— Привет, делаю первый шаг. Может быть секс!? Давайте как-нибудь поужинаем у меня, — тихий, переходящий на шепот, голос девушки, с капризными и детскими нотками оборвался… а голубые глаза смотрели открыто и смело.

Худенькая, светловолосая в красном платье, она почти не смущалась или искусно делала вид, что не смущается. Потому как пальцы ее нервно теребили черный поясок на талии, скорее всего можно было предположить второе. В воздухе повисла тишина, а голубые глаза продолжали смотреть откровенно и вызывающе. "Современная Татьяна Онегина или городская сумасшедшая?" — предположил бы случайный прохожий услышав за спиной подобное. Но посторонних не наблюдалось и вообще подъезд этой панельной "Хрущевки" был очень тихий, мирный и спокойный. Ну до этого происшествия во всяком случае, все его считали таким.

— Саша, ты что не весь мусор взял! — донесся женский голос с грубыми начальствующими нотками с площадки верхнего этажа.

В воздухе повисло тягостное безмолвие, а голубые глаза юной особы продолжали безрезультатно и неотрывно сверлить собеседника. Не дождавшись ответа, она продолжила тщательно подбирая слова.

— Я дерзкая? Вы живете тихо и мирно? Вам недурственно и без меня, а может вам плохо без меня!? Откуда вам знать как бывает хорошо или как о-очень… о-о-очень хорошо, — говорила девушка с придыханием почти одними губами. На слове "очень" она делала нажим выделяя его из общей массы и при этом смешно моргала длинными накрашенными ресницами.

— Саша, когда я научу тебя…ты опять бросил открытой дверь, — донесся повторный крик откуда то сверху и тявканье собачонки переходящее на хрип когда ее тянут за ошейник.

Девушка вытащила из холщовой сумки, что держала в руке, объемный пакет, развернула грубую оберточную бумагу.

— Это мои картины, то есть работы одного художника, что рисовал, меня. Может я вам понравлюсь на них…посмотрите возьмите с собой и скажите что решите. Пастель и сангвина.

— Что?

— Такие палочки-мелки и мягкий минеральный карандаш. Они откровенные… может через чур, я просила его рисовать…смело! Он талантливый… мне нравилось когда он глотал слюни… милый очкарик…я обожала его мучить, художники вы сами понимаете не от мира сего…

Девушка нервно засмеялась и замолчала.

— Алё! Внимание… внимание, говорит Германия, — шутливо и звонко подбодрила его девушка детской скороговоркой с улыбкой. — Не молчите.

— Их много, — наконец выдавил он из себя осипшим голосом, при этом отводя в сторону глаза.

— Можете взять часть.

— Саша ты где!? Ты вынес мусор? — с раздражением и негодованием опять донеслось с площадки верхнего этажа.

— Я не могу взять сейчас. Ни сколько, — он сморщил болезненно лицо, лоб и показал глазами на верх.

— Второго шанса не будет. Есть вид алоэ, что цветет раз в сто лет. Просто я съехала с катушек…только сегодня на винте!!! Мне жалко, что у меня не нашлось необходимой смелости и я не предложила эти картины вам раньше, видела как мы смотрим друг на друга и робко отводим глаза, как каждый раз вы задерживаете шаг, а в ответ я задерживаю шаг и мы крадемся как стыдливые тени…Жалею что не нашлось у вас мужества отыскать предлог и подойти самому…Я не хочу говорить ни о чем таком, что бы могло испортить все то, что еще не началось, но вот говорю…говорю; без поддержки от вас и меня не сдерживает ваше молчание, и даже крики вашей жены сверху не выведут меня из себя….и мне все равно что вы там думайте сейчас, или подумайте потом, и плевать на слова которые вы мне должны были сказать в ответ, на цветы или подарки, которые может вы мне не подарили, на шампанское, прикосновения… и на штамп в паспорте, и на нормы приличия, можно много еще чего сказать, но наверно это будет лишнее, вас точно не расшевелить, вы стоите как обмороженный истукан, и я зря стараюсь и мечу бисер.

Опять установилось долгое молчание. Наконец девушка выдавила из себя.

— Ну ладно первый шаг — как первый блин получился, тогда я пошла…

— Подождите!

— Да бросьте, это был тест на… — она покрутила пальцем показывая неопределенно вверх.

— Я все понял.

— Ничего вы не поняли, даже я ничего не поняла, что это было…но я ни о чем не жалею… Да несите вы свое вонючее помойное ведро дальше, а то вернетесь с полным и вашу благоверную хватит удар.

— Просто извините…все так неожиданно, — пролепетал молодой человек.

— Это верно, мало ли сумасшедших тут бродит, — с иронией и даже с сарказмом бросила она четко чеканя фразы.

— Я не о том.

— А я об этом, маленькая шутка и больше ничего, — и голос у нее отчего то задрожал, и она заторопилась отворачивая лицо и глухо выдавила ничего не значащее восклицание,

— Чау! — или,

— Чао!

Девушка прижав под мышкой увесистый пакет и делая вид что ей весело, вприпрыжку поскакала по лестнице вниз и каблуки ее били, цокали по ступеням как испорченный механический пианино, то звонко, то глухо, то никак, ломая музыку такта, и эхо металось и ломалось в голых исписанных бранными словами стенах, больно ударяло в барабанные перепонки.

Наконец жестко наотмашь хлопнула входная дверь и стало совсем тихо, и будто в ответ ударилось о бетонный пол, видавшее виды ведро, и мусор широко рассыпался по площадке. Но молодой человек не обратил на это внимания. Руки его были влажные и холодные одновременно. Он судорожно тер ими плечи и напряженно смотрел в окно.

С третьего этажа неторопливо спустился сосед, неоднократный сиделец Колька. Раскидывая мусор лакированными узкими носками туфлей, он приблатненной походкой приблизился к окну, заглянул за плечо молодому человеку.

— В натуре, я что-то пропустил!?… и смачно сплюнув добавил, — кайфовая шмара!!! Выдав на гора свой высокопарный перл, он отправился дальше по своим делам.

Парень не обратил внимание на реплику авторитетного соседа. Он ловил последние мгновения… цвет красного откровенного платья, нервную ломающуюся походку, развевающие на ветру светлые волосы девушки. Она не оглянулась. Ни разу… пока не скрылась за углом.

— Как ее зовут. Как же ее зовут!

Декабрь 2015.