Перегрузка все увеличивалась и увеличивалась, тело будто бы сжало огромным тяжелым прессом, стало тяжело дышать, глаза сами по себе закрылись и теперь требовалось неимоверное усилие, чтобы заставить их открыться вновь и видеть, хоть что-нибудь. Или хотя бы различать.

На центральном экране марево из дымчатых облаков. Зона перехода. «Как долго… Или только кажется?» — это уже где-то в подсознании. И снова сверху обрушивается следующая волна перегрузок. Дыхание перехватывает, все плывет. Но вот будто бы кто-то уронил штору, перед глазами возникает черная бездонность космического неба, подсвеченная мелкими вкраплениями ярких холодных звезд, только тяжесть почему-то не спадает.

«Надо убавить тягу, — взгляд скользит по экрану рядом, но курсор не двигается. — Черт! Тяга — это же левый джойстик». Странно, но под действием перегрузки трудно не только пошевелить кистью, лежащей на рычаге управления, трудно даже переключиться и заставить работать левую руку вместо правой. Но вот курсор медленно ползет по экрану. В самом низу: «Убрать до одного же».

Николай нажимает гашетку, команда принята. Но тяжесть в теле все равно растет. «Неужели отказ в системе управления?» И вновь все плывет и гаснет, а потом на какое-то мгновение становится как-то странно тихо, даже гул в ушах пропадает…

— Эй! Как ты там? Глаза-то открой, — прорывается будто бы из потустороннего мира.

— Нормально, — пилот открывает глаза, перед ним, в ореоле разноцветных зайчиков, улыбающееся лицо Вовки. Владимира Ранского — еще одного пилота из их учебной группы.

— Сам из центрифуги выйдешь, или тебе помочь?

Да, это всего лишь центрифуга, всего лишь очередная тренировка, и она закончена. Николай блаженно делает несколько сильных вдохов, огненные зайчики постепенно пропадают, все вокруг встает на свои места.

— Сейчас, только отдышусь маленько.

Когда все позади, когда уже не ожидаешь какого-то подвоха от испытующих и можно наконец расслабиться, силы возвращаются с утроенной скоростью. Пилот с удивлением видит, что привязные ремни на нем уже расстегнуты. Наверное, он все-таки достаточно долго был без сознания, раз не помнит ни как остановилась центрифуга, ни как Вовка открыл колпак и освободил тело Николая от пут. Но ничего, задание-то удалось выполнить. Вроде бы… Или нет?

— Как все прошло?

— Ну ты дал! — в голосе Ранского слышится неподдельное изумление, перемешанное с завистью. — Перегрузка двадцать восемь, а ты еще чего-то там телишься и даже команды верно набираешь.

— Так тест я прошел?

— Да прошел, прошел. Ты посмотри, что там наш доктор вытворяет.

За стеклом пультовой комнаты двое. Штатный врач группы и один из проверяющих тестеров. Со звериным оскалом на лице доктор размахивает перед носом тестера охапкой бумаги и что-то орет. Еще ни разу Николай не видел Палыча в таком бешенстве. Тот аж побагровел весь.

Проверяющий же вроде даже и не реагирует на все эти нападки. Спокойно повернувшись к врачу спиной покидает пультовую. Разъяренный доктор выскакивает следом, швыряя вдогонку уходящему те самые листки, которые только что держал в руках.

— Я вам не мальчик! Сегодня же подаю рапорт и очень надеюсь, что вы об этом весьма пожалеете!

— Чегой-то он? — тихо, одними губами, интересуется Николай.

— Переживает, как бы мы все не передохли здесь еще до начала полета, — язвит Вовка. — Ладно, пусть сами между собой разбираются. Пойдем в душевую, а то командир уж сбор объявил.

— Подождет…

Вот уж чего никак не мог ожидать Бойо — так это того, что через десять с небольшим лет после окончания училища вновь попадет в тренировочный лагерь. Конечно, отношение к курсантам здесь в корне отличается от той суровой военной школы, что пришлось когда-то пройти. Теперь каждый живет в отдельной комнате со всеми удобствами, нет внезапных тревог, подъемов пинками и той выматывающей душу муштры, когда голова перестает понимать, кто ты и где находишься. И уж конечно нет ни единой попытки оскорбления.

Но есть работа. Трудная и тяжелая, но работа. По десять часов в день. С девяти до семи. Среди которых два обязательных — на физподготовку. Быстро восстановив форму, Николай не очень-то тяготится этим в отличие от гражданских, которые составили половину всего курсантского состава. Те ведь как сосиски на турнике, да и обычный бег трусцой одолевают тяжело, с хрипом в горле. Неужели и он когда-то был таким же?

А в остальном все текло как текло. После семи обязательное свободное время, кормежка — лучшие рестораны отдыхают, и даже два выходных в неделю. Живи да радуйся.

Спустя месяц совместного обучения их разделили на группы по восемь человек.

— Запомните, это будет ваш стартовый состав, — так инструктировал их Витька. — Еще возможны какие-то замены, но, думаю, кардинальных перестановок в ваших группах не уже будет.

Вот как это выглядело на практике.

В команде было четверо военных: Эдуард Лорри — командир (он же капитан корабля); басистый, низкорослый и широкоплечий навигатор Сергей Беляев; и два пилота: Владимир Ранский и, собственно, сам Николай. Плюс придавалось еще столько же штатских: еще один Николай, Парнишкин, медик-биолог, по совместительству главный балагур компании; его антипод немногословный биолог-зоолог Степан Копейко; физик-геолог Альберт Айсберг и зачем-то историк-лингвист Сандро Хашвили. Последние два с ярко выраженной национальной принадлежностью не только по лицу, но и по поведению. Задумчивый Альберт и горячий кавказский ловелас Сандро, которого всегда известно где искать. Но, что самое обидное, приданные гражданские были настолько же умными, насколько слабыми физически. И что тут поделаешь? Свои-то мышцы в них не пересадишь. Во время бега еще как-то можно за собой тянуть, а на турнике или брусьях? А ведь зачет шел по результатам работы всей группы.

Но надо отдать должное этим дохлякам — они старались. Даже свое личное время убивали, лишь бы сократить отставание. Месяца три, и в группе Бойо хоть на троечку, но нормативы выполнялись практически всеми без исключения.

А тем временем подоспели новые тренажеры, установили ту самую центрифугу, рядом — бокс, в котором планировали поместить развернутую копию будущего корабля и еще кучу различных камер и лабораторий. Прибыли новые инструкторы. Учеба пошла на новый виток.

— Ребята, как там у вас? — традиционный первый вопрос, когда Владимир с Николаем еще ощущая на себе блаженство от только что принятого горячего душа появились в кают-компании, комнате отдыха группы.

— Да ничего, на центрифуге катались.

— О-о! Это мы на раз. Позавчера я семнадцать «же» как с куста! — тут же звонко встрял в разговор Парнишкин, медик. Веселый и заводной, самый младший в группе, которому только совсем недавно исполнилось двадцать пять.

— Ничего не путаешь? Там вроде бы как семь было, — перебил хвастуна Вовка. — А ты уже и душу вроде бы отдавать собрался.

— Че? Семь?! Может, и путаю… Да не может быть, семнадцать. Да и какая разница, всего-то единичка…

— Тогда полюбуйся на человека, который при двадцати восьми еще и команду на уменьшение тяги двигателей правильно набрал, — Володя подтолкнул Бойо поближе к тезке.

— Не врешь? Правда, что ли? Ну ребята, да при таком пилоте нам сам черт не страшен. Берегись, Вселенная! А нас сегодня на орбиту катали. Лично мне предложили операцию в невесомости сделать. А че, даже прикольно. Кровь из манекена шариками, вентилятор дует, даже отсос не нужен.

— Ну и как?

— Да я аппендицит с закрытыми глазами у кого хочешь вырежу. Хоть вверх головой, хоть вниз. Тоже мне операция.

— Значит, если кто пальчик в космосе порежет, доктор залатает.

— Будьте спокойны. Ссадины и царапины — это мое все. Кстати, новый анекдот слышали? «Доктор, а что это у меня после перехода задница на груди? — Чтоб инопланетяне за своего приняли». Короче, смеяться после слова «лопата».

— Какое счастье, что подсказал!

— Не стоит благодарностей.

— Ты только математику подтяни, а то не ровен час отрежешь кому пять пальцев, а пришьешь только два.

— Могу и десять…

И так далее и тому подобное. Облеченный в доступную плоскую форму ненавязчивый солдатский юмор. Как раз то, что надо, когда все тело буквально ломит после тренировок, а голова больше ни на что не способна. Парнишкин он и есть Парнишкин. Даже фамилия… А сначала думали — прозвище.

И тут в шторм разбушевавшейся солдафонской стихии вклинивается Лорри, командир. Крупный мужик с резко очерченным квадратным подбородком и извечно хмурым лицом.

— Ладно, все наговорились? От занятий отошли? — басовито гудит он, призывая к порядку. Все затихают. — Значит так. Ни для кого не секрет, что поначалу мы все, я имею ввиду военных, были разочарованы уровнем физической подготовки наших штатских товарищей. Но вот все изменилось. Любой из научных работников тянет обязательный комплекс на уверенную тройку, а господин Парнишкин — даже на четверку. И тенденции к дальнейшему росту у них весьма неплохие. Так что наши ученые подтянулись, чего не могу сказать о нас. Как был в голове бардак, так он и остался. А потому предлагаю с этого дня по два часа свободного времени посвящать занятиям с репетиторами, благо, в команде их на каждого как раз хватает.

И вот тут уже не до смеха. Веселый гомон в кают-компании как-то разом сменяется мрачным молчанием, которое первым решается нарушить историк Сандро.

— И на кой ляд вам это сдалось? Чтобы узнать, что с точки зрения филологии «работать на работе» является тавтологией? Мы же не просим вас обучить нас управлению кораблем.

— А надо бы. Хотя это не есть предлог, с вашими способностями пилотажу вы обучитесь в течение месяца. А вот знания важны. В полете мы будем предоставлены только самим себе и чем больше мы возьмем с собой багажа — тем лучше. Так что?

— И когда приступаем?

— Немедленно, сегодня, — Эрик вновь обвел суровым взглядом кают-компанию. Сказать, что лица сидящих ребят помрачнели еще более — не сказать ничего. — Ладно, черт с вами, давайте будем устраивать мастер-классы три раза в неделю. Понедельник, среда, пятница. Так лучше?

Командир замолчал, пауза затянулась. Неожиданное предложение требовало тщательного обдумывания, а работать головой не хотелось. День закончен, отдыхай да радуйся.

— А сегодня что?

— Сегодня днем после вторника.

— А это когда?

— Сразу перед четвергом.

— То есть не среда, нет?

— Ты как всегда точен.

— Значит, начинаем не сегодня.

«Лучше работать завтра чем сегодня», — извечный коммунистический лозунг, который каждый понимает так, как это выгодно лично ему.

Чай выпит, бутерброды съедены. Посидев еще немного, ребята веселой гурьбой вываливают на улицу.

Сразу за воротами, отделяющими учебную территорию от жилой, их ожидает огромный, светло-серой масти пес непонятной породы.

— Лайка, Лайка, иди сюда!

И пес со всех ног, так, что задние лапы обгоняют передние, мчится навстречу. Не останавливаясь прыгает на грудь к Парнишкину тут же облизывая его лицо своим шершавым слюнявым языком.

— Лайка, смотри, что у меня есть, — Колька достает из кармана комбинезона кусок сахару. — Любишь?

«Люблю», — всем видом показывает пес, задрожав от нетерпения.

— Так лови, — и сахар прямо на лету оказывается в пасти собаки. Лайка проглатывает его даже не разжевывая. Парнишкин изображает обиду. — Нельзя так, надо смаковать…

«Точно — нельзя», — соглашается Лайка, сходу проглатывая еще один подброшенный кусок.

Пес и человек. Лайка и Парнишкин. Они будто бы были созданы друг для друга. Откуда взялась эта собака мужеского полу — толком никто не знал. Поначалу Колька утверждал, что привел его с собой из города, когда гулял там на выходных. Будто бы пес был брошен и вел жизнь обычной бездомной дворняжки. Когда же Парнишкина засмеяли, он придумал новую историю про то, что пса якобы подарила ему некая старушка из-за того, что собака влюбилась в него с первого взгляда и просто умоляла бабушку сделать это. Чтобы не выслушивать более удивительные версии, решили остановиться хотя бы на этом.

Но пес был хорош. Гладкий, упитанный, здоровый как телок и очень веселый. Его хвост постоянно пребывал в таком движении, что казалось, что он либо оторвется, либо подобно пропеллеру вертолета поднимет собаку в воздух. Немудрено, что Лайка очень скоро стал любимцем всей группы и каждый считал своим долгом подкормить его чем-нибудь вкусненьким.

— Колька, ну чего ты в медики подался, шел бы в кинологи, вон тебя как собаки любят, — смеялись ребята. — Какого черта ты собрался в эту экспедицию?

— Путешествовать люблю, — улыбался Парнишкин. — Вот все в отпуске куда? На море, пузо греть. А я? Посмотреть на другие края. Москву и Питер вспоминать не будем. Ярославль, Суздаль, Новгород — это только Россия. Видали раскопы в Херсонесе? То-то же. А крепость в Новом Афоне? Гора, а на ней полукилометровое сооружение из каменных блоков, а внутри — неиссякаемый источник воды. Как вам? Потом и по миру есть чего посмотреть. Та же Греция, Италия, Египет… В Америке, кстати — остатки цивилизации Майя.

— И везде побывал? Не гонишь?

— Много где можно побывать, если только целью задаться, а не греть пузо на солнышке.

— Нам тут экскурсию в Питер обещают, гидом будешь?

— Да не вопрос.

Вдоволь наигравшись с псом, ребята разбрелись по комнатам. Ушел и Бойо. Во дворе остался один Парнишкин с Лайкой. Но надо спать, завтра опять напряженный учебный день. А Лайка, Лайка обязательно их встретит. Завтра.

Наряду с обжигающе-горячим душем после тренировок Николай просто обожал холодную воду по утрам. Когда прохладные струи смывают с тебя остатки утренней дремоты, а тело будто начинает жить заново, возродившись каждой отдохнувшей и напоенной свежей энергией клеточкой. Тихое журчание воды и отдаленный веселый лай уже проснувшегося всеобщего любимца за приоткрытым окном. А еще радостное щебетание птиц. Приятно.

Но сейчас к обычным утренним звукам добавляется еще один. Рассерженный мужской баритон. Николай, может быть, и не обратил бы на это никакого внимания, но голос кажется ему очень знакомым.

Бойо выглядывает из окна.

Внизу, по дорожке, ведущей к центральному входу в жилой корпус идет мужчина. Выкрикивая что-то гневное на ходу, его догоняет еще один. Ну да, Витька. Резко одернув шедшего впереди за рукав пиджака и повернув его лицом к себе друг Николая одной рукой вцепляется мужчине в галстук, а вторую заносит для удара. И опять что-то кричит. Только далековато, не разобрать. Только отдельные слова.

— Я тебя самого… Ты у меня сдохнешь… Чтоб… Сегодня же…

Бойо приглядывается. Точно. Это тот самый вчерашний тестер. Значит, Палыч все-таки накатал докладную по вчерашнему случаю, и прав Вовик, утверждавший, что эти умники сами между собой во всем разберутся. Хотя… Что-то уж больно спокоен этот самый проверяющий. Так со стороны сразу и не поймешь, кто из них более прав, он или Витька.

Николай переводит взгляд на спортивную площадку, туда, откуда доносится задорное тявканье Лайки. Там, среди пустующих турников, брусьев, шведских стенок и прочих снарядов виднеется одинокая человеческая фигура. И даже не надо напрягать зрение, и так понятно, кто это.

Парнишкин. Он что, и не ложился вовсе? Вот ведь настырный малец! Пристроившись на гимнастической скамейке ожесточенно качает пресс. Сколько же он собирается? Николай начинает считать, сбивается. Чудо в перьях, кому и что он хочет доказать? Разве что только самому себе…

Наконец Парнишкин останавливается, теребит по холке подбежавшего Лайку, запрыгивает на брусья. Еще десяток отжиманий, соскок, и опять объятия с прыгнувшим в руки псом. И вот парень поднимает валяющееся неподалеку полотенце, не спеша протирает лоб, трусцой бежит к жилому корпусу. Лайка сопровождает своего друга до самой двери, потом возвращается на спортивную площадку и ложится неподалеку от того места, где только что занимался Парнишкин.

До начала занятий остается около часа.

— Внимание, курсанты!

Они выстроились внутри огромного ангара где, по непроверенным сведениям, ученые предполагали возвести в натуральную величину макет того самого корабля. Но сейчас здесь ничего нет. Только голые стены, поблескивающие неимоверной площадью остекления.

— Внимание! — странный развод. Перед восемью курсантами человек двадцать персонала. Речь держит координатор Брылеев (Витька). — С сегодняшнего дня мы приступаем к тренировкам непосредственно на макете корабля. Вы сможете полностью ознакомиться с его внутренним оснащением, привыкнуть к расположению различных помещений, а также опробовать все функциональные возможности лабораторий и научных блоков.

«Неплохо держится, — Николай удовлетворенно осматривает своего друга. — Только вот корабль-то где?»

В тоже время Виктор продолжает:

— Изначально планировалось построить здесь точную копию вашего корабля, но в связи с тем, что разработка и монтаж ведутся практически параллельно, в конструкцию попутно вносится изрядная толика изменений. Так сказать, на ходу. Поэтому решено заменить реальную копию корабля виртуальной. Специалисты по спецэффектам одной из наших киностудий любезно согласились помочь нам в этом.

Поясняю: после того, как вы наденете специальное снаряжение и включится проекция, перед вами будет полностью достоверная картинка. Все окружающие вас предметы можно будет не только потрогать или взять в руки, но и совершить с ними определенные действия.

Допустим, если это чайник, из него можно налить воду в стакан. А если это центральный пульт, соответственно, доступны все операции по управлению кораблем. Экраны работают, звуки идентичны натуральным.

Но еще раз повторяю: это всего лишь виртуальная проекция и кое-что в ней недоступно. Видя перед собой кресло, вы можете натолкнуться на него и даже потрогать мягкость его обивки, но сесть в него вам вряд ли не удастся. Не пытайтесь также взбираться по лестницам и уж тем более с наскоку запрыгнуть в постель. Помните, что в конечном счете вы стоите вот на этом и не более того, — тут Витек несколько раз топнул ногой по выложенному полированной плиткой полу. — И еще одно: цель данного курса не только в отработке взаимодействия группы в условиях, приближенных к реальным, но и сбор информации о функциональности оборудования. Мы будем рады любым вашим замечаниям. Это ваш дом, и он строится непосредственно для вас и под вас. Надеюсь, это тоже понятно.

А сейчас облачайтесь в костюмы, и — вперед.

Поверх обычных рабочих комбинезонов на курсантов надели еще один, состоящий из тонких металлизированных паутин-трубочек. На голову — шлем с огромным встроенным экраном. Заставили походить, привыкнуть к амуниции. Затем всех снова собрали в центре ангара.

— Внимание, — раздался усиленный репродуктором незнакомый голос. — Сейчас включится проекция. Для удобства прошу всех присесть.

Трое из ученых послушно выполнили рекомендацию. Военные и, конечно же господин Парнишкин посчитали данное предостережение излишним.

Ангар исчез, появилась внутренняя обстановка космического корабля. Несмотря на предупреждение, переход был настолько быстрым и неожиданным, что закружилась голова.

— А-а! — потерявший равновесие Парнишкин растянулся на полу.

Не мудрено. Бойо и сам еле удержался на ногах, сделав несколько неуверенных шагов в разные стороны. Но головокружение быстро прошло. Николай осмотрелся. Да, все было именно так, как и обещалось. Картинка более чем реалистичная.

Сейчас они находились в центральном командном отсеке. Ничего нового. Все вполне стандартно. Посередине большой дублированный пульт с двумя креслами для пилотов, сзади, оснащенное несколько меньшим отодвигаемым рабочим местом, кресло командира корабля, а справа, рядом с основной вычислительной системой, место навигатора. Опять же на стене, перед большим пультом управления, пять довольно значительных по размеру черных экрана для трансляции изображений с внешних камер.

Николай аккуратно подошел к пульту, включил изображение. Неплохо. К своему удивлению, он даже ощутил, как палец упирается в нужные кнопки. Средний экран загорелся голубым.

— Вот это да! И вправду работает.

Это уже голос тезки. Сейчас, когда они находились в виртуальном мире, облик курсантов поменялся, теперь это были похожие на манекены фигуры, лишенные лиц и совершенно неотличимые друг от друга. Но в походке или просто внешних повадках все-таки различие сохранилось. По крайней мере, Парнишкина ни с кем не спутаешь.

Тот тоже подошел к пульту, с интересом потрогал его за края, потом быстро нажал первую попавшуюся под руку кнопку. Конечно же, самую большую и красную. После чего по всему кораблю заунывно заверещал зуммер.

— Что это? — Парнишкин, надеясь отключить сигнал, еще несколько раз нажал ту же кнопку.

— Сигнал общей тревоги, — к пульту подошла еще одна тень, судя по голосу — Витька. Координатор быстро набрал код отмены, зуммер затих. — Такие расположены во всех отсеках, в каждой комнате. Служат для привлечения команды в случае нештатной ситуации.

— Здорово! А экран почему ничего не показывает?

— На данный момент он подключен к камере наружного наблюдения, расположенной на носу корабля. Сейчас день, поэтому мы видим только голубизну неба. Ночью будут еще и звезды.

— Класс, — Парнишкин обошел и в обязательном порядке потрогал все что находилось в пультовой.

Бойо осторожно дотронулся до кресла пилота, будущего своего кресла. Ничего так. Гладенькое. Но в этом отсеке смотреть больше было нечего и можно последовать за тезкой, который уже нырнул за дверь.

Там был довольно длинный коридор. Видимо, корабль предполагалось сделать весьма внушительных размеров. В коридоре, сразу за пультовой, по обе стороны виднелись четыре двери, видимо, личные каюты навигационного экипажа. Николай с интересом заглянул в одну из них.

А вот тут-то уже все было весьма нестандартно. Ожидалась обычная клетушка, в которой едва-едва помещается кровать с рундуком под ней, небольшой встроенный шкаф и место для переодевания, где едва-едва можно развернуться. Но действительность превзошла все ожидания. Это была практически полноразмерная комната, где находилось даже такое излишество как стол. А рядом с платяным шкафом виднелась еще одна дверь. Неужели?!

Точно! Ванная комната, да еще оборудованная душем и отдельно стоящим унитазом. Для космического корабля — просто царские хоромы. Николай даже засомневался. Он специально обошел остальные каюты. Нет. Все они были абсолютно одинаковы.

— Как вам? — раздавшийся в наушниках голос, как понял Николай, принадлежал одному из конструкторов.

— Неплохо. В таких апартаментах — хоть на край Вселенной.

— Мы рады, что вам понравилось. Продолжайте осмотр. Далее по коридору входы в ремонтную зону, арсенал и спасательные отсеки.

Сразу за каютами по коридору влево виднелась лестница, рядом — лифт, а в его открытой кабине чья-то тень.

— Смотри, здесь даже кнопки работают, только наверх везти не хочет, — ну конечно, кто бы это еще мог быть? Только Парнишкин. Молодой человек вышел из кабины и потрогал блестящие поручни лестницы. — Ты смотри, крепкие, — было видно, как он пытается оторвать одну из труб, заменявших здесь перила. — А ну-ка!

Парнишкин схватился за поручень обеими руками и налегая корпусом попробовал вырвать его еще раз.

— А-а! — потеряв равновесие он свалился прямо в находящуюся за его спиной стену.

Выглядело это довольно комично и парадоксально. Как в детских фильмах-сказках. Стена, на ощупь казавшаяся такой прочной, без каких-либо видимых сопротивлений пропустила тело сквозь себя. Только ноги доктора в коридоре и остались, правда, довольно быстро исчезли. Наконец из расположенной рядом двери появился и сам Парнишкин.

— Черт, я прям почувствовал, как эта стена разрезает меня пополам.

— Да уймешься ты когда-нибудь? — Николаю уже начали надоедать эти дурацкие выходки. — Что за детский сад, ей Богу?

— Все, больше не буду.

— Внимание, — включился тот самый голос, что был в самом начале. — Группе собраться в центральном посту управления. Готовится смена локации.

Им снова предложили присесть.

— А-а! — это вновь упал не послушавшийся доброго совета Парнишкин.

Теперь они находились на третьем этаже. В помещениях, сплошь заставленных контейнерами.

— Запас продовольствия, — пояснил голос. — Рассчитано на пять лет автономного полета.

На четвертом этаже вновь обнаружились спасательные капсулы и аварийное снаряжение, а вот на пятом были лаборатории и личные каюты гражданского персонала. Ожидая, что Парнишкин ни в коем разе не сдержит своего обещания, Бойо следовал за ним как привязанный. Вошли в медицинский блок.

— А ведь недурно! — медик сразу кинулся шарить по ящикам. — Совсем, совсем недурно.

Его апартаменты состояли из нескольких комнат. В следующей стоял огромный стол. Парнишкин довольно урча как заводной летал от шкафа к шкафу.

— Это что, операционная?

— Она, родимая. Знаешь, Коль, с таким оборудованием я тебе голову могу отрезать и новую запросто пришить.

— Себе пришей.

У корабля было еще несколько этажей, но, слава Богу, на первый раз устроители решили пока ограничиться пятым. Проекцию выключили. Группа вновь оказалась в огромном пустом ангаре.

— Повторяю, если будут какие-то замечания или предложения, просим в любое время…

— Надо установить четыре дополнительных кресла в центральном отсеке управления, — заметил Эдуард. — Для научного персонала.

— Принято. Что-то еще?

— Пока нет.