О дочери Коринфа, если к вам И вышла я, так потому, что ваших Упреков не хочу. Иль мало есть Прослывших гордецами оттого лишь, Что дом милей им площади иль видеть Они горят иные страны? Шум Будь людям ненавистен, и сейчас Порочными сочтут их иль рукою Махнувшими на все. Как будто суд Глазам людей принадлежит, и смеем Мы осудить, не распознав души, Коль человек ничем нас не обидел. Уступчивым, конечно, должен быть Меж вас чужой всех больше, но и граждан Заносчивых не любят, не дают Они узнать себя и тем досадны… Но на меня, подруги, и без вас Нежданное обрушилось несчастье. Раздавлена я им и умереть Хотела бы – дыханье только мука: Все, что имела я, слилось в одном, И это был мой муж, – и я узнала, Что этот муж – последний из людей. Да, между тех, кто дышит и кто мыслит, Нас, женщин, нет несчастней. За мужей Мы платим – и не дешево. А купишь, Так он тебе хозяин, а не раб. И первого второе горе больше. А главное – берешь ведь наобум: Порочен он иль честен, как узнаешь. А между тем уйди – тебе ж позор, И удалить супруга ты не смеешь. И вот жене, вступая в новый мир, Где чужды ей и нравы и законы, Приходится гадать, с каким она Постель созданьем делит. И завиден Удел жены, коли супруг ярмо Свое несет покорно. Смерть иначе. Ведь муж, когда очаг ему постыл, На стороне любовью сердце тешит, У них друзья и сверстники, а нам В глаза глядеть приходится постылым. Но говорят, что за мужьями мы, Как за стеной, а им, мол, копья нужны. Какая ложь! Три раза под щитом Охотней бы стояла я, чем раз Один родить. – Та речь вообще о женах… Но вы и я, одно ли мы? У вас И город есть, и дом, и радость жизни; Печальны вы – вас утешает друг, А я одна на свете меж чужими И изгнана и брошена. Росла Меж варваров, вдали я: здесь ни дома, Ни матери, ни брата – никого, Хоть бы одна душа, куда причалить Ладью на время бури. Но от вас Немногого прошу я. Если средство Иль путь какой найду я отомстить За все несчастья мужу, – не мешайтесь И, главное, молчите [7] . Робки мы, И вид один борьбы или железа Жену страшит. Но если брачных уз Коснулася обида, кровожадней Не сыщете вы сердца на земле. Корифей Все сделаю, Медея, справедливым Желаниям и скорби не дивлюсь Твоей, жена, я больше. Но Креонта, Царя земли я вижу этой, – он Не новое ль объявит нам решенье?

Ты, мрачная, на мужа тяжкий гнев Скопившая, Медея, говорю я С тобой, и вот о чем: земли моей Пределы ты покинешь, взяв обоих Детей с собой, не медля… а приказ Исполнишь ты при мне, и двери дома Своей я не увижу прежде, чем Не выброшу тебя отсюда, слышишь? Ай! Ай! Несчастная, я гибну. Недруг Весь выпустил канат [8] , и мне на берег От злой волны уже спасенья нет… Но тяжкая оставила мне силы Спросить тебя: за что ты гонишь нас? О, тайны нет тут никакой: боюсь я, Чтоб дочери неисцелимых зол Не сделала ты, женщина, моей. Во-первых, ты хитра, и чар не мало Твой ум постиг, к тому же ты теперь Без мужа остаешься и тоскуешь… Я слышал даже, будто ты грозишь И мне, и жениху с невестой чем-то. Так вот, пока мы целы, и хочу Я меры взять. Пусть лучше ненавистен Медее я, чем каяться потом В мягкосердечии. Увы! Увы! Увы! О, не впервые, царь, и сколько раз Вредила мне уж эта слава: зол Она – источник давний. Если смыслом Кто одарен, софистов из детей Готовить он не будет [9] Он не даст Их укорять согражданам за праздность… И что еще? И ненависть толпы Они своим искусством не насытят. Ведь если ты невежд чему-нибудь, Хоть мудрому, но новому, обучишь, Готовься между них не мудрецом Прослыть, а тунеядцем. Пусть молвою Ты умников, которых город чтит, Поставлен хоть на палец выше будешь — Ты человек опасный. Эту участь Я тоже испытала. Чересчур Умна Медея – этим ненавистна Она одним, другие же, как ты, Опасною ее считают дерзость. Подумаешь: покинутой жене Пугать царей?! Да и за что бы даже Тебе я зла хотела? Выдал дочь Ты, за кого желал: я ненавижу, Но не тебя, а мужа. Рассуждал Ты здраво, дочь сосватав, и твоей Удаче не завидую. Женитесь И наслаждайтесь жизнью, лишь меня Оставьте жить по-прежнему в Коринфе: Молчанием я свой позор покрою. Да, сладко ты поешь, но злая цель И в песнях нам мерещится: чем дольше Я слушаю, тем меньше убежден… Ведь от людей порыва остеречься Куда же легче нам, чем от таких, Как ты, жена, лукаво-осторожных. Ну, уходи! Все высказала ты, Но твоего искусства не хватает, Чтобы сберечь нам лишнего врага. О, я молю у ног твоих – ты нас Не высылай, хоть ради новобрачных! Ты тратишься без толку на слова. О, пощади… К мольбам моим склонися! Своя семья Медеи ближе нам. О, край родной! Ты ярко ожил в сердце… Милее нет и нам – после семьи. Какое зло вы сеете, Эроты! Ну, не всегда – зависит от судьбы. Виновному не дай укрыться, боже. Не будет ли, однако? От себя И болтовни освободи нас лучше… Освободить?.. Кого и от чего? Ты вызволи нас, царь, из этой муки… Ты, верно, ждешь расправы наших слуг?.. О нет, о нет, тебя я умоляю… Угрозы мало, кажется, тебе? Я не о том молю тебя, властитель. Пусти меня… Чего ж тебе еще?.. Дай день один мне сроку: не решила, Куда идти еще я, а детей Кто ж без меня устроит? Выше этих Забот Ясон. О, сжалься, царь, и ты Детей ласкал. Тебе знакомо чувство, Которое в нас будит слабый. Мне Изгнание не страшно… Если плачу То лишь над их несчастием, Креонт. Я не рожден тираном. Сколько раз Меня уже губила эта жалость. Вот и теперь я знаю, что не прав, Все ж будь по-твоему. Предупреждаю только, Что если здесь тебя с детьми и завтра В полях моих увидит солнце, смерть Оно твою осветит. Непреложно Да будет это слово… До утра…

О, злая судьба! Увы, о жена, что бед-то, что бед! Куда ж ты пойдешь? У кого ты Приюта попросишь? Где дом И где та земля, Медея? В море бездонное зол Бросил тебя бессмертный. О да! Темно на небе… Но на этом Не кончилось! Не думайте: еще И молодым счастливцам будет искус, И свату их довольно горя… Разве Ты думала, что сладкий этот яд Он даром пил, – все взвешено заране… Он с этих губ ни слова, он руки Единого движенья без расчета Не получил бы, верьте… О, слепец!.. В руках держать решенье – и оставить Нам целый день… Довольно за глаза, Чтобы отца, и дочь, и мужа с нею Мы в трупы обратили… ненавистных… Немало есть и способов… Какой Я выберу, сама еще не знаю: Чертог поджечь невестин или медь Им острую должна вогнать я в печень… До ложа их добравшись?.. Тут одна Смущает вероятность. По дороге До спальни их или за делом я Захвачена могу быть и злодеям Достаться на глумленье. Нет, уж лучше Не изменять пути прямому нам, И, благо он испытан, – яд на сцену [10] Так, решено… Ну, я убила их… А дальше что ж? Где город тот и друг, который двери Нам распахнет и, приютив, за нас Поручится? Такого нет… Терпенье ж Еще хоть ненадолго. Если стен Передо мной откроется защита, На тайную стезю убийства молча Ступлю тотчас. Но если нам одно Несчастье беспомощное на долю Останется, я меч беру открыто И дерзостно иду их убивать, Хотя бы смерть самой в глаза глядела. Владычицей, которую я чту Особенно, пособницей моею, Родной очаг хранящею, клянусь Гекатою [11] что скорбию Медеи Себе никто души не усладит!.. Им горек пир покажется, а свату Его вино и слезы мук моих… За дело же! Медея, все искусство Ты призови на помощь, – каждый шаг Обдумать ты должна до мелочей!.. Иди на самое ужасное! Ты, сердце, Теперь покажешь силу. До чего, О, до чего дошла ты! Неужели ж Сизифову потомству [12] , заключив С Ясоном брак, позволишь надругаться Над Гелиевой кровью [13] ? Но кому Я говорю все это? Мы природой Так созданы – на доброе без рук, Да злым зато искусством всех мудрее…