Соломинка где-то высоко в заре это легкое дуновенье у самой земли: что так перебегает от тела к телу? Родник, беглец из колыбели гор, головня? Не слышно птиц среди этих камней только, совсем далеко, молотки

Каждый цветок только ночи внушенье будто она придвинулась ближе Но туда откуда запах его восходит я не могу, не надеюсь войти потому он так меня мучит и держит как на часах перед этой закрытой дверью Всякий цвет, всякая жизнь рождается там, где взгляд цепенеет Этот мир не более чем гребень невидимого пожара

Я иду В саду из свежих углей под лиственным их укрытьем горячая зола на губах

То что пылает раздирая воздух розовое то ли от внезапной разлуки то ли от постоянного удаленья В нарастании ночи гора на двух своих склонах питает два Источника плача

В самом конце этой ночи когда поднимался ветер но прежде еще свеча изнемогла Раньше чем первые птицы кто бы это мог проснуться? Ветер знает, ветер пересекающий реки Это пламя, эта вверх оброненная слеза обол Харону

Розовый хохол на горизонте перемещенье огня И в собранье дубов удод заглушающий свое имя Жадные огни, скрытые голоса бег и вздох

Глаз: изобильный источник Но откуда он бьет? Из дали дальше всякой дали из глуби глубже всякой глуби Я думаю что я выпил иного мира

Что такое взгляд? Жало острей чем язык бег из крайности в крайность от глубочайшего к удаленнейшему от самого темного к самому чистому хищная птица

А! идиллия: это снова она поднимается из глубины лугов со своими простодушными пастухами ради той ледяной запотевшей чаши которой никогда не коснутся уста ради свежей грозди, горящей выше чем Венера, первая звезда!

Я больше не ищу себе места в полете со скоростью времени где можно поверить на миг в неподвижность собственного вниманья

                   СТРИЖИ В грозовую минуту дня в роковую минуту жизни эти серпы срезающие стебель под корень Всё вскрикивает внезапно и выше чем может взобраться слух

Среди нежного полуденного зноя только неясные звуки (молотки которые можно принять за стук каблуков по плиткам) в удаленных окраинах воздуха и гора как скирда Ах, вспыхнула бы она наконец с амброй каплющей на землю и лютневым лесом оград!

В комнатах садов есть подвешенные шары по которым время водит кистью есть лампы которые время зажигает и свет их благоуханье Под каждой веткой вдыхаешь душистую плетку спешки

Жемчуг бывает в траве перламутр и тем розовее чем ближе подходит туман подвески и тем тяжелее чем меньше ткани ими обшили

Как долго дремлют они под тысячью зеленых век! И как жара азартной спешкой открывает им жадный взгляд!

Медлительно тень облаков как послеобеденный сон Перистые божества (плоский образ или проносящий под крылом настоящие блики) лебеди или просто тучи что за дело Это вы подсказали мне томящиеся птицы и вот я вижу ее в мареве ее простынь и чешуйчатых клювов под оброненным вами опереньем

Августовская гроза Раскиданная грива сметающая пыль со щек такая дерзкая, что и кружево ей обуза

Со временем плоды все голубее как спящие под маской сновиденья в раскаленной соломе и пыли позднего лета Ночь сверкает Миг, когда скажешь что и родник займется огнем

Хлопотанье горлинки — первый шаг дня разрывающий то что ночь связала

Листья или искры моря времени сверкающего врассыпную Эти огни эти воды в ущелье и висящие в воздухе горы сердце вдруг сжимается, как на слишком                                                большой высоте

Где никому не жить, куда никому не войти вот к чему я бежал ночь явилась как мародер И снова я взял тростник измерительный инструмент терпенья

Образы минующие быстрей чем проносящийся ветер пузыри Ириды над моим сновиденьем!

Что это закрывается и раскрывается поднимая необъяснимый ветер шум не то бумаги не то шелка не то легких деревянных пластинок? Шум каких-то орудий, таких далеких что скажешь: не иначе как веер? Смерть на миг ничего не значит и само желание забыто рядом с тем что захлопывается и распахивается перед лицом зари

Весь день убогие голоса невидимых птиц час отбитый в травах по золотому листу Самое обширное небо

Козы в луговой траве — возлияние молока Где глаз земли никому не известно но я знаю тени которые он усмиряет Разметанные, и лучше видишь края грядущего

Земля окончательно видимая измеримая полная временем подвешенная к перу которое поднимается сверкая жарче и жарче

Яблоки раскиданные по воздуху сада Ну, живей! Чтоб кожица превратилась в пурпур до холодов!

Сколько видит глаз только гор граненые зеркала только горящих взглядов пересеченья Вяхири и дрозды

Огни непрестанно переменяющие место едва различимые в полете Серые в своем движенье через пространство Мало у кого такое острое зренье чтобы петь даже ночью

                     РАССВЕТ Можно подумать: некий бог проснулся осматривает родники и оранжереи Его роса на шепоте нашем на нашем поте

Мне горько отречься от образов Нужно чтобы лемех меня рассек зеркало старости зеркало зимы Нужно чтобы время меня засеяло

                  ДЕРЕВЬЯ I Из мира спутанного из колтуна костей и зерен они высвобождаются терпеливо чтобы каждый год их прореживал воздух                   ДЕРЕВЬЯ II От дуба к дубу глаз бредет по трепещущим лабиринтам по роям искр и теней к другой и тоже неглубокой пещере Быть может теперь когда нет плиты нет уже ни отсутствия ни забвенья                   ДЕРЕВЬЯ III Деревья, упорные труженики умножающие прорези, просветы земли Так и сердце которое терпит может быть, очищается

Я сохраню в моем взгляде как багрянец скорее заката, чем рассвета обращенный не к дню, а к ночи пламя которому хочется скрыться в ночи Навсегда я отмечен печатью этой ностальгии по ночи даже когда мне придется ее пересечь с млечным серпом

Никогда не уйдет из глаз моих невидимый розовый цвет сожаленья как если бы над прудом пронеслась тень птицы

И в синем воздухе высокие облака локоны оледененья испарение голоса который слышат ничто не убьет

                МИР Вес камней, вес мыслей Сновиденья и горы не приведены в равновесие Мы живем еще не в этом мире может быть в интервале

Синего цвета цветы усыпленные губы сон глубины Вы барвинки гурьбой говорящие прохожему о том чего нет

Ясность Тень заключенная в свете похожа на синий дым

Что мне до начала мира Сейчас его листья шумят сейчас он это огромное древо чьей изнуренной коры я касаюсь И свет в его кроне блестит слезами

Принять невозможно понять невозможно невозможно хотеть ни понять ни принять Так себе и бредешь как посыльный разносчик от рассвета к рассвету

           НАПУТСТВИЕ Птица выпорхнувшая из кузни В послеполуденной пыли в запахе навоза в освещении здешних мест Если тебе удалось заметить это не понимая перед тем как покинуть селенье Разве не было это совсем бессмертным?

Мир, родившийся из разрыва явившийся, чтобы обратиться в дым! И все же: зажженная лампа

Это почти невидимое движенье в густом тумане как если бы там низко проносились птицы