1

Четыре пары преданных глаз смотрели на Виктора Реброва так, словно он должен был донести слово Божье или объявить шесть выигрышных номеров очередного тиража «Спортлото». Виктор впервые проводил общее собрание коллектива Института рынка при Союзе молодых российских предпринимателей таким было полное название этого загадочного научного учреждения. Глядя на своих четырех бойцов, он думал о том, что нынешняя его авантюра, пожалуй, будет даже покруче, чем посещение дома находившегося в бегах вице-президента «Русской нефти» Георгия Дзгоева.

После того как Реброва выпустили из следственного изолятора, ему понадобилась всего неделя, чтобы собрать эту команду. Двух будущих экспертов-рыночников он нашел, не выходя из редакции «Народной трибуны». Эти молодые люди, Андрей Точилин и Марат Баль, недавно закончили факультет журналистики Московского университета и слонялись по редакционным коридорам, безуспешно пытаясь пристроить свои заметки. Они порядком уже всем надоели, в том числе и Виктору.

В принципе они были неплохими ребятами – не уроды, с хорошим чувством юмора. Но вот материалы их не выдерживали никакой критики. Это еще раз подтверждало банальную истину о том, что на факультете журналистики можно было научиться чему угодно: курить, пить вино, трахать девчонок, но никак не писать заметки – последнее, как и в любой творческой профессии, от Бога.

Отчаявшись не только получить работу, но и хоть что-то опубликовать, недавние выпускники журфака мучились от комплексов, заискивали перед каждым человеком в «Трибуне». Они подолгу просиживали в буфете или в кабинетах сердобольных сотрудников редакции, рассказывая о своих университетских успехах, о проявившейся у них еще в детстве тяге к журналистике, о чем якобы свидетельствовали их статьи в школьных стенгазетах.

Впрочем, как только Точилин и Баль услышали о работе в Институте рынка и, главное, о том, что там они будут получать больше, чем им светило бы в случае приема в «Народную трибуну», они тут же предали свою юношескую мечту: нести людям доброе, вечное через пачкающие руки типографской краской газеты. Однако Ребров расценил это как вполне положительное качество, как проявление здорового прагматизма, просто необходимого для людей, собирающихся составлять прогнозы о состоянии неокрепшей российской рыночной экономики.

Еще один сотрудник новорожденного института – Вячеслав Кузьмянков был подобран на руинах разорившейся брокерской конторы. Ребров познакомился с ним, готовя статью о кризисе на Московской фондовой бирже. Неудавшемуся брокеру было уже под тридцать, что позволяло поднять средний возраст сотрудников Института рынка до уровня, выходившего за пределы детсадовского. Кроме того, Кузьмянков довольно бойко оперировал такими словами, как «маржа», «варрант», «листинг» и совсем уже загадочным для русского уха термином «индоссамент». Все это могло оказаться чрезвычайно полезным при подготовке аналитических материалов о состоянии российской экономики.

В свою очередь экс-брокер привел на смотрины старого друга – Максима Ивакина, ранее служившего в каком-то банке. Реброву так и не удалось разобраться в умственных способностях этого парня: на все вопросы тот отвечал односложно, предварительно надолго впадая в раздумье. Зато на прежней работе Ивакина приучили носить темные костюмы и галстуки, что выгодно отличало его от двух принятых в Институт рынка журналистов, не снимавших затертые джинсы. Виктор решил, что иметь в коллективе прилично одетого человека, которого не стыдно посадить в президиум, будет совсем не лишним. А говорить могут и другие.

Правда, размышляя о сильных и слабых сторонах каждого члена набранной команды, Ребров иногда приходил к выводу, что их так называемые достоинства – всего лишь плод его собственного больного воображения. Или, по крайней мере, эти достоинства он сильно преувеличил.

Не развеяло сомнений даже то, что эксперты-рыночники успешно справились с первым своим заданием – вымыть две комнаты, выделенные для института в Союзе молодых российских предпринимателей, расставить там мебель, подключить телефоны, факсы и компьютеры. Он почему-то вдруг подумал, что умение сотрудников таскать столы еще не является гарантией высокого качества интеллектуальной продукции всего научного учреждения.

Опасения Реброва, к сожалению, подтвердились сразу же, как только эксперты-рыночники перешли к моделированию работы института. Проще говоря, они попытались на основе собранной за пару часов информации из различных агентств составить какое-то подобие обзора ситуации на финансовом рынке и в отдельных отраслях российской экономики. Получилось у них скучно, длинно и очень предсказуемо. Именно поэтому Ребров и устроил первое общее собрание всего коллектива.

– Поймите, – сказал он, пытаясь обнаружить интеллект в поедавших его глазах. – Информацию мы собираем не для того, чтобы ее просто пересказывать. Это – скучно. Вполне обыденные факты вы должны подавать так, чтобы мороз шел по коже. Чтобы людям хотелось застрелиться, лишь бы не увидеть предсказанного вами завтрашнего дня.

Один из несостоявшихся журналистов подобострастно заржал.

– И учтите, если будете принимать мои слова за шутку, – от отчаяния Ребров слишком сурово одернул мальчишку, – то очень скоро опять отправитесь безуспешно обивать пороги редакций.

Он еще долго развивал мысль о том, как нужно готовить обзоры о состоянии различных отечественных рынков, при этом ощущая легкий стыд за дословное цитирование Стрельника. Если бы Игорь мог наблюдать за тем, что происходило в стенах новорожденного института, то наверняка от души бы повеселился.

К счастью, эксперты-рыночники оказались способными ребятами, они буквально ловили на лету мысли Реброва. Им понадобилось всего несколько тренировок, чтобы набить себе руку в составлении блестящих экономических некрологов. Уже через пару дней на основании всего двух-трех фактов они убедительно предсказывали загнивание, а то и скорую мучительную кончину различных предприятий и целых отраслей российской экономики. Причем делали это с воодушевлением, весело, проявляя бездну выдумки и изобретая множество нестандартных ходов.

Несмотря на успехи, Ребров, вначале волновавшийся, что ему не удастся добиться от собранной наспех команды необходимого результата, стал испытывать какой-то дискомфорт. Он долго не мог понять, с чем это связано, ведь дела шли все лучше и лучше, но потом его озарило: так же неловко должны чувствовать себя взрослые, научившие детей чему-то плохому.

Особенно преуспел в составлении апокалиптических экономических прогнозов неудавшийся брокер Вячеслав Кузьмянков. Из-под его пера буквально лилась кровь и удушливо несло мертвечиной. Он даже выписал на отдельный листок слова, которые могли ему понадобиться, типа «крах», «кризис», «срыв», «провал», «неудача», «крушение», «катастрофа», «разорение», «фиаско», «гибель» и даже «апокалипсис».

– Научный подход? – поинтересовался Ребров.

– Да, – явно рассчитывая на похвалу, подтвердил Кузьмянков.

– Молодец, – кисло процедил сквозь зубы мудрый, но очень расстроенный наставник.

Когда эксперты совсем уж расшалились, состязаясь друг с другом, Виктор не удержался и прикрикнул на них:

– Спокойно, друзья, спокойно! Я понимаю, что, предсказывая скорый и мучительный конец своей стране, вы просто не можете врать соотечественникам, извращать реальное положение дел. Для ученых правда дороже родного сына. Но, простите, нельзя же так откровенно радоваться кончине любимой Родины. Это просто неприлично!

После нескольких дней напряженных тренировок Ребров пришел к выводу, что все готово к открытию Института рынка, тем более что их подгонял Большаков.

– Ты что, филиал Сорбонны открывать собираешься? – недоуменно вопрошал Алексей.

Наконец Виктор собрал своих орлов и объявил:

– Час пробил! Настало время бросить комья нелицеприятной правды в лицо российской общественности. На следующую среду назначаю первую пресс-конференцию нашего славного Института рынка. Теперь все мы садимся за телефоны, за факсы и начинаем скликать гостей.

 

2

Многочасовые упражнения с цифрами и фактами, с помощью которых Ребров натаскивал экспертов-рыночников, благотворно сказались и на его собственных аналитических способностях. Как-то поздно вечером, когда он в очередной раз перебирал заветную папку с материалами о компании «Русская нефть» – по возвращении из следственного изолятора Виктор немедленно забыл свои клятвы сжечь все эти бумаги, – ему пришла в голову одна интересная идея.

В тот момент он как раз перечитывал краткую биографию вице-премьера Владимира Шелеста. Обычно информационные агентства веером рассылали такие справки по редакциям после утверждения нового состава правительства. Страничка текста об основных этапах жизненного пути высокопоставленного чиновника уже давно лежала в столе у Виктора, но в один прекрасный день он переложил листок в свою особую папку.

На это имелись достаточно веские основания. Прежде всего, Владимир Шелест курировал в правительстве топливно-энергетический комплекс, а именно здесь были сосредоточены основные интересы компании «Русская нефть». Уже в силу этого формального признака справка о вице-премьере должна была лежать в заветной папке.

Однако Ребров держал Шелеста в поле зрения и по другой причине. Он не мог забыть телеинтервью вице-премьера, показанное на следующий день после смерти Лукина. В нем статья Виктора была названа непрофессиональной, оговаривающей честных людей, и невольно напрашивался вывод, что именно из-за нее застрелился крупный бизнесмен. Конечно, многие могли заблуждаться в отношении «Русской нефти», иметь о ней неверную информацию, но только не Шелест. И то, что он сознательно искажал факты, заставляло присмотреться к нему особенно внимательно.

Многократное штудирование биографии вице-премьера прежде давало Реброву не больше, чем повторение таблицы умножения. Но вот теперь, занимаясь препарированием различной информации с экспертами-рыночниками, он вдруг подумал, что было бы очень интересно посмотреть подшивки газет именно за те дни, когда Владимир Шелест совершал очередной прыжок в своей карьере. Наверняка в эти периоды о нем что-то писали, и здесь можно было найти какие-то любопытные факты.

Что же касается краткой биографической справки, то из нее следовало, что еще в начале девяностых годов, когда экономические реформы в России только начинались, Шелест работал в одном из академических институтов. В тридцать лет он успел защитить докторскую диссертацию, тем не менее будущее его оказалось бы очень скучным, если бы молодой ученый не поменял свою научную карьеру на политическую. В общем, типичный молодой реформатор – так в России называли тех, кто на волне недовольства прежней экономической системой пришел во власть и, пользуясь огромным доверием не разбирающихся в рыночной экономике людей, успел наломать немало дров.

Впервые имя Владимира Шелеста стало известно широкой публике после того, как он принял участие в разработке одной из радикальных экономических программ. На самом деле эти программы не имели практического значения, так как реализовать не только долговременные, но и вообще какие-либо планы в условиях существовавшего тогда полного хаоса было просто невозможно. Они играли, скорее, роль своеобразного знамени реформ, инструмента политической борьбы или приманки, с помощью которой отбирали голоса избирателей у политических противников.

Новым российским властям, победившим коммунистов на выборах как раз за счет обещания быстро построить капиталистический рай, очень нужны были люди с радикальными взглядами и без комплексов, и вскоре молодой ученый становится заместителем министра экономики. А уже через год, в новом составе правительства, Шелест перепрыгивает на должность вице-премьера. Вначале он отвечает за какие-то второстепенные вопросы, но в результате очередных перестановок начинает курировать топливно-энергетический комплекс и превращается в одну из самых влиятельных фигур кабинета. Безусловно, на таком стремительном пути наверх нельзя было не оставить заметных следов.

На следующий день, где-то часов в шесть вечера, Ребров засел в редакционной библиотеке, обложившись подшивками. По просьбе Виктора заведующая библиотекой Леночка Свинцова – женщина без возраста, относившаяся к пожелтевшей бумаге с большим вниманием, чем к своей личной жизни, – отыскала целую кучу газет за указанные им периоды. Именно в это время в жизни Шелеста происходили крутые перемены.

В подшивках оказалось много пыли и смешных по прошествии времени страстей. Обо всех перестановках в правительстве писали довольно подробно, но Владимир Шелест в подобных материалах выглядел всего лишь одним из многих – рядовым, если можно так сказать о крупном правительственном чиновнике, членом команды.

Неудивительно, что Ребров вскоре выдохся. Надежда найти что-то особое сменилась апатией, и он уже почти машинально продолжал перелистывать пожелтевшие страницы.

Самые старые из газет, совпадавшие по времени с назначением Шелеста на должность заместителя министра экономики, Виктор пробегал уже наискосок. Поэтому он вряд ли смог бы выловить что-то интересное, если бы не наткнулся на небольшую фотографию.

Она была врезана в статью о первой пресс-конференции нового замминистра, на которой только что назначенный чиновник рассказывал о перспективах экономических реформ в России. Под фотографией не было никакой подписи, но Ребров сразу узнал в светловолосом молодом человеке Владимира Шелеста.

А рядом с ним, перед жидким частоколом из микрофонов, сидела будущий начальник управления общественных связей компании «Русская нефть» Анна Игнатьева. Тогда у нее еще был наивный взгляд и очень открытая улыбка. Когда Виктор с ней общался, он уже такого простодушного выражения лица не наблюдал.

В тексте не разъяснялось, какую роль играет Анна Игнатьева при молодом заместителе министра экономики. Но, скорее всего, она являлась или его помощником, или пресс-секретарем. И по фотографии было видно, что ей доставляет громадное удовольствие вести эту пресс-конференцию под прицелом теле– и фотокамер.

В первый момент Виктор даже растерялся и долго не мог собраться с мыслями. Чтобы успокоиться, он вышел из редакционной библиотеки в коридор и выкурил сигарету. Только после этого в его голове стали выстраиваться какие-то логические цепочки.

Во-первых, было очевидно, что между Игнатьевой и Шелестом существуют давние и, возможно, особые отношения, которые тянутся с тех пор, когда вице-премьер был еще заместителем министра экономики, а может, и до того. Во-вторых, ее появление в «Русской нефти» свидетельствует об особых отношениях с этой компанией самого Владимира Шелеста. Ведь своих людей куда попало не пристраивают.

Впрочем, не исключен и еще один вариант: уже перешедший из Министерства экономики на должность вице-премьера Владимир Шелест просто избавился от своей надоевшей любовницы, пристроив ее на приличное, хлебное место. Но с такой же вероятностью можно и предполагать, что Анну Игнатьеву как особо доверенное лицо специально послали в «Русскую нефть» контролировать все, что там происходит. В таком случае она не могла не знать, кто реально руководил компанией, какие враги были у Лукина и Медведева и почему сбежал Дзгоев.

Виктор подумал, каким же идиотом он выглядел в глазах Игнатьевой, когда рассказывал ей о визите в прокуратуру и о своих подозрениях, что за компанией «Русская нефть» стоят очень влиятельные и опасные люди. Она наверняка знала гораздо больше, но притворялась простушкой.

И уже совсем неловко стало Реброву после того, как он выдрал из подшивки газетную страницу с фотографией. Застыдился он вовсе не потому, что считал такое обращение с библиотечными фондами предосудительным. Просто собирание собственного дешевого журналистского архива показалось ему детской и совершенно никчемной забавой. Особенно по сравнению с делами реальных хозяев компании «Русская нефть».

 

3

Хотя весь коллектив Института рынка трое суток непрерывно рассылал по факсам приглашения на свою первую пресс-конференцию, накануне Ребров сам обзвонил редакции всех крупных газет. Понятно, что это была чистой воды рефлексия.

Факт получения приглашения в редакциях, как правило, подтверждали, однако на просьбу Виктора назвать фамилию корреспондента газеты, который придет на пресс-конференцию, в лучшем случае раздраженно отвечали, что этот вопрос еще не решен и, вообще, все будет зависеть от того, найдутся ли свободные журналисты. А в худшем – Реброва просто посылали подальше. Впрочем, многие любопытствовали: что представляет собой этот, неизвестно откуда взявшийся, Институт рынка?

– Мы организованы при Союзе молодых российских предпринимателей, энергично объяснял Ребров. – Вы что, не слышали о таком? Странно… Все равно приходите. Не пожалеете…

Тем не менее все эти жалкие интриги оказались не очень эффективными. На первую пресс-конференцию Института рынка собралось всего с десяток человек, и только трое-четверо из них представляли более или менее заметные издания.

Алексей Большаков, по совместительству генеральный директор института, решил сам провести встречу с журналистами. Причем он всячески затягивал начало пресс-конференции в надежде, что придет кто-нибудь еще. Но ожидания не оправдались. Когда тянуть уже не было смысла, решили все же начинать.

В президиуме расположились Большаков, неудавшийся брокер Кузьмянков и выделявшийся безупречным черным костюмом экс-банкир Ивакин. Ребров же и остальные эксперты-рыночники присоединились к журналистам.

Было интересно наблюдать, как преображается на публике Алексей. Он подождал, пока все расселись и угомонились, что-то тихо сказал сидевшим рядом Кузьмянкову и Ивакину, словно рефери, спрашивающий, готовы ли обе стороны к битве, а потом широко улыбнулся в зал:

– Добрый день, уважаемые господа! Сегодня мы начинаем важное для всей России дело. – Своим хорошо поставленным голосом он веско ронял тугие, как мячик, слова. – Никто не может отрицать того факта, что в нашей стране уже появились здоровые предпринимательские силы, значительную часть которых составляет молодежь. Естественно, эти энергичные, обладающие громадным творческим потенциалом и горячей любовью к Родине люди не могут безучастно наблюдать за происходящими вокруг переменами. Это – их страна, им в ней жить, им ее перестраивать. Именно поэтому Союз молодых российских предпринимателей и решил создать Институт рынка. Он будет осуществлять мониторинг темпов и качества российских экономических реформ и, естественно, предлагать свои коррективы…

О роли молодежи в перестройке и экономических реформах в стране Алексей говорил еще минут десять. Виктор про себя отметил, что, за исключением небольших переборов типа «горячей предпринимательской любви к Родине», самозваный предводитель молодых буржуев очень точно расставлял акценты, как всегда был убедителен и приятен.

После окончания вступительной речи вопросов к генеральному директору Института рынка было немного. Правда, попытался показать зубы один худощавый, белобрысый и от этого похожий на мальчишку журналист в затасканном свитере.

– Вы серьезно считаете, что ваш институт кому-то нужен? – с ухмылкой, вальяжно развалившись на стуле, спросил он.

– Да, мы уверены, что наша информация будет интересна как широкой общественности, так и правительству.

– По-моему, вы переоцениваете и себя, и особенно наше правительство, защищающее интересы кого угодно, но только не предпринимателей, – хмыкнул белобрысый.

– Конечно, мы не претендуем на какую-то особую роль. Вера в собственную исключительность свойственна разве что подросткам, – мягко осадил его Большаков. – Но наши оценки темпов и путей экономических реформ, которые, надеюсь, получат отражение и в ваших статьях, увеличат критическую массу общественного недовольства медлительностью, непоследовательностью властей, повлияют на характер преобразований в нашей стране.

Потом Большаков представил сидевших рядом с ним сотрудников института, и началась основная, информационная часть пресс-конференции. Вести ее было доверено Кузьмянкову. Неудавшийся брокер явно волновался, однако довольно сносно пересказал экономическую страшилку, подготовленную за последние два дня с помощью мозговой атаки всех экспертов-рыночников.

Прогноз о скором крахе российской экономики впоследствии положили в основу своих публикаций многие из присутствовавших на пресс-конференции журналистов. Кое-кто даже не поленился процитировать слова Большакова о роли молодых российских предпринимателей, денно и нощно страдающих от неуемной любви к Родине.

Впрочем, опубликованные по итогам пресс-конференции заметки были в основном небольшие по размерам – так, расширенные информации. Но когда Ребров собрал их все вместе, вырезал и наклеил на белые листы бумаги, то получилась достаточно пухлая папка.

Легли в нее и две странички текста, которые Виктору удалось пристроить в «Народной трибуне». Эта затея, конечно, была довольно рискованная, так как, узнай Семипалатинский, что Ребров фактически сам же и руководит новоиспеченным Институтом рынка, ему точно пришлось бы оставить работу в газете. К счастью, единственный, кто обратил внимание на заметку, был редактор отдела экономики Роман Хрусталев.

– Это институт того самого Союза молодых российских предпринимателей, который проводил съезд в Сочи? – спросил он. – Узнаю бывших комсомольских функционеров. Опять они на виду. Ты с ними, знаешь, поосторожнее – можно сильно замараться…

В свою очередь Большаков отнесся к публикациям, даже к самым маленьким, очень серьезно. Возможно, потому, что никто и никогда такого массового внимания на его организацию не обращал. Он перелистал все вырезки и хотя бы по диагонали перечитал каждую. Затем аккуратно сложил все листочки в стопку, подравнял края и задумчиво спросил:

– Ты считаешь, от этого будет толк?

Ребров неопределенно повел плечами.

– Это, конечно, приятно, что нас упоминают, цитируют, – пояснил свои сомнения Большаков, – но, согласись, появление нашего института… как бы это сказать, сенсацией явно не стало.

– А ты хотел бы проснуться утром знаменитым? – не очень уверенно усмехнулся Ребров. – Так бывает только в кино… Не стоит комплексовать, все идет нормально. Плод должен созреть…