Спустя минут двадцать непонятных перебежек с целью примерно определить местонахождение, что в общем-то представлялось почти невозможным, Меркурий набрел на небольшое поселение.
По мере его продвижения по главное улице этой небольшой деревушки, все чаще и чаще с деревьев спрыгивали непонятные люди и, пробегая мимо, проводили ладонями Меркурию по спине, не произнося ни слова.
Меркурий не предпринимал попыток осмыслить происходящее. Его тянуло вперед чётким понимаем дела. Он знал кого должен здесь обнаружить, уж очень всё вокруг напоминало старого друга Лару.
Приблизившись к хижине на расстояние нескольких шагов, Меркурий молча сел, написал на песке «Лару», а затем просто закрыл глаза.
Всё кончилось, он не мог пошевелиться. Ощущение себя так просто и полностью в чужих руках, казалось, несмотря на понимание жизни-иллюзии, очень таинственным и непривычным.
Меркурий не видел происходящего вокруг, однако если бы мог, то картинка показалась бы ему еще более теплой, нежели являлась на самом деле. Постепенно, группами по пять-семь человек останавливались населявшие деревню странного вида существа. Они, не говоря ни слова, присаживались на песок рядом и молча удивленными глазами осматривали Меркурия. И также, ничего не понимая, рисовали у своих ног каракули, чем-то вблизи напоминавшие имя Лару. После очень усердного, с высунутым языком, труда, они глупо, вытаращившись в непонимании до предела, казалось пытались найти объяснение теперь уже в странном рисунке.
Когда непонимание раскалилось до предела, человекоподобные существа начали у-укать друг другу разного рода вопросы, отвечая на свои точно таким же манером. Меркурий ничего не слышал и не чувствовал, закрыв глаза, он будто упал в страшное забытье. Со стороны он был похож на отработавшего задание робота, отдыхавшего в спящем режиме.
Сидел по-турецки, ни о чем, кругом творящемся, не ведая. И тогда из лесу появился Лару и разогнал палкой всех окруживших человеков. А потом подошел и стер сандалиями свое имя. Меркурия передернуло, затухающими волнами накатила головная боль.
На этот раз наружу вырвало что-то массивное. Он чувствовал себя бессильным и разбавленным, как некрепкий чай. Не представлялось возможным разобраться в природе явления, потому как оно само требовало полного подчинения, а попытка в чем-то разобраться выглядела неуважительной и неуместной. Меркурия так или иначе вытянули за шкирку. Сделать это не представляло никакого труда, внутри своего тела он хранился подобно небольшому спящему младенцу. Ощущение возвращения в командный пункт тела напоминало облачение в доспехи.
Лару устроил все наименее правдоподобно, дабы Меркурий ни с кем подобного повторить не смог.
— Как тебе моя реализация? — поинтересовался Лару, как только Меркурий окончательно очнулся.
Тот сразу все понял. Выходит, Никандр обучил Лару некоторым элементам предопределённости.
— Скорее всего ты и сам знаешь, но мне казалось отчетливо ясным, мир расположен совершенно не так. А значит ты не сглаживал углы, как делает Никандр. — Меркурий размял затёкшую шею, — А что вокруг за гуманоиды?
— Да так, немного недоразвитые эректусы. Не переживай — их сознание не трогают, хотя, наверное, скорее из азарта.
Через несколько минут Лару помог Меркурию подняться, спокойствие которого логически мыслящему наблюдателю со стороны могло бы показаться ужасным и, возможно, вызвало бы даже исступлённую внутреннюю панику. Однако в конце концов всё равно все переполнявшие наблюдателя эмоции слились и образовали бы ту самую невозмутимость Сатурна.
— Для чего введена глупая двойственность меня?
— Всё, что реализуется Никандром, является прямым отражением твоих собственных желаний. Легко видеть, и сам он выглядит прямым отображением. Но не будем о глупостях, кстати, Никандр говорил, под моей реализацией предопределённости только мне подвластны мысли участников, в данном случае твои и эректусов. В свою очередь, подобно системе рефералов, меня читает он. Но то, что говорит Никандр, нельзя назвать обманом. Уверен, тебе уже как-то казалось будто он сам создал рациональность и логику родную для тебя, — Лару ступал мягко, еле касаясь Меркурия рукавом балахона.
— Для чего ты меня лечишь, Никандр? Вокруг слишком четкими буквами выводится желание втолковывать. Если ты смог отобрать у меня Лару, то какова же суть двойственности, дорогой учитель?
— Мой мальчик, лечить тебя не за чем.
Тем временем они подошли к воде. Очень быстро, Меркурий ощутил внутри бессильный порыв к диссонансу. Лару прыгнул внутрь, широко раскрыв балахон.
Меркурий ощутил жгучее желание написать что-нибудь едкое, мудрое, закрепленное в веках. И спустя неосознанный промежуток времени вылетел обратно в кафе.
Стул напротив пустовал, да и кафе, казалось, стремится к закрытию. Сатурн окинул заведение взглядом и остановился на открытой двери, ведущей в служебное помещение.
Через пятнадцать минут он остановился на остановке подождать троллейбус в сторону собственной квартиры. На лавке сидел разодранный старик вида неопределенного времяпрепровождения и читал потрепанную книгу. Спустя пять минут безрезультатного ожидания, Сатурн снова посмотрел на старика. Тот занимался чем-то сперва непонятным. Стоя на скамейке, он раскладывал вещи на крыше примыкающего ларька.
Затем старик спустился и ушёл куда-то за остановку, шмыгнув после в один из дворов, расходящийся двойным лабиринтом в темноту с табличкой у входа «ул. Ж. Дюкло, 6/2».
Дальше Сатурн предпочел идти пешком, дабы добраться до дома быстрее, тем более скорее всего последний троллейбус прошёл ещё тридцать минут назад. Но сперва им овладело необратимое желание посмотреть книгу, которую читал бродяга старик.
Сатурн молча, аккуратно, на полусогнутых ногах приблизился к скамье и осмотрелся. Свет от нескольких фонарей вдоль дороги и редкие машины составляли совсем уже ночную панораму города. Ни одной живой души, только Сатурн посреди остановки с закрытым изрисованным ларьком, обветренная, жёлтая с облупившейся краской скамейка. Сатурну атмосфера очень понравилась и он, уже не раздумывая, взобрался и посмотрел на крышу ларька.
Там оказалось порядком старой изношенной одежды, на которую он и рассчитывал наткнуться, но вот посреди, замотанная в пакет, видимо от дождя и росы, лежала толстая такая же ободранная книга — на обложке даже стерлось название.
Сатурн её быстро достал и принялся листать в надежде оценить контент. Сперва ему показалось, что он держит в руках сущий бардак. Однако в конце концов, потребовалось чуть больше времени, стало ясно, что внутрь вложено множество мастерски вырванных и склеенных страниц из различных энциклопедий и не только. Без сомнения, это было ещё одной глупой подсказкой маленького мальчика Никандра, затеявшего долгую глупую детскую игру.
В катастрофически внезапно охватившем тупом бессилии Сатурн сжал книгу в гневе и ощутил на руках странную жидкость похожую на сок плода. Сатурн достаточно долго предпринимал тщетные попытки растянуть, отодрать друг от друга слившиеся в однородный комок руки.
Постепенно управлять ситуацией, Сатурн секундно улыбнулся от подобного словосочетания, становилось все сложнее. Сок спускался вниз, сковывая ноги. В один момент Сатурн почувствовал невозможность сохранения равновесия. Однако, прижавшись скульптурой своего тела к краю крыши ларька, ещё на некоторое время продлил непонятно откуда взявшуюся, но явно не очень удачную схватку. Со временем стало казаться, будто мысли тоже слипаются в один огромный шар. Спустя пару секунд он уже заполнял собой всю область, формируя собственное воображение, лепящее вокруг свойственные каракули.
К подобного рода вещам Сатурн относился крайне скептически. А потому, обличив себя в полном бессилии, он подался вниз со скамьи дабы ускорить навязанный ему процесс. Когда ничего не вышло, удивляться особо было нечему. То, что таинственный сок приковал его и к ларьку, Сатурн предполагал уже давно, но резким рывком всё ещё надеялся вырваться.
Постепенно на лице выступала тут же подавляемая краска напряжения. Сатурн боролся, но не знал для чего и предполагать тоже не смел. Однако какой-никакой глубинный-неглубинный повод он чувствовал и отдаваться как раньше не собирался. Пусть Никандр расценивает как заблагорассудится. С такими побуждениями Сатурн погас в состоянии, всем напоминавшем дремоту.