Бегство генерала Эйлера с баталионами в Новгород не могло не ободрить поселян. Это бегство внушило им уверенность, что начальство их боится. И действительно: начальник всех округов поселенного корпуса прибыл в Дубовицы с внушительной карательной силой, но никакой кары не последовало, — все ограничилось лишь разговорами генерала с поселянами, разъяснениями и увещаниями, оставшимися к тому же бесплодными. Теперь положение в округах 2-й поселенной дивизии сразу изменилось.

Через день после бегства Эйлера генерал Леонтьев доносил ему, что поселяне Киевского округа (район, где стоял с отрядом до бегства Эйлер) и соседнего Виртембергского округа взволновали поселян округов 3-го карабинерного и Екатеринославского полков, что волнения в округе артиллерийской бригады усилились, везде избивают офицеров и чиновников и — что хуже всего — взбунтовались до сего времени остававшиеся спокойными поселяне в округе Мекленбургского полка. Вследствие такого тревожного положения генерал Леонтьев настаивал на немедленной присылке ему нескольких баталионов.

И все же самое страшное было не в новых волнениях плохо вооруженных, поселян. Самое страшное было в том, что генерал Леонтьев не мог рассчитывать на верность собственных баталионов, находившихся под его командой. Особенно возбуждал опасения резервный баталион Киевского полка, родные и однодеревенцы которого, — наиболее мятежные и активные, — находились в нескольких верстах от города. К тому же солдаты баталиона находились в постоянных, хотя и тайных, сношениях со своими родственниками из округа. Необходимо было вывести из города ненадежный баталион, вместо которого генерал Леонтьев вызвал с карантинной линии баталион 7-го егерского. Но баталион отказался покинуть город. Это неповиновение приказу сразило генерала.

Между тем из округов ежечасно поступали все более тревожные вести. В округе поселенной бригады, вооруженная ружьями, саблями, пиками и чем попало, толпа поселян в 3 000 человек овладела несколькими орудиями и артиллерийскими снарядами. При встрече с воинскими частями поселяне удачно избрали позицию, и вследствие того, что поселяне этого округа хорошо знали артиллерийское дело, они долго сдерживали артиллерийским огнем наступление баталиона егерей, убив и ранив несколько человек. По донесениям офицеров резервных баталионов, войска, находившиеся под их командой, были весьма ненадежны и ждали случая, чтобы головой выдать их мятежникам.

Еще несколько дней ждал генерал Леонтьев присылки ему надежных баталионов, но Эйлер молчал, а кадры баталионов 8-й пехотной дивизии, вызванные Эйлером раньше к старой Руссе, были по приказу царя направлены с половины пути генералом Микулиным во Псков, где произошли волнения среди городских жителей и крестьян окрестных деревень. Только баталион 7-го егерского полка (8-й пехотной дивизии, снятый с карантинной линии), под командой подполковника Эйсмонта, вечером 19 июля вступил в Старую Руссу.

Уже десятый день, томясь на удушливой жаре, стояли на площадях и улицах города войска генерала Леонтьева. Тяжелая и беспокойная караульная служба, недоверие и неприязнь к начальству, общение солдат с городскими жителями, поселянами и мастеровыми 10-го рабочего баталиона, призывавшими перебить начальство и, наконец, явное сочувствие солдат восставшим, — все это вместе взятое сделало баталионы ненадежными.

19 июля генералу Леонтьеву лично пришлось убедиться в ненадежности своих войск, когда баталион Киевского полка, вопреки его приказу, отказался выступить из города. Последний отчаянный рапорт генерала начальнику корпуса о том, что он не надеется больше на баталионы своей дивизии и просит прислать ему другие войска или удалить его от командования, совершенно ясно характеризует подавленное состояние духа генерала.

Это настроение отразилось на распоряжениях генерала. Войска его были разбросаны по всему городу и за заставами, не имели между собой связи, не знали условного сигнала, могущего созвать их в одно место на случай наступления поселян на город.

Наступление на город начали поселяне Киевского полка. Они изгнали из Дубовиц 3-ю роту Мекленбургеокго полка под начальством капитана Жуйкова и преследовали ее до города — до моста через реку Полисть. Спасая офицеров и чиновников разных полков, прибегнувших за несколько дней до этого к защите генерала Эйлера, капитан Жуйков построил из роты карре и, скрыв в нем офицеров, довольно благополучно дошел до города. Здесь роту встретил генерал Леонтьев. Он приказал ей охранять мост, но расположил ее так, что орудие, наведенное вдоль Петербургской улицы, по пути движения поселян в город, должно было стрелять в тыл роты. Этими приготовлениями к встрече поселян генерал Леонтьев и ограничился, о наступательных же действиях он и не думал.

Огромные толпы поселян накапливались по ту сторону моста. Поселяне не наступали. На их стороне слышен был шум, видны передвижения с места на место, но не было признака того, что они намерены разойтись по домам, на что все еще надеялся генерал Леонтьев. Так проходил час за часом. Около часа дня на виду войск, стоявших на площади, в конце Каталовской улицы появилась вооруженная толпа поселян численностью до пятисот человек. В то же время огромная толпа, стоявшая у заставы перед мостом, пришла в движение, послышались угрожающие крики, и явно было видно стремление ее ворваться в город.

Внезапно и на площади в войсках генерала Леонтьева произошло движение: солдаты Киевского полка самовольно стали становиться в ружье. Это было началом восстания. Генерал Леонтьев, находившийся у баталиона 7-го егерского полка, послал к ним штабс-капитана Лошакова с тем, чтобы офицер напомнил им о долге к присяге. Но Лошаков возвратился ни с чем: солдаты не стали его слушать. Тогда Леонтьев пошел к солдатам и спросил их, чего они хотят. Солдаты не отвечали, поворачивались к генералу спиной, производили шум, переходили из одних рядов в другие, разговаривали между собой. Генерал возвратился к егерям. Майор Ясинский бросился к поселянам, которых сдерживала рота капитана Жуйкова, с целью «выяснить их намерения». Предводитель одной из трупп поселян (общего предводителя у них не было), унтер-офицер Васильев, заявил Ясинскому о требовании поселян: выдать им генерала Леонтьева, всех офицеров и чиновников полкового управления округа Киевского полка, — в противном случае поселяне, «по первому знаку из баталиона Киевского полка, ворвутся в город и никого из начальников не оставят в живых». Но события начали уже развертываться стремительными темпами. Этому способствовало, во-первых, присоединение к поселянам рабочих 10-го баталиона, во-вторых, самовольное прибытие на площадь двух рот Киевского полка, до которых дошло известие о приближении поселян-однодеревенцев. Общее смятение еще более усилилось, когда солдаты этих рот оттеснили прислугу батареи, стоявшей у штаба дивизии, и завладели орудиями. Солдаты Киевского полка шеренгами закрыли устья улиц, выходящих на площадь, и этим отрезали отступление в город всем офицерам. Генерал Леонтьев с несколькими офицерами находился в это время у моста и вел переговоры с поселянами. Он, видимо, все еще надеялся на благополучный исход дела, хотя для всего города исход этот был давно ясен.

«Я был поражен, — воспоминает очевидец, — наступившей внезапно необыкновенной тишиной, предвестницей ужаснейшей бури… Люди, как привидения, мелькали из дома в дом, а из ворот и окон они выглядывали с трепетом, ожидая чего-то таинственного, зловещего. В самой природе было что-то зловещее: был страшный зной, тяжело дышалось, пот градом катился с лица, во всем теле чувствовалась какая-то особенная слабость и изнеможение, мысли были расстроены… Солнце было как бы в затмении: сквозь мглу и туман оно казалось раскаленным ядром, с двумя кольцеобразными каймами».

Затишье продолжалось недолго. У заставы произошло движение: поселяне медленно стали подвигаться к мосту. Увидев приближение своих однодеревенцев, солдаты Киевского полка криками, свистками, бросанием вверх шапок ободряли их. На просьбу командующего орудием капитана Грязнова (орудие стояло на мосту) открыть по наступавшим огонь, генерал приказал отвезти орудие назад. Заметив отъезд орудия, поселяне, ободряемые условными знаками и криками солдат Киевского полка, ринулись на мост, и через несколько минут огромная толпа их смешалась с солдатами, стоявшими на площади. Поселяне прежде всего устремились к дому штаба дивизии, предполагая найти там генерала Леонтьева и офицеров. Несмотря на то, что перед дверьми квартиры Леонтьева стоял баталион 7-го егерского полка, поселяне ворвались в квартиру генерала, разгромили ее, выбили стекла и, не — найдя в ней генерала, выбежали на улицу. Генерал Леонтьев, чтобы спасти свою жизнь, скрылся между рядами баталиона, но по высокому султану поселяне заметили его там и яростно устремились в середину колонны. Егеря раздвинулись, и мастеровой 10-го баталиона Хаим Рывкинд, схватив за грудь Леонтьева, увлек его в толпу поселян и мастеровых рабочего баталиона. Генерала сильно избили. Каждый поселянин наносил ему несколько ударов «счетом». Ночью он скончался. Большинство находившихся на площади офицеров, не ожидая себе пощады, поспешили укрыться в дом штаба дивизии, где все они сразу же попали в руки поселян, громивших помещиков штаба.

Город наполнился поселянами, всюду искавшими начальство. В поисках скрывшихся в городе офицеров и чиновников, кроме поселян Киевского округа, активное участие приняли приехавшие в город поселяне Мекленбургского округа, мастеровые рабочего баталиона, а также многие солдаты резервного баталиона Киевского полка. Офицеры, пытавшиеся найти защиту (в рядах этого баталиона, все были избиты. Солдаты баталионов 7-го егерского и сводного карабинерного полков не принимали участия в избиении офицеров, но и не защищали их, — они оставались зрителями. Офицеры этих баталионов находились при своих ротах и остались невредимы, но поселяне не пощадили никого из офицеров штаба дивизии и Киевского полка. Устрашенные жители попрятались по домам.

Только к вечеру поселяне покинули город и разошлись по своим округам.

Кроме генерала Леонтьева, было убито 20 офицеров и 30 человек сильно избиты. Хотя поселяне ушли из города, но ожидание их возвращения оковало волю оставшегося в городе начальства.

В эти два дня жизнь в городе замерла. Улицы опустели. Дома с закрытыми ставнями казались вымершими. Городское управление бездействовало. Купцы — члены городской думы и магистрата, — устрашенные возмущением, не показывались на улицах города. Все ждали нового нападения поселян. Но нападение на город не повторилось. Поселяне, вернувшиеся в свои округа, вновь подняли в них восстание.