Лето угорало. Север - самые закрайки - дальше только высокие, покрытые шапками вечных снегов гольцы. Лес пресекал луга черной кривой линией. От него к скалам поднимались зеленые волны. Травы уже давно вытянулись в полный рост, и сейчас, подсохнув, шелестели колосьями. Верхушки пушились золотистыми метелками. Тучи птиц носились над лугами. В зарослях стрекотало и цвиркало.

Идти было легко и печально. Несколько лет, путешествовавший в исключительном одиночестве, Саня понял, что отвык. Не хватало понуканий Шака, собачьих придирок, не хватало молчаливого присутствия Цыпы и шумного - Фасольки. Он старался не думать о них. Не получалось. Он с ними сросся чем-то внутри. Расставание разорвало его на много мелких кусочков. Сойдутся ли когда-нибудь эти части воедино?

Шак ушел в неведомые края, но жив, значит, есть надежда. Солька уковыляла к милому другу хозяину зеленого царства. Вернется или нет, неизвестно. Но, опять же, жива. Собаку он мертвым тоже не видел. Нет! Не видел! Значит - живой. Только Цыпа ушла безвозвратно.

Саня по большой дуге обошел стороной деревню, о которой предупредили проводники. Не боялся, просто, не хотелось никого видеть. Ни людей, ни аллари. Признаться, после разговоров с Игорем он перестал их делить как раньше. Еще мозаика в замке Пелинора… да была ли она? Шак и собака клялись, что была.

Впереди поднялась одинокая, сползшая к самому лесу, скала. По узкой звериной тропке Саня свернул под кроны и пошел дальше в тени деревьев, слушая голоса леса.

Небольшое обработанное поле случилось внезапно. Мелькнул впереди свет, несколько шагов и открылась пажить. Кусты кто-то заботливо выкорчевал и сжег. Колосилась невысокая рож. На том краю темнели какие-то грядки. Оттуда навевало влагой.

Саня споткнулся. Показалось, он уже тут был… не тут конечно, но…

Засеянные пространства с межевыми полосами, каменный сарай, ручей… Коти-ик! Иди к нам, мы тебе что-то дадим…

— Эй! - позвал из травы под ногами тоненький голосок. - Ты кто?

Оттуда глядели два огромных зеленых глаза. Девчушка притаилась, однако, сидела нимало не боясь, чужого мужчины.

— А ты кто? - улыбнулся кот.

— Малинка.

Саню полоснуло по сердцу. В травке пряталась маленькая дриада. Кроха совсем. Лет, может, четырех. Он присел на корточки и бессознательно протянул к ней руку.

— Меня нельзя обижать, - заявила девочка на всякий случай, но осталась на месте. - Я мамку позову, она тебя наругает.

— За что? Разве я тебя испугал?

— Я никого не боюсь, - заявило нахальное маленькое создание.

— Твоя мамка тоже никого не боится?

— Нет.

— Замечательно.

Губы сами тянулись в улыбку. Саня сел, распрямил натруженные ноги, кинул из-за плеча на колени сумку.

— Что у тебя в мешке? - тут же подлезла к нему дриадка.

— Хлеб. Хочешь хлебушка?

— Давай.

Девочка взяла серую горбушку, испеченную из прошлогодних остатков, понюхала и осторожно надкусила.

— Не здесь пекли, - вдруг заявила она.

— А где? - у Сани глаза полезли на лоб. Дитя проявляло знания не по возрасту.

— За горой и за болотом… там другие люди живут. Мамка не верит, а я знаю!

Должно быть, ребенка не раз пытались в сем разуверить. Она насупилась, ожидая, что недалекий взрослый станет смеяться или ругать.

— Действительно, живут, - согласился Саня.

— Да?! Ты же тоже знаешь?!

— Я там был.

— А мамка ругается, что за болотом никого нет.

— А тятя у тебя есть?

— Нет.

— А сестренка?

— Нет. Мы с мамкой одни живем. Она меня в лесу нашла.

Саня представил кряжистую, справную, немного сварливую крестьянку, которая, наткнувшись в на дриаду, даже не поняла, кого видит. Пожалела ребенка, взяла к себе…

Девчушка поднялась в траве во весь свой невеликий рост, зажала в кулаке, недоеденную горбушку и уже приготовилась рассказывать дальше, когда со стороны ручья донеслось:

— Малинка! Малинка, выходи. Ты зачем спряталась?

Девочка, втянув голову в плечи, оглянулась на зов, но тут же упрямо встряхнула головой. Мамка, должно быть, грозная, - подумал Саня, уверяясь в своих предположениях, насчет сварливой крестьянки.

Женщина увидела их издалека и побежала. Длинная коса рассыпалась и растрепалась. Короткое, до колен, серое платье хлопало подолом на ветру. Она не испугалась чужака. Вернее, испугалась, но только за девочку. В руке мелькнуло лезвие. Саня начал потихоньку подниматься. Когда женщина подбежала, он уже был на ногах.

— Малинка! Иди ко мне! - приказала крестьянка.

— Он мне хлебушка дал, - выставила ручку с горбушкой дриада, оправдываясь.

— Иди сюда!

Девочка нехотя шагнула. Женщина схватила ее и кинула себе за спину. Перед собой она держала короткий охотничий нож, каким свежуют дичь.

Саня перевел взгляд с оружия на его обладательницу. Вот тебе и сварливая черная баба! Перед ним стояла высокая, молодая, разъяренная женщина. Саня не сомневался, она пустит оружие в ход, не задумываясь. И еще что-то… свободной рукой женщина рисовала в воздухе круги, отмахивала их и рисовала новые. Колдовала! Ей, наверное, легко давалась ворожба. Саня видел, как она напряжена, вот-вот свалится или порвется как струна.

Чтобы не доводить до несчастья, он стал пятиться, но не прошел и трех шагов, когда из-за спины воительницы высунулась шкодная мордашка девочки. Ребенок подергал защитницу за подол и изрек:

— Мамка, у тебя, все равно, не получится…

— Молчи!

Саня видел, что силы женщины на исходе.

— Я только дал девочке хлеба, - сказал он примирительно.

— Что вам всем от нас нужно?! - крикнула женщина. - Что мы вам сделали?!

— Мамка, он не человек, - вдруг сказал ребенок и высунулся из-за спины весь.

— А кто?

Нож выпал из руки. Сил хватило только удержать девочку возле себя.

— Не знаю, - отозвалась Малинка. - Он хороший.

Женщина медленно начала валиться, кое-как удержалась, осела на землю. Дриадка обняла ее за шею.

— Что вам всем от нас нужно? - прорвалось сквозь слезы.

Дом оказался полуземлянкой, умело спрятанной среди зелени в ближнем увале. Не зная, фиг найдешь. В лощине стелилось маленькое поле льна. Вечер накатил легкой, прохладной дымкой.

Женщина, спотыкаясь, шла впереди. Ее за руку вела девочка. Саня плелся следом. Лесная колдунья сначала выкинула, а потом доплакала почти все силы. Изредка она поднимала голову от дорожки и пыталась посмотреть себе за плечо. Девочка дергала за руку, заставляя идти. Так они и добрались до жилища.

Внутри оказалось просторно и уютно. Домотканые коврики, походили на те, что лежали дома в Камишере. Ткацкий станок занимал ближний угол. Окна по летнему времени были распахнуты. Саня заметил мутный вставленный вместо стекла пузырь. Задней стеной дому служил плоский, скальный останец. Большая, похожая на наседку, печка помещалась в середине избы. Девочка подвела мамку к широкой лежанке. Та почти сложилась пополам и даже не легла, сползла на лоскутное покрывало. Плечи продолжали вздрагивать. Девочка хотела укрыть ее потеплее, но одеяло оказалось слишком тяжелым. Саня подошел, взял у дриадки кусок мягкой кошмы, расправил и прикрыл женщину.

— Что будем делать? - спросил кот.

— Кушать, - деловито сказала маленькая дриада и полезла в ларь под окном.

Грибы, ягоды, орехи, мучнистые стебли борщевика, которые дома мамка строго-настрого запрещала есть. На стол встала мисочка с остатками рыбы. Саня вынул из сумки каравай, разрезал на ломти. Достал кусок сыра.

— Это что? - спросила девочка.

— Сыр.

— Его едят?

— Попробуй.

— Вкусно, - заключил ребенок. - Он растет на земле?

— Корова дает молоко, из него делают сыр.

Как объяснить тому, кто никогда не видел коровы…

— Я вспомнила! Когда меня мамка только нашла и привела в село, там ходило такое большое с рогами. У него на животе мешок. Из мешка белая водичка течет.

— Ты жила в селе?

— Нет. Мы сразу сюда ушли. Только переночевали и ушли. Дом загорелся, - пояснила девочка, как нечто само собой разумеющееся.

Она съела кусок сыра и опять принялась за хлеб, как за лакомство. От лежанки послышалось шевеление, Малинка сорвалась с места, подбежала к женщине и с ногами залезла, прикрывшись краем одеяла. Женщина обняла ее, притянула к себе.

У Сани комок встал в горле. Жила, значит, в селе колдунья. И так не любили, а тут еще в дом нелюдя притащила. Погнали ее добрые люди, а чтобы дорогу назад забыла, сожгли дом. Они и ушли - в глухомань. И живут. Назло всем указам. Живут, как хотят. Как должно, как понимают себя и свое место.

Сколько народу живет, как того требуют законы, обычаи, обстоятельства? Но не так, как хотят. Потому что жить, как хочется, очень трудно. Все силы надобно вычерпать, до донышка. И только после этого ты - достоин.

Саня взял миску с поздней клубникой, понес к лежанке, протянул женщине:

— Поешь.

Та по одной стала отправлять ягоды в рот.

— То, что сказала Малинка, правда? - подняла глаза женщина.

— Что?

— Ты не человек?

— Я аллари.

— Я видела давно, маленькой еще была… потом их не стало. Вас не стало, - поправилась она.

— Как тебя зовут?

— А тебя?

— Александр. Саня.

— Меня - Снежкой.

Саня прыснул в кулак.

— Почему смеешься?

— У мамки так козу звали… прости, - спохватился он, сообразив, что может обидеть женщину.

— А ты кто? Какой… семьи?

— Кот, - твердо ответил Саня.

— Дай мне хлеба, - попросила женщина. - Наш еще зимой кончился.

— И как вы?

— Трудно.

Она засыпала на глазах. За ее спиной копошилась дриадка: свила теплое гнездо, привались к боку мамки и засопела.

Саня дождался, когда заснули обе, постелил себе другую кошму на пол, растянулся и впервые за много-много времени спокойно уснул.

Он шел в темноте, петлял по лабиринту улиц среди полуразрушенных зданий. Впереди открылся бледный тоннель. Саня миновал его, перелезая через груды битого камня. Проход вылился в площадь с фонтаном посередине. Воды в фонтане не было. Чашу заколотили досками, водрузив сверху конструкцию, похожую одновременно на виселицу и колесо. Пока Саня рассматривал ажурный эшафот, в вышине одна за другой появились три медленные вспышки. Они поднимались из кромешной тьмы, разбухая и наливаясь яростным светом. Все три встали на одну линию и дрогнули, готовые взорваться. Но выше и быстрее взлетела еще одна светящаяся капля, замерла, встав над товарками, и тогда одновременно рванули все четыре. Пространство вокруг озарилось разноцветными огнями. Мелкие, намного меньше первых, светящиеся капли, взлетали, достигали неба и превращались в веселые огни…

Кто-то был рядом. Саня проснулся, но глаз не открыл. Каковы бы ни были намерения незнакомца… незнакомки, - рядом замерла Снежка, - он не сможет их привести в исполнение.

Женщина протянула руку. Оружия не было. Голая пустая ладонь потянулась к лицу. Хочет задушить? Смешно. Его и мужику не одолеть. Саня чуть не выдал себя. Спохватился, замер. Женщина подержала руку у него над лицом и… едва касаясь, нежно провела по щеке кончиками пальцев.

Саня подспудно ожидал ворожбы. И дождался. О такой ворожбе он знал много и не понаслышке. Сам был мастер. Она задержала руку и тогда Саня осторожно, чтобы не спугнуть, прихватил пальцы губами. Женщина дернулась, но не убежала, осталась сидеть подле.

— Иди ко мне, - тихо позвал Саня.

Женщина беззвучно скользнула вниз и прижалась к нему всем телом. Она была горячая и легкая. У Сани застучало в висках. Так просто и так хорошо…

Пальца выгладили дрожь; губы заглушили вскрик, заставили подчиниться… она казалась напряженной, испуганной…

Саня дал ей немного успокоиться, чтобы не осталось страха или недоверия, и повел за собой по лабиринтам древнего как мир заклинания для двоих.

— Почему тебе дали такое имя?

— Зимой родилась.

Снежка сидела, подогнув колени. Лунный свет покрыл ее тело струящимся серебром. Она запрокинула голову. Волосы, свесившись до полу, тоже заструились. Саня провел по гладкой коже под грудью.

— Ты такая красивая.

Женщина повеяла над его лицом раскрытой ладонью.

— Хочешь заколдовать? У тебя не получится. Человеческая ворожба на нас не действует.

— Почему так?

— Мы разные.

— Я не хотела колдовать. Просто, иногда подержишь руку и становится понятно, что у человека на душе.

— Я не человек.

— Жаль.

— Почему?

— Я не смогу родить от тебя ребенка.

— У тебя уже есть…

— Я ее люблю. Но хочу своего.

— Так, роди.

— Не от кого.

— К вам сюда, что вообще никто не заглядывает?

— Иногда.

— Не боишься, что приведут клирников?

— Нет. Они забывают дорогу, как только уходят. Те, кто уходит… - обмолвилась Снежка.

— Живыми? - уточнил Саня

— И такое бывало.

— Вот это - да!

— Женщине надо детей рожать, хлеб печь, половики ткать. Чем гордиться-то?

— Как ты ее нашла? - заговорил о другом Саня

— Травы собирала. На меня уже сильно косились. Я боялась выходить днем, ночью в поле и набрела. Она спала в траве. Голенькая. Я ее завернула в платок и принесла домой.

— Сразу поняла, что она дриада?

— Нет. Только утром. Как раз явился Законный колдун, дурак слюнявый… увидел ее и давай орать. Я его выгнала. Не колдун - одно название… но вернулся с толпой. Я едва успела Малинку из горящего дома вытащить. Они нас за дымом не увидели.

— А этот дом?

— Я еще маленькой была, отец с матерью уходили сюда жить на несколько лет. Тогда как раз начались гонения на травников. У меня мать лечила. Этот дом ставил отец. И станок он смастерил. Мы тут хорошо жили.

— А почему вернулись?

— Мама умерла. Родами. Помочь было некому. Умерли оба: и она, и братик. Мы тут до весны пожили и вернулись в село.

Санька обхватил ее пальцами за талию, приподнял и положил на себя.

— Не жестко?

— Так бы всю жизнь и лежала.

Ее волосы свешивались, как шатер. Сквозь пряди пробился острый лунный луч. Снежка разбросала ноги, оседлав мужчину.

Она не боялась, и она ему доверяла. Так доверяют близкому. Саня понял, с ним ей ничего не страшно и ничего не стыдно.

— Санечка, Санечка… солнышко. Саня-я-я…

Время растворяется в ритме. Пока его помнят… потом уже - нет. Оно отступает. Мгновения тянутся вечность. Нет конца. Нет тела, нет воздуха, нет пространства. Мир отодвигается, чтобы накрыть…

— Санечка!!!

— Тш-ш. Иди ко мне. Полежи. Подожди. Вот так…

Под навесом нашлась коса. Саня скинул рубашку, повязал волосы шнурком и пошел вокруг дома, снимая высоченные, перестоявшиеся стебли полыни и кипрея. Только пух, да мелкие семена сыпались. Зачесалась шея. Обтерев и поставив косу на место, он побежал к ручью, скинул штаны, сапоги и по самый подбородок влез в воду. Августовская водичка заметно холодила. Стало до изнеможения приятно. Глубины, правда, не хватало. Пришлось скрючиться. На бережок выкатилась Малинка.

— Мамка кушать зовет.

— Сейчас приду.

— А мне мамка купаться одной не велит. Говорит, меня вода утащит.

— Иди сюда. Я тебя подержу.

Малинка мгновенно выпуталась из сарафанчика и, разбрызгивая воду, плюхнулась рядом с Саней. Ее действительно тащило хилым течением как листочек. Пришлось держать девчонку за ногу. Она хохотала и брызгалась. На шум прибежала Снежка, посмотрела на веселую компанию, скинула платье и влезла к ним в мелкую заводь. Втроем они подняли со дна всю муть, наплескались, насмеялись и нахлебались воды.

К дому шли долго. Останавливались посмотреть на жука, которого обнаружила дриадка, и тут же с ним познакомилась.

— А он мне говорит…

— Жук?!

— Ну, жук… говорит, приходи ко мне в гости. Я ему говорю: меня одну не пустят. А он говорит: тогда я к тебе приду. Мамка, давай возьмем его к себе?

— Он потом дороги домой не найдет.

— У нас будет жить.

— А если у него дома детки голодные сидят? Они его ждут, а он по гостям гуляет…

Не случись той испуганной молодой ырхи, жизнь Сани могла повернуться именно так. Жил бы с любимой женщиной, работал, защищал границу от Дебрей… и от людей, матерел и креп, понимая свое место в Камишере. Не стало Лильки - перевернулся мир, выкинув, задавленного горем кота, на косой герцогский шлях.

— Ты что-то вспомнил?

Дриадка убежала в дом. Саня обнаружил, что стоит посреди выкошенного двора и смотрит в никуда. У Снежки сделалось напряженное лицо. Он мог ей солгать, должен бы, вроде. Не стал. Она ему доверяла. Он ей - тоже.

— Жену.

— У тебя есть жена?

— Погибла. Давно.

Сказал, и стало легче. Воспоминание отодвинулось, став из больной, свербящей точки, куском жизни, который просто был.

— А… дети?

— Какие дети? Я же не человек.

— Ее убили?

— Нет. Случайно…

Снежка качнувшись к нему, ткнулась лицом в грудь. Санька положил ей подбородок на темечко, обхватил руками плечи.

— Ты ведь не останешься? - глухо спросила женщина.

— Не могу.

— Не уходи сегодня. Ладно?

— Завтра.

Малинка спала, убегавшись за день. Саня и Снежка лежали на кошме, едва прикрытые легким лоскутным покрывалом. Женщина рассказывала. Саня иногда проводил пальцем по тонкому абрису ее лица. Снежка сбивалась. Они тянулись друг к другу, чтобы потом не спать, провожая драгоценные минуты последней ночи.

Саня вспомнил цыган.

— Как звали главаря? - спросила Снежка.

— Чалый.

— Высокий, черный, волосы длинные. Шляпа еще у него. Никогда не снимает.

— Ты его знаешь?

— Его табор через нашу деревню к Диону ходит. Под осень кочуют в гольцы. Весной - обратно.

— Что цыганам делать зимой в горах?

— Я думаю, у них там лаз через Границу. Они когда возвращаются, всякую всячину с собой везут: украшения, безделушки разные…

— Стой, - спохватился Санька, - что значит, через вашу деревню - к Диону?

— В горах живет старик. Его некоторые почитают богом. Если от деревни повернуть на юг и спуститься в Линялый овраг, точно по нему выйдешь на удобную тропу.

— И все знают про эту дорогу?

— Нет. Я одна. А мне мать рассказала. Успела… пока была жива. Остальные думают, что цыгане от нас поворачивают в южные провинции. Меня Чалый с собой звал. Не пошла. Потом - Малинка. Потом мы ушли.

— Я тоже ищу Диона, - решился Саня.

— Зачем?!

Он рассказал ей о друзьях, том, как выходили с земель Рахны, об оставленном в дальнем поселении Игоре. Снежка села, ладонью удержав, готовый сорваться крик.

— Ты что?

— Я не верила, думала сказки все…

— Ты тоже знаешь о пророчестве?

— Знаю. О нем бы давно забыли, если бы ни черные

— Из Клира?

— Нет. Наверное. Не знаю. Они явились года три назад, сначала тайно. Все вынюхивали, носом землю рыли. Искали дорогу к Диону. Да только не нашли. На счастье, цыган в деревне не оказалось. Я случайно… да что там, подслушала я. Они считали, что по нашим местам пойдет… не знаю, имен они не называли, пройдет кто-то очень опасный. А потом они стали всем рассказывать, где живет Дион, - совсем не там, где на самом деле. Я только сейчас поняла: чтобы пустить того, опасного, по ложному следу.

У нас село зажиточное. Аллари давно ушли. С Клиром был мир. И вроде они людей подговаривали идти к старику, а с другой стороны, таких страхов насулили - осталось, дома запереться и носа за порог не высовывать. В селе жил парень. Мы… не важно. Он собрался к Диону. Мне сказал. Я его отговаривала. Дорога-то ложная, а про настоящую я говорить не хотела. Он ушел. А потом…

— Что?

— Я почувствовала, что его больше нет.

— Получается, черные подстроили ловушку?

— Да. А в конце - смерть.

— Эта ловушка на меня. - Саня сел, откинул назад тяжелые волосы, глянул в лицо подруги. -Тебя мне Пращуры послали. Покажешь настоящую дорогу?

— Покажу.

Они так и не уснули. Ночь оказалась страшно короткой. Не раз и не два у Саньки мелькало: остаться. Зачем ему Дион? Кто поручится, что последние слова собаки не были бредом? И никакой он не лев, кот и точка. Живи в свое удовольствие. Дочь расти…

Утром Снежка, всхлипывая, собрала его сумку, прикрыла Малинку одеялом, постояла, невидяще глядя вокруг:

— Пошли.

Она вывела его за распадок, на вершину холма, и оттуда показала на юг. Там в ковре леса светилась, заполненная утренним туманом проплешина, к которой тянулись отроги гольцов.

Они стояли обнявшись. Снежка не просила, не кричала. Не плакала уже. Только мелко вздрагивала, каждую минуту ожидая, что большой и страшно сильный мужчина оторвет ее руки от себя и уйдет.

Потом сама откачнулась:

— Помогай тебе твои Боги. Иди!

— Прощай.

— До свидания.