В доме Цицерона собирались друзья и аристократы: Лукулл, Варрон, Фигул, Скавр, пасынок Суллы, Корнелий Непот, Лукреций Кар и Теренция, Жена Цицерона. Беседа о смерти Росция вызвала грусть на лицах гостей. Цицерон повторял с волнением, которое тщетно пытался скрыть.

— Гиспфион с величайшим изяществом.

— Да, — кивнул Ибрнелий Непот, — но скажи, Марк Туллий, не жалел ли бы ты так же своего старого учителя, строгого чудака и ворчуна?

Воспоминание об Орбилии Пуппиле вызвало улыбку на лице Цицерона:

— Когда я был мальчиком, — заговорил он, — мне очень доставалось от него. Старик сухой, придирчивый, он бил нас линейкой по ладоням, Драл за уши, ставил на колени, подсыпав гороху и еловых шишек… Я не знаю, жив ли он, но если жив, ему более ста лет… Счастливый старик! Он Помнит Гракхов, Сципиона Эмилиаиау Но разве можно сравнивать Росция с Пуппилом?

— Ты прав! — вскричал Варрон. — Разные люди и теперь владеют нашими умами! Я говорю о триумвирах, которые искусной демагогией привлекают пролетариев на свою сторону. Цезарь пренебрегает созывом сената, появляется всюду как господин Рима. Что с того, что Бибул обнародывает эдикты против триумвиров и толпы теснятся на углах улиц, читая их? Это трехглавое чудовище злобно лает, как Кербер, и плюет на нас!..

— Цезарь — соучастник Катилины, грязный любовник Помпея, — сказал Публий Нигидий Фигул, — и вместе с тем муж, не лишенный способностей…

—…способностей развратничать, — едко заметил Марк Эмилий Скавр, — мой отчим, — великий Сулла, посмеивался, когда Цезарь жил у Никомеда…

— С Никомедом! — перебил Лукулл, — Сластолюбивый и похотливый .старик отсыпал ему так много золота, как ни одна из знаменитых гетер не получала никогда!..

— А Помпей, этот знаменитый победитель в войнах без сражений? — не унимался Варрон. — Как нужно низко пасть, чтобы жениться, на дочери любовника своей

Но Корнелий Непот, с недовольством слушавший злословия, возразил:

— А всё же Помпей счастливый полководец. И польза, принесенная им Риму, очевидна! Конечно, он завершил дело благородного: Лукулла, но нельзя, отнимать у него побед, возвеличивших Рим!

— Ты неправ, историограф! — шутливо перебил Скавр. — Не сделай же ошибки, описывая подвиги, которых не было…

— Яне согласен с тобой! — воскликнул Фигул. — Пусть разрешит наш спор беспристрастный судья, участник войн с Митридатом, сам Люций Лициний Лукулл!

Взоры всех обратились на Лукулла.

— Друзья, я отдаю должное способностям Помпея, которого высоко ценил трижды величайший Сулла, хвалю его за подвиги, которых он совершил немало, но должен сказать, что большинство моих побед он бесстыдно присвоил…

— Не говорил ли я? — вскричал Корнелий Непот. Варрон привстал; глаза его сверкали:

— Если два мужа, о которых шла речь, составляют две части трехглавого чудовища, то третий муж дополняет целое, называемое Кербером. Я говорю о мерзком ростовщике Крассе, который продавал свой голос при всех сенаторах и прятал за деньги злодеев в своем доме…

— А разве Красс не способствовал взятию Суллой Рима? — прервал Корнелий Непот. — Разве он не победил Спартака? За ним, друзья, числятся заслуги, которые республика обязана помнить…

Атриенсис возвестил, что обед готов. Гости заняли места на ложах. Цицерон, стараясь скрыть дурное настроение, что плохо ему удавалось, шутил, забавляя гостей. Он был. озабочен лестью Цезаря и Помпея, которая вызывала отвращение и страх: «Чего они хотят?»

Распахнулась дверь, вошли Катон и Бибул. На этот раз Катон был в обуви, а не босиком, как обычно; глаза его мрачно сверкали.

— Дурные вести, — сказал он ворчливым голосом. — Красс покровительствует Клодию, а Цезарь — подумайте, друзья, Цезарь, жену которого Клодий соблазнил! — помогает ему стать плебеем. Патриций отказывается от знатности, чтобы поступить в услужение к демагогу!

— Клодий добивается народного трибуната, — вздохнул тучный, с тупым лицом Бибул, — -а так как господином Рима является Цезарь, то кандидатура Клодия обеспечена… Боюсь, что этот наглец не остановится ни перед чем!

Теренция, возлежавшая возле Цицерона, испуганно шепнула:

— Если это случится, Клодий погубит тебя, муж мой!

— И всех нас! — вскричал Бибул, обладавший тонким слухом. — Помпей, говорят, боится моих нападок и сожалеет, что связался с Цезарем.

Цицерон вспомнил уверения Помпея, что Клодий ничего дурного ему не сделает, и нахмурился; поняв, что Помпей хитрил.

— Но почему аристократия безропотно склонилась перёд тиранией демагога? — говорил Лукреций Кар. — Неужели нельзя было объявить триумвиров врагами отечества?

Лукулл рассмеялся.

— Чудовище, захватившее власть, всесильно, — возразил он, — я пытался противодействовать тиранам, но Цезарь, встретившись со мной на форуме, сказал; «Клянусь богами, если ты не прекратишь своих нападок, я принужден буду привлечь тебя к суду по поводу добычи, вывезенной тобой из Азии». Они соединились, конечно, для того, чтобы управлять внутренними и внешними делами республики, распределять магистратуры и проводить законы…

Катон, тугой на ухо, спрашивал соседей, о чем говорит Лукулл, и часто оттопыривал ухо, чтобы лучше слышать.'

— Правда ли, что Цезарь собирается жениться на Кальпурнии, дочери Пизона? — спросила Теренция, проглатывая устрицу. — Говорят, он обручился с нею, чтобы привязать к себе старого нобиля.

— Верно, — кивнул Лукулл, — но не это страшно. Страшнее всех и всего — Клодий.

Цицерон молчал, прислушиваясь к словам Катона, который ворчал, едв$ сдерживаясь от бешенства:

— Клодий — пьяница, завсегдатад лупанаров, друг воров, бродяг и подонков охлоса. Он готов делать всё, что прикажет Цезарь, не остановится даже перед преступлением.

— Что? — закричал он, оттопыривая ухо. — Ты. не согласен, Варрон?

— Я ничего не сказал.

— Что? Что он говорит? — волновался Катон.- — Не слышу. Громче!

Ему повторили ответ Варрона, и он успокоился.

Цицерон вздохнул.

— Я устал, друзья, от поездки в Кампанию, и политика раздражает меня… Дожидаясь Аттика, который должен уладить мое дело…

Он был подавлен, иТеренция, сварливая матрона, не, упускавшая случая придраться к мужу по ничтожному поводу, ощутила, взглянув на него, нечто вроде раскаяния. Гости также смотрели на оратора с участием, близким к состраданию, но он не замечал их взглядов, — думал.

Вызванный Цицероном, Аттик поторопился приехать в Рим. Не только эпистола Цицерона заставила его бросить на время денежные дела, но и жажда увидеться с Клодией, своей любовницей, от которой он 0ыл без ума.

— Клодий — брат твоей подруги, — мягко сказал Цицерон, целуясь с ним, — и тебе нетрудно будет узнать о намерениях его. Он зол на меня за то, что я, обвиняя его в святотатстве, требовал строгого наказания. Но он молод и глуп, и если бы не Цезарь, который возбуждает его…

— Цезарь и Помпей к тебе расположены, — перебил Аттик, — ты опять пользуешься тем же влиянием, как во время борьбы с Катилиной. Говорят, твой дом осаждают аристократы и молодежь…

— Всё это так, да не так, — нахмурился Цицерон. — Разве для тебя неясно, Тит, почему Цезарь подкупил Клодия? Заметь: Клодий — друг черни, а опираться на нищих, ремесленников и вольноотпущенников, чтобы располагать большинством а комициях — это цель Цезаря; и он поможет Клодию стать народным трибуналом, а тот будет его избирательным помощником и вербовщиком сторонников.

Аттик задумчиво смотрел на Цицерона.

— Я навещу Клодию и поговорю с нею. Если она имеет влияние на брата…

— Ты сомневаешься? — вскричал Цицерон. — Весь Рим говорит о преступных отношениях Пестры к брату…

— Ложь! — побледнев, вымолвил Аттик и поспешил уйти.

На другой день он известил Цицерона, что намерения Клодия сестре неизвестны.

Цицерон был подавлен. Деятельность Цезаря пугала его: могущественный консул настоял в сенате на даровании Ариовисту, царю свебов, титула друга и союзника римского народа и готовил рогации, с которыми должен был выступить народный трибун Ватиний, о злоупотреблениях правителей провинций и о выводе в Комо пяти тысяч колонистов, пользовавшихся правами гражданства.

«Кто одобряет предложений триумвиров? — Думал, Цицерон. — Два-три сенатора, которые сидят в пустующей курии, да толпы оборванцев Клодия! Никогда ещё Рим не доходил до такого позора!»

Все дни он продолжал беспокоиться: октябрьские выборы, на которых консульство получили сторонники триумвиров Пизон и Габиний; народный трибунат — Клодий, претуру — несколько аристократов, усугубили его дурное настроение. Но, когда сенат, под нажимом Красса и Помпея, отдал Цезарю в управление Нарбоннскую Галлию с одним легионом, Цицерон понял, что проконсульство Цезаря обеспечено.

Видел, как Цезарь, укрепляя свою власть на форуме, заискивал перед толпой, часто виделся с Клодием, а как только Рим заговорил о роганиях народного трибуна, Цицерон пренебрег всякой осторожностью — потерял, казалось, голову.

— Цезарь требует бесплатной раздачи хлеба бедному населению, — возмущался он — собраний народа и утверждения законов в фастальные дни, свободы римских союзов ремесленников! Что это? Заговор или начало анархии?

Оратор хотел выступить против рогаций, которые считал вредными для отечества, но Клодий подошел к нему на форуме и сказал:

— Если ты не будешь мне мешать, я не стану тебя преследовать…

Цицерон скрепя сердце согласился.