Корабль фараона медленно продвигался на север. Отбыв из Мемфиса, он сначала спускался вниз по Нилу, а потом пошел одним из рукавов реки, который проникал в самое сердце Дельты.

Рамзес был восхищен.

Здесь земля вовсе не походила на пустыню; в этом краю, который принадлежал Хору, в то время как Сет царил над долиной , где река пробивала себе путь между двух берегов, сражаясь с сушью бесплодной земли, поток поражал своей мощью. Дикая местность Дельты походила на бескрайнее болото, где среди зарослей папируса водилось несметное множество птиц и рыбы. Вокруг не было ни одного города, ни селения, лишь рыбачьи хижины, взгромоздившиеся на вершины холмов, утопавших в воде. Солнце не стояло неподвижно, как в долине; ветер, долетавший с моря, разметывал заросли тростника.

Черные фламинго, утки, цапли и пеликаны делили между собой эти громадные угодья, в которых терялись извилистые каналы; где-то генетта пожирала яйца в гнездах зимородков, где-то змея проскальзывала в густые заросли, над которыми кружился рой разноцветных бабочек. Человек еще не покорил эту землю.

Корабль, продвигаясь все дальше, постепенно замедлял свой ход, осторожно управляемый капитаном, привыкшим к капризам этого лабиринта; на борту — человек двадцать бывалых моряков и правитель страны, всегда на своем месте, на носу корабля. Сын наблюдал за ним незаметно, из укрытия, завороженный его присутствием; Сети представлял собой Египет, он сам был Египтом, наследник тысячелетней династии, познавшей величие бога и ничтожество человека. В глазах своего народа фараон был неким таинственным существом, истинное место которого было там, в звездном небе, его присутствие на земле представляло собой невидимую связь с потусторонним, его взгляд открывал подвластному народу двери в другой мир. Без него варварские племена быстро бы наводнили оба берега, с ним будущее казалось обещанием вечности.

Рамзес все же вел журнал и этого путешествия, хотя ни отец, ни члены команды не считали нужным распространяться о том, в чем заключается цель данного рейда. Царевич чувствовал скрытую тревогу, как если бы невидимая опасность подстерегала мирное судно. В любой момент могло появиться чудовище и пожрать игрушку волн.

Как и в первый раз, Сети не дал своему сыну времени предупредить красавицу Исет и Амени. Рамзес уже видел ярость первой и беспокойство второго; однако ничто, ни любовь, ни дружба, не могли помешать ему безоглядно следовать за отцом, куда бы тот его ни повел.

Фарватер очистился; двигаться вперед стало легче, и вскоре корабль причалил к берегу, поросшему травой, на котором возвышалась странная деревянная башня. Царь спустился по веревочной лестнице; Рамзес последовал за ним. Фараон и его сын поднялись на вышку, скрытую за береговыми укреплениями: сверху можно было видеть одно лишь небо.

Сети настолько был погружен в свои мысли, что Рамзес не осмеливался обратиться к нему с вопросом.

Внезапно взгляд фараона оживился.

— Смотри, Рамзес, смотри внимательно!

Высоко-высоко в небе показался косяк перелетных птиц, двигавшийся на юг.

— Они летят оттуда, со всех известных краев, — объявил Сети, — из той необъятной земли, где боги ежечасно творят жизнь. Когда они опускаются в океан силы, они принимают форму птиц с человеческой головой и питаются светом; когда они пересекают границы земли, они становятся ласточками или другими перелетными птицами. Не забывай смотреть на них, ибо они — наши воскресшие предки, которые вступаются за нас перед Солнцем, чтобы оно нас не спалило; это они вдохновляют мысль фараона и указывают ему путь, невидимый для простого глаза.

Когда спустилась ночь и зажглись звезды, Сети показал сыну небо. Он открыл ему название созвездий, рассказал о неустанном движении планет, солнца и луны, о связи небесного и земного мира. Власть фараона должна была распространяться и на космос, чтобы ни один уголок вселенной не вышел из-под его надзора.

С открытой душой Рамзес внимал словам отца; он питал свой дух, стараясь не уронить ни крошки. Заря явилась слишком быстро, застав его врасплох.

Из-за слишком плотной растительности царский корабль не мог двигаться дальше. Сети, Рамзес и четверо моряков, вооруженные копьями, луками и метательными палками, пересели в легкую лодку из папируса; фараон сам указывал путь гребцам.

Рамзес почувствовал, что он проникает в другой мир, не имеющий ничего общего с долиной. Здесь не было и следа присутствия человека; заросли папируса, раза в четыре выше человеческого роста, порой закрывали солнце. Если бы его кожа не была покрыта толстым слоем жирного крема, царевича быстро сожрала бы армия насекомых, кружение которых создавало оглушительный шум.

Пройдя сквозь болотистый лес, челнок вынырнул на темную гладь лесного озера, в центре которого плавали два островка.

— Святые города Пе и Деп, — пояснил фараон.

— Города? — удивился Рамзес.

— Они предназначены для душ праведников; их крепость — сама природа. Когда жизнь возникла из Океана всех начал, она появилась, как холм из-под воды; вот они, два священных кургана, которые, объединенные твоим духом, образуют одну землю, обиталище богов.

Вместе со своим отцом Рамзес ступил на землю «священных городов» и очутился перед небольшим святилищем; простым шалашом из тростника, у входа в который была воткнута палка, вырезанная на конце спиралью.

— Вот символ действия, — уточнил правитель. — Каждый должен найти свое дело и выполнить его, прежде чем заняться самим собой. Дело фараона — быть первым служителем богов; если он будет думать лишь о себе, он станет тираном.

Их окружал чуждый тревожный мир; трудно было оставаться спокойным в этом хаосе жизни, постоянно находясь начеку. Один только Сети, казалось, был закрыт для каких бы то ни было переживаний, как будто эта непознаваемая природа подчинялась его воле. Если бы в его взгляде не читалась спокойная уверенность, Рамзес уже готов был поверить, что они потерялись в этих чащах гигантского папируса.

Внезапно горизонт раздвинулся; плоскодонное суденышко скользило теперь по зеленым водам, омывавшим берег, занятый рыбаками. Голые и косматые, они ютились в ветхих хижинах, ловили сетью, лесой и вершей, рассекали рыбу длинными ножами, очищали от внутренностей и оставляли вялиться на солнце. Двое из них несли карпа Нила, такого огромного, что палка, на которую его нанизали, прогибалась под тяжестью.

Застигнутые врасплох этим внезапным вторжением рыбаки казались испуганными и весьма недружелюбными; сжавшись в кучу, они выставили вперед ножи.

Рамзес приблизился; враждебные взгляды впились в него.

— Преклоните колена перед фараоном.

Пальцы разжались, и ножи, взвившись вверх, упали на мягкую почву. Подданные Сети распростерлись перед своим правителем, прежде чем предложить ему разделить их скромную пищу.

Рыбаки перешучивались с охранниками, те угощали их пивом, разлитым по кувшинам. Когда их начало клонить в сон, Сети обратился к своему сыну, озаряемый светом факелов, пламя которых отгоняло навязчивую мошкару и диких животных.

— Вот самые бедные из людей, но и они делают свое дело и ждут твоей поддержки. Фараон — тот, кто приходит на помощь слабому, защищает вдову, не дает умереть с голоду сироте, откликается на всякую просьбу о помощи, добрый пастырь, денно и нощно следящий за стадом, щит, защищающий свой народ. Тот, кого боги выбирают для исполнения высшей обязанности, о котором говорят: «Никто не голодал, пока он правил». Нет более благородной стези, чем стать Ка Египта, сын мой, питающим источником для всей страны.

Рамзес провел долгие недели с рыбаками и собирателями папируса. Он научился различать многие породы съедобных рыб и рубить легкие челноки, развил свое чутье охотника, успел потеряться в лабиринтах каналов и болот и выбраться оттуда, полюбил рассказы о могучей силе рыбаков, которые вытаскивали из воды рыбу громадных размеров, провоевав с ней несколько часов кряду.

Несмотря на свою нелегкую жизнь, они не променяли бы ее на пресное бесцветное существование жителей долины. Нескольких дней, проведенных в этом не слишком благоустроенном краю, было им достаточно; вкусив нежных ласк женщин и пополнив запасы мяса и овощей, они возвращались в свои болота Дельты.

Царевич проникся их силой; он перенял их взгляд и их слух, стал мужественнее рядом с ними, как они, не выказывал ни малейшей жалобы, когда усталость раздирала его плоть, и в который раз забыл о привилегиях собственного положения. Его сила и ловкость поражали окружающих; он в одиночку справлялся с тем, что было под силу трем бывалым рыбакам. Но подобные подвиги вызывали больше зависти, нежели восхищения, и царский сын очень скоро опять оказался в стороне от остальных.

В прошлом осталась его мечта: стать кем-то другим, отказаться от таинственной силы, вдохновлявшей его, чтобы уподобиться ближнему и жить жизнью, похожей на существование каменщиков, моряков или рыбаков. Сети довел его до границ страны, до тех затерянных ее уголков, где море, наступая, поглощало землю, и все для того, чтобы царевич познал самого себя, избавившись от иллюзий детства.

Отец покинул его. Однако накануне своего отъезда он ясно указал ему путь к власти. Слова царя были обращены к нему, и только к нему, к Рамзесу.

Сон, мгновение очарования, ничего больше. Сети говорил с ветром, с водой, с просторами Дельты. Сын, слушавший его, являлся для него лишь живым подтверждением его правоты. Увезя его на край света, он потушил его тщеславие и покончил с юношескими заблуждениями сына. Жизнь Рамзеса не была жизнью монарха.

И тем не менее он чувствовал свою близость с Сети, хотя личность его отца подавляла и уничижала; он желал внимать его учению, показать, на что он способен, превозмочь самого себя. Нет, не простой огонь горел в его душе; отец указал на него, и, что ни говори, он мало-помалу раскрывал перед сыном именно путь будущего правителя.

Никто не собирался приходить за ним; он должен был вернуться сам.

Рамзес покинул рыбаков еще до рассвета, пока те спали, сгрудившись вокруг костра. Взявшись за весла, он полным ходом направил свое плоскодонное судно на юг, не сбавляя скорости. Расположение звезд помогло ему выбрать нужное направление, затем ему оставалось положиться на собственное чутье, прежде чем он доберется до главного русла реки. В спину дул северный ветер, руки без устали продолжали грести. Устремленный к своей цели, делая лишь краткие передышки, чтобы подкрепить силы сушеной рыбой, которую он прихватил с собой, Рамзес слился с потоком. Над головой у него кружили бакланы, лучи солнца ласково согревали его.

Там, на стрелке Дельты, высилась белая стена Мемфиса.