На этот раз вокруг совсем никого не оказалось, он выплюнул какую-то липкую дрянь изо рта, затем ещё и ещё, и в конце концов смог пошевелить нижней челюстью. Меркурий находился в чрезвычайно знакомой комнате, казалось выплывшей откуда-то из воспоминаний, изображенной в постепенно входившей во вкус графике.
Он сидел за огромным каменным столом на приставленной деревянной скамье, спина упиралась в холодную стену позади. Голова лежала на руках, а сам он, судя по ощущениям во рту, совсем недавно очень крепко спал.
В комнату влетела птица. Меркурий сидел в темноте. Где-то очень далеко загорелся тусклый свет. Птица приближалась, но Меркурий оставался на месте и старался не проронить ни звука. На расстоянии двух метров она свернула и на полминуты смолкла. Затем из-за спины Меркурия послышались шаги, и вскоре слева неподалеку из темноты выступили очертания массивного человека.
Когда снова все стихло и свет погас, Меркурий, отсидевшись достаточное количество времени в тишине, предпринял успешную попытку встать и наощупь направился в сторону исчезновения существа.
Дверь оказалась запертой, однако, судя по ощущениям, достаточно дряблой. Меркурий изо всей силы надавил на ручку вниз. Что-то хрустнуло звуком ломающегося дерева, но несмотря на неработоспособность замка, дверь все равно оставалась запертой. Тогда Меркурий предпринял логичные попытки расшатать оставшиеся крепления. Так как вызывать шум совершенно не хотелось, действовать приходилось очень аккуратно и, следовательно, медленно.
Труд принес плоды, и в определенный момент под тугим нажимом ручка с дребезжащим стуком поддалась и повисла в неопределенном ожидании. Некоторое время Меркурий переводил дух и старался подготовиться к определенным неожиданностям. Постояв еще немного, он подтолкнул дверь левой рукой, стараясь держать наготове правую.
За дверью оказалась холодная ночная городская улица со слабыми фонарными столбами вдали. Меркурий оглянулся и увидел позади себя знакомое ободранное белое кубическое сооружение с присоединенной скамьей. Только откуда знакомое пока виделось загадкой. Но интуитивно было понятно, что место позади является более родным нежели все вокруг.
Он обошел вокруг небольшое странного вида сооружение. На скрытом прежде от взгляда конце скамьи сидел человек с банкой и аккуратно ловил каждую скатывавшуюся с крыши каплю густоватой жидкости.
— Прости, Меркурий, я использовал твой прототип в новой разработке, некоторые последствия оказались непредсказуемыми, пришлось немного застопорить программу, — Никандр перевел усталый взгляд на Меркурия, — Помнишь небольшое существо на лунной базе? Все мы его заложники. И были, и остаемся. Оно оказалось слишком прочным для наших амбиций, не следовало ожидать от моей новой игрушки, как вы с Лару именуете все, что я делаю, чего-то вклинивающегося в уже до того разработанную и, я бы употребил такие слова, если не возражаешь, превосходно работоспособную сферу существования. Ты еще совсем юн, нам не следовало втягивать тебя в непредсказуемую ситуацию. Прости еще раз, Меркурий.
Как заплатка на страдающие от недопонимания происходящего мысли Меркурию в потоке прочего пришло не вписывающееся в общую картину воспоминание о небольшом домике деревенского типа и его спящей обитательнице.
В этот момент Меркурий уловил странность положения находящегося перед ним человека. Теперь уже не было полной уверенности в том, кто это. Непонятного вида старик, скрестив ноги и печально опустив голову, сидел за скамьей. Постепенно он выпал из поля зрения и исчез совсем.
Меркурий развернулся и побежал прочь от того места в надежде ухватить как можно больше информации, но, как и предполагал, ничего толком не разглядел.
Проделав в небольшой деревушке эректусов те же самые действия вновь, Меркурий открыл виденное Лару.
— Как ты думаешь, Меркурий, для чего была режиссирована часть с переходом в разум животных?
— Множество вариантов. Но думаю, для предания происходящему магической оснастки.
— Почти прав. Важно то, насколько ты перенял на себя роль Меркурия. Помнится, для тебя животный мир представлял особый интерес в свое время. Отсюда и вытек трюк с переходом. Для актера в ситуациях подобных нашей нет конкретной роли самого себя. Ты все плаваешь и плаваешь в выдумках окружающих очертаний и формируешь для себя костюм из принимаемой на веру информации. Мастерство такого понимания актера заключается в возможности полноценной смены декораций в нужный момент. То же самое с братьями меньшими и твоими переходами, — сквозь бороду Лару просвечивало совсем необычное положение губ, — Каждый в своем темпе.
Меркурий не устоял на ногах под давлением массивного спонтанно падающего тела Лару и через секунду почувствовал затылком большой грубый камень.
Сперва Сатурн чувствовал себя банкой, затем вязкой жидкостью. А вскоре ощутил тяжелый, но скоротечный шок оттого, что лежит на диване в замшелом кабинете с трезвым и пристальным взглядом в стоящую на столе прозрачную баночку с желтоватой начинкой. Почти счастьем было испытать собственную чистоту, в частности неслипающиеся конечности.
Он осмотрелся, в комнате было темно и пусто. Материализовавшийся на кровати, он сам явно нарушил безмятежный покой давно оставленного места, что было ясно из не выпадающей из глаз музейности окружающей обстановки.
Сатурн нашел в себе силы встать и направиться в сторону двери, оказавшейся в итоге запертой. Он обвел глазами комнату, стремясь обнаружить подсказки, но ни одной вразумительной не нашел. Тогда, в момент сильного индульгирования в следствии непонимания ситуации, дверь открылась и в комнату вошел среднего роста непонятно откуда знакомого лица человек. В руке он держал за шкирку точно напоминавшее его — непонятно откуда знакомое небольшое животное.
Человек посмотрел на Сатурна и улыбнулся, — Ты хотел видеть нас, а мы хотели видеть тебя. Спасибо, что попросил!
Сатурна накрыл ледяной ужас. Несмотря на все его практики борьбы со страхом, многовековая природа боязни видимо давала о себе знать сильными накатами на такое же холодное горло. Он почувствовал отсутствие внутри чего-то важного, но рациональный мозг снова отложил обдумывание на будущего я.
Постепенно казавшаяся железной хватка человека ослабела, и зверек смог выпутаться из цепких пальцев на пол. Он подошел к окоченевшему Сатурну, потерся головой о ноги, совершил обход восьмеркой между ног и наконец ушел дальше бродить по комнате, забившись в конце концов под книжный стеллаж.
Человек тем временем в прежней позиции, будто боясь что-то изменить движениями, аккуратно стоял около молчаливой двери. К тому моменту Сатурн уже сидел на полу и слабо, интуитивно о чем-то догадываясь, не спеша двигался в сторону того самого книжного стеллажа. В темноте он не смог разглядеть что за животное перед ним оказалось. Но от одного лишь прикосновения память чудовищно прошибло понимание, которое хотелось выдрать и выкинуть прочь, куда-нибудь в корзину никогда не узнаваемого. Еще и при том, что, после размыкания физического контакта, оно сменилось, к тому же жуткой, пульсацией в области висков.
Странная эпопея происходит в мыслях человека в такие моменты. После приходится долго чистить сознание от успевающих заложиться фундаментов не анализируемой информации. Потому, конечно, Сатурн и был очень аккуратен в повторном своеобразном общении с небольшим животным.
Резко, не выпрямляясь, он поманил его ближе к себе пальцами правой руки и легкими пощелкиваниями. Существо, спустя некоторые колебания, приблизилось до расстояния вытянутой руки и Сатурн гибкими пальцами свободной левой ухватил его за шкирку.
Однако животное не испытало интереса к действиям Сатурна, зато проявило явное понимание его внутренней структуры, что выразилось в долгом, проникающем взгляде напрямую в глаза своему укротителю. Да так, что в определенный момент Сатурн потерял контроль и выпал из логики окружавших его вещей. В прямом смысле остался там, где был. А в другом прямом смысле выпал из логики. Он скорее обрел двойственность, только ощущалось сложение настоящего из двух равноправных компонент. Никто не был не прав. Сатурн видел двух разных себя и принимал каждого.
Ощущение будто с тебя сдирают слои капавшего годами воска. Неприятное переживание, но с каждым оторванным кусочком все сильнее приходит чувство чистоты. А главное все это в какой-то момент имеет конец. Постепенно в мысли вмешался Сатурн настоящий и, отбрасывая сомнения, обратил внимание на то, что выход — это действия, а не размышления. Тогда Сатурн-объединенный вспомнил происходящее и попросил животное или того, кто это был, вернуться немного назад. Или по крайней мере продвинуться чуть дальше.
Меркурий никак не мог взять в толк почему он всегда просыпается в одном и том же месте — на берегу реки, именуемой им самим «Нежданкой». Просыпался Меркурий лицом к воде, сидя, подпирая небольшое молодое деревце непонятного происхождения.
Давно рассвело, правда всё ещё полностью утреннее настроение наполняло до краев теплый и тягучий воздух. Меркурию хотелось снова закрыть глаза и отправиться навстречу грёзам о бесстрашных приключениях покорителей отравленных астероидами планет.
Единственно возможный путь как всегда лежал в сторону деревушки Лару, где её гениальные обитатели со времен первого визита Меркурия сходят с ума по его непохожести. Со слов Лару, плутать вокруг по лесу не имело никакого смысла — куда бы он ни шёл, местность вокруг формировалась исключительно пропорционально его ожиданиям. Что бы Меркурий ни пытался найти, он это непременно находил бы, однако, к сожалению, находка являлась бы лишь отражением знаний и понятий ищущего.
Так или иначе единственным постоянным местом здесь являлась деревушка Лару, куда Меркурий в ходе порой быстрых, порой затянутых размышлений в конце концов всё-таки приплетался, ощущая не иллюзорную усталость.
Лару всегда стремился употреблять слова и звуки как можно более эффективно, коэффициент полезности его информации с точки зрения синтаксического, семантического и прагматического уровней являлся не в пример идеальным. Однако Меркурий информацию поглощал задумчиво, но не подавая особой оживленности по поводу услышанного.
Внутри человека с именем Меркурий происходили небольшие перемены в сторону акклиматизации к новой оболочке происходящего.
Сатурн буквально вынырнул из несуществующего бассейна и погрузился глазами в спящего на полу, уже без сомнений, утконоса, мечтательно-задумчивый вид которого как ни странно, но, кажется, успокаивал.
Одиночество в комнате-кабинете тянулось расточительно медленно. Пока утконос спал, Сатурн не знал куда деть свой разум, к чему бы он ни подходил — к полкам взять книгу, к столу — порыться в бумагах — как только лист с буквами оказывался в руках, строки красовались каракулями, или просто прямыми линиями. Одна из книг была напрочь ими усеяна, Сатурна всё потихоньку приводило в состояние душевного дискомфорта.
Утконос расправил лапы и, возможно, выгнул спину странной дугой. Впрочем, это не имело значения, важны были глаза. Сатурн немедленно заглянул внутрь, но получил явный отказ.
Тогда он, не теряя времени, поднял животное на руки и уже в условиях непосредственного физического контакта вновь сделал попытку, не подозревая пока и сам, чего именно.
Меркурий снова стоял на берегу во все стороны раскинувшегося озера У. Мрачный взгляд на диковатые, однако безобидные явления, как вполне физические, так и социальной жизни, ввергал пришельца в недопонимание.
Считавший себя не дураком Меркурий приклонялся перед неизведанными возможностями и знаниями. Всю жизнь его будто качало из стороны в сторону, в невозможности остановиться на чем-нибудь конкретном. Эпизодичность происходящего не ставила перед ним выбора, Меркурий в общем-то и не помнил точно, когда он в последний раз принимал какое-либо решение сам. Всё вокруг появлялось и исчезало, мягко говоря, текло вперед и вперед, каждый раз просто обновляя фоновую заставку.
Лару прервал жуткие мысли Меркурия строгим щелчком пальцами перед лицом ученика, условно, конечно — Меркурий про себя давно решил, что больше так не называется, — На этот раз нас с тобой зовут на пир вместе. Вставай, мы, пожалуй, выходим прямо сейчас. Намечается грандиозный праздник, мне не продлили аренду участка, так что деревушку, к огромному сожалению, придется на время заморозить.
Через некоторое время они находились где-то в достаточно неопределенном по сведениям Меркурия месте.
Никандр ждал гостей с распростертыми объятиями, мягко поприветствовал Лару и обратился к Меркурию, — Ты не позабыл ли еще про Марсианский корпус первобытного общества? — казалось, он находится в композиции состояний: сразу и в улыбающемся, и в твердом, устойчиво-строгом.
— Помню.
— Восхитительная идея, не так ли? Каждый раз поражаюсь глубине заинтересованности некоторых лиц в таком деле. Ведь им грозит смертельная опасность исходя из одних только побуждений.
— Вряд ли вас восхищает непреклонность перед смертью.
— Не груби, — перебил Лару, — Перед тобой пожилой человек.
Меркурий окинул взглядом Никандра — тот, чуть не разваливаясь, весь скукожился.
— Позволь посеять в твоем банке размышлений некоторые выпавшие кусочки, — он опустил руку Меркурию на плечо.
Сатурн проблевался с распадающимися мыслями, концентрирующимися при этом в одну большую — как отвратительно будет находиться здесь все последующие часы.
В кабинет вошел Никандр и улыбнулся по-настоящему, хотя можно было чему-то посомневаться. Он мягко подхватил качающегося из стороны в сторону Сатурна, повелительным жестом отодвинул в сторону от входа каменное человекоподобное изваяние и, еле слышно ступая, вышел вон из пропитанной страхом комнаты.
Никандр передвигался быстро, ступая при том чинно, подобно неподверженному сомнениям воителю. Сатурн смутно понимал проплывавшее вокруг, но из всех усилий не отставал и даже принял довольно прагматичную маску, скорчив безразличную мину.
Далеко впереди выделился Михаил Валерьевич, и по достижении примкнул к их колонне третьим. Сатурн попытался приветствовать друга, но рот не поддался, да и Миша жестом показал, что не стоит сейчас словами нарушать текущее вокруг пространство.
И тут все кончилось примерно в том же духе. Никандр открыл из ниоткуда выпорхнувшую дверь и пропустил своих спутников вглубь.
— Ты же понимаешь, Меркурий, как сложно будет мне отыскать или, что еще хуже, восстановить тот мир, — Никандр серьезно посмотрел на немного ошалевшего от происходящего Меркурия, — Почему ты сразу не сказал, что видел внутри Её? Как я догадался? По творящимся вокруг тебя безобразиям, к которым не имею никакого отношения.
Все ещё удивленный повышенным тонам Меркурий отчеканил, — Думаю и думал, что вы сами знаете, ведь для меня не секрет…
Впервые за весь период знакомства Меркурия пронзила улыбка Лару, — Для того, чтобы объяснить конкретнее, необходимо покинуть твою реализацию, — улыбка Лару постепенно становилась всепоглощающей и в конце концов перекрыла абсолютно всё. Меркурий же не ощутил ничего.
И вот одним прекрасным утром, не видевший двенадцать лет человечества Ной очнулся в заросшей пылью кровати, окруженный сильнейшей головной болью.
Бывало Ной задавался вопросом о количестве дней, проведённых им в одиночестве, но, порой казалось, будто так было всегда и везде. Какое-то время с ним обитал его маленький питомец, но и они умирают от старости. О, те божественные дни Ной вспоминал с умилением понимающего.
Эту легенду он придумал сам, как и все остальное, просто из скуки. И через несколько лет Ной уже порой не мог совладать со своим воображением. Все его любимые персонажи: Никандр, Лару, Меркурий. Каждого он наделил своими чертами, чертами своего сердца и играл подобно детям, сталкивал, рисовал картины бессвязных детективов, в чреде которых могло произойти все, что угодно. И та самая легенда родилась у него давно, практически в самом начале одиночного пребывания в карцере «планета Земля».
Легенда, в которую и сам Ной в конце концов поверил, полностью отдавшись фантазиям, включала в себя присутствие внутри реализации иного разума. Того, который будет воображать что-то отдельно, но в совокупности с Ноем. Зачатие подобного явления должно происходить более, чем плавно. Флуктуации собственной предопределенности истории сперва будут еле заметны, но, разрастаясь, достигнут апогея в точке, где Ной уже не сможет их не заметить. И тогда они повлекут за собой ни что иное как разбой в заранее отрежиссированном проекте.
Возможно, что именно тогда всё это и сыграет с ним злую шутку. Но для одинокого разума обернется лишь счастьем.
И вот, судя по всему, Лару не зря разбудил Ноя. Где-то внутри, в закрытых слоях воспоминаний, наложенных на собственных персонажей, Меркурий наткнулся на нечто не то, что бы не вписывающееся в общую картинку, он открыл нечто, для чего эта картинка была изначально нарисована.
Потрясенный Ной, испытал непередаваемое возбуждение, каждый его мускул напрягся — впереди маячило неизведанное, что могло поразить его больше? Сколько себя помнил, он искал что-то изысканное, высокое, парящее над его собственными реализациями. Перебитое воображение как ни странно радовало его в миллиард раз больше, нежели очередная распланированная собственная версия.
Крошечная надежда. То, что порой просыпается внутри каждого. Единственность ситуации, и те сладкие чувства. Ной попытался вспомнить, но все давалось с трудом. А потом мысли облеклись в оболочку попеременно творящих друг друга нацеленных на дальнейшие действия комбинаций.
Но что-то, очнувшееся внутри, разбавило мыслительный процесс. И в какой-то момент Ной остановился. Не стоит стремглав падать в ловушку и рушить зародыш прекрасного обдумыванием.
Нет, существование Ноя всегда имело подоплеку и смысл, возможно, неопределенный, но что с того. Нельзя сказать будто посетившая догадка отрезвила или, может быть, вывела из бытия и обратила в сторону прекрасной волшебной сказки. Нет, Ной ощутил присутствие независимого разума. Внутри находилось именно нечто. И он не мог управлять, не мог заставить слушаться, не мог открыть до конца, не мог победить. Да Ной теперь в принципе никого не хотел победить.
Меркурий улыбнулся, посмотрел в окно, как много вокруг неисхоженных солнечных дворов. Спустя несколько минут он отправился в путь, в самую глубь. Он чувствовал, теперь они с Никандром будут действовать сообща. Так что встреча, как ни странно, но была предопределена. Необходимый компонент все-таки был в распоряжении Ники.
Утконос лежал недалеко от постели умирающего старца, совсем не похожего на того Никандра, которого знал Меркурий.
— Все твои игрушки постепенно придут в негодность, — улыбнулся он, — Чтобы открыть новое, просто необходимо избавиться от старого, — жалобно простонал старик.
— Что за чепуха, — послышался насмешливый голос позади Меркурия, — Чтобы что-то открыть, нужно старое применить!
Никандр нехотя откинул одеяло и снял маску.
— Извини, Меркьюри, меня повергло твое длительное отсутствие. Ты, кстати, знаешь, что нам постепенно будет отведена совсем другая роль?
— Предполагал. Тоже «кстати», сильно извиняюсь, но меня, пока вы не испарились или не притворили в жизнь еще какой-либо фокус, очень интересует: что именно вы тогда сказали в сцене убийства Боба Зу?
— Да, а я все-таки тебе не поверил, — Никандр провел пальцами вниз по бороде и улыбнулся Лару, — Ровным счетом, раз ты не услышал, значит на то была чья-то воля, сам знаешь. Лучше поведай нам о причинах твоей глухоты.
— Думаю, ты догадывался.
— Своими догадками я не стану отнимать у вас время.
— Меня, как бы сказать, то ли на уровне воспоминания, то ли взаправду. Разницы нет. Как бы сказать помягче, «отнесло» в тот домик, откуда меня забрал ты во время нашего первого знакомства с домашним животным.
— Судя по всему, вернуло выстрелом?
— Точно.
Никандр еще раз провел по бороде сверху вниз и посмотрел на Лару. Тот вновь и вновь потрясая Меркурия, улыбался, — Зовет тебя.
Очнулся он где-то в глухом и темном, явно не предвещавшем легкого исхода месте. Последнее время Меркурий разучился считать неотъемлемой частью происходящего нерешительность и долговременное обдумывание. Каждый шаг рассматривался исключительно как сопоставление сторон. Понимание победы действия над раздумьями было всегда, однако сейчас все складывалось слишком естественно.
Цель, преследуемая им уже на протяжении месяца, после потери контакта с Никандром представлялась все более и более недостижимой.
Смерть Лару каждый день давала о себе знать. Если раньше в разногласиях общий контакт и правильное решение неминуемо имело место быть, то сейчас, даже не смотря на полный контроль действий и ежедневные графики перед глазами, Меркурий не мог себе целиком отдать отчет по проводимым попыткам осуществить связь со своей первой частью.
Каждая мысль питалась от другой лишь новой информацией, которой в данный момент Меркурию катастрофически не хватало. Оружием было терпение, а лекарством — понимание неминуемого окончания предпринятого путешествия.