«Нет    лет…» — вот что кузнечики стрекочут нам в ответ на наши страхи постаренья и пьют росу до исступленья, вися на стеблях на весу с алмазинками на носу, и каждый —       крохотный зелененький поэт. «Нет     лет…» — вот что звенит, как будто пригоршня монет, в кармане космоса дырявом горсть планет, вот что гремят, не унывая, все недобитые трамваи, вот что ребячий прутик пишет на песке, вот что, как синяя пружиночка, чуть-чуть настукивает жилочка у засыпающей любимой на виске. Нет  лет. Мы все,     впадая сдуру в стадность, себе придумываем старость, но что за жизнь,        когда она — самозапрет? Копни любого старика и в нем найдешь озорника, а женщины немолодые — все это девочки седые. Их седина чиста, как яблоневый цвет. Нет   лет. Есть только чудные и страшные мгновенья. Не надо нас делить на поколенья. Всепоколенийность —           вот гениев секрет. Уронен Пушкиным дуэльный пистолет, а дым из дула смерть не выдула и Пушкина не выдала, не разрешив ни умереть,               ни постареть. Нет   лет. А как нам быть,          негениальным, но все-таки многострадальным, чтобы из шкафа,            неодет, с угрюмым грохотом обвальным, грозя оскалом тривиальным, не выпал собственный скелет? Любить.     Быть вечным во мгновении. Все те, кто любят,—             это гении. Нет   лет для всех Ромео и Джульетт. В любви полмига —         полстолетия. Полюбите —     не постареете — вот всех зелененьких кузнечиков совет. Есть     весть, и не плохая, а благая, что существует жизнь другая, но я смеюсь,     предполагая, что сотня жизней не в другой, а в этой есть и можно сотни раз отцвесть и вновь расцвесть. Нет   лет. Не сплю,     хотя давно погас в квартире свет и лишь поскрипывает дряхлый табурет: «Нет     лет…          нет           лет…»