Личность поэта вызывала различное к себе отношение. Деспотизм отца — в детстве; отчаянная борьба за существование, ставившая Некрасова лицом к лицу с призраком голодной смерти — в юности; «молодые годы», убитые, по словам поэта, «под тяжестью труда», труда непокорного, до крайности изнурительного: постоянный гнет невежественной и придирчивой царской цензуры; трудности положения журналиста дореволюционного времени; неустойчивость здоровья — все это, конечно, не могло не наложить своего отпечатка на личность Некрасова, на его характер. Временами он производил впечатление человека мрачного, угрюмого, сурового, даже жесткого. Однако эти черты составляли лишь внешнюю, оболочку его личности. Внутренне же Некрасов был совсем иным человеком. И это хорошо было известно тем, кто находился с ним в сколько-нибудь близких отношениях.

Чрезвычайно интересны суждения о личности Некрасова И. А. Панаева (двоюродного брата соредактора Некрасова по «Современнику» — И. И. Панаева), который заведывал конторой журнала и постоянно общался с Некрасовым.

«Это был человек мягкий, добрый, независтливый, щедрый, гостеприимный и совершенно, — как говорится, простой. Обстоятельства сложились так, что ему почти всю жизнь пришлось проводить в полуофициальных кругах. Это не была его естественная среда, потому что в ней он не мог чувствовать себя свободным: внутренние движения были связаны, женированы, сердце сжато. Вследствие этого, несмотря на врожденные мягкость, снисходительность и простосердечие, внешние приемы казались иногда сухими, угловатыми, и от них как бы веяло холодом…

Приходя к Некрасову в такие недобрые минуты, бывало, сидишь у него несколько времени молча… А потом, вскоре, снег растает, и растает непременно… Чувствовать обиду, как бы наносимую холодностью приема, тому, кто знал характер Некрасова, было невозможно. Но не все были ему близки, а потому нет ничего удивительного, что многие судили о нем, как о человеке неприветливом и холодном. Не знали многие и того, что Н. А. Некрасов не пользовался полным здоровьем и долго думал особе так, как когда-то выразился:

Нервы у него были сильно расшатаны; особые обстоятельства его грустной молодости, известные его близким, не могли не отзываться на настроении духа.

Да, повторяю еще раз: это, в сущности, был простодушный человек — человек с настоящею примитивною русскою натурою, — веселый и грустный, способный увлекаться, не рассчитывающий на завтрашний день и живущий этим русским «авось», на которое мы часто негодуем, но в глубокий смысл которого никогда не вникаем…

Жизнь полуофициальная, жизнь в Петербурге была его искусственной жизнью. Истинная натура его проявлялась при другой обстановке — проявлялась в кругу близких, простых людей, ничего от него не ожидающих, кроме его доброго расположения и не состоящих с ним в каких бы то ни было деловых отношениях. Летом он, обыкновенно, уезжал в деревню. Там он уходил из дома, и иногда на несколько дней, охотился со своими приятелями крестьянами-охотниками, проводя дни и ночи с ними и ночуя по разным деревням, в крестьянских же избах. Вот в этой-то среде, я уверен, он, как говорится, был в своей тарелке, — веселый, свободный, неженированный и бодрый. Я видел его по возвращении из таких странствований но лесам и болотам, продолжавшихся несколько дней, довольного, свежего- и в самом хорошем расположении духа…».

В полном соответствии с высказываниями Панаева стоят и воспоминания о Некрасове крестьян, с которыми поэт поддерживал дружбу до последних дней своей жизни.

Неизменный товарищ Некрасова по охоте, крестьянин деревни Орлове Ярославской губ., Кузьма Ефимович Солнышков, говорил: «Хороший барин был Николай Алексеевич, добрый, ласковый, необидчивый, за всех заступник, не найдешь другого такого».

Так же отзывались о поэте и его приятели из крестьян деревни Чудовская Лука Новгородской губернии, где находилась охотничья усадьба Некрасова, в которой он часто и подолгу жил в последние десять лет своей жизни.

«Не барин был, а душа родная!.. Добрейший был барин до народа… Все его знали и любили».

«А никогда не было лучше и веселей охоты, как с покойным нашим батюшкой — царство ему небесное — Николай Алексеевичем Некрасовым…»

Чем же умел Николай Алексеевич так привораживать к себе крестьян, что через 25–35 лет после его смерти они вспоминали о нем с такою необыкновенною теплотою? Здесь, прежде всего, сказывалась удивительная щедрость поэта. Каждую, даже ничтожную, оказанную ему услугу он оплачивал, не жалея денег, а кроме того, с готовностью помогал всякому нуждающемуся, с которым сталкивал его случай. Притом все это выходило у пего удивительно просто.

«Раз у меня лошадь околела… — вспоминал старик из Чудовской Луки, Петров. — Что, говорит; Степан Петрович, у тебя беда? Ты приходи, говорит, возьми у меня рыжего. А не понравится — Сеньку возьми. А рыжий-то у него 120 рублей даден. Ну, взял я рыжего…»

И не только как «благодетеля» любили крестьяне Некрасова. Их привлекло к нему в высшей степени внимательное и участливое отношение к их жизни со всеми ее горестями и радостями. Некрасов во время своих охотничьих разъездов «часто устраивал привалы и всегда около дороги, и всех проезжих и прохожих останавливал, кормил, поил вином, и долго и подробно расспрашивал о жизни их, о господах, о податях… Проезжая деревней, иногда останавливался на отдых или собак кормить, сам уходил к кому-нибудь в избу, просил приготовить чай, усаживал всех за стол и сам с ними разговаривал, расспрашивал, как живут, шутил, играл с детьми, и если через несколько лет случайно попадал в тот же дом, то со всеми здоровался, как со старыми знакомыми — называл всех по именам». (Ярославская газета «Северный край», декабрь 1902 г.).

Неудивительно поэтому, что крестьяне чувствовали в Некрасове своего, «родного» им человека. Этим объясняются и близость, установившаяся между некоторыми из них и поэтом, и та теплота, с которой крестьяне о нем вспоминали.

И воспоминания современников, столь близко знавших Некрасова, как знал его И. А. Панаев, как знали его друзья-крестьяне, и основные факты его литературно-общественного служения позволяют утверждать, что личность. Некрасова заслуживает и уважения и сочувствия. Его недостатки, — а у кого, в конце концов, их не бывает? — непомерно преувеличивались его врагами. А врагов у Некрасова, громившего и в своих стихах и на страницах своих журналов помещиков-крепостников, чиновников-взяточников, реакционных сановников, чванливых аристократов, неискренних и двоедушных российских либералов-соглашателей, — было немало! Среди них находились люди, не останавливавшиеся перед заведомой клеветой, лишь бы уронить в общественном мнении личность свободолюбивого поэта-демократа. Об этих «судьях» Некрасова не плохо сказал один из его современников поэт Боровиковский: