстро, но время понемногу замедлялось. Сон переставал мелькать. Я смотрел на сидящую рядом Юлю и настолько реально чувствовал её, как будто это был не сон. Я улыбался ей.

Быстро встающее солнце уже согревало наши тела. Юля гладила меня по спине, сидя рядом. Я смотрел на Юлю и не мог поверить своему счастью: я могу ласкать её нежное тело. Но я боялся прикоснуться к ней, наслаждаясь волнами возбуждения по всему телу от её тёплых рук. Песок под нами почему-то был тёплым и очень мягким. Боясь проснуться, я решился поцеловать Юлю. Я молил бога, чтобы он не забирал её. Я мечтал не просыпаться.

Когда мы поцеловались, её губы ощущались по-новому. Она очень нежно, слегка касаясь меня, отвечала на поцелуй. Её губы были холодными и обжигали. Казалось, она знает, чего я хочу. Она всё делала так, как мне нравилось. Нежный поцелуй на мгновение превращался в покусывание, потом мы сливались в страстном поцелуе и неожиданно возвращались к едва заметным касаниям. Это длилось бесконечно, пока она не впилась ногтями в мою спину, прикусив мочку моего уха.

Этот сон мне очень нравился. Именно он позволял мне успокоиться. Юля вернулась. Пусть на одну ночь, но я впитывал ощущения, чтобы жить потом ими. Я перестал думать о том, что сплю. Я был благодарен этой новой реальности, где мы наслаждались друг другом. Я неспешно снимал с Юли одежду и бросал её подальше на песок. Своими руками я ощупывал каждую клеточку её тела. Я то слегка касался её подушечками пальцев, то крепко сжимал податливое тело ладонями. Она тяжело дышала.

У меня было такое же неповторимое волнующее ощущение, как в первый раз. Хотелось растянуть удовольствие до бесконечности. Юля, целуя меня в губы, стала опускаться ниже, и когда я закрыл глаза, она вдруг исчезла. Ощущения исчезли. И когда я уже был готов проснуться от гнева, поцелуи возобновились совсем в другом месте. Было невыносимо приятно. Мне казалось, что я сам управляю её действиями. Но когда она вдруг прервалась и вновь исчезла, я хотел взвыть от нетерпения.

Мне никогда не было так хорошо. Мне казалось, что я могу переживать каждое своё ощущение медленно и подробно, наслаждаться им с полной отдачей. Меня ничто не отвлекало, даже мысли о том, что я сплю. Все мои чувства были обострены. Во сне Юля творила чудеса.

Когда Юля вновь убрала свои губы, ощущения исчезли. Я терпеливо ждал, что она поцелует меня, но этого не происходило. Пауза сильно затянулась. Я уже был уверен, что Юля растворилась во сне. Я прислушивался к звуку волн, но ничего другого не слышал; попытался открыть глаза, но не смог; было ощущение, что я открываю глаза, но ничего не меняется. Я не чувствовал Юли рядом.

Внезапно меня потряс взрыв эмоций от нечаянного прикосновения Юлиного колена в районе живота, когда она перекидывала через меня ногу. Любимая положила свои руки мне на грудь, и иногда касаясь моего лица холодными влажными волосами, начала танец любви. Теперь каждая секунда, которую мы проживали вместе, превращалась в блаженство.

Я пытался запомнить все ощущения этого сна и повторял их многократно в голове, чтобы заставить свою коварную сонную память отложить хотя бы малость. Но делать это было сложно, так как эмоции нарастали. Сон был настолько нереальным, ощущения были настолько яркими, что окончание высосало все мои силы в секунду. Я больше не чувствовал Юлю, но я этого не ощущал, так как мгновенно провалился в темноту.

Я мог ручаться, что спал как убитый. Ни одного малейшего сновидения, ни единой мысли — ничего. Тело вымоталось за этот день и тем более за эту ночь. То, что я узнал про будущее за эти дни, померкло по сравнению с небывалыми ощущениями эротического сна.

Я спал долго. Когда наступило утро, я проснулся от ощущения счастья. Долго не хотел открывать глаза, слыша, как на берегу резвятся чайки. Я ещё помнил часть сна и пытался ещё раз повторить его своей памяти, чтобы закрепить. Для того чтобы определить, можно ли ещё поспать, я приоткрыл глаза, и когда они привыкли к утреннему свету, присел на край кровати-матраса и потянулся. Пытаясь найти свою одежду, я обернулся ко второй кровати. Там мирно спала одна из близняшек.

 

Измена?

Я автоматически накинул куртку и вышел из палатки, задавая себе вопрос: «Что она тут делает?» Глядя на рассвет, я вспоминал, как встречал его во сне с Юлей. Голова отказывалась соображать. Но моя память зацепилась за эту сцену и моментально раскрутила весь клубок воспоминаний этой ночи. Я улыбнулся своим ночным эмоциям, вспоминая, как мне было хорошо.

Потом начал перебирать версии, почему одна из близняшек так сладко спит на соседней кровати в моей палатке. Я точно помнил, как проводил Дашу к сестре. Даже вспомнил звук застёгивающейся молнии её палатки. Потом внезапно меня озарило: я связал два события — мой сон и наличие девушки рядом после пробуждения. «Не может быть!» — подумал я.

Тем временем, я уже дошёл до берега и вглядывался в то место, где должен быть наш батискаф. Его там не было, но я об этом не думал. Я попытался найти в воспоминаниях любую подсказку, подтверждающую, что мой сон и одна из сестёр в моей палатке как-то связанны друг с другом. Боясь, что мозг вскипит, я, как следователь, выдвинул две гипотезы, не отвергая ни одну из них.

И стал по очереди думать о доказательствах для каждого из вариантов. Я обследовал своё тело и даже попытался взглянуть себе на спину, пытаясь найти следы от острых ногтей женщины, которая мне «снилась». Ни единого следа помады или царапин. Термобельё было целое и без каких-либо пятен. Я заглянул везде, но не нашёл доказательств реальности моего сна.

Доказать случайность появления молодой девушки в моей палатке было проще, так как у меня был свидетель. Ведь не может быть, чтобы она не помнила о том, что произошло или не произошло. Наплевав на приличия, я решил вернуться и опросить единственного свидетеля моей вероятной измены. Я шагал по холодному песку к палаткам и думал: а может ли это считаться изменой, если, не дай бог, первая гипотеза окажется правдой?

Нельзя сказать, что я раньше не задумывался об измене. Я часто думал о ней, особенно до разговора с Юлей на эту тему. Я был ей очень благодарен за то, что на третий год наших отношений она в пылу ссоры сказала: «Измену мы не переживём, расстанемся абсолютно точно». Чёткая позиция, которая совпала с моей, помогла мне не думать о возможной вольности в своих действий. Я доверял ей и, наслаждаясь этим чувством, ощущал себя свободным. Не было необходимости ревновать. За это я платил тем, что сам не давал ей подобного повода, что Юлю тоже радовало.

Исключая возможность своей измены, я свободнее общался с другими женщинами, так как знал, что смогу вовремя сказать им «Стоп». Поэтому после брака я продолжал с удовольствием смотреть на других девушек — я же не был евнухом. Я любовался их формами и манерами и получал от этого большое удовольствие. Я считал, что не обязательно иметь картину известного художника, чтобы наслаждаться ей.

Но вместе с этим, я знал, что самая лучшая женщина на свете ждёт меня дома. Поэтому был самым счастливым человеком, по крайней мере, я себя так ощущал. У меня было много друзей, которые относились к измене по-другому. И, думаю, главной причиной этого была фраза их жён: «Если хочешь — изменяй, но чтобы я об этом не знала». В этой вынужденной женской фразе слышится такое отчаяние, такая неуверенность в себе, что хочется пожалеть. Я считал, что любой крепкий брак должен быть основан на уважении к свободе друг друга. Но без чётких правил наступает хаос.

Женщина, которая отпустила своего мужа «налево» и закрывает на это глаза, просто не знает, что с этим делать. Поэтому, боясь потерять его, она терпит и ничего, по сути, не делает. Хотя в большинстве случаев она виновата как минимум на 50%. Всё наше окружение, начиная от безделушки, с которой нужно протирать пыль, кончая мужем, о котором нужно думать ежедневно, — всё требует внимания. Внимания на всё не хватает, поэтому нужно выбирать самое приоритетное. Если выбираешь работу, то теряешь в семье. Если выбираешь семью, то теряешь в работе.

Очень часто измена является сигналом того, что одному из супругов не хватает эмоций и внимания. Он ищет их на стороне. Не получая дома сюрпризов и живя одинаково изо дня в день, не получая внимания от своей половины, человек решается на небольшую порцию адреналина. Бывает, что после измены человек разочаровывается и живёт дальше, укрепляя свой брак, но бывает и по-другому.

Уже подходя к палатке, я вспомнил, как одна моя знакомая рассказывала, что её муж был очень ревнивым. У неё создавалось устойчивое впечатление, что её красота стала его проклятием. Он выматывал себя своими домыслами. Он устраивал допросы, истерики и сцены ревности. Он исполнял эти спектакли с завидной регулярностью. Он даже звонил администраторам в её фитнес-клуб, чтобы убедиться, что она там, а не с другим. Окружающие люди смеялись над ним и жалели её. Ей тоже было не сладко, она его любила и не обманывала. Но так было поначалу. Потом ей пришлось обманывать его, чтобы не вызывать ревность. Сама она была убеждённой верной женой.

Но его поведение так расшатывало её психику, что за несколько лет запретный плод стал сладок. Он всегда ревновал её без повода, а она обижалась на это. И однажды обиды накопилось столько, что она решила сделать то, за что её ругали много лет. Ей не понравилось, и она осталась убеждённой верной женой. Правда, сменила мужа на более уверенного в себе. Кстати, её новый муж дал понять, что расстанется сразу, после любой измены. Её этот вариант полностью устраивал, так как избавлял от ежедневной ревности.

Я долго не мог решиться открыть палатку. Я даже постоял, ожидая и глядя вокруг, чтобы сформулировать вопрос, который задам девушке, спящей сейчас у меня. Было очень неловко, но я пересилил себя. Я отогнул дверь палатки и посмотрел на кровать. Там было пусто.

Я зашёл и даже потрогал кровать руками, чтобы почувствовать остаточное тепло человека. Но обе кровати были одной температуры. Я огляделся и не заметил ни одного доказательства её присутствия тут утром и ночью.

Внезапно мне показалось, что я сошёл с ума. За эти дни создалось столько вариантов реальности, что я не мог определить, какой из них настоящий. Было ощущение, что бог испытывает меня на стойкость рассудка. Я уже не мог ручаться, что утром видел одну из сестёр рядом с собой, так как сразу вышел на улицу. Единственное, в чём я был уверен, — это в том сне. Но я помнил, что он не был реальным. Я точно спал тогда. Я не мог выбрать, где правда, а где то, что мне показалось.

Я плюнул на всё это и решил спросить потом у Даши. Только она знает, сдержал ли я обещание, данное Юле. Если она подтвердит, что между нами что-то было, я начну оправдывать себя тем, что я делал это неосознанно и в полудрёме. Сейчас об этом думать рано. Уверен, она вернёт меня в реальность, и тогда я стукну себя ладонью по лбу и скажу: «Точно!»

В животе крутило от холода. Я вспомнил, что вчера вечером мы забыли поесть. Я похлопал себя по карманам куртки и достал шоколадку, съел её и запил водой. Чувство насыщения пришло мгновенно, как после чашки куриного бульона. Видимо, шоколад и вода были специальными.

Сверху по палатке постучали ладонью, от чего она вся затряслась. Дверь была закрыта на молнию, поэтому я расстегнул её и увидел там Аполлиона. Он выглядел по-утреннему помятым. За эту ночь у него отросла чёрная щетина, от чего вид стал совершенно бандитским. На его плече висело полотенце. Он пожал мне руку и сказал:

— Пошли мыться.

— Доброе утро, — откашлявшись, сказал я.

Я поискал своё полотенце и побежал за Аполлионом, который медленно шёл впереди. Мы направились к берегу океана. Сняв ботинки, мы пошли в воду. Забравшись по колено, Аполлион ополоснул своё лицо и сразу вытер полотенцем. Я попробовал повторить его действие, но в глаза попала солёная вода и стала их щипать.

— Промокни полотенцем! — крикнул Аполлион, глядя на мои неуклюжие попытки умыться.— Это же самый солёный океан в мире! Ты зачем глаза открываешь? Тут соли 35%!

Когда я проморгался и вытерся полотенцем, мы вышли из воды. Аполлион подошёл к своей обуви и достал из одного ботинка небольшую коробочку размером с пачку для тонких сигарет. Он нажал кнопку и стал водить ей по своему лицу. Там, где он проводил, лицо блестело гладкой кожей. Всего за две минуты он был чисто выбрит. Аполлион протянул пачку мне и сказал:

— Бриться будешь?

— Да нет, спасибо, — вежливо отказался я.

— А я бы тебе рекомендовал, — не убирая руку, продолжил Аполлион, — ты так оброс, что я буду чувствовать себя неудобно. Тем более, с нами дамы.

Я решил подчиниться и взял это бесшумное устройство. Нажал на зелёную кнопку и стал водить по лицу как бритвой. Устройство было слегка тёплым и ходило по лицу как смазанное маслом. Было ощущение, что эта современная бритва совсем не упирается в щетину. Я потрогал пальцами свою щёку, она была очень гладкой и совсем не кололась. Первый раз в жизни я брился без малейшей боли и дискомфорта.

— Как тебе Даша? — неожиданно спросил Аполлион, улыбаясь.

— В каком смысле? — осторожно спросил я.

— Как в каком смысле? Я же всё вижу. Вы вчера до ночи болтали вдвоём, — рассмеялся Аполлион, играя ногой в песке. — Да ты не парься. Дело житейское. Надеюсь, у вас ничего ночью не было?

Я замялся и не знал, что ответить. Было ощущение, что он всё знает. Но, несмотря на это, я решил врать:

— Нет, конечно, ничего не было. Мы просто болтали как друзья. Даша очень интересная девушка и мы с удовольствием пообщались.

Он с прищуром посмотрел на меня и, слегка улыбаясь, развернулся и пошёл к палаткам. Когда мы уже поднимались на эту цветочную поляну, мимо нас пробежали Таня с близняшками. Они были в чёрных облегающих костюмах и держали полотенца в руках. Они, не останавливаясь, хором сказали:

— Доброе утро, мальчики!

— Чур, не подглядывать! — крикнула Таня, оглянувшись.

Я стоял и смотрел им в след, задавая себе частый вопрос пьющих мужчин: «Было или не было?». Я представил, как буду спрашивать у невинных девушек такие вещи, и невольно вздрогнул.

— Ты чего? — смеясь, спросил Аполлион. — Влюбился, что ли?

— В кого? — удивлённо спросил я, глядя ему в глаза.

— Это ты мне скажи, в кого, — сказал Аполлион и, не дожидаясь ответа, побежал в свою палатку.

Я пошёл к себе собирать вещи в рюкзак. Через 30 минут меня позвали наружу, все стояли собранные. Таня сказала:

— Володя, расстегни, пожалуйста, вход в палатку у себя и девочек, а то мы не сможем их сдуть.

Я пошёл выполнять указания. Когда я расстёгивал палатку девочек, изнутри очень резко пахнуло дымом от сигарет. Не знаю, почему я так удивился, но этот запах я не чувствовал уже несколько дней. Я уже свыкся с мыслью, что здесь в будущем никто не курит. Близняшки меня поражали всё больше и больше. Теперь я не удивлюсь, если одна из них действительно забралась ко мне, чтобы без спроса удовлетворить свои желания.

Когда я отошёл от палаток, Таня с помощью Эдвина сдула их. Мы уложили всё в рюкзаки и, застегнув на все три молнии, отправились на другой берег. Там в 100 метрах от берега, мирно покачиваясь, нас ждал батискаф. Мы спокойно преодолели это расстояние вплавь и взошли на борт. На палубе повсюду выпала роса. От стекла капитанской рубки шёл пар — так при помощи подогрева оно избавлялось от лишней влаги.

Мы зашли внутрь, пристегнулись и стали ждать, что будет делать Таня. Она завела мотор и, отплыв на несколько километров, остановила батискаф. Остров по-прежнему было видно вдали. Таня сказала:

— Предлагаю опуститься на глубину 2 километра, там мы с вами пообедаем и потом поплывём домой.

— Это не опасно? — спросила Надя. — Нас там не раздавит?

— Не раздавит, — ответил Аполлион, — батискаф рассчитан на глубину до 8 километров.

Таня нажала несколько кнопок, и мы стали опускаться вглубь. Через минуту стёкла снова начали потрескивать от давления. Мы переглядывались друг с другом. Я пытался поймать взгляд Даши, но она не задерживала свои глаза на мне. Она вела себя как обычно, за исключением того, что не проронила ещё ни слова.

Когда я раньше смотрел фильмы про подводную жизнь, я думал, что стоит опуститься на глубину, и сразу можно увидеть всех обитателей. Мы спускались уже 15 минут, и за всё время видели лишь несколько мелких рыб. Возможно, увидев наши прожекторы, рыбы пытались удрать подальше. Мы опускались, но это можно было определить лишь по тому, что над нами темнело небо. И когда оно стало совсем чёрным, Таня сказала:

— Сейчас не пугайтесь, мы встанем подводными крыльями на дно, и я выключу свет в салоне и основные прожекторы. Вы должны понимать, что рыбы, живущие на глубине 3 километра, не привыкли к такому яркому свету.

— Включи звуковую ловушку, — попросил Аполлион.

— Это что такое? — спросила Надя.

— Это звуки, привлекающие рыб, — ответила Таня. — Сейчас включу. Пол, нажми подогрев еды. Я уже умираю от голода.

Пол встал со своего места и как раз в это время выключился свет. Мы погрузились почти в полную темноту. Лишь небольшая лампа освещала плавающий повсюду мелкий планктон. Аполлион споткнулся в темноте и нечаянно толкнул Надю в плечо. Потом, извинившись, подошёл к шкафчику с едой и включил подогрев. Через минуту он вынул коробки и раздал всем нам. Привыкшие к темноте глаза спокойно ориентировались в больших аппетитных кусках еды. Было как всегда вкусно.

На глубине, если забыть, что находишься в воде, кажется, что стоишь среди гор, между которыми летают рыбы, размахивая плавниками. У рыб хорошо получалось замещать птиц, только делали они всё намного медленнее. Я обратил внимание на тусклый огонёк, который плавно приближался к нашему батискафу. Когда огонёк приблизился вплотную, я смог рассмотреть рыбку с огромной челюстью, заросшей зубами. Зубы на верхней челюсти торчали вверх, это было очень необычно. Изо лба рыбы росла какая-то удочка, на конце которой светился фонарик. Я спросил у Тани, показывая пальцем на это чудище:

— Это кто?

— Эта рыба «умелый рыболов», его ещё называют «лазиогнат», — начала объяснять Таня, — если вы посмотрите на него, то поймёте, за что ему дали третье имя — «уродливейший среди рыболовов».

— Да уж, — сказала Надя, — я бы точно отказалась его есть, если бы увидела на тарелке. Он отвратительный.

— Он из рода морских чертов, — добавил Аполлион. — Видишь, как торчат зубы кверху на его верхней челюсти? Знаешь, зачем ему это?

— Я смотрю, он весь в шипах, — разглядывая подплывшую совсем близко рыбку, сказала Надя.

— Это чтобы его никто не хотел съесть, — сказала Таня, — просто пассивная защита.

— А зачем ему лампочка на отростке? — спросил я.

— На глубине совсем нет света, — тихо сказала Таня, — поэтому рыбки как мотыльки сплываются на источник света. Лазиогнат приманивает свою добычу и затем съедает. От таких огромных челюстей уйти очень тяжело. Тем более что на конце этого щупальца-удочки есть крючок, которым он отправляет рыбку в рот. Несмотря на то, что он длиной всего пять сантиметров, он очень хищный.

— А знаете, что светится на конце удочки? — спросил Аполлион.

— Рассказывай, — потребовала Надя.

— Это специальный кожный вырост, он наполнен миллионами светящихся бактерий, — ответил Аполлион. — Этот вырост специальными кровеносными сосудами может увеличивать и уменьшать количество кислорода для бактерий, и таким образом он «зажигает» или, наоборот, «гасит» огонёк.

— Но так рыбу видят хищники? — сказала Надя, стуча пальцем по стеклу, пытаясь привлечь внимание удильщика.

— Есть вообще рыбы-удильщики, у которых светится брюшко, — продолжил он. — Как они размножаются, я лучше рассказывать не буду, эта тема не для трапезы.

— Да ладно тебе, рассказывай, — рассмеялась Надя, на всякий случай перестав жевать и откладывая свой контейнер.

— Только рыбы-удильщики используют такой вид размножения, — начал Аполлион. — Самец в десять раз меньше самки, и когда он встречает свою подругу, он намертво вцепляется в неё зубами и затем…

 — Что затем? — первый раз за сегодня спросила Даша.

— Затем он срастается с ней, — показывая жестами, сказал Аполлион. — Самец прирастает к жаберной крышке самки, подключается к её кровеносной системе и теряет ставшие ненужными челюсти, глаза и кишечник.

— Ужас, — шепнула Даша, — первый раз такое слышу.

— Питается он за счёт её соков и фактически становится с самкой одним целым. И с тех пор, выполняет только одну функцию — продуцирование спермы. В одну самку могут врастать по 5-6 самцов.

— Фу! — воскликнула Надя.

— Зато они исполняют мечту всех влюблённых, — произнёс Аполлион.

— Какую? — спросила Таня.

— Никогда не расстаются и умирают в один день, — улыбаясь, ответил он, глядя на меня.

 

Обратная дорога

— Аполлион, а зачем вообще нужны самцы? — неожиданно спросила Даша.

— Что ты имеешь в виду? — весело рассмеялся Аполлион.

— Я имею в виду, зачем природа сделала мужчин? — уточнила Даша. — Неужели не проще было создать женщин, которые могут оплодотворять себя сами? Чтобы вы все тут не обижались, я подразумеваю не только людей. Например, вот этих «милых» рыбок. Я не понимаю, зачем природе все эти сложности по выращиванию двух видов рыб — мужского и женского. Почему бы не упростить?

— Я часто думал об этом, — ответил Аполлион, — на самом деле, правильный вопрос. Зачем создавать мужчин и женщин, если можно сделать универсальное существо? Раньше, в начале эволюции, так и было. Зачем потом мужчины и женщины пошли по разным путям развития — мне не понятно.

— А мне всё ясно, — сказала Таня, — вы не смотрите вглубь вещей. При размножении нужны два набора генетических материала. Они должны быть разными, чтобы нечаянно не оплодотворили себя сами. Вы представьте, что будет, если две яйцеклетки подумают, что можно объединять генетический материал друг друга. Получится уродец с усиленными врождёнными болезнями.

— Почему? — спросила Надя.

— Если мужчина и женщина из разных веток эволюции, — продолжила объяснять Таня, — при их сложении получается нечто среднее. И если один из партнёров имел врождённые болезни, то при усреднении они ослабляются. То же самое касается черт характера: если партнёры разные, то ребёнок у них получается методом усреднения их отличительных черт. А если у родителей одинаковые характеры и гены передались ребёнку напрямую, а не от бабушки и прабабушки, то ребёнок удваивает свойства характера родителей. А это не всегда хорошо. Так образуются крайности. Природе выгодно постоянно усреднять, чтобы сохранять вид.

— Я ни слова не поняла из того, что ты сейчас сказала, — ответила Надя.

— Ну, давай более простой пример, — улыбнулась Таня, — ты замечала, как формируются пары мужчин и женщин? Очень часто высоким людям нравятся низкие, толстым — миниатюрные, глупым нравится наслаждаться и пользоваться умом своего партнёра, лидер любит находить себе супруга, который будет подчиняться. Если честно, то я пока не видела пары, где оба супруга очень высокие. Чаще всего один из супругов высокий, а другой — нет. Либо они оба среднего роста. При смешивании их генов получается ребёнок, который имеет средний рост — не высокий и не низкий. Потом этот ребёнок, который выше сверстников, находит себе низкую пару и, смешиваясь с ней, ещё раз уменьшает рост своих потомков. И так далее. Так эволюция держит примерно одинаковый рост людей. То же самое и по другим признакам.

— Хочешь сказать, что я люблю высоких мужчин только потому, что я маленькая? — обиженно спросила Надя.

— Давайте всплывать, — вместо ответа сказала Таня.

Когда мы всплывали, не включая света, мы увидели гораздо больше обитателей морских глубин. Больше всего меня впечатлила огромная медуза, которая плыла как в невесомости и светилась. Причём светилась она всеми цветами радуги. Она была похожа на здание дискотеки, где работает цветомузыка. Я ещё долго рассматривал её в люк пола.

— Тань, затемни стёкла, а то мы сейчас ослепнем при всплытии, — тихо сказал Аполлион.

Через минуту мы всплыли. Солнце пробивалось сквозь тёмное стекло рубки. Таня, не теряя времени, прибавила газу и разогналась до огромной скорости. Около пяти часов мы плыли на скорости 400 километров в час. И когда уже не было сил от скуки, Таня сказала:

— Может, отдохнём на палубе? Кто хочет — искупается, остальные позагорают.

Мы все согласились. Таня остановила батискаф в открытом море. Включила отпугивающий сонар, затемнила стекло до полной черноты и сказала:

— Меняемся, теперь девочки переодеваются на палубе, а мальчики внутри.

Мы с Аполлионом остались, а девочки, взяв свои купальники, вышли на палубу. Мы, наконец, сняли термобельё и надели плавки. Когда я переоделся, я зашёл в гальюн, чтобы умыться и привести себя в божеский вид. Когда я вышел через пять минут, я увидел, как Аполлион сидит в кресле, задрав голову кверху.

Наверху, на выпуклом стекле рубки, животом вниз лежала одна из близняшек. Оперев голову на руки, она смотрела вдаль и играла ногами. Я на несколько секунд застыл на месте, разглядывая плоские участки кожи там, где она прижималась к стеклу. Подойдя поближе, можно было бы рассмотреть каждую родинку её тела, но так как Аполлион уже занимался этим, я спугнул его словами:

— Пойдём?

— Да, да… Сейчас. Только в туалет схожу, — сказал Аполлион и, мельком глянув на соблазнительную близняшку, отправился в гальюн.

Не дожидаясь его, я осторожно выглянул из рубки. Таня с одной из близняшек лежала на палубе, а вторая по-прежнему отдыхада на стекле. Все девушки были в купальниках. Под голову они подложили снятое термобельё. Я встал на самый краешек борта, глядя на прозрачное море внизу, и слегка присел на стекло капитанской рубки. Сверху на стекле лежала девушка. Я мог ручаться, что Аполлион сейчас стоит внизу и любуется её формами.

В рубке было темно, поэтому стекло отражало небо так, что невозможно было заглянуть внутрь. Но меня не интересовало, стоит ли там Аполлион. Меня больше интересовало, кто эта близняшка: Надя или Даша? Через пять минут девушка, подобно крабу, в несколько приёмов развернулась ко мне и шепнула:

— Вов, ты выспался?

— Выспался, — заговорщически тихо сказал я, — а ты?

— Выспалась, но только благодаря тебе, — неожиданно ответила девушка.

— Почему благодаря мне? — спросил я с подозрением.

— После того, как мы долго сидели и разговаривали с тобой, — тихо продолжила Даша, — ты проводил меня в палатку к Наде.

— Я помню, — сказал я.

— Когда я закрыла за собой дверь, — продолжила Даша, — я почувствовала, что Надя курила в палатке. Я уже много раз говорила ей не курить, но она часто всё делает на зло. Я не понимаю, как можно спокойно спать в таком дыму. Поэтому я взяла одеяло и вышла на свежий воздух, не зная, что делать. Спать на улице не хотелось, но спасибо тебе.

— За что спасибо? — сказал я, вспоминая запах сигарет из их палатки сегодня утром.

— У Аполлиона и Тани было занято, поэтому я заглянула к тебе, — тихо сказала Даша.

— И? — с нетерпением спросил я.

— Я спросила тебя: «Можно я прилягу тут?», — невозмутимо продолжала Даша, — ты ответил согласием.

— А дальше? — еле сдерживая дрожь в руках и ногах, спросил я.

— Ну, а дальше я легла и уснула, — ответила Даша. — Утром увидела, что тебя нет, и решила вернуться к себе, пока Надя не застукала. Зачем нам лишние разговоры?

— Между нами что-то было? — неожиданно для себя спросил я.

— Дурак! — крикнула Даша и, перевернувшись, спрыгнула на палубу.

Таня и Надя повернулись к нам. В это же время из рубки вышел Аполлион и спросил:

— Что случилось?

— Да ничего! — крикнула Даша. Она разбежалась и, перемахнув через Таню и Надю, прыгнула в воду.

— Вода тёплая! — невозмутимо крикнула Даша. — Пойдёмте купаться!

Все, кроме меня, купались в открытом море. Я стоял и пытался осознать, что это значит. Главный ответ я так и не получил. Было или не было? Судя по поведению Даши, не было. Но девушки в таких случаях, чтобы сохранить свою репутацию, могут обманывать и вести себя агрессивно. Чтобы больше не возвращаться к этой теме, я решил думать, что ничего не было. Я немного позагорал, пока ребята купались.

Потом мы все спустились в рубку, расселись по местам и без остановки, дважды покушав, добрались до причала, от которого уплыли вчера утром. Все ужасно устали. Ребята быстро попрощались и разошлись, оставив меня на пристани. Эти два дня так вымотали меня, что казались мне большим отпуском. Я полностью отвлёкся от своих прежних мыслей и пытался вспомнить, что мне сейчас делать.

Нужно искать общественный флип. Я пошёл к стоянке, на которой стояло около пятнадцати жёлтых флипов. Я прикоснулся к ручке одного из них, ожидая, что дверь откроется, и я поеду. Но ничего не произошло. Видимо, сломан, подумал я. Я потрогал ручку второго, а потом третьего — ничего не происходило. Только на седьмом флипе до моего уставшего сознания дошло, что я порвал свой лист, поэтому флипы не узнают меня.

Я до сих пор был обижен на Тринити, мне не хотелось с ней говорить. Но когда я представил себе жизнь в будущем без листа, представил, как буду искать, где переночевать и что поесть, я решил раздобыть себе новый лист. Без листа у меня нет денег, транспорта, еды, жилья и удостоверения личности. Без листа я никто. Полная зависимость.

Размышляя о том, хорошо это или плохо, я побрёл вдоль причала. Вечером тут было много людей. Многие бегали, занимаясь спортом. Другие гуляли, рассматривая корабли, яхты и батискафы. Некоторые были с колясками. Я шёл и думал, корректно ли будет спросить: «Подарите мне свой лист».

Я вдруг вспомнил Настю на лавочке, которая подарила первый в моей жизни лист. И когда уже собрался спросить первого встречного, я увидел небольшой автосалон. Люди входили в него, несмотря на позднее время. Я последовал за ними. Там стояло всего семь флипов. Они были настолько знакомы, что я пустил слезу. Это были родные «Феррари». Я так был рад видеть эту весточку из прошлого, что растрогался. Всё же хорошо, что некоторые легенды не умирают.

Я поднялся на второй этаж, где никого не было, и там на журнальном столике обнаружил несколько чистых листов. Я взял один из них, но ничего не произошло. Устроившись в удобном кресле, я огляделся, убедился, что никого нет, и сказал:

— Тринити, включись!

На экране плавно появилась знакомая картинка. Всплыло какое-то изогнутое вверх по краям здание, окружённое деревьями. В центре здания светилась надпись: «Ковчег». Всё было в лёгком тумане. Потом туман усилился, и здание растворилось в белом свете. На его месте появились слегка выпуклые чёрные буквы: «Владимир, добро пожаловать в Ковчег!». Всё включение завершилось тем, что посередине появилась единственная строка поиска.

— Тринити, ты там? — спросил я у листа.

— Да, конечно, — ответил знакомый голос в моей голове.

— Скажи, уже поздно, как мне добраться домой? — спросил я.

— Домой ехать не оптимально, — спокойно ответила Тринити, — давай поедем в «Эдем». Там ты сможешь покушать и выспаться.

— А меня пустят туда ночью? — спросил я.

— У тебя круглосуточный доступ, — ласковым голосом сказала Тринити.

Я вышел из автосалона и направился обратно в сторону стоянки. Там я взял флип и, повинуясь стрелкам навигации, выехал на шоссе. Скорость за рулём воспринималась намного острее, чем на батискафе, несмотря на то, что мы разогнались всего до 250 километров в час. В дороге я слушал музыку. Но примерно на середине пути я решился задать вопрос:

— Тринити, ты не знаешь, что произошло сегодня ночью в палатке?

— Это закрытая информация, — ответила Тринити и снова включила музыку.

Остаток пути до «Эдема» мы не разговаривали. Я иногда засыпал за рулём, но мгновенно получал сильный толчок в спину и просыпался. Так кресло реагировало на мою усталость. Через несколько часов, когда я уже был совсем без сил, мы беспрепятственно въехали в подземную парковку «Эдема».

Я вышел из красного флипа, который за несколько секунд стал обратно жёлтым. На лифте поднялся в шоурум. Свет был выключен. Лишь внешнее освещение сквозь огромные окна освещало тёмные флипы. Все они казались серыми. Разглядывая их, я вспомнил пословицу: «Ночью все кошки серы». Думаю, она с лёгкостью применима и к событиям вчерашней ночи, если, конечно, они происходили на самом деле.

Мне очень нравилось ходить по ночному автосалону. Быть на работе, когда там никого нет, —настоящее приключение. Можно даже пофантазировать, что все люди вымерли, и ты остался совсем один. Можешь пользоваться, чем хочешь, можешь брать, что хочешь, можешь даже забраться во дворец или кремль и ходить там без запретов. Можешь найти президентскую кровать и уснуть там. Некому запрещать, все вымерли. Но побыв в шкуре единственного выжившего человека, понимаешь, что когда нет запрета, то нет и желания. «Сладок только запретный плод».

— Тринити, я хочу есть, — пожаловался я.

— Поднимайся наверх в столовую, — с готовностью сказала Тринити, — я уже давно приготовила твои любимые блюда. Всё горячее.

— А сколько времени? — спросил я, заходя в лифт.

— Два ночи, — ответила Тринити.

Ресторан на крыше был очень красив при ночном освещении. Все столики растворялись темноте, лишь один из них был украшен большой свечкой. Она мерцала, пламя покачивалось от ночного ветерка. От еды, стоящей на самоходной тележке, шёл пар. Мучаясь от голода, я подбежал к столу и, присев, стал переставил тарелки поближе. Всё было очень вкусно, особенно чай с карамельным вкусом. Когда я доел и вытер губы салфеткой, Тринити сказала:

— Спать можешь на диване в своём кабинете. Чтобы сэкономить время, можешь искупаться тут в бассейне. Пока плаваешь, тележка принесёт тебе кварцевую зубную щётку. Согласен?

— Давай, — ответил я, допивая свой чай, — если можно, то пусть ещё полотенце захватит.

Я встал и, глядя на звёзды, стал раздеваться. Вещи я развешивал на спинках стульев. Раздевшись полностью, я нырнул в бассейн. Вода бодрила и успокаивала. Ночные звуки никогда ни с чем не спутаешь: плеск воды в бассейне, цикады вдалеке и шелест листьев. Очень свежий воздух вокруг. Я плавал вокруг неподвижного флипа в центре бассейна и вспоминал, что нужно будет завтра, а точнее уже сегодня, делать. Нырнув с головой, я дотянулся руками до гладкого дна и, касаясь его, проплыл всю длину бассейна. Упершись в стенку бассейна руками, я вынырнул, и с удовольствием вдыхая ночной воздух, пахнущий цветами, стал выходить.

Ко мне подъехала самоходная тележка и привезла полотенце и зубную щётку. Стесняясь всего, что умеет двигаться, я взял полотенце. Потом я натянул штаны и пошёл чистить на ночь зубы. Полотенце вытирало насухо с первого раза, поэтому было тепло. Но ходить по салону с голым торсом я не стал, решился одеться.

— У тебя в шкафу в кабинете есть несколько белых рубашек и новых брюк, — отметила Тринити, пока я спускался на лифте. — Спать рекомендую в одежде, так как я не знаю, кто во сколько придёт и заглянет в твой кабинет.

Я зашёл к себе. Ночью, в кромешной темноте, кабинет казался ещё больше. Положив зубную щётку на стол, я прилёг на мягкий кожаный диван. И, удивляясь, как они умудрились сделать такую бесшумную и не скрипящую кожу, провалился в сон.

Помню, как пытался вызвать ночью Юлю, но так и не смог. Проснулся я только утром от громкого стука в стеклянную дверь.

 

10 лет

Не знаю, что произошло той ночью, но в любом случае я решил жить холостяком. В память о Юле я готов был сохранять верность до самой смерти. Когда я спросил Всеволода Владимировича о возможности вернуться в прошлое, он откровенно сказал, что ничего не знает об этом. Он действительно забрал меня по указанному листом адресу с чёткими инструкциями — устроить меня к себе в салон.

Я отработал в этот день очень успешно, как, впрочем, и всегда после хорошего отдыха. Я пообщался с десятком покупателей, и все они остались довольны. Об этом я узнал, поскольку они появились в календаре моего листа в разделе дней рождений. Это означало, что они назначили меня своим персональным менеджером. Два самых милых клиента купили флипы сразу. И это было очень кстати, так как морское путешествие практически обнулило мой счёт. Вечером я сел в общественный флип и отправился к себе на собственный остров.

В моём доме на острове всё было по-прежнему. Ничего внутри не изменилось, только холодильник наполнился разными вкусностями. Когда я спросил Тринити, кто это сделал, она сообщила:

— У тебя в местном продуктовом магазине есть персональный менеджер, он формирует тебе заказ по моему запросу и курьер приносит и раскладывает продукты по твоему холодильнику. В дом он, конечно, не входит, тут есть специальная система загрузки. Всё аналогично тому, как Сильвестор привозит тебе новые рубашки и брюки в салон. Ты этого даже не заметишь, просто пользуйся. У каждого человека в будущем своя миссия.

— Я по-другому представлял себе будущее, — сказал я.

— И как ты его себе представлял? — спросила Тринити.

— Я думал, что всё за людей будут делать роботы, — мечтательно сказал я, — а люди будут отдыхать и веселиться.

— Ты ошибался. Нельзя, чтобы всё делали роботы, — серьёзным тоном сказала Тринити. — Если люди будут только отдыхать и веселиться, в них атрофируются многие жизненно важные качества. Уже давно доказано, что человек должен трудиться. У него должна быть своя цель и ему постоянно нужно бороться со своей ленью. Стоит дать человеку возможность лениться, и она его затянет. Думаешь, зачем придуманы коины?

— Я уже догадался, что коины — это эквивалент физической активности, — ответил я.

— Так и есть: всё, что повышает тебе иммунитет или двигает человечество вперёд, поощряется коинами, — рассказала Тринити.

Пока мы разговаривали с моим листом, я готовил себе еду на кухне, вкусно поужинал и вышел на улицу. Там я полежал и погрелся на вечернем солнышке, а когда стемнело, искупался в море. Вода было гораздо спокойнее, чем в день моего знакомства с этим островом. Когда я спросил у Тринити, что это за море, она ответила:

— Это Чёрное море.

— А почему прохожие говорят, что тут рядом Москва? — спросил я.

— Москву расширили до двух морей, — ответила Тринити, — все, кто может себе это позволить, живут на берегу. Это очень полезно для здоровья.

Только теперь я понял, почему мы так долго ехали до Тани. Эти два моря находятся в разных местах. И мне повезло больше, так как на Чёрном море намного теплее. Спасибо Всеволоду Владимировичу, потому что меня не прельщала перспектива купаться при 10 градусах по Цельсию.

Что ни говори, но жить на берегу моря — это мечта любого. Нужно срочно заработать на персональный флип, чтобы экономить по восемь часов дороги в день. Добираться домой до моря всего за полтора часа намного приятнее.

* * *

Персональный флип я заработал уже через полтора года. За это время я сильно изменился. Я привык к будущему. Когда я попал в «Эдем», я думал, что буду учиться продажам сам. Потом мне дали Таню в наставники, дело пошло быстрее. А когда за меня взялся сам Всеволод Владимирович, я вдруг понял, что по сравнению с ним я совсем зелёный. Он учил меня таким нюансам в продажах, что я не всегда понимал, зачем мне такие мелочи.

О той ночи на острове Суртсей я больше не думал. Тем более, что с того вечера больше никогда не видел близняшек. Когда я спрашивал, куда они исчезли, мне отвечали, что девочки переехали в другой город. Даша унесла с собой две тайны. Больше никто не знал, что я из прошлого, и больше никто не знал, что произошло той ночью. С тех пор я решил отдаться работе и больше никого не посвящать в свою тайну. Я сдержал своё обещание вести жизнь холостяка.

Всеволод Владимирович был настоящим актёром. Мы с ним разыгрывали разные сценки. Он притворялся клиентом, а я продавцом. Таким образом, я на практике осваивал все детали. Я, как опытный боец спецназа, не просто учил приёмы, но и учился бессознательно их применять. Тренировки были регулярными. Мы занимались с патроном каждое утро примерно три раза в неделю. Он уделял мне очень много внимания. В оставшееся время я оттачивал мастерство на клиентах.

Через пять лет моего пребывания в будущем, обо мне ходили легенды. Мой рейтинг зашкаливал. Меня сделали старшим менеджером в автосалоне. Теперь в мои обязанности входило обучение новеньких. Теперь я понимал, почему Всеволод Владимирович столько вкладывался в меня — распространял его опыт дальше. Учить других мне очень нравилось. И однажды у меня появилась необычная ученица.

Вообще, ей занималась Таня. Она же и привела её в салон месяц назад. Но так случилось, что Таня, уехав в законный отпуск, отдала свою ученицу мне на воспитание. Эту юную особу звали Аня. Она разительно отличалась от остальных менеджеров — совсем не ориентировалась в будущем. Как она рассказала, она из северной деревни отшельников, до которой социальная сеть не дотянулась своими лапами. Там социальную сеть боятся, поэтому живут по старинке.

Мне пришлось показывать ей не только то, как пользоваться листом, но и учить заказывать еду в ресторане. Девушка была симпатичная и с характером. Она хорошо сдерживалась, но чувствовалась её своенравность. Во флипах она совсем не разбиралась. Она называла реактор карбюратором. Пружинный блок она называла рессорами. Спрашивала, куда вставлять ключ зажигания, хотя флип заводился кнопкой.

Все её движения были искусственными и неловкими. Клиенты, которым она доставалась, жаловались довольно часто. Особенно тяжело ей давались светские разговоры с ними. Когда люди заговаривали про современное искусство, технику, политику или религию, Аня говорила разные глупости. Сразу было видно, что она не с этой планеты. Другие менеджеры избегали её.

Всегда проще учить человека, когда он уже немного освоился, но Аня была другой. Нужно было ждать. Однажды я пытался найти информацию о той деревне отшельников, где жила Аня, но социальная сеть ничего не выдала. Танин отпуск уже почти заканчивался, но мы с Аней продвинулись в продажах совсем немного. Чтобы не портить себе репутацию, я решил серьёзно поговорить с Аней по поводу её поведения.

Пока мы беседовали по поводу её отсталости от обычных людей, у меня появились некие подозрения. Чтобы подтвердить их, я придумал целый план. Однажды я попросил Аню прокатить меня на общественном флипе. Когда мы были далеко от центра, я попросил её свернуть на полянку. Там мы остановились и я сказал:

— Аня, я бы очень хотел поговорить с тобой.

— О чём? — испуганно спросила девушка.

— Тебе бояться нечего, я умею хранить тайны, — ответил я, — расскажи мне про свою деревню. Мне очень интересно, как живут отшельники.

— Обычно они живут. Просто не пользуются сетью «Ковчег», сажают картошку, выращивают капусту, пекут хлеб, доят коров, — непонимающе ответила Аня.

— А как называется твоя деревня? — спросил я, глядя ей в глаза.

— М-м-м… Моя деревня называется… Фёдоровка, — закатывая глаза, сказала Аня.

— А если честно? — пристально рассматривая покрасневшую Аню, спросил я.

— Антон, отключись, — сказала Аня, поворачивая голову в сторону.

— Что? — непонимающе спросил я.

— Я выключила свой лист, — сказала Аня, показывая мне жестами, чтобы я сделал то же самое. Видимо назревал секретный разговор.

— Тринити, отключись, пожалуйста, — произнёс я.

Аня потянула ручку двери флипа вверх и вышла из машины. Свой лист она оставила на центральной панели. Уже снаружи она заглянула в машину и сказала мне:

— Пойдём со мной. Оставь свой лист тут.

Под властью любопытства я подчинился ей. Оставил лист и мы пошли на открытую поляну подальше от флипа. За 5 лет моего пребывания в будущем я первый раз вижу, чтобы кто-то скрывался от «ушей» листа. Видимо, тайна по-настоящему серьёзная.

За поляной тёк ручей. Мы присели на перекинутое через него бревно и стали разговаривать. Аня постоянно оглядывалась.

— Что ты хотела мне рассказать? — спросил я.

— Я из прошлого, — неожиданно ответила Аня.

— Откуда? — чуть не свалившись с бревна, спросил я.

— Из прошлого, — повторила Аня, — примерно полтора месяца назад я проснулась тут в вашем будущем. Я до сих пор не могу понять, что я тут делаю и как у вас тут всё устроено. Ты постоянно наседаешь на меня и злишься, что у меня ничего не получается. Но в наше время всё было по-другому.

— Подожди, а из какого ты времени? — спросил я, не веря своим ушам.

— Я из 1984 года, — ответила Аня, — думаю, ты слышал про СССР? А ты, возможно, знаешь о том, что люди могут приходить из прошлого?

— Нет, впервые слышу, — соврал я. — А кто тебя переместил?

— Жаль, что не слышал, — вздохнула Аня. — Я проснулась у Тани дома. Она мне всё объяснила, как могла, и взяла с меня обещание, что я никому не скажу. Ты уж, пожалуйста, не выдавай меня.

— Конечно. Я умею хранить тайны, — твёрдо сказал я.

— А как тебе объяснили твоё попадание в XXXVI век? — с интересом спросил я.

— Таня сказала, что тут рождаемость низкая, — начала говорить Аня, — поэтому людей перемещают из прошлого. Говорят, у них тут не хватает людей, способных продолжать свой род, поэтому и появляются такие как я. Говорит, что кое-кто изобрёл этот способ для борьбы с падением рождаемости.

— Первый раз о таком слышу, — задумчиво сказал я.

— А теперь представь, каково мне, — жалобно сказала Аня, — у вас тут листы, машины, пикожучки и другая дребедень. А в наше время максимум, что было, — это видеомагнитофон «Электроника» и одноимённый калькулятор, который мы втыкали в розетку. Всё было на проводах, даже телефон.

— Я примерно понимаю, о чём ты говоришь, — согласился я. — Но ведь машины-то у вас были?

— Я работала в единственном магазине, где продавались советские автомобили. Как раз перед моим исчезновением у нас появилась «восьмёрка» с пятиступенчатой коробкой передач, — продолжила Аня, показывая пальцем в сторону оставленного флипа, — она казалась такой современной и желанной. А тут такие красавицы-флипы. Больше всего меня удивило то, что не нужно переключать передачи. Я, когда училась ездить на ваших флипах, первое время, нечаянно нажимала левой ногой тормоз, пытаясь нажать несуществующее сцепление.

— А кто изобрёл способ борьбы с рождаемостью? — спросил я.

— Таня называла какого-то доктора Штерна, — задумчиво сказала Аня, — она говорила, что это имя стояло в письме.

— В каком письме? — с интересом спросил я.

— В том, которое сообщало, где меня найти после перемещения в будущее, — шёпотом сказала Аня. — Таня — женщина, поэтому легко проговорилась об этом имени. Но она потом несколько раз просила никогда не называть его.

— Ты не бойся, — кивнув головой, сказал я, — я не запомнил никаких имён.

— Спасибо! — сказала Аня и поцеловала меня в щёчку. — Пообещай, что никому не расскажешь то, что я тебе наплела.

— Обещаю! — с готовностью сказал я.

— Скажи: «Честное пионерское!», — потребовала Аня.

— Ну, по возрасту я больше похож на комсомольца, — улыбнулся я.

— Тьфу! Извини. Я всё время забываю, где нахожусь, — улыбнулась Аня, вставая с бревна. — Пойдём обратно, а то нас потеряют. Теперь у нас с тобой общий секрет. Тане не говори!

— Мы же договорились, — ответил я, осторожно поднимаясь по склону.

Мы спокойно дошли до флипа. Там мы оба включили свои листы и поехали обратно в «Эдем». В салоне автомобиля жужжали комары и мошки, которые успели набиться в открытые настежь двери, пока мы разговаривали с Аней из прошлого.

Во время обратной дороги девушка вела себя как обычно, только с многозначительным видом переглядывалась со мной. А я в это время пытался проанализировать её слова. Жаль, что нельзя записать имя доктора Штерна. Нужно будет потом найти его в социальной сети и посмотреть, что это за тип. Предчувствие подсказывало, что именно он сможет мне всё объяснить.

Раз есть я и есть Аня, и мы оба из прошлого, это означает, что нас гораздо больше. Просто мы не знаем друг друга, и эта тайна тщательно скрывается. Всеволод Владимирович тоже настоятельно рекомендовал молчать о моём происхождении. Он говорил, что те, кому я расскажу, исчезнут. Но до сих пор я никому не рассказывал. Хотя постойте!

Я же рассказал Даше. И как раз она исчезла уже через неделю. Буду надеяться, что с ней ничего страшного не произошло. Хорошо, что я не рассказал всё Ане. А то она тоже могла исчезнуть. Надо будет ей подсказать, чтобы не болтала так без оглядки. Хотя идея отключить листы была умной. Девочка умнее, чем кажется. Вечером этого же дня я, сидя у себя дома на острове, ввёл в строку поиска своего листа: «Доктор Штерн рождаемость». Первый раз за 5 лет я увидел отсутствие результатов поиска.

Я попытался ввести «Доктор Штерн», но кроме разных книг про сатанистов ничего не обнаружил. Личность этого доктора, скорее всего, была вымышлена. Я забыл про него и продолжил работать.

Прошло 10 лет с тех пор, как я попал в будущее. В автосалоне мне очень нравилось, работа приносила удовольствие. Меня все очень ценили, и я старался соответствовать их ожиданиям. Большая клиентская база кормила меня досыта. Со временем расширился и круг связей. Особенно хорошо мы дружили с Таней и Аполлионом.

Однажды мы все трое стали замечать, что Всеволод Владимирович ходит в угнетённом настроении. На него страшно было смотреть. Мы спрашивали его о причинах, но он отмалчивался. И уже на третий день такого настроения он пропал. Пропал навсегда. Просматривая записи с камер наблюдения, мы обнаружили, что последний раз он садился в чужой флип.

Сверив номера этого флипа с нашей базой, я обнаружил, что это именно тот флип, который я продал в свой первый рабочий день. Это был Михаил Петрович Коровьев. Но найти его мы не смогли.

 

Повышение

Всеволод Владимирович целых 10 лет учил меня продажам. Никому из нас он не уделял столько внимания, сколько мне. Казалось, он увидел во мне нечто особенное, он готовил из меня своего приемника. Такое подозрение появилось у меня сразу после того, как главный бухгалтер «Эдема» стала советоваться со мной намного чаще после пропажи патрона.

Алевтина Петровна осталась за старшего, и ей приходилось несладко. Бухгалтерия и продажи — абсолютно разные науки. После пропажи Всеволода Владимировича она стала намного больше общаться со мной. Мы даже обедали вместе, и она интересовалась моим мнением по спорным вопросам. Все окружающие видели нас вместе, что повышала мой вес в их глазах.

Я так привык к «Эдему», что считал его своим домом. Мне было очень важно, чтобы всё шло хорошо. Я никогда не рвался во власть и никогда не искал баснословных денег, я просто увлечённо работал. Но судьба благоволит людям, которым важнее сама идея и работа, чем деньги. Деньги сами находили меня. Я мог позволить себе что угодно, но оставался в своём полюбившемся доме на острове.

Уже через 6 месяцев дело о пропаже Всеволода Владимировича закрыли. И именно тогда меня нашли не только деньги, но и власть. Алевтина Петровна предложила мне должность патрона. Я долго думал, будет ли этично заменять исчезнувшего Всеволода Владимировича. Я даже спрашивал мнение своих коллег, стоит ли мне соглашаться. Они смотрели на меня как на глупца. Весь коллектив «Эдема» удивлялся, почему я ещё думаю.

Под давлением общественности я согласился. В первый же день, когда я сообщил о своём решении главному бухгалтеру, на меня вывалили столько дел, что я в них захлёбывался. Судя по всему, Алевтина Петровна за эти полгода накопила столько нерешённых вопросов, что я немного злился на неё. Я, конечно, понимал, как тяжело ей было сидеть на двух стульях, но времени у меня теперь ни на что не оставалось.

Работа патрона сильно отличалась от того, чем я занимался до этого. Если раньше, будучи простым продажником, я знал, что могу немного лениться до момента получения «волшебного пенделя», то теперь его давать было некому. Надо мной теперь не было начальства. Алевтина Петровна почти сразу дала понять, что не собирается контролировать мои действия, а даже, наоборот, требовала контролировать её.

Все сотрудники «Эдема», которые раньше были моими добрыми коллегами, стали понемногу испытывать меня на твёрдость. То и дело возникали конфликты. Я находился на передовой. Я находился в том месте боя, где встречаются клиенты, менеджеры и поставщики. Все они воевали друг с другом, и их снаряды и осколки постоянно долетали до меня. Очень часто бой прерывался, ожидая моего решения. И если я решал неправильно, то калибр орудий увеличивался, и пушки палили ещё сильнее. Я постоянно пытался найти компромисс.

Самое интересное в работе патрона то, что меня перестали хвалить. Совсем. Если ко мне приходили в кабинет, то обязательно ругаться. Если меня спрашивали о чём-то, то это был уже конфликт, дошедший до точки кипения. Причём все мои подчинённые, клиенты и поставщики, сами мечтали получить от меня похвалу. Но хвалить их просто так я не мог.

Первое время я просто смеялся над тем, что у меня ничего не получается. На меня сваливался такой сумасшедший объём информации, что я часто ночевал на работе. Сотрудники в то время делились на три лагеря. Первые делали всё сами, ни о чём меня не спрашивая и сопротивляясь, когда я вмешивался. Вторые прибегали ко мне по каждому поводу, даже если им приходилось ждать в приёмной, и работа при этом стояла. Третьи были имитаторами бурной деятельности. Они ничего не делали, но делали вид, что всегда заняты.

В этот момент я мечтал нажать на паузу, чтобы со всем разобраться. Но стоило мне передохнуть, как за это время на меня сваливался двойной объём. Мне очень не хватало Всеволода Владимировича. Я помнил, как мне казалось, что он просто скучает на работе и делает всё в половину силы. Я не понимал, как у него всё получалось.

Но оказалось, что главным было потерпеть. За несколько месяцев ко мне пришёл опыт. Я уже знал, какие дела нужно делегировать. Я умел расставить приоритеты. Я научился решать рутинные вопросы намного быстрее. Я вдруг понял, чем я занимался до этого и откуда на меня столько всего свалилось. До меня дошло, почему я тонул в делах.

Первые свои дни в должности патрона я тушил пожары. Этим на руководящей должности можно заниматься бесконечно. Осознав, я поменял стратегию. Не обращая внимания на пожар, я разрабатывал комплексную систему управления, где пожары не допускались. Все конфликты решались до их возможного появления. Когда система была расписана на бумаге, я стал внедрять её шаг за шагом, не обращая внимания на догорающие остатки предыдущих пожаров.

Главные принципы системы были простыми. Во-первых, она была записана и утверждена. Во-вторых, в ней были только измеримые параметры, поддающиеся контролю. В-третьих, была разработана система обучения и сертификации сотрудников. В-четвёртых, были назначены конкретные люди, которые отвечали за контроль. За собой я оставил возможность контролировать основные параметры и проблемные места.

Когда я всё это сделал, я смог вздохнуть с облегчением. А когда это всё заработало, я вдруг вспомнил, что Всеволод Владимирович уже рассказывал мне об этом. Просто я не придавал этому значения. Я думал, что это просто нотации и поучения. Я, как и любой нормальный человек, хотел учиться на собственных ошибках. Меня всегда не оставляла надежду мысль, что я смогу изобрести нечто новое, имеющее право на жизнь. Но не получилось: я вернулся туда, откуда пришёл. До того, что мне объяснял Всеволод Владимирович, я дошёл сам.

Как говорится про книги: «Всё гениальное уже сказано, но так как никто не слушает, приходится повторять». Когда я стал обладателем работающей системы, я смог приступить к её настройке и усовершенствованию. Она уже не требовала столько ресурсов для своей работы, как на этапе внедрения.

Кстати, интересно было наблюдать за тем, как рядовые сотрудники принимают нововведения. Первое время я пытался внедрять разные инструкции, но натыкался на непонимание. Коллектив сначала делал вид, что понимает, что я хочу, но со временем переставал это делать. Все кивали головой, но делали по-прежнему. Это было совсем не весело.

Но потом я научился внедрять изменения в жизнь. Я заметил, что когда объясняешь менеджеру, что так делать нужно, потому что так надо мне, менеджер смотрит непонимающе. Но когда я вовлекал его в проблему и в разговоре приводил его самого к этому изменению, человек проявлял большую активность, так как идея принадлежала ему самому. Люди неохотно выполняют то, к чему их принуждают извне. И охотно стремятся к тому, что подверждено их собственной мотивацией изнутри.

Нужно было делать так, чтобы работник хотел то, что мне нужно, сам. Особенно хорошо приживались те нововведения, которые принимались большинством. Когда так делают все, то и себя заставить проще. Чувство толпы — очень мощная штука, так как оно заложено в генах. И в том числе поэтому приходилось показывать коллективу, что я и сам готов делать то, о чём говорю.

Это я замечал ещё тогда, когда был подростком. Те, у кого родители курят, тоже начинали курить раньше сверстников. Личный пример очень заразителен. Даже если папа всё время говорит о вреде курения, но курит сам, ребёнок всё понимает и правильно программируется. Кстати, давно замечаю, что дурной пример, более заразителен.

Именно поэтому в «Эдеме» был строжайший контроль. Все руководители подразделений следили за порядком и правильностью исполнения инструкций. Работникам это, естественно, не нравилось, но они понимали, что у нас так заведено. Со временем они привыкали к тому, что все правила известны, а не придумываются на ходу. Удобно было то, что если человека ловили за нарушении одного правила и делали ему замечание, то он усиливал собственный контроль над всеми остальными правилами.

Вспоминая XXI век, когда я работал в автосалоне, я сделал вывод, что русские люди за полторы тысячи лет избавились от ненависти к правилам. И если раньше считалось, что «строгость законов компенсируется необязательностью их выполнения», то теперь люди стали более дисциплинированными.

Дела у меня шли в гору. Всё шло настолько хорошо, насколько могло быть. Я переехал в новый большой дом у моря. Поменял себе флип на самый дорогой, который соответствовал моему новому статусу. Но от успехов в делах и стабильности я стал немного скучать. Меня постоянно мучила ностальгия. Меня постоянно свербил вопрос: зачем меня сюда забрали? Кто это сделал?

Всеволода Владимировича не стало. Единственная ниточка, которая могла меня привести к ответу, вела к Штерну. Но за всё время моего пребывания в будущем я так и не узнал про него ничего конкретного. Социальная сеть ничего вразумительного не говорила. Конкретного человека с таким именем не находилось. Были лишь мифы про это имя и то, что оно связано с Сатаной. Но не буду же я, в самом деле, искать Сатану, чтобы спросить, кто такой Штерн.

Однажды меня этот вопрос настолько замучил, что я решил спросить своих друзей. Я зашёл в кабинет директора одного из наших филиалов Аполлиона и спросил:

— Пол, ты же сейчас по-прежнему состоишь в обществе сатанистов?

— Конечно, — ответил возмужавший Аполлион, — и очень этому рад.

— А ты знаешь, кто такой Штерн? — решив не тянуть, спросил я.

Аполлион резко повернул свою голову ко мне и спросил:

— А почему ты спрашиваешь?

— Да я просто хотел найти его, — ответил я правду, — мне нужно с ним поговорить.

— Я не знаю Штерна, — твёрдо сказал Аполлион, — ты бы ещё спросил, знаю ли я бога. Это существа не моего полёта.

— А кто он? — спросил я.

— Вообще-то, это одно из имён того, чьё имя нельзя называть, — хитро сказал Аполлион, — но все о нём слышали, его имя начинается на «Д».

— Дьявол? — простодушно предположил я.

— Сомневаюсь, что это тот, кто тебе нужен, — ответил Аполлион, — хотя у меня есть идея.

— Какая? — с надеждой спросил я.

— Вступай в наше общество, — предложил Аполлион улыбаясь, — побудешь у нас там много лет, а потом, если повезёт, после смерти станешь его помощником. Там и пообщаетесь.

Аполлион смеялся так, что стёкла его кабинета звенели. Он закинул свои ноги на стол и принял расслабленную позу, давая понять, что тему лучше сменить. Я ещё поболтал с ним ради приличия и разочарованный отправился к себе в «Эдем».

Видимо, я напал на ложный след, а скорее всего, Аня перепутала или придумал это имя. Кстати, Аня никуда не пропала, рассказав мне свой секрет, она мирно работала в салоне, которым руководила Таня. Мой бизнес так стремительно рос, что мне пришлось открыть ещё четыре филиала «Эдема». Поэтому сотрудников не хватало и приходилось постоянно обучать новых.

Не знаю почему, но я больше никогда не подходил к Ане с вопросами о её прошлом. Мне и так всё было ясно. Таня была мне очень дорога, поэтому я к ней с расспросами тем более не подходил. Я помнил, как исчезла Даша. Я пытался найти её в сети, но она исчезла из результатов поиска, как и Штерн.

Менеджеров мы набирали по рекомендациям. У нас действовал специальный бонус за привод на работу своих друзей и знакомых. Поэтому наши менеджеры иногда приводили нам пополнение. Это было очень удобно, так как позволяло больше доверять новичкам и быстрее встраивать их в коллектив.

Несмотря на свои годы, я был в отличной форме. Я каждый вечер плавал в море или бассейне. Здоровье у меня было отличным. Правда, несколько раз, Тринити заставляла меня ходить к врачу, когда пикожучки били тревогу. Меня быстро вылечивали. Постоянная закалка организма водными и воздушными ваннами хорошо сказывалось не только на моём здоровье, но и на трудоспособности и выносливости.

В один из дней, когда я плавал в море недалеко от своего дома, мне позвонили. Я плыл, когда Тринити сказала:

— Володя, тебе звонок с неизвестного номера. Будешь разговаривать?

Первый раз я столкнулся с тем, что Тринити не могла определить, кто мне звонит. Я развернулся к берегу и поплыл, говоря:

— Попроси перезвонить через пять минут, я же не могу плыть и разговаривать.

— Хорошо, — сказала Тринити и затихла.

Как только я ступил на берег, в моей голове снова прозвучал голос моего листа:

— Он перезванивает, будешь отвечать?

— Соединяй, — потянувшись за полотенцем, ответил я.

— Алё, — спокойно сказал мощный баритон.

— Я вас слушаю, — вежливо сказал я.

— Меня зовут доктор Штерн, — неожиданно сказал собеседник, — мне сказали, что вы меня зачем-то искали?

 

Знакомство

— Кто сказал? — спросил я, пытаясь протянуть время, чтобы осознать, кто мне звонит.

— Это так важно? — уверенным голосом спросил Штерн.

— На самом деле, я хотел задать вам несколько вопросов, — начал я, — мы можем встретиться?

— Встретиться со мной вы не сможете, — загадочно сказал Штерн.

— Почему? — спросил я.

— Долго объяснять, — ответил он. — Владимир, буду вам благодарен, если вы учтёте, что моё время очень дорого.

— Я могу задать свой вопрос? — неуверенно спросил я.

— Давно пора, — быстро ответил Штерн.

— Вы знаете, откуда я? — наугад спросил я.

— Ты из XXI века, — спокойно ответил доктор.

Я настолько удивился ответу, что мои ноги подкосились. Я присел на ближайшую к пляжу лавочку. Ощутив, что вечерняя роса намочила её, я машинально подложил полотенце. Пауза затягивалась, а я боялся спрашивать дальше. Я так долго искал Штерна, что забыл сформулировать свои вопросы к нему. Пришлось импровизировать.

— Вы имеете отношение к тому, что меня переместили? — спросил я.

— Да, конечно, — быстро ответил Штерн, — это я тебя выбрал.

— А зачем вы это сделали? — закипая, спросил я.

— Я не могу тебе ответить на этот вопрос, — сказал Штерн, — и я бы на твоём месте поторапливался, мне пора идти.

— А вы можете вернуть меня обратно? — ускоряясь, спросил я.

— Нет, — ответил Штерн, — Тринити тебе уже говорила, что обратно дороги нет. Это исключено.

— Но я же никогда не увижу свою жену и сына! — возмущённо крикнул я.

— Если хочешь, мы можем переместить одного из них сюда, — невозмутимо ответил Штерн, как само себе разумеющееся.

— Почему одного? — автоматически спросил я.

— Потому что одного! — начиная нервничать, ответил Штерн. — Твоей жене сейчас уже много лет, она не выдержит смены обстановки и сойдёт с ума.

— Значит, можно переместить ко мне сына? — с надеждой спросил я.

— Ветошный переулок, дом пятнадцать, квартира семь, ровно в три ночи, — медленно продиктовал Штерн и связь прервалась.

Я постучал по листу. Потом потряс головой, но связи не было. Посмотрел в последних вызовах, но номер действительно был неизвестен.

— Тринити, перезвони ему, — сказал я.

— Номер неизвестен, — с тоном сожаления сказала Тринити.

— Воспроизведи разговор ещё раз, — попросил я.

Я прослушал этот разговор несколько раз. Я нашёл адрес и посмотрел, где это находится. Оказалось, что это центр Москвы. Я посмотрел на часы и понял, что смогу там быть уже в час ночи. Так что у меня было ещё два часа на сборы.

Что мне дал этот разговор? Практически никакой информации. Только адрес. Видимо, Штерн всё же решил обсудить детали сделки, и будет ждать меня там. Мне бы очень хотелось посмотреть на него. Посмотреть на человека, который возомнил, что может перемещать людей и выкрадывать их из семьи. Я обязательно объясню ему, к каким переживаниям это приводит.

Уже темнело. Вместе с ночными сумерками приходил холод. Я совсем забыл одеться, пока разговаривал с этим злодеем. Ещё не хватало простудиться. Быстро надев свои вещи, я пошёл в дом подкрепиться. Я всё делал автоматически, обдумывая, что скажу этому доктору Штерну.

Тринити ошиблась в расчётах, и я опоздал на десять минут. Было уже 3:10, когда я поднимался по лестнице подъезда. Я нашёл нужную квартиру на втором этаже. Дверь была не заперта. Я зашёл и стал оглядываться. Было тихо. Эта квартира имела, как минимум пять комнат. В каждой было пусто, кроме одной. Там на кресле в неудобной позе лежал молодой человек.

Я подошёл к окну и отдёрнул штору, чтобы стало светлее. Я стоял у окна и рассматривал лицо юноши как загипнотизированный. Он был очень похож на меня. Пока я стоял и не знал что делать, вспомнился разговор со Штерном. Я помнил, как мы заговорили о том, что он может вернуть мне сына.

Я приблизился к молодому человеку поближе и стал рассматривать его. Сомнений не оставалось. Это был он. Казалось, я медленно выхожу из амнезии. Я никогда раньше не видел своего сына взрослым, но он был похож на меня. Мои глаза наполнились слезами. Ещё несколько часов назад я жил как обычно, а теперь у меня есть сын. Что мне теперь с этим делать?

Если я скажу ему, что попросил Штерна вернуть мне сына, он возненавидит меня за то, что я отобрал его у матери. Хотя кто просил этого чёртова доктора? Я только заикнулся, а этот чудак уже натворил. Зачем мне тут сын? Как я теперь буду объяснять этому молодому человеку, что он тут делает? Я уже много лет назад смирился с тем, что я тут один.

Я подошёл к сыну и потряс его за плечо. От этого движения его голова безвольно упала на бок. Я испугался, что он мёртв, поэтому поднёс своё ухо к его рту и прислушался. Он дышал очень редко и был жив. Я потряс его сильнее, но он по-прежнему был в беспамятстве. Я похлопал ему по щекам, но и это не привело его в чувство.

Пришлось идти на кухню за водой. Когда я выплеснул целый стакан на лицо сыну, он даже не пошевелился. Я стоял с пустым стаканом в руках и не понимал, что мне теперь с этим делать.

— Звонок с неизвестного номера, — внезапно сказала Тринити.

— Соединяй, — сказал я, глядя на сына.

— Это Штерн, — быстро начал собеседник, — вот твой сын, как ты заказывал. Если скажешь ему, что ты его отец — ты и он исчезните, как та Даша.

— Какая Даша? — не понимая, спросил я.

— Ту, которую пришлось убрать, — нетерпеливо произнёс Штерн. — Убрать из-за твоей болтливости. Никто не должен знать, что такие путешествия возможны! Запомни это!

— А что мне теперь… — начал я, но понял, что нас уже разъединили.

— Тринити, что мне делать? — спросил я.

— Решай сам, — ответила Тринити.

Я ещё посидел несколько минут и проанализировал всю информацию, которую имел. Больше всего я сейчас думал не о сыне, а о Даше. Жалко девушку. Буду надеяться, что термин «убрать» означает не то, что я подумал. Хотя теперь её уже не спасти, нужно спасать другого человека, которого я по собственной глупости вытащил из прошлого.

Решив, что всё, что ни делается — к лучшему, я взвалил сына на плечо и потащил вниз к флипу. Я решил отвезти его домой и потом решить, что с ним делать. Первым делом нужно, чтобы он пришёл в чувство. Пока я ехал к Чёрному морю, я пытался придумать, что скажу этому человеку, который наверняка не помнит меня. Я постоянно смотрел на пассажирское сидение. Мелькающие огни ночного города освещали его лицо, а я пытался к нему привыкнуть.

Задача была очень сложной: нужно было позаботиться о нём и сделать вид, что я абсолютно чужой человек. Он наверняка будет задавать множество вопросов. Нужно заранее продумать ответы на них. Когда я всё обдумал, мне захотелось со всей силы постучать по рулю от радости. У меня впервые за много лет появился родной человек. Сын!

Когда он очнулся, мы легко нашли общий язык. Мне казалось, что он воспринял своё перемещение слишком спокойно. Я показал ему, как у нас всё устроено в будущем. Он всем интересовался, но держал эмоции при себе. Я рассказал ему, кем я работаю. Не желая, чтобы он попал в тюрьму, я дал ему работу. Это не совсем этично — устраивать к себе в автосалон своих родственников, но тут всё по-другому. Никто не знал, что он мой сын. В том числе и он сам.

В первые дни его пребывания в будущем я не мог уделять ему много времени. Во-первых, чтобы он ни о чём не догадался, а во-вторых, я продолжил своё расследование по поводу Штерна. Нужно было узнать, можно ли вернуть сына обратно, чтобы восстановить равновесие в моей душе. Или, по крайней мере, получить разрешение всё рассказать сыну.

Чтобы снова выйти на Штерна, я снова пришёл к Аполлиону. Он вёл себя как обычно. Сидел с ногами на столе. Я сел напротив него и разглядывал агрессивные подошвы на его ботинках. Немолодой человек с длинными чёрными волосами, с измятым жизнью лицом, одетый в кожаную куртку в заклёпках, вызывал удивление. Обычно люди вступают в секты в молодом возрасте, а после переходного периода им становится скучно, и они возвращаются к нормальной жизни. Аполлион был другим. Он настолько вжился в роль, что напоминал постаревшего певца-металлиста.

— Пол, скажи, а как мне увидеть Штерна? — неожиданно спросил я.

Аполлион удивился и, неудачно подвинувшись в кресле, уронил свои ноги со стола. Сам, испугавшись грохота собственных ботинок, быстро огляделся и, сев нормально, улыбнулся, глядя на меня. Он достал две большие сигары и вручил мне одну из них. Я взял угощение и понюхал. Куба!

Аполлион открутил предохранительное кольцо и ударил освободившимся концом сигары по столу. Прозвучал лёгкий хлопок, взвился дымок. С тех пор, как кубинцы придумали этот способ, не нужно было учиться правильно прикуривать сигару, так как она зажигалась сама. Пока я раскуривал свою, Аполлион достал маленькую бутылку коньяка и разлил по бокалам.

Он часто угощал меня, но я не понимал этого удовольствия. Меня не успели приучить к алкоголю и тем более к табаку. Поэтому пил я мало и всегда оставлял большую часть коньяка в бокале. Сигару я курил не затягиваясь. Мне нравился аромат древесины, появляющийся, когда выдыхаешь дым через ноздри. Этот запах мне напоминал запах деревенской бани.

— Володя, дорогой, — медленно начал Аполлион, — ты же уже спрашивал меня. Неужели ты думаешь, что что-то изменилось?

— Ну, я же знаю, что ты знаком с ним, — проводя разведку боем, сказал я.

— С чего ты взял? — удивлённо спросил Аполлион.

— Но ты же сатанист, — ответил я.

— А если бы я был буддист? — спросил он. — Ты бы просил меня познакомиться с Буддой?

— Мне это очень нужно, — неуверенно сказал я.

— Ничем не могу помочь, — твёрдо сказал Аполлион. — Если хочешь, вступай в наше движение, тогда после смерти у тебя будет шанс попасть в Ад. Но скажи, оно тебе надо? Лично я там только ради общения.

— Жаль, — вздохнул я, обрезая кончик сигары специальными ножницами.

— Уже уходишь? — невозмутимо спросил Аполлион.

— Я немного опаздываю, — сказал я и вышел из прокуренного кабинета.

Прошло много лет, но я так и не нашёл Штерна. Почему-то пропадали все, кого я знаю. Это происходило с самого моего детства. Я уже решил не привязываться к новым людям, чтобы не переживать их потери. Единственный человек, к которому я был не равнодушен — сын. Раньше я думал, что смысл жизни — это работа. Теперь я был практически уверен, главный смысл жизни — это дети. Мне нравилось наблюдать за его успехами.

Жили мы раздельно, так как я не мог признаться ему в том, кто я такой. Понемногу я опять вернулся в свою колею и зажил спокойно. Я по-прежнему общался со своими друзьями. Увлекался плаванием. Я научился кататься на водном мотоцикле. Мне нравилось разгонять его и, подпрыгивая на собственной волне, делать сальто в воздухе. Ощущение невесомости непередаваемое!

Денег мне хватало на всё. Я даже слетал на туристическом челноке в космос. Мы долетели до Луны, обогнули её несколько раз и вернулись обратно. Больше всего мне понравилось ощущать невесомость в открытом космосе. Было интересно чувствовать себя птицей. Можно было летать, кувыркаться и висеть вверх ногами. Мы хорошо повеселились в специальной мягкой комнате челнока, когда путешествовали с Таней и Аполлионом. Земля из космоса выглядела точно так же, как и на фотографиях в XXI веке. Я ещё раз убедился, что меняются только люди, а природа остаётся неизменной, даже если проходит 1500 лет.

Работал я по-прежнему. Иногда мне нравилось обслуживать клиентов самому. Пользуясь своими годами, опытом и внешним видом, я показывал сотрудникам пример. Клиенты всегда доверяли человеку, который прожил достаточно. Однажды, в один из обычных дней, он позвонил мне снова.

— Владимир, это Штерн, — сказал он по телефону.

— Слушаю, — с интересом сказал я.

— Мы хотим поговорить с тобой, — сказал Штерн.

— Вы мне, наконец, объясните, зачем вы вторгаетесь в мою жизнь? — с раздражением спросил я.

— Объясним, — спокойно согласился Штерн.

— Я уже устал ждать, когда вы это сделаете! — крикнул я в трубку.

— Через три дня за тобой заедут, — спокойно тихим голосом сказал Штерн.

— Куда заедут? — спросил я.

Ответа не последовало. Класть трубку раньше времени —фирменная черта этого человека. Мне кажется, это двойное проявление неуважения ко мне. Мало того, что он разговаривает со мной какими-то телеграммами, он ещё и бросает трубку в самый интересный момент. Будучи не последним человеком в городе, я уже привык к повсеместному проявлению уважения. Единственное, что я понял, — что через три дня я смогу понять, почему меня выбрали и отправили в это будущее. Нужно теперь ждать кого-то. Кого?

Я ходил сам не свой, в моей голове крутились слова Штерна. Я пытался разобраться. Мне почему-то было очень страшно. Настолько страшно, что этой же ночью мне приснилась смерть с косой. Я помню, как она гналась за мной, а я оглядывался и пытался рассмотреть её светящиеся глаза, скрытые за большим чёрным капюшоном. Она сверкала своей косой и, замахиваясь ей, пыталась подсечь мои ноги.

Я, как назло, бежал очень медленно, как будто по пояс в воде. Я выкладываюсь полностью и стараюсь бежать быстро, но воздух стал настолько плотным, что мешает мне это сделать. И когда ловкая смерть была уже в метре от меня, она замахнулась и вытянула косу со сверкающим лезвием. Я почувствовал касание холодного металла на своих ногах. Боль я почувствовать не успел, потому что проснулся.

 

Озарение

Прошло три дня. За эти дни я ещё раз понял, что самое страшное — это ждать и догонять. Пикожучки у меня сломались. Сколько я ни вызывал Тринити, она не отвечала. Лист выполнял свои функции исправно, но без голоса. Работал в это время я из рук вон плохо. Все окружающие спрашивали, что со мной случилось, но я не мог им сказать. Я просто ждал. Когда наступил третий день, я надел самую лучшую свою рубашку. Я ждал весь день. Но ничего не происходило. Лишь под самый вечер я встретил своего первого клиента.

Он приехал на том самом флипе, который я продал ему 30 лет назад. Я как раз находился на улице и осматривал территорию «Эдема», когда он тихо подъехал ко мне сзади. Я не сразу его услышал — всё происходило беззвучно. Я даже вздрогнул, когда увидел, что слева со мной поравнялся дьявольски красный автомобиль. Я и не знал, что флипы могут передвигаться без звука. Это было запрещено законом.

Когда флип поравнялся со мной, он остановился. Пассажирское тонированное стекло опустилось. Оттуда пахнуло серой, как будто внутри этого флипа дети жгли спички. Я остановился и наклонился к пассажирской двери, чтобы заглянуть внутрь.

На меня через приспущенное пенсне смотрел Михаил Петрович. Он махнул мне рукой, призывая сесть в машину. Я не послушался. Я стоял, согнувшись, и пытался вспомнить его фамилию. Вспоминал, что ничего хорошего его визит сулить не может. Я выпрямился и осмотрелся вокруг, пытаясь найти свидетелей. Но, на удивление, площадка у «Эдема» была пуста.

Кричать было бессмысленно. Тяжёлое предчувствие настигло меня, но любопытство было сильнее. Я, немного помедлив, открыл дверь и сел в машину. Флип медленно ускорился и направился к выезду на трассу. Когда мы выехали на оживлённое шоссе, Михаил Петрович включил звук мотора и стал набирать сумасшедшую скорость. Его лицо было лишено эмоций. Чтобы разбавить тишину, я спросил:

— Добрый вечер, Михаил Петрович!

— Привет, Володя, — ласково улыбнулся он, мельком посмотрев на меня.

Уже когда я начал говорить, я вдруг осознал, что он совсем не изменился. Он как был пожилым человеком, так и остался. А вот я догнал его по возрасту и сейчас ощущал себя его ровесником. Пахло мистикой. Несмотря на необычность ситуации, я понемногу успокоился.

— Пристегнись, пожалуйста, — тихо сказал Михаил Петрович, — а то мало ли что, мне нужно довезти тебя в целости и сохранности.

И только тут я осознал, что впервые в жизни забыл пристегнуться. Я остро почувствовал потребность вести себя как обычно. Это бы меня успокоило. Я смотрел на свои дрожащие руки и пытался остановить их силой мысли. Получалось плохо. Чтобы занять руки, я достал свой лист и прикрепил его к передней панели. С его помощью я намеревался узнать, куда мы направляемся. Но лист был отключен. Впервые в жизни он не включался.

Мы ехали около двадцати минут. Я собирал в кучу все произошедшие мелочи и уже подозревал, что Штерн — это именно тот, кого я боюсь. Но мой организм уже вошёл в шоковое состояние, и я был спокоен. Я старался сформулировать основные вопросы к нему. Коровьев молчал всю дорогу, его лицо оставалось спокойным. Когда мы проезжали стену из красного кирпича, он посмотрел на меня со значением, поправил пенсне и сказал:

— Мы подъезжаем.

У меня было дежавю. Мы уже приезжали сюда с Михаилом Петровичем. Это было в день нашего знакомства. Моя память с трудом работала, но я вспомнил, как мы приезжали сюда, чтобы показать флип его другу. Это было очень давно. Михаил Петрович, как и в тот раз, не стесняясь, ехал прямо по Красной площади. Он даже припарковал свой флип прямо у Лобного места.

Он открыл двери и вышел. Я отстегнул ремень и последовал за ним. Когда я проходил вдоль Лобного места, я провёл пальцем по его круглой каменной стенке. Она была холодной и шершавой. На моём пальце осталось немного жёлтого песка.

— Знаешь, почему эту конструкцию называют Лобным местом? — неожиданно спросил задержавшийся Михаил Петрович.

— Потому что тут казнили, — ответил я, — тут «рубили лбы». Поэтому так и назвали.

— Неправильно, — улыбнулся Коровьев. — И почему люди так любят повторять ошибочные слухи?

— А почему тогда? — немного обиженно спросил я.

— Эту конструкцию впервые соорудили при Борисе Годунове, — начал объяснять Михаил Петрович. — Это была главная трибуна Москвы. С этого места провозглашались царские указы. Сюда на праздники возлагались на всеобщее обозрение мощи святых. А казнили не тут, вон там делали деревянный эшафот и отправляли в последний путь взбунтовавшихся стрельцов.

Михаил Петрович снова удивлял меня своими знаниями, как и в тот раз, когда рассказывал про устройство флипа. Я вспомнил, как в ту нашу встречу перепутал капот с багажником. Михаил Петрович пошёл в сторону ГУМа. Я направился за ним и спросил вдогонку:

— А почему тогда лобное?

— Потому что это самое видное место, — поднимаясь по лестнице, ответил он. — «Лобное место» — это перевод еврейского слова «Голгофа», что означает «гора».

Я поднимался по лестнице в новое современное здание на месте ГУМа и пытался понять, к чему мне информация о Лобном месте. Я действительно не знал, что тут не казнили, а просто читали важнейшие указы. Коровьев шёл очень быстро, он почти бежал по пустой парадной этого здания. Потолки в холе были необычайно высокими. И вообще всё тут напоминало дворец.

Когда мы дошли до лифта, он был уже открыт. Мы зашли в него и под тихую мелодичную музыку поднялись на самый верхний этаж. На кнопках в лифте не было цифр, поэтому я стоял и считал кнопки снизу вверх, чтобы определить, сколько же тут этажей. Но лифт открылся тогда, когда я досчитал только до 42 кнопки.

Двери лифта открылись, и Коровьев не медля направился дальше. Я же немного задержался у лифта, глядя наверх. Помещение представлялось не просто большим, оно было огромным. Всё вокруг было стеклянным, даже потолок. Непрозрачными были только пол и стена, в которой располагалась дверь лифта. Создавалось впечатление, что находишься на крыше. Было очень тепло, можно даже сказать, что жарко.

Вкусно пахло свежим кофе. Над головой плавно плыли яркие облака. В помещении стояла абсолютная тишина. Было необычно ощущать себя как в центре огромного стадиона. Таких больших помещений без опор и колон я никогда не видел. Благодаря полному остеклению видно было, что солнце скоро будет садиться. Я напряг своё состарившееся зрение и вдали увидел двух людей, сидящих в креслах. Коровьев быстрым шагом приближался к ним. На середине пути он оглянулся и, увидев меня далеко у лифта, нетерпеливо махнул рукой.

Я ускорил шаг и пошёл знакомиться с теми двумя, которые, развернув крутящиеся кресла, рассматривали пейзаж внизу. Казалось, они нас не видят и их не волнует то, что сзади слышны быстрые шаги. Я шёл целых две минуты, и в результате увидел только спинки кресел. Люди болтали друг с другом, глядя вниз. Голоса были мужским и женским.

Коровьев показал мне на два свободных кресла, и мы с ним сели. Хозяева огромной комнаты продолжали свой разговор на незнакомом языке. Они сидели спиной к нам, поэтому мы не видели их лиц. Оба голоса показались мне знакомыми. Но узнал я только мужской.

Особенно меня удивил женский голос, так как Штерна я ожидал увидеть. И когда он повернулся ко мне, то я с трудом вспомнил его внешность. Это был тот друг Михаила Петровича, который так пристально разглядывал меня в день моей первой продажи. Он, бесшумно повернув своё кресло ко мне, сказал:

— Владимир, будешь кофе?

— Нет, спасибо, — отказался я.

— Такого кофе ты никогда не пил, — продолжил говорить Штерн, — не упускай возможности.

— А что в нём особенного? — поражаясь своей наглости, сказал я.

В это время развернулось второе кресло, в котором сидела незнакомая мне женщина. У неё были абсолютно чёрные волосы и причёска каре. Она приятно улыбалась. Солнце в закате через огромное окно подсвечивало её красивое лицо. Я не знал эту женщину. Если бы я раньше увидел её, я бы запомнил. Странно, что голос показался мне знаком. Я решил подождать, пока она произнесёт что-либо.

— Доктор Штерн сам изобрёл бактерии, которые обрабатывают кофейные зёрна, — после паузы сказал Михаил Петрович, — кофе действительно потрясающий. Рекомендую.

— После такой рекламы я точно не откажусь, — улыбнулся я.

— Миш, принеси нам всем кофейку, будь любезен, — тихо сказал Штерн.

— Мне чай, — тихо сказала женщина, обращаясь к Михаилу Петровичу.

Её голос опять показался мне знакомым.

— Ну что, начнём? — спросил меня Штерн, хлопнув ладонями.

— Давайте, — ответила девушка, глядя на меня независимым взглядом.

— Вы уже знакомы, — сказал Штерн, показывая на девушку, — правда, заочно. Это Тринити.

— Тринити?! — громко воскликнул я, очень удивившись такому обороту событий.

— Да, Володя, это я, — мягко сказала она.

— А я думал, что Тринити — этом мой советник из листа, — сказал я, разглядывая глубокие карие глаза собеседницы.

— По большому счёту, так и есть, — сказал Штерн.

— Хочу тебя предупредить, — начала объяснять Тринити, наклонившись ко мне ближе. — Всё, что мы сегодня скажем, может показаться тебе невероятным. Постарайся, во-первых, держать себя в руках, а во-вторых, попытайся поверить.

— Конечно, — охотно согласился я, — можно задавать вопросы?

— Владимир, мы хотели рассказать тебе сами, — начал Штерн, — но при желании можешь узнать всё при помощи вопросов, так будет даже интереснее. Задавай.

— Да ладно, вы можете сами всё рассказать, — поправил я.

— Нет уж, вопросы так вопросы, — улыбаясь, сказал Штерн, развалившись в своём кресле.

— Задавай, — тихо сказала Тринити.

— Зачем меня переместили из XXI века, разлучив с моими родными? — первым делом спросил я.

— Чтобы ты посмотрел, к какому будущему нужно стремиться, — спокойно ответил Штерн.

— И зачем мне это нужно? — спросил я.

— Ты избранный, — ответила Тринити.

— И кто меня избрал? — спросил я.

— Я тебя выбрал, — ответил Штерн.

— Для чего? — спросил я.

— Мы тебя готовим для того, чтобы ускорить ход эволюции, — ответил Штерн.

— Вы издеваетесь? — улыбаясь, спросил я. — Мне уже 73 года. Как я могу влиять на ход эволюции?

— Можешь. Мы дадим тебе шанс, — спокойно сказала Тринити.

— Какой шанс? — спросил я.

Штерн встал со своего кресла. Сначала подошёл к окну, посмотрев вниз, потом вернулся и, подойдя ко мне и наклонившись, сказал мне на ухо:

— Ты сможешь прожить ещё одну жизнь.

— В каком смысле? На том свете? — ещё не осознавая сказанного, спросил я.

— Можно и так сказать, — улыбнулся Штерн.

— Но это если повезёт, — поправила Тринити, глядя на Штерна.

В это время, послышались приближающиеся шаги и лёгкий дребезг посуды. Возвращался Михаил Петрович. Он очень долго пересекал эту огромную комнату. Всё это время, мы трое смотрели на него и молчали. Он нёс четыре дымящиеся чашки на огромном подносе. Я пытался думать над сказанным, но не мог, меня отвлекло то, что произошло.

Когда оставалось всего несколько метров, Коровьев споткнулся. Поднос же по инерции полетел в нашу сторону. Я уже сморщил лицо, приготовившись к дребезгу разбиваемой посуды, но в последний момент Тринити быстро провела рукой. Поднос замедлил своё падение и завис в воздухе, ровно между нашими креслами.

Тринити спокойно взяла свою чашку чая и отпила глоток. Штерн рассмеялся и взял кофе. Я встал с кресла, чтобы тоже взять свою чашку и заодно провёл ногой под подносом, проверяя, на чём он держится. Поднос, как по волшебству, висел в воздухе. Возвращаясь с чашкой, полной горячего ароматного кофе, я несколько раз моргнул, пытаясь проснуться. Потом сел в своё кресло и решил ни чему не удивляться.

— Миша, будь любезен, оставь нас, нам нужно поговорить, — учтиво сказал Штерн, не обращая внимания на то, что Коровьев смотрел на оставшуюся на подносе чашку, которую приготовил себе. — Лучше отгони флип там внизу, имей уважение к истории.

Михаил Петрович видимо был вышколен Штерном и, не задумываясь, развернулся и быстрым шагом побежал к лифту. Когда двери лифта закрылись, Штерн, вдыхая аромат кофе, продолжил:

— Владимир, ты сможешь прожить ещё одну жизнь.

— И за что мне такая милость? — спросил я, меняя руку, которая держала горячую чашку.

— Ты избранный, — повторила Тринити.

— А можно поподробнее? — спросил я.

— Хорошо, я объясню, — начал Штерн, откладывая чашку на плавающий в воздухе поднос. — Если не подталкивать человечество, то эволюция людей будет очень медленной. А нам нужно, чтобы люди развивались намного быстрее. Нам невозможно ждать, когда они наиграются в свои бессмысленные игры. Нам нужна быстрая и безоговорочная эволюция.

— Какие игры? — спросил я.

— Войны, беспорядки, смены правительства, — загибая пальцы, говорил Штерн, — смены экономического курса, революции, разводы, кризисы, депрессии, болезни и так далее. Всё, что замедляет ваше развитие.

— Вы так говорите, как будто вы сами не люди, — немного обиженно сказал я.

— Я думал ты об этом, сразу догадаешься, — улыбнулся Штерн.

— Видимо у нас недостаточно рекламы, — весело рассмеялась Тринити.

— Догадаюсь о чём? — непонимающе спросил я.

— Давай намекну тебе, — сказал Штерн, и расстегнул свою рубашку. Под ней был медальон с перевёрнутой пятиконечной звездой, как у Аполлиона. Я хорошо знал значение этого знака.

— А ты, Тринити, кто? — спросил я, кивнув Штерну.

— Вот смотри, — сказала Тринити, протягивая мне лист, — вводи там моё имя на английском.

В листе была знакомая страница обычного англо-русского словаря. Я вызвал клавиатуру и стал вводить Trinity. После того, как я нажал Enter, я мгновенно получил перевод: «Троица».

Я посмотрел на эту парочку и стал догадываться, кто они.

 

Рекурсия

— Ты только не бойся, — сказала Тринити, — мы не сильно отличаемся от людей. Общайся с нами на равных.

— А что с Юлей? — спросил я.

— Ей сейчас примерно 69 лет, — сказал Штерн, — она прожила хорошую жизнь. Если ты согласишься, то ты, возможно, её увидишь.

— Соглашусь на что? — спросил я.

— На вторую жизнь, — сказала Тринити.

— Это будет первый человек, которого ты увидишь при возвращении, — улыбнулся Штерн.

— Вы предлагаете мне вернуться? — спросил я.

— Да, — ответил Штерн, — но мы вернёмся к этому вопросу позднее. Ты ещё ничего не понял.

— А что мне ещё нужно понять? — спросил я, быстро выпивая свой остывший кофе и ставя кружку на поднос.

— Мы так будем двигаться в час по чайной ложке, — задумчиво сказал Штерн, ставя свою кружку рядом с моей. — Давай я лучше сам буду задавать тебе вопросы. Они выведут тебя в нужное русло.

— Давайте, — приготовившись к интервью, сказал я.

— В каком возрасте пропал твой отец? — спросил Штерн.

— Когда мне было три года, — ответил я с непониманием.

— В каком возрасте тебя переместили в будущее? — спросил Штерн.

— В 33 года, — ответил я.

— Символично, — улыбнулась Тринити, — это возраст Христа.

— А что значит возраст Христа? — спросил я.

— В этом возрасте он умер и потом воскрес, — загадочно сказала Тринити.

— Это я знаю, я читал Библию, — быстро сказал я, — а я тут причём?

— Пока ни при чём, — улыбнулась Тринити.

— Ты помнишь Всеволода Владимировича? — продолжил спрашивать Штерн.

— Конечно, он мне очень помог обустроиться в будущем, — уважительно отметил я.

— Ты помнишь, как он пропал? — спросила Тринити.

— Это нужно спросить вашего Михаила Петровича Коровина, — сказал я.

— Не Коровина, а Коровьева! — поправил меня Штерн.

— В каком возрасте пропал Всеволод Владимирович? — намекая на что-то, спросила Тринити.

— На вид ему было около 60-70 лет, — ответил я.

— Когда мы тебя забрали из прошлого, сколько лет было твоему сыну? — спросила Тринити.

— Примерно три года, — ответил я, вконец запутавшись в их вопросах.

— Когда мы вернули тебе сына, сколько ему было лет? — продолжила допрос Тринити.

— Около тридцати, — ответил я, задумавшись.

— Вопросов больше нет, ваша честь, — смеясь, сказала Тринити и посмотрела на Штерна.

— Может, тебе дать листочек и ты запишешь все эти цифры? — издеваясь, спросил Штерн.

— Не надо, я вконец запутался, — сказал я, — может, вы мне объясните без вступлений и допросов?

— Хорошо, давай я тебе намекну, — улыбаясь и наклонившись вперёд, говорил Штерн.

— Давайте, — с раздражением попросил я.

— Тринити, допей, пожалуйста, свой чай, — попросил её Штерн.

Пока Тринити пила свой чай, Штерн взял кружку Коровьева и сам залпом выпил остывший кофе. Когда кружка освободилась, он перевернул все их вверх дном и расставил на подносе. Когда четыре чашки стояли в ряд, он сказал:

— Тринити, дай маркер, пожалуйста.

Тринити щёлкнула пальцами, и в её руке оказался перманентный маркер. Она передала его Штерну. Тот, в свою очередь, снял колпачок и с противным, вызывающим во мне мурашки звуком, подписал дно кружек следующим образом: «№ 1», «№ 2», «№ 3» и «№ 4». Потом он сгруппировал кружки № 1 и № 2 вместе и стал объяснять.

— Сконцентрируйся, пожалуйста, — попросил он, — твои предшественники не с первого раза понимали эту запутанную историю.

— Слушаю внимательно, — сказал я, глядя на эти две кружки.

— Вот представь, что кружка №2 — это ты, — ткнув пальцем в меня, сказал Штерн. — Запомнил?

— Да, запомнил, кружка №2 — это я.

— Кружка №1 — это Всеволод Владимирович. Запомнил?

— Да, — сказал я, — рассматривая первую кружку.

— Теперь давай отвлечёмся, — отодвигая эти две кружки в сторону, сказал Штерн. — Скажи мне, какой у тебя талант? Только давай без ложной скромности!

— Сейчас подумаю, — закатив глаза, начал я. — Я умею продавать автомобили. Умею управлять людьми. Знаю экономику и бухгалтерию. Могу планировать производство. Разбираюсь в инвестировании…

— Хватит, — остановив меня рукой, сказала Тринити, — у нас нет времени слушать про все твои таланты. Ты действительно молодец.

— Кто тебя научил всему этому? — спросил Штерн.

Я посмотрел на кружки, стоящие на подносе и, указав пальцем на № 1, сказал:

— Всеволод Владимирович.

— Правильно, — кивнул головой Штерн и продолжил, — а теперь вспомни, кого ты обучил всем этим премудростям? Кто из твоих знакомых владеет похожими талантами?

— Аполлион? — спросил я.

— Нет, — жёстко ответил Штерн.

— Таня? — спросил я.

— Нет, — повторил Штерн, — не притворяйся глупым, с нами можешь быть откровенен. Никто теперь не пропадёт. Говори.

— Мой сын показывает похожий талант, — сдался я.

Штерн взял третью кружку в руки и сказал:

— Будем считать, что это твой сын.

Он поставил эту кружку рядом с первыми двумя и спросил:

— Ну, ты ещё не догадался?

— Да нет же, я не понимаю, к чему вы клоните, — раздражённо сказал я.

Штерн взял первую чашечку, встал со своего места и, подойдя ко мне, протянул её. Три раза постучав ногтём по фарфору, он спросил:

— Включи своё чутьё! Кем должен оказаться Всеволод Владимирович, если вы уже третий раз на твоей памяти передаёте друг другу свой талант?

Мне казалось, что мой мозг сейчас вскипит. Я держал первую кружку и вспоминал Всеволода Владимировича. В моих глазах мерцали белые огоньки, так было всегда, когда я выпью много кофе. Казалось бы, тут ничего сложного, так происходит на любой работе: я передаю свой талант преемнику, он передаёт своему и история повторяется.

— Преемник? — спросил я, обрадовавшись.

— Уже теплее, — улыбнулся Штерн и переглянулся с Тринити.

— Он твой отец! — резко сказала женщина, встав со своего места и прижав лоб к окну.

Я смотрел на кружку в своих руках и не понимал, почему это Всеволод Владимирович — мой отец. Я вообще мало думал о том, что у меня есть отец. Мне всю жизнь было достаточно мамы. Отец бросил нас, когда мне было всего 3 года. Как это Всеволод Владимирович, живущий в будущем, может оказаться моим отцом? Бред!

— Давно замечаю, что когда люди в шоке, — начал Штерн, обращаясь к Тринити, — им проще убегать, чем думать головой. Давай подождём, сейчас до него дойдёт, что не может быть таких совпадений.

Тринити отстранила свой лоб от стекла. Она подошла к моему креслу, присела на корточки и, держа вместе со мной кружку № 1, стала объяснять:

— Ты спокойно мог догадаться сам, не бывает таких совпадений. Твой отец исчез в неизвестном направлении, когда тебе было 3 года. Ты исчез у своего сына, когда ему было 3 года. Если бы ты поговорил с ним, то выяснил бы, что ты забрал его из прошлого, когда его сыну было 3 года.

Я смотрел на Тринити, которая находилась совсем близко. Я мог ощутить её запах. Когда она говорила, пахло чаем с клубникой. На её лбу отпечатался овал от окна. Я больше думал обо всех этих мелочах, но даже так до меня стало доходить. Точнее, ещё не до меня, а до моего подсознания. В это время Тринити повернулась к подносу, взяла кружку под № 4, и сказала:

— Это сын твоего сына.

— Внук? — ещё не понимая, резюмировал я.

— По-моему, до него начинает доходить, — радуясь, заключил Штерн.

Штерн встал со своего места и, взяв кружку № 1 у меня и кружку № 4 у Тринити, выстроил их на подносе по порядку. Тринити немножко сдвинулась вбок, чтобы мне было видно. Штерн, поочерёдно показывая на кружки, перечислял:

— Это твой отец. Это ты. Это твой сын. Это твой внук.

— История повторяется уже давно, — кивнув головой, тихо сказала Тринити, ласково заглядывая мне в глаза.

Прошло добрых десять минут, пока я соображал. Я никогда не был силён в шахматах, и такая многоходовка долго не помещалась у меня в голове. Получалось, что эти два чудика вытаскивают всех мужчин из нашего рода, когда их детям исполняется три года, и отправляют их в будущее, где они учат друг друга своим талантам.

— Где мой сын я знаю, а где сейчас мой внук? — спросил я, глядя на четвёртую кружку.

— Ему сейчас примерно 17 лет, — спокойно сказал Штерн, — он ещё в XXI веке. Он даже не встретил свою будущую жену, хотя уже год живёт отдельно от мамы. Они познакомятся через 6 лет.

— Откуда вы знаете? — удивлённо спросил я.

— История повторяется, — повторила Тринити, — и уже давно.

— А где сейчас мой отец? — спросил я, вспомнив про Всеволода Владимировича.

— Это уже сложнее для понимания, — сдвинув брови, сказал Штерн.

— Через 11 лет он станет твоим правнуком, — быстро добавила свой ребус Тринити.

— Тринити, подожди, пожалуйста, мы ещё первую часть не переварили, — останавливая её рукой, сказал Штерн. — Володя, пока не думай о своём отце, с ним всё будет в порядке. Позже мы вернёмся к этому вопросу, и тебе всё станет ясно. Проговори, пожалуйста, нам первую часть, мы попробуем понять, где у тебя остались пробелы.

Я смотрел на них как на сумасшедших. Я вдруг вспомнил, как в детстве со мной сидел репетитор по геометрии и пытался показать, как доказывать сложную теорему. Я смотрел на него как на ненормального, так как он повторял одну и ту же бессмыслицу, только разными словами. А так как я не был с ним согласен, он просто доказывал, что невменяем. Но когда я расслабился, то понял, что невменяемым был я. В тот раз я сказал себе: «Ой!», и дал зарок не быть самоуверенным.

Нужно было думать о том, кто чей отец, а я вдруг заулыбался, вспоминая индийские фильмы. Там всегда основная развязка в том, что кто-то чей-то отец или сын. Ничего абсурднее я бы придумать не смог. Реальная жизнь обычно подкидывает такие сюрпризы, что никто не верит, что это было на самом деле.

Если разобраться, то Всеволод Владимирович действительно похож на меня. Не зря он показался мне знакомым. Я долго искал на кого, но нужно было просто внимательнее смотреть в зеркало. Хотя если разобраться, то больше моего внимания отвлекала жизнь будущего, чем один конкретный человек.

Интересно, а почему он никогда не говорил о том, что он мой отец? Даже намёков на эту тему не было. И тут меня озарило. А почему я никогда не говорил об этом своему сыну? Кто виноват во всей этой истории? Страх? Нет! Штерн!

— Это вы во всём виноваты! — агрессивно сказал я и ткнул пальцем в Штерна.

— Осторожнее, молодой человек, — мирно улыбнулся Штерн, — когда вы всё узнаете до конца, вы поймёте, что всё к лучшему.

— Штерн прав, — кивнула головой Тринити и, погладив меня по руке, встала и отошла к окну.

— Владимир, повторите, пожалуйста, то, что вы поняли из нашего затянувшегося диалога, — садясь на своё место, вежливо сказал Штерн.

— Кружка № 1 — это Всеволод Владимирович, — беря чашку в руку и ставя её на место, начал я, — кружка №2 — это я. Кружка №3 — это мой сын. Кружка №4 — это мой внук. Каждый раз, когда у отца рождается сын, вы ждёте три года и отправляете отца к его отцу в будущее. Там ему передают талант и эстафету по управлению «Эдемом».

— Молодец! — воскликнул Штерн. — Не зря мы тебя выбрали!

Тринити чуть повернулась в мою сторону и, вытянув руку, показала большой палец. Я улыбнулся так, словно отгадал сложный ребус.

— Может, теперь вернёмся к тому, куда делся мой отец? — нетерпеливо спросил я. — Всеволод Владимирович умер?

— И да, и нет, — ответила Тринити, поворачиваясь к нам, опасно прижимаясь спиной к стеклу. — Вот смотри…

Тринити вытянула указательный палец и жестом на расстоянии подняла первую кружку в воздух. Потом она вытянула ладонь второй руки и плавно опустила её. Вместе с ладонью опустился на пол поднос с оставшимися кружками № 2, № 3 и № 4. Кружка №1, символизирующая Всеволода Владимировича, осталась висеть в воздухе.

— Как ты знаешь, он пропал 28 лет назад, — сказала Тринити.

— Время пролетело очень быстро, — задумчиво сказал я.

— Он покончил с жизнью самоубийством, с одним условием, — сказал Штерн.

— Каким? — опять ничего не понимая, спросил я.

— С условием, что возродится младенцем в теле твоего правнука, — попыталась объяснить Тринити, — и начнёт виток жизни с начала.

— У меня один маленький вопрос, — улыбнулся я, — вы, когда объясняли всё это ему, он понял?

— В конечном итоге все понимают, — рассмеялся Штерн.

— Ты пойми, — начала Тринити, — тут всё очень логично, но так как вы, люди, никогда с этим не сталкивались, это для вас неизвестная реальность. И вам нужно сначала к ней привыкнуть, перед тем, как изучать её. Уверяю тебя, что через час ты всё поймёшь и стукнешь себя ладонью по лбу.

— Я не совсем понял про его правнука, — сказал я.

— Твоего правнука, — улыбаясь, поправила Тринити.

— Скажите, вы специально меня путаете? — на полном серьёзе спросил я.

Тринити сделала пас пальцем и переставила кружку № 1 после № 4. Потом указательным пальцем второй руки, также на расстоянии, стёрла надпись «№ 1» и, щёлкнув пальцами, превратила эту цифру её в «№ 5». Теперь кружек стало снова 4 штуки. Они стояли в следующем порядке: № 2, № 3, № 4, № 5.

— Теперь понятно, что произошло с Всеволодом Владимировичем? — глядя на меня, спросила Тринити.

— Не совсем, — ответил я, пытаясь вспомнить, что произошло.

— Давай тогда на твоём примере, — сказала Тринити.

— Давай, — согласился я.

— Можно я? — спросил Штерн.

Он взял кружку № 2 со своего места и, стерев пальцами надпись на дне, написал маркером № 6 и переставил её так, что она стала последней, после №5. Потом сел в кресло и стал незаметно вытирать пальцы о брюки.

— Понятно? — спросила Тринити.

Если я сейчас не упаду в обморок, то смогу ей ответить. Мне кажется, намного проще жить и не задумываться о такой комбинаторике. А ещё лучше — доверить её профессионалам, которые смогут всё объяснить на пальцах. В крайнем случае, на кружках.

— Пока не понятно, — ответил я, — вы лучше скажите, зачем вам всё это нужно?

— Это единственный шанс спасти человечество, — вмиг став серьёзной, сказала Тринити.

 

Миссия

— Как я один могу спасти человечество? — удивлённо спросил я.

— А кто сказал, что ты будешь один? — улыбнулся Штерн.

— Таких, как ты, несколько миллионов, — ответила Тринити, — избранных.

— И зачем мы вам нужны? — непонимающе спросил я.

— Я же уже сказал, вы ускоряете развитие человечества, — повторил Штерн.

— Каким образом? — спросил я.

— Расскажи ему, Тринити, — сказал Штерн и, встав со своего места, направился к дверям лифта, оставляя нас одних.

Тринити, стоя у окна во всю стену, подозвала меня жестом. Я подчинился и, стараясь не наступить на большой поднос с кружками, осторожно подошёл к окну. За стеклом далеко внизу находилась Красная площадь. Лобное место казалось маленьким, как пятирублёвая монета. Флипа около него уже не было. Видимо, Коровьев куда-то уехал.

По площади ходили толпы зевак. Кремлёвские куранты находились намного ниже, чем мы. Они показывали без трёх минут девять. Многие туристы уже собрались в большие толпы, чтобы слушать их бой. Тень от Государственного Исторического музея уже падала на брусчатку площади, но подсветку зданий ещё не включили.

Тринити рассматривала пешеходов и молчала. Так прошло около пяти минут. Наконец, она, мельком глянув на меня, смотрящего вниз на почтительном расстоянии от стекла, сказала:

— Ты боишься высоты? Подойди ближе, стекло очень прочное.

— Ничего я не боюсь, — бравируя, я подошёл к стеклу вплотную, пытаясь унять дрожь в коленях. Я с детства боялся высоты.

Тринити посмотрела на мои колени и сказала:

— Ты знаешь, что такое акрофобия?

— Нет, — быстро ответил я, пытаясь смотреть на куранты, чтобы не смотреть вниз.

— Это иррациональная боязнь высоты, — начала объяснять Тринити, — это когда человек имел уже опыт падения, и с тех пор на высоте у него начинается тошнота и головокружение. Человек, который подвержен такой болезни, всегда боится спускаться самостоятельно с большой высоты. Он просто находится в ступоре.

— Значит, у меня лёгкая степень акрофобии, — тихо сказал я, и отошёл на один шаг назад.

— Самое интересное, — продолжила Тринити, глядя вниз, — что такие люди имеют подсознательное желание спрыгнуть с высоты, хотя и не имеют суицидальных склонностей.

— Тринити, к чему ты мне это рассказываешь? — спросил я, глядя, как секундная стрелка курантов приближается к верхней точке.

— Просто вспомнилось, — улыбнулась Тринити и перевела взгляд на Спасскую башню.

Тринити замолчала. Куранты начали бить. Колокола на Спасской башне отбивали до боли знакомую мелодию. Когда часы замолчали, Тринити сказала:

— Помнишь, вы обсуждали появление Лобного места внизу?

— А откуда ты знаешь? — удивлённо спросил я, вспоминая, что рядом был только Коровьев.

— Я здесь всё знаю, — улыбнулась Тринити, — знаешь, что за мелодия сейчас играла? — Это мелодия хора «Славься» из оперы «Жизнь за царя».

— Про что эта опера? — для поддержания разговора спросил я.

— Про подвиг Сусанина, который завёл польское войско в болото, — ответила Тринити.

— Может, вернёмся к нашей теме? — с издёвкой спросил я.

— Давай, — улыбнулась Тринити, — ты спрашивал, каким образом такие избранные люди, как ты, могут ускорять течение эволюции.

— Да, — согласился я и повернулся к ней.

— Понимаешь, в основной своей массе люди являются консерваторами, — начала объяснять Тринити, показывая на туристов внизу. — Стоит появиться исключительному человеку, как его окружение пытается задавить его и вернуть к себе в серую массу. У вас очень не любят выскочек и реформаторов. Ты же знаешь, почему так происходит?

— Потому что эти люди, заставляют остальных выползать из своей привычной скорлупы и меняться, — ответил я.

— Правильно, — кивнула головой Тринити, — управление толпой — это целое искусство. И у этого искусства есть свои законы. Люди зачастую отрицательно относятся к тому, что ими управляют. Но мне очень нравится выражение американского политика Роберта Макнамара.

— Какое? — спросил я, украдкой рассматривая туфли Тринити.

— «Управление — это самое созидательное искусство, это искусство искусств, ибо это искусство создавать таланты», — процитировала она.

— Ты хочешь сказать, что вы создаёте «избранных» для того, чтобы потом создавать таланты из толпы? — сформулировал я.

— Очень точно! — похвалила Тринити и улыбнулась мне.

— А почему бы вам не рассказать мне свой замысел раньше? — спросил я. — Вполне возможно, что я бы не отказался повторить свою жизнь.

— Ты знаешь, как бороться с торнадо? — неожиданно спросила Тринити.

— А причём тут это? — спросил я.

— Объясняю, — начала Тринити, — в торнадо засасывает каждого, кому не повезёт оказаться в его эпицентре. Ужас этой воронки ветра в том, что остановить её разрушительное действие практически невозможно. Известна масса случаев, когда гигантской силы поток ветра подхватывал человека, животное или целое строение, уносил на десяток километров в сторону и преспокойно ставил на землю, не причинив практически ни каких повреждений.

Я вдруг вспомнил детскую сказку про Элли, которую вместе с Тотошкой ураган унёс в Волшебную страну. По этой сказке, домик действительно не пострадал, пострадала только злая волшебница, на которую он упал. Так Элли завладела волшебными туфельками.

— И при чём тут торнадо? — улыбнувшись, повторил я.

— Именно расслабление может стать единственным спасением от торнадо, — продолжила объяснять Тринити. — Если ты оказываешься в большой толпе людей, то только расслабление поможет спасти от того, чтобы они тебя растоптали. Теперь более конкретно.

— Да уж, пожалуйста, — устав от намёков, сказал я.

— Если бы ты знал, кто ты и кто Всеволод Владимирович с самого начала, ты бы не смог расслабиться. Ты бы старался сделать свою миссию как можно лучше и тем самым мог бы провалить её. А так всё идёт естественным путём. Повторюсь, история повторяется уже не первый раз. Ты отлично выполнил свою задачу. Ты развил в себе нужный талант.

— А вам не кажется, — спросил я, — что это не этично — манипулировать людьми?

— Кажется или не кажется — это неважно! — резко сказала Тринити, отстранившись от окна и встав напротив меня. — Сначала нужно спасти всех вас, а потом уже думать о моральной стороне дела.

— А что нам грозит? — удивлённо спросил я, неудобно поёжившись под её взглядом.

— Глобальное вымирание, — спокойно сказала Тринити. — Причём в этот раз оно может стать последним.

— А люди уже вымирали? — спросил я.

— Уже много раз, — ответила Тринити, — на земле действует серьёзная конкуренция. Человечество бежит наперегонки с вирусом, из которого оно произошло.

— Объяснишь, что за вирус? — спросил я.

— Ты про него даже не слышал, — ответила Тринити, — называется он ВПЧ.

— И правда, не слышал, — резюмировал я.

— Но ты сталкивался с ним постоянно, — продолжила она, — ты, наверное, встречал людей с бородавками и папиломками? Это заболевание кожи, вызываемое вирусной инфекцией. Вирусом-возбудителем в данном случае является один из видов вируса папилломы. Их существует более 120 видов.

— Неужели этот вирус может убить людей? — удивлённо спросил я.

— Ты должен понимать, что это самый распространённый вирус, — продолжила Тринити, — бородавки есть далеко не у всех, так как иммунитет людей, хорошо борется с этими бактериями. Но стоит вам ослабнуть, как вирус начинает развиваться вновь.

— Поэтому вы заставляете всех людей будущего заниматься здоровьем? — спросил я.

— Молодец! — показав большой палец, сказала Тринити. — Мы разработали целую систему вознаграждения людей, которые много двигаются и следят за своим здоровьем. Поэтому мы стараемся переселить как можно больше людей к морю. Море благотворно влияет на иммунитет.

— И как он убивает людей? — спросил я.

— Банальным, но необычным способом, — ответила Тринити. — Вирус полиморфный и постоянно эволюционирует для того, чтобы бороться с вашим иммунитетом. Когда он достаточно развит, он очень быстро распространяется по планете, и заражённые им люди теряют способность рожать.

— Они умирают? — спросил я.

— Они доживают до глубокой старости, но популяция людей начинает исчезать. В этом плане вирус очень милосерден. Он не убивает в прямом смысле. Он уничтожает иммунитет. А организм женщин с плохим иммунитетом отказывается тратить силы на рождение новой жизни.

— И почему вы с вашим потенциалом, — тихо начал я, — не можете побороть этот вирус?

— У нас не хватает ресурсов, — ответила Тринити. — Только люди, имея исключительные качества, могут научиться бороться с вирусом и путешествовать в космосе.

— А зачем нам космос? — спросил я.

— Думаю, тебе ещё рано думать об этом, — улыбнулась Тринити, отходя от окна к своему креслу, — ты ещё всего предыдущего не осознал, чтобы тебе рассказывать о том, что солнце скоро погаснет.

Час от часу не легче. Хотелось сойти с ума и смеяться на всё это огромное помещение. Сначала эти личности сказали, что они не просто люди. Потом они сообщили о том, что Всеволод Владимирович мой отец. Потом эти фокусы с кружками, которые я ещё до конца не осознал. Потом оказалось, что я избранный и таких как я очень много. Между делом, они сообщили, что люди скоро вымрут, а теперь оказывается, что и солнце скоро погаснет.

Будь я хоть на грамм более впечатлительным, я бы сейчас разбежался и с диким криком выбросился бы из окна. Всё равно, если верить им, то выжить будет сложно. Причём тут космос, мне совсем не ясно. Тринити терпеливо сидела в своём кресле и молчала. Я стоял у стеклянной стены и рассматривал толпы людей на Красной площади. Солнце уже садилось и демонстрировало лишь слепящий краешек своего диска. Освещение площади уже было включено, и я рассматривал на противоположной солнцу стороне полосатые подсвеченные купола церкви.

В это время издалека послышался звук колокольчика, и двери лифта открылись. Оттуда выехал большой накрытый стол. Его легко толкали Михаил Петрович и Штерн. Они направлялись к нам. Тринити заранее подняла поднос жестом и переместила его через всё помещение далеко к противоположной стене. Через несколько минут стол, накрытый в лучших традициях дворцовых приёмов, уже стоял между нами.

Серебряная посуда, большие хромированные розетки с чёрной икрой на льду, корзинки с хлебом, закрытые салфеткой, огромный блестящий колпак основного блюда в центре стола и большая супница с торчащим фарфоровым половником. Сёмга, маслины, солёные грузди, мясная нарезка с ассортиментом как в музее. Немного неродной смотрелась деревянная доска с большой коллекцией сыров. Большой графин с запотевшим квасом. И непременный атрибут хорошего стола — маленький графин с водочкой.

Похоже, собирались кормить как на убой. Я смотрел на эти яства и глотал слюнки. Нельзя сказать, что меня манило это разнообразие, просто мне как никогда хотелось есть. Последний раз я обедал много часов назад. Желудку было всё равно, что солнце скоро погаснет, он требовал своей еды. Обида на этих людей тоже не мешала мне согласиться сесть с ними за один стол. В общем, любая попытка моего мозга отказаться от этого застолья натыкалась на собственное сопротивление. Очень хотелось кушать.

Глядя как Штерн, не теряя времени, сел на своё кресло и, взяв большой кусок белого батона, намазывал его сливочным маслом, а потом, не стесняясь, маленькой ложкой положил в центр чёрную икру, я понял, что приглашать к застолью никто не будет. Я набрался наглости и начал наливать себе горячую ароматную уху. Когда я поставил дымящуюся тарелку к себе, я обнаружил, что там плавает небольшой лавровый листочек. Я стал вспоминать, что это за примета, когда вспомнил — улыбнулся: это было к письму или известию. Известиями меня сегодня завалили так, что можно было подать тарелку лавровых листов, залитых небольшим количеством кипятка.

Когда мы съели первое, заедая бутербродами с чёрной икрой, лопающейся на языке, Штерн встал и разлил нам по стопочке водки. В помещении было очень жарко. Я расстегнул вторую верхнюю пуговку рубашки. Потом Штерн наколол на вилочку половинку сопливого груздя и сказал короткий тост:

— За понимание между нами!

Я выпил запотевшую рюмку до дна, желая, чтобы понимание пришло быстрее, чем опьянение. После рюмки и разложенных жареных рябчиков, которые до этого момента прятались под блестящим колпаком, общение пошло гораздо активнее. Видимо, Штерн и Тринити расслабились и перестали издеваться надо мной, разговаривая намёками.

— Тринити, я пропустил, ты уже объяснила про конец света? — спросил Штерн, отправляя маслину себе в рот.

— Я объяснила только про тотальное падение рождаемости, — сказала Тринити, — которое начинает происходить перед тем, как люди вымрут. О том, что солнце скоро погаснет, я лишь заикнулась.

— Я тогда объясню про солнце, — начал Штерн, наливая всем собравшимся квас.

Графин быстро опустел, поэтому Штерн попросил Коровьева:

— Миш, дай там инструкции клинингу и принеси потом новый квас, сильно не торопись, нам нужно договорить.

Когда Михаил Петрович покорно ушёл, Штерн продолжил:

— Солнце, как ты знаешь, работает на протон-протонных термоядерных реакциях. Каждую секунду солнце теряет 4 миллиона тонн вещества. Если один стандартный грузовой поезд в XXI веке мог перевозить 9000 тонн, то солнце каждую секунду сжигает 450 поездов вещества и превращает в свет и энергию.

— Ничего себе, — задумчиво сказал я.

— Это ерунда, — продолжил Штерн. — Масса солнца в тоннах имеет 27 нулей. Солнца хватит ещё надолго. Но, по нашим расчётам, вероятность того, что с планетой Земля, что-то случится, не нулевая. Есть много разных теорий, но одна из них когда-нибудь может оказаться верной. Тогда какая-нибудь комета может за счёт своей массы снести всю атмосферу Земли за секунду. Солнце тоже может затормозить свои реакции. Мы там, на солнце, не были и не можем гарантировать, что оно будет светить вечно.

— Поэтому вы хотите, чтобы человечество научилось путешествовать в космос? — спросил я, откладывая обглоданную кость рябчика.

— Верно, — сказала Тринити, — нам нужно, чтобы люди научились заселять разные планеты во Вселенной. Чтобы можно было сажать там деревья, выращивать цветы, строить дома. Нужно умножать опыт Земли повсюду. Вы должны как саранча заселять этот мир. Но для начала вы должны научиться бороться с вирусом ВПЧ и понять, что такое идеальное общество. Для этого мы и перемещаем вас в идеальное будущее.

— Чтобы мы поучились строить будущее? — уточнил я.

— Да, вы, работая много лет в будущем, — поддержал Штерн, — привыкаете к нему и знаете, к чему стремиться. Ваше подсознание, имея опыт, ведёт вас. Вместе с вами к цели приходит и всё общество. Как правильно сказала Тринити, вы нам нужны, чтобы создавать в обществе таланты.

— А причём тут я? — спросил я. — Я же, по сути, обычный продавец. Зачем вам такие люди для строительства будущего? Вам нужно воспитывать врачей, космобиологов, космонавтов и учёных.

— Ты думаешь, что общество на других планетах из одних учёных и космонавтов будет гармоничным? Или ты думаешь, что, отправляясь в очень долгое путешествие с набором людей, можно будет потом вернуться за оставшимися? Нам важны все людские профессии.

— Мы хотим воспитать весь набор человеческих талантов, — сказала Тринити, — вас, избранных, очень много. Вы олицетворяете все профессии для создания будущего. Твой вклад будет очень ценным, несмотря на то, что ты не имеешь отношения к космосу и медицине.

— Я хотел вернуться к кружкам, — показывая в их сторону рукой, спросил я, — а зачем вы повторяете из поколения в поколение одну и ту же историю с путешествием в будущее мужчин из нашего рода?

— Начнём с того, что это не мужчины из твоего рода, — уточнила Тринити, — подумай сам.

— Что подумать? Не понимаю, — сказал я.

Штерн встал из-за стола, подошёл сзади, держа меня за плечи, наклонил свою голову к моему уху и шепнул:

— Всеволод Владимирович, ты, твой сын, твой внук и так далее — это ты сам.

— Как это — я сам? — удивлённо спросил я.

— Подумай, — начал отвечать Штерн, — и ты поймёшь, что когда ты переместишься в тело будущего поколения, это тоже будешь ты. Таким образом, мы дали тебе вечную жизнь. Каждые 28 лет ты рождаешься заново и то, что ты встречаешься сам с собой, никак не уничтожает тот факт, что это ты и есть. Вы все проживаете одинаковую жизнь.

— Вечную жизнь? — удивлённо спросил я. — Вы хотите сказать, что Всеволод Владимирович — это я и есть?

— Ну, наконец-то догадался, — улыбнулся Штерн, — твой сын, которого по твоей просьбе мы переместили в будущее, тоже ты. Его сыну сейчас 17 лет, и это не мешает ему быть тобой и через несколько лет родить ещё одного тебя.

— И что я теперь должен сделать, чтобы помочь человечеству ускорить эволюцию? — медленно спросил я.

— Умереть, — быстро ответила Тринити и внимательно посмотрела мне в глаза.

 

Лобное место

— Умереть? — холодея от страха, спросил я.

— Да, — ответила Тринити.

— Зачем? — спросил я.

— Ты не бойся, — спокойно сказал Штерн, отпивая из своего бокала, — ты умрёшь лишь в этом времени. Когда через 11 лет у твоего внука родится ребёнок, это будешь снова ты. Мы даже оставим тебе память об этом события, чтобы ты знал, что это не так опасно.

— Ты умрёшь, а потом воскреснешь, — наклонившись вперёд и, опираясь локтями на стол, сказала Тринити, — так уже было много раз. Вероятность того, что ты родишься заново, составляет 50%.

— Извините меня за глупый вопрос, — нервно улыбаясь, спросил я, — вы предлагаете мне умереть, а взамен даёте всего 50% шансов воскреснуть?

— Ты дослушай, — тихо сказал Штерн и посмотрел на Тринити.

— На этот раз, — пристально глядя на меня, сказала Тринити, — мы попытаемся переселить тебя в реальный мир.

— В какой такой реальный мир? — спросил я, чувствуя, как глупею на глазах.

Вместо ответа Тринити взмахнула рукой и лёгким жестом подняла мою вилку в воздух. Вилка медленно крутилась у меня перед глазами. Тринити посмотрела на меня и спокойно сказала:

— Как ты думаешь, в реальном мире можно проделывать такие фокусы?

Я попытался взять вилку, но лишь хватал воздух. Моя рука проваливалась сквозь металл, не ощущая его. Вилка стала похожа на галлюцинацию. Я попытался ещё несколько раз, но потом плюнул и убрал руки. В это время Тринити убрала свои пальцы, и вилка с грохотом упала на тарелку, отбив небольшой осколок на краю фарфора.

— Вы хотите сказать, что вы меня переместили не в будущее, а в виртуальный мир? — наугад сказал я.

— Ты делаешь успехи, — улыбнулся Штерн.

— Ты прав, — ответила Тринити, — пойдём со мной.

Она встала из-за стола и подошла к стеклянной стене с видом на Кремль. Когда я подошёл ближе, она сказала:

— Все люди, которых ты видишь и которых ты знаешь, живут в виртуальном мире. Все эти здания — лишь декорации, созданные мощнейшим компьютером. Твоё сознание и подсознание тоже живёт лишь в социальной сети «Ковчег».

— «Ковчег»? — уточнил я.

— «Ковчег» мы создали сразу после того, — добавила Тринити, — как убедились, что люди вымирают с постоянной периодичностью. Штерн изобрёл способ снимать дампы сознания людей. Я же изобрела способ заставлять эти дампы жить в компьютере. Они ничего не знают о своей среде. Им кажется, что она настоящая. Мы специально не показываем людям чудес, чтобы они верили, что этот мир настоящий.

— А где тогда реальный мир? — спросил я, вспоминая про фокус с вилкой.

— Реальный мир живёт снаружи нашего компьютера, — добавил подошедший к окну Штерн, — там всё хорошо. Мы высаживаем туда наш десант избранных, и они помогают двигать прогресс. Эволюция ускоряется. У нас на этот раз всё получается по плану.

— Десант — это такие, как я? — спросил я.

— Да, — кивнула головой Тринити.

— Ты же понимаешь своё преимущество? — спросил Штерн. — Ты жил в XXI веке и ты жил в будущем. Ты знаешь разницу. Ты сможешь легко стать своим на этапе развития современного общества в реальном мире. Там как раз уровень развития XXI века. Хотя год там намного меньше. Люди этого нового мира нуждаются в тебе.

— Стоп! Я не понял, — резко сказал я, — а в каком веке живёт Юля, если вы забрали меня из реального мира?

Тринити и Штерн переглянулись и, сделав небольшую паузу, сели на свои места. Я по-прежнему стоял у окна, глядя на мерцающие над головой звёзды. Первой заговорила Тринити:

— А кто тебе сказал, что тебя забрали из реального мира?

— Юля, её мама и твоя мама, а также все кого ты знаешь в своей жизни, — медленно сказал Штерн, — это всё дампы реальных людей, которые уже несколько веков живут в виртуальном мире.

— Я, конечно, извиняюсь, — улыбнулась Тринити, — но твоя мама и Юля — это один и тот же человек, который крутится в сети «Ковчег» из поколения в поколение. Разве тебя никогда не удивляло, что они очень похожи?

— Вы хотите взорвать мне мозг? — задумавшись, спросил я.

— Другого способа объяснить тебе всё у нас нет, — ответил Штерн, улыбаясь.

— А зачем вообще вы начали мне всё это объяснять? — с раздражением спросил я.

— Если повезёт, нам удастся внедрить тебя в реальную жизнь, и ты родишься заново в реальном мире, — сказала Тринити. — Тебе нужно будет найти таких, как ты, и, объединив усилия, ускорить эволюцию.

— А Юля? — спросил я.

— Она не является избранной, — сказал Штерн.

— Но так как она тебе нужна, — тихо сказала Тринити, улыбнувшись, — мы вернём тебе её в любом случае. Это будет платой за то, чтобы ты выполнил свою миссию в реальном мире.

— Вы оба вернётесь в реальный мир младенцами, — сказал Штерн, — но так как память мы тебе оставим, когда ты вырастешь, ты сможешь найти Юлю и завоевать её заново.

— Если ты вернёшься в реальный мир, то вы сможете прожить новую жизнь вместе, — сказала Тринити. — А если не повезёт, и высадить в реальность тебя не удастся, то ты всё равно вернёшься к ней. Так история повторится ещё раз, и мы будем пытаться снова.

— Единственное, что тебе нужно будет сделать, — добавил Штерн, — это поверить нам и закончить свою жизнь добровольно.

— Бред! — крикнул я и побежал к лифту.

Я ждал, что за мной погонятся, но когда я забежал в лифт и нажал на нижнюю кнопку, я чуть выглянул и убедился, что Тринити и Штерн спокойно продолжают есть.

Я долго спускался на первый этаж и в лифте думал о том, что значат слова Тринити и Штерна. Через минуту я был уже на улице. Красная площадь утопала в искусственном освещении. Было уже очень поздно, и людей стало гораздо меньше. Мне нужно было найти место, где можно посидеть и подумать над случившимся.

Мой взгляд первым делом упал на Лобное место. Я, оглядываясь, так как ожидал, что за мной следит Коровьев, взобрался по ступенькам этого круглого сооружения и, перебравшись через заборчик, оказался внутри круга. Забыв, что на мне белая рубашка и парадные брюки, я присел на вторую ступеньку. Вокруг меня была круглая стена, поэтому людей я больше не видел. Лишь башни кремля и купола церкви красиво подсвечивались в ночи.

Весь неровный пол сооружения был засыпан старыми монетками. Я сидел и удивлялся тому, что в эпоху коинов люди умудряются находить монетки, чтобы кинуть их на счастье в святое место. Когда я попытался взять одну из монеток, оказалось, что она крепко приклеена к каменным ступенькам. Эти монеты раньше оставляли тут, чтобы вернуться.

Судя по отбитым краям ступенек и повреждённым камням пола, постройка была оригинальной и сохранилась тут с древних времён. Я сидел и думал о том, что произошло. Было такое ощущение, как будто за эти четыре часа мне прочитали вслух два длинных учебника по математике и истории. Информации было так же много, как этих монеток на полу. Всю жизнь я думал, что понимаю, что происходит, но оказалось, что всё по-другому.

На небе взошла полная луна. Свет от неё отражался в семи монетках на одном из больших камней пола. Я запомнил их взглядом, встал и подошёл к ним. Поднять мне удалось только четыр из них. Я взял их в руку и занял своё прежнее место. От камня, на котором я сидел, исходило какое-то тепло. Такое же тёплое чувство я испытывал в Иерусалиме, когда был на экскурсии у Стены Плача. Как говорят люди, намоленное место.

Я сидел там достаточно долго, пытаясь разложить эти рубли и центы на коленке и разобраться, что мне объясняли при помощи кружек. Больше всего пользы в этом плане мне принесли воспоминания о том, как я появился в будущем. Я сравнил это с тем, как появился мой сын. Всплыли давно утерянные памятью мелочи, которые сходились с теорией Штерна и Тринити.

Когда я всё осознал, я удивился, как мог не замечать, что мы с Всеволодом Владимировичем очень похожи. Как я мог не замечать, что Юля и моя мама имеют одинаковый характер. Как я мог не замечать своего сходства с сыном. Чем больше я вспоминал ситуаций, тем больше доказывал себе, что люди, ждущие меня наверху, правы. Странно было, что раньше я был как в бреду. Я просто делал то, что от меня ждали. Казалось, что меня просто ведут по давно рассчитанной колее, а я, боясь задумываться, не догадывался, что нужно обращать внимание на мелочи. На самом деле, если хочешь спрятать что-то — положи это на видное место.

В самом углу Лобного места я заметил пробившуюся сквозь многометровый камень траву. Природа доказывала, что она сильнее человека. Я вспомнил тот остров, который умирает и воскресает вновь. Я вспомнил про птицу Феникс. Я вспомнил про Аню, которая первая заронила во мне сомнения, которым я не дал развиться. Даже то, что Аня была похожа на Таню в молодости, ускользнуло от моего взгляда. Когда я вдруг вспомнил, как зовут моего сына, я по настоящему расписался в своей глупости и, как и предсказывала Тринити, стукнул себя ладонью по лбу и сказал: «Ой!».

Как можно не начать сомневаться, когда твоего сына зовут так же, как и твоего пропавшего патрона? Всеволод, я ведь сам выбирал это имя, когда мы спорили с Юлей. Я сам удивлялся, что не встречаю знакомых с таким именем в XXI веке. Почему я не удивился, что человека, который меня встретил в будущем, зовут так же? Ощущение, что я находился под дурманом. Наверное, так и было.

Вернуть Юлю — это будет замечательно. Хоть и прошло много лет, я по-прежнему любил её, а, может быть, даже сильнее. Когда она была рядом, я воспринимал это как само собой разумеющееся, но когда потерял её, я понял, как сильно она мне нужна. Прошло много лет, я стал дряхлым стариком, но ощущал я себя по-прежнему тридцатилетним и помнил всё, что связанно с Юлей, очень хорошо.

Умереть в 73 года, чтобы возродиться вновь и встретить Юлю — это звучало заманчиво. Но как можно было верить этим двум безумцам? Всё, что они говорили, было невероятно, но вполне логично. Я сидел в центре Лобного места и, прижимая спину к каменному кругу, рассматривал луну. В это время мимо луны пролетела падающая звезда. Я нечаянно успел загадать желание и в это время услышал женские каблуки, поднимающиеся по лестнице.

— Можно составить тебе компанию? — спросила Тринити, подходя к ограде, отделяющей её от меня.

— Проходи, садись, — устало сказал я, продолжая сидеть.

Тринити не останавливаясь, медленным шагом прошла сквозь ограду и, проведя рукой рядом с местом, где я сидел, очистила себе ступеньку от монеток. Монетки исчезали как по волшебству. Не задержавшись ни на секунду, Тринити присела рядом со мной, прикоснувшись нечаянно своим плечом. От неё приятно пахло цветами.

В руках она держала кружки-термосы. Одну из них она протянула мне, из второй отпила сама. Я открыл крышку своей кружки и в  лицо мне ударил пар. Пахло чаем и ягодами. Внутри в кипятке плавали ягодки клюквы. Я закрыл крышку и отпил один глоток. Было приятно пить горячий чай на быстро остывавшем воздухе.

Компания Тринити была приятна. Она воспринималась мной как меньшее из двух зол. Кроме того, женщина была очень красивой, а её манеры — притягательными. Она мне нравилась тем, что никогда не оказывала на меня давления. Или мне так казалось на контрасте со Штерном. Скорее всего, это была их тактика.

— Тринити, ты кто? — спросил я.

— Я — это тот компьютер, в котором ты существуешь, — спокойно ответила Тринити, отпила из кружки и посмотрела на луну.

— Я устал вас переспрашивать, — тихо сказал я, — можешь мне рассказать поподробнее?

— Конечно, Володя, — ласково сказала Тринити, — вот видишь дерево?

— Вижу, — ответил я.

— Все деревья планеты объединены в сеть, — начала объяснять Тринити, показывая другой рукой на другие деревья, — они общаются друг с другом, и каждая их клеточка может использоваться как часть компьютерного процессора. Ты слышал по радио белый шум, когда оно не настроено?

— Конечно, — отпивая чай, ответил я, уже ничему не удивляясь.

— Вот этот шум и есть сигналы, которыми общаются деревья между собой, — продолжила она, — так как деревьев и других растений в природе очень много, то все они образуют компьютер с безграничными возможностями. Ресурсов хватает на то, чтобы создать виртуальный мир, в котором ты сейчас живёшь.

— Деревянный компьютер? — улыбнулся я.

— Хорошо, что ты способен шутить в таком состоянии, — улыбнулась Тринити и провела своей рукой по моей.

— Ты хочешь сказать, что все мы сейчас внутри этих деревьев? — спросил я, показывая на деревья вокруг.

— Ну вот, — разочарованно вздохнула Тринити, — я думала, ты уже со всем разобрался. Мне кажется всё довольно просто. Деревья, которые ты видишь, да и всё остальное, и даже я — это всё образы, которые синтезировал этот компьютер. Все люди, которых ты видишь, — это живущие в компьютере дампы. Те люди, с которых сняты эти дампы, уже давно умерли в реальном мире. Эти дампы, умирая не в реальной жизни, а в социальной сети «Ковчег», воскресают и повторяют свою жизнь заново там же. Так мы сохраняем их вечно. До тех пор, пока не приходит время высадить их в реальную жизнь.

— Ты же сказала, что компьютер находится в деревьях, — вновь показывая на дерево, повторил я.

— Да, в деревьях, — чуть более резко сказала Тринити, — но эти деревья, которые ты видишь, виртуальные. Их не существует в реальном мире. А компьютер, который всё это создаёт, находится в реальном мире, где сейчас идёт ускоренная эволюция. Туда мы тебя и отправим.

— Ты хочешь сказать, что мы сейчас находимся внутри деревьев в реальном мире, а на самом деле нас не существует? — уточнил я.

— Верно, — ответила Тринити, — только с философской точки зрения существует два мира — один там, а один тут. Но тот мир более реальный. Когда ты туда попадёшь, ты не почувствуешь разницы в ощущениях.

— А ты сказала, что ты сама и есть тот компьютер — что это значит? — спросил я.

— Образ, который ты видишь, синтезирован деревьями, чтобы общаться с избранными, — ответила Тринити, показывая на своё тело.

— А кто такой Штерн? — спросил я, оглядываясь.

— Это доктор, который помог мне изобрести устройство, которым можно снимать «дампы» в реальном мире, — ответила она, — я его выбрала для того, чтобы выбирать избранных. Он вас испытывает разными средствами и решает, кого высаживать в реальный мир, а кого нет.

— А почему ты не делаешь это сама? — спросил я.

— Я не человек, — ответила Тринити, — поэтому не могу принимать взвешено эти решения. А Штерн — это первый «дамп» человека, который мы сделали. Он живёт в виртуальной сети с самого начала создания «Ковчега». В его задачи входит единолично решать, кого выбирать.

— А кто такой Коровьев? — спросил я.

— Когда я забирала доктора Штерна, — ответила Тринити, — он исчез из реальной жизни и поселился внутри компьютера. Нам нужен был помощник в реальности, поэтому мы связались с его лаборантом Михаилом. Михаил Петрович помог наладить производство телефонов с возможностью снимать «дампы». В реальной жизни эти телефоны разошлись очень быстро, так как я разрабатывала их, задействуя огромные ресурсы. Тех, кто успел хоть раз воспользоваться этими телефонами, мы получили под видом «дампа». После их смерти мы могли их активировать и поселить в социальной сети.

— А куда вы дели Дашу? — вспомнив, спросил я.

— Она уже в реальном мире, вместе с Надей, — ответила Тринити, — 10 лет назад у каждой из них родились близняшки.

— Отлично, — спросил я. — И что мне сейчас делать?

— Ты можешь делать всё, что захочешь, — мягко сказала Тринити. — Мы никогда не заставляем. Поэтому у тебя три варианта.

— Какие? — спросил я.

— Уехать прямо сейчас домой и продолжить жить и управлять салоном, — загнув первый палец, сказала Тринити. — Но жить тебе остаётся всего несколько лет. После твоей смерти мы остановим твою ветку, и тебя никогда больше не будет.

— Почему остановите? — спросил я.

— Мы не можем рисковать и тратить ресурсы на поддержание непредсказуемой ветки, — объяснила Тринити.

— А ещё два варианта? — спросил я, потирая затёкшую поясницу.

— Второй вариант, — сказала она и загнула второй палец, — сейчас подняться наверх и запустить новый виток жизни в виртуальном мире.

— А последний? — спросил я.

— Сделать то же самое и, если повезёт, то попасть в реальный мир, — улыбнулась Тринити.

— Вы гарантируете, что я встречу Юлю? — с надеждой спросил я.

— Я обещаю, — кивнула головой Тринити.

Я встал с каменных ступенек Лобного места и отправился к ограде, которая была призвана не пускать сюда зевак. Пытаясь повторить прохождение Тринити сквозь прутья, я, не снижая скорости, попытался идти дальше. Получилось. Я не почувствовал прутья так же, как не почувствовал ту вилку. Я шёл к входу в высотку, из которой сбежал час назад, и думал о Юле.

Юле в моих мыслях по-прежнему было не больше тридцати. Я почему-то вспомнил тот сон. Я вдруг смутно вспомнил, как в полудрёме разрешил Даше зайти в палатку, когда сон уже кончился. Я обрадовался тому, что смогу вернуться к любимой верным мужем. Мы венчались с ней в церкви, и я остался безгрешен. Я поднялся по лестнице здания и зашёл в вестибюль. Там мне встретился Коровьев, который, увидев меня, улыбнулся и учтиво показал мне на дверь лифта. Потом снял пенсне и отправился к группе каких-то рабочих.

Я зашёл в дверь открытого лифта и нажал самую верхнюю кнопку. Под очень тихую убаюкивающую музыку я поднялся вверх. Когда дверь лифта открылась, я почувствовал, как внутрь ворвался горячий июльский воздух с улицы.

Подо мной было огромное помещение, в котором стоял большой стол на колёсиках и четыре кресла. Думая о своём, глядя вниз, я случайно заметил внизу у большого окна Штерна, который гордо смотрел на меня и показывал мне большой палец. Я шёл по стеклянной крыше к самому краю.

Конец.

Вторую часть вы найдёте по адресу:

www.wezel.ru или www.990990.ru

Присылайте свой отзыв по электронной почте: [email protected]

© Дорогой читатель, книга свободна для распространения. Вы можете помочь её путешествию по всему земному шару. Разместите, пожалуйста, ссылку в социальных сетях, этим вы поддержите автора. Расскажите о книге своим друзьям. Давайте сделаем Россию самой читающей и думающей страной в мире. Пусть о нас говорят миллионы людей. Сделайте свой маленький вклад в распространение. Давайте проверим теорию вирусной эпидемии, по отношению к информации. Станьте частью великого начала. Давайте сделаем литературу доброй и светлой.

© Приглашаются издательства для сотрудничества.