Из дворца выводят связанных Андромаху и мальчика .

Следом выходит Менелай .

Уже вот они… вот В запряжке одной ступили за дверь. Один приговор над вами висит, О, горькая мать! О, жалкий птенец! За брак материнский умрешь ты… Но в чем же твоя Вина пред царями, отрок? Глядите – веревкою руки Изрезаны в кровь, и в мученьях Под землю схожу я. С тобою, родная, к крылу Родимой прижавшись, спускаюсь. Властители фтийской земли, Вы жертвы хотели. Отец, Приди к нам на помощь… Приди… Любимый, ты будешь лежать, Дитя, на груди материнской, Но мертвый у мертвой во мраке. Ай… Ай… Что со мною он делает, мать, Несчастным? С тобою, родная? Ступайте под землю… От вражьих твердынь Пришли вы… Но будут две казни Для вас… И тебя приговор Мой, женщина, ждать не заставит, А участь отродья решит Гермиона. Порой и железом Угрозу гони из чертога. О муж мой, о муж мой! Когда бы Копьем ты отбил нас… Лишь руку Простер бы… О Гектор! О, горький, какую найду Я песню прогнать этот ужас? Колени царя обвивай, Моли его, милый… О друг! О друг, пощади… не казни нас… Из глаз моих слезы бегут — Источник без солнца, по гладкой Скале он сбегает… О, мука! Увы мне! Увы мне! Иль выхода нет? Иль что же придумать, родная? Чего припадаешь? Скорей бы скалу Иль волны теперь умолил ты… Своя нам дороже печаль. Ты ж жалости в сердце не будишь. Не дешево мать нам твоя обошлась. Она лишь виною, Что сходишь в подземное царство. Но вижу я, что спешные стопы Сюда Пелей направил престарелый.

Входит Пелей .

Скажите мне, подручные, и ты, Начальник! Что случилось? Отчего Разруха в этом доме? Что за кара Творится без суда?.. Остановись, Спартанский царь! Закону дай дорогу, А ты живее, раб: минуты праздной Нет у меня, и никогда еще О юности так не жалел отважной И сильной я. О женщина, твои Забыли паруса о добром ветре; Но он с тобой опять… Какой судья Тебя связать велел – и с сыном вместе? Куда ж ведут тебя, скажи? Овца С ягненком у сосцов теперь ты точно, И хоть ни я, ни фтийский царь тебя Не осуждал, – о женщина, ты гибнешь? Сам видишь, что меня казнить ведут И с мальчиком, старик. Слова излишни… Не раз тебя с мольбою я звала, И вестников своих не сосчитаю… А о вражде слыхал ты, и за что Меня спартанка губит – тоже знаешь. От алтаря Фетиды, чтó тобою Так нежно чтима, царь, и благородным Украсила твой дом рожденьем, я Отторгнута, суда же надо мною Здесь не было, и вас не ожидали. Ведь я одна, как видишь, где же мне Ребенка-то отбить от них, – ну вот, Чего же им тут медлить! И дитя ведь Со мной казнить решили заодно. О, я молю тебя, старик, к коленям Твоим припав, – коснуться бороды Я не могу. Ради богов, спаси нас… Мне смерть – несчастье только, вам – позор. Гей, узы снять с нее, покуда плакать Вам не пришлось самим. И пусть Рабыня Свой разведет свободно складень рук. Ни с места, вы… Тебя я не слабее И более над ней я господин… Как? Разве в дом ты мой переселился? Тебе и Спарта кажется тесна? Я пленницей троянку эту сделал. Но получил по дележу мой внук… Имущества мы с ним, старик, не делим. Для добрых дел. Но ты казнишь ее. Из рук моих ты все ж ее не вырвешь. Но шлем тебе я кровью оболью. Что ж? Подойди, пожалуй, попытайся. С угрозами туда же… человек Из жалких самый жалкий… Или слово Меж эллинов имеешь ты с тех пор, Как уступил фригийцу ложе? Царский Покинуть дом открытым, без рабов, И на кого ж? Добро бы, твой очаг Стыдливая супруга охраняла… А то на тварь последнюю… А впрочем, Спартанке как и скромной быть, когда С девичества, покинув терем, делит Она палестру с юношей, и пеплос Ей бедра обнажает на бегах… Невыносимо это… Мудрено ль, Что вы распутных ростите? Елену Об этом бы спросить, что, свой очаг И брачные забывши чары, точно Безумная вакханка, отдалась И увезти дала себя мальчишке. Но пусть она… Как ты из-за нее Элладу всю на Трою поднял? Разве Порочная движения копья Единого хоть стоила? Презреньем Ее уход покрыл бы я; скорей Я б золота в приданое за нею Не пожалел, чтобы навеки дом Освободить от жен таких. Но этой Благоразумной мысли, царь, к тебе Не заносил счастливый ветер в душу… О, сколько жизней ты скосил, и женщин Осиротил преклонных, скольких отнял У старости серебряной, увы, Божественных детей ее, спартанец! Перед тобой стоит отец… Да, кровь Ахиллова с тебя еще не смыта. А на самом царапины ведь нет, И дивные твои доспехи, воин, В прекрасных их футлярах ты назад Такими же привез, какими принял. Когда жениться внук задумал, я Родства с тобой боялся и отродья Порочного у очага: на дочь Идет бесславье матери… Глядите ж, О женихи, на корень, не на плод… Не ты ль, увы! – и замысел преступный Тот нашептал родному брату – дочь Казнить [8] , – что за безумье!.. Все дрожал, Жену бы как вернуть не помешали… А дальше что? Ты Трою взял… Жена В твоих руках… Что ж? Ты казнил ее? Ты нежные едва увидел перси, И меч из рук упал… Ты целовать Изменницу не постыдился, – псицу, Осиленный Кипридой, гладить начал. А следом в дом детей моих, когда Их нет, являться смеешь и, бесчестно На женщину несчастную напав, Казнить горишь ее с ребенком. Знай же, Что мальчик этот, будь рожденьем он Хоть трижды незаконный, Гермиону В чертоге и тебя вопить заставит, Коль до него коснешься… Иногда И для семян сухая нива лучше, Чем жирная. Так и побочный сын Законного достойней зачастую. Возьми ж обратно дочь свою. Милее И бедный сват, да честный, вас – порочных, Хоть золотых мешков… А ты – ничто… От малой искры часто до пожара Людей язык доводит. Оттого С родными в спор и не вступает мудрый. Кто стариков, особенно иных, Меж эллинов расславил мудрость, верно, Был не знаком с тобою, о Пелей… Ты, сын отца великого, со мною Соединен свойством – и поднял спор, Обидный мне и для тебя позорный, Из-за жены… Да и какой!.. О том Подумал ли? Ей и за ложем Нила, За Фасисом [9] нет места ей – другой Благодарил меня бы, – уроженке Той Азии, где столько мертвых тел Пригвождено к земле сынов Эллады! К тому же кровь Ахиллова на ней: Был Гектору, ее супругу, брат Родной Парис, что сына твоего Стрелой убил. Ты ж осенять дерзаешь Ее своею кровлей и за стол Сажаешь свой; в старинном доме этом Она детей рождает, – и растут Ахейские враги. За нас обоих Соображал я, старец, коль ее Казнить хотел. Зачем же мне мешаешь? От слова ведь не станется: постой… Пусть дочь бесплодна будет, а у этой Родятся сыновья. Ужель царить Ты варварам в Элладе дашь? И вывод Такой, что я безумец, коль неправду Преследую, а ты умен… Затем И это взвесь. Допустим, дочь свою ты За гражданина выдал, он же с ней Так поступил, как вот с моей – твой внук; Сидел бы молча ты? Навряд ли! Я же Не трогаю его, а только с ней, С разлучницей и с варваркой, считаюсь; И ты такой на свойственника крик Поднять изволил? А ведь от обид И женщине бывает больно. Мужу В хоромах смерть – гулящая жена; Ну, а супруге каково? У мужа Своя рука – владыка; для нее же Одна защита – братья и отец. Так вот и я за дочь свою вступился; И это – грех? Ах, стар ты, стар, Пелей! Затем, поход ты мой поносишь. Славу Стяжал я им бессмертную. Несчастье Еленино – вина одних богов… И ты забыл о пользе для Эллады… В оружии, да и в боях сперва Что смыслили и чем потом мы стали?.. Без опыта научишь ли кого? Что ж до того, что я, жену увидев, Не захотел убить ее, то ум Я обнаружил этим только… лучше И ты бы Фока, царь, не убивал [10] . Из дружелюбья, не остуды ради Тебе ответил я… Пусть пыл сердечный И гневные слова – твой арсенал… Одним я горд – спокойным рассужденьем. Покиньте же – исхода лучше нет — Вы спор пустой, иль вас вина сравняет! Как ложен суд толпы! Когда трофей У эллинов победный ставит войско Между врагов лежащих, то не те Прославлены, которые трудились, А вождь один себе хвалу берет. И пусть одно из мириады копий Он потрясал и делал то, что все, Но на устах его лишь имя. Гордо И мирные цари сидят в советах: Их головы вздымаются меж граждан, Хоть и ничтожны души. А у тех Неизмеримо более ума; Все дело лишь в желанье и отваге. Речь здесь о вас, Атриды. После Трои, Исполнив роль стратегов, над толпой, Как гребнем, вы подняты, надмеваясь Трудами и страданьями солдат. Но, коль не хочешь увидать в Пелее Врага опасней, чем Парис, тебе Советую оставить эти стены, Да поскорей. С собой и дочь бери Бесплодную: от нашей крови царской Рожденный внук, взяв за косу ее, Не вывел бы, гляди. Любуйся, видишь, Негодною телицей: что сама Родить не может, так не смей другая Телят носить. А что ж, прикажешь нам И умирать бездетными, – коль жребий Не балует ее?.. А вы теперь Ступайте прочь. Желал бы я взглянуть, Кто развязать ее мне помешает. Встань, женщина. Мои – нетверды руки, Но узел твой распутают. Во что Ты обратил ей руки, жалкий: точно Быка иль льва ты петлею давил. Иль, может быть, боялся ты, что меч Она возьмет в защиту?.. Подсоби мне, Дитя, ее распутать. Воспитаю Во Фтии я тебя на страх таким, Как этот царь. О, если бы не слава Военной силы, Спарта, – в остальном Подавно ты последняя на свете… Вольноязычен старцев род; а раз Гнев охватил его, он безудержен. До брани ты унизиться готов. Ну что ж, во Фтии гость я; не хочу Ни обижать, ни выносить обиды… К тому же нам и недосуг: домой Меня зовут. Соседний Спарте город, Доселе ей союзный, на нее Восстал, и мне приходится войною Его смирять. Я ворочусь, когда Улажу это дело, чтобы с зятем Поговорить открыто: он свои Желания предъявит, но и наши, Я думаю, захочет услыхать. И если он, почтив меня, рабыню Свою накажет – будет сам почтен; А встреть я гнев – такой же, может быть, И он расчет получит свой: делами И я отвечу на его дела. Твое ж меня не трогает усердье: Ты – тень бессильная, которой голос Оставлен, но и только. Говорить — На это лишь Пелея и хватает…

Уходит.

Иди сюда, дитя мое, – тебе Моя рука оградой будет… Ты же, Несчастная, не бойся… Бури нет Вокруг тебя. Ты в гавани, за ветром… О старец, пусть бессмертные тебе Заплатят за спасение ребенка И за меня, бессчастную. Но все ж Остерегись засады – как бы силой Не увлекли опять меня: ты стар, Я женщина, а это – слабый мальчик, Хоть нас и трое. Мы порвали сеть, Да как бы нам в другую не попасться!.. Удержишь ли ты женский свой язык С его трусливой речью!.. Подвигайся! Кто тронет вас, и сам не будет рад: Ведь милостью богов еще мы здесь И конницу имеем и гоплитов, Да постоим и сами. Иль такой Уж дряхлый я, ты думаешь? Добро бы Был сильный враг, а этот – поглядеть, И ставь над ним трофей, хоть ты и старец. О, если есть отвага в ком, тому И старость не помеха. Молодые ж, Да робкие, – что крепость их, жена!

Уходят в дом.