Когда Земский собор избрал в 1645 году Алексея Михайловича царем и самодержцем всея Руси, ему едва исполнилось шестнадцать лет. Был он статен и строен, красив лицом и отменного здоровья. Те, кто близко знал его – русские и иностранцы, прочили ему долгое и благополучное царствование. Так оно и случилась: Алексей Михайлович управлял страной тридцать лет, уйдя из жизни совсем молодым – на сорок седьмом году.

Алексей Михайлович

В памяти людей он сохранился как самый «тишайший» царь, мягкий и добрый, хотя и страдающий болезненной вспыльчивостью. Он был терпелив, но ненавидел людей чванливых и кичливых, а также хвастунов, пьяниц и дебоширов: они мгновенно возбуждали в нем вспышку гнева, которая обрушивалась на безнравственного человека внезапно, как ураган иль вихрь, и часто заканчивалась пощечиной или пинками. Правда, царь так же мгновенно и отходил, раскаивался и просил у потерпевшего прощения, а иногда задабривал его дорогими подарками. При этом он не делал различия между знатным боярином и самым «худым человечишкой»: безнравственность любого чина и звания была для него одинаково возмутительна. «Кто на похвальбе ходит, всегда посрамлен бывает», – часто говаривал он своим боярам.

Рассказывают такой случай. Отец Никита, здоровенный дьяк Саввина-Сторожевского монастыря, будучи пьян, разбушевался, подрался со стрельцами, стоявшими в монастыре, побил их десятника (офицера) и выбросил за монастырский двор их секиры. Когда царю доложили об этом, он возмутился, да так, что, по его собственному признанию, «до слез ему стало во мгле ходить», и тут же написал сердитое письму буйному монаху. «От царя и великого князя Алексея Михайловича, – писал он, – врагу Божию и богоненавистнику, и христопродавцу, и разорителю чудотворцева дому, и единомысленнику сатанину, врагу проклятому, ненадобному шпыню и злому пронырливому злодею Миките». Он остановился, перевел дыхание. Гнев еще душил его. «Ты то себе ведай, – вразумлял он дьяка, – что одному тебе да отцу твоему диаволу годна и дорога твоя здешняя честь, а мне, грешнему, здешняя честь аки прах, и дороги ли мы перед Богом с тобою и дороги ли наши высокосердечные мысли, доколе Бога не боимся».

Самодержавный государь, он мог легко расправиться с отцом Никитой, сдуть его, как пылинку, с лица земли, но он этого не сделал: «потому что, – пишет он далее, – перед Богом все равны и безгрешных людей не бывает. Я сам со слезами буду милости просить у чудотворца преподобного Саввы, чтобы оборонил он меня от злонравного монаха. На оном веке рассудит нас Бог с тобою, а опричь того мне нечем от тебя оборониться».

Монах Никита, в общем-то добрый человек, но большой любитель «медовухи», получив от царя такое злое письмо, долго и безутешно плакал, но потом попросил у стрельцов прощения и дал обет молчания на целый год.

Алексей Михайлович был глубоко верующим человеком. Вера его была не показная, не «на публику», а истинным состоянием души, живущей в гармонии с Богом. Ежедневно, с раннего утра, он спешил в храм, отстаивал там заутреню и обедню, горячо и усердно молился. В молитвах своих просил Господа Бога помочь ему править страной, чтобы его «холопы» жили в мире и согласии, по законам любви и братства, и чтобы Господь Бог послал ему победу в борьбе с врагами, которые не оставляли в покое многострадальную Русь, рыскали у ее границ «аки хищные звери». Защиту страны, ее границ и своих православных подданных царь считал своей «первеющей» задачей.

А еще второй царь из династии Романовых любил охоту, особенно соколиную. Ему нравились утренние зори, туманы, покой и первозданная свежесть лесов и полей. Здесь он отдыхал душой от множества государственных дел, разрывая на миг размеренную монотонность царской жизни. С ним были его друзья, соратники, с которыми он, забывая чины и звания, носился на своем скакуне, увлекшись погоней за диким зверем.

Однажды, под Звенигородом, во время охоты на медведя Алексей Михайлович оказался один. Все его попутчики отстали и разбрелись по лесу. Вокруг – ни души, только вековые деревья покачивали густыми кронами да вдали сверкал на солнце куполами своих храмов Саввин-Сторожевский монастырь, основанный святым Саввою еще в 1377 году. Царь остановился в раздумье: что же делать дальше? Куда направиться? Неожиданно метрах в двадцати от него из-за кустов вышел огромный медведь и, зарычав, встал на задние лапы. Гибель казалась неизбежной, и царь мысленно уже прощался с жизнью, но свершилось чудо: перед ним, словно из-под земли, явился благолепный старец-инок, и медведь сразу же убежал.

– Как тебя зовут? – спросил обрадованный царь.

– Я инок Сторожевского монастыря, и зовут меня Савва, – ответил старец и исчез в лесу.

После охоты царь отправился в Сторожевский монастырь, чтобы отблагодарить своего спасителя. В обители же инока с таким именем не оказалось. Увидев икону Преподобного Саввы, которая была написана еще при его жизни, царь догадался, кто защитил его от неминуемой гибели. В благодарность Алексей Михайлович приказал открыть мощи преподобного старца, что и было сделано в январе 1652 года.

После случившегося молодой царь перестал «ходить на медведя», а увлекся соколиной охотой. Он подписал специальный указ о привозе в Москву ловчих птиц, в котором потребовал доставлять их без задержки, бережно, «а если приказные люди учнут чинить задержанье и от этого нашим птицам учиниться какая поруха, то тем от нас быть в великой опале и в наказаньи».

Но царь всегда оставался царем. И отдыхая «на природе», и в самые увлекательные моменты «царской потехи», то есть охот, Алексея Михайловича не оставляла тревога о своей любимой «отчине», которая по-прежнему подвергалась усиленному давлению многочисленных врагов… В 1651 году раненый, покрытый пылью гонец с обветренным лицом привез царю сообщение с южной границы о подготовке крымских татар к походу на Русь. Путивльский воевода писал, что «видел в степи следы многих тысяч всадников, идущих к Оке», и предупреждал, что скоро они могут появиться у Каширы, Коломны и в других местах под Москвой.

Алексей Михайлович приказал тут же подготовить грамоту каширскому воеводе Михаилу Павлову «о предосторожностях в случае вторжения крымского хана и ногайских татар». «Ведомо нам учинилось, – писал он, – что недруг наш крымский хан с крымскими и ногайскими людьми весною рано хочет приходить на нашу Украину большим собранием. И ты бы на Кашире жил с великим бережением и про приход крымского хана проведывал, и сию нашу грамоту велел прочесть всем уездным и служилым людям… чтобы служилые люди на нашу службу были готовы, конны и оружны, и в дальние места не разъезжались, чтобы нашу Украину от татарских воинов уберечь и православных крестьян в плен и в расхищенье не выдать».

Далее царь четко определил порядок действий в случае появления крымчаков. «Чтобы служилые и уездные люди по вестям были в городе тотчас, и жен своих и детей везли в город, и хлеб везли в город ныне, чтобы в житницах и кладях никакого хлеба не было». Подлинник подписал дьяк Григорий Ларионов.

Как и его отец, царь Михаил, Алексей Михайлович был очень осторожен, и это его качество особенно проявилось в защите русских границ от татарских набегов. При Михаиле Романове Москва упорно держалась за укрепления Засечной Черты. В 1638 году на ней были проведены крупные восстановительные работы под жестким контролем Разрядного Приказа. Новый царь также решил держать «этот русский забор» в исправности и готовности к боевым действиям. Здесь в 1659–1660 и в 1676–1679 годах. были проведены крупные реставрационные работы, которые значительно увеличили ее возможности в борьбе с кочевниками. По-прежнему запрещалась в этом краю рубка леса, и с нарушителей закона удерживались крупные штрафы. Только за пятнадцать лет (1671–1686) они составили 57 520 рублей. Положение на Засечной Черте изменилось много позднее, при Петре I. Великий Реформатор разрешил рубить леса в этом некогда «заповедном краю» на казенные нужды. (Сама же засечная стража была упразднена лишь при Екатерине II.) И теперь только сохранившиеся названия былых засек – Тульская, Щегловская, Липецкая, Корницкая – напоминают о «великой московской изгороди», защищавшей некогда центральную Русь от набегов алчных и опасных соседей.

При Алексее Михайловиче Засечная Черта уже не играла той роли, как сто лет назад. После крушения Казанского и Астраханского ханств русский народ устремился в широкие черноземные степи южной целины, распахивая и обустраивая их с крестьянской основательностью, ежечасно рискуя оказаться в полоне промышлявших здесь кочевников. Надо было защищать их, но московские власти, страшась былых татаро-монгольских нашествий, по-прежнему оборону страны строили по линии Рязань – Тула, мало заботясь о своих освоителях окраинных земель.

Сторожевая пограничная служба, растянутая по фронту и в глубину, с трудом обеспечивала разведку противника и сдерживала его натиск. Оборона центра становилась рыхлой, оторванной от авангарда и нуждалась в серьезной реконструкции. Ее законсервированное построение явно отставало от условий жизни, и Алексей Михайлович, не отказываясь от нее совсем, дал указание перенести основные усилия южнее, на линию города Белгорода. К концу его царствования здесь возникла новая укрепленная линия, которая изменила всю систему охраны и обороны южных границ. Теперь дозоры порубежников далеко углублялись в степные просторы, добывая для Разрядного Приказа сведения о противнике. Его набеги все чаще разбивались о бдительность пограничников, и «тишайший» царь был доволен их службой. Безраздельному господству азиатских кочевников в южнорусских степях приходил конец.

На долю Алексея Михайловича выпало очень непростое время царствования, когда Россия патриархальная, словно пробуждаясь от долгой спячки, начала осторожно, оглядываясь и озираясь, «прощупывать» окружающий мир, с удивлением обнаруживая, что кроме воинственных кочевников за пределами ее границ существуют и иные страны, более развитые в хозяйственном и культурном отношениях. Она осторожно проникала в этот мир, познавала его законы, училась извлекать выводы из сотрудничества с ним и защищать свои интересы. В пограничной политике это означало поворот от военно-оборонительных задач к экономическим, к умению выгодно торговать и хорошо охранять границы от проникновения контрабанды. Алексей Михайлович был одним из тех передовых людей своего времени, кто явственно ощутил эту новую струю, идущую с «латинского» Запада. Его преобразования коснулись в первую очередь таможенного дела. Здесь он рассчитывал получить дополнительные деньги, чтобы содержать армию и охранять государственные границы.

«Царь Алексей Михайлович с боярами на соколиной охоте близ Москвы», Н.Е. Сверчок

В 1653 году им был утвержден Торговый устав. Многочисленные российские торговые пошлины были заменены единой рублевой пошлиной в размере пяти процентов с рубля цены товара. Конкуренция англичан была уничтожена еще раньше: в 1649 году Алексей Михайлович, воспользовавшись тем, что англичане «всею землею своего короля Карлуса убили», приказал лишить их права беспошлинной торговли. Эту привилегию англичанам предоставил Иван Грозный, и они очень умело пользовались ею: через своих агентов, разъезжавших по всей стране, выгодно скупали все сырьевые продукты и отправляли их за границу.

Однако русское купечество не выдерживало конкуренции с более опытными и искушенными в торговле иностранцами. Оно много раз обращалось к Алексею Михайловичу с жалобами на иноземных торговцев, обвиняя их, в частности, в сговоре между собой в интересах установления низких цен на русские товары, а также «в обидной торговле подкрадными товарами» (т. е. в контрабанде). Купцы терпели убытки, и правительство Алексея Михайловича вынуждено было защищать их. Новоторговым уставом пошлины на иноземные товары повышались в четыре раза. Торговля иностранцев ограничивалась пограничными городами: Архангельском, Новгородом, Псковом и некоторыми другими. Иностранцам под угрозой конфискации товара запрещались розничная торговля и обмен друг с другом помимо таможен. Привилегии давались лишь индийским, греческим, бухарским и армянским купцам, которым разрешался вывоз валюты. Запрещалось ввозить в страну предметы роскоши, а также табак, сахар и вина, а вывозить – драгоценные металлы и предметы из них. Высокие требования предъявлялись к качеству товаров, не только иноземных, но и русских. Таможенным начальникам дано было право «худые товары обличив и во весь свет огласив, отослать с бесчестьем с ярмарки».

Иноземные торговцы не хотели терять прибыли в России и стали доставлять свои товары через границу тайно. В Первопрестольной появились и вина, и табак, и предметы роскоши… Тогда решено было строго наказывать контрабандистов. Их жестоко и принародно избивали на площадях и рынках, били кнутом, а за тайную доставку спирта отрубали руки и ноги. Число искалеченных людей в Москве увеличивалось, но контрабандных товаров меньше не становилось. Что же предпринять еще? С одобрения царя решили усилить охрану границы. На границе со Швецией стали размещаться драгунские полки, а с Польшей – казачьи.

Контрабандные товары доставляли в Россию не только с запада, но и с востока. Алексей Михайлович знал, что казаки и «охочие» люди дошли до «края земли» и для охраны новых земель строят остроги, крепости, города: Томск, Енисейск, Якутск, Красноярск, Иркутск… Им нелегко в этих диких краях. Он, царь, помогает им деньгами, зельем (т. е. порохом), пищалями да солью, а остальное они добывают сами. Уже не раз пришлось выдержать им осады не только «ясачных» людей, но и маньчжур, китайцев, и, слава богу, успешно. «Да, раздвигает свои пределы Древняя Русь, – размышлял русский царь, – теперь их надо закрепить, надежно оберегать и защищать. И в Москве уже заметно, что Русь богатеет: вон сколько появилось пушнины – белок, соболей, лисиц, горностаев. Говорят, в Сибири так много соболей, что женщины бьют их коромыслами. Открываются новые пути в Монголию и Китай. Надо налаживать торговлю, чтобы и казне было прибыльно».

И вот появляется новый указ – об учреждении заставы на новой Верхотурской дороге. Царь указал, что многие товары везутся в Россию беспошлинно, используя новые окольные дороги, и поэтому «перед прежние годы чинится недобор многий». «И мы, Великий Государь, указали: с Верхотурья, на той дороге, где пригоже, поставить заставу и посылать на ту заставу детей боярских, добрых и служилых людей… чтобы нашим таможенным пошлинам впредь недобору не было».

Торговля развивалась, государственная казна становилась полнее, а Россия все теснее вписывалась в мировой товарообмен. Ей было что продавать, было и что покупать, но надо было учиться торговать и защищать свои интересы на государственной границе. Алексей Михайлович это понимал, и, хотя ему не всегда хватало решительности в государственных делах, интересы России на границе он защищал надежно. Он был, конечно, добр и мягок, но матушку-Русь и своих подданных в обиду не давал. Так было и в русско-польской войне.

Государь хорошо помнил, какие тяжелые потери понесла Россия в Смутное время: Белоруссия и Малороссия были захвачены Речью Посполитой. Началось насильственное ополячивание этих земель. Поляки-католики еще в 1596 году навязали православным малороссиянам унию – соединение католической и православной церкви под эгидой папы римского. После этого началось открытое преследование православных христиан со стороны католиков и униатов. Православные священники изгонялись, их церкви закрывались, а население приходов жестоко притеснялось.

Русское население никогда не мирилось с искусственным ополячиванием и насильственным обращением в католичество. Оно боролось, и авангардом этого движения выступало днепровское казачество. Католицизм и униатство им были так же чужды, как и всему православному населению. Но их борьба с польским религиозным фанатизмом и вмешательством во внутренние дела была неравной, трудной и временами оканчивалась тяжелыми поражениями.

Алексей Михайлович внимательно следил за ходом этой борьбы.

В 1647 году гетманом запорожских казаков был избран Зиновий – Богдан Хмельницкий, служивший ранее писарем реестровым у казаков. Это был широко образованный для своего времени человек, знавший польский и латинский языки. В одном из казачьих боев он попал в плен к татарам, оттуда был отправлен в Турцию, где овладел турецким языком. Во время похода против татар с гетманом Вишневецким на его имение напал польский шляхтич Чаплинский, разорил его, убил десятилетнего сына, а жену увел с собой. Жалобы Хмельницкого в различные инстанции, в том числе и польскому королю, окончились ничем, но он усвоил одно правило: против силы надо действовать силой.

Хмельницкий возглавил стихийное и разрозненное движение казаков и православного населения против Польши, придав ему осознанность и организованность. Основную часть его войск составляли запорожские казаки и русское слободское население. На стороне Хмельницкого выступил и татарский мурза Тугай Бей со своими войсками.

Первое сражение поляков и армии повстанцев произошло у Желтых Вод, окончившееся победой Хмельницкого. Поляки потеряли около девяти тысяч человек. Восставшие одержали еще несколько побед, но полностью освободиться от польского господства не могли. В 1651 году они потерпели сильное поражение от польских войск, потеряв около тридцати тысяч казаков. Хмельницкий понимал, что спасение Малороссии и православных малороссиян – вернуться под покровительство русского царя, в состав своего родного русского государства. Однако Алексей Михайлович вел осторожную политику и не торопился принимать столь важное решение – Польша обладала достаточными силами, да и весь католический Запад был на ее стороне. Пришлось заключить с поляками мир, по которому права казаков сильно ограничивались, и потому он, конечно, не мог быть прочным. Но он требовался, чтобы выиграть время. Население, спасаясь от преследования католиков-поляков, переселялось на левый берег Днепра.

Новая война казаков с Польшей начиналась из-за Молдавии. Польские войска пытались не допустить похода казаков в молдавские земли, но были разбиты. Другой отряд польских войск вторгся в казачьи земли и стал опустошать их. Богдан Хмельницкий спасение видел только в одном – в переходе под руку Москвы, и в 1653 году послал в столицу два посольства, но оба они вернулись ни с чем.

В середине 1653 года Алексею Михайловичу стало известно о переговорах Хмельницкого с турецким посольством о переходе казаков под власть Турции. Перспектива иметь на юго-западных границах могущественную оттоманскую Порту была весьма тревожной, и он дал согласие на свое покровительство казакам. 1 октября Земский собор принял решение «о приеме Войска Запорожского с городами и землями» под руку царя и о том, чтобы «против польского короля войну вести». Рада, собранная в Переяславе, приветствовала это решение, и казаки принесли присягу на службу московскому царю. Часть казаков и атаманов не поддержали решение Рады. Среди них был и кошевой атаман Иван Серко, ушедший со своими сторонниками в Запорожье.

Началась долгая русско-польская война. Московские войска направились на запад, и царь Алексей Михайлович тоже поехал на войну. План ее он одобрил. Боярина В.Б. Шереметева со стрельцами, пушками и пищалями он направил на юг, на соединение с войсками Хмельницкого для охраны южных рубежей от татар и совместных боевых действий на территории Малороссии (Украины).

На Дон был послан боярин Троекуров, чтобы совместно с донскими казаками оберегать южные рубежи от возможного вторжения турок.

Сам Алексей Михайлович во главе стотысячной русской армии двинулся к границам Польши по старой Смоленской дороге.

Принимая доклады и проводя военные советы с ближними боярами, молодой царь впервые в жизни ощутил горячее дыхание войны, ее строгие законы, увидел неизбежные жертвы. То, что издали представлялось рыцарским подвигом и романтическим приключением, на деле оказалось тяжкой и монотонной работой многих тысяч людей. Бесконечные марши, стоянки, кочевки в поле сильно его изматывали, не радовали глаз и старые, покосившиеся крестьянские избы, и толпившиеся у них бородатые мужики в холщовых рубахах, измученные тяжелой работой женщины. Кругом грязь и нищета.

К великой радости ближних бояр, это «худое» настроение царя продолжалось недолго. Скоро он привык к походной жизни, и его все чаще видели на рыжем прекрасном скакуне усталые солдаты. Это поднимало их дух, прибавляло силы, и они, распевая песни, шагали дальше по грязным и разбитым дорогам. Тем более что война началась успешно.

Был взят Смоленск, а в следующем году – Вильна, Ковно, Гродно. В дальнейшем положение русских войск осложнилось. Алексей Михайлович, поддавшись на уговоры австрийского посла, вступил в войну со Швецией. Эта война продолжалась пять лет и закончилась на прежних условиях Столбовского мира.

На польском фронте положение русских войск из-за разногласий с гетманом и войсковым старшиной ухудшилось. Под Конотопом и Чудовом они потерпели поражение. Польский король повел свои войска в наступление, но, потерпев ряд серьезных неудач, отошел в Польшу. Для продолжения войны ни у русских, ни у поляков сил не было, и в 1667 году они подписали Андрусовский мир, по которому границей между Польшей и Московской Русью стала река Днепр. Восточная часть Малороссии вошла в состав московских владений, а западная осталась за Польшей. Смоленская и Северская земли были возвращены России. Киев на три года также переходил под руку московского государя. Границы Московского государства отодвинулись далеко на запад, однако спокойствия на новой границе не было. Потребовались еще многие годы, чтобы Украина была освобождена от польской зависимости и вошла в состав России. Но главное было сделано – две ветви одного русского народа, как и во времена Владимира и Ярослава, вместе боролись против завоевателей-угнетателей и добились победы. Это понимал и «тишайший» царь Алексей Михайлович, принявший Украину под свою руку.

Алексей Михайлович расширил пределы «своей отчины» не только на юго-западе, но и далеко на восток и юг. У Кавказского хребта сотни гребенских казаков охраняли на укрепленных линиях новые границы; на Тереке сидели московские воеводы. Цари Кахетии и Имеретии, теснимые турками и персами, просили русского царя принять их в свое подданство. Еще больших успехов русские добились за Уральским хребтом, дойдя до берегов Охотского моря. Везде устанавливались новые границы, строилась их охрана. Россия выходила на широкую мировую арену, везде добиваясь своей выгоды и защищая свои интересы.

Все это потребовало от Алексея Михайловича огромного напряжения: в сорок семь лет его не стало. Уходя из жизни, он остался верен себе, проявив христианское милосердие – освободил заключенных, возвратил из ссылки «опальных», простил казенные недоимки и оплатил счета тех, кто содержался в тюрьмах за частные долги. Он так и не решился на радикальные реформы, но оставил России своего наследника – Петра, будущего великого преобразователя, творца новой жизни и новой порубежной политики. Дело «тишайшего» царя продолжил его славный сын, еще больше укрепивший могущество России и ее государственные границы.