О славный сын венчанного отца В лучах его немеркнущей победы, Дай локоны обвить тебе, Орест. О, ты пришел не с бега, не на приз: Ты играми натешился, – врага Ты одолел, отцовского злодея. И ты венец, награду дел, прими, Воспитанный благочестивым мужем На радость нам, Пилад, а боги вам Да ниспошлют благой удел обоим! Богов почти, Электра, им воздай Хвалу, судьбы властителям могучим: Покорный раб их воли и судьбы, Эгисфа я убил, и это правда, А не молва, – а чтобы всякий мог Проверить нас, так вот тебе – убитый. И если ты скормить его зверям Иль пугалом для птиц, детей эфира, Прибить на столб захочешь, он на все Согласен – он твой раб, тиран вчерашний… Мне совестно, но речи жгут уста… Так говори. Кого ж тебе бояться? Глумления над трупом не простят. Но чей же гнев возбудишь ты, царевна? Микенский люд угрюм и злоречив. Все ж волю дай желаньям… Нам с Эгисфом, Живым или убитым, мира нет. Итак, с чего ж начну и чем закончу, В средине что скажу я?.. А зари Я ни одной не провела, чтоб в мыслях Не размотать весь тот клубок речей, Которым бы свободная Электра Ему в лицо швырнула. Час приспел. Услышь же, что еще живой ты должен Был выслушать. Проклятый, без вины Сиротами за что ты нас оставил? С женой вождя слюбившись, вражьих стен Ты не видал… И в глупости надменной, Убийца, вор и трус, мечтать ты смел, Что взятая прелюбодейством будет Тебе женой примерной. Если кто, На ложе ласк обманом приклонивши Замужнюю, ей мужем станет и Вообразит, что скромною подругой Его чертог украсился, назвать Его нельзя счастливым. О, ты не был Так счастлив с ней, как, может быть, мечтал. Нечестия лобзанья не смывали С ее души, и низости твоей Средь пылких ласк она не забывала, И оба вы вкусили горький плод, Она твоих, а ты ее пороков. По всем устам ходило у микенян: “Царицын муж”, а мать женой Эгисфа Не звал никто. О, горший из позоров, Когда в семье жена главой, а муж Так жалок, так принижен, что в народе По отчеству не кличут и детей. Да, истинно завидный брак – из дома Богатого и знатного добыть Жену и стать при ней еще ничтожней… На золото позарился Эгисф: Он им мечтал себе прибавить весу… Иль мы богатством прочны? Нет, сердец Сокровища природные, не деньги Нас вызволят из жизненных тисков. А золото с клеймом обид и зла На миг блеснет в чертоге – и пропало… Про женщин и Эгисфа не решусь Я говорить, как девушка. Но будет Довольно и намека. Он преград Себе не знал, кичась богатством нашим И красотой своей. О, если мне На выбор бы давали… Этих кукол Изнеженных суровому лицу Не предпочла бы я. Ареем дышит Отважный муж, а с этими куда? Иль в хоровод? Иди же в прах, невежда! Ты думал век царить – и нож один Мог вразумить тебя. А тело это Для всех урок: на играх пробежав В один конец, не обогнувши даже Меты, побед своих не объявляй… Он отдал вам за кровь богатый выкуп, И мощен был исконной Правды суд. Гей там, рабы! Возьмите труп и в угол, Да потемней, запрячьте, чтобы мать С любовником не свиделась до гроба. Труп уносят на носилках в ворота дома. Оставь его… Пред нами новый путь. Что видишь ты? Микенские отряды? Нет… Мать, меня носившую, Орест. Сиянье риз на блеске колесницы… И в темноте расставленная сеть [14] . Нам убивать ее, подумай только… Иль этот блеск разжалобил тебя? Увы! Увы! Она меня носила и кормила: Как нож на грудь ее я подниму? “Как?” – говоришь… ты мог бы поучиться У ней, когда покончила с отцом. О Феб! В тебе тогда вещал невежда… Невежда – Феб? Кто ж мудрый у тебя? Не смеет сын убить ее, не смеет… А кровь отца он смеет забывать? В ее крови – клеймо и суд Оресту. Иль выберет проклятие отца? Гнев матери карать убийцу будет. Забудь отца – и бог тебя казнит. Там демон был под маской Аполлона. Иль завладеть треножником он мог? Нет, нет… сюда оракул не подходит… Стыдись впадать в уныние… И мать Срази с такой же хитростью, с какою Они с Эгисфом извели отца. О, страшный путь, и ты, ужасный подвиг, Богами мне указанный, тебя, О, горький груз, подъемлю как невольник.