После отъезда Помпея Цезарь стал чаще бывать у Красса. Нередко он приходил, когда хозяина не было дома, и его встречала, вспыхивая от радости, Тертуллия, приземистая, полногрудая матрона с черным пушком на верхней губе. Он обольстил ее не потому, что был влюблен, а оттого, чтобы влиять через нее на несговорчивость Красса.
«Буду мужем многих матрон и женой многих мужей, лишь бы крепко держать магистратов в своих руках, — думал Цезарь, входя в дом Красса и зная через рабов, которые доносили о каждом шаге хозяина, что тот отправился на форум, а Публий, сын его, к ритору. — Если боги помогли Тертуллии и она сумела убедить богача, мы попытаемся…»
В атриум вбежала полуодетая матрона, громко засмеялась, увидев Цезаря, схватила его за руку.
— Иди за мной, — шепнула она, увлекая его за собой и Venereum, потайный уголок, посвященный Венере.
Это была комнатка, увешанная коврами, с мягким ложем возле жертвенника перед статуями Венеры Калл книге и Венеры Перибасии, увитыми лентами с египетскими, иероглифами. Приапы и вакхические амулеты истрепались на каждом шагу, а на стенах красовались libidinies — порнографические картины. Цезарь был здесь впервые.
На ложе она твердила о своей любви, и он, торопливо лаская ее, расспрашивал, как относится Красс к союзу с ним на форуме, что думает делать в случае сопротннления сената.
— Марк готов работать с тобой, — говорила Тёртуллия, — хотя боится всецело довериться тебе… Дела твои с Помпеем и Цицероном доводили его до бешенства, но я уверяла, что это твоя политическая хитрость. У него много сторонников в сенате, и если ты умело поведешь дело…
— ZcDJTxaicpGxri, — шептал Цезарь, целуя ее. Встал и, одеваясь, сказал:
— Буду дожидаться его в таблинуме… Тертуллия хлопнула в ладоши и приказала невольнице подать вина и внести шипящий кальдарий.
Когда они допивали кальду, разбавленную молоком, рабыня доложила, что идет господин: сейчас он остановился на улице и ругается с публиканом.
— Он не замедлит войти! — с беспокойством воскликнула Тертуллия, сделав знак невольнице убрать чаши и кальдарий: — Не лучше ли, Гай, если ты уйдешь, а потом вернешься?
— Нет, — отказался Цезарь, — я не привык отступать…
Он взял свиток пергамента и развернул его. Это была «Милесиака», сочиненная Аристидом и переведенная Сизенной под Названием «Милетские рассказы».
Цезарь углубился в чтение. Описание симпосиона, ночного пиршества с участием женщин, и беседа о любви отличались от Платонового сймпосиона тем, что здесь было избегнуто метафизическое раскрытие предмета и центр тяжести перенесен на веселую занимательность.
Шутливый возглас вошедшего Красса прервал чтение:
— Клянусь прелестями Каллипиге, сам полубог почтил мой бедный дом своим присутствием!
— Клянусь Уранией, — так же шутливо ответил Цезарь, вставая, — сам Крез приветствует обедневшего полубога!
— Ха-ха-ха! Опять нужны нуммы?
— Когда они Не нужны? Без них, царственный Крез» и солнце не светит, и радость превращается вторе!
— Ха-ха-ха! А о девушках забыл?..
— Девушки — это лакомство, подаваемое на золотом блюде, а так как золота у меня нет…
Красс, улыбаясь, хлопнул в ладоши и приказал рабу подать вина.
— Ты, конечно, по делу… по нашему делу? — спросил он, старательно свертывая папирус.
— Толстяк уехал, — тонко улыбнулся Цезарь, намекая на Помпея, — и мы можем…
— Подожди, — остановил его Красс, — верно ли, что ты женился на прекрасной Помпее, дочери Квинта Помпея Руфа и Корнелии?.. Ловкий ход, клянусь Адонисом! Племянник Мария женился на племяннице Суллы, и я сразу понял твою хитрость; ты как бы говоришь: «Отныне нет больше политической розни, я получу кредит у всадников, дружбу и доверие сенаторов, и сулланцы забудут о моем прошлом».
Цезарь усмехнулся.
— Ты умен, Крез, но я следую завету Аристотеля: только соглашение между аристократией и демократией способно дать счастье отечеству…
— Об этом подумаем. Помоги мне сперва перейти на сторону популяров.
— Ты еще не отказался от мысли завоевать Египет? Красс вспыхнул.
— Разве Александр II не завещал Египет Риму? — сказал он. — Подними комиции… А так как пропретор Катилина возвратился из Африки (его обвиняют в лихоимстве), то он, Пизон и еще несколько человек нас поддержат… По моему настоянию в списки кандидатов, добивающихся консульства, внесены Публий Автроний Цет и Публий Корнелий Сулла, племянник диктатора. Они должны стать консулами, а тогда…
— Ты обдумал каждый шаг? — шепотом спросил Цезарь, и глаза его загорелись.
— Будь спокоен. Меня не остановит самая жестокая борьба. Я должен стать диктатором, а ты, Цезарь, будешь начальником конницы…
— Нужно действовать тайком, но меня смущает: найдем ли мы достаточное число сторонников? Помпеянцы нам не помогут, народ тебе не доверяет, — ведь ты недавно отрекся от сотрудничества с популярами, а один сенат…
Красс пожал плечами.
— Чего ты боишься? — воскликнул он. — Кто наносит удар, тот должен быть готовым получить тоже удар.
— Или отразить его…
— Будь спокоен, — повторил Красс, и глаза его зажглись злобным блеском. — Я отражу его с такой силой, что задрожит весь Олимп…
Рабы подали вино и фрукты. Вошла Тертуллия и возлегла рядом с мужем. О политике больше не говорили; беседа велась о завоеваниях Лукулла, о развратном поведении жены его, о магистратах и о Прении, снова получившей богатые подарки из Азии.
Когда Цезарь уходил, Красс отозвал его в сторону:
— Будь осторожен, — шепнул он. — Если наш замысел не удастся, мы его повторим спустя год или два…
Цезарь был в угнетенном состоянии, — уверенность в неуспехе и какая-то тревога не покидали его до конца дня. И вечером с ним случился жестокий припадок падучей.