Бок о бок с шашлычной,                     шипящей так сочно, киоск звукозаписи                  около Сочи. И голос знакомый                 с хрипинкой несется, и наглая надпись:                  «В продаже — Высоцкий». Володя,       ах, как тебя вдруг полюбили Со стереомагами                автомобили! Толкнут        прошашлыченным пальцем кассету, И пой,       даже если тебя уже нету. Торгаш тебя ставит                   в игрушечке-«Ладе» Со шлюхой,           измазанной в шоколаде, и цедит,         чтоб не задремать за рулем: «А ну-ка Высоцкого мы крутанем!» Володя,        как страшно                   меж адом и раем крутиться для тех,                  кого мы презираем! Но, к нашему счастью,                    магнитофоны Не выкрадут           наши предсмертные стоны. Ты пел для студентов Москвы                           и Нью-Йорка, Для части планеты,                 чье имя — «галерка». И ты к приискателям                   на вертолете Спускался и пел у костров на болоте. Ты был полу-Гамлет и полу-Челкаш. Тебя торгаши не отнимут.                         Ты наш… Тебя хоронили, как будто ты гений. Кто — гений эпохи. Кто — гений мгновений. Ты — бедный наш гений семидесятых И бедными гениями небогатых. Для нас Окуджава                 был Чехов с гитарой. Ты — Зощенко песни                  с есенинкой ярой, И в песнях твоих,                  раздирающих душу, Есть что-то           от сиплого хрипа Хлопуши! …Киоск звукозаписи                    около пляжа. Жизнь кончилась.              И началась распродажа.