Лифтерше Маше под сорок. Грызет она грустно подсолнух, и столько в ней детской забитости и женской кричащей забытости! Она подружилась с Тонечкой, белесой девочкой тощенькой, отцом-забулдыгой замученной, до бледности в школе заученной. Заметил я —         робко, по-детски поют они вместе в подъезде. Вот слышу —           запела Тонечка. Поет она тоненько-тоненько. Протяжно и чисто выводит… Ах, как у ней это выходит! И ей подпевает Маша, обняв ее,       будто бы мама. Страдая поют и блаженствуя, две грусти —          ребячья и женская. Ах, пойте же,           пойте подольше, еще погрустнее,             потоньше. Пойте,     пока не устанете… Вы никогда не узнаете, что я,     благодарный случаю, пение ваше слушаю, рукою щеку подпираю и молча вам подпеваю.