У российско-японских отношений долгая история, и хотя она далеко не безоблачна и сегодня омрачается претензиями на Курильские острова, есть в ней и светлые страницы, об одной из которых хотелось бы напомнить. Ведь если замкнуться только на том, что нас разъединяет, можно не увидеть того, что ведет к взаимопониманию.

Порт-Артур, 1907 год. Совсем недавно здесь гремели бои и обильно лилась солдатская кровь. Еще свежи могилы и не совсем развеялся запах пороховой гари. Не зажили раны, и не утихла боль в сердцах защитников крепости. Чернеют воронки от разрывов фугасок, кругом тишина. Жизнь словно замерла на этом истерзанном клочке земли.

А в России бунт, смута… Баррикады, перестрелки, политические баталии. Все словно забыли о прошедшей войне и ее ужасных жертвах. «Долой царя! Даешь свободу!»

А что же японцы? Чем заняты победившие в этой войне? Они восстанавливают города, дороги, жилье, расчищают завалы, хоронят погибших и… возводят памятник русским воинам, защитникам Порт-Артура. Это кажется странным – ведь победители не строят памятники своим врагам, даже погибшим. Японцы построили.

Это была часовня на фундаменте в пять квадратных саженей и высотою в полторы, а перед нею – белая мраморная колонна.

Русская надпись на ней гласила: «Здесь покоятся бренные останки доблестных русских воинов, павших при защите ими крепости Порт-Артур», и ниже: «Сей памятник поставлен японским правительством в 1907 году».

Выбитый на мраморной колонне японский текст содержал следующее: «Бренные останки неприятельских воинов, павших по несчастной судьбе на полях сражений, безразлично, как и своих, должны быть преданы земле, тем более что бывшие враги превратились в друзей.

Делается это для поощрения преданности Государю и распространения правил человеколюбия.

Поэтому великое императорское японское правительство приказало коменданту Порт-Артура разыскать зарытый наскоро в различных местах крепости прах русских воинов, павших за Царя и Родину, и похоронить его с почестями на русском кладбище и у горы Анисан, где и соорудить общий для русских воинов памятник, который да послужит надолго высшей почестью душам умерших воинов и прославит навек их самоотверженную храбрость».

По планам японского командования русская крепость должна была пасть через три недели после начала штурма. Предполагалось мощным артиллерийским огнем разрушить в ней оборонительные сооружения, сломить волю гарнизона к сопротивлению и решительным штурмовым натиском пехоты вынудить обороняющихся к капитуляции. Однако этого не случилось. Русские воины выдержали и яростный артиллерийский огонь, и бесконечные атаки пехоты. Они не только оборонялись, но и переходили в решительные контратаки. Гарнизон отбил первый, самый мощный штурм – еще восемь месяцев удерживал крепость. Почти половина обороняющихся – около 10 тысяч человек – пали в бою, 15 тысяч ранены. Потери японцев были также огромны: 70 тысяч убитыми и 25 тысяч ранеными.

В составе гарнизона крепости оборонялся и сводный отряд пограничников численностью около 500 человек, 54 из них погибли. Своим мужеством и стойкостью пограничники заслужили уважение не только у защитников крепости, но и у японцев. Возглавлял отряд полковник П.Д. Бутусов, погибший в бою у Высокой горы 22 ноября 1904 года. Это о нем генерал Кондратенко сказал: «Бутусов умрет, но не отступит!»

Сразу же после окончания войны японское командование отдало распоряжение собирать останки погибших русских воинов на кладбище севернее Порт-Артура у так называемой Крематорной импани. Всего удалось отыскать останки 14 631 солдата, 37 офицеров и 2 сестер милосердия. После предания их земле началось сооружение памятника, которое завершилось к декабрю 1907 года. Описание памятника вместе с предложением принять участие в его открытии, назначенном на 28 мая 1908 года, японская сторона прислала в Санкт-Петербург. Приглашение было принято.

Русскую делегацию возглавлял генерал-лейтенант А.А. Генгросс, бывший ранее начальником охранной стражи КВЖД. В ее составе было девять пограничников во главе с начальником войск Заамурского округа пограничной стражи генерал-лейтенантом Н.М. Чичаговым.

Вся делегация пограничников состояла из участников обороны Порт-Артура. Все они были ранены, некоторые дважды, награждены высшими военными наградами России. Их имена знали не только в пограничной страже, но и во всей стране. Особенно заметно выделялась фигура корнета Круашвили – вместо одной руки у него сиротливо и обреченно висел пустой рукав парадного мундира.

Круашвили был урядником 16-й сотни. В мае 1904 года он с боем прорвался в осажденный Порт-Артур и за героические подвиги награжден чином корнета, знаками отличия Военного ордена 3-й и 4-й степени и орденом Святой Анны с мечами и бантом.

22 ноября 1904 года в жестоком бою у Высокой горы, когда вся она стонала от взрывов и была окутана пороховой гарью, Круашвили оторвало руку. Увидев это, полковник Бутусов приказал доставить его в медсанбат, куда через два часа был доставлен и он сам со смертельной раной в груди.

На открытие памятника прибыл и подполковник Яковецкий, верный друг Бутусова. Это он похоронил его в отдельной могиле на Ляо-Тешаньском кладбище, и только он один знал, как отыскать ее среди тысяч других погребений. Теперь, вновь оказавшись на этой опаленной войной земле, он первым делом отыскал могилу своего друга.

В составе делегации был и фельдфебель Мануйлов, награжденный тремя Георгиевскими крестами. Попав в плен, он изучил японский язык и теперь выступал в роли переводчика.

28 мая у памятника павшим русским воинам состоялась церемония его открытия. Развевались знамена. Четкими квадратами выстроились подразделения японских войск. Играл оркестр. Окутанный черным покрывалом памятник напоминал собой огромную птицу с распростертыми крыльями.

Русская и японская делегации разместились на специально расставленных стульях.

Открывая памятник, генерал-губернатор Квантуна Осима сказал, что «осажденная в крепости Порт-Артура русская армия особенно проявила свою храбрость; почти половина доблестных офицеров и мужественных нижних чинов положили свою жизнь в боях и этим заслужили похвалу и уважение целой японской нации, которая проливает слезы соболезнования. Это составляет честь не одним лишь русским защитникам Артура, но и всем нам».

Впечатляющим было освящение памятника. Епископ Переяславский Иннокентий, богатырского роста, в блестящих церковных одеждах, вышел вперед и начал говорить. Могучий бас его рокотал над толпой, многие плакали. «Мы приглашены сюда, – сказал епископ, – воздать честь нашим усопшим воинам. Вновь подтвердилось изречение Святого Писания: «Весь мир во зле лежит».

Вот и мы свидетели ныне, как чуждый нам народ воздвигнул памятник нашим героям. Так чтить героев могут только герои. Поэтому нельзя не относиться к ним с глубоким уважением и не пожелать иметь их друзьями».

Поклоняясь присутствующим, святитель стал служить панихиду по «воинам, на поле брани убиенным», и окропил памятник святой водой.

Делегации возложили привезенные венки. Под звуки музыки прошли колонны пехоты, отдавая воинскую честь погребенным в братской могиле. Присутствовавшие поклонились усопшим.

Открытие памятника состоялось.

Потом был совместный ужин. За широким и низким столом, напротив друг друга, сидели участники прошедшей церемонии. Все они были на войне, знали, что такое окопная грязь, испытали тяжкий солдатский труд, боль утрат и страданий. Еще вчера они воевали, бились насмерть, а сегодня вместе едят хлеб, мирно беседуют, стараясь сдержать нахлынувшие чувства. Память снова и снова возвращала их к тем трагическим дням и событиям, которые были еще свежи и так больно бередили души.

Первым заговорил генерал Ноги, личный представитель японского Микадо. Небольшого роста, сухой и быстрый, он резко вскочил и подошел к корнету Круашвили. Заговорил возбужденно и резко: фельдфебель Мануйлов едва успевал переводить. «Я потерял на войне двух сыновей, – начал он, – но прах их велел оставить здесь, думал, что лучше будет везти на родину нас всех троих. Мне не хотелось жить, и я не жалел ни себя, ни других. Когда мои солдаты останавливались в атаке, я приказывал стрелять по ним из пушек. За одну ночь я расстрелял двух командиров полков, отступивших при штурме Порт-Артура». Затем он рассказал, как русские офицеры привезли ему саблю погибшего сына, а он прислал в ответ три мешка солдатских писем, затерявшихся на фронте. Обняв Круашвили, сказал, что считает его товарищем по несчастью. «Мы оба что-то потеряли в этой войне: ты руку, а я сыновей», – закончил он и приказал налить себе и Круашвили вина. Японцы, желая поберечь своего полководца, налили ему танзану. Рассерженный генерал бросил стакан и, говоря, что не может за здоровье героя пить воду, налил себе бокал шампанского и залпом выпил его до дна.

На прощание старый воин захотел проститься с русскими солдатами. «Я всегда восхищался вашей стойкостью и мужеством», – сказал генерал и крепко пожал им руки. В ответ фельдфебель Мануйлов на чистом японском языке поблагодарил Ноги за теплые слова, чем окончательно привел в восторг старого воина.

Когда после ужина делегации вышли на притихшую улицу, в незамерзающей гавани Порт-Артура зажегся маяк. Его дрожащий огонь горел призывно и ярко, указывая путь затерявшимся в морских просторах кораблям.

Задумчиво глядя на его мерцающий свет, генерал Чичагов сказал: «Но претерпев судьбы удары, окрепнет Русь!»

Да будет так!