Чарлз Б. Гилфорд
Человек за столом
Байрон Даки один сидел за зеленым восьмиугольным столом. Справа от него, на маленьком столике, лежали стопки красных, белых, синих фишек для покера. Слева стояла сервировочная тележка с разными сортами виски, сифоном, дюжиной чистых рюмок и большой чашей, доверху набитой кубиками льда.
Находясь в одиночестве, Байрон Даки коротал время за картами. Его безукоризненно ухоженные, ловкие пальцы стасовали колоду, срезали ее и затем принялись выкладывать из карт какую-то затейливую комбинацию пасьянса с гаданием. По красивому, тонкому, аскетическому лицу Даки невозможно было догадаться, доволен ли он раскладом. Царившую в комнате и во всей просторной квартире тишину не нарушало ничто, кроме легкого шуршания карт в руках Даки.
Так продолжалось, пока со слабым металлическим щелчком не отворилась наружная дверь. Она была вне поля зрения хозяина, но он приветливо крикнул:
— Входите, кто там!
Он ожидал увидеть одного из своих партнеров по картам. Но человек, спустя полминуты представший перед его глазами, явно пришел не для того, чтобы играть в карты. Он был маленького роста — до шести футов ему не хватало нескольких дюймов — и чрезвычайно худ. На нем были грязные серые брюки и измятая белая рубашка с открытым воротом и засученными рукавами. Песочного цвета волосы спутались и были в полном беспорядке. Маленькое лицо выглядело перекошенным, в тусклых светлых глазах читалась решимость отчаяния. В правой руке он держал внушительных размеров нож.
Байрон Даки не тронулся с места, только перестал раскладывать карты и спросил:
— Что вам надо?
Незнакомец не ответил. Подозрительно оглядев комнату, он задал встречный вопрос.
— Мы здесь одни?
Даки, может быть напрасно, кивнул.
— О'кей, — сказал странный молодой человек. — Не старайтесь мне помешать, и я не причиню вам вреда.
— Что вам надо? — снова спросил Даки. Но на сей раз голос его прозвучал чуть требовательнее, холоднее; вопрос он задал не машинально, как раньше.
Ответа он, однако, не получил и теперь. Молодой человек еще раз окинул взглядом комнату, должно быть, пытаясь определить, есть ли здесь что-нибудь полезное для него. Увидев сбоку от хозяина бутылки, он несколько просветлел.
— Я бы не прочь выпить.
— Сядьте, и я вам налью, — сказал Даки.
Он подождал, пока посетитель сядет. Тот, соблюдая, вероятно, осторожность, выбрал место прямо напротив Даки, на наибольшем от него расстоянии. Правую руку он положил на стол. Блестящее, дюймов в шесть лезвие выделялось на зеленой поверхности стола, как брильянт на черном бархате.
— Что будете пить, бербон или шотландское?
Неожиданная возможность выбора на миг смутила молодого человека, и он лишь после некоторого колебания ответил:
— Бербон. Большую рюмку, со льдом.
Наступило молчание. Даки налил виски, бросил в него лед и двинул рюмку через стол. Молодой человек принял ее левой рукой, сделал большой глоток, слегка поморщился.
— Мне нужны деньги и ключи от вашей машины, — сказал он затем, — и я хочу знать, где вы ее держите. А еще я хочу переодеться.
Не торопясь исполнять предъявленные требования, Даки заметил:
— Это не похоже на обычный налет.
— Ну, так это не обычный налет. — Молодой человек снова глотнул виски. — Пошевеливайтесь, вы меня слышали.
Но Даки перевел разговор на другую тему:
— Между прочим, кто вы такой?
— Не ваше, черт…
— Должно быть, вы Рик Мэсден.
По лицу молодого человека скользнула мимолетная горделивая усмешка.
— Вы, я думаю, следите за последними известиями по радио и телевидению.
— Случается, — кивнул Даки.
— О'кей, я Рик Мэсден. На прошлой неделе я зарезал в баре двоих. Мою девушку и ее нового друга. Через пару дней меня поймали, но вчера утром я сбежал. — Он опять усмехнулся. — Потому что сумел раздобыть новый нож.
— Не возражаете, если я составлю вам компанию и тоже выпью? — Даки потянулся к одному из графинов.
Но Мэсден, поставив собственную недопитую рюмку неожиданно трахнул левой рукой по столу.
— К черту! Я вам сказал, что мне нужно, и я желаю получить это немедленно!
От выпивки Даки воздержался, но с места по-прежнему не тронулся.
— Обсудим ситуацию, Мэсден, — начал он.
На несколько дюймов оторвав правую руку от стола, Мэсден угрожающе пошевелил ножом.
— Послушайте, мистер, — с расстановкой проговорил он, — либо вы сделаете то, что я вам сказал, либо я зарежу вас в точности так, как зарезал других.
Даки и на сей раз не дрогнул.
— Ни с места, Мэсден! — скомандовал он так резко и властно, что Мэсден, в первый момент по крайней мере, не посмел ослушаться. — Прежде чем вы решитесь на попытку прирезать меня, послушайте лучше, что я вам скажу.
Мэсден, видать, уже почуял опасность. Он притих, перестал размахивать ножом. Наконец он сказал:
— Я слушаю.
— Хорошо. Итак, мистер Мэсден, проанализируем ситуацию. Нас разделяет стол, мы находимся примерно в шести футах друг от друга. У вас нож, а я в данный момент безоружен. Но мысленно я уже представил себе, что делать, если вы, мистер Мэсден, проявите агрессию. Я, безусловно, стану защищаться. И знаете как? А вот так: при первой же вашей малейшей попытке подняться я опрокину на вас стол. Я совершенно уверен, что смогу это сделать. Пусть вы несколько моложе меня, Мэсден, но я, если вы заметили, почти вдвое крупнее. Такова, значит, будет первая стадия нашего поединка. Вы очутитесь на полу, придавленный столом, или в лучшем для вас случае будете отброшены к той вон стене и на время пригвождены к ней разделяющим нас столом. Вам пока все ясно?
Молодой человек при всей своей подозрительности и враждебности, как загипнотизированный, против воли подтвердил:
— Ясно.
— Перейдем в таком случае к этапу номер два. Слева за моей спиной вы видите письменный стол, Мэсден. Полагаю, что с вашего места вы можете разглядеть и предмет, назначение которого я вам сейчас объясню. Мне он служит для вскрывания конвертов, но на самом деле это инкрустированный драгоценными камнями турецкий кинжал. Надеюсь, теперь вам уже все понятно, Мэсден? В следующий миг после того, как я переверну стол, я схвачу этот кинжал. И значит, положение наше станет примерно равным, а, Мэсден?
Молодой человек, все это время не сводивший с него глаз, воспользовался паузой только для того, чтобы несколько раз моргнуть и провести языком по губам. Но сказать он так ничего и не сказал.
— Это что касается второго этапа, — с нарастающей категоричностью продолжал Даки. — По существу, завершение данного этапа будет означать, что подготовка к битве закончена. Третьим этапом явится уже сам поединок. И с чем же мы к нему придем, Мэсден?
Молодой человек опять поморгал, опять провел языком по губам и опять не произнес ни слова.
— Начнем с оружия, Мэсден. Что у вас за нож?
— Острый кухонный нож, — почти автоматически ответил Мэсден. — Один парень сумел передать его мне в камеру.
— Надеюсь, вас не обидит, — чуть улыбнулся Даки, — если я скажу, что буду вооружен лучше. Я, во всяком случае, не сменял бы свой турецкий кинжал на ваш кухонный нож…
— Послушайте, мистер…
Но Даки не позволил себя сбить:
— Впрочем, важнее оружия люди, в чьих руках оно находится, то есть сами участники схватки. Так как же мы выглядим в сравнении друг с другом, Мэсден? Кстати, сколько вам лет?
— Девятнадцать.
— Мне тридцать один. Будем считать, что возраст в вашу пользу. Какой у вас вес?
— Сто двадцать.
— У меня на шестьдесят фунтов больше, Мэсден. Значит, здесь верх мой. Пойдем дальше. Рассмотрим физические данные. Для начала скажу о себе. Защитник университетской футбольной команды, занявшей первое место среди всех студенческих команд штата десять лет назад. Не намного хуже в качестве форварда в баскетболе. Показатели значительно выше средних в теннисе, плавании и других видах спорта. Более того, я и сейчас по крайней мере час в день уделяю тренировкам, что позволяет мне до сих пор сохранять спортивную форму. Я ни одной унции не прибавил в весе за время после выхода из колледжа. Свидетельствует это о чем-нибудь, как вы думаете? Ну а из вас какой атлет, Мэсден?
Молодой человек, сидевший напротив Даки, еще больше побледнел. Он был сейчас как натянутая струна. Похоже, он собирался что-то сказать, но слова застряли у него в горле, и он опять лишь провел языком по губам.
— Тогда я скажу вам, каким вы мне представляетесь, Мэсден. У вас вид человека, страдающего от хронического недоедания. Не думаю, чтобы вы в самом деле когда-нибудь голодали, но вы росли без присмотра, а потому ели что придется и когда придется. Худоба у вас прямо-таки патологическая. Теперь прибавьте к этому влияние дурных привычек. Курить вы, верно, начали лет с девяти-десяти. Я заметил, какие у вас желтые, протравленные никотином пальцы. Одному богу известно, что вы теперь курите, только ли табак или что-нибудь покрепче. И пьете вы, видать, тоже. Готов спорить на что угодно, что вы пьете больше, чем я. Так посмотрите же на меня, Мэсден, и посмотрите на себя. Как по-вашему, кто из нас выглядит мужественнее?
Теперь молодой человек нахмурился. Брови его почти сошлись на переносице. Он неотрывно смотрел на Даки, будто надеялся уничтожить того тяжелым, беспощадным взглядом.
— Но мы не обсудили еще самого важного фактора, — сказал Даки. — Я говорю о смелости, готовности к борьбе, к риску. Вы были, конечно, очень храбры, когда переступили порог этой комнаты. Ваша храбрость происходила оттого, что в руке у вас был нож, а я, как вы полагали, безоружен. Но насколько вы храбры теперь? Мне думается, что за последние несколько минут храбрости у вас поубавилось. Одно дело петушиться, грозя зарезать безоружного, и совсем другое — знать, что кто-то может сильно попортить твою собственную драгоценную шкуру. Такой вариант, пожалуй, не столь заманчив, а, что скажете?
— Вы берете меня на испуг! — взорвался обретший вдруг дар речи Рик Мэсден.
— Вы так думаете? Что ж, это очень легко проверить, Мэсден. Попробуйте чуть привстать — и вы сможете убедиться наверняка.
И снова наступило молчание, на сей раз особенно тягостное, гнетущее, исполненное непримиримой враждебности. Мэсден не шевельнулся.
— Конечно, — опять заговорил Даки, — не следует упускать из виду еще одно обстоятельство. Я имею в виду мотив. Хоть вы и не самый большой храбрец на свете, у вас есть достаточно серьезные основания завязать драку. Если вы убьете меня, вы достигнете своей цели завладеете моими деньгами, машиной и чем еще захотите. С другой стороны, если вы будете убиты, ваше положение будет, в сущности, не хуже, чем до того, как вам удалось бежать.
В блеклых, водянистых глазах Мэсдена появилось некое подобие надежды.
— А что эта драка даст вам, мистер? — не без ехидства полюбопытствовал он.
— Правильный вопрос, — признал Даки. — Пожалуй, я мог бы просто дать вам все, что вы требуете. Этим я лишь несколько осложнил бы задачу полиции и на день-другой или на неделю-другую отсрочил вашу поимку. И возможно, я имел бы надежду, что, получив желаемое, вы оставите меня в покое, разве что свяжете. Но в том-то и суть, что я вам не доверяю. Вы дрянной, испорченный молокосос, вам доставляет удовольствие мучить людей, издеваться над ними. Может быть, вы ограничились бы избиением, однако я не исключаю и того, что, поскольку вам все равно уже придется отвечать за убийства, вы прирезали бы заодно и меня. Не представляю, что, кроме страха, способно удержать вас от преступления. А в данном случае вам уже терять нечего.
Снова помрачнев и насупившись, молодой человек исподлобья с ненавистью и неприкрытой злобой смотрел на Даки.
— И, помимо всего прочего, Мэсден, вы мне до крайности отвратительны. Вы подонок, настоящий подонок. Вас необходимо уничтожить, и ради такого благого дела я, если придется, рискну всем, даже жизнью.
Рик Мэсден, не отваживаясь, правда, вскочить, в бессильной ярости заерзал на стуле, крутя правой рукой нож.
— Значит, будем драться на ножах, мистер?
— Непременно будем, как только вы попытаетесь встать.
Мэсден схватил свою рюмку, одним глотком осушил ее теперь уже до дна и скорчил гримасу, когда обжигающе крепкий напиток попал в горло. Затем, набравшись храбрости, с вызовом крикнул:
— Ну, давай, папаша! Начинай!
— Я не говорил, что первый начну, — возразил Даки. — Я только предупредил вас, что будет, если вы решите начать.
Теперь оба замолчали надолго. Они сидели друг против друга, держа руки на столе. У Мэсдена в правой руке был нож. У Даки в руках ничего не было. Однако Мэсден, поглядывая украдкой на письменный стол, неизменно натыкался глазами на кинжал и поспешно переводил взор опять на противника. Секунды текли, складываясь в минуты.
Мэсден первым нарушил молчание:
— Ну что вы упрямитесь? Почему не хотите дать мне немного денег, какую-нибудь одежду и ключи от машины? Она ведь застрахована, и, значит, вы ничего на этом не потеряете. Ну, как? Идет?
— Нет, разумеется.
Мэсден пожевал губами, сказал задумчиво:
— Что же дальше, папаша? Так и будем сидеть? Вы говорите, что опрокинете стол, как только я попытаюсь подняться. Затем вы схватите кинжал, и мы кинемся друг на друга. Так что, будем драться или будем сидеть? Я бы поднялся…
Внезапно он что-то сообразил, и глаза его трусливо забегали. В какой-то момент он чуть было даже не встал, но не смог преодолеть страха перед открытой схваткой с грозным противником и только процедил сквозь зубы:
— Понятно! Теперь мне понятно! Вы ожидаете приятелей, которые должны прийти играть в карты. И вы стараетесь задержать меня до их прихода.
Даки все тем же спокойным, ровным тоном отозвался:
— И, по-моему, у меня это неплохо получается. Скажете нет, Мэсден? Вы угадали: с минуты на минуту ко мне придут.
— Не дождетесь! Я вам все равно помешаю!
— Что ж, пока у вас есть еще выбор. Можете встать, после чего я тут же опрокину стол и схвачу кинжал. Эта возможность попытать счастья у вас еще сохраняется.
— Так что же, я должен, как дурак, сидеть и ждать… — Он весь дрожал, растерянный, охваченный страхом, не знающий, на что решиться.
— Впрочем, можно, конечно, найти и другой выход, Мэсден.
— Какой? — встрепенулся трусливый налетчик.
— Если мы схватимся, я ведь тоже как-никак рискую. А я без крайней необходимости не любитель рисковать. Поэтому я готов пойти с вами на сделку: вы оставляете меня в покое, а я позволяю вам бежать. Но только с пустыми руками — это непременное условие.
Рик Мэсден, утративший почти всю свою самонадеянность, только пробормотал:
— Слушаю, папаша.
— Так вот. Пока в руках у вас этот нож, я не чувствую себя в безопасности. Предположим, вы вскакиваете. Почем я знаю, что вы намерены делать, бежать или напасть на меня? Значит, я вынужден на всякий случай опрокинуть стол. А тогда, хотим ли мы того или нет, схватка становится неизбежной. Улавливаете?
— Как будто да.
— Все дело, таким образом, в ноже. Вы стремитесь бежать отсюда. Я охотно обойдусь без драки, если только не должен буду ради этого чем-то поступиться. Но до тех пор, пока у вас в руке нож, я ни в чем не могу быть уверен. Поэтому единственное, что я могу вам предложить, — это бросить нож на середину стола.
— Что?!
— Тогда мы очутимся в равном положении — ни у одного из нас не будет в руках оружия.
— Ну да! Вы футболист. Вы все можете…
— Между нами стол. Это даст вам достаточную фору, чтобы оказаться за дверью, прежде чем я смогу схватить вас.
— Но вы тут же позвоните в полицию.
Даки улыбнулся
— Вы, Мэсден, малый не промах. Я об этом не думал, но не исключено, что как сознательный член общества я действительно позвонил бы в полицию. Хорошо, давайте сделаем так: мой телефон за ваш нож.
— В каком смысле?
— Телефон, как вы видите, находится на расстоянии вытянутой руки от меня. Если позволите, я, не вставая, оборву провод. Как только я это сделаю, вы бросите на середину стола нож и пуститесь бежать. Согласны?
Молодой человек ненадолго задумался. На лице его попеременно отразились бешенство, неуверенность, страх. И последний взял верх: очень уж широки были у противника плечи, очень уж тверд и непреклонен он был.
— О'кей. Сначала вы обрываете провод. Я держу нож наготове. Если вы вздумаете потянуться не к телефону, а к кинжалу…
— Следите за мной внимательно, Мэсден.
Медленно, очень осторожно, не сводя с противника глаз, Даки лишь чуть повернулся в своем кресле, протянул к телефону руку и с силой дернул за провод. Раздался короткий треск, оборванный провод повис с краю письменного стола, аппарат мягко упал на толстый ковер.
— Ну как, довольны? — спросил Даки. — Очередь за вами. Бросайте ваш нож. Бросьте его на самую середину стола, чтобы ни один из нас не мог до него дотянуться.
Они снова пристально посмотрели друг другу в глаза, оба настороженные, оба недоверчивые. Опять наступила пауза.
— Давайте же, Мэсден! Пока вы не бросите нож, я не позволю вам вскочить.
Медленно, с величайшей неохотой и сожалением молодой человек подчинился. Достаточно ловким движением он кинул нож прямо в центр стола.
— Только сидите смирно, папаша! Я начеку!
— Не могу, к сожалению, пожелать вам удачи, Мэсден, — ответил Даки.
Говорить друг другу им было больше нечего, и их прощание не затянулось бы. Но тут послышался слабый звук. И каждый из мужчин прореагировал на него по-своему.
Мэсден, мгновенно отшвырнув стул, бросился бежать. Даки не двинулся с места. Он лишь вцепился обеими руками в ручки кресла и во весь голос закричал:
— Сэм, держите его! Он преступник!
Затем раздались вопли, шум борьбы и громкая брань. За стеной происходила потасовка. Байрон Даки по-прежнему не делал попытки вмешаться. Он лишь весь обратился в слух. Шум нарастал, достиг своей высшей точки — и оборвался на последнем оглушительном звуке: мощном ударе кулака в челюсть.
Даки, расслабившись наконец, откинулся в кресле. Яркий свет люстры над карточным столом упал на его запрокинутое кверху, взмокшее от пота лицо…
…Только через два часа капитан Сэм Уильямс вернулся в квартиру Байрона Даки, где уже шла игра в покер. Эти два часа ушли на то, чтобы водворить Рика Мэсдена назад за решетку и дать необходимые показания.
— Байрон, — сказал капитан, качая седеющей головой, — не знаю, решусь ли я когда-нибудь снова играть с вами в покер. Дружище, я и не представлял, насколько вы способны блефовать.
— Вы мне льстите, Сэм, — ответил Даки. — Мне просто повезло, вот и все. Когда Вирджиния сегодня, кончив все дела, собралась уходить, я настоял, чтобы она помогла мне усесться здесь. Иногда, джентльмены, мне хочется принимать вас, сидя в обычном кресле, хочется ничем с виду от вас не отличаться. Это помогает мне меньше чувствовать себя инвалидом. Сиди я в своем кресле на колесиках, я не сумел бы ни на миг испугать Мэсдена.
Кивнув, Сэм бросил взгляд на открытую дверь спальни. Там в полутьме серебристо отсвечивало инвалидное кресло. Рик Мэсден его не заметил. А если бы и заметил, не подумал бы, что оно имеет какое-то отношение к человеку за столом.