Два дня Рамзес отказывался принимать пищу и разговаривать с кем бы то ни было.

Конечно, для Рамзеса прошла пора неизвестности. Отныне он фигурировал среди придворных, привыкших участвовать в государственных ритуалах, но место, которое ему определили в процессии, делало из него просто присутствующего. Наследником короны оставался Шенар.

Амени, осознающий все разочарование своего друга, постарался быть незаметным и не нарушать молчания. Как тень, он следил за Сыном Фараона, не досаждая ему.

Рыжий пес тоже чувствовал грусть своего хозяина и не требовал от него ни игр, ни прогулок.

Чувствуя их понимание и поддержку, Сын Фараона вышел из тюрьмы, в которую сам себя запер. Дав поесть Дозору, он, наконец, и сам согласился принять пищу, которую уже не раз предлагал его личный писец.

— Я глуп и тщеславен, Амени. Мой отец преподал мне хороший урок.

— К чему терзать себя?

— Я думал, что не так глуп.

— Неужели власть имеет такое значение?

— Власть — нет, но осуществление своего назначения — да! Я был убежден, что мое истинное предназначение — царствовать. Мой отец удалил меня от трона. Я был слеп.

— Ты смиришься со своим уделом?

— А он у меня еще есть?

Амени боялся, что Рамзес впадет в безумие. Его отчаяние было так глубоко, что оно могло привести к любому безрассудному поступку, он мог подвергнуть себя саморазрушению. Только время смягчит его боль, но терпение было добродетелью, не знакомой Сыну Фараона.

— Сари зовет нас на рыбную ловлю, — тихо сказал Амени, — ты пойдешь?

— Как захочешь.

Амени едва сдержал порыв радости. Если Рамзес вновь вкусит радости жизни, он быстро вылечится от своей тоски.

Бывший наставник Рамзеса со своей супругой собрали блестящих представителей просвещенного юношества, чтобы посвятить их в утонченное удовольствие — рыбалку на искусственном озере, где специально разводили рыбу. Каждому участнику полагалась треногая табуретка и удочка из дерева акации. Самый ловкий объявлялся победителем конкурса и выигрывал великолепный папирус, рассказывающий о приключениях Синухета. Это была классическая повесть, любимая книга многих поколений образованных людей.

Рамзес уступил свое место Амени, который очень ценил это изысканное развлечение. Как объяснить ему, что ни дружба, ни любовь Красавицы Изэт не смогут потушить огонь, который жжет его? Время лишь раздует это ненасытное пламя,' которое сейчас он должен был поддерживать. Каков бы ни был его удел, он не смирится с посредственной жизнью. Его пленяли только два человека: его отец, Фараон, и мать-царица. Он хотел разделить их видение мира, и ничье другое.

Сари с нежностью положил руку на плечо своего бывшего ученика.

— Эта игра тебе не нравится?

— Твой прием удался на славу.

— Твое присутствие обеспечило ему успех.

— Ты иронизируешь?

— Я и не собирался шутить. Теперь у тебя прочное положение. Многие придворные нашли тебя великолепным во время праздничной процессии.

Сари, радуясь, казался искренним. Он увлек Рамзеса к палатке, где наливали прохладное пиво.

— Должность царского писца наиболее завидная из всех, — объявил он с энтузиазмом. — Ты пользуешься доверием Фараона, тебе открыт доступ к сокровищам и запасам, ты получаешь немалую долю жертвоприношений после их посвящения храму. Ты хорошо одет, у тебя есть быстрые кони и легкая ладья, ты живешь в красивом поместье, получаешь доходы от своих полей. Ревностные слуги заботятся о твоем спокойном и приятном времяпрепровождении. Твои руки не устают, они остаются белыми и нежными. Твоя спина крепка, ты не носишь тяжелых грузов, не работаешь лопатой и киркой, ты счастливо избегаешь тяжелой и неприятной работы, и твои приказы расторопно исполняются. Палитра, перья и свиток папируса обеспечивают благосостояние и делают из тебя богатого и уважаемого человека. А слава? — спросишь ты меня. Но она у тебя будет! Современники ученых писцов погрузились в забвение, а писателям потомки возносят хвалу.

— «Будь писцом, — наизусть прочитал Рамзес безразличным голосом, — ведь книга живет дольше стелы и пирамиды. Она сохранит твое имя лучше, чем любое сооружение. У писцов есть книги мудрости для будущих поколений. Жрецы, справляющие их погребальные ритуалы, — это их книги. Их сын — табличка, на которой они пишут. Камень, покрытый иероглифами, — их супруга. Самые прочные здания стираются в пыль и исчезают, а произведения писцов проходят через века».

— Великолепно! — воскликнул Сари, — ты не потерял ни крохи из той науки, что я преподал тебе.

— Это наука наших отцов.

— Конечно, конечно… Но передал тебе ее я.

— Я благодарен тебе за это.

— Я все больше горжусь тобой! Будь хорошим царским писцом и не думай ни о чем другом.

Тут другие гости завладели вниманием хозяина дома. Они болтали, пили, ловили рыбу, делали друг другу якобы искрение признания, а Рамзес скучал, чуждый этому мирку, вполне довольному своей посредственностью и своими привилегиями.

Старшая сестра нежно взяла его за руку.

— Ты счастлив? — спросила Долент.

— Разве не видно?

— Скажи, я красива?

Он отодвинулся и оглядел ее. Платье на ней было довольно экзотическое, с обилием ярких цветов, парик— слишком вычурный, но она казалась мене утомленной, чем обычно.

— Ты прекрасная хозяйка дома.

— Комплимент от тебя… Это такая редкость!

— Значит, тем больше ты должна ценить его.

— Всем понравилось, как ты выглядел во время ритуала жертвоприношения Нилу.

— Я оставался неподвижен и не произнес ни слова.

— Вот именно… Это был приятный сюрприз! Двор ожидал другой реакции.

— Какой же?

В язвительном взгляде сестры мелькнула злая искра.

— Протест, возмущение… или даже открытое нападение. Ведь когда ты не получаешь то, что хочешь, ты обычно гораздо более бурно себя ведешь. Неужели лев стал ягненком?

Рамзес сжал кулаки, чтобы не дать ей пощечину.

— Знаешь ли ты, что именно я хочу, Долент?

— То, чем владеет твой брат и чего у тебя никогда не будет.

— Ты ошибаешься, я не завистлив. Я ищу свою правду, ничего больше.

— Наступило время каникул, в Мемфисе становится слишком душно. Мы уезжаем в загородный дом в Дельте. Поехали с нами, семья так редко собирается вместе! Ты научишь нас управлять лодкой, мы будем плавать и ловить рыбу.

— Моя обязанность…

— Поезжай, Рамзес! Теперь, когда все стало ясно, удели внимание твоим близким и насладись их привязанностью.

Один из участников конкурса рыбной ловли испустил радостный крик победы. Хозяйке дома пришлось отойти, чтобы поздравить его, пока ее супруг вручал ему папирус.

Рамзес сделал знак Амени.

— Моя удочка сломалась, — признался юный писец.

— Пошли.

— Уже?

— Игра окончена, Амени.

Шенар пышно одетый, подошел к Рамзесу.

— Я жалею, что так поздно пришел и не смог посмотреть на твою великолепную технику.

— Меня заменил Амени.

— Временная усталость?

— Думай, как хочешь.

— Это хорошо, Рамзес, ты с каждым днем все лучше сознаешь свои пределы. Однако я надеялся получить от тебя благодарность.

— За что же?

— Если ты и был допущен в эту великолепную процессию, то только благодаря моему вмешательству. Сети желал вообще исключить тебя из нее. Он опасался — и справедливо — недостаточной сдержанности. Но, к счастью, ты неплохо повел себя: продолжай в том же духе, и мы останемся в хороших отношениях.

И Шенар удалился в сопровождении целой группы последователей и льстецов. Сари и его супруга поклонились ему, счастливые, что он почтил их дом неожиданным визитом.

Рамзес гладил по голове своего пса. Дозор в блаженстве закрыл глаза. Сын Фараона смотрел на околополярные звезды, которые считались вечными. Согласно мудрецам, в ином, небесном мире они составляли сердце воскресшего Фараона, после того, как божественный суд признает его справедливым.

Обнаженная Красавица Изэт подошла и обвила шею Рамзеса.

— Забудь об этой собаке хоть на минуточку. Я, в конце концов, начинаю ревновать тебя к ней. Ты любишь меня, а потом бросаешь!

— Ты заснула, а мне не хотелось спать.

— Если ты меня поцелуешь, я открою тебе маленькую тайну.

— Я ненавижу шантаж.

— Мне удалось сделать так, чтобы твоя старшая сестра пригласила и меня. Так тебе будет менее одиноко в твоей дорогой семье, и мы подтвердим слухи, по которым мы уже давно муж и жена.

И она стала такой ласковой и нежной, что Сын Фараона не смог не ответить ей тем же. Он взял ее на руки, пронес через террасу и уложил на кровать.

Амени был счастлив: к Рамзесу снова вернулся его ненасытный аппетит.

— Все готово для отъезда, — объявил он с гордостью, — я сам проверил багаж. Эти каникулы принесут нам пользу.

— Ты заслужил их. Надеюсь, ты рассчитываешь выспаться?

— Когда я начинаю какую-нибудь работу, я уже не могу остановиться.

— У моей сестры ты не отдохнешь.

— Боюсь, что нет. Твоя должность предполагает необходимость входить в многочисленные дела и…

— Амени! Ты умеешь расслабляться?

— Какой хозяин — такой и слуга.

Рамзес взял его за плечи.

— Ты мне не слуга, а друг. Последуй моему совету: отдохни несколько дней.

— Я попытаюсь, но…

— Что-то тебя беспокоит?

— Эти негодные чернильные бруски, эта подозрительная мастерская… Я хочу узнать правду об этом.

— А она нам доступна?

— Ни Египет, ни мы сами не можем терпеть подобные злоупотребления.

— Ты рассуждаешь, как государственный деятель.

— Я уверен, что ты согласен со мной.

— Я попросил мою мать помочь.

— Но это… это чудесно!

— Пока нет никаких результатов.

— Мы их добьемся.

— Мне нет дела до этих чернильных брусков и этой мастерской, но я хочу увидеть в лицо человека, который пытался убить меня и того, кто приказал ему это сделать.

Решимость, прозвучавшая в голосе Рамзеса, заставила вздрогнуть его личного писца.

— Я ничего не забываю, Амени.

Сари нанял изящный кораблик, где удобно расположились три десятка его приглашенных. Он заранее предвкушал, как они поплывут по настоящему морю, образованному разлившейся рекой, и достигнут удобного жилища, уютно расположенного на вершине холма среди пальм. Там будет легче переносить жару, и дни протекут в зачарованном безделье.

Капитан торопился с отплытием. Речная стража только что дала им разрешение выйти из порта. Если он пропустит свою очередь, придется ждать еще два или три часа.

— Рамзес опаздывает, — с сожалением сказала Долент.

— Однако Красавица Изэт уже на борту, — напомнил Сари.

— А его вещи где?

— Уже на корабле, их занесли еще на рассвете, до жары.

Долент нетерпеливо топнула ногой.

— А вот и его писец!

Амени бежал мелкими шажками. Не привыкший к таким упражнениям, он задыхался, и прошло несколько мгновений, прежде чем он смог что-либо произнести.

— Рамзес исчез, — сообщил он.