Могучий Дунай, преодолевая напор встречного ветра, свободно и величаво катил свои воды к Черному морю. Крупная серая зыбь скользила по его широкой глади и, достигнув берега, уходила в песок. По небу нескончаемой грядой тянулись тяжелые, словно налитые свинцом облака, отчего наступивший день казался сумрачным и холодным. Кругом ни души. Берега Дуная безмолвны и пустынны…

Прошло совсем немного времени, и обстановка резко изменилась. На левый берег Дуная вышла русская армия. Топот многих тысяч сапог, лязг оружия, ржание коней и резкие команды нарушили безмятежную тишину этого края. Он словно ожил, проснувшись от долгого сна. Передовые подразделения начали переправу с ходу, стремясь закрепиться на противоположном берегу и обеспечить высадку всей армии.

Николай I

В первом эшелоне на речной стремнине – русский император Николай I. Небольшая запорожская лодка тяжело скользит по неспокойной дунайской волне, опасно кренится под напором ветра, грозя зачерпнуть своими низкими бортами воду и пойти ко дну. Государь сидит впереди, почти на самом носу лодки. Он знает, что на него устремлены тысячи глаз, и потому старается ничем не выдать своего волнения. Внешне он спокоен, и только подергивавшаяся левая щека да напряженность взгляда выдавали его состояние. Солдаты и офицеры, увлеченные мужеством своего императора, гребут изо всех сил и, достигнув берега, быстро занимают господствующие высоты, чтобы отразить натиск неприятеля. Но турецких войск не видно, и русская армия, переправившись через Дунай, устремляется на Балканы.

Шел 1828 год. Так случилось, что начало царствования императора Николая I, третьего сына царя Павла I, было неспокойным. Первым выступил персидский шах. Он был явно введен в заблуждение преувеличенными слухами о беспорядках в Санкт-Петербурге и в июле 1826 года направил свое многочисленное войско во главе с наследником престола Абас-Мирзой в закавказские владения России. Талантливый военачальник русской армии Паскевич разбил Абас-Мирзу при Елисаветполе, взял крепость Эривань, считавшуюся оплотом Персии, и двинулся к ее столице Тегерану. Шах поспешил заключить мирный договор, который и был подписан 10 февраля 1828 года в персидской деревне Туркманчае. По этому миру Россия получила от Персии ханства Эриванское и Нахичеванское. Шах уплатил также контрибуцию в 20 млн рублей.

Спустя два месяца, 14 апреля 1828 года, был опубликован царский манифест о войне с Турцией: Николаю пришлось вступиться за православных греков, национально-освободительную борьбу которых османы подавляли с присущими им свирепостью и жестокостью. На Азиатском театре военных действий главнокомандующий граф Паскевич (теперь уже Паскевич-Эриванский) с небольшим войском в короткое время разбил в нескольких сражениях весьма многочисленную турецкую армию, взял сильные крепости Карс, Ахалцых, а затем и Эрзерум – столицу древней Армении.

На Балканах наши успехи были более скромными, однако с назначением главнокомандующим Дибича дело пошло лучше. Николай I сам находился в армии и лично руководил переправой войск через Дунай. В июне сдалась Силистрия, в начале августа – Адрианополь. Путь на Константинополь оказался открытым, и турецкий султан запросил мира, который и был подписан 2 сентября 1829 года. К России отошла вся черноморская полоса Кавказа, за исключением Батума. Европейские границы обеих держав были определены по реке Прут и устью Дуная с прилегающими островами. Пограничной страже России необходимо было принять под охрану новые участки государственной границы. Дело это было отнюдь не простым.

Вступая на престол в 1825 году, Николай I не мог не воспринять идей, которые волновали его предшественников. Относительно охраны государственной границы он видел два пути, которым следовали те, кто занимал российский престол до его воцарения. Бабушка его, Екатерина II, избрала прусский вариант охраны границы, при котором пограничная стража была полувоенной. Она имела свой мундир, но комплектовалась по вольному найму. Для Пруссии такая стража была вполне приемлемой: конкуренции от ввоза российских товаров контрабандным путем она не опасалась, да и сам прусский чиновник, не в пример нашему, гораздо лучше подготовлен к государственной службе. Он аккуратен, вежлив, точен, пунктуален…

Иное дело Россия. Ему, Николаю, больше нравился военный путь развития российской пограничной стражи, избранный его братом, Александром I. «Однообразная красивость» военного строя хорошо дисциплинированного войска всегда доставляла ему самое глубокое удовлетворение. И потому, когда министр финансов граф Е.Ф. Канкрин представил ему «Положение об устройстве пограничной таможенной стражи», предусматривавшее ее военное устройство, он с удовольствием начертал: «Быть по сему. 5 августа 1827 года». Ведь в докладе министра финансов военная направленность внутреннего устройства новой пограничной стражи была выражена вполне определенно: «Хотя таковая стража не может быть в виде совершенно регулярного войска по рассеянности оной, но должна быть более приближена к воинскому порядку», и потому у императора не было сомнений в правильности принимаемого решения. К тому же переустройство пограничной стражи не связывалось с большими материальными затратами: стоимость ее содержания увеличивалась всего на 73 тыс. 900 рублей и вполне окупалась таможенным доходом.

Что же нового внесло Положение от 5 августа 1827 года в устройство пограничной стражи? Граф Канкрин выразился так: «Главные перемены в сем положении состоят: в твердом воинском разделении стражи, в назначении воинских командиров, в точном определении обмундирования и прочих снаряжений, в усилении числа людей и увеличении жалованья надзирателям и помощникам».

Как видим, изменения предстояли довольно крупные. Фактически документ заложил основы принципиально новой по сути военной организации, как специального рода войск, предназначенного для охраны государственной границы. И совсем не случайно днем рождения пограничной стражи России считалось 5 августа 1827 года.

И еще одна немаловажная деталь: с 1827 года зеленый цвет окончательно стал отличительным признаком обмундирования пограничников. У «нижних чинов» оно состояло из шинели серого сукна с темно-зеленым воротником, кафтана однобортного драгунского и пехотного образца, рейтуз со светло-зеленой выпушкой, кожаного лакированного кивера, полусапог и серой фуражки. Вооружение объездчиков – пика с флюгером, пара пистолетов, сабля гусарская, для стражников – ружье пехотное со штыком, тесак и сумка.

По новым штатам пограничная стража делилась на 4 бригады, 7 полубригад и 2 отдельные роты. Она насчитывала в своем составе 3684 человека, охраняя громадный по протяженности участок границы от Белого моря до Новороссийска. И все же, несмотря на малочисленность, стража, устроенная на воинских началах, быстро доказала свою эффективность. Доход, полученный от провозимых товаров за 20 лет (с 1823 по 1843 год), увеличился с 10 до 26 млн рублей, возрастая ежегодно на семь процентов. Такого раньше не было.

Создавая новую военную структуру, Николай I, конечно, знал о прежнем недостатке в организации таможенного хозяйства. Нижние чины поступали из кавалерийских полков в ведение дистанционных надзирателей – гражданских чиновников и быстро теряли воинский вид и выправку. Этого «Дон Кихот самодержавия», как называла Николая I Анна Федоровна Тютчева, допустить не мог. Воспитанный на петербургских вахтпарадах, больше всего ценивший субординацию и порядок, он поспешил немедленно исправить упущение своего предшественника: ввел должности офицеров для обучения нижних чинов дисциплине и строю и ведения хозяйственной части. В службу подчиненных по охране границы офицеры не имели права вмешиваться: там по-прежнему правили бал те же гражданские надзиратели. Император считал, что борьба с контрабандой – это слишком грязное, да и сложное дело и не к лицу офицеру брать на себя эту обузу. Понадобилось почти двадцать лет, чтобы он убедился в своей ошибке (24 ноября 1846 года по предложению нового министра финансов Вронченко Николай I приказал заменить гражданских надзирателей офицерами и тем самым решил проблему участия офицеров в пограничном надзоре).

Николай I, пожалуй, единственный из российских самодержцев, вникал в дела пограничной стражи не только в связи с крупными ее преобразованиями, но повседневно, входя в каждую мелочь, вплоть до комплектования писарями и снабжения подковами и гвоздями. Это был его стиль работы. Многие текущие дела мог бы, конечно, решить и министр финансов, но государь хотел держать все нити управления в своих руках. Он рассматривал всю Россию как большую армию, где все должно делаться по команде: царь командует, остальные – исполняют. Все ясно и просто.

По окончании Русско-турецкой войны 1828–1829 годов граница Российской империи была перенесена с Днестра на реку Прут и устье Дуная. В 1831 году на территориальных приобретениях были образованы два новых таможенных округа: Скулянский и Измаильский, а существовавший ранее Дубоссарский – упразднен. Пограничная стража взяла под охрану новую, еще не освоенную границу, что потребовало развертывания дополнительных пограничных постов, для которых не хватало людей.

Первоначально Николай приказал забирать в стражу отставных солдат и вольных людей, однако ни те, ни другие проблемы не решили, части оставались неукомплектованными. Министр финансов граф Канкрин предложил отдать 500 рекрутов, но император отказал, наложив на его рапорт резолюцию: «Стараться комплектовать отставными солдатами или из отличных, за ранами в гарнизон поступающих солдат». Отставные же идти служить в стражу не желали, а отличных раненых солдат не отдавало военное ведомство. В лучшем случае в стражу попадал десяток-другой изувеченных донельзя воинов, которые своим видом могли испортить бравый вид пехотных и кавалерийских полков. Вопрос оставался открытым.

Однако граф Канкрин был настойчив. Он снова «испрашивает» у Николая разрешения комплектовать стражу рекрутами и снова получает отказ. «Нет» – решительно и твердо начертал император на его рапорте. Он, видимо, уже забыл, что в своем же указе от 5 августа 1827 года предписал набирать объездчиков и стражников «исключительно из полков кавалерийских и пехотных из людей здоровых, не увечных, трезвых и проворных и вообще хорошего поведения, ибо таковое перемещение может служить им в награду». Ах, эта монаршая непоследовательность! Она приводила спокойного и взвешенного в словах графа Канкрина в полную растерянность!

Видя, что переубедить Николая невозможно, Канкрин предложил снять с прусской и австрийской границ полки донских казаков, находившихся во второй линии, а вместо них усилить пограничную стражу солдатами из армейских пехотных подразделений. «Донские казаки, – писал министр, – не приносят никакой пользы в борьбе с контрабандой, а, наоборот, способствуют ей. Они принесут гораздо больше пользы на войне с турками». В общей сложности Канкрин просил увеличить пограничную стражу на 1200 человек.

На этом докладе император 22 марта 1829 года наложил резолюцию: «Согласен, прошу мне прислать копию с сей бумаги для моих соображений». Однако и после этого никаких распоряжений не последовало, а спустя ровно семь месяцев Канкрин еще раз обратился к Николаю I со «всеподданнейшим» докладом, в котором описывал бедственное положение пограничной стражи. Он сообщал, что перенесение границы с Днестра на Прут потребовало увеличения численности пограничной стражи, и, кроме того, набранные по вольному найму 710 человек служить в страже не желали, а из армейских полков прислали солдат, у которых заканчивались установленные законом сроки службы, и их надо увольнять, выздоравливавших же раненых из госпиталей не присылали.

В общем, министр финансов настойчиво просил экстренной помощи.

На этот раз Николай внял мольбам настойчивого графа и приказал выделить 400 «нижних чинов» из 1-го пехотного и Отдельного Литовского корпусов. по 200 человек из каждого, «выбрав к тому менее способных к фронту, но притом отличных поведением, имеющих не менее 15 лет службы». Вот так с «боем» приходилось министру финансов «выбивать» у императора то, что ему, в общем-то, законодательно было определено в соответствии с указом от 5 августа 1827 года. Указ-то существовал, но «механизма его реализации», как говорят теперь, не было. Отсюда происходила бесконечная переписка, бюрократическая волокита и всевозможные «согласования». Медленно и с большим скрипом крутилась государственная машина, и нужна была энергия и твердость графа Канкрина, чтобы этот механизм работал не вхолостую на границе.

В 30-х годах XIX века в южных и западных областях России свирепствовали чума и холера. Болезни уносили людей тысячами, и Николай I ввел жесткие меры к нарушителям карантинных правил. Их судили только военным судом. Сам он никогда не позволял себе нарушить установленные правила. В 1830 году император посетил в Москве холерные госпитали. На обратном пути он вместе с Бенкендорфом одиннадцать суток «отсидел» в Твери на карантине. От скуки граф подметал в саду дорожки, а государь стрелял ворон.

20 октября 1832 года Николай утвердил «Положение о карантинной страже», по которому содержание карантинного надзора по берегам Черного и Азовского морей и по сухопутной границе с Турцией возлагалось на пограничную стражу. С 1835 года император повелел уже всю таможенную погранстражу называть пограничной стражей.

Граф Канкрин неоднократно предлагал Николаю снять полки донских казаков с охраны государственной границы, а вместо них во вторую линию поставить пограничную таможенную стражу. Свои предложения он мотивировал тем, что казаки не задерживают контрабандистов, а часто потворствуют им. Кроме того, они вступают в стычки и потасовки с пограничниками. Их перемещение один раз в три года с Дона на запад идет долго и трудно, и вообще казаков полезнее использовать на войне, чем на границе.

Николаю в целом импонировали эти рассуждения. Ему нужна была сильная армия для войны с Турцией, борьбы с польскими мятежниками и вообще всяким революционным движением, но он опасался, что слабая и малочисленная пограничная таможенная стража еще не в состоянии плотно закрыть границу. Он медлил. Но в 1829 году все же снял три донских казачьих полка с прусской и австрийской границ, а спустя еще три месяца – повелел снять и остальные.

Как оказалось, опасения государя были не напрасны. Казачьи полки при всей их непригодности к охране границы служили сдерживающим фактором для желающих проникнуть в империю незаконным путем. Сразу же после их убытия прусские и австрийские контрабандисты начали действовать с наглой дерзостью, организуясь в крупные вооруженные шайки числом до ста и более человек. Они вторгались в пределы России и, нападая на дозоры пограничников, вступали с ними в открытый бой. Хорошо вооруженные и многочисленные отряды нередко одолевали стражников и, прорвавшись через линию их охраны, ввозили внутрь страны огромные партии беспошлинных товаров, а зачастую занимались грабежом и разбоями среди жителей приграничья.

Министр финансов, понимая свою вину за создавшееся положение, напряженно думал, как его поправить. И предложил увеличить численность пограничной стражи, довести ее до размеров, продиктованных реальными потребностями.

Иное мнение было у императора. Он считал, что в тех местах, где злоумышленники орудуют особенно нагло, полагаясь на свое количественное преимущество по отношению к пограничникам и на силу оружия, следует укрепить границу и регулярными войсками. Тем более что для казны это будет дешевле.

В результате в 1836 году на прусскую границу прибыл пехотный полк четырехбатальонного состава с легкой батареей полевой артиллерии. Он расположился на участке от Юрбурга до Палангена и далее по морскому берегу Курляндской губернии до Либавы. На австрийскую границу от Литовска до Волынской губернии было выслано три батальона пехоты с несколькими орудиями. Причем по повелению Николая цели прибытия войск были широко разрекламированы, дабы удержать контрабандистов от новых покушений.

Мера эта оказалась действенной. Попытки провоза крупных партий контрабандного товара под прикрытием вооруженных банд почти полностью прекратились.

Так продолжалось до начала 1854 года, когда в связи с приведением войск в военное положение пехотные части и подразделения с границы были сняты, а вместо них назначены сотни казаков. Буйства и грабежи, особенно на прусской границе, возобновились с новой силой, и Николай приказал министру иностранных дел войти в сношение с прусским правительством и потребовать от него принятия энергичных мер к прекращению беспорядков.

Правительство Пруссии в то время проводило весьма недружественную политику по отношению к России и поэтому на требования Санкт-Петербурга не отреагировало. Только в 1861 году, когда пограничная стража на прусской границе снова была усилена регулярными войсками, обстановка на границе нормализовалась.

Николай I был сторонником самых решительных мер в борьбе с контрабандистами. В 1834 году он высочайше повелел действовать против них боевыми зарядами, «ибо дерзость их стала переходить всякие пределы». В 1846 году российский комиссар по пограничным делам с Пруссией полковник Кох, докладывая императору о происшествиях на границе, предложил расположить вдоль ее линии не один, а два пехотных полка, разместив нижних чинов по квартирам так, чтобы ни один хозяин не остался без постояльца и чтобы, в случае тревоги на пограничной черте, каждое жилое место могло быть заперто для контрабандистов. Прочитав этот доклад, государь наложил следующую резолюцию: «Следуя этому правилу, гораздо еще вернее будет расположить вдоль по границе, или еще лучше перевести в таможенное ведомство, целый корпус». На всеподданнейшем же докладе министра финансов графа Вронченко по поводу порядка привлечения контрабандистов к ответственности он собственноручно написал: «Судить военным судом необходимо, ибо надо остановить дерзость». И Николай был последователен в своих действиях. Когда один из губернаторов предложил подвергнуть смертной казни двух контрабандистов, он наложил такую резолюцию: «Виновных прогнать сквозь тысячу человек 12 раз. Слава богу, смертной казни у нас не бывало, и не мне ее вводить». Суровая требовательность у «Дон Кихота самодержавия» часто переходила в необузданную жестокость.

Страсть к порядку, равновесию, симметрии во всем привела его к убеждению, что и в российских законах надо навести порядок. Сделать это он поручил М.М. Сперанскому, который к 1832 году закончил свой колоссальный труд, выпустив сорок семь томов полного собрания российских законов. А спустя год Сперанский выпустил в свет еще один – пятнадцать томов действующих законов. Кстати, архивные дела того периода отличаются наибольшей полнотой и упорядоченностью.

Благодаря изумительной пунктуальности Николая история развития пограничной стражи России начиная с 1825 года дошла до нас, современников, в наибольшей полноте и сохранности. Он завел порядок, по которому все министры ежегодно готовили ему доклады о состоянии подведомственного им дела, письменно испрашивали соизволения на все более или менее значительные шаги на своем поприще. Николай Павлович рассматривал эти документы лично: на каждом из них имеется наложенная им самим или продиктованная им резолюция, выражающая его отношение к поднятой проблеме и содержащая конкретные указания и поручения. По ним, этим живым свидетельствам политики императора, можно достоверно судить о его подходах к новым идеям, чертах характера и взглядах.

Крымская война 1853–1856 годов, в которой участвовала и пограничная стража, стала крушением надежд Николая I создать могучее, отлаженное государство с хорошо устроенными и безопасными границами. Во время этой войны, 18 февраля 1855 года, он умер. Лежа на смертном одре, царственный реформатор говорил своему наследнику: «Служи России! Мне хотелось оставить тебе царство мирное, устроенное и счастливое… Провидение судило иначе».