Я разный —       я натруженный и праздный. Я целе-      и нецелесообразный. Я весь несовместимый,                 неудобный, застенчивый и наглый,                злой и добрый. Я так люблю,           чтоб все перемежалось! И столько всякого во мне перемешалось от запада      и до востока, от зависти      и до восторга! Я знаю — вы мне скажете:           «Где цельность?» О, в этом всем огромная есть ценность! Я вам необходим. Я доверху завален, как сеном молодым машина грузовая. Лечу сквозь голоса, сквозь ветки, свет и щебет, и —   бабочки        в глаза, и —    сено      прет         сквозь щели! Да здравствуют движение и жаркость, и жадность,      торжествующая жадность! Границы мне мешают…                Мне неловко не знать Буэнос-Айреса,                Нью-Йорка. Хочу шататься, сколько надо, Лондоном, со всеми говорить —           пускай на ломаном. Мальчишкой,           на автобусе повисшим, Хочу проехать утренним Парижем! Хочу искусства разного,                     как я! Пусть мне искусство не дает житья и обступает пусть со всех сторон… Да я и так искусством осажден. Я в самом разном сам собой увиден. Мне близки      и Есенин,           и Уитмен, и Мусоргским охваченная сцена, и девственные линии Гогена. Мне нравится          и на коньках кататься, и, черкая пером,           не спать ночей. Мне нравится      в лицо врагу смеяться и женщину нести через ручей. Вгрызаюсь в книги           и дрова таскаю, грущу,      чего-то смутного ищу, и алыми морозными кусками арбуза августовского хрущу. Пою и пью,      не думая о смерти, раскинув руки,           падаю в траву, и если я умру           на белом свете, то я умру от счастья,                что живу.