Ненадолго.

Жаль. Так хорошо было бы очнуться в кровати, вокруг никого нет, и можно посмотреть на кусочек неба в окне, вслушаться в жужжание одинокой мухи, в голоса за дверью, обсуждающие, буду ли я жить…

Дождешься.

Разошедшегося Сирия охранник снял запоздалой стрелой. Сбежавшиеся на разгром резиденции старички махали на галерее рукавами, как вороны, которые делают вид, что собираются взлететь, но только подскакивают, с припаданием на одну лапу: скок! скок!

Когда виновника разгрома узнали, общее возбуждение усилилось, и вокруг него запрыгали с подскоками Высшие представители Лиги, я сообразил, что поступил, следуя духу, а не букве полученного задания. Ждали меня еще не скоро! Конечно, Эмир разрешил идти через отражения, но… Бумаг никаких не дал. Значит, на лице явное нарушение - использование запретной магии.

Пошел-ка я отсюда.

И я сбежал, пока всем было не до меня.

Подружки - на подходе: идут по промерзлой дороге. Увидев меня, выходящего из ворот, - побежали.

Не дожидаясь их, я свернул в сухой придорожный кустарник.

Я был зол. На себя - что сбежал (но общаться с Высшим начальством не было сил). На девчат - что безответственно отнеслись к заданию. На Псоя, изодравшего мне руку…

Я ломился сквозь заросли к недалекому лесу. Было противно. Я поторопился - чуть ли не впервые в жизни, обычно я тяну время.

Да и что такое время для меня? Всего лишь нежелание жить. Жизнь -это неприятные мне события, время - ожидание их. Влачение себя от одного неприятного события к другому.

Мне опять хотелось потянуть это время.

Хоть и нет ничего хуже ожидания, но самому идти в пасть льва? На растерзание Эмиру?

Впрочем, что еще остается? Вот она, зависимость от обстоятельств! Когда некуда пойти - плохо, но когда ты можешь пойти туда и только туда - во много раз хуже.

Когда некуда - значит, иди куда хочешь.

"Только бы хоть куда-нибудь попасть! -Куда-нибудь да попадаешь, только уж не сворачивай, пожалуйста!"

А вот если должен… и не хочешь, да должен…

–Юхас! Юхас! Подожди!

Бегут, предательницы. Поспешают.

Они, конечно, не виноваты. Знать о том, что произошло у меня с Сирием, они не могли. И даже лучше, что они оказались у входа вдвоем. Как бы я с вулканом в руке их отыскивал? Но обиду сложно изжить, когда она не обоснована.

Только в лесу я остановился и объяснился. Показал руку и сказал: "Лечите!"

Был вечер. Сумерки. В них мы посидели, дружно погоревали над судьбой, подумали, что делать дальше. Впрочем, выбора не было: надо возвращаться в Школу.

Местность была незнакомая, значит, чтобы выбраться отсюда, придется идти отражениями. Для этого требуется время: после устроенной нами бури на несколько миров надо ждать, когда волнения пространства улягутся, сразу колдовать опасно.

Мы пошли.

Долго шагали по лесу безо всякого направления, лишь бы как можно дальше от Резиденции Совета. Куда идти - безразлично, и это было прекрасно: просто идти.

Прозрачный осенний лес жил. Хлюпал под ногами мокрой опавшей листвой, хлопал крыльями и иногда кричал странными голосами. По этому влажному и черному лесу мы двигались до вечера. На закате Оле с Линдой построили шалаш и наколдовали гору одеял.

Ночью я почти не спал. Шел дождь, и лежа я слушал шепот его, и шорох, и стук, баюкал больную руку.

С утра стали менять отражения, медленно, основательно. Я как временный инвалид был освобожден от колдовства. Рука ныла, боль поднялась выше, иногда постреливая то в запястье, то в локоть.

Мы часто останавливались отдохнуть. Рассаживаясь в траве, подолгу обсуждали дипломы. Никуда не торопились. Потом я долго вспоминал эту дорогу, как время счастья. Сутки перехода слились в одно событие.

Мы с Рыженькой, не сговариваясь, старались сесть рядом. Линда иногда замечала это - и садилась напротив. Иногда - случайно или назло - не замечала и вклинивалась между нами. И это тоже было хорошо, потому что тогда мы могли с Рыжей кидать друг на друга незначительные взгляды, легкие, как касание бабочкиного крыла, и смущенно отводить глаза, если вдруг эти взгляды встречались: они в этот миг тяжелели и приобретали слишком явный смысл.

До Школы мы добрались ночью, в глухую пору, когда спят даже сны. Перелезли через стену - пришли мы, конечно, не со стороны ворот, - привычно залезли в мое окно.

Девушки ушли к себе, а я лег на сундук и до утра маялся в полусне.

Вялый, уставший встал я на завтрак.

Подсел к девчатам, ответив на их приветствие легким кивком. Мы молча ели, не отвечая на кидаемые на нас со всех сторон взгляды. Мне было не до любопытных, я прятал раненую кисть в рукав, пытаясь справиться с завтраком одной рукой. Утомительно было класть ложку, отламывать хлеб, снова брать ложку, снова класть ее…

Из-за преподавательского стола на нас смотрели, как на привидений. Знают ли?

Деда не было.

После завтрака мы с девчатами разбрелись. Оле пошла писать письмо домой (хороший адресок - королевский дворец?), Линда помчалась к магистру Сехробу. Я тоже решил доложиться.

На лестнице меня догнала тетка Алессандра. Она тряслась, ее распирало желание обнять меня.

–Да, магистр Калипса, я вас слушаю, - сказал я вяло.

–С тобой все в порядке? - спросила она, волнуясь. - Ты так внезапно исчез, и о вас не было ничего известно целые сутки! Все мы очень переживали…

Она переживала, я чувствовал.

–Право, не стоит так… - пробормотал я.

Алессандра сдержалась и не расцеловала меня. Я мысленно поблагодарил ее за это.

…Подозрительная таверна называлась "Зеленая лягушка", вдруг вспомнилось мне…

Я постучал. В коридоре шумели, и я не расслышал, что сказал дед. Мне показалось, что-то вроде "войдите". Я вошел - и понял, что ошибся. Арбин с Эмиром сидели в глубине на диване, обнявшись.

–Извините, я, кажется, не вовремя, - смутился я и попятился обратно. - Я зайду попозже.

–А! Виновник торжества! - закричал дед, бросаясь ко мне. Он втащил меня в кабинет и захлопнул дверь.

–Ну, рассказывай, куда исчезли? - потребовал он, посадив меня между собой и Эмиром.

Между ними я чувствовал себя неуютно. Старательно не смотря на отца, который начал морщиться, как только я сел -это было совсем неприятно, - я сказал:

–Извините, магистр Эмир, что я там не остался. Я подумал, что появился слишком быстро, нас наверняка не ждали. Вернее, совершенно не ждали, - прибавил я, вспомнив, как стеной стояли охранник и ведьмочка-секретарша. - Даже не хотели пускать, - я попытался оправдаться, вспомнив заодно и то, какой погром там случился, когда я вытряхнул арестанта. - Я принес его в руке, - сказал я, - а он пытался вырваться. И когда меня задержали и не пускали, мне пришлось его выпустить, потому что… В общем, пришлось, - неловко закончил я. - А еще… ведь вы мне разрешили идти через отражения? - я неуверенно оглянулся на Эмира, он резко кивнул, лицо застыло. - Но письменного разрешения у меня не было, получается, я нарушил закон, употребив запретную магию. И когда я это вспомнил, я решил уйти, чтобы не объясняться…

–В этом весь ты, - сердито заметил дед. - Чтобы не объясняться! А кто за тебя должен объясняться? Бросил опасного преступника, а сам сбежал! Еще и исчез! Где вы гуляли двое суток? И покажи, наконец, руку!

Я вытащил ладонь.

–Неужели сложно сообразить, что если тебя послали с заданием употребить чертову запретную магию, то за количеством никто следить не будет, - бормотал дед в бороду, разглядывая заживающую рану, осторожно щупая твердые края.

Я морщился, но молчал. Краем глаза я заметил, что отец тоже смотрит на мою руку, и щека его, обращенная ко мне, подергивается. Мне стало противно, и я усилием воли заставил себя не морщиться.

Кабинет заполняла полутьма, только горел огонь в камине, потрескивая.

Вдруг прихватило голову, как будто невидимый великан проверял ее, как арбуз, на зрелость: вспомнился монотонный треск, надоедливый запах жасмина… по языку пополз неизвестный горьковатый вкус, затошнило.

Пытаясь избавиться от наваждения, я так сильно затряс головой, что Арбин прикрикнул:

–Сиди тихо!

Тонкая ладонь отца легла мне на затылок, и дурнота быстро исчезла. Я сидел, боясь пошевелиться.

Наконец дед отпустил мою страдальческую руку.

–Заживает, как на собаке, - сказал он уже спокойно. Откинулся к мягкой спинке дивана и принял расслабленную позу. Отец с другой стороны повторил его движение.

Мне не хотелось делать так же. Получилось бы слишком по-семейному, а мое настроение не подходило к этому ощущению.

Я, недолго думая, сполз на пол, протянув ноги, откинул голову на диван и закрыл глаза. И тоже предался медитации. Если не вспоминать кое о чем, то получится почти нормально.

Сидели мы так долго, о чем-то думая, иногда перекладывая руку или ногу, изредка поглядывая друг на друга.

Иногда, думал я, случаются в жизни такие моменты. Обычно их не замечаешь, они проходят мимо. Они незначимые. В такие моменты не высказывается умных мыслей. Не говорится о важных делах. В эти минуты покоя и созерцания не решаются мировые проблемы. И никакие. Но очень может статься, что именно в такие миги человек и счастлив.

Ведь, если подумать, счастья как жизненного периода не существует. Счастье - более эфемерная вещь, чем чудо. Оно существует в мгновенном ощущении, это вспышка, всплеск, иногда - несколько минут такого несознательного сидения, когда ни о чем не думаешь, а просто существуешь.

Как этот диван, на котором мы примостились: стоит себе на толстых лапах, деревянный снизу и плюшевый сверху, и мягкий, если нажать рукой посильнее - пружинит, отталкивает руку, рубчатая поверхность как будто чешется о ладонь, тычется в тебя огромной шершавой щекой.

Так и ты - колени поджаты, пол натирает копчик, но пошевелиться лень. Шея затекла, но приятно ощущать голову запрокинутой, есть в этом свежесть положения в пространстве. А то вечно то сидишь, то стоишь, то лежишь, то идешь… Шея чешется от нечесаных волос, рука упирается в старый ковер, и песчинки впиваются в кожу. Иногда поднимешь, потрешь ладонь о ладонь, стряхивая песчинки, растирая вмятинки на ладони, - и снова упираешься. Огонь трещит, пощелкивая, пахнет пылью. И - хоть и незначительный для отчета пред высшим судией миг, но без него жизнь была бы бессмысленным передвижением тела в мировом пространстве.

Звонили к обеду. Коридор наполнился гулом голосов, спешащих из аудиторий в столовую.

–Пойдем и мы, что ли, - покряхтывая, поднялся дед. - Ох, устал я, две ночи не спал.

В столовой меня остановили рыцари и попросили, чтобы я зашел к себе в комнату: они будут меня ждать.

–Очень интересная постановка вопроса, - пробормотал я, но спорить не стал. Чувствовал я себя мерзко, представляя, что они мне устроят.

Именно чего-то в этом роде я и ждал. Они устроили чествование, поднесли самодельный орден на синей ленте, и потребовали подробного рассказа великой победы над великим злодеем всех времен и народов.

Честно говоря, хотелось посоветовать им смело шагать в светлое будущее. Но я снизошел до их молодого восторга. Сел, рассадил их вокруг и передал им наш разговор с Сирием Псоем.

Разочарование.

–Так он вовсе не черный маг?

–Нет, дети, - вздохнул я, как бы сожалея об этом.

Я сочувствовал крушению наивной детской мечты. Даже не стал напоминать, что это было известно заранее.

Расходились они грустно. Вставали поодиночке, как бы не в силах расстаться - с чем? Как бы отдавая дань - чему? Прощальное было настроение. Ни слова не произнесли о судьбе ордена, да и что можно было сказать? Мне, во всяком случае, нечего.

Остался один серьезный Эрл.

–Знаешь, магистр, - сказал он, вставая, - знаешь… Может, оно и к лучшему. И братство мы не распустим, наверное. Потому что… Хорошо, когда кто-то есть рядом, правда? И не важно, под каким предлогом.

С этими словами он тоже вышел.

–Умница, Эрл, - сказал я двери.

В дверь просунулась лохматая голова Романа:

–А что с этим?

–Не знаю, - пожал я плечами. - Не спросил.

–Понятно, - убрался он.

С утра я собрал пачку исписанных листов и стал на них смотреть, перебирая, но не имея сил перечитать. Я был уверен, что там самый настоящий бред: ни одной приличной мысли, одно размазывание цитат.

Сейчас придет тетка Алессандра…

В дверь постучали.

–Да-да! - крикнул я.

–Юхас, покажи-ка, что ты сделал, - сказала Алессандра, входя.

Мне пришлось приложить усилие, чтобы отдать ей мои труды.

Она хмыкнула, приняла их, не дрогнув, отчего меня затрясло. Перед глазами упорно вставали картины одна хуже другой. Вот Алессандра прочитывает мою писанину и, качая головой, говорит: "Нет, Юхас, это никуда не годится. Все плохо, от начала до конца. Перепиши". Потом мне представилось, что защита уже началась, у меня диплом еще не переписан, и я сижу и спешно вожу пером, а в зале в это время говорят: "Как, он еще не сдал текст? Немедленно отчислить!"

Я не выдержал. Что-то подняло меня, я выскочил в коридор и бросился в глубь сада. Сдирая засохшую корку с раны, перелез стену. Спрыгнул и пошел, порой переходя на бег, в лес. Надо отвлечься, отвлечься!

Не сразу я заметил, что ноги сами идут привычным путем - по натоптанной тропинке на нашу тренировочную поляну. Так вся жизнь - ходишь одними и теми же дорогами…

Но я не изменил направление. Как будто что-то меня туда тянуло.

На поляне я нашел, к своему удивлению, Тики.

Он сидел, уставившись в землю, ковыряя носком старенького сапожка кучу отсыревших черных листьев.

–Привет, - сказал я и сел рядом, прямо на голую землю.

–Здравствуйте, - отозвался мальчишка.

–Что грустим?

Он не ответил, только сменил ноги, ковыряя кучу уже с другой стороны. Я не стал вмешиваться в его настроение. Захочет - расскажет.

–А правда, - спросил он потом, - правду говорят, что Мирэн еще жив?

Я хмыкнул:

–От кого ты это услышал?

–Да от одного дядьки в таверне, - вздохнул он. - А правда, что вы - Мирэнид?

–Кто тебе сказал? - насторожился я.

Он, кажется, не заметил.

–Рассказывают, что Мирэн принимает разные обличия и помогает своим потомкам, - задумчиво, как бы решая что-то для себя, говорил он. - А вы что-нибудь знаете про Мирэна?

–Так, легенды, - пожал я плечами.

–Расскажите, а? - он все смотрел на свою кучу.

Я запустил руку в волосы и почесал затылок в поисках вдохновения.

–Ладно. Сам попросил.

Сэнсэй Бэнсей сидел на стене.

Сэнсэй Бэнсей свалился, когда спал.

Вся императорская дружина

Во главе с главным вассалом императора Комуто Херовато ничем не смогли ему помочь

–Что это? - изумился он. - Это не то!

–А ты откуда знаешь?

Он отвернулся:

–Разве это легенды? Нет, вы расскажите, кто он такой, откуда, что делал?

Его слова были требовательны, а голос - просил. Прости, мальчик, сказки на ночь я не умею рассказывать.

–Какая, в принципе, разница? - спросил я как можно мягче. - Мирэн жив - и это главное.

–А он вам помогал?

Теперь он смотрел на меня во все глаза, ожидая ответа.

–Не знаю, не замечал, даже если что-то и было, - я посмотрел на Тики.

Он быстро отвернулся, но я успел заметить, что его взгляд был странен.

Почему все завели себе привычки в последнее время смотреть на меня исключительно странно?

Я чувствовал, что разговор был нужен ему. Видимо, именно ради него я сюда шел. Ощущение появилось и укрепилось: я почувствовал, что нужен Тики, почувствовал его зов. Желание бежать сюда исходило не от меня, а от него.

Но какая тогда должна была быть сила этого желания! Или же Тики обладает много большими возможностями, чем я предполагал. Откуда? Надо обращаться с ним осторожнее.

Мальчик был напряжен, его что-то тревожило; не истории моего детства занимали его мысли. Но открываться сейчас, похоже, он не хотел. А я не хотел давить на него.

–Интересно, кто вздумал трясти такой стариной. Кажется, у вас подобные истории не в почете. - Я не спрашивал, а размышлял вслух. - Что это тебя так взволновало. Травит захожий маг байки, что с того…

Он так и подскочил.

–Откуда вы знаете, что маг?

Я внутренне вздрогнул от остроты его реакции. Но не подал виду. Пожал плечами, как будто речь шла о чем-то само собой разумеющимся (где же я вычитал этот прием?):

–Никто почти, кроме волшебников, не помнит этих легенд. И среди них мало кто знает.

Я почувствовал, что теряю связь с мальчиком. Он нахмурился, задумавшись, закрылся в себе.

Вздохнув, я мысленно махнул рукой и решил подождать. Пусть созреет.

Зрел он минут пятнадцать. За это время припустил мелкий дождик, потемнело от спустившихся ниже туч. Мы с Тики перебрались под разлапистую ель, куда вода не проникала, прислонились к стволу. Я прикрыл его худые плечи полой плаща. Он дрожал, но идти домой отказывался.

–Не хочу.

–Мать, наверное, волнуется?

–Ей не до меня сейчас, - огрызнулся он.

И так знаком был этот миг раздраженного отталкивания, злой обиды на кого-то близкого, что я насторожился. Мелькнувшую на пороге сознания мысль я не пустил дальше дверей как полный абсурд. Но, однако…

Созрел.

–Дяденька Юхас, как вы думаете, мой отец может вернуться?

Я поежился. Для мальчика эта тема больнее, чем для меня, наверное. Наверняка. И разговаривать об этом я боялся. Еще в самом начале знакомства я, заметив, он дергается об одном упоминании, закрыл все разговоры об этом. А он не начинал.

И вот вам.

–Не знаю, милый, - как можно осторожнее ответил я. Тянуло спросить "А что?" Но, конечно, не спросил. - Такая возможность существует.

–После тринадцати лет? - зло спросил он.

–Почему нет? - спросил я спокойно, чтобы не раздражать: явно ему хотелось поговорить, но застарелая привычка к молчанию, но обида и горечь мешали. А что я мог сделать? Я не врач души, у меня такие же проблемы.

–Не думай об этом, - попробовал посоветовать я. - Если даже и появится, вы ему ничем не обязаны. И ты всегда сможешь выставить его за дверь.

Он улыбнулся, не по-мальчишески грустно:

–Я не могу…

–Начинается. Ты же волшебник, для тебя не существует такого слова - не могу. Забыл?

Он посмотрел на меня, чуть не плача. Вопрос "А если он тоже маг?" висел на его тонких посинелых губах, но так и остался там, непроизнесенный. У меня возникло странное предчувствие, догадка, которую невозможно перевести в сознание, пока соответствующее ей событие не произойдет. Но как бы не стало поздно, мучительно подумалось мне в бессилии понять предчувствие.

Мальчика колотила крупная дрожь. Я понял, что если не отправить его домой греться, он простудится.

Пришлось тактично намекнуть ему на это.

–Не могу, - упорно отверг он все мои намеки. - Домой - ни ногой. Пока не уйдет этот.

Становилось все интереснее.

–Тогда иди к Мике, - предложил я. - Если ты заболеешь, то, во-первых, не сможешь никого выставить за дверь, а во-вторых, не сможешь завтра помочь нам тренироваться.

–А вы будете тренироваться? - недоверчиво спросил он.

–Мы - да, - твердо сказал я. - А вот ты…

–Но я не могу… - протянул он.

Тогда я снял плащ и отдал ему.

–На, закутайся. И спрячься в сарае, - велел я. - Не хочу, чтобы твоя болезнь была на моей совести. А как только этот уйдет, немедленно… Хотя у вас, может, и нет ничего такого, - сообразил я, встав. Взял его за рукав, чтобы не вздумал сбежать, и потянул за собой. - Я тебя провожу до города, по дороге мы зайдем в какую-нибудь лавочку или таверну и возьмем бутылек с чем-нибудь покрепче. Дома ляжешь в кровать, натрешь себе пятки и грудь, закроешься чем-нибудь теплым и еще пару глотков примешь внутрь. И поспишь, ясно?

Я быстро шагал, чтобы не замерзнуть самому. Дождь, хоть и мелкий, хоть и шли мы под деревьями, замочил мантию. Тики попытался отказаться от теплого плаща, но я, не слушая возражений, собственноручно закутал его с головой в тяжелую ткань.

–Слушайся меня, - строго сказал я. - А не то выпорю. Ум у мальчиков, говорят, входит через одно место…

–Не имеете права, - жестко сказал он, задрав голову. И что-то странное…

Или мне показалось?…

Остаток дороги мы молчали.

Я, как обещал, купил ему в пузырьке водки. Трактирщик долго не мог взять в толк, зачем мне пузырек, и все пытался продать кувшин. Когда, наконец, до него дошло, что я намерен взять столько, и ни миллилитром больше, он притащил требуемую емкость и накапал туда с полстакана прозрачной, мерзко пахнущей жидкости. На улице я всунул пузырек сопротивляющемуся мальчишке и проводил его до самого дома.

Там я еще раз пресек его попытки вернуть мне плащ, после чего побежал в Школу. Во-первых, могла заходить Алессандра, во-вторых, у меня у самого зуб на зуб не попадал.

Дорогой я согрелся, однако пальцы рук и ног все еще болели от холода. Единым прыжком перелетев через стену, я, пригнувшись, миновал голые заросли акации. Из них я вышел уже ровно, как будто просто прогуливался по саду перед обедом.

Как раз звонили. Я быстро поднялся в столовую, подсел к девчатам и обнял горячую миску с супом, грея лицо поднимающимся паром.

Конечно, меня обыскались, естественно, мне за это попало: от подружек, от тетки Алессандры.

–Ты снова пропустил завтрак! - пеняли мне Оле с Линдой. - Ты опять похудел!

Меня захватил поток событий и потащил. Я сопротивлялся, как мог.

Подружки потребовали немедленной тренировки.

–Практика показала, что мы мало…

–Завтра, - уперся я.

Им пришлось согласиться.

Рыцари тайного ордена жаждали моего совета по неизвестному мне вопросу:

–Юхас, мы тут узнали…

–Ребята, приходите ночью, после двух, - поклялся я, уклоняясь.

Тетка Алессандра спрашивала, готов ли я пройти с ней, чтобы обсудить диплом.

–У тебя есть светлые мысли, Юхас, надо только поработать над языком, да цитат…

–После ужина - как штык! - вырвался я, несколько помятый.

Дед хотел наложить на мою руку повязку.

–Я вчера вечером внес в рецепт своей мази кое-какие значимые изменения, и теперь хочу проверить действие…

–Дед, спасибо огромное, но все уже зажило, - я помахал у него перед лицом здоровой рукой и изобразил раненую лань, спасающую жизнь.

В полете меня снял Эмир.

–Юхас, зайди ко мне на кафедру и получи зачет за практику.

Я был убит.

–Если я сейчас же не лягу и не посплю, я сойду с ума, - признался я. - Извините, магистр Эмир, как только просплюсь - тут же зайду.

Только закрыв за собой дверь кельи, я вздохнул с облегчением. Разложил постель, стащив все одеяла, мантии и плащи. Натянул шерстяные носки, голову и шею обмотал шарфом.

Но только я лег…

"Покой нам только снится", пробормотал я. Дверь открылась, впустив Винеса.

–Никак тебя не поймать, - с легкой насмешкой сказал он. - Занятой стал?

Я смотрел на него с легкой неприязнью. Выглядел он немного недовольным, но держался самоуверенно. После возвращения, впрочем, это стало для него обычным.

Когда он подошел поближе, я приметил в его глазах нездоровый интерес.

–Что ты с него получил?

–Я сплю, не видишь?

–Потом поспишь. Я два дня с тобой пытаюсь поговорить. Раз занятой, так, чего доброго, сбежишь и еще, ищи тебя потом.

Он сел ко мне в ноги и уставился на меня.

–Ну?

–Что - ну?

–Что ты с него получил? Что ты у него попросил?

Я как-то вдруг понял, о ком он спрашивает, хотя в первый раз не сообразил.

–Ничего.

Он не поверил.

–Да ладно тебе, скажи, жалко, что ли?

Любопытство разъедало его. Он даже придвинулся поближе, чтобы лучше слышать, а я инстинктивно подобрал ноги и сел.

–Ничего, - повторил я.

Какое-то время он оценивающе смотрел на меня, наверное, соображая, с какого конца ко мне подобраться. Потом вдруг шальная мысль промелькнула в его глазах: "Неужели правда?"

–Ты серьезно? - спросил он.

Мне было бы смешно, если б не было так мерзко.

–Более чем когда-либо.

Он долго смотрел на меня, как на ископаемое насекомое. Потом дернул головой.

–Да ты болван, братец, - со странной интонацией проговорил он, словно сам себе не веря.

–А ты дурак, братец, - в тон ему ответствовал я. Его игры раздражали, к тому же я согрелся, и потянуло в сон.

–Не надоело тебе спать, братец? - вернулся он к своей насмешливой манере. - Жизнь проспишь!

–Как-нибудь обойдусь без твоих советов, братец, - огрызнулся я.

Он посмотрел на меня с подозрением. Кажется, решил, что я не просто отвечаю ему, а подыгрываю. Что я знаю.

Да, знаю, только шел бы ты, братец, и дал бы мне поспать, пока я тоже не заболел. Шутка ли - бегать в октябре по улице в одной, можно сказать, рубашке, да еще под дождем.

Уходить он, похоже, не собирался, не добившись от меня ответа. Обычными средствами его не выгнать.

Тогда, вздохнув, я произнес с чувством:

В одной деревне, что стоит на восточном побережье острова Хонсю, жил мудрый сэнсэй Вжо, известный своей проницательностью и добродетелью. Надо сказать, сэнсэй Вжо снисходительно относился к невежественным хамам. Однажды пришел известный деревенский хам Му Дэн. Сэнсей в это время предавался медитации. Му Дэн, увидев сэнсея Вжо, обратился к нему:

Эй, сэнсей, поделись своими знаниями со мной, за это я подарю тебе чашку риса.

Сэнсей ответил:

Мне не нужен твой рис. Иди, сказал Вжо, на северный склон горы Ху.

Му Дэн обрадовался, что сэнсэй Вжо задаром указал ему путь к мудрости и незамедлительно пустился в дорогу.

Три месяца продолжалось путешествие Му Дэна, и он вернулся просветленным и полным почтения к сэнсэю Вжо.

Винес ушел от меня в глубокой задумчивости, без обычных шуточек.

Сон тоже ушел. Пришлось сесть и задуматься.

Итак, октябрь. Чудес нет, все умные мысли уже на бумаге, в голове не осталось, в будущем - неизвестность, куча родственников и малолетние лично на моей шее. Грустно, однако.

Меня одолело желание, с которого я начинал год: разобраться, наконец, со всеми делами и родственниками и жить своим умом.

Для этого надо написать диплом.

Значит, надо написать.

Где мои записи?

Ах, да, надо сходить к тетке Алессандре и выслушать ее замечания. Когда я ей обещался? После ужина? Значит, пока что могу подобрать книги, чтобы обсудить с ней сразу же и цитаты. О них она упоминала, кажется?

Я разрывал залежи книг и бумаг на столе.

–Где же этот чертов Фрей! - вскричал я, когда понял, что не могу найти нужную книгу. - Никогда его нет, когда он нужен! Вечно пропадает! Войдите!

В келью робко вставился Роман.

–Заходи, и быстрее! - махнул я ему. - Не создавай сквозняк!

Со сдержанным, вежливым смущением первокурсник прикрыл за собой дверь. Зашел, присел на край сундука.

Я подавил желание еще раз все перерыть.

–Ну, что тебя грызет? - спросил я, усаживаясь.

–С чего ты взял, магистр, что меня что-то грызет? - неестественно удивился он.

Я пожал плечами. А действительно?

Прислушался к себе. Я-то знал, что его грызет, я ощущал это, как свое. Но почему? Защиты все на месте.

Мирэне, да я стал чувствовать сквозь собственные защиты! Зачем же я тогда их устанавливал? Нет, так не годится!

–Да, ты прав, грызет, - собрался с духом парень. - Я все думал… Знаешь, Винес тут предлагал нам… Поработать, что ли? Хотел взять нас в команду на свой корабль. Что думаешь, магистр?

–Ничего. Доучитесь сначала.

–Он обещал, что на его корабле можно будет применять любую магию, - упрямо гнул Роман.

Я прищурился, на него глядя, и он смутился.

–Ты прямо как Высший смотришь, магистр. Что я такого сказал?

–Ничего особенного, - я был сердит и суров. - Жить надоело? Зачем вам пиратство?

–Почему обязательно пиратство, - запротестовал он.

–Потому что.

Я смотрел на него. Что его угнетает? Плечи опущены, взгляд бегает. Запугивает их, что ли, Подлиза?

–Он вам угрожал?

Роман неопределенно дернул плечом.

–Не в этом дело…

–А в чем?

Кажется, я начинал догадываться.

–Вот ты окончишь Школу, и что с нами будет? - спросил он, чуть помедлив.

Все понятно. Как в защитников мира играть - все герои, а как самим за себя отвечать - смелых нет.

–Кто нас будет учить? Книг нет, ты уйдешь…

–Идиоты, - сердито сказал я. Потянулся было отвесить ему затрещину, да сдержался. - Малолетки.

Роман дернулся, словно я его все же стукнул.

–Почему это мы малолетки?! - оскорбился он.

–Конечно, раз ищете командования на свою голову. Искать приключений на задницу - это понятно. Но что за манера прятаться за чью-то спину, когда речь заходит об ответственности?

Я вспомнил, как сам сбежал от объяснений с Высший Советом Лиги, и успокоился.

–Ладно, забыли. Но если вы не в состоянии решить сами, то я как магистр запрещаю вам ввязываться в пиратство. По крайней мере, пока вы не покинете стены этого учебного заведения. И далее по повестке дня. Во-первых, впереди еще почти полный учебный год. Во-вторых, вспомните, что мы два года занимались одни. В-третьих…

–Но ведь сначала вас учили настоящие магистры, мастера! - взвыл Роман, растеряв свое спокойствие.

–Вас сейчас тоже учат мастера, - хладнокровно возразил я, мысленно скрестив пальцы. - В-третьих, кое-какие книги я вам оставлю, в-четвертых, его светлость любимчик Высшего Мага в любое время снабдит любой запрещенной литературой за минимальную плату, я уверен. И уж он-то не оставит вас своим вниманием и после окончания Школы! - оборвал я сам себя и уставился в полутьму апельсинов.

–А ты? Магистр… - жалобно спросил Роман после паузы.

–И я, - вздохнул я, досадуя, что не могу проявить твердость. Твердость не в моем духе, и я все время страдаю от этого. Если я продолжу их пасти, когда они начнут сами думать?

–Когда следующая тренировка? - уже успокоился и даже развеселился Роман.

Я хмуро глянул на него из-под бровей.

–Эти ваши фокусы уже надоели.

Уголки глаз и рта поползли вниз, утягивая за собой щеки.

–Завтра. - И я махнул ему рукой.

Он радостно сбежал. И что, я так же радостно сбежал два дня назад? Стыдно…

Потом я еще раз оглядел мысленным взором свои дела. Стыдно, да еще как. От всего открестился, чтобы пойти поспать! А бедняге Роману еще и выговор устроил! Позор.

Я снова взялся за перо, вспомнил, что собирался идти к Алессандре. Плюнул на Фрея и пошел, как был, - без единой мысли в голове.

Или сначала сходить к деду? Нет, помирать - так не затягивать.

На подходе к ее кабинету меня охватила дрожь. Говорят, к концу диплома всегда так. Но осознание этого не помогало почему-то сохранить спокойствие.

Я напрягся и постучал.

–А, Юхас, заходи! - распахнулась дверь. - Я как раз о тебе вспоминала. Заходи, садись поближе к столу, сейчас я тебе скажу, что думаю по этому поводу. Значит так. Вот здесь, во введении, ты пишешь, что (она зачитала): "это, во-первых, нелюбовь к людям, человеческому миру, полному глупости, во-вторых, желание свободы от этого мира и людей, в-третьих, поиски убежища от мира и людей". Но в дальнейшем ты уделяешь внимание исключительно третьему пункту.

–Я же потом пишу, что наиболее значим в системе мировоззрения именно третий…

–Это все понятно. Но про первые два надо написать хоть несколько слов.

–Хорошо, я понял.

Я решил не спорить, чтобы скорее закончить пытку. Тем более что мне пришла в голову подходящая цитата.

–Вот здесь, в… главе, где ты рассуждаешь о фантастике как приеме, к месту пришлась бы цитата магистра Б-Стра. Посмотри, - она сунула мне под нос последний номер "Полдня", слово редактора. Я лишь увидел, что нужное место подчеркнуто красным карандашом, и кивнул.

–Затем, тебе нужно полностью переписать заключение. Про фокусы мысль, конечно, глубокая, - она пронзительно глянула на меня, совсем как дед, - но не та. Развей лучше идею про разрушительность запретной магии. И - обрати внимание на социальную значимость феномена ухода. Примерно понятно? Как только сделаешь, мы с тобой возьмем весь текст и аккуратно, предложение за предложением, доведем его до ума.

Про социальную значимость у меня имелось когда-то соображение, заставлял я себя думать о работе, шагая обратно в обнимку с кипой листов. Что-то про склонность получать даром готовые решения.

Проходя по лестнице мимо второго этажа, я вспомнил про просьбу отца. Вздохнув, свернул в коридор. Теперь, после победы над собой перед дверью тетки, я чувствовал некое подобие уверенности в себе.

По дороге заглянул в журнал и прочитал отмеченное красной линией место. "Фантастика понимается здесь очень широко: любое литературное произведение, использующее в качестве сюжетообразующего художественного приема элементы необычайного, невероятного, невозможного".

Да, так всегда! Я пишу, мучаюсь, подыскивая слова, а кто-то взял - и сказал одной фразой!

Старая добрая кафедра истории Междуморья. Сколько часов просидел я здесь в ожидании, что отец обратит на меня внимание? Два года я здесь не был, с тех пор, как…

Я твердой рукой взялся за ручку.

Как тогда, Олеф сидел, сгорбившись, над рукописью, светлая бородка аккуратно подстрижена, глаза близоруко щурятся.

–Ассистент Олеф, магистр Эмир сказал мне, чтобы я…

–А, Юхас! - воскликнул он, поднимая голову. - Заходи!

Не то чтобы мне стало стыдно, но как-то неловко.

Не вставая из-за своего фолианта, Олеф протянул бумаги:

–Распишись здесь. И здесь, - его широкий палец с круглым ногтем уперся в нужные места. - А это можешь забрать. С зачеткой подойдешь к Эмиру, он проставит оценку.

–Оценку?

–Ну да, - терпеливо объяснил Олеф. - Обязательно.

–А… где я могу найти магистра Эмира?

Олеф кивнул в пространство:

–В саду.

–Спасибо, - сказал я.

–Не за что, - отозвался он, моргая левым глазом.

У него что-то вроде тика, вспомнил я. Не вспомнил, а забыл! - строго одернул я себя. И повернулся к дверям.

Идти искать его сейчас или потом? А если он уйдет? Впрочем, какая разница, когда ставить, ведь он каждую среду читает первому курсу историю Лиги, найду.

–Сходи прямо сейчас! - крикнул мне вслед Олеф.

Я только вздохнул. Я опасался, что прямой контакт с отцом чреват очередной ссорой. Уж очень странно смотрел он на меня в последний раз - когда мы уходили.

Пришлось идти в сад. Надо, надо, уговаривал я себя. Надо, ты же этого хочешь, это тебе надо, это надо тебе, тебе, а не тому парню.

Эмира я нашел в компании Винеса в заброшенной беседке.

Опять они вместе, задело меня.

Успокоил совершенно глупый момент: их позы. Они были очень похожи сейчас, сидя рядом: отстраненные, замкнутые лица, руки в карманы, плечи немного опущены, голова слегка запрокинута назад. Но Эмир сидел в моей позе: на самом краю сиденья, упираясь лопатками в стену, пятками в землю, носки ног вверх, ноги прямые, скрещенные в лодыжках. Подлиза же вытянутые ноги расставил, носки вперед.

Я почувствовал глупую гордость.

Винес смотрел на меня мрачно. При моем появлении они перестали говорить, если и говорили.

Меня вдруг потянуло сделать гадость, вопиющую, характерную.

–Разрешите? - сказал я, прошел в беседку и сел по другую руку от отца, в ту же позу. Пристроил копчик на краю и вытянул ноги, скрестив их в лодыжках, пятки в землю, носки в небо.

Подлиза, похоже, оценил.

–Что надо, братец? - неприязненно спросил он.

–Не к тебе, братец, - огрызнулся я.

Искру интереса уловил я в косом взгляде отца в мою сторону. И спросил тоном, каким разговаривают с преподавателем:

–Магистр Эмир, Олеф сказал, что я могу найти вас здесь. Он хотел, чтобы я прямо сейчас подошел к вам за оценкой.

–Зачетную книжку и ручку, - выставил он передо мной длинную сухую узкую ладонь в морщинках. Уголок его левого глаза дрогнул.

Я лихорадочно пошарил по карманам.

–Что ж ты, братец, идешь за оценкой и ручку не прихватил? - насмешливо вставил Винес.

–Помолчи уж, - сказал я, потянувшись обратно за зачеткой.

–На, знай наших, - усмехнулся он.

Глядя, как Эмир берет его перо и заносит над зачеткой, я чуть не опоздал выхватить ее.

–Не хочу быть у тебя в долгу, - сказал я ему и нахмуренным бровям отца.

И ушел.

Весь вечер я потел над пергаментами, но выжать из себя ничего мне не удалось.

Так я просидел до ночи, так и заснул над девственными листами.

Тики ворвался ночью.

Со сна я ничего не понимал, кроме того, что он громко плачет.

Его невнятные вопли вывели меня, не проснувшегося толком, из себя, и я, схватив его за плечи, усадил.

Он дрожал. Я навернул на него какие-то одеяла, в темноте схваченные с постели, и, пока он стучал то ли зубами, то ли коленями, шарил по столу в поисках свечи. Нашел, шикнул на нее: щелкать пальцами был не в состоянии.

Малюсенький огонечек вскинулся над фитилем, и я смог разглядеть зареванное лицо своего негласного ученика. Грязное, в полосках от слез… Опухшие глаза смотрели на меня испуганно, с надеждой, с любовью.

Впрочем, как я понял, истерика миновала меня. Он запыхался, значит, бежал, значит, успокоился кое-как.

–Ну? - сказал я. На дипломатию не было сил.

Я сел на корточки и смотрел на него снизу. И ждал.

Запинаясь, всхлипывая, он сумел сказать столько, что я понял, что произошло.

–Подожди, - остановил я его излияния. - Это я сам все вижу. Только факты. Отец, я понял. Да, не смог его выставить, потому что он маг, тоже понятно. А что там про плащ, я не разобрал? Что? Откуда он меня знает? А как его зовут, он не сказал? Не представился? Что?!

Я закрыл лицо руками. Как такое может быть? Мальчишке тринадцать лет, ему - двадцать шесть. Какой он ему отец?

–Ты уверен? - безнадежно переспросил я.

За окном начинался рассвет первыми сумерками. Значит, сейчас часов семь. Может, дед еще не спит? Сходить к нему, посоветоваться? Что это даст? Сам я не в состоянии был что-нибудь придумать.

У Тики, кажется, опять начинался приступ слез. Он начал всхлипывать, что-то бормотать…

–Что? - достаточно раздраженно переспросил я. - Говори яснее!

–Я… думал… что это… ты… - проговорил он - и разрыдался.

Черт! Я вскочил и начал вышагивать перед сундуком. Очень интересно! И так кстати! Только что я могу здесь сделать?!

Так, первым делом успокоиться самому, потом утешить парня, иначе я даже думать не смогу.

Я подсел рядом и приобнял его за плечо.

–Тики, - постарался я сделать свой голос серьезным. - Я - твой учитель. А это что-нибудь да значит.

–Но… ты сейчас… закончишь Школу и уйдешь… А я останусь…

Мирэне, да что это такое!

–Когда я закончу Школу и стану настоящим магом, я официально признаю тебя учеником. И если я уйду куда-нибудь, я возьму тебя с собой, - твердо сказал я.

Кажется, помогло. Отняв руки от лица, он смотрел на меня глазами, отражающими слезами желтое пламя.

"Правда?" - хотел спросить он. Я чувствовал, как он судорожно глотнул слегка воздуха, чтобы вытолкнуть свое недоверие с вопросом, как…

Дверь, отлетев, ударилась о стену.

Быстро шагнув внутрь, Винес резко послал дверь обратно. Как отец, вспомнилась мне безобразная сцена месяц назад. Те же замашки.

Когда я посмотрел на братца, то понял, что драки не миновать.

–Не лезь не в свое дело, братец, - сказал он. Резко, грубо, жестко.

Однако это братец давало возможность мирного урегулирования. Кажется, он сам еще не решил, что ему со мной делать.

–Это мое дело, братец, - по возможности спокойно ответил я.

–Отпусти мальчишку!

Он был в гневе и готов к битве.

–Нет.

Я не собирался уступать. Вдруг поднялось горячее желание втопить кулак в его самоуверенное лицо.

–Ты не имеешь права вмешиваться!

Лицо напряжено, глаза сужены, смотрит зло.

–У меня столько же прав, сколько и у тебя, - бросил я ему.

Он резко выдохнул сквозь сжатые зубы смешок.

–Он мой сын, - выделяя каждое слово, сказал четко.

–Он мой ученик.

–Чушь, - вскинул он голову. - Ты не можешь брать учеников, пока не получишь диплома! К тому же этот тощий мальчишка не способен к магии.

Он, наверное, посчитал разговор оконченным. Рассчитывал на мою законопослушность? Думал, я испугаюсь, услышав про нарушение свода Лиги?

Он направился к сундуку и хотел взять Тики за руку. Мальчик дернулся, но не для того, чтобы вырваться, а от удивления и испуга: я осуществил свое желание и от души врезал братцу, как только он подошел.

Его голова откинулась, а сам он начал падать, но успел опереться на край сундука. Встал, потряс головой, исподлобья глядя на меня. Выпрямился, постоял, прижимая ладонь к скуле. Потом молча кинулся на меня. Его убийственный посох полетел на пол. Я - тоже.

Как он меня тогда вздул! Я, правда, в долгу не остался. Но он сильнее меня и имеет навык кулачной борьбы.

Явный опыт, подумал я, тряся головой, чтобы хоть что-то прояснить перед глазами, когда кто-то нас растащил.

Нас держал отец. Эмир был бледен и зол. Он с трудом говорил от ярости.

–Что все это значит. - Сказал он приглушенным голосом. - Что все это значит.

Мы смотрели с Винесом друг на друга с ненавистью и интересом. Куда я его ударил, что он так вскрикнул? У меня болело многое!

–Я жду объяснений, - настаивал Высший Маг.

Он посмотрел на Винеса. Тот отвел глаза.

–А ты что скажешь? - теперь он смотрел на меня.

–Давай, пожалуйся папочке, - криво усмехнулся Винес. Верхняя губа у него распухала на глазах.

Ярость полыхнула во мне, как лужа бензина.

–Извини, отец, - твердо сказал я и, резко откинув его руку со своего плеча, бросился на брата.

На этот раз сверху был я.

Я от души успел насовать ему под ребра, пока Эмир меня оттаскивал. Руки у него оказались на редкость крепкие. На редкость даже, подумал я, дернувшись пару раз.

Винес приподнялся на локтях, не сводя с меня напряженного взгляда. Из угла рта у него стекала красная струйка. Я облизнулся - у меня такая же. Я вытер ее пальцами и не сдержал улыбки. Похоже, мы в расчете. Во всяком случае, у меня вся злость на него пропала. Осталась только уверенность, что мальчишку я ему все равно не отдам. А так Винес стал мне как-то роднее и ближе после этой драки.

Я дернул плечом:

–Отпусти.

Отец развернул меня и посмотрел мне в глаза. Какой пронзительный и в тоже время жесткий взгляд! Неужели у меня такой же? От такого должны шарахаться люди! Я выпрямился - и наши глаза оказались на одной прямой, да так близко, что я видел дрожание серых пятнышек на его синеватой радужке. После чего он меня отпустил.

Винес поднялся и взял посох.

–И чему ты его уже научил? - довольно миролюбиво, хоть и насмешливо спросил он.

Он мельком глянул на спрятавшегося за сундуком мальчика, сел, сделал широкий жест рукой, приглашая Эмира последовать его примеру. Гостеприимно разделил, так сказать, с гостями мой диван.

Эмир остался стоять, потому что заметил Тики.

–Что здесь делает посторонний? - сурово спросил он.

Бедняга Тики чуть не умер от страха.

Мы же с братцем переглянулись со сдержанными улыбками. Мне пришлось прикусить нижнюю губу, чтобы не рассмеяться. Сказать - не сказать?

–Это мой ученик, - произнес я наконец. Тики высунул нос, не сводя огромных испуганных глаз с Высшего Мага.

Да, поначалу отец очень впечатляет. Пока не привыкнешь. Да и потом иногда… Как сейчас, например. Или когда он нас разнял в первый раз. Я думал, убьет, такое страшное лицо у него было. Особенно когда обычно серые его глаза синеют так близко…

–Я не спросил, кто это. Я спросил, что он здесь делает.

Голос его был холоден. Не будничной прохладой, а морозцем для провинившихся. Как хорошо я помнил этот лед в его голосе, как мне всегда было больно от него! Теперь же речь шла не обо мне. И надо было срочно выкрутиться. Кстати, как Тики вообще сюда попал?

Меня кинуло в жар. Он не знает, где я живу! Где моя комната, как перелезть через стену, где мое окно…

–Мальчик спасался от меня, - с ленцой произнес Винес. Как бы снисходя. Нет, пожалуй, я мало ему врезал, придется добавить.

Он предостерегающе посмотрел на меня, после чего опять - на отца. Свободно, как будто все идет, как надо.

–Он из города. Я пришел заявить на него свои права, - он слегка усмехнулся, - мальчик испугался и убежал сюда, к своему учителю под крылышко. - Недобрая усмешка стала шире. Мало, мало я ему дал! - Он мой сын.

За что уважаю отца, так это за нечеловеческую выдержку. Я бы на его месте начал совершать массу телодвижений, ходить по комнате… Он только цепко обежал глазами наши лица. Одно, другое, третье. Винес, Тики, я. Как, похожи? - разбирало спросить. После чего вдруг на неподвижном его лице дернулся угол левого глаза. Он развернулся и молча вышел.

Мы с Винесом расхохотались. Тики робко вылез из-за сундука и присел на краешек. Я уселся между ними и вытянул ноги.

–Ну что, похоже, мы сдали экзамен, - сказал я. - Зачем ты сказал ему про меня?

–Я не знал, что ты знаешь, - задумчиво проговорил он, покачивая головой. - А ему я давно сказал. Накануне твоего похода к Сирию.

Я напрягся.

–Зачем? Он ведь наверняка стал переживать. Ты разве не знаешь… - я вспомнил, что Винес не обладает нашей чувствительностью, и замолчал.

–Знаю, - безмятежно отозвался он. - Мне рассказал Псой. На самом деле он не просто переживал. Он даже заболел, - усмехнулся Винес.

–Зачем… - простонал я.

Я знал, как это должно было быть… больно. Так вот почему он так странно смотрел на меня, когда мы уходили! Так вот почему он лежал там, у деда, когда я вернулся!

–Это была моя месть, - серьезно объяснил братец. - Ты же знаешь, как я этого хотел.

Я кивнул. Да, я, конечно, прекрасно помнил. Но я думал, что он хотел…

–Да, когда-то я хотел его убить, - не стал отпираться Винес. - Пока Сирий не раскрыл мне его тайну. И пока он не отправил меня в один мир… - он опять усмехнулся - воспоминаниям. - Я же говорил, ты многое потерял, отказавшись. Сюда вернуться - не проблема, если кое-что умеешь, а так - масса удовольствия. И пользы. После того я отказался от первоначального своего намерения. Во-первых, я вдруг понял, - далекая нежность промелькнула в нем, - что он мне нравится. Вернее, он и раньше мне нравился, когда я только прикидывался. Нормальный старик. Это когда узнал, так не в себе был, готов был на месте убить, да знал, что ничего не получится у меня. После всех этих басен об экзамене. Для того и пошел к Псою. Думал, может, и впрямь черный, не откажется помочь планам моей мести. Веришь ли, все готов был порушить, лишь бы… - он вздохнул. - А потом, как погулял по мирам, с лихими ребятами поплавал, - понял, что значит убивать. Понял, что не хочу. И решил, пусть так мучается. Сам-то он ведь не подошел бы к тебе, - он скосил на меня глаза. - А ты откуда узнал?

Я пожал плечами.

–Ну-ну, - прищурился он. - Настроил отца должным образом, что, мол, надо тебя послать. Ты, мол, боевой маг, и так далее. А когда он послал вас, да еще официально все обставил, тут я ему и бухнул. Виду ведь не подал. А как вы ушли, сразу слег. Веришь ли, я даже забеспокоился. Вдруг от переживаний старик концы отдаст? Только-только обрел, можно сказать, отца. - Тут он хитро глянул на Тики, который пристроился рядом со мной и слушал, раскрыв рот. - Я вот, когда был таким, как ты, мечтал, чтобы у меня был отец. Разве тебе не хотелось того же? Зачем ты от меня сбежал?

Он покраснел пунцово, смутившись, до кончиков, наверное, волос. И ответил так тихо, что мы едва расслышали:

–Я думал, что дяденька Юхас мой отец…

Винес расхохотался.

–Дяденька Юхас? Вы только подумайте!

–Нам надо вывести его, - вспомнил я.

–Не переживай, дяденька, - усмехнулся Винес. - Свадьбу справим быстро, как нужду!

Мальчишка жался ко мне. У меня немного болела голова, было неясно, хочу я спать или не хочу.

–Пойдем, мелкотня? - поднялся братец с обычной своей полуулыбкой, щуря глаза на свечу.

Тики забеспокоился, посмотрел на меня, на него… Вжался в стенку, спрятав лицо за моим плечом.

–Ну? Что такое? Не съем, не трусь, - он по-прежнему улыбался, но уже напряженно, держа губы растянутыми усилием воли.

–Надо бы сводить его к деду, - сказал я.

–Не впутывай в мои дела этого старого дурака, - Винес посуровел.

–Это не только твои дела, - возразил я. - И не смей непочтительно отзываться об Арбине!

–Конечно, ты же его любимчик! Но Тики - мой сын, остальное тебя не касается.

–А ты любимчик отца. Беги, пожалуйся ему! Только Тики - мой ученик, и меня касается все, с ним связанное.

–Не трогай отца, - нахмурился он. - Твои претензии незаконны.

–А ты не оскорбляй деда. Твои претензии вообще смехотворны. Ему тринадцать лет, а тебе двадцать шесть, никто не поверит!

Почти незаметно глазу он перенес вес на одну ногу, чуть наклонившись вперед. Если бы не всплеск готовности к нанесению удара, я бы ничего не заметил. И получил бы по носу. А так я инстинктивно отшатнулся, и его кулак лишь слегка проехался по моей шершавой щеке.

Не воспользовавшись потерей им на секунду устойчивости, я сделал шаг назад.

–Сядем, - предложил я быстро, когда он обернул ко мне злобный взгляд. Он фыркнул, но присел на краешек.

–Почему бы не спросить Тики?

–Глупости, - откинулся Винес к стене. - Ребенку нужен отец. Взрослый мужчина, пример и…

–Меня устроит дядя, - пискнул мальчишка.

Мы с братом расхохотались. Тики смутился, надулся и задвинулся в угол.

–Я, например, всегда мечтал о таком. Что придет однажды…

–Не меряй жизнь по себе, - оборвал я его раздраженно. Он удивленно скосил на меня глаз.

–Ты вообще ее не меряешь. Ты не живешь, а наблюдаешь. Ты боишься ответственности, поэтому ничего не делаешь. Чему при таком подходе ты научишь ребенка, что ты ему дашь?

–Он не ребенок!

–Я не ребенок, - отозвался Тики.

–Молчал бы уж, - дружно посоветовали мы.

И замолчали.

–Все равно его надо выводить отсюда, это нарушение Устава, - сказал, наконец, Винес.

Я хмыкнул:

–С каких пор тебя это волнует?

Он встал, поправил мантию, сжал посох:

–Я никогда не нарушал законы ради нарушения. Исключительно ради выгоды. И если неприятностей ожидается больше, чем прибыли, я предпочитаю следовать правилам. Ясно? Так что собирайся, Тики, иначе у дяди Юхаса будут проблемы. Совсем скоро. Я их ему устрою.

Было светло за окном, а в моей келье скапливались сумерки. Мальчишка ежился под взглядом Винеса, но встать не решался.

–Ладно, идем вместе, - я взял Тики за руку. И заметил, что тот снова одет в одну рубашку.

–Да что это такое! - вспылил я. - Одежды на тебя не напасешься! Эй, папаша, беги-ка за теплым плащом.

Винес удивленно воззрился на меня.

–Что уставился? Не видишь, он полуголый прибежал? А свой второй плащ я ему уже отдал. Так что дуй к себе, да быстрее!

Винес пожал плечами и скрылся за дверью. Через две минуты он вернулся с темно-зеленой шерстяной кучей на руке:

–Надевай быстрее. И капюшон натяни на уши. Народ просыпается.

На завтраке я клевал носом над миской каши.

–Тебе пора побриться, - заметила бодрая Линда. - Щетину видно.

–Бритвенное зелье закончилось, - вспомнил я, почесывая щеки и шею.

–О! - выдохнула вдруг повернувшаяся ко мне Оле, до того не отрывавшая глаз от стола. - Какая прелесть!

–Что такое? - забеспокоилась Линда и проследила взглядом за направлением указующего королевского перста. - Ого! Кто это тебе?

Я беспокойно завертел головой в поисках Винеса. Значит, у меня синяк как раз под глазом, а осталось ли что-нибудь у него?

–Голова отвалится, - шепнула Оле. - Что ищешь?

–Смотрю, осталось ли что-нибудь у этого гада, - тихо пробормотал я.

–Какого?

–Смотрите, Подлиза тоже получил! - радостно подпрыгнула Линда на месте, показывая пальцем на идущего по проходу Винеса.

Мы с принцессой оглянулись. Действительно, по скуле у него расплывался красочный ляп.

–Где это вы? - подозрительно уставилась на меня Линдик. Потом что-то, кажется, щелкнуло, потому что она раскрыла рот от изумления:

–Ты… дрался?!

–Отстань, черноглазка, - смутился я. - Мы просто выясняли отношения.

Линда восторженно покивала:

–Молодец! Давно пора было испортить ему фотокарточку!

Оле задумчиво качала рыжей головкой:

–Зачем?…

Говорить не хотелось, врать - тоже.

–Было за что.

Больше мы к этой теме не возвращались. Девушки разбежались, а я приплелся в келью и вновь засел за пергамент.

"Итак, пункт первый - нелюбовь к "планете людей". Вся фантастика проходит под знаком любви к человечеству, это одна из главных тем и типов завязок в фантастической литературе, как НФ, так и fantasy. Сэра Макса отличает в отношении к людям как раз Нелюбовь. Он спасает горожан не от любви к ним, а от любви к городу и ради собственного удовольствия".

Я вздохнул, отложив перо. Интересно, кто-нибудь действительно любит людей? Особенно из тех, кто об этом пишет натужные и пафосные романы? Не безликую массу, а тех, кто живет с ними бок о бок, кто их пытается понимать и прощать?

В голову проникла мысль, и пришлось ее записать на отдельном клочке: "В раю не было труда, труд - наказание. Стремление получить даром - воспоминание о рае". Это в заключение, как раз то, что хотела Алессандра.

Два месяца я корпел над дипломом. Раз в три дня тетка требовала пополнения, а я никак не мог писать подряд, я то сюда мысль приписывал, то там фразу добавлял. Алессандра злилась, я злился, но не мог себя заставить, идеи приходили вразнобой. По утрам мы с теткой работали над дипломом, днем я с девчатами и Тики чем-то занимались в лесу, вечером подходили мои горе-рыцари, и с ними мы тоже чем-то занимались. Не каждый день.

Занятия приносили пользу. Мальчишки расправили плечи, подняли головы, даже Тики, племянничек.

Винес, как я понял, бывал у них дома, но больше Тики не бегал ко мне по ночам, не искал защиты. Что с ним творилось? Я плохо понимал, потому что он… ставил защиты!

Долго и горько я смеялся, когда однажды почувствовал это. Вот у кого оно проявилось!

Пришлось учить мальчишку азам моего мастерства.

Оказалось, это даже приятно - учить тому, что действительно умеешь.

Накануне госэкзамена я не спал, после экзамена я отдыхал. Диплом написан, до защиты еще месяц.

Чем заняться?

В ожидании великого мига - свободы - я жил, как во сне. Спал до обеда, отчего болела голова, и ложился к завтраку. После обеда через силу шел тренировать мальчишек, ночью писал скверные стихи и читал мудреные книги.

Иногда пробирался Тики. Мы с ним долго разговаривали о смысле жизни, о судьбе, обо всем серьезном, что волнует человека в тринадцать лет, когда он начинает ощущать себя личностью, взрослым, ответственным за мир, за человечество. Ответственность за близких начинаешь ощущать значительно позже. Мир и человечество любить легче, чем отдельных их представителей. Особенно родственников.

Однако на меньшее поначалу не согласен.