Я заждалась, подруги, чтоб судьба Свое сказала слово – в нетерпенье Известие зову я… Вот как раз Из спутников Леоновых один; Как дышит трудно, он – с недоброй вестью.

Беги, беги, Медея; ни ладьей Пренебрегать не надо, ни повозкой; Не по морю, так посуху беги… А почему же я должна бежать? Царевна только что скончалась, следом И царь-отец – от яда твоего. Счастливое известие… Считайся Между друзей Медеи с этих пор. Что говоришь? Здорова ты иль бредишь? Царев очаг погас, а у тебя Смех на устах и хоть бы капля страха. Нашелся бы на это и ответ… Но не спеши, приятель, по порядку Нам опиши их смерть, и чем она Ужаснее была, тем сердцу слаще. Когда твоих детей, Медея, складень Двустворчатый [25] и их отец прошли К царевне в спальню, радость пробежала По всем сердцам – страдали за тебя Мы, верные рабы… А тут рассказы Пошли, что ссора кончилась у вас. Кто у детей целует руки, кто Их волосы целует золотые; На радостях я до покоев женских Тогда проник, любуясь на детей. Там госпожа, которой мы дивиться Вместо тебя должны теперь, детей Твоих сперва, должно быть, не видала; Она Ясону только улыбнулась, Но тотчас же фатой себе глаза И нежные ланиты закрывает; Приход детей смутил ее, а муж Ей говорит: “О, ты не будешь злою С моими близкими, покинь свой гнев И посмотри на них; одни и те же У нас друзья, не правда ли? Дары Приняв от них, ты у отца попросишь Освободить их от изгнанья; я Того хочу”. Царевна же, увидев В руках детей убор, без дальних слов Все обещала мужу. А едва Ясон детей увел, она расшитый Набросила уж пеплос и, волну Волос златой прижавши диадемой, Пред зеркалом блестящим начала Их оправлять, и тени красоты Сияющей царевна улыбалась, И, с кресла встав, потом она прошлась По комнате, и, белыми ногами Ступая так кокетливо, своим Убором восхищалась, и не раз, На цыпочки привстав, до самых пяток Глазам она давала добежать. Но зрелище [26] внезапно изменилось В ужасную картину. И с ее Ланит сбежала краска, видим… После Царевна зашаталась, задрожали У ней колени, и едва-едва… Чтоб не упасть, могла дойти до кресла… Тут старая рабыня, Пана ль гнев [27] Попритчился ей иль иного бога, Ну голосить… Но… ужас… вот меж губ Царевниных комок явился пены, Зрачки из глаз исчезли, а в лице Не стало ни кровинки, – тут старуха И причитать забыла, тут она Со стоном зарыдала. Вмиг рабыни Одна к отцу, другая к мужу с вестью О бедствии – и тотчас весь чертог И топотом наполнился, и криком… И сколько на бегах возьмет атлет [28] , Чтоб, обогнув мету, вернуться к месту, Когда прошло минут, то изваянье, Слепое и немое, ожило: Она со стоном возвратилась к жизни Болезненным. И два недуга враз На жалкую невесту ополчились: Венец на волосах ее златой Был пламенем охвачен [29] жадным, риза ж, Твоих детей подарок, тело ей Терзала белое, несчастной… Вижу: с места Вдруг сорвалась и – ужас! Вся в огне И силится стряхнуть она движеньем С волос венец, а он как бы прирос; И только пуще пламя от попыток Ее растет и блещет. Наконец, Осилена, она упала, мукой… Отец и тот ее бы не узнал: Ни места глаз, ни дивных очертаний Не различить уж было, только кровь С волос ее катилась и кипела, Мешаясь с пламенем, а мясо от костей, Напоено отравою незримой, Сквозь кожу выступало – по коре Еловой так сочатся слезы. Ужас Нас охватил, и не дерзали мы До мертвой прикоснуться. Мы угрозе Судьбы внимали молча. – Ничего Не знал отец, когда входил, и сразу Увидел труп. Рыдая, он упал На мертвую, и обнял, и целует Свое дитя и говорит: “О дочь Несчастная! Кто из богов позорной Твоей желал кончины и зачем Осиротил он старую могилу, Взяв у отца цветок его? С тобой Пусть вместе бы убит я был”. Он кончил И хочет встать [30] , но тело, точно плющ, Которым лавр опутан, прирастает К нетронутой одежде, – и борьба Тут началась ужасная: он хочет Подняться на колени, а мертвец Его к себе влечет. Усилья ж только У старца клочья мяса отдирают… Попытки все слабее, гаснет царь И испускает дух, не властен больше Сопротивляться муке. Так они Там и лежат – старик и дочь, – бездушны И вместе, – слез желанная юдоль. А о тебе что я скажу? Сама Познаешь ты весь ужас дерзновенья… Да, наша жизнь лишь тень: не в первый раз Я в этом убеждаюсь. Не боюсь Добавить я еще, что, кто считает Иль мудрецом себя, или глубоко Проникшим тайну жизни, заслужил Название безумца. Счастлив смертный Не может быть. Когда к нему плывет Богатство – он удачник, но и только…

Да, много зол – заслуженных, увы! — Бог наложил сегодня на Ясона… Ты ж, бедная Креонта дочь, тебя Жалеем мы: тебе Ясонов брак Аидовы ворота отверзает… Так… решено, подруги… Я сейчас Прикончу их и уберусь отсюда, Иначе сделает другая и моей Враждебнее рука, но то же; жребий Им умереть теперь. Пускай же мать Сама его и выполнит. Ты, сердце, Вооружись! Зачем мы медлим? Трус Пред ужасом один лишь неизбежным Еще стоит в раздумье. Ты, рука Злосчастная, за нож берись… Медея, Вот тот барьер, откуда ты начнешь Печальный бег сейчас. О, не давай Себя сломить воспоминаньям, мукой И негой полным; на сегодня ты Не мать им, нет, но завтра сердце плачем Насытишь ты. Ты убиваешь их И любишь. О, как я несчастна, жены!