«Будем целый мы день состязаться в ужасном убийстве,

— декламировал Гомер. —

Отдыха ратным рядам ни на миг никакого не будет, Разве уж ночь наступившая воинов ярость разнимет. Потом зальется ремень на груди не единого воя щит всеобъемный держащий; рука на копье изнеможет». [13]

— Эти стихи вашей Илиады предвещают возвращение войны? — спросил Рамзес.

— Я рассказываю лишь о прошлом.

— Разве оно не предвосхищает будущее?

— Египет начинает мне нравиться. Я бы не хотел видеть, как он погружается в хаос.

— Откуда этот страх?

— Я слышу, что говорят мои соотечественники. С недавнего времени их возбуждение беспокоит меня. Можно подумать, что их кровь кипит, как перед стенами Трои.

— Вы что-то еще знаете?

— Я только поэт, и мой взор угаснет.

Елена поблагодарила царицу Туйю за предоставленное ей свидание в такой момент, когда она переживает такую боль. На лице великой царской супруги, изысканно накрашенном, не было видно и следа страдания.

— Я не знаю, как…

— Слова бесполезны, Елена.

— Моя печаль искренна. Я молю богов, чтобы Фараон поправился.

— Благодарю вас. Я тоже взываю к помощи свыше.

— Я обеспокоена, так обеспокоена…

— Чего вы опасаетесь?

— Менелай весел, слишком весел. Он, обычно такой хмурый, кажется, переживает триумф. Значит он убежден, что вскоре увезет меня в Грецию!

— Даже если Сети не будет, вы будете в безопасности.

— Боюсь, что нет, Ваше Величество.

— Менелай — мой гость. У него нет никакой власти принимать решения.

— Я хочу остаться здесь, в этом дворце, рядом с вами!

— Успокойтесь, Елена, вам ничего не грозит.

Несмотря на обнадеживающие речи царицы, Елена опасалась злобы Менелая. Его поведение подтверждало, что он готовит заговор, чтобы увезти свою жену из Египта. И близкая смерть Сети предоставит ему долгожданную возможность. Елена решила, что нужно проследить за действиями своего мужа. Возможно, жизнь Туйи в опасности. Когда Менелай не получал, что желал, в нем накапливалось озлобление, а это озлобление уже давно никак себя не проявляло.

Амени прочел письмо, которое Долент написала Рамзесу.

Мой любезный брат,

Мы с мужем беспокоимся о твоем здоровье и еще более — о здоровье нашего высокочтимого батюшки, Фараона Сети. По слухам, он серьезно болен. Может быть, пришло время прощения? Мое место в Мемфисе. Убежденная в твоей доброте, я уверена, что ты забудешь ошибку моего мужа и позволишь ему вместе со мной засвидетельствовать свою привязанность Сети и Туйе. В эти тяжелые дни мы сможем поддержать друг друга. Разве сейчас самое главное не в том, чтобы снова сплотить семью и не быть рабами прошлого?

В надежде на твое милосердие, Сари и я ждем с нетерпением твоего ответа.

— Прочти его еще раз, помедленнее, — потребовал соправитель.

Амени повиновался, раздраженный этим посланием.

— Я бы не стал отвечать, — пробормотал он.

— Возьми чистый папирус.

— Мы разве должны уступить?

— Долент — моя сестра, Амени.

— Если бы умер я, она бы не стала плакать, но я не принадлежу к царской семье.

— Как ты суров к ней!

— Милосердие — не всегда хороший советчик, Твоя сестра и ее муж только и будут думать о том, чтобы предать тебя.

— Пиши, Амени.

— У меня болит рука. Не хочешь ли ты сам послать своей сестре прощение?

— Пожалуйста, пиши.

Амени в бешенстве сжал перо.

— Текст будет кратким: «Не думайте возвращаться в Мемфис, иначе предстанете перед судом визиря, и держитесь подальше от Фараона».

Перо Амени живо забегало по папирусу.

Долент много часов проводила в обществе Красавицы Изэт, после того, как показала ей оскорбительный ответ Рамзеса. Нетерпимость соправителя, его грубость, черствость сердца предвещали его второй супруге и ее сыну мрачное будущее.

Приходилось признать, что Шенар был прав, когда клеймил недостатки своего брата: его интересовала только абсолютная власть. Вокруг себя он сеял лишь разрушения и несчастья. Несмотря на сердечную привязанность, которую она к нему питала, у нее не было другого выбора, кроме как начать безжалостную борьбу против Рамзеса, Долент, его сестра, была вынуждена так поступать.

Будущее Египта — это Шенар, Красавица Изэт должна забыть Рамзеса, выйти за нового хозяина страны и основать настоящую семью.

Сари добавил, что верховный жрец Амона и многие другие вельможи разделяли мнение Шенара и обещали ему свою поддержку, когда он предъявит свои претензии на трон после смерти Сети.

Имея нужные сведения, Красавица Изэт могла распоряжаться своей судьбой.

Когда Моисей пришел на стройку, вскоре после рассвета, ни одного каменотеса не было за работой. А между тем, это был обычный день, и раньше рабочие ни разу не давали повода к нареканию. В их братстве всякий пропуск должен был быть чем-то оправдан.

Однако зал с колоннами храма в Карнаке, который должен был по окончании строительства стать самым большим в Египте, был пуст. В первый раз еврей услышал лишь тишину, которую не нарушало пение молотков и дробил. Он восхищенно рассматривал фигуры богов, высеченных на колоннах, восторгался сценами жертвоприношений, обеспечивающих слияние духа Фараона с богами: Сокровенное было выражено здесь с удивительной силой, проникающей в человеческое сердце.

Моисей оставался один несколько часов, как если бы оно принадлежало ему, это волшебное место, где завтра поселятся созидательные силы, без которых Египет не выживет. Но были ли они лучшим выражением Божественного? Наконец, он заметил мастера, пришедшего за орудиями, забытыми у подножия колонны.

— Почему прервана работа?

— Разве вас не предупредили?

— Я только что вернулся из карьера Гебель-Зельзиле.

— Главный мастер объявил нам сегодня утром об остановке строительства.

— По какой причине?

— Полный план стройки нам должен быть дать сам Фараон, но он задержался в Мемфисе. Когда он приедет в Фивы, мы сможем продолжать.

Это объяснение не удовлетворило Моисея: кроме серьезной болезни, что могло бы помешать Сети приехать в Фивы, чтобы заниматься столь важным строительством?

Смерть Сети… Кто бы мог подумать? Рамзес, должно быть, в отчаянии. Моисей решил, что первым же кораблем отправится в Мемфис.

— Подойди, Рамзес.

Сети лежал на кровати из позолоченного дерева, поставленной возле окна, через которое заходящее солнце проникало в помещение и озаряло его лицо, просветленность которого поразила сына.

Рамзес воспрял духом. У Сети снова были силы принимать его, следы боли исчезали. Он, кажется, одержал победу над смертью!

— Фараон — это образ создателя, который сам себя сотворил, — объявил Сети.

— Он действует так, чтобы Маат всегда была на своем месте. Совершай деяния на благо богов, Рамзес, будь пастырем своего народа, дари жизнь человеческим существам, великим и малым, будь бдителен днем и ночью, всегда ищи случай совершить что-нибудь благое.

— Это ваша роль, отец мой, и вы еще долго будете исполнять ее.

— Я увидел смерть, она приближается. Ее лицо — это лицо богини Запада, юной и улыбающейся. Это не поражение, Рамзес, это путешествие. Путешествие в огромной Вселенной, к которому я подготовился и к которому должен будешь готовиться и ты, начиная с первого же дня своего царствования.

— Останьтесь, умоляю вас!

— Ты рожден, чтобы управлять, а не умолять. Для меня же пришел час пережить смерть и испытать превращения в потустороннем, неведомом мире. Если я прожил мою жизнь праведно, небо примет меня.

— Вы нужны Египту.

— Со времени богов страна египетская — единственная дочь Света, а сын Египта восседает на троне Света. Тебе, Рамзес, предстоит занять мое место, продолжать мое дело и пойти дальше, тебе, чье имя «Сын Света».

— Мне нужно столько у вас спросить, столько узнать…

— Начиная с первого поединка с диким быком я готовил тебя, так как никто не знает, когда судьба нанесет решающий удар. Однако тебе придется научиться проникать в ее секреты, потому что ты должен будешь управлять целым народом.

— Я не готов.

— Никто никогда не бывает готов. Когда твой предок, первый Рамзес, покинул эту землю, чтобы улететь к солнцу, я был в таком же смятении и тревоге, как ты сегодня. Тот, кто желает царить — безумец или бездарь. Только рука бога ведет человека, чтобы сделать из него жертвенное существо, Став Фараоном, ты будешь первым слугой народа, слугой, у которого не будет больше права на отдых и мирные радости других людей. Ты будешь один, не безнадежно один, как заблудившийся в лесу путник, но как капитан корабля, который должен выбрать нужную дорогу, проникая в суть таинственных сил окружающих его. Люби Египет больше себя самого, и твой путь откроется тебе.

Золото заката обмыло умиротворенное лицо Сети. От тела Фараона исходил странный свет, как будто шедший изнутри его самого.

— Твой путь будет полон преград, — предсказал он, — и тебе придется вступать в поединок с грозными врагами, так как человечество предпочитает гармонии зло.

— Но сила для победы будет жить в твоем сердце, если ты сумеешь быть великодушным. Волшебство Нефертари защитит тебя, так как ее сердце — это сердце Великой Супруги Фараона. Будь соколом, парящим высоко в небе, сын мой, смотри на мир людей зорким взглядом этой гордой птицы.

Голос Сети стих, глаза поднялись к иному, солнечному миру, к потусторонней Вселенной, которую лишь он был способен видеть.

Шенар еще колебался: отдавать ли приказ о наступлении своим союзникам. В том, что Сети приговорен, никто не сомневался, но нужно было еще дождаться официального объявления о его кончины. Всякая поспешность не пошла бы впрок его намерениям. Пока Фараон жив, любой мятеж был непростителен. Но когда высшая власть будет без хозяина в течение семидесяти дней — время мумификации — Шенар нападет не на царя, — на Рамзеса. Сети уже больше не будет. Некому будет настоять на том, чтобы его преемником стал младший сын.

Менелай и греки кипели от нетерпения. Долент и Сари, добившись того, что и Красавица Изэт примкнула к ним, обеспечили себе выгодное невмешательство верховного жреца Амона и действенную поддержку многих вельмож Фив. Меба, Глава Управления Иностранными Делами, немало потрудился при дворе в пользу воцарения Шенара.

Под ногами Рамзеса разверзлась пропасть. Юный соправитель двадцати трех лет напрасно поверил, что одного слова отца будет достаточно для его восхождения на трон.

Какую судьбу Шенар, став фараоном, определит ему? Если Рамзес будет благоразумен — почетная должность в оазисах или в Нубии. Но ведь он может начать искать союзников, пусть самых ничтожных, чтобы восстать против существующей власти. Его пылкому характеру трудно будет смириться с вечной ссылкой, Нет, его нужно укротить навсегда. Смерть — лучшее решение. Но Шенару претило убивать своего собственного брата.

Самым мудрым было отправить его в Грецию с Менелаем, под тем предлогом, что бывший соправитель, отказавшись стать фараоном, желает путешествовать. Царь Спарты будет удерживать его в этой далекой стране, где Рамзес и пропадет, забытый всеми. Что касается Нефертари, то по своему изначальному призванию, она станет затворницей в одном из провинциальных храмов.

Шенар вызвал своего парикмахера и мастеров по уходу за телом. Будущий правитель Египта обязан был быть безупречно изысканным.

Великая Супруга Фараона сама объявила при дворе о кончине Сети. В пятнадцатый год своего царствования Фараон обратил лицо к иному миру, к своей небесной матери, которая отныне каждый день будет дарить его миру на заре в образе нового солнца. Его братья боги примут его в райские сады, где, излеченный от смерти, он будет жить в Маат.

Был объявлен траур.

Храмы закрылись, и исполнение ритуалов, за исключением похоронных песнопений утром и вечером, прекратилось. В течение семидесяти дней мужчины не должны были бриться, женщины распустили косы. Никто не ел мяса и не пил вина. Кабинеты писцов опустели, канцелярии погрузились в сон.

Фараон умер. Трон опустел, и Египет вступал в неизвестность. Все боялись этого опасного времени, когда Маат могла навсегда покинуть страну. Несмотря на присутствие царицы и соправителя, вопрос о верховной власти был открытым. Привлеченные этим положением, силы мрака могли проявить себя тысячей способов, чтобы лишить Египет дыхания жизни и поглотить его в своих недрах.

На границе войска держались наготове: новость о смерти Сети, быстро распространившись в чужих землях, может вызвать притязание извне. Хетты и другие воинственные народы могли атаковать район Дельты или устроить массовое вторжение, о котором мечтали также и пираты, и бедуины. Одним своим видом Сети отбивал у них всякую охоту к нападению, а теперь, когда он умер, сможет ли Египет защитить себя?

В самый день кончины, тело Сети было перенесено в залу очищения, на западном берегу Нила. Великая Супруга Фараона возглавила суд, собравшийся, чтобы судить мертвого фараона. Она сама, ее сыновья, визирь, члены совета мудрецов, главные вельможи и придворные принесли присягу, поклявшись говорить правду. И объявили, что Сети был справедливым фараоном, и что они ни в чем не могут его обвинить.

Живые вынесли свой приговор: душа Сети могла отправляться к перевозчику, переправляться через реку, лежащую на пути в иной мир и плыть к звездному берегу. Но нужно было еще превратить его бренное тело в Осириса и мумифицировать его согласно царским ритуалам.

После того, как мастера мумификации извлекут внутренности, обезводят тело усопшего фараона с помощью едкого натра, высушат его на солнце, забальзамируют, ритуалисты обмотают его полосками ткани, Сети отправится в Долину Царей, где выстроена его усыпальница.

Амени, Сетау и Моисей были встревожены: Рамзес замкнулся в молчании. Поблагодарив друзей за их присутствие, он уединился в своих палатах. Одной только Нефертари удавалось обмолвиться с ним несколькими словами, но и она не могла вывести его из отчаяния.

Амени беспокоился еще и потому, что Шенар, в первые дни изобразивший скорбь, подобающую случаю, развернул бурную деятельность, связываясь с вельможами из разных управлений и беря на себя руководство канцелярией страны. На приеме у визиря он подчеркивал свое бескорыстие и заботу о том, чтобы царство по-прежнему процветало, несмотря на период траура.

Туйя должна была усовестить своего старшего сына, но царица не покидала мужа. Воплощая богиню Исиду, она исполняла магическую роль, необходимую для воскрешения души Фараона. До тех пор, пока Осирис-Сети не будет погребен в своем саркофаге, дела этого мира не будут занимать Великую Супругу Фараона.

У Шенара были развязаны руки.

Лев и рыжий пес прижимались к своему хозяину, как будто желая смягчить его страдания.

Пока Сети был жив, будущее улыбалось Рамзесу: достаточно было слушать его советы, повиноваться ему и следовать его примеру. Было бы так просто и радостно царствовать под его руководством! Ни мгновения Рамзес не думал, что он окажется один, без отца, чей взгляд всегда рассеивал тьму.

Пятнадцать лет царствования. Как коротки они были, слишком коротки! Абидос, Карнак, Мемфис, Гелиополис, Гурнах — что ни город, то храм, который будет вечно воспевать славу этого строителя, славу, достойную фараонов древнего Царства. Но отца больше не было, и Рамзесу казалось, что двадцать три года — это слишком юный возраст, чтобы править, и одновременно, что власть — слишком тяжелая ноша.

Действительно ли он заслуживал его, этого непосильного бремени, имени Сына Света?