В Петербург Некрасов приехал летом 1838 года. Здесь он встретился с товарищем по гимназии Глушицким и после бесед с ним об университете решил поступить не в Дворянский полк, а в университет, хотя бы ценой ссоры с отцом. И действительно, едва Алексей Сергеевич узнал, что сын готовится в университет, — он не только лишил его материальной поддержки, но и надолго прекратил с ним всякие сношения.

Подготовляли Некрасова ко вступительным экзаменам Глушицкий и его новый знакомый, переводчик Духовной Академии Успенский. Однако Некрасов экзаменов не выдержал и поступил в университет вольнослушателем. Не выдержал потому, что горькая бедность лишила его возможности подготовиться к ним сколько-нибудь серьезно.

В первой посмертной биографии поэта, написанной Скабичевским и печатавшейся при изданиях стихотворений Некрасова вплоть до Октябрьской революции, приводится рассказ самого Николая Алексеевича о злоключениях его в буквальном смысле полуголодной и нищенской жизни в конце 30-х и начале 40-х годов. Рассказ этот начинается словами: «Ровно три года я чувствовал себя постоянно, каждый день голодным». Поэт подкармливался ломтями хлеба, незаметно взятыми со стола в ресторане на Морской; тяжко болел вследствие хронического недоедания. Его, еще неоправившегося от болезни, хозяин согнал с квартиры за неплатеж денег, и он принужден был ютиться в ночлежках, добывая средства к существованию писанием прошений для бедных.

Петербургские мытарства юноши-Некрасова — засвидетельствованы многими, лично знавшими поэта, современниками. Об этом в своих «Воспоминаниях» говорят и соредактор Некрасова по «Современнику» И. И. Панаев и его двоюродный брат В. А. Панаев, весной 40-го года наблюдавший нищенское житье-бытье Некрасова. По словам Куликова, тогда режиссера Алексаадринского театра, «Некрасов в сильный мороз являлся к нему как бы весь застывший от холода, без верхнего пальто, без галош, без всяких признаков верхнего белья»…

Еще до Октябрьской революции появились воспоминания артистки Александрийского театра Шуберт, в дом родителей которой заходил иногда Некрасов.

«Мне горько и стыдно вспоминать, — читаем здесь, — что мы с маменькой прозвали его несчастным.

— Кто там пришел? — бывало, спросит маменька. — Несчастный?

И потом обратится к нему:

— Небось, есть хотите?

— Позвольте.

— Амиушка, подай ему что от обеда!

Особенно жалким казался Некрасов в холодное время. Очень бледен, одет плохо, все как-то дрожал и пожимался. Руки у него были голые, белья не было видно, но шею обертывал он красным вязаным шарфом, очень изорванным. Раз я имела нахальство спросить его:

— Вы зачем такой шарф надели?

Он окинул меня сердитым взглядом и резко ответил:

— Этот шарф вязала моя мать…»

Наиболее характерной чертой этого периода в жизни Некрасова была борьба с гнетущей бедностью, борьба за существование в буквальном смысле этого слова. Чтобы не пасть в ней, поэт не брезговал никаким трудом: он давал грошевые уроки, брал переписку, правил корректуры, но больше всего налегал на занятия ремесленно-литературного характера. В предсмертных автобиографических заметках говорится: «уму непостижимо, сколько я работал», а против этих слов слабою и дрожавшею рукою умиравшего поэта вставлено: «Господи, сколько я работал!..» Действительно, Некрасовым в начале 40-х годов были неписаны целые горы бумаги. Чего только он ни писал: и стихи, и водевили, и повести, и рассказы, и фельетоны, и рецензии и т. д.! И все это ради куска хлеба насущного.

Замечательная характеристика творчества Некрасова в эти годы содержится в тексте найденного в 1930 году романа Некрасова, — первого его романа, — «Жизнь и похождения Тихона Тросникова»:

В 1840 году Некрасов выпустил в свет первый сборник своих стихов под заглавием «Мечты и звуки». Средства на это издание были собраны его участливым приятелем Бенецким. Успеха у читателей сборник не имел и вызвал суровый критический отзыв Белинского. Большинство помещенных в нем стихотворений были подражательными в носили следы неумеренного увлечения автора романтизмом.

Характерно в этом отношении стихотворение «Поэзия». Вот какие слова вложены здесь автором в уста поэзии:

Нет надобности доказывать, что взгляд на поэзию как на «чаровницу, обольстительницу душ», которая дает возможность «земным очам» проникать в «надзвездный мир», — типично романтический.

Однако влияние эпохи, уже враждебной романтизму, влияние той отчаянной борьбы за существование, которую вел Некрасов и которая изо дня в день сталкивала его с темными и грязными сторонами действительности, привели к крушению его романтического мире созерцания. Крушение это, конечно, совершилось не сразу, а постепенно.

В том же 1840 году, вскоре после появления в свет сборника «Мечты и звуки», — в журнале Федора Кони «Пантеон русского и всех европейских театров» Некрасов печатает стихотворение «Провинциальный подьячий в Петербурге», которое свидетельствовало о начавшемся отходе его от романтизма. В реалистически-сатирических тонах здесь дан образ хитрого и своекорыстного чиновника николаевской эпохи, приехавшего в Петербург для того, чтобы «обнародовать секрет» наживать деньгу:

Несколькими месяцами позднее на страницах того же «Пантеона» появились первые произведения Некрасова в прозе — рассказы «Макар Осипович Случайный» и «Без вести пропавший пиита». И в них сказалось несомненное тяготение автора к реалистическим методам творчества, хотя и романтические приемы далеко еще не были изжиты.

С 1841 юга на сцене Александрийского театра стали ставиться водевили Некрасова, в работе над которыми ему на первых порах помогал такой опытный водевилист, каким был Ф. А. Кони. Водевили эти (особенно водевиль «Актер») имели успех, и имя Н. А. Перепельского (псевдоним Некрасова-водевилиста) приобрело широкую известность, но и в них Некрасов еще не вышел на дорогу самобытного творчества.

Эта дорога была указана ему Белинским.

Если знакомство с Ф. А. Кони и сотрудничество в его журналах — сначала в «Пантеоне», а затем в «Литературной газете», — ввели Некрасова в литературно-журнальные и театрально-артистические круги и позволили ему несколько улучшить свое материальное положенно, то подлинным учителем его сужено было стать Белинскому.