Вечером 4 ноября 1918 года бывший премьер-министр, министр финансов и Шеф пограничной стражи Владимир Николаевич Коковцов, его жена и еще трое случайных попутчиков стояли неподалеку от российско-финляндской границы, готовясь к ее нелегальному переходу.

Коковцов, в отличие от спутников, был невозмутим и сдержан. Он уже примирился с неизбежностью эмиграции, и душу его не терзали сомнения. Это был не его выбор. Лишь одна мысль не давала покоя: мог ли он раньше, еще несколько лет назад, представить ситуацию, когда ему, Шефу пограничной стражи, придется нелегально переходить государственную границу? Такое не могло присниться даже в кошмарном сне, но жизнь оказалась богаче снов, обернувшись столь невероятным парадоксом. «Да простят меня пограничники за невольную измену нашему общему делу», – с грустью подумал Владимир Николаевич, готовясь проститься с Родиной.

Небольшая финская лодка быстро переправила беглецов на противоположный берег. Позади осталась Россия, в которой им уже не было места. Впереди начиналась жизнь в изгнании, полная тоски и глубоких разочарований.

Граф В.Н. Коковцов

В.Н. Коковцов, будучи министром финансов, а с 1911 года, после убийства П.А. Столыпина, и председателем Совета министров, в течение десяти лет руководил и пограничной стражей, являясь по служебному положению ее шефом (с июля 1914 г. – Главноначальствующий над ОКПС). Однако круг обязанностей этим не ограничивался. В его ведении находились также таможенное управление и тарифная политика железных дорог, КВЖД и проблемы внешней политики на Ближнем (Персия) и Дальнем (Китай, Япония) Востоке. Понятно, что в столь разноплановой и многообразной деятельности руководство пограничной стражей не занимало главенствующего положения, тем не менее и эту работу он выполнял с присущей ему ответственностью и добросовестностью. Да и не мог иначе, ибо прошел выучку Александровского лицея, бережно хранившего традиции пушкинских времен. Здесь давали не просто энциклопедические знания, но прежде всего воспитывали патриотов своего Отечества.

Судьба была благосклонна к Коковцову. Восхождение по служебной лестнице было хоть медленным и трудным, но неизменно поступательным, без резких срывов и падений. К сорока трем годам он занял первую крупную должность товарища министра финансов, на которой трудился под руководством Сергея Юльевича Витте. Последний, как известно, весьма скрупулезно относился к подбору сотрудников аппарата, и выдвижение Коковцова не было случайным. Шесть лет постигал он азы сложной науки ведения государственных финансов, пока, наконец, после двухлетнего пребывания в должности государственного секретаря не сменил Витте на посту министра.

Последние десятилетия царствования дома Романовых отмечены «бедностью» на государственных деятелей крупного масштаба. Наиболее заметные фигуры – С.Ю. Витте и П.А. Столыпин. Наследие первого – экономические и финансовые преобразования во имя «великой, сильной и независимой России», второго – аграрные реформы и начало формирования устойчивого слоя «сильного мужичка» в качестве социальной опоры государства. Нельзя приуменьшать и роль В.Н. Коковцова, которому пришлось возглавлять правительство и министерство финансов в переломное время русской истории.

Неудачный исход Русско-японской войны сильно расстроил военное хозяйство России. Ее военный флот погиб в Цусимском сражении 15 мая 1905 года, сухопутная армия деморализована. Внутреннее положение страны отличалось нестабильностью. Нарастание социальных противоречий, обострение борьбы политических партий не находило адекватных решений в деятельности Николая II и правительства. Назревал серьезный политический кризис, приближение которого ощущали все наиболее дальновидные люди, в том числе и В.Н. Коковцов.

В меру своих довольно ограниченных возможностей он стремился смягчить эти противоречия, «обуздать» самодержавие рамками закона, постепенно превратив его в конституционную монархию. Но как только премьер и министр финансов начал играть действительную роль реформатора и приобрел решающее влияние на дела, Николай II немедленно отправил его в отставку. Как было не вспомнить Владимиру Николаевичу слова монарха, сказанные им при его назначении: «Надеюсь, что Вы меня не будете заслонять, как Столыпин». В этом и заключалась трагедия государственного деятеля той эпохи.

Звание Шефа пограничной стражи обязывало министра финансов досконально знать состояние охраны границ империи, положение дел в Отдельном корпусе пограничной стражи и в пределах предоставленных ему прав осуществлять управление его деятельностью. Коковцов, объявив приказом по войскам о своем вступлении в должность, призвал офицеров и нижних чинов и впредь достойно выполнять задачи по защите рубежей Отечества. Теперь вся высшая власть на границе, как в таможенном, так и в пограничном надзоре, сосредоточивалась у него в руках, позволяя строить и проводить пограничную политику с наибольшей пользой для государственной казны.

На тот момент Корпус состоял из 31 погранбригады, двух особых отделов и флотилии из 10 морских крейсеров, а также Заамурского погранокруга, отличавшегося от прочих по структуре. Общая численность войск достигала 64 тысяч человек. В обязанности ОКПС входили охрана государственной границы, задержание и досмотр в 7-верстной пограничной полосе дезертиров, бродяг, беспаспортных и «подозрительных», в 3-мильной морской таможенной полосе – всех судов, охрана выброшенных на мель или берег судов и других предметов, пресечение их расхищения, помощь потерпевшим кораблекрушение, наблюдение за тем, чтобы не устраивались ложные маяки, и несение, при необходимости, карантинной службы. Главное же – Корпус должен был предотвращать незаконный ввоз из-за границы любых предметов и осуществлять задержание контрабандистов. Именно в этом видел основной смысл деятельности пограничного формирования бывший министр финансов С.Ю. Витте. Так понимал его и Коковцов.

Интенсивность контрабанды по округам была неодинакова. Особой «активностью» отличались участки второго и третьего округов, охранявших границу с Пруссией и Австрией. Преобладающими товарами являлись спирт, чай, серебро в слитках, сахарин, галантерея, мануфактура и кораллы. В первом округе, контролировавшем Беломорское побережье, границу с Финляндией и часть Балтийского побережья, контрабандный промысел был ограничен: кораблями из Норвегии, на санях, а чаще железной дорогой через таможенную границу с Финляндией в основном для местного потребления ввозили металлические изделия, табак, чай, кофе, спички. Вывозили меха.

Четвертый и пятый округа охраняли границу с Румынией и Черноморское побережье. Здесь у соседей не производилось конкурентоспособных товаров, и контрабанда практически отсутствовала. Тайно ввозился спирт.

Для шестого округа, охранявшего границу с Турцией и Персией, характерным было отсутствие организованной контрабанды, однако для местных жителей ввозились ковры, шелк, парча, хлопчатобумажные платки, чай, сахар, порох.

У границы орудовали разбойничьи шайки, жившие грабежом и контрабандой скота. Иногда у пограничников разворачивались с ними настоящие сражения, продолжавшиеся по нескольку суток. Приблизительно такая же ситуация складывалась и в седьмом округе, штаб которого размещался в Ташкенте. Контрабандой здесь занимались почти все местные жители, которые потаенными тропами доставляли товары в Хиву, Самарканд, Ашхабад, Мерв и Бухару.

Министр финансов, конечно, понимал, что Корпус погранстражи, созданный всего одиннадцать лет назад, несет службу в сложнейших условиях. Не хватало казарм, жилья для офицеров, во многих местах вдоль границы отсутствовали патрульные дороги. Штатной численности личного состава явно недоставало, люди несли службу с большой перегрузкой. В таких условиях требовать от них полного предотвращения контрабанды было бы неверным.

Свою роль Шефа пограничной стражи министр финансов видел прежде всего в том, чтобы создать материальную основу охраны государственной границы, увеличив бюджет на содержание войск. И он добился намеченной цели. При нем бюджет Корпуса пограничной стражи возрос на четыре миллиона рублей, с десяти с половиной до четырнадцати с половиной миллионов. Сделать это было нелегко. Председатель бюджетной комиссии третьей Государственной думы Г.Д. Бабянский яростно противился предложению, однако вынужден был уступить. Коковцов глубоко презирал этого думского деятеля, желчного и вечно брюзжащего, видевшего в любом деле лишь его негативные стороны. Бывший военный судья, отставной генерал, член кадетской партии, он отличился особой жестокостью при подавлении революции 1905–1907 годов, вынеся наибольшее количество смертных приговоров. Главной целью его деятельности в отношении пограничной стражи было стремление добиться ликвидации управления Корпуса, подчинив его, как и прежде, Департаменту таможенных сборов. Мотивировалось это желанием сократить расходы на содержание центрального управления, что практически означало возвращение пограничной стражи в прежнее состояние, то есть на 100 лет назад. Допустить этого Коковцов не мог.

Будучи товарищем министра финансов, в бытность С.Ю. Витте, он прекрасно помнил, как непросто протекала борьба за выделение пограничной стражи из Департамента таможенных сборов в Отдельный корпус. Тогда решающую роль сыграл сам Витте, сумевший убедить Александра III в необходимости завершить военное переустройство пограничной стражи. Теперь люди, малосведущие в делах охраны границы, руководствуясь сомнительными соображениями, пытались дезавуировать прежнее решение. И Коковцов в очередной раз поднялся на трибуну Таврического дворца, чтобы защитить пограничную стражу от несправедливых нападок. «В моем ответе, – сказал он, – я не буду касаться той части общих соображений, которая относится к общей организации стражи. Я коснусь только указаний, которые предусматривают возможность достигнуть более дешевого содержания стражи, при условии слияния заведывания ею с учреждениями таможенного ведомства. Я могу в настоящее время лишь заявить совершенно определенно, что эта цель недостижима, потому что организация стражи, как я указал, составлялась преемственно и совершенно закончена в 1893 году. Эта обособленность заведывания стражей на границе явилась результатом тех жизненных задач, которые привели к полной недопустимости заведывания стражей через посредство таможенных учреждений».

Касаясь заявления Бабянского о том, что вместо пограничной стражи на 15 млн рублей можно содержать пять дивизий, Коковцов выразил свое недоумение такой аргументацией: «Но позвольте спросить: а в мирное время эти пять дивизий могут охранять наши границы, могут они охранять те 290 млн рублей, почти 300 млн рублей таможенного дохода, которыми, смею надеяться, дорожит бюджетная комиссия? Я должен сказать решительно, – продолжал он, – что пограничная стража вполне отвечает целям охраны границы, вполне ограждает от проникновения контрабанды в сколько-нибудь значительной степени, и если бы пограничная стража этому действительно не отвечала, то мы бы присутствовали при массовом проникновении контрабанды, которого нет. Все данные указывают, что контрабанда есть, но это проникновение контрабанды не массовое, не валовое, не угрожающее нашему таможенному доходу. Я должен решительно заявить, что вывод о несоответствии пограничной стражи коренным задачам охраны границы против проникновения контрабанды неправилен, с этим выводом я, по крайней мере, решительно не согласен и должен самым усиленным образом против этого возражать». Государственная дума одобрительно отнеслась к выступлению министра финансов, поддержав его аплодисментами и утвердив представленную смету Отдельного корпуса пограничной стражи в постатейном чтении.

В одном оказался прав Бабянский, и с этим согласился министр финансов: пограничная стража не может эффективно действовать, не имея инструкции, регламентирующей ее службу. Коковцов понимал, что виновен в этом не только штаб Корпуса – отсутствие законодательной базы также тормозило разработку документа. А необходимость в нем действительно была. Различия в отправлениях служебных обязанностей вносили большую путаницу, мешали нормальной работе. Об этом все чаще писали офицеры, служившие на границе, однако дело двигалось медленно. Строгие распоряжения Шефа пограничной стражи хотя и активизировали работу штаба Корпуса, но все же не могли заметно ускорить весь процесс. Новизна многих проблем, отсутствие широкой законодательной базы, громоздкая система согласований и увязок с различными ведомствами, казалось, навсегда похоронят саму идею разработки регламентирующего документа. И когда в 1912 году Коковцову положили на стол «Инструкцию службы чинов Отдельного корпуса пограничной стражи», уже согласованную со всеми инстанциями, он облегченно вздохнул. Документ, сравнительно небольшой по объему, был разработан весьма тщательно. Он действительно представлял собой кодекс деятельности всех чинов пограничной стражи, от рядового до шефа, и был как раз таким, каким его ждали на границе.

Увеличение бюджетных средств сделало возможным улучшить медицинское обеспечение пограничников, залатать прорехи по оружейной части. В 1906 году Коковцов вводит в состав штаба Корпуса типографию. Это позволило начать выпуск журналов «Пограничник» для офицеров и «Страж» для нижних чинов. В Харбине начинает печататься журнал «Досуги заамурца», а в 1913 году в Санкт-Петербурге открывается Музей пограничной стражи. Появление в Корпусе собственной типографии во многом решило проблему сохранения секретности при разработке важных документов. Теперь они печатались на месте. Николай II, ревниво следивший за сохранением тайны в служебных делах, был весьма доволен.

Немаловажное значение имело издание журналов пограничной стражи, которые очень скоро превратились в важнейший источник информации и трибуну опыта службы. Каждый номер ожидался в войсках с большим нетерпением. Кроме того, штаб Корпуса мог теперь публично отвечать на необоснованную критику, довольно часто появляющуюся в печати тех лет. Манифест 17 октября 1905 года, признававший право «за каждым гражданином земли русской» дорожить собственным мнением и личным взглядом на вещи, иметь свою точку зрения на тот или иной предмет, понимался прессой некоторых партий весьма своеобразно: как вседозволенность и необязательность в следовании истине. Коковцову самому пришлось защищать свою честь через суд от нападок одной газеты. В результате автор статьи, оклеветавший уже ушедшего в отставку министра финансов, был заключен на шесть месяцев в тюрьму.

31 декабря 1911 года кадетская газета «Речь» поместила заметку «Об Отдельном корпусе пограничной стражи», автор которой писал о неудовлетворительной охране российских границ. Причина этого явления, по мнению автора, заключалась в неправильной организации пограничной стражи, выделенной в 1893 году из ведения Департамента таможенных сборов в отдельный Корпус. На этом основании делался вывод «о необходимости реорганизации Корпуса на началах координации его функций с таможенным ведомством, как практикуется в Германии, где охрана границ стоит на должной высоте». Кроме того, руководство пограничной стражи обвинялось в «увлечении милитаризмом» и излишней военизации внутренней жизни.

Ознакомившись с публикацией, Коковцов пришел к выводу, что «упомянутая статья может вызвать в обществе и печати превратное представление о целесообразности существующей организации Корпуса», и предложил дать на нее в журнале «Пограничник» развернутый и аргументированный ответ.

Две недели спустя такой материал на страницах журнала действительно появился. Это было обстоятельное и взвешенное разъяснение всех факторов, которые привели к созданию военной организации, предназначенной для охраны государственной границы. Заканчивалась статья словами о том, что «управление Корпуса не имеет, конечно, возможности возражать или давать объяснения на каждую появляющуюся в печати статью, по-своему толкующую деятельность Корпуса, и если сочло необходимым настоящее разъяснение, то сделало это с исключительным намерением… предупредить в будущем неосновательную критику со стороны лиц, недостаточно осведомленных с его задачами и устройством». Газета «Речь» предпочла в дискуссию по этому поводу не вступать.

Для Шефа пограничной стражи необходимо было периодически бывать на границе, знать условия службы, жизни и быта офицеров и нижних чинов. Коковцов в силу занятости служебными делами не мог, естественно, надолго покидать Санкт-Петербург. Регламент его деятельности предписывал ему еженедельно по пятницам являться к царю в Александровский дворец с «всеподданнейшим» докладом о состоянии дел на вверенном участке работы, в том числе и в пограничной страже. Иногда для этой цели ему приходилось выезжать в Крым, в Ливадию, где отдыхала царская семья. В течение четырех лет, в 1909-м, в 1911–1913 годах, здесь же, в Ливадии, проводились смотры сводных рот пограничной стражи, приуроченные к ее храмовому празднику 21 ноября, на которых присутствие шефа было обязательным. И всегда Владимир Николаевич не упускал случая посетить Крымскую бригаду и ее ливадийский пост, чтобы встретиться с пограничниками.

В октябре 1909 года Коковцов побывал в Харбине, в Заамурском округе пограничной стражи. Официальной целью его поездки была встреча с князем Хиробуми Ито. Это был крупный политический деятель Японии, член Императорского совета, японский генеральный резидент в Корее. Он подготовил окончательную аннексию Кореи Японией, предусматривавшую превращение ее в японское генерал-губернаторство.

13 октября 1909 года Ито прибыл в Харбин. На перроне был выстроен почетный караул русских и китайских войск с оркестром, собрались многочисленные представители гражданского населения. Встречал японского князя В.Н. Коковцов. Во время обхода почетного караула к Ито приблизился молодой кореец и почти в упор три раза выстрелил в него из браунинга. Ито зашатался и упал. Кореец успел выстрелить еще три раза и ранить троих из сопровождающих японского сановника лиц. Пули просвистели рядом с Коковцовым, не задев его. Стрелявшего схватили. Он успел крикнуть: «Да здравствует Корея!» – и спокойно отдал свой револьвер.

Спустя два часа вагон с телом князя отправился в обратный путь. Коковцов приказал на всех станциях, где поезд делал остановки, выставить почетные караулы от пограничной стражи. Сам он, потрясенный увиденным, отправился в церковь Заамурского округа пограничной стражи, чтобы отслужить Господу Богу благодарственный молебен за свое благополучное спасение от пули террориста.

Пребывание в Харбине позволило Шефу пограничной стражи лучше узнать жизнь и условия службы заамурцев. Командир округа Н.М. Чичагов и начальник штаба Н.Г. Володченко (будущий командующий Юго-Западным фронтом в Первую мировую войну) рассказали ему об организации охранной службы на железной дороге. Пограничники-заамурцы произвели на министра финансов хорошее впечатление, о чем он и доложил Николаю II по возвращении в Санкт-Петербург. Кроме того, он высказал царю мнение о необходимости укрепления охраны границы на Дальнем Востоке, где контрабанда принимала угрожающие размеры. Таможенные посты и взводы казаков, несшие пограничную службу, с задачей не справлялись. Необходимо было организовать охрану границы по образцу западного направления.

С заамурцами у Коковцова сохранилась дружба на многие годы. Во время войны, находясь на Юго-Западном фронте, они прислали ему в подарок два карабина и австрийскую однозарядную винтовку. Коковцов бережно хранил их, однако во время одного из обысков после Февральской революции это оружие было у него изъято.

Неподдельные любовь и уважение Шеф погранстражи снискал и в офицерской среде Корпуса. Всем, кто к нему обращался, он старался помочь: это были и выдача денежных сумм, и устройство детей в учебные заведения, переводы для службы в более благоприятные климатические условия.

Когда в 1908 году уходил в отставку командир Корпуса генерал от артиллерии A.Д. Свиньин, Коковцов предложил Николаю II включить его в состав Государственного совета и установить ему максимальную пенсию. Новому командиру Корпуса генерал-лейтенанту Н.А. Пыхачеву уступил свою квартиру на Мойке. Собственно, она ему в тот момент и не была нужна – он жил в служебной квартире министров финансов, но факт сам по себе показательный.

Последние годы своей деятельности в звании Шефа пограничной стражи В.Н. Коковцов прилагал усилия по укреплению охраны границы в Закавказье, в Средней Азии и на Дальнем Востоке. Кое-что он успел сделать, но не успел главного – выставить новые пограничные бригады на границе с Китаем, Монголией и Кореей. 30 января 1914 года он был смещен царем со всех постов, отказавшись принять от него в качестве «отступных» 200–300 тысяч рублей разового вознаграждения. До 1917 года находился в опале, а затем эмигрировал во Францию, где и умер в 1943 году.

В исполнении своих многочисленных должностей он не стал ни Витте, ни Столыпиным. Он был тем, кем стал.

Один из лидеров националистов B.В. Шульгин, выступая в четвертой Думе, говорил в адрес Коковцова: «Необходим размах, изобретательность, творческий талант… Нам надо изобретателя в государственном деле… нам надо социального Эдисона». С мягкой улыбкой председатель Совета министров, министр финансов и Шеф пограничной стражи не согласился с таким пожеланием: «От меня требуют, чтобы я был каким-то государственным Эдисоном… Очень был бы рад… Но чем я виноват, что я не Эдисон, а только Владимир Николаевич Коковцов».

Возразить здесь, кажется, нечего.