То, как прошел экзамен, очень заинтересовало Тики. Он долго выспрашивал, что и как происходило, кому какую оценку поставили и как оценка повлияет на будущее.

В последнее время мальчишка достиг немалых высот в нашем деле. Мне оставалось грустно ощущать его шершавые защиты. Иногда хотелось предложить ему сбросить маски и не скрываться хотя бы друг от друга. Потом я вспоминал кое-какие свои чувства… которые касались не только меня… и понимал, что не все так просто. Может, и у него было что-то такое? Если ставит защиты, значит, не хочет, чтобы я знал, что творится у него внутри.

Если бы я догадался, что дело совсем в другом, наверное, все было бы иначе. Если бы я вспомнил, как я сам ощущал себя рядом с отцом, может, удалось бы…

Если бы я мог избавиться от этих вечных условий! Жить без оглядки на всех, без страха обидеть! Я вечно терзаюсь, хотя и знаю, что на всех не угодить. Опять "хотя". Вечные уступки миру, от которых никто не выигрывает!

Тики меня беспокоил. Он замкнулся и отдалился от меня, хоть приходил по-прежнему часто. Но иногда он как бы выпадал, так глубоко задумывался. И терял контроль над еще несовершенными защитами, и я отворачивался, боясь подслушать его мысли.

В эти дни я часто заходил к деду. Изредка брал с собой Романа. Юноша продолжал хроники Братства, пока мы с дедом беседовали перед камином о своем. Дед освобождал от бесконечных бумаг часть стола и пускал туда бледного от почтения первокурсника, а мы устраивались с чашками чая перед камином, вытянув ноги друг другу под кресла. Иногда подолгу молчали, особенно когда я чувствовал, что Арбин устал.

По средам бывал Высший Маг, тогда мы устраивались на диване. Втроем мы молчали чаще. Эмир не спрашивал меня о Тики, он как будто забыл о том эпизоде. Иногда он спрашивал "как дела?", иногда сам рассказывал о чем-нибудь. Но всегда у него при моем появлении дергался глаз, и я, нервничая, воздвигал защиту к небесам.

Один раз, когда я пришел к деду, его самого в кабинете не было, но были Эмир и Винес. Они вполголоса спорили.

Я вошел и направился к дивану, собираясь подождать Арбина. Винес резко сказал мне:

–Юхас, выйди! Ты мешаешь нам разговаривать!

Не люблю, когда на меня повышают голос.

–Я пришел к деду, а не к тебе, - как можно спокойнее ответил я, стараясь, чтобы голос не дрожал.

–Ты видишь, что его сейчас нет! - бросил он, раздраженно на меня глядя.

Я пожал плечами, постоял и продолжил продвижение к дивану. В конце концов, это не его кабинет.

–Выйди, я тебя попросил! - повысил он голос.

–Так не просят, - повернулся я к нему. Мне это стало надоедать.

Он медленно втянул воздух в широкую грудь и пошел на меня:

–Я сказал тебе, братец…

–Винес!

Строгий сухой окрик отца.

Краем глаза я заметил - я внимательно следил за рассчитанными движениями Подлизы, - как из дверей второй комнаты появился дед, как он осторожно удержал Эмира, который дернулся остановить Винеса.

–Не встревай, - сказал Арбин, спокойно глядя на то, как Подлиза подходит ко мне.

–Они собираются драться, - заметил отец.

–Это нормально. Братья всегда дерутся. Ты забыл, как сражались вы с Алессандрой?

Винес, который тоже, видимо, краем уха слушал деда, обернулся и уставился на него с таким же интересом и удивлением, что и я, и Эмир.

–Я? Он? - в один голос воскликнули мы втроем.

Арбин махнул рукой:

–Не отвлекайтесь, мальчики. Вы дрались, да еще как! Неужели ты не помнишь? Алессандра поколачивала тебя лет до пяти, пока ты не дорос ей до носа и не решился дать сдачу. После этого несладко приходилось ей. Вы постоянно бегали жаловаться друг на друга вашей матери, а она мыла и мазала зеленкой ваши царапины и синяки.

Мы с Винесом дружно перевели взгляды на отца. Тетка Алессандра его поколачивала!

Эмир, кажется, слегка смутился:

–Не помню.

Арбин прошел к дивану и устроился удобнее.

–Жду, - сказал он.

–Чего? - удивились мы.

–Когда вы закончите выяснение отношений.

Мы с Винесом переглянулись. Драться что-то расхотелось.

Хотя надо бы стукнуть его как следует, чтобы не задавался. В присутствии Эмира братец наглел, и я не собирался это терпеть. Нет, не так, не собирался спускать ему, если он вздумает задирать меня.

В успокоившихся было глазах брата тоже возникло какое-то недовольство мной. Мы опять установили глазной контакт. Драться мне не хотелось, но как-то зачесались руки, зазудели костяшки. Я подобрался и приготовился, соображая, как здесь удобнее развернуться в случае чего.

Один почти незаметный удар снизу в бок, я в ответ свернул ему челюсть - и мы сцепились.

Однако подраться не успели - отец опять держал нас за воротники на расстоянии своих длинных и сильных рук.

–Извини, отец, но я не могу на это смотреть.

Действительно, его дергало.

Я пожал плечами, Винес потрогал подбородок пальцами. Эмир отпустил нас, и мы разошлись.

Я сел поближе к деду, ко мне подсел отец, братец пристроился с того конца дивана.

Так мы и молчали остаток вечера, пока Арбин не выставил нас с Винесом:

–Пора спать.

В середине ноября выпал снег. Я не находил себе места в мире, изнывал от безделья и скуки.

По молодому снежку утром ко мне зашел Винес. Так как он не баловал меня своими посещениями, серьезность у него на лице показалась мне лишней.

–Что на этот раз?

Он хмуро сел на сундук.

–Как насчет спросить разрешения?

–Оставь свои глупые шутки для другого раза, - огрызнулся он. Я пожал плечами:

–Тогда не тяни и рассказывай.

Он какое-то время раздумывал, с чего начать, сомневаясь. Сомнения чувствовались отчетливо, мешаясь с беспокойством.

–Помнишь ту историю с вампиром? Что там было?

–А что?

–Тебе сложно ответить?

–Нет, но зачем тебе?

–Какая разница? Надо.

–Мне не надо.

–Мне надо.

–Это твои проблемы.

–Черт, Юхас, что ты несешь?!

Меня несло, точно. Но что я мог сказать? Что ничего не было? Мне совсем не хотелось раскрывать роль Тики в той вампирской истории! А пересказ официальной версии он мог бы от кого-нибудь другого получить.

–Почему именно от меня ты решил все узнать? Спроси у кого другого.

–Юхас, ты баран…

–От дурака слышу.

–…упрямый. Меня интересует, что это было. Ты с ним сражался? Значит, знаешь. Остальные будут плести о своих страхах, ничего реального. Понял? Теперь прекрати строить из себя девственницу и объясни, с чем ты столкнулся.

–Зачем тебе?

–Ты еще и идиот. Я же объяснил, что мне надо знать точно, что именно…

–Нет, это ты идиот, братец. Я спрашиваю, зачем тебе это знать.

–А ты глухой, братец. Я же сказал - мне надо.

–Если тебе надо, ты ошибся дверью: сортир в другом конце коридора.

Он сжимал челюсти и кулаки, сдерживаясь, чтобы не броситься на меня. Я был ему за это немного благодарен: он сильнее и дерется лучше, след от нашей последней драки все еще желтеет на моих ребрах. Однако он вызывал во мне бессознательное раздражение, которое выливалось в постоянное желание противоречия.

–Юхас, - сказал он, наконец. - Мне плевать на твои комплексы. Но мне нужно узнать. Потому что в городе опять происходит что-то странное. Ясно, садовая голова?

На этот раз сдерживаться пришлось мне. Кажется, получилось: я не подпрыгнул, не издал никаких изумленных звуков.

–Откуда ты знаешь? - спросил я, соображая, мог ли Арбин рассказать про мальчишку. Вряд ли. Тогда с чего бы он заинтересовался странностями? Не в его характере.

–Я, в отличие от тебя, вросшего задницей в стул, хожу в город. И кое-что слышу, в отличие от тебя, глухого тетерева.

–А какое тебе до всего этого дело?

–Эта нечисть нападает на людей. А там Тики.

Сдержанность его заслуживала уважительного отношения. Но не искренности.

–Обычный вампир. Ничего особенного. Дохлое ходячее тело.

–Подробности, мне нужны подробности!

Я вздохнул и подобрал ноги, скрестив их по-турецки. Братец, сообразив, кажется, что я собираюсь ему поведать, напрягся.

Один путешественник по имени Бздю, - начал я, - нашел случайно статуэтку на горной дороге. На статуэтке были изображены странные знаки. Бздю отнес ее к лавочнику и показал находку. Лавочник оценил находку и сказал:

Наверняка она обладает волшебными свойствами.

Он посоветовал отнести ее к сэнсэю Вжо.

Сэнсэй Вжо предавался медитации.

Бздю рассказал сэнсэю свою историю. Сэнсэй Вжо посоветовал отнести эту статуэтку на северный склон горы Ху. Путешественник незамедлительно последовал совету мудрого сэнсэя.

Три недели добирался путешественник Бздю до северного склона горы Ху. Добравшись, он положил волшебную статуэтку на склон горы, и, решив, что не напрасно послал его сюда мудрый Вжо, принялся медитировать.

Климат в окрестностях оказался скверным, путешественника постоянно одолевали злые духи. Тогда Бздю подумал, что мудрость - дело не из легких. Промедитировав неделю, путешественник стал пребывать в дурном настроении. Еще через неделю Бздю решил, что достаточно просветлился, и продолжил свое путешествие по стране.

Винес выскочил в ярости, хлопнув дверью. Что за манеры!

Я встал и принялся шагать под апельсинами.

Что случилось, неужели опять Тики балуется? Не помню, брал ли я с него слово, что больше такое не повторится. Да и зачем?

Надо бы узнать, что творится в городе, из-за чего забеспокоился обычно невозмутимый братец. Какая нечисть в наше время, всех давным-давно перебили браконьеры? Чтобы взволновался этот по… хм, хм… пофигист, там должно быть нечто из ряда вон выходящее. Или напали лично на него. Неужели все-таки Тики?

Ректор меня вызвал после обеда. Он тревожно постукивал ногтями по дереву столешницы, покачивая головой в такт одному ему слышному ритму.

–Слушаю, - сказал я, встав перед ним.

Арбин махнул рукой в сторону камина и смел при этом рукавом со стола туго скрученный свиток. Я кинулся подбирать, но он раздраженно как-то послал меня сесть и сидеть тихо. Залез под стол, поднял свиток, после чего последовал за мной к своему месту.

–Что ты слышал о странных происшествиях в городе? - спросил он.

–Ничего, кроме того, что там что-то происходит. Нечисть.

–Можно сказать и так, - покивал дед белой бородой. Глаза его были полузакрыты, на меня он не смотрел. Пока что, подозреваю. - Люди приходили жаловаться. Уже почти месяц, как на улицах города появилось нечто странное, что нападает на людей. В основном пугает. Иногда нападает на взрослых мужчин. Очень странное поведение, несвойственное известным видам нечисти и нежити в этих краях. Внешний вид никто не смог описать достаточно четко, описания разнятся от пострадавшего к пострадавшим. Боггарт? Маловероятно, крайне маловероятно. Наверняка не он. Но что? Зомби? Некому этим заниматься.

Тут он на меня посмотрел, и мне стало неуютно.

–Не знаю, дед, - пробормотал я. - Тики отрицает свою причастность.

Он продолжал пронзать меня острым взглядом:

–Ты ведь можешь определить, когда человек говорит неправду. Как Эмир, - он утверждал, не спрашивал.

–Могу. - Глупо отрицать очевидное. - Но Тики умеет защищаться. А я не могу лезть под его защиты.

–Понятно, - сказал он.

Не стал уточнять, не могу или не хочу я это делать. Потому что могу, если честно. Технически. Но не способен совершить такую подлость по отношению к мальчишке.

–Я ему доверяю, - сказал я.

Пытаюсь, добавил про себя.

Арбин вскинул неаккуратную бровь, но промолчал.

Закипел чайник, тоненько засвистел паром на одной ноте. Дед кивнул в сторону, и меднопузый рванулся с огня на столик, плеснув немного кипятка в пламя, отчего то сердито дернулось, шикнув.

Я обхватил горячую ручку чайника тряпочкой и разлил напиток по чашкам. Какое-то время мы молча пили дымящийся терпкий чай.

–В общем, - вздохнул дед, возвращая чашку на столик, - тебе опять придется разбираться с этим, чем бы оно ни оказалось. Горожане во главе с мэром и начальником городской стражи прониклись к тебе доверием. Они хотят тебя в качестве защитника. Ты показал себя как хороший маг, способный справиться с нечистью. Ясно?

–Более или менее…

–Вот и прекрасно.

Я сидел, расстроенный.

Что мне делать? Бродить по улицам ночами, ожидая, когда неизвестная гадость прыгнет мне на шею?

С другой стороны, почему нет? Какая-никакая работа, если задуматься. Если у меня что-нибудь получится, я могу стрясти с них рекомендации: после окончания Школы займусь выведением нечисти. Опыт у меня будет, высшее образование тоже, с пропиской что-нибудь придумаем. Стабильный заработок, свой домик, народ уважать будет, при встрече шляпы снимать и бормотать под нос: "Наше почтение, мастер Юхас!"

–Юхас!

Я очнулся:

–Да?

–Рано мечтать. Сходи туда, расспроси народ, походи по улицам ночью, я тебе выпишу разрешение. Прямо сейчас и отправляйся.

Вышел я с тоской.

Впрочем, все лучше, чем сидеть и писать отвратительные стихи, сказал я себе. Сходил, оделся теплее, взял посох, перекрестился, сплюнул три раза через левое плечо, плюнул и пошел.

В питейном заведении на улице Медных Грошей меня знали: я брал у них тогда пузырек водки, и трактирщик запомнил меня на всю жизнь. И когда я с тех пор заходил иногда, он был весьма предупредителен.

Я сел в угол, взял стакан прокисшего яблочного сока (вином это нельзя было назвать) и какой-то сухарь и пристроил свои острые лопатки к стене, вытянув ноги под стол.

Пока я пробирался запорошенной дорогой к городу, я замерз. На улицах снег превратился в мокрую грязную кашу, мои сапоги промокли, а с ними и ноги. Я сидел, посасывал "сок", грыз сухарь и иногда передергивал плечами: постепенно согревался.

Народу было немного, что показалось мне непривычным: обычно по вечерам здесь шум, гам, дым коромыслом.

Пришел толстый трактирщик и печально предложил девочек, выпячивая нижнюю губу.

–Тогда не надо.

Он постоял, помялся.

–Что еще? - мне было стыдно таким тоном говорить с человеком старше себя.

Он, кажется, не обратил внимания.

–Бизнес страдает, ваша волшебность, - вздохнул он.

–Ну и что?

–Так… вы бы это… - вздохи получались все более и более тяжкие, - вы бы, ваша волшебность, разобрались бы, а…

Я только пожал плечами. Зачем еще я здесь?

Он напоследок изобразил еще одно тягостное втягивание и выпускание воздуха, после чего удалился, бормоча себе что-то под нос. Я остался наедине с пародией на вино и невеселыми размышлениями.

После полуночи я часа два рассекал мрак черных улиц, изредка взблескивающих падающим снегом, который ложился на булыжники, чистый, и некому было его топтать, кроме меня.

Попался наряд стражников. Они долго вглядывались в меня, держась за арбалеты и копья, какое-то время расспрашивали, что я видел. Пришлось их разочаровать и продолжить хождение.

Потом я вернулся в "Трех Поросят", просидел там до вторых петухов, отогреваясь стаканом водки (вино не помогло). В темноте опять вышел на холодную улицу, сняв все защиты и вслушиваясь в любые шевеления на два квартала вокруг. Ничего волшебного, страшного или опасного. Чувствовал я себя порядочным дураком в таком состоянии.

Как я вернулся в свою комнату, я еще помнил, а как лег - полный провал. Устал, как пес, а уж вымерз!… Когда меня кто-то будил к обеду, я послал, не разобрав, кто.

К ужину проснулся самостоятельно, но голова болела.

Арбин дал мне после ужина выпить мерзкого настоя, что меня слегка взбодрило.

История повторилась: опять я вернулся лишь к утру, усталый и продрогший.

Обидно, что, пока я гулял по улицам, нечисть не объявлялась. Я что, так страшен? И долго я буду гулять по холодному городу, отпугивая собой всякую гадость?

На третий день, стоило мне устроиться в "Трех Поросятах" (кабак был на редкость уютен) в ожидании полночи, прибежал Тики. Я как раз собирался разложить пасьянс волшебными линдиными картами, надеясь что-нибудь прояснить, но не успел и перетасовать нормально.

Я удивился и не стал этого скрывать:

–Что ты тут делаешь? Почему не спишь?

Он смущенно покрутился на стуле, на который я ему указал, и не ответил. Я еще успел уловить суматошное биение его сердца, пока он не вернул на место свои защиты. Какая высокая чувствительность! Самородок, да и только. Удивительно, при отце, не обладающем и сотой долей подобных способностей.

Мальчишка отказывался объяснять свое появление, равно как и уходить (впрочем, я уже понял, что это связано с Подлизой). Поэтому я кратко объяснил ему правила и привлек к противозаконной игре в волшебные карты.

Мы развлеклись: картинки вылезали из плоских карточных листов и завязывали настоящую битву. Хорошо, что в тот поздний час посетители отсутствовали, а хозяин ушел спать, иначе наши действия привлекли бы к себе нездоровое внимание. С моей стороны выступали целых три Эмира, что очень развеселило Тики. От смеха он чуть не потерял контроль над своими воинами. Зато и я от души повеселился, глядя, как лихо Тики защищался от моего сердитого крошки Высшего Мага не менее крошечным мной.

К полуночи подошел Винес.

Братец бегло окинул взглядом пустую залу, где горела только одна люстра, рядок столов, потухший камин и поникшего сына.

–Так я и знал, что этот паршивец к тебе побежал, - сказал он, направляясь к нашему столу. - Есть что выпить?

–Прокисший яблочный сок, - сказал я от дверей, стараясь прикрыть их плотнее. - Что надо?

–Пришлось идти в Школу. Там я узнал, что ты в городе. Такой крюк пришлось сделать, да еще по морозу! - он словно не слышал. Сел, не снимая плаща, и опрокинул в себя целый стакан кислого вина. Поморщился, налил еще.

–Ну, будем здоровы!

Я пожал плечами и присоединился к нему. Мы выпили.

– Так что тебя сюда привело?

– Понятно кто, - сказал он сумрачно. - Пришел из дальнего плавания, решил навестить ребенка. А он смылся из дома и не сказал, куда. Как чувствовал, подлец! За десять минут до моего прихода вскочил - и как и не было! Понимаю, шел бы я от ворот, он мог бы почувствовать, но ведь я вышел из того измерения ровно перед домом!

– Однако, - задумался я.

Тики сидел тихо и раскладывал пасьянс, не поднимая головы, целиком уйдя в свое занятие.

Винес не пытался скрыть своих чувств. Он пил и ругался, а я прислушивался к странным звукам на улице. Сначала я думал, что это эхо Винесовых ругательств, но потом засомневался. Звуки доносились издалека, пропадая. Я напряг слух, но звуки прекратились. Потом вдруг возобновились довольно близко, и все ближе, ближе… Тики еще ниже наклонился к картам, разглядывая картинки, а Винес замолчал на полуслове.

Не знаю, зачем, но он выскочил быстро. С улицы донеслись звуки битвы. Я кинулся на улицу. Что за черт?

На моего брата напала какая-то странная тварь. Он отбивался от нее своим клинком из посоха, однако наносимые им с огромной скоростью раны не приносили твари вреда. Это был мертвяк или что-то магическое, разваливаясь на глазах, он, тем не менее, все пытался дотянуться до Винеса.

Неподалеку кричали какие-то запоздалые личности.

Я собрался с мыслями и наслал на тварь испепеление. Тварь, вспыхнув, продолжала нападать. Оно не горело!

Винес грязно выругался, не прекращая фехтовать с поразительной скоростью. Только это мелькание клинка и сдерживало нечисть от того, чтобы не разодрать Подлизу.

Я пытался что-нибудь сообразить. Скинул остатки защит и попробовал прощупать нежить. Да ведь это зомби! Кто-то им управляет. Но так хитро, какой-то странный почерк. Сейчас, сейчас, что-нибудь придумаю…

Винес не кричал, чтобы я помог, но я чувствовал, что он устал. Значит, надо поторопиться. Но я ничего не мог придумать подходящего к ситуации!

В момент, когда тварь цапнула Винеса за белейший манжет, разодрав кружево в полоски, я плюнул на тонкости и яркой огненной вспышкой с руки перерубил связь мерзости с хозяином.

Я даже услышал стон. Тому, кто привел сюда эту мерзость, сейчас должно было сделаться на мгновение очень больно.

На тонком снегу остался лежать труп.

Винес наклонился над ним, вытирая клинок и всаживая обратно в дерево посоха.

–Какая гадость, - сказал он, выпрямившись.

Я не стал приближаться.

–Отойди, я его испепелю.

Он повернулся и скрылся в кабаке, а я превратил останки твари в кучку пепла под одобрительные возгласы с дальнего конца улицы.

Сделав свое дело, я вернулся к родственникам и присоединился к Винесу в деле уничтожения остатков вина. Я не дрался, но меня тоже охватила жажда. Тики был бледен и смотрел на нас огромными испуганными глазами.

–Все нормально, - сказал я. - Все хорошо.

–Ну да, - буркнул Винес. - Лучше некуда.

В кабак стали заходить люди. Проснулся хозяин, забегал, поднося гостям выпивку. Народ подсел к нам, и мы с братцем какое-то время отбивались от их восторженных благодарностей.

Оказалось, кого-то эта тварь немного покусала, прежде чем броситься на Винеса. Теперь покусанный, пьяный кузнец, все не мог остановиться, в красках описывая, как это на него напало. Да так путался в пьяном языке, что никто ничего не понимал, и скоро кузнец объяснял что-то в одиночестве своему стакану.

Мы встали и вышли, оставив горожан праздновать. На ближайшем перекрестке остановились.

–Тики, тебе надо домой, - сказал я.

–Я тебя провожу, - сказал Винес.

Мальчишка грустно потряс мою руку и поплелся за отцом.

Придя, я завалился спать, не снимая сапог.

Среди ночи меня разбудил Винес.

–Юхас, очнись, - тряс он меня.

Кое-как разлепив веки, я испугался его вида и состояния. Бледный, исцарапанный, братец дергал меня за плечо.

Поняв, что что-то стряслось, я вылез из одеяла.

–Она следила за нами, эта тварь, - рассказывал он, пока я разглядывал длинный раны у него на руках, на плечах и на спине. - Она шла за нами от рынка. Может, и раньше, но я заметил ее только тогда. Да нет, вряд ли раньше, на рынке привязалась. Ощущение мерзкое, скажу я тебе! У этого малолетнего мерзавца еще и глаза горели, чтобы мне провалиться на этом месте… - он подпрыгивал от возбуждения.

–Не вертись, - удержал я его. - Спокойнее.

–…когда мы были уже почти на месте, я послал Тики бежать домой со всех ног, а сам пошел отвлекать гадину. Я рубил этот живой труп почти час! Искрошил в мелкий дребезг!

–Ладно, ладно, - сказал я. - А догадался сжечь его? Может ведь и встать.

Винес выругался.

–Нет, у меня не оставалось сил на самое простенькое заклинание. Я сюда-то пришел кое-как. Слушай, там у меня на спине должна быть довольно глубокая царапина, она меня облапила, эта гнида…

Я как раз разглядывал эту "царапину". Действительно очень глубокая рана. Рубашка прилипла к ней, и кровь перестала идти, но сейчас, когда я отлепил засохшую ткань, рана закровоточила.

Подумав, что здесь весьма пригодилось бы дедово мастерство, я принялся за длинную тонкую щель в коже. Я откинул защиту и приник к его телу всеми чувствами. Придется обходиться своими силами, рана проходит опасно близко к легкому, почти задев его. Если Винес продолжит свои подпрыгивания, легкое порвется.

Я уложил его силой на сундук и велел успокоиться. Он лег, но продолжал ворчать, мешая мне. Но я быстро перестал слышать его, сконцентрировавшись на вздымающихся и опадающих пузырьках.

Долго я настраивался в унисон его дыханию, пульсу, подстраивая его жизненный ритм к своему. Сначала я задышал учащенно, как он, потом медленно стал вдыхать глубже, спокойнее, выдыхая воздух осторожно, еще осторожнее… Его дыхание выровнялось, он, кажется, задремал. Тем лучше.

Наклонившись над мускулистой спиной, я держал руки на краях раны, заставляя мышцы воссоединиться, восстановить целостность…

Я не врач. Это была импровизация, и странно, что она удалась. Но уж очень я перепугался, когда почувствовал, какой глубины был тонкий разрез, почти царапина. Что за когти у того мертвяка? Или не замеченное Винесом оружие?

Братец спал в моей кровати, окровавив ее. Завтра придется разбираться с кастеляншей из-за белья.

А где спать мне? В Школе еще не начали топить, хотя на дворе начало ноября, и который день снег. На полу спать совсем не хочется. Может, пойти к деду в кабинет? Если не заперто, - а он обычно не закрывает, - я смогу устроиться на диване.

Ругаясь на чем свет стоит, я брел по ночной Школе. Дежурный давно уже не трогал меня, зная, что я часто хожу ночью к ректору. Да он и спал, кажется: даже голову не поднял при моем появлении. Понятно, почему явление раненого Винеса не вызвало шума.

Я становлюсь излишне эмоциональным, сказал я себе. Бери пример с отца. Вот кто лишний раз глазом не моргнет.

Толкнув дверь и с удовлетворением убедившись, что она открыта, я бесшумно пробрался к дивану и радостно плюхнулся на него. И тут же соскочил: на диване кто-то спал!

Уже не спал.

Вспыхнул яркий белый свет. Жмурясь и прикрываясь рукой, я разглядел Эмира.

–Мирэн знает что, - сказал он безмятежно. - Почему ты не у себя?

–Хм, - сказал и я, пытаясь выглядеть таким же спокойным. Однако меня трясло. - В моей постели спит Винес.

–Сколько времени? - спросил он, вставая. Он, как и я, спал почти не раздеваясь.

–Часов семь, - прикинул я.

–Что случилось, расскажешь по дороге, - бросил он через плечо.

Пришлось мне тащиться обратно, гадая, как он угадал, что что-то случилось. Я ведь не сказал, что братец ранен?

Братец дышал ровно, что меня порадовало. Эмир, подойдя и держа над его голой спиной белый огонек в ладони, тихо засмеялся. Я подошел, удивляясь, что Винес не накрылся одеялом, в келье было холодно.

–Потому что ты ввел его в транс, да так и оставил, - бросил отец через плечо. - Убери-ка.

Я послушно прошуршал над Винесом мыслями. Эмир заботливо прикрыл его моим одеялом, после чего вышел, поманив меня.

Пожав плечами, я еще раз проделал путь от монастыря до четвертого этажа Замка. Я устал и хотел спать.

Когда мы пришли, дед сидел в своем кресле перед горящим камином и пил горячий чай.

–Мы тебя разбудили, дед? - виновато воскликнул я.

–Нет, я рано встаю, - благожелательно откликнулся Арбин.

Да, пожалуй, человек, которого будят раньше, чем он планировал встать, вряд ли был бы так доброжелателен к разбудившим его.

–А я думал, это мы тебя разбудили, - пробормотал я, с вожделением глядя в сторону дивана.

–Ты слишком много думаешь, Юхас, - заметил дед. - Разбудил ты не меня. И на лежбище можешь не смотреть. Садись ближе и рассказывай, зачем сдернул отца с постели.

Арбин элегантно послал большую чашку с чаем мне и маленькую с кофе - Эмиру. Горячий горький аромат ударил в нос, вызвав легкую тошноту.

–Я бы, пожалуй, чего-нибудь съел, - вздохнул я, усаживаясь в кресло. Отец занял прекрасный диван, устроившись там весьма неплохо.

Дед наигранно сердито кинул мне тарелку с печеньем:

–До завтрака осталось совсем мало времени, мог бы и потерпеть.

–Угу, - проговорил я сквозь сладкую массу.

После завтрака мне позволили-таки поспать.

Я всегда знал, что тот, кто издает законы и правила, сам им не следует. Правда, эти нарушители - высшего класса, их еще попробуй уличить. Но все равно грустно.

Они вошли втроем, Мирэне, зверски похожие, легкая походка, улыбка.

Только это была иллюзия. Как только тяжелая дверь кабинета отгородила их от населенного коридора, стало видно, что Винес еле идет, а Арбин с Эмиром поддерживают его. Да, малосимпатичное зрелище.

Я подвинулся, и братца пристроили на диване, рядом со мной.

–Ну что, герой? - спросил я. - Как самочувствие?

–Хреново, - отозвался он, валясь на бок. - Но сил уступить тебе твою постель мне хватило.

–Предварительно извозив все белье в крови.

–Что ты называешь бельем? Те грязные тряпки? Скажи спасибо, теперь тебе их, наконец, поменяют.

–Спасибо, - сказал я. - Белье я менял два дня назад.

–Да? - деланно удивился Винес. - А я думал, два года. Скажи, где ты нашел столько грязи всего за два дня?

–Всего лишь позволил одному раненому родственнику поспать на своей кровати. А он даже сапоги не снял.

–Когда я тебя разбудил, ты спал в сапогах. Я подумал, что негоже нарушать правила, заведенные хозяином в его доме. Пришлось лечь в обуви.

–Хватит, - вклинился Эмир. - Юхас, закрой рот и дай поговорить старшим. Винес, почему ты не пришел ко мне?

–Это он-то старший? - пробормотал я.

–Во-первых, я не знал, что ты остался. Магистр Арбин так настойчиво гнал меня в город, что я грешным делом подумал, что вам надо поговорить, а времени мало. Во-вторых, Юхас так лихо разделался с первой тварью, что я решил, что он с ними знаком. И сможет подлечить меня с учетом этих знаний.

–Если бы ты чаще упражнялся в думании, у тебя бы лучше получалось, - беззлобно сказал дед из своего кресла. - И что, он тебя действительно подлечил? Не очень уверенно ты шел после этого лечения!

–Дед! - взвыл я.

Винес отреагировал на редкость невозмутимо.

–Во всяком случае, насколько я могу доверять своим ощущениям, хорошая рана на спине уже не болит. Значит, его лечение пошло мне на пользу.

–У тебя на спине нет ни раны, ни даже шрама, - строго заметил отец.

–Не придумал же я ее, - ворчливо отозвался Винес и перевернулся на живот. - Можешь посмотреть. От левого плеча к позвоночнику. Эта тварь меня облапила и чуть не разрезала пополам. Кто только выпускает на улицы нечисть с когтями на четверть метра?!

Эмир задрал Винесу рубашку и показал нам: чистая спина. Мы в молчании созерцали мелкие царапины, но той, большой, не было.

–Ну что, убедились? - глухо спросил братец, упираясь щекой.

–Прекрасная здоровая спина, - сказал дед. - И больше ничего.

–Не может быть! - братец попытался завернуть голову, чтобы осмотреть рану, которой не было, но у него не получилось. - Что за черт, куда она делась? Не приснилось же это мне?!

–Почему нет, - хохотнул старик, отворачиваясь и шевеля кочергой в камине.

–И Юхасу приснилось? - не сдавался Винес.

–Этот всю жизнь спит, - спокойно заметил дед. - Эмир, посмотри.

Отец сжал челюсти, уголок левого глаза у него дернулся; мне стало неприятно. Он подошел к Винесу, кивнул мне:

–Отойди подальше.

Я пожал плечами и отошел.

Сделав движение кистью, как будто стряхивает капельки воды, он положил ладонь Винесу под лопатку. Замер надолго. Потом встал, отошел, сел в кресло, немного побледневший, поглядел на деда, подвигал скулами.

–Рассечены мышцы до легкого. Легкое задето, но поверхностно, без расхождений. Срослось полностью, ткань восстановилась. Никаких следов, небольшой шок, остаточная память, да и та почти стерлась.

–Видал миндал? - почему-то мне заметил Винес, натягивая рубашку на спину и переворачиваясь на бок. - Иди садись, статуя непризнанности.

Отец махнул рукой, и я пристроился рядом с братом. Спасибо за лечение он мне так и не сказал.

Пока Эмир с Арбиным вполголоса обсуждали проведенную мной операцию, я подтянул колени к подбородку, положил голову на колени и задумался.

Вскоре мне стало скучно. Винес задремал, а отец с дедом перешли к обсуждению какого-то неизвестного мне деятеля. Я встал и тихо вышел.

Надоел мне этот семейно-бытовой роман, думал я, шагая пустынными коридорами. Уйти бы куда-нибудь подальше.

Вспомнился кабинет в коричнево-красных тонах и сладковатый запах жасмина. Уйти? От себя не уйдешь.

Сейчас вокруг меня разворачиваются эпохальные, можно сказать, события. В маленьком городке столько нечисти за полгода - это песен и сказок на сто лет. Я, между прочим, не кто-нибудь, а сын Высшего Мага Магической Лиги, выше которого только Мирэн и господь Бог. И что, меня это радует? Нисколько.

А должно. Значит, куда я ни уйди, так и болтаться мне по свету с унылой миной? Эх, почему Зеленая дверь в белой стене не меняет людей, даруя им радость жизни, радость от одного факта, что ты дышишь, ходишь, живешь?

Вот уж точно - метафора. Да еще глупая.

Преисполнившись святой злости на магистра Фрея, я вскинул голову и зашагал шире. Надо заняться мальчишками, чтобы к тому времени, как я отсюда уйду, они представляли собой что-то приличное с точки зрения запретной магии. "Пронесем знамя Запретной магии сквозь века!", - уже почти весело подумал я. Какой чушью мы все занимаемся, если посмотреть трезво, но зато как серьезно к этому подходят мальчишки! Какой азарт, какая целеустремленность! Эх, где мои семнадцать? В смысле, двадцать. Каких-то пять лет в высшем учебном заведении - и из веселого парня я превратился в зануду.

Я слишком много думаю.

Но и не думать не могу.

Комната была набита народом: десяток рыцарей и Линда с Оле. Меня ждали. И уже хотели отправиться на поиски.

–Сколько можно! - возмущалась Линда. - Почти полчаса мы тут торчим, а ты даже не торопишься!

–Э… - замялся я. - Непредвиденные обстоятельства. Пришлось задержаться у ректора.

–Гусь, - фыркнула Линда. - Двое суток дрых в наше законное тренировочное время, сегодня обещался быть как штык, а сам опаздывает!

Когда это я обещал? Не помню!

–Могу извиниться, - сказал я, чтобы прекратить выяснение отношений.

–Ты можешь! - хмыкнула черноглазка. - Такой важный урок, а ты опаздываешь.

–Извини, пожалуйста! - громко и четко произнес я. - И, может, закроем тему?

–Идем, - кивнула тетка.

Мы намотали на головы шарфы и капюшоны и вышли в сад. Днем снег подтаял на солнце, к вечеру подморозило, и ноги местами скользили.

После того как мы перебрались через стену (сумерничало), ко мне подобрался Роман и тихонько поинтересовался, с какого измерения мы начнем.

–С какого измерения? - не понял я.

–Ну, ты же сказал, что мы сегодня начнем учиться ходить по измерениям?

–Я сказал? Когда?

Я был так искренне удивлен, что юноша отошел от меня, растерявшись.

Я поймал его за рукав:

–Нет, постой. Когда это я сказал такую глупость?

Долгие эмоциональные разбирательства позволили выяснить, что вчера, чтобы отвязаться от пристающих ко мне, спящему, друзей, я обещал, что завтра научу их ходить по измерениям.

Все понятно: когда я хочу спать, я себя не контролирую.

Но почему я просто не послал их?

Быстро стемнело.

–Я не понимаю, какие могут быть измерения в темноте, - сказал я. - Это надо делать утром, по солнцу. Нет, ребята, простите, но ничего не выйдет.

Чтобы как-то остудить возмущения, я начал рассказывать им про странных тварей, появившихся в городе и нападающих… на Винеса? Интересная догадка. Два раза нечисть нападала именно на него, а наверняка был и первый раз…

–Юхас!

Простите, отвлекся.

–Что?

–Может, это опять Тики балуется?

–Вряд ли. Сильная и изощренная магия. Правда…

Необработанная, я бы сказал. Сырая. Ручной работы. Не определившийся почерк. Мирэне, это вполне мог быть Тики! Но… зачем?

Задумавшись, я растерял весь задор. Опять пошел снег, и, уставившись на его мягкие клочья на полах моей мантии, я думал, думал…

–А-а-а!!!

За воротник мне запустили снежок. От холода и неожиданности я подпрыгнул и закричал.

Развернувшись на лету, я остолбенел: все они стояли за мной со снегом в занесенных для броска руках.

–Огонь! - крикнула Линда, и я был облеплен одним залпом.

Это была великая снежная баталия: пятый курс против первого, трое против десяти.

К тому времени, когда издалека послышались звуки колокола к ужину, мы промокли чуть ли не насквозь. Разгоряченные, мокрые, мы побежали обратно, смеясь друг над другом.

Переполох в Школе мы заметили издалека. По саду бегали люди с фонарями и кричали.

У того места, где мы обычно перелезали, дежурил Пери Умник, иногда неразборчиво взывая в темноту.

–Попали, - прошептал Кир. - Нас ищут.

Мы присели. Надо было срочно что-то делать, как-то выкручиваться. Интересно, они обошли уже весь сад? А соборы обыскали?

Среди первокурсников началась паника, мне с трудом удалось удержать их от стонов вслух. Такое нарушение!

–Рыцари, за мной - бегом! - приказал я. - Девчата, присмотрите сзади, чтобы все тихо и ровно! К заднему двору!

Оставалось надеяться, что искать их начали недавно.

Обежав часть стены, я остановил ребят у самого высокого ее места. Там находился заброшенный угол заднего двора и свалка.

–Ты что, как мы тут перелезем? - пытаясь отдышаться, спросила Линда.

–Тихо, - шикнул я. Я тоже запыхался, а мне требовалась масса сил. Выход за территорию Школы для первого курса - крупнейшее нарушение. За такое исключают. Значит, надо пробраться незамеченными.

Умру, подумал я. Если я смогу это сделать, то умру.

–Значит, так, - попытался объяснить я. - Всем молчать - это первое. Второе - молчать, пока я не разрешу говорить. Что бы ни произошло. Если вас по ту сторону застанет кто-нибудь из преподавателей, говорите, что играли в снежки. Кто первый попадет туда, тут же начинает лепить и кидать, чтобы было видно, что играли. Ясно?

–Но как мы туда попадем? - подал голос кто-то.

–Я сказал - молчать. Девчата, вы последние, будете меня поднимать, у меня сил не хватит.

Кажется, они поняли, потому что молча встали у стены. А я принялся осторожно левитировать мальчишек наверх.

Это оказалось значительно сложнее, чем я предполагал! Выше меня, конечно, сложно кого найти, но некоторые были немногим меня меньше. И все тяжелые.

Первыми внутрь попали Роман и Кир и тут же затеяли возню, слышно было отсюда. Поднимая Эрла, я велел передать им, чтобы они вели себя тише. Эрл кивнул, но был бледен.

–Высоты боишься? - догадался я.

Он только кивнул.

–Ну, Несудьба, - сказал я. - Закрой глаза.

Последнему я передал, чтобы играли, пока их не найдут. Объяснение? Заигрались, отношения выясняли, поспорили на что-нибудь, вот и не пошли на ужин. А мы пройдем через ворота, у нас разрешением есть.

После чего я обхватил девушек за шеи и повис на них. Они пошатнулись, но выпрямились, и мы пошли.

–Может, посидим, подождем, пока ты отдохнешь? - предложила Линда.

–Мы мокрые, если посидим, то замерзнем, - вздохнул я. - Простите, девчата, скоро я отойду и в ворота зайду сам. А вы уж, будьте добры, дотащите меня до них.

Оле молча пыхтела, и ее рыжие волосы разметались по темно-зеленому плащу. Я аккуратно шагал, стараясь не очень налегать на них. Они, конечно, сильные, но ведь девушки.

На входе нас поймал Олеф.

–Вы видели кого-нибудь с первого курса? - спросил он.

Мы дружно покачали головами.

–Юхас, тебя искал магистр Арбин, - Олеф вышел за ворота, оглядывая дорогу в поисках следов.

Мы быстро прошли в Школу.

Вдалеке еще мелькали огни. Добрались до мальчишек? Ладно, все потом, а сейчас - в теплую и сухую одежду!

–Спасибо, девчата, - прошептал я, вставая на ноги. - Дальше я сам.

В монастыре мы расстались: они пошли в башню, я проковылял по коридору в келью.

За мной в монастырь вломилась толпа первокурсников с радостными воплями, а следом шагал разгневанный дежурный, за ним Олеф что-то бубнил про предупреждения.

Я открыл дверь и впал в комнату. Быстро - насколько хватило сил - снял с себя все и свалился в кровать, дрожа. Не заболеть бы. И не уснуть бы.

Глаза закрылись сами.

Дед звал, надо идти.

Оказалось, что ректора посетила делегация горожан во главе с тем же начальником стражи. Делегация передала просьбу мэра о временном моем переселении в город для защиты его жителей от нечисти, которая нападала на горожан по ночам.

–Дом и зарплата. Маленькая, конечно, но для первого раза вполне достаточно. С голоду не умрешь. Опять же, в любой момент ты можешь прийти в Школу и тут поесть. У тебя сейчас нет никаких важных дел тут? Диплом написан, экзамен сдан, до защиты далеко.

–Ты меня отпускаешь?

–Да. Тебе будет полезно пожить одному и определиться с дальнейшей жизнью. Отец, конечно, всегда тебя пристроит куда-нибудь, но хорошо бы самому.

–Он устроит, - не сдержал я сарказма. - Но, конечно, самому лучше. Значительно.

Дед вздохнул и позволил мне сесть.

–Пойдем, посидим. Чаю выпьем? - он был невесел, морщины как-то стали глубже. Старый он, понял я.

Мы сели друг напротив друга, как обычно, вытянув ноги под кресла другого, дежурно пошутив по поводу наследственно длинных (и тощих, заметил дед) ног.

–Зря ты так про отца, - сказал, наконец, Арбин. - Он… ты знаешь, он переживает, что у вас не сложились отношения…

–Ну да, после того как Подлиза ему рассказал, - с горечью отозвался я.

–Кто? - не понял дед.

Я смутился:

–Это мы так Винеса называем.

Старик Арбин помолчал.

–Хорошо. Может, ты прав в чем-то. Но знаешь, ему сейчас очень трудно. В последнее время ему пришлось узнать много нового и… неприятного. И… Ты должен понять, ты знаешь, что это такое. Он… он снял все защиты.

Дед замолчал, и я молчал. Что тут можно сказать? Куда деть многолетнюю обиду? Да, я прекрасно знал, что это такое! И каково Эмиру сейчас приходится. Тяжело, невыносимо больно. Но… но что?

Я вспомнил старую историю. Было мне тогда лет семь. Или десять. Или двенадцать? Нет, вряд ли. Я спасал какое-то захудалое королевство от гражданской войны или переворота, не помню точно. И ради чужих людей я готов был пожертвовать жизнью. Еле жив остался! А теперь не хочу ради родного отца пожертвовать душевным спокойствием? Что значит застарелая обида!

–Завтра утром подойди к ратуше, - в конце концов, промолвил дед. - Тебя встретят. Сразу после завтрака.

–Так сразу?

–Тянуть ни к чему. Соберись, пока осталось время.

–Ладно, - не стал я спорить.

Через неделю, когда Эмир придет на очередную лекцию по законам Лиги, я к нему подойду. Сказать не скажу, но, может…

Мы еще долго сидели, подставляя огню то одну руку, то другую, пили чай чашку за чашкой, болтали о каких-то пустяках.

Итак, начинается жизнь, думал я, шагая по хрустящему снегу. Вот она, свобода, вот оно, одиночество! Вот оно!

Странное ощущение - жить настоящим. Хочется как можно больше запомнить и увидеть. Яркое солнце и блеск белейшего снега, из которого торчат в разные стороны то руки кустов, то спины камней. Вдалеке - забор черного леса, из-за него чуть виднеются крыши башенок, в синем воздухе болтается малюсенький флажок, четкий, как вырезанный из цветной бумаги. И - острота морозного воздуха режет горло, свежесть, какая прохладная свежесть внутри! Чем пахнет снег и зимний день? Как будто льдинки вдыхаешь!

На замотанном по самый нос шарфе осел иней, щекоча губы. За спиной перекрикивались второкурсники на зарядке, снег под ногами хрустел, как бумага, и стоило жить, и работать стоило.

От ратуши, где на меня собралась поглазеть толпа, меня проводили с почетом в мое новое жилище. Лачужка в тупичке, но после монастырской кельи здесь казалось просторно: отдельная спаленка и нечто вроде гостиной с камином, диваном и креслом. Малюсенькая кухня отгорожена от коридорчика фанерной перегородкой.

Зато - мое! И здесь можно колдовать сколько угодно!

Начальник стражи вкупе со своим животом торжественно вручил мне ключи от ветхой двери, после чего просил хранить жизнь и имущество горожан. В заключение сказал и дельное слово - намекнул на ночные обходы. Ну что ж, ночью так ночью. Хорошо, что не надо под утро тащиться в гору за три километра, чтобы поспать.

Когда последние любопытные ушли, я стал наводить порядок в лачужке. Первым делом наколдовал веник и вымел весь домишко.

Много времени это не отняло, зато стало легче дышать. После густого апельсинового запаха пыль, затхлость неприятно кололи нос.

Потом я натаскал со двора дров, в изобилии сложенных в поленницу под навесом, и развел огонь в камине в гостиной и в спальне. Пусть хоть немного прогреется, а то холод в доме - как на улице, не раздеться.

Когда через полчаса под треск и шипение большого огня я закончил вытирать пыль, в домике стало почти уютно. Я наколдовал медный чайник, пузатый, как у Арбина, и поставил греться. После чего опустил усталое тело в кресло.

И как только женщины умудряются целый день заниматься наведением порядка? Я полдня махал веником с тряпкой - и плохо держусь на ногах. Все, пора отдохнуть, ночью идем на охоту.

Кстати, я бы поел. Есть ли тут еда? Или сходить на последние деньги в ближайшую таверну?

Вставать было лень. И я так и сидел, согревшийся и разомлевший, с полчаса.

Стук.

Кто пришел? Зачем?

Безжалостно вырванный из сладкой дремы, я вскочил и бросился к дверям.

–Тики? Ты как здесь?

Глаза у мальчишки горели:

–Здесь есть чердак!

–Разве? - удивился я. - Где? Зачем тебе чердак?

Оказывается, в кухне, куда я еще не заходил, за печкой стояла приставная лестница, которая действительно вела на чердак.

Тики пулей взлетел по ней и скрылся.

Я хотел последовать за ним, но, услышав, как он там расчихался, передумал.

–Слезай! - крикнул я.

Из отверстия показалась взлохмаченная голова:

–Я здесь буду жить!

–Да? Вот новость, - скептически пробормотал я. А вслух велел:

–Не раньше, чем ты выметешь оттуда всю пыль. И вообще приберешься.

–Юхас, ты что, не хочешь посмотреть, что здесь есть? - спросил он.

–Не очень.

Голова исчезла на редкость радостно. Что же там такое, что могло заинтересовать юного волшебника? Что может быть на чердаке, кроме оставшихся после старого хозяина вещей? Ничего более. Что же тогда могло…

А кто был прошлым хозяином этого дома?! Мысль мелькнула, как озарение.

Я одним прыжком оказался наверху.

Скаты крыши заставили меня пригнуть голову. На чердаке царила полутьма, прорезаемая лезвиями света. Дыры, подумалось мне, пока я отыскивал глазами мальчишку, надо будет починить, иначе по весне меня зальет.

Пыль стояла столбами, подсвечиваемая солнцем. А здесь ничего, понял я. Я бы тоже здесь пожил, будь я мальчишкой.

Маленький чердачок, где нельзя выпрямиться, голые почерневшие от старости и сырости доски, в которые упираешься макушкой, горы хлама, покрытые пылью, мусором, паутиной, а прямо передо мной - маленькое квадратное окошко, сквозь которое солнце влезло и разлеглось передо мной пыльным листом. Пыль, пыль…

Я чихнул.

–Юхас!! - завопил у меня за спиной Тики, так что я подпрыгнул от неожиданности. - Смотри сюда!

Я развернулся в прыжке. Мальчишка держал в руках старую клетку, сквозь частые ржавые прутья можно было разглядеть что-то мертвое внутри.

–Брось! - крикнул я.

Он осторожно поставил клетку на пол.

–Ну что ты кричишь, - укоризненно сказал он. - Смотри, какие звери здесь жили. Кто это был?

Перешагнув через какие-то кучи, я присел на корточки, вглядываясь.

Когда-то гладкая кожа, теперь потертая, поеденная кем-то, по позвоночнику - ряд зубцеобразных наростов, из-под впалого брюшка торчит тощая лапка с черными острыми коготками. Что-то знакомое.

Тики протянул палец, чтобы потрогать тельце, но я резко ударил его по руке:

–Не тронь!

И осторожно поднял клетку.

–Пошли вниз. Кажется, сюрпризов здесь хватит надолго. И без меня сюда чтоб не лазал.

Будущий ученик обидчиво смотрел на меня снизу:

–Почему это?

–Потом объясню. Надо быстрее поставить клетку в огонь.

В его глазах загорелась знакомая искорка любопытства:

–Мы сожжем тело и развеем пепел? Это был карманный вампир?

Карманный вампир - это интересно.

–Пойдем, увидишь. Нам может крупно повезти.

Подбросив в камин больше дров, я поставил сверху клетку. Тики стоял рядом и ненасытно наблюдал за каждым моим движением.

А я отнюдь не чувствовал себя уверенно. Все мои знания об этих существах - если я не ошибся, конечно, ведь я видел их только на картинках - ограничивались двумя лекциями в курсе волшебных существ магистра Сехроба. И помнил я о них мало. Поэтому действовал исключительно по наитию и боялся сделать что-нибудь не так. Может, они давно мертвы? Конечно, я не слышал, чтобы они умирали, но столько пролежать на морозе? Тут кто угодно погибнет, не только огненное существо.

Огонь обнимал клетку, отплясывая по прутьям бешеный танец. Но то, что лежало внутри, не шевелилось.

Я схватил совок для угля, зачерпнул горсть и кинул сквозь прутья. Никакого результата.

Тики смотрел во все глаза:

–Что случиться?

Я вытер пот со лба. Лицо у меня раскраснелось от сидения перед огнем.

–Кажется, уже ничего. Жаль. Ну ладно, пошли дальше устраиваться.

Почти час мы разбирали один из углов чердака. У меня замерзли пальцы на руках и на ногах, Тики хлюпал красным носом и дрожал. Неотвратимо темнело, а мы не взяли с собой лампы. Тратить же волшебство на старую рухлядь не хотелось. Хотя мы нашли и некоторые предметы, могущие представлять интерес, особенно для тринадцатилетнего мальчишки.

Пока мы разминали замерзшие ноги, я услышал настойчивый стук.

–Кто еще? - гадал я, слетая с лестницы, как с горки.

Тики сползал следом в обнимку с чердачными трофеями.

Дверь тряслась от крепких ударов. Надо бы заменить дверь, подумал я, открывая, скоро от нее ничего не останется.

–Здравствуй, милый! - рыжее сияние от непокрытых волос принцессы не затмевало блеск ее улыбки. - Я принесла тебе поесть. - Она показала мне корзинку, которую держала в руках. - Что такое? Ты не рад? Или ты не один?

Я только пожал плечами, посторонившись, чтобы она могла войти. Девушка подозрительно сунула нос в коридор и наткнулась на Тики.

–Привет, ученик, - сказала она с облегчением и разочарованием одновременно. - Вы обедали?

–Нет! - радостно заложил меня ученик.

–Вот и прекрасно, сейчас я вас накормлю. Что за создания эти мужчины, нельзя оставить без присмотра ни на миг! Где тут у тебя кухня? И закрой дверь, напустил холода.

Я прикрыл дверь, а Тики пропустил ее в кухню.

–Колдовать здесь, надеюсь, не запрещается? - спросила Оле, скептически оглядев отгороженную от коридора каморку с малюсенькой плитой. - Идите, идите, не мешайте. Лучше пока что приготовьте стол.

И она выдвинула нас.

Мы с Тики, переглянувшись, улыбнулись. И отправились приводить в порядок потрескавшийся и шатающийся стол в углу. Мы совместными усилиями отлевитировали его в центр, поближе к огню, после чего долго пытались добиться, чтобы он стоял ровно.

Из-за дверей потянулся запах еды.

Оле постелила белоснежную скатерть, разложила ложки, ножи и вилки, расставила тонкий фарфор, салфетки, свечи, хлеб на тарелочке чуть ли не кружевом, после чего ловко и споро разлила суп. Тики смотрел на это несчастными глазами, кажется, пытался догадаться, зачем для одного обеда столько посуды; я, впрочем, тоже не очень понимал эти тонкости.

–Прошу к столу! -позвала она.

Мы с Тики накинулись на еду, потом застеснялись. Я чувствовал себя неловко, потому что Оле шла ко мне, а нашла Тики, он же никогда не ел из фарфоровой тарелки и смущался чуть не до слез.

Принцесса весело что-то рассказывала, пытаясь смягчить обстановку. Потом замолчала и надулась.

–Ну что же вы! - сказала она. - Что вы ничего не едите?

Бам-бам-бам!

Кто-то колотил в дверь кулаком?

Я кинулся открывать, пока моя хилая дверь не сломалась, но в дверь уже входил Винес:

–Да тут целая компания! А я-то хотел поболтать с тобой по-мужски за бутылкой приличного вина! А не того прокисшего яблочного сока.

–Я уже ухожу, - вскочила принцесса.

–Нет! - мы с братом вцепились ее с двух сторон.

–Прекрасные дамы украшают общество! Неужели ваше высочество хочет превратить замечательный вечер в пошлую холостяцкую вечеринку?

Оле махнула рукой и, сбегав на кухню, принесла еще один прибор:

–Садись, закуси, прежде чем наливать.

Винес раскланялся галантно, поцеловал ручку и принялся за еду с поразительным аппетитом.

–С утра не ел, - пояснил он спустя некоторое время. - Давай, Юхас, разливай.

Я взял бутылку - штопор Винес вытащил из кармана -…

–Какой запасливый, - фыркнула принцесса.

–А то, - кивнул он, заканчивая с супом и цепляя на вилку ломтик холодного мяса. - Юхас, не копайся.

…извлек пробку и оглянулся в поисках посуды.

–Опыта маловато, - суховато сказал я. - Куда наливать?

–Оно и видно, - улыбнулся Винес. - Ваше высочество, будь добра, подай трезвеннику бокалы.

Оле расставила передо мной прозрачные на высоких ножках бокалы, удивительно изящные.

–Мальчишке не наливать! - повысил голос Винес, увидев, что я разливаю во все.

–Почему? - заспорила Оле, но, увидев мрачность его взгляда, отступилась.

Теперь братец отрабатывал гипноз на мне. Я быстро прикинул, чей авторитет важнее, отца или учителя. И что мне даст спор с ним.

–Можно развести, - сказал я наконец. - Водой.

–Ладно, - поджал губы Подлиза. - Но чуть-чуть.

–Хорошо.

Я подмигнул Тики, который и так чувствовал себя неуютно среди свечей, перед сверкающей белизной скатертью.

–Твой первый бокал, - сказал я, подавая ему разведенное бдительным папашей вино. - Запоминай!

–Ну! - встал Винес. - За новоселье, что ли?

Мы чокнулись, выпили, закусили и продолжили еду уже веселее.

Первый раз мы пили своей компанией. И в этом что-то было. Иногда, бывало, выпадало выпить, но только со взрослыми. А теперь мы были совсем одни и могли делать, что хотим.

Тики подавился, и мы с хохотом стучали его по спине, а он отбивался. Потом Винес с Оле, перебивая друг друга, стали рассказывать какую-то известную им обоим историю, и каждый хотел рассказать по-своему. Получилось шумно и смешно.

Давно стемнело, огонь в камине почти погас, только горели свечи, мягким светом заливая стол. И голых деревянных стен было не видно в темноте. Я любовался улыбкой принцессы, ямочкой на обращенной ко мне щеке, блеском ее зеленоватых глаз, когда она быстро взглядывала на меня и тут же смущенно прятала глаза в полупустом бокале. Вино казалось черным; только если посмотреть сквозь него на огонь, внутри загоралась густая краснота, немного зловещая.

Мы смеялись, как ненормальные, над пошлой моряцкой историей из Винесовых запасов. И даже Тики разошелся, перестал таращиться в тарелку и смотрел на нас по очереди, подставив свечам живое худое лицо.

–Приходит домой - и сразу к шкафу…

Тук! Тук! Тук!

На пороге стояла разгневанная Линда, черные глаза ее были полны невыпущенных молний. Я на всякий случай пригнулся.

–Так вот вы где! - завопила она, хлопая дверями так, что домик затрясся. - Я ищу их по всей Школе, по лесу, а они тут веселятся! Пьют, мать их растак перемать!

–Линднелла, тут же дети! - подскочил Винес и кинулся к черноглазке. - Что ты себе позволяешь! - он нежно и умело обвил ее талию, хватая ее за руку и силой целуя. Перед обмякшей теткой появился бокал и изящная серебряная вилочка с ломтиком сыра. - Прошу вас, прекраснейшая!

–Ты сегодня в ударе, - сказал я ему, когда ему удалось посадить Линду за стол, и он плюхнулся между нею и мной на наколдованный стул.

Он хитро подмигнул:

–Учись обращаться с женщинами!

–Да пошел ты, - ответил я.

–Сам пошел, - не обиделся он. - Итак, следующий тост предлагаю за…

Туктуктуктуктук!

–Да что это такое? - не выдержал я.

–Ты никого больше не приглашал? -засмеялся Винес.

Я бросился к дверям.

Роман робко заглядывал внутрь:

–Я случайно проходил мимо…

Дикий хохот из комнаты заглушил окончание его слов.

–Тащи сюда их всех, мы сейчас раздвинем стол! - кричал братец. Я пожал плечами и раскрыл дверь пошире.

–Да я, собственно, один… - неуверенно произнес юноша, оглядываясь.

–Заходите, не вымораживайте помещение!

Из темноты стали выныривать застенчивые фигуры. Они стряхивали с капюшонов снег, снимали плащи, здоровались со мной смущенно и проходили в комнату, в которой вовсю распоряжался Винес:

–Заходи, давай, не стесняйся! Линда, душа моя, колдуй еще бокалов! Тики, не сиди, двигайся, дай и другим подсесть! Ваше высочество, накормите голодных! Нет, вина колдовать не надо, я сам!!! Юхас, где ты застрял?! Почему я развлекаю твоих гостей?

–Потому что у тебя хорошо получается, - сказал я, возвращаясь.

В маленькой комнатке стало тесно. Поначалу рыцари стеснялись обстановки и Винеса, но тот так уморительно рассказывал анекдоты и так заразительно смеялся сам, что ребята быстро оттаяли. А выпив, разошлись сами, заговорили в полный голос, что-то болтали и хохотали над шутками Винеса, подчас сальными.

Я не ожидал от братца. Не мог и подумать, что он душа компании, способен нормально веселиться.

Сам я тихо нашел под столом принцессину лапку и так и сидел, млея.

Тук! Тук! Тук!

А это кто? Кажется, свои уже все на месте?

–Сиди, я открою! - крикнул мне Винес и встал, но пошатнулся и плюхнулся обратно.

–Ладно уж, - сказал я и вышел в коридор.

Там стоял Арбин, улыбаясь.

–Э… - умно сказал я. - Дед?

–Решил, что лучше я посижу в веселой компании, чем снова слушать крики дежурных, потерявших целый курс, - с удовольствием выговорил хитрый старик. - Ну-ка, посмотрим, кто тут у нас?

Появление ректора поначалу повергло шумную компанию в мертвую тишину.

Но пьяные мальчишки долго не выдержали, да и Винес затянул разухабистую песню, его поддержал сам Арбин, и веселье покатило по новой.

Тук.тук.тук.

Я вышел и рванул дверь. Тут вариантов быть не могло.

Однако серьезный взгляд отца меня все же слегка отрезвил.

–Поговорить? - повторил я.

Но не успел ответить, как выскочил Винес и утащил Эмира в комнату. Оттуда я услышал его удивленное восклицание: Арбин! И радостное кудахтанье девчат.

–Налить Высшему Магу Магической Лиги! - надрывался братец.

Шум стоял такой, что я удивился только, как не прибежали соседи с другой улицы.

Я вошел и сел на свое место.

Сидели мы уже плечом к плечу, по двое на одном стуле. Линда фирменным стихотворением вызвала гитару, и Винес распевал в полный голос матросские песни, а Тики и девушки краснели. Первый курс, наоборот, радостно подхватывал самые непристойные строки.

Впрочем, братец с редкостным тактом подбирал свой репертуар, заметил я. Я посадил немного упирающуюся принцессу себе на колени и смотрел на мир из-за ее плеча, сквозь рыжую паутину. Я уткнулся носом в ее шею и вдыхал мягкий запах мяты и лимона.

Компания расслабилась, головы качались в такт песне или лежали на плечах соседей, изредка подносились к губам бокалы, без шумных тостов, глаза полузакрыты. Только Эмир с того конца стола смотрел на меня, открыто, спокойно, серьезно. Прядь седых волос съехала, прикрыв правую бровь.

Он смотрел… а я смущался и утыкался в золотистые кудряшки. Тонкие бледные губы его твердо сжаты, впалые щеки, длинный прямой нос, чуть сведенные к переносице брови, голова чуть наклонена вперед и влево…

Я не мог вынести его взгляда и прятал глаза. О чем он хотел со мной говорить? Я боялся открыться в этот момент, ведь Оле так близко, от нее так пахнет мятой и лимоном, она такая теплая, мягкая. Чувством наслаждения ее близостью я не хотел ни с кем делиться, даже с отцом. Потом, когда они уйдут, может быть…

"…Нам дворцов заманчивые своды

не заменят никогда свободы,

не заменят никогда свободы!…" - гремели рыцари.

Где-то далеко часы пробили полночь.

Эмир встал, подошел к Арбину, что-то ему шепнул, тот немного удивленно кивнул. Они обнялись, и Эмир вышел.

Я осторожно снял принцессу с колен и выскочил следом.

Отец уже открыл дверь.

Я остановился, не зная, как к нему обратиться. Эмиром называть не хотелось, а отцом - язык не поворачивался.

–Может, пойдем на кухню? - как-то глупо спросил я.

Он едва заметно улыбнулся - самым уголком губ.

–Мне пора.

–Ну… тогда… увидимся?

–Возможно. Бывай, Юхас. - он хлопнул меня по плечу и вышел.

Я видел, как он быстро и легко шагал прочь, и что-то мешало, что-то было не так. Надо было что-то сказать, крикнуть, сделать! Остановить его, признаться, что… что…

Он исчез вдалеке, растворился в темноте, и силуэт его стер падающий снег. Я скинул защиты и уловил отголосок его устремленных вперед шагов. Конечно, я люблю его… Но сказать? Не могу. Да и поздно. Даже эха его напряженных чувств я не мог уловить, сколько ни старался.

Я вернулся в комнату и обнаружил, что Арбин наводит порядок. Винес двигал на место стол, ребята собирали посуду, девчата складывали ее в корзинку, а Тики спал в кресле, привалившись к спинке, запрокинув голову и приоткрыв рот.

Я подошел и прикрыл его пледом. Потом помог шепотом ругающемуся Винесу убрать стол, занозив при этом руку. Пока Оле вытаскивала из меня занозу, Арбин засветил лампу, перенес мальчишку на кровать в спальню и выгнал первокурсников в коридор одеваться.

Всем в прихожей было не поместиться, поэтому мы с Винесом и девушками подождали, когда ребята выйдут на улицу, и только после этого смогли одеться сами.

Девушки накручивали шарфы, а мы с братцем дежурно переругивались:

–Сам неси эту корзину!

–Ты притащил столько вина, ты и уноси бутылки!

–Я нес вино, и будет справедливо, если ты унесешь бутылки!

–Я понесу посуду!

–Да разбей ты ее!

–Сам разбей!

Я еле успел удержать Винеса, чтобы он не кинул корзинку с фарфором на каменный пол.

–Я имел в виду бутылки, дурья твоя башка!

–Сам дурак, - не отставал пьяный Винес.

–Ну, вы идете? - позвала Линда, притоптывая на морозе сапожками. Оле прикрывала щеку шарфом от ветра, еще дальше толпились рыцари, над ними возвышался Арбин, и его борода развевалась на ветру.

–Что, холодно? - спросил я.

–Еще как! - дружно ответили мне.

Я вздохнул и, выйдя последним, запер дверь. В голове постепенно прояснялось, окружающее обретало четкость, выступая из плавающей однородной реальности. Мир проступал сквозь опьянение. Когда пьян, то все одинаково. Теперь и звезды проступали из-под гонимых ветром облаков, и я их видел, и они кололи глаза.

Винес шел впереди и травил души мальчишек пиратскими байками. Они шли за ним, как дети за Крысоловом, раскрыв рты.

Следом шагали подружки, обнявшись и о чем-то шепчась, иногда оглядываясь на меня и заливаясь смехом.

Мы с дедом понемногу отстали.

–Ты поговорил с отцом?

–Нет, не успел.

–Жаль.

–А что?

Арбин был мрачен.

–Нескоро вы теперь увидитесь. Если вообще Господь сподобит.

–Что такое? - заволновался я.

–Держи, - он вытащил из кармана плотный лист, квадрат со стороной в две трети ладони. Я с замиранием сердца взял его.

На меня глянули серьезные серые глаза; такой же легкий наклон головы влево и чуть вперед, сжатые тонкие губы, седая прядь сползает на бровь. "Сыну от отца", размашисто стояло на другой стороне. Без подписи.

Я вспомнил конец одной детской книжки. Отлетающий медальон, сверкнувшая золотой молнией цепочка и пронзительная тоска - неужели все?!

Дикий вопль не выпустил предательскую слезу.

Я вскинул голову и увидел, что со всех сторон на нас движется нечто. Безумные существа из пьяного бреда больного волшебника, приплясывая, окружали нас. Все, что я успел уловить, - скрюченные гротескные силуэты. К крику Винеса прибавились вопли мальчишек.

–Боже! - сказал дед, зачарованно глядя на их ни на что не похожий танец.

Винес выхватил из посоха клинок и встал в позицию. Первокурсники испуганно сбились в кучу, девчата стояли, оглядываясь, раскрыв рты.

Я был испуган и растерян. Что за бред? - это была моя единственная мысль. Что за бред, откуда такое могло взяться, этого нет ни в одном учебнике демонологии!

–Женщин в центр! - крикнул я, наконец, когда бред приблизился настолько, что стало возможным разглядеть поразительное их безобразие. Меня затошнило от некоторых выразительных деталей. - Кольцевая оборона! Винеса тоже в центр!

Сработала мышечная память, наверное. Потому что лица мальчишек выражали такой ужас, при котором невозможно ни одно сознательное действие. Кто-то затолкал рвущегося в бой моего брата за спины первокурсников, к девушкам. Они от моего знакомого возгласа немного пришли в себя и держали братца за руки, пока ребята быстро группировались, плечом к плечу, взяв в круг и меня с дедом.

Мгновение подумав, я плечом вжал деда в центр. Он не сопротивлялся и с интересом следил как за нами, так и за окружающими нас.

Я чувствовал, как дрожит прижавшийся ко мне слева Муся, как спокоен стоящий справа Эрл. Я оглянулся. С той стороны круг возглавлял Роман, значит, все нормально.

Боевая позиция привела в чувство рыцарей.

–Ребята, держим оборону. Никого наружу не выпускать! Роман, ты за главного, если что.

Только теперь я позволил себе разглядеть то, что плясало вокруг нас. Приходилось постоянно сглатывать и всячески сдерживаться. Мусю тоже сотрясали рвотные судороги, однако он держался. Молодец.

Какие-то они призрачные? Но омерзительные, что не хочется разглядывать.

Они молчали, что пугало, совершенно бесшумно они выделывали такие прыжки, тряся наростами, что голова кружилась.

–Это галлюцинации, Юхас, - раздался сзади голос Арбина. - Или нечто в этом роде. Они нематериальны, но опасны. Могут загипнотизировать или просто свести с ума.

–Закрыть глаза! - крикнул я.

Большинство послушалось. Только ругался Винес да дед что-то бормотал.

Я не думал: был не в состоянии, но надо было что-то срочно делать. Перед глазами начинало плыть, улица за спинами галлюцинаций сливалась в цветные пятна. Тошнило все сильнее, как будто я перекружился на карусели. Я уже с трудом удерживал голову.

–Что делать? - спросил я Арбина. - Мне плохо.

Эрл и Мусяк, не сговариваясь, подперли меня плечами, когда я пошатнулся. Я потряс головой. Не помогало.

–Надо бы привести в чувство его хозяина, - задумчиво сказал дед.

–Как?!

Ответа не последовало.

Какая-то наглая тварь ткнула перекрученным пальцем мне в лицо, и перед глазами полыхнула, взрываясь, радужная волна. Потом снова появилась черная улица с молчаливо выплясывающими полупрозрачными существами.

Ткнувшая меня тварь получила от Винеса посохом через наши головы, но дерево прошло сквозь уродливую морду. Винес едва удержался на ногах.

–Я же сказал, что это галлюцинации, - кротко заметил сзади Арбин.

–Может, закрыть глаза и просто пройти сквозь них? - предположил кто-то из ребят.

–Неизвестно, насколько это безопасно - лезть в середину заклинания, - возразил дед.

Я пытался нащупать, откуда растет скачущий образ. Ничего знакомого, кроме ощущения той же недоделанности, непрофессионализма, невыработанности стиля… и в то же время - сила, фантазия! Больная, по всей видимости.

Но если у тварей был канал связи, то здесь - ничего. Хозяин, кем бы он ни был, не контролировал свои сны.

Сны? Вполне возможно! Они не говорят, во сне тоже обычно все слова воспринимаешь сразу в голове, а не ухом, значит, сны?

Что это меняет? Что-то меняет, дайте только сообразить, вспомнить. Разбудить, но кого, как? Изменить сон? Опять же как? Ведь не руками!

Я сосредоточился и попробовал отодвинуть границу безумных плясок. А то они прыгали уже по нашим ногам и собирались залезть на головы, не меньше.

Ноги освободились, но голова заболела, как будто великан проверял ее на спелость… Знакомое ощущение, откуда я его знаю?

Я отодвигал гадостных плясунов дальше, дальше… в глазах мелькают белые точки… голова кружится…

Да, когда я вернулся от Псоя! Мы сидели у деда в кабинете, у Эмира дергался глаз, у меня было наваждение, я вспомнил запах жасмина. Что мне это дает? Отец положил ладонь мне на затылок, и наваждение прошло. А сейчас?

Я глянул на портрет. На миг замерла пляска: я ее не видел. Строгий холодный взгляд на миг протрезвил меня.

Мирэне, толку-то?!

Я посмотрел на улицу сквозь гадость.

Стало легче, но мельтешение мешало. Я сосредоточился на темных домах, пытаясь разглядеть детали. Опасно или нет, а надо выбираться отсюда. С боем не прорваться, но если не обращать внимания?

–Попробуйте не смотреть на них, не концентрироваться, - предложил я. - Просто не обращайте внимания. Смотрите на что-нибудь сквозь них. Тогда ваше сознание перестанет воспринимать их как что-то реальное, и вреда от прохождение через них будет меньше. Это реально, дед? - я оглянулся.

–Это возможно, - кивнул старик. Потом скинул капюшон. - Если удастся выйти из круга, я попробую применить одну маленькую штучку…

–А почему не сейчас? - не сдержался я.

–Не паникуй, - строго ответил дед. - Потому что тогда и вас заденет.

–Чем твой способ отличается от простого закрытия глаз? - спросил Винес.

–Понятия не имею, - ответил я честно. - Просто с закрытыми глазами хорошо разыгрывается фантазия. А когда ты перестаешь их отчетливо видеть, твое сознание придает им меньше внимания. Понимаешь? Когда ты не хочешь о чем-то думать, ты думаешь об этом все больше и больше, запрещенные мысли сами лезут в голову. А если ты концентрируешься на чем-то другом, направляя энергию не на то, чтобы не думать, а на то, чтобы думать о другом… Чувствуешь разницу?

–Примерно, - сказал Винес. - Ну, смотри, братец, если ты нас загубишь своими теориями…

–Может, постоять здесь до утра, пока хозяин этого безобразия не проснется? - подала голос Оле.

–Молодец, девочка! Единственная по-настоящему здравая мысль, прозвучавшая нынче, - тепло заметил Арбин. - Только, согласись, как-то неприятно торчать тут всю ночь. Посмешище.

–Сражаться с галлюцинациями - тоже смешно, - с горечью заметил Винес. - Так что, все открывают глаза и пялятся сквозь эту гадость?

–Мы не сражаемся с ними, а не обращаем на них внимания, - твердо сказал я. - Только так. И не сдвинемся с места, пока хоть один из нас боится этих снов разума.

–А куда идти? - скептически поинтересовалась Линда, открывая глаза.

–Вперед, - не подумав, ляпнул я.

–Ну-ну.

–Подумай еще раз, братец, - подбодрил Винес и вскрикнул:

–Эй, кто меня ущипнул?!

Я подумал еще раз.

–Бред какой-то, - вынужден я был согласиться вскоре. - Тогда самые крепкие встают вперед и идут, остальные по мере сил идут за ними. А те, сзади, пусть пляшут себе.

–А если они не дадут пройти через себя? - спросил кто-то.

Паникеры несчастные.

–Что они сделают? Они же нематериальны.

–Просто отступят…

–Достаточно на первое время, - сказал я, чтобы прекратить пустые разговоры. - Если что, подумаем по дороге.

Я чувствовал себя почти нормально. Голова не кружилась, только немного тяжести в затылке.

Я встал вперед и замолчал, следя за общими эмоциями. Страха почти не было, в основном, замешательство.

И мы пошли.

Один раз ударил колокол, и гул его далеко разнесся над равниной.

Мы шли. Я до боли в глазах вглядывался в конец улицы, в звезды, куда угодно, лишь бы не в эту безумную пляску… Нет, не то, не так… Просто вглядывался в мир, пытаясь увидеть и запомнить его черты, его лицо, движения… нет, только не движение… его неподвижность, молчаливость и неподвижность в заснеженном городе, черные руки улиц на белом одеяле, под черным небом, гулким, как колокол, но хрупким, колким, как осколки стекла, бокала, разбитого нами с принцессой на счастье, тайком ото всех, на каменный пол, со звоном, с тихим мгновением звона, мелькнувшим, едва долетевшим до слуха, осевшим на губах соленой остротой поцелуя…

Негромкий хлопок.

–Одно старое заклинание против ночных страхов, - небрежно сказал дед, поправляя рукава мантии.

Кажется, я пропустил что-то выдающееся, судя по выражению благоговейного восторга и ужаса на лицах рыцарей. Лица старшекурсников были спокойнее. Нет, сдержаннее. Жаль, я опять остался в стороне, увлекшись воспоминаниями.

–Что ж, Юхас, это была работа зрелого мага, - сказал дед как ни в чем не бывало, подхватывая меня под руку. - Проводи нас немного.

Я не понял, имел он в виду себя или меня?

Дойдя до ворот и распрощавшись со всеми, я понял, что веселье закончилось и начинается работа. Средней приятности, я бы сказал. Гулять ночью по улицам, зимой - никакого удовольствия. А значит, надо напрячься, натянуть капюшон до самого носа - и начать вышагивать.

Хорошо, что не надо кричать, что все спокойно.

Хотя есть у меня маленькое подозрение.

Наверняка сегодня не будет ничего. Скорее всего, на эту ночь неведомый шутник исчерпал запас шуток.

К тому же можно, не мудрствуя лукаво, обнаружить закономерность: нечисть проявляла к Винесу особый интерес. Не помню, сколько именно покусала тварь горожан, но то, что до братца она (он, оно?) пыталось добраться уже третий раз, - несомненно. И, пожалуй, даже больше трех. Иначе он вряд ли бы обеспокоился настолько, чтобы идти ко мне просить помощи.

Сегодня, конечно, он был мил. Но пришел не попить-поесть? С разговором пришел, да не удалось. Вино? Может, чтобы разговорить меня: в прошлый раз я с ним был неласков.

Беспокоился братец, еще как! И не только о Тики, о себе тоже.

Впрочем, это не мои проблемы, пусть сами выясняют отношения. Мое дело - научить мальчишку владеть собой настолько, чтобы он мог справиться с фокусами любой сложности. Если же у него есть отец, то пусть он жизни и учит.

Снег давно перестал падать, небо расчистилось, и резко похолодало. Что я только ни делал, чтобы согреться! Бегал, думал о неприятных вещах, совершал прыжки с переворотами на уровне второго этажа. Часов около пяти я наступил на горло собственной совести и ушел.

По дороге домой я сообразил, что надо было разделить ночные бдения на две части: с полуночи до двух, когда возвращаются запоздалые, и с пяти до семи, когда идут на работу самые ранние и возвращаются те, кто оставался до утра. Ведь не будет же нападающая на людей тварь шататься по городу тогда, когда все спят и на улицах пусто?

Я представил себе, как мы с нечистью прочесываем город с разных сторон, подпрыгивая от холода, и мне стало смешно.

Придя домой, я заглянул в спальню, нашел там разметавшегося во сне Тики. Прикрыл его одеялом кое-как, после чего пошел устраиваться на диване. Может, развести огонь в камине и пододвинуть диван поближе к нему? Нет, сил не осталось, да и тепло: дом прогрелся за день.

Я остановился. Прогрелся за день, но должен был вымерзнуть за ночь! Неужели?… Я бросился к камину.

По углям бегали струйки огня! Молчаливые, деловитые, без шипения и потрескивания.

Я подцепил кочергой клетку за кольцо и приподнял. Так и есть, на меня смотрят две недовольные красные мордочки, шипастые, зубастые, очень симпатичные. Намного симпатичнее, чем в книжке. Умные, я бы сказал, мордочки.

–Ну что, ребятки, ожили? - спросил я. Они смотрели на меня, не моргая. - Ничего, все будет хорошо, - я поворачивал клетку, пытаясь разглядеть пол саламандр. Если бы они расплодились, то можно было бы устроить целую систему отопления и не жаться к камину каждую ночь, не подкладывать в кровать грелку, не ходить по дому в шерстяных носках. - Как вам тут, нравится? Угля хватает?

Я бормотал скорее для себя, потому что они с людьми не общаются. Неизвестно даже, понимают ли меня. Правда, эти, кажется, понимали, что я говорю, но на ответ не собирались размениваться.

–Ладно-ладно, - сказал я и опустил клетку в угли, слегка ее закопав. - Грейтесь, обустраивайтесь. Живите, в общем. Клетка не тесная?

Я не был специалистом по разведению саламандр. Может, сходить к кастелянше в замок и спросить у нее? А вдруг окажется, что частным лицам нельзя держать этих волшебных зверей, и у меня их отберут? Нет уж. Пусть здесь остаются.

Только бы Тики не проболтался.

Ну да как-нибудь.

Сон, вытесненный возрождением саламандр, вернулся. Кое-как поддерживая веки - чтобы обо что-нибудь не споткнуться, - я добрел до дивана и заснул.

Второй день самостоятельной жизни начался с отвратительной ссоры: Тики, проспавшись, сунулся меня будить с утра. Я же, не разобравшись и, если честно, не соображая ничего - после трех часов сна! - на беднягу накричал. Когда меня будят, а я спал мало, я зверею. Пожалуй, это единственный случай, когда я абсолютно не способен себя контролировать, отсылаю всех без разбора.

Тики обиделся и собрался уйти, хлопнув дверью. Это хлопанье так ярко стояло у него в сознании, что я предслышал его, предощущал, как сотрясется моя лачуга. Я едва успел поймать мальчишку, когда он хватался за ручку входной двери и рвал ее на себя. Вернее, я поймал дверь, не дал ей открыться.

Все утро мы посвятили выяснению отношений, причем самым некрасивым образом: кричали друг на друга в голос. Он обзывал меня (от Винеса набрался?), обвинял в бесчувственности, я пытался довести до его сознания, что он-то спал всю ночь, а я в это время ходил по морозу! Это не повод для того, чтобы кричать на него, стоял на своем Тики. Но зато это повод, чтобы не будить меня, возражал я. Так я же не знал, защищался парень. Но ведь ты мог и сообразить, что я сюда за этим и приглашен, чтобы ночью, слышишь, ночью заниматься всякой ерундой! Почему ерундой, обиделся он. Потому что какой-то идиот балуется, а я из-за него не сплю по ночам, а теперь мне еще и с утра не дают поспать! Ну и спи, надулся Тики. Ты меня уже разбудил, сказал я, я теперь из-за наших криков два дня спать не смогу. Почему? Потому что терпеть не могу выяснений отношений. Почему? Потому что слишком ясно, ярко, четко, сильно чувствую и близко к сердцу принимаю всю ту временную злобу, которую в таких ссорах каждый стремится вылить на оппонента. Кого? Противника. А почему временная? Потому что на самом деле в жизни никто из ругающихся так не думает и не чувствует. Но моменты ссоры обида усиливает все неприятные чувства, вспоминаются старые обиды, недомолвки, все это взрывается в тебе, и ты от взрыва слепнешь и глохнешь, слышишь только свою обиду, свое неисполненное желание, тебе плохо, и хочется, чтобы и другому было так же плохо, а лучше, чтобы еще хуже, чтобы он почувствовал и понял, как тебе плохо. И ты начинаешь говорить самые неприятные слова, лишь бы побольнее ударить. Получается скверно. Ну да, подумав, согласился Тики. Прости. Не за что, сказал я. Давай займемся делами, раз ты меня все равно разбудил. Ты можешь еще поспать, а я пока тут посижу тихо, сказал он. Нет уж, сказал я. Я же сказал, что воспоминания о наших воплях не дадут мне уснуть. Любые острые ощущения сгоняют с меня сон. Так что не думай, что тебе удастся отвертеться от работы.

–Я и не думаю, - надул он губы.

–Вот и прекрасно. И вообще пойдешь сегодня со мной. Чтобы знал на будущее. А сейчас сходи и принеси воды.

–Почему я?

–Потому что я так сказал. И потому что я не знаю, где тут колодец.

Ворча под нос не хуже старика Арбина, мальчишка обмотался моим шарфом, как я ему велел, взял в руки ведро и скрылся.

Я задумчиво обходил домишку с тряпкой. Вытирать и мыть все заново мне не хотелось. Не так уж тут и грязно. Вчера ведь я все вымыл. Ладно, не буду сегодня ничего прибирать, завтра. А сейчас надо придумать завтрак и занятие для Тики. Будем считать, что я принял его в ученики официально.

Почти все занятия с Тики до этого дня были групповыми, то есть с первокурсниками. Теперь я займусь им основательно. Составить, наверное, надо программу? Схожу в замковую библиотеку и наберу учебников для первого курса… Нет, это он все будет учить, когда поступит в Школу, а сейчас чем заняться? Где бы достать программу средней школы? Я ее совсем не помню!

Тики вернулся, поставил ведро в кухне на скамейку.

–Давай умываться, - сказал я.

–Холодной? - удивился он.

–А ты какой обычно умываешься?

–Холодной, - смутился он.

–Так что за вопросы?

–Ну… я думал…

Я махнул рукой. Бедный мальчик, лишенный заботы и внимания в доме с больной, беспомощной матерью, думал, что у меня он улучшит образ жизни. Ну что поделаешь, если в тринадцать лет так важно, чтобы вода была теплая, а взрослые все разрешали?

–Грей себе воду, - сказал я. И пошел за пузырьком с бритвенным зельем, которым меня заботливо снабдила Линда. Ее моя щетина раздражала. Да ради Мирэна, мне не трудно.

Набрав в ковшик ледяной воды, я повертел пузырек в поисках инструкции. Нет. И как мне узнать, какое это зелье, быстрое или обычное? Если передержу, опять пойдет раздражение по щекам и подбородку. Ну, черноглазка, не могла подписать! Я в задумчивости почесал щетину…

Тики устроил маленький пожар, так как разогреть воду решил в деревянной миске.

–Тики! - сказал я ему строго. - Все, что можешь сделать без магии, делай без магии. Особенно дела по дому.

Он посмотрел на меня злыми глазами и пошел разжигать плиту.

–А где спички?

–Возьми углей в камине. Только клетку руками не трогай, она горячая, - бросил я, осторожно размазывая зелье по щекам.

–А ты откуда знаешь?

–Потрогай, если хочешь.

Он ушел в гостиную, откуда скоро донесся его изумленный радостно-испуганный вопль.

Выждав две минуты, я стал смывать белую пену водой с льдинками, постанывая. В Замке вода всегда теплая! Зачем героя изображаю? На ученика это не произвело, похоже, никакого воспитательного воздействия.

Я вытер лицо полотенцем, пошел в комнату.

Тики сидел перед камином и смотрел в клетку, не отрываясь.

–Кто это?

–Саламандры, - сказал я, подходя. - Руку покажи.

–А что такое? - спросил он, поджимая правую кисть.

–Ладно уж, давай, - хмуро потребовал я.

Не дождавшись, сел рядом и сам повернул сопротивляющуюся руку ладонью вверх. Так и есть, ожог, достаточно сильный. Видимо, схватил не клетку, а самого зверя.

Я сходил к мешку с вещами и, покопавшись, достал баночку с дедовой мазью. Густо нанес на ладонь мальчишке, завернул взятым там же бинтом. Подумал немного и подзатыльник решил не давать.

–Будешь умываться одной рукой. Иди на кухню, живо.

–Так нельзя говорить, - возразил он, вставая.

–Как-нибудь, - вздохнул я.

На тренировках он был собран и делал все, что скажут, с нужной скоростью. Теперь же приходилось повторять несколько раз, чтобы он хотя бы услышал, что я от него жду.

За здоровую руку я отвел его на кухню, кинул в печку горсть раскаленных углей, раздул огонь, поставил ведро на плиту. Тики вырывался и бормотал что-то про то, что он взрослый и все может делать сам.

–Оно и видно.

Я оставил его совершать умывание. Надо бы развести большой огонь в камине в гостиной, позавтракать, а потом продолжить разбирать чердак. Неизвестно, что еще вытащит Тики, если попадет туда без присмотра.

В Школе завтрак готовить не надо было. А тут - надо. А я не умею. Смешно.

Пришлось немного поколдовать.

Когда Тики с чистым лицом и мокрой челкой вернулся, я усадил его за стол, посмотрел, с каким аппетитом он уплетает бутерброды, и сам съел парочку. Потом мы два часа сидели на чердаке, замерзли и спустились вниз. Сделали себе еще по бутерброду, и я уложил ученика на диван релаксировать.

–Каждый день по полчаса минимум, - сказал я. - Не спать!

Сам я сел рядом, просматривая снесенные с чердака старые книги. Были там довольно интересные, были так себе.

–Защиты убери, - сказал я по возможности ровно, потому что он уже начинал дышать ровно и глубоко.

–Не хочу, - дернулся он. - У меня голова будет болеть.

–Я тоже уберу.

–Да? - он удивился, даже открыл глаза и приподнял голову, чтобы посмотреть на меня.

–Лежи, - сурово сказал я. - Да.

Читая какое-то пособие, наткнулся на такую запись на полях: "Магия - сродни искусству. Магия - это состояние души, порыв, который способен изменить мир. В каждое волшебство ты вкладываешь душу, каждое заклинание должно быть неповторимо и единственно в своем роде, только тогда ты достигнешь желаемого. Только истинный художник способен стать великим магом, только тот, кто не измеряет душу скупыми словами, а всю ее отдает, сливает себя и мир и создает тем нечто новое…". И ниже: "хорошо бы прекрасное…"

Я зачитал это вслух и добавил от себя:

–По-моему, хорошее объяснение, почему не стоит магией лишний раз пользоваться в быту. То же самое, что упоминать имя господа твоего всуе.

После положенных полчаса мы оделись и пошли в лес. Там мы встретили ребят с первого курса, мучающихся головной болью. Не всех: почти половина после вчерашнего проспала утренние занятия и была за то наказана.

У меня было странное чувство, что Тики еще рано учиться ходить по измерениям. Поэтому, отговорившись отсутствием остальных, я вновь отложил дело на неопределенный срок.

Занимались мы сегодня снами и галлюцинациями. Пока Тики релаксировал, я вычитал кое-что интересное, и теперь экспериментировал на рыцарях.

Они восприняли мои поиски с юношеским энтузиазмом, не поинтересовавшись, опасно ли это, разрешено ли? Я бы на их месте обязательно спросил. А так моя ответственность возрастает. Беру риск на себя, так сказать.

Но что остается делать? Вдруг им доведется столкнуться с дрянью вроде вчерашней, а никого из старших поблизости не окажется? Тем более что никто и на последующих курсах им не объяснит, что делать в таком случае, ведь сны и галлюцинации не входят в официальную программу. Разве что спецкурс кто догадается поставить, но то вряд ли.

Может, конечно, оказаться, что такого не повторится, и моя наука им в жизни не пригодится. Но ведь половина из того, что нам преподавали, даже большая часть, мне не нужна в нынешней работе. И вряд ли пригодится.

Значит, пусть себе учатся хоть чему-нибудь. Во-первых, все веселее, чем то, что им дают в Школе, во-вторых, какая никакая практика запретной магии. С этой магией хитро: не позанимаешься какое-то время - теряешь сноровку, стиль. Пусть будет.

Если честно, какая разница, какой иллюзией себя тешить, если эта иллюзия не приносит окружающим вреда?

Когда стемнело, я отправил мальчишек в Замок (не дай Мирэне, опять опоздают на ужин!), а сам с Тики отправился домой, готовиться к ночной работе. Хотя что там готовиться?

Нет, надо, надо. Подумать, насколько эффективны ночные простотакхождения. И замерзания.

Хорошо иметь домик, но работу надо сделать.

Правда, пока что, кажется, жалоб не поступало со стороны жителей. Значит ли это, что нападения закончились? А как объяснить то, что случилось ночью? Или ночные гости предпочитают магов? Это вероятно. Тогда и винесово беспокойство объяснимо, если он пришел к такому же выводу.

Но мне не нравился такой вывод. Не знаю, почему, но не нравился. Было в нем что-то… сложное.

По дороге Тики все же получил от меня подзатыльник, когда решил оправиться на дерево.

–Терпи. Такой мороз на улице! Отморозишь хозяйство, детей не будет.

–Ну и что, - зло пробормотал он.

–Это тебе сейчас все равно. А потом вспомнишь.

–Вспомню, - пообещал он.

–Прекрати, пожалуйста, демонстрировать мне свой характер, - попросил я. - Это неприятно. И не улучшит наши отношения. И еще на будущее: хороший взрослый - не тот, который тебе все разрешает.

–А какой? - исподлобья глянул мальчишка.

Я замолчал, а он не стал добиваться ответа.

Я раздумывал о том, что был не совсем прав. Тики просто дулся. Или нет?

Он опять закрылся, да и я после недолгих колебаний сделал то же. Вечно мы друг от друга отгораживаемся. А потом удивляемся, что нас не понимают.

Я вдруг ощутил сильное беспокойство. Куда ушел Эмир, что мы не скоро увидимся? Нескоро - это как? В ближайшую среду он читает законы Лиги первому курсу! Или нет? Надо бы завтра сходить к деду и узнать подробности.

И, пожалуй, снять дурацкие защиты. Разве что чуть-чуть оставить, чтобы мысли окружающих в голову не лезли. Не буду повторять ошибок отца.

Хотя тут и ситуация другая, и участники другие. И голова у меня все равно будет болеть.

Ну и Мирэн с ней, в конце концов. Мне не привыкать.

Нет, но что он все-таки от меня прячет, этот уже не ребенок? В тринадцать лет все лукьяненковские мальчишки уже взрослые. А этот все играет. Да, чтобы воспитывать детей по системе старика Арбина, надо обладать нечеловеческой выдержкой!

Когда мы пришли, я решился для пробы снять защиты на один вечер, посмотреть, как выдержу.

Попробовал. Голова побаливает, но терпимо. Так, всего лишь заставляет забыть о невыносимой легкости бытия.

До полуночи мы читали разные книжки. Вернее, я читал разные, а Тики нашел у меня (как попал сюда эта книга?) "Лабиринт" и погрузился в него. Читал он медленно, но увлеченно.

Я с некоторым раздражением слушал редкие хихиканья. Что он в нем нашел? Впрочем, помнится, я поначалу тоже смеялся. Только быстро приелось.

Я считал удары гудящего колокола. Еще одиннадцать.

Тики захлопнул книжку и сказал:

–Неправильно это.

–Что именно? - оторвался я от любопытного описания местных трав. Летом надо будет сходить пособирать, и ребят привлечь. - Что неправильно?

Тики весь горел негодованием:

–Все неправильно! Что это он… врет все?

–Да где же врет? - не выдержал я и засмеялся.

–Ну… везде.

Я чувствовал, что слов подходящих ему не найти, но возмущение так его распирало, что вылезало невнятными звуками.

–Ладно, - сказал я и отобрал книгу.

–Так не бывает, что все так хорошо, - придумал, наконец, Тики.

–Почему нет? - не удивился я. Я и сам так думаю, если честно.

–Жизнь научила.

Я фыркнул.

–Жизни у тебя, милый, пока что не было, - сказал я ему. - Она у тебя впереди. И еще научит по полной программе.

Он отвернулся, обиженный, и подсел к камину разглядывать, как по клетке мечутся саламандры.

Огонь в камине и две свечи на столе - вот и все освещение. Света было достаточно, чтобы читать, а свечи придавали комнате уют, совсем не то, что резкий магический свет в Школе.

Ну, вот и двенадцать бьет. Пора идти.

Тики зевал. Ничего удивительного, в восемь мы с ним встали, да еще тренировка. Я сам держался на чистом энтузиазме. Кружилась голова, поташнивало. Когда резко приходилось поворачивать голову, перед глазами вспыхивал вихрь белых мушек. Впрочем, если идти ровно…

Мы оделись теплее: морозило. Из тупичка, в котором спряталась наша лачужка, вышли молча. Стояла удивительная зимняя тишина, прозрачная, наполняемая сухим хрустом снега, и этот издаваемый ногами звук казался частью тишины. Как будто мы вошли в огромный шар черного хрусталя, и в нем невозможны другие звуки, кроме хруста, и хруст есть сама тишина.

Фонарей на улицах не было. Однако и темно не было: лунный свет и белый снег подсвечивали глубокую черноту, делая ее синей. Иногда улицу резала желтая, как масло, полоса - приоткрытая дверь кабака или таверны. Через них мы быстро проходили, возвращаясь в агатово-опаловый мир, во власть призраков и наваждений, белесых, мерцающих, загадочных.

Я так видел. Когда мы отошли достаточно далеко от дома и я снял защиты, как одежду, до последней, то ощутил иное - Тикино: черные резкие тени, в которых притаились еще более черные, в любой момент готовые выпрыгнуть и схватить, напряженно ждущие, когда он приблизится, ослабит внимание и отвернется, тогда они как выскочат!, вцепятся, начнут рвать зубами и длинными когтями. И шел Тики напряженно, прижимая голову к плечам, не оглядываясь, как будто, если он не будет видеть угрожающих ему тварей, они его тоже не увидят.

Я осторожно положил ему руку на плечо, но он все равно вздрогнул.

–Убери защиты, - посоветовал я. - Ты почувствуешь опасность, когда она будет далеко, и успеешь отреагировать обдуманно.

Он только замотал головой. Ладно, мое дело предложить.

В этот раз на нас ничего не напало. Мы вернулись замерзшие, я загнал Тики в кресло перед камином, чтобы он отогрел ноги, перед тем как идти в кровать. Он там и уснул.

Я сидел рядом и пил крепчайший чай Не помогало.

Держался я чудом, чуть не спал на хо… сидя.

Когда я в очередной раз очнулся оттого, что моя голова дернулась, падая на грудь, я понял, что следующим разом я упаду сам, но не проснусь.

Тогда я встал, призвав все возможные доводы разных областей моей нравственной деятельности, вроде совести, воли, чувства долга и им подобных, с некоторым трудом поднял Тики (скоро дорастет до меня!) и унес его в спальню.

Пора обдумать вопрос размещения, посетила меня светлая мысль: ученик спит в кровати, в то время как его учитель, и не только его, между прочим, вынужден проводить свои редкие часы сна на диване без простыней! То ли поставить вторую кровать, то ли отправить Тики домой, то ли превратить диван в нормальное, достойное меня ложе.

Кстати, известил ли Тики мать, где он проводит вторую ночь? Я ведь пока не могу официально назвать его учеником, я еще не закончил Школу.

Так, завтра еще и этот вопрос разобрать. Записать, что ли, чтобы не забыть? Я поискал чистую бумажку и огрызок пера.

Значит, деда спросить про отца, Тики - про разрешение, Винеса - про первые нападения, о которых ему известно, с тем же вопросом подойти к начальнику городской стражи, Рыженькую спросить… э, нет, она сама меня очень скоро спросит! Встречаться в моей келье в Замке, кажется, спокойнее, чем в отдельном домике! Одно свидание уже не удалось, потому что переросло в неуправляемую общественную пьянку. А жаль, очень, очень жаль, судя по началу, могло произойти что-нибудь весьма интересное…

Так, время, вспомнил я, отрываясь от сладких видений и от диванного валика. Пора, где мой плащ?

У меня были соображения. Если опять будут галлюцинации, я их изучу, насколько хватит чувствительности.

Я, правда, сомневался, что удастся узнать что-нибудь конкретное, но надо попробовать разобраться в происходящем. Откуда призраки, почему призраки? Они чьи-то или сами по себе? Имеют ли они какое-то отношение к зомбеобразным тварям? Я подозревал, что имеют. Но какое? Почему иногда это вполне материальные существа, а иногда - совершенно не? О материальности напавшей на Винеса твари я готов был свидетельствовать перед самим Мирэном. Или массовые галлюцинации являлись случайностью?

Призрачные танцы не заставили себя долго ждать. Я так устал, что сел и сидел на рыночной площади на чем-то выступающем из снега и холодном.

Они появились издалека и прыгали странно. Не угрожающе. У меня вообще не было уверенности, что они пляшут для меня. Кажется, вглядывался я, они заинтересовались кем-то другим.

Потом я подумал, что они сами для себя танцуют. Их движения были хаотичными и ненаправленными.

Я замер, сполз на землю, прислонившись спиной к тому выступающему, и закрыл глаза. И начал сливаться с миром. Проникать в его тонкие ткани, в которых странные танцующие существа были более материальными, чем я в этом.

Они выделывали прыжки слишком далеко, чтобы я мог их разглядеть. А было интересно, тут они так же смешны, как там? Заяц с четырьмя лапами на спине помимо обычных. Нечто, облепленное внутренностями, но с виду напоминающее волка. Кажется, это и был волк, вывернутый наизнанку. Беснующаяся сама по себе шуба. Еще уродцы, которых мне не удалось рассмотреть…

Потом начались сцены; кто кого и почему догонял, резал и размазывал внутренности по миру, я не понимал. Ясно было, что хозяину снится настоящий кошмар. Что там дед применил вчера? Вот пригодилось бы!

Но сейчас не до уничтожения, надо понять, откуда оно идет.

Реализованные сны - где я мог о таком читать? Как, при каких условиях это возможно? Еще один вопрос задать деду завтра. Уже сегодня. Если проснусь.

Резня перешла в погоню. Сон, это явно сон. Но чей, кто способен видеть материализующиеся сны?

Они были сами по себе. Их никто не контролировал. Значит, я не смогу определить, кто ими спит.

Какая жалость. Значит, надо хотя бы помочь хозяину. Какое я там вычитал сегодня заклинание против галлюцинаций? Правда, против своих, но если изменить немного. И если оно меня не… и сновидца тоже не… то вполне может получится.

А так как я должен был защищать горожан от нормальной, телесной нечисти, то со снами имел право поцеремониться. Сны я люблю, и хозяин этих снов мне был чем-то симпатичен. Кстати, можно попробовать обучить Тики видеть сны по своему желанию, ему понравиться.

Я встал и ушел с грязной площади. Выпавший вчера снег был утоптан множеством ног, его почти не осталось. И площадь казалась совсем черной. Неуютно.

Но перед тем как провалиться в собственные сны, я повесил над головой объявление: "Раньше одиннадцати не будить!"

Когда я встал, Тики сидел у камина и следил за огоньками, разбегающимися от двух сереньких саламандр. Что-то часто мальчик стал так сидеть! Не решил ли он с ними подружиться? Такого история магии еще, кажется, не знала. Я не знал, во всяком случае. Как бы он не вздумал их пожалеть и выпустить, тогда мы сгорим, вспыхнем, как спичка, вместе с домиком. Никто и полюбоваться не успеет.

Я постарался доходчиво донести это до ученика, после чего пошел в кухню. Умылся, побрился, почистил зубы - опять холодной водой, надоело! Но надо держать марку.

Оказывается, воспитывая ребенка, в первую очередь воспитываешься сам.

Потом пошарил на полках в поисках еды. Не нашел.

–Тики! - крикнул я. - Вчера здесь лежали полбатона и кусок сыра! И остатки колбасы! Где все это?

Молчание. Потом в дверях показалась смущенная макушка:

–Я съел… пока ты спал… очень есть хотелось…

–Так. - Мне удалось удержаться от голодных воплей. - Хорошо. Теперь мне очень есть хочется.

Он чуть не плакал:

–Но я же не знал…

–Ты не знал, что я человек и тоже хочу есть?

Раскаяние, чувство вины и сдерживаемые слезы невыносимо щекотали, прорываясь сквозь его небольшую защиту, и я махнул рукой.

–Все, забыли, - пришлось сказать твердо. - Немедленно успокойся. Умойся. Мужчины не плачут по пустякам. Они просят прощения и больше так не поступают. Иди и читай книги, а я схожу в Школу.

–Зачем?

–Есть разговор к ректору, - ответил. - Приду вечером, ближе к ночи. Сегодня тебя не беру, так что можешь ложиться спать сам. Вот тебе деньги, купи хлеба, сыра, хоть окорока кусок, что ли, и поешь.

–А почему так поздно? Разве сегодня не будет тренировки?

–Нет, сегодня не будет. Во всяком случае, меня там точно не будет.

–Ты же говорил, что надо каждый день…

–Ах да, - спохватился я. - Не забудь, после обеда - полчаса релаксации. Приду - проверю.

–Как? - улыбнулся он хитро.

–Есть методы, - сурово сказал я, и он перестал улыбаться, как-то испуганно глянув на меня.

Пугать я его, конечно, не хотел, но работать ему надо больше, больше тренироваться. Ему постоянно не хватает дыхания, все время не хватает сил дотянуть.

И не то чтобы я давал ему взрослые нагрузки, наоборот, все в рамках школьной программы для его возраста.

Можно было бы сделать скидку на то, что он всего полгода начал заниматься. Но потенциал у него значительно выше, чем у среднего ученика, ему надо больше успеть!

Опять надо.

Я глянул в окно. Снег потемнел или мне показалось? Не оттепель ли на улице?

Выйдя, я размотал шарф и распахнул плащ. Как хорошо, если к вечеру не похолодает!

Арбина на месте не оказалось, пришлось сидеть и ждать его. Прозвучал гонг к обеду - дед не подошел.

Я пошел в монастырь и пообедал. Хорошо так пообедал, плотно. Оле и Линда обрадовались, завидев меня, и сами почти не ели, болтая о чем-то не переставая. Я почти не слушал, занятый своими мыслями, иногда только кивал, вставляя то "да-да", то "нет-нет", то "что вы говорите?".

После обеда они затащили меня к себе.

–Никуда Арбин не денется, придет, а ты пока у нас посидишь. А то все на тренировках да на тренировках встречаемся, - болтала Линда и тащила меня за рукав вверх по винтовой лестнице, а принцесса, давясь от смеха, подталкивала меня снизу.

Посидел я… о таком лучше предупреждать заранее!

Тетка черноглазка посадила меня на диван в комнате принцессы, и стала рисовать с меня портрет:

–На днях получила от мамочки письмо, где она пишет, что в каких-то семейных хрониках нашла интересное предсказание. Как ты думаешь, что за предсказание? Ни за что не угадаешь! Хочешь, расскажу? (я не хотел, но прервать ее не мог) Ужасно интересно и даже смешно! Ты не представляешь, насколько интересно и смешно! Сейчас я принесу письмо и прочитаю тебе, а то так я не помню, надо обязательно слово в слово, иначе весь смысл потеряется. Подожди, я мигом, - она исчезла с таким хитрющим видом, что я не сомневался, что меня ждет очередная шутка.

Я напрягся.

Оле подошла ко мне и с загадочной улыбкой присела ко мне на колени.

–Да, милая, - сказал я, обнимая ее.

Без слов она приникла ко мне долгим, мягким, ароматным поцелуем.

–Сейчас вернется Линда, - сумел я выговорить спустя некоторое время, отодвигая кудряшки с ее лица и заглядывая в серовато-зеленые глаза. Она удивленно похлопала пушистыми рыжими ресницами:

–Линдик? Конечно, она не вернется. Во всяком случае, не скоро.

Она поставила локти мне на плечи, подперла ладонями подбородок, так что у меня перед глазами очутились ее губы. Я немедленно на них уставился. Она смеялась. Я обнял ее за талию и притянул к себе…

Вернулась Линда.

–Извините, ребяа, но пришел магистр Арбин и требует Юхаса к себе, - развела она руками.

Оле вскочила, но я успел задержать ее и чмокнуть в порозовевшую щеку.

–Быстрее, - сказала Линда.

Я вскочил.

Старик ходил перед столом туда и обратно, сцепив руки за спиной.

–Садись, Юхас, садись, - махнул он рукой. - Что там у тебя случилось?

–У меня ничего, - удивился я. - Это у тебя что случилось?

–У меня все нормально, - буркнул старик Арбин. - У меня, - подчеркнул он, - все хорошо.

–У кого плохо?

–Да сядешь ты, наконец! - огрызнулся он.

Поняв, что сейчас от него не добиться ничего вразумительного, я уселся в кресло и занялся чаем. Отлевитировал чайник на огонь, не вставая, чтобы не раздражать деда, взял с каминной полки жестянку с чаем, щедро засыпал в заварочный чайник заварки, расставил на столике чашки, из шкафчика на стене аккуратно вытащил вазу с печеньем.

–Смотрю я на тебя, - сказал дед внезапно, так что я чуть не выронил хрустальную вазочку из мысленных объятий, - и диву даюсь.

–Что такое? - спросил я, оборачиваясь, пока за моей спиной посуда с печеньем по широкой кривой опускалась на столик.

Дед с интересом проследил, как я левитирую не глядя. Потом прошел и сел.

–Дивлюсь, насколько ты талантлив и насколько не прикладываешь труда к развитию своего, не побоюсь этого слова, волшебного дара. Насколько ты замыкаешься на себе и своих отношениях с родственниками. Пройдет время, и дед с отцом перейдут в иной, лучший мир, жена бросит тебя и заберет ребенка, друзья обманут или просто будут в другом конце света. Что тебе останется? Чем тогда ты заполнишь свою жизнь, если не будет никого близкого, на кого ты мог бы излить беспокойство, тревоги, ожидания, любовь, в конце концов?

–Не понял?

Дед вздохнул. Наклонившись, протянул руку, взял печенье из поблескивающей перед огнем вазочки без помощи магии, откусил, начал жевать задумчиво, глядя на меня.

–Все твои переживания завязаны на родственниках, остальные люди тебя не затрагивают эмоционально. Тебе кажется, что ты кому-то что-то должен. И кто-то должен тебе. Какие-то эмоциональные привязанности, которые испытываешь ты, накладывают на тебя, как тебя кажется, определенные обязанности по отношению к тому, к кому ты эти привязанности испытываешь. - Он поднял ладонь, отметая любые мои возражения. - Просто я хочу посоветовать тебе, чтобы ты не путал обязанности эмоциональные с социальными. Понимаешь? То, что ты кого-то любишь, не значит, что кто-то должен отвечать взаимностью, это первое, что должен запомнить. Второе - если ты и не любишь кого-то, это не освобождает тебя от ответственности социальной. К чему я говорю? На будущее. Когда создастся в твоей жизни ситуация, когда придется выбирать между привязанностью и обязанностью, тебе будет о чем подумать. Ответственность - выше привязанности. Это познается с возрастом, мой мальчик, однако задуматься надо заранее. Ты всегда обязан тому, кто тебя слабее, но так, чтобы об этом никто, кроме тебя не знал. Потому что слабые любят поездить на том, кто чувствует себя обязанным им. Так, я заговорился. Прости, надеюсь, главное ты понял. Итак, мы говорили о твоих проблемах. О чем ты хотел меня спросить?

–Э-э-э… - протянул я, сбитый с толку: поучения всякого рода и советы не были любимым жанром старого ректора. - Да все о том же. Сегодня ночью я опять встретился со снами.

–Со снами? - переспросил дед. - Именно со снами?

–Да, я уверен, что то были не галлюцинации, а сны.

–Положим. Далее.

–Я хотел спросить, знаешь ли ты что-нибудь о материализации сновидений? Или хотя бы где я могу прочитать о таком.

–У магистра Мюллера, к примеру. Так, с ходу, не назову многих, но если зайдешь через день-другой, я дам тебе выходные данные подходящей литературы. Устроит?

–Вполне, - прикинул я. - Договорились. Еще я хотел попросить у тебя то заклинание, которое ты применил на днях. Против ночных страхов.

Потеребив бороду, старик изрек:

–Думаю, ты с ним справишься. Сейчас напишу.

Он тяжело поднялся и прошел за стол. Покопался в куче скрученных пергаментов, нашел чистый, взялся за перо.

–Держи, - протянул он мне через некоторое время. - Постарайся никому не показывать, неприятная штука. Используй только в случае крайней нужды. Ну, и если кошмары замучат, - дед улыбнулся.

–Спасибо, - я принял свиток и засунул в рукав. - Мне пора. У меня там Тики один.

Шелест пергаментов, треск искр за спиной, спокойный любящий взгляд… Почему же так беспокойно, что меня тревожит? Что за странное сосущее чувство собирается в солнечном сплетении?

–Иди, господь с тобой, - сказал, наконец, дед. - Если что - заходи, не стесняйся.

–Хорошо, - сказал я и пошел.

За дверями неприятное чувство тревоги уменьшилось, пока я шагал по лестнице вниз, оно все уменьшалось, уменьшалось… Что такое?

На улице я догадался. Как снял ночью защиты, так и хожу эмоционально раздетым. Неужели так быстро привык к постоянным шуршаниям чужих чувств внутри? Или голова так занята, что на остальное не остается внимания? Тогда понятно, почему Линдино поведение казалось мне неестественным, ее болтовня…

В столовую я не пошел. Поднялся в кухню, набрал какой-то еды, пока кастелянша выдавала ужин, и тихо сбежал. Встреча с принцессой задержит меня, а до города идти час.

Еще следовало бы поговорить с братцем. Или отложить на завтра? Если поднимусь в башню, то столкнусь или с Рыженькой, или с черноглазкой, а где еще я могу его найти? В библиотеке? Книгами он никогда не увлекался. На кафедре истории? Хотя, пока у меня нет уверенности, что в своей комнате он отсутствует, глупо искать где-то еще. Ладно, завтра поговорю.

Дошел я до города быстрее, чем рассчитывал: увлекся мыслями и незаметно для себя разогнался. На ратуше часы как раз отбили половину десятого.

По улицам я шагал неспешно, сдерживая шаг. Что творится в мире, если старик Арбин читает нотации? Да еще так невнятно? Что его тревожит?

Я остановился и стукнул себя по макушке. Я забыл спросить, куда ушел Эмир! Кстати, какой сегодня день недели? Кажется, пятница? Или суббота? Нет, пятница. Значит, посмотрим, подождем. Не пропустит же он лекцию? Я знал, что ему нравится читать законы Лиги. Что его способно задержать, ведь он может пройти через измерения, и путь с другого края земли займет у него от силы десять минут? У меня не получилось придумать ничего. Так, а что же я стою?

По дороге мне попался зомби. Он ни на кого не нападал, но пугал народ неопрятным видом: полуистлевший труп. Я быстро оторвал его от хозяина, после чего испепелил отработанным движением, не подходя. Молния резко прорезала узкую уличную темноту, оставив горсть паленого праха.

Поганец вертелся около очередного кабака. Суровые ребята из мастеровых, видевшие, что я сделал, пригласили отмыть событие.

Я постарался открутиться как можно вежливее, но они были настойчивы, и мне пришлось проявить твердость. Расстались мы не довольные друг другом, но с полным взаимным уважением. Я велел им завтра рассказать о происшествии городской страже. (Я? Велел? Мне показалось. Я вежливо попросил.) Они заверили меня, что немедленно отправятся на поиски ночного дозора. Я пожал плечами и ушел.

Тики я нашел лежащим на диване. Он притворялся, что спит.

Если бы я был в защитах, то поверил. Теперь я сделал вид, что верю. Ему было плохо, но если он хочет, чтобы я думал, что он спит, то пожалуйста.

Я перенес его в спальню, а сам поставил чайник. Разложил на столе вытащенный из рукава свиток с заклинанием и углубился в изучение.

Получится ли изменить его под себя? Да, во второй строчке можно вставить… А можно и здесь добавить точное расстояние, хорошо. Пожалуй, все, без вреда для структуры больше не стоит править.

В моем арсенале появилось сильное оружие, проверенное, испробованное.

Почему все-таки те сны - теперь я был уверен, что и позавчера были сны, - так агрессивно отнеслись к нам? Почему вчера на рынке они просто снились, а тогда - напали? Они однозначно хотели нанести нам вред. Но какой вред могут нанести сны? Дед тоже предостерегал.

Ладно, может, прочитаю в дедовских книгах. А теперь - Тики. Что с ним? Почему он лег так рано? Почему у него болит голова, так, что никакие защиты не скрывают? Воздух вокруг него так и трещит.

Нет, уже не трещит, причувствовался я, отошло. И слава Мирэну.

Но не было ли у него в мое отсутствие неприятных встреч? Не встретил ли он Винеса в городе? И купил ли он еды?

Сбегал на кухню и обозрел содержимое полок над кухонным столом. Прекрасно, с голоду не умрем.

В гостиной шипели саламандры. Я вернулся туда, сел перед камином и уставился на серых зверьков, похожих на крупных ящериц. Парочка, если присмотреться, изнутри просвечивает. Интересно, чем они питаются, огнем или углями? Надо будет, посещая библиотеку, найти книжку и об этих тварях. Пусть живут, с ними теплее.

Так я и заснул, глядя на огненных ящериц.

Разбудил меня мучительно долго гудевший колокол. Я с некоторым трудом разлепил веки и кинул взгляд по сторонам. Свеча на столе догорела, в комнате стояла густая темнота, только из клетки немного отсвечивало красным. На ощупь я нашел новую свечу и зажег ее о спинку саламандры. Пора идти, но как хочется спать! В кровати, на простынях, можно с кем-нибудь теплым и мягким под боком.

Душа требовала предпринять что-нибудь действенное в отношении чужих снов. Разум предлагал сначала поискать хозяина и сновидца, и я был склонен согласиться с ним. Поэтому дедово заклинание я скрутил и спрятал в стол, а сам вышел на охоту.

Фантазии неконтролирующего себя сознания очень меня интересовали. Вчерашние танцы что-то мне тягостно напоминали, но вспомнить не получалось. Может, позже придет.

Этой ночью творилось странное. Персонажи снов распоясались и болтались по всему городу, носились, путались, появлялись и исчезали внезапно. Я не мог сосредоточиться ни на одном эпизоде, ни на одном экземпляре!

Не кошмар. А что?

Я опять сел куда-то (ноги устали, который день хожу), поглядывая то в небо, то вокруг себя. Ночь светлая, потому что небо серое, в тучах, и достаточно тепло. Можно не опасаться, что замерзнешь насмерть, если случайно заснешь.

Охоты не получилось. Почему сны вообще появляются в мире, если нет умысла? Или хозяин один раз их спустил, они нашли дорогу и стали убегать сами?

Получается, хозяин не силен. Но как он сумел выпустить хотя бы раз? И поднять кучу мертвецов, заставить их разгуливать по городу, нападая на всех или кого-то определенного. Кстати, я болван. А вдруг в том кабаке сидел Винес? Нет, я положительно болван.

С такими мыслями я пошел домой и заснул.

Под утро я решил не ходить, но потом как-то проснулся и пошел. Ругался сам на себя, но шел.

Зря. За что ругал себя еще больше. Завалился не раздеваясь.

Но сразу заснуть не удалось. Я вертелся, мучительно прокручивая в голове ситуацию. Глупую ситуацию, в которую попал. Бороться со снами - смешнее трудно представить себе начало карьеры!

С другой стороны, мы спим и видим сны. Наша жизнь - сон. Может, это поможет мне выйти за пределы хотя бы одного, моего сна? Глупо. Не хочется тешить себя иллюзией по рецепту Фрея!

Но вряд ли и победа над снами внутри отдельно взятого сна позволит хотя бы приблизиться к границе этого, большого, сна моей жизни. Я обречен на сон не тем, что сплю и вижу его, а тем, что осознаю его. И выбор сна, самого прекрасного, не спасет меня от этого осознания. Куда бы я ни шел, я все время буду помнить, что не я управляю собой, а какой-то спящий другой, который забудет обо мне наутро, если проснется когда-нибудь! Мы спим сами себя, мы сним себя друг другу, нет выхода из заколдованного круга, потому что и Смерть - еще один, совсем долгий сон.

А есть ли жизнь после смерти? Не после факта смерти физического конца, конца тела, не загробная жизнь, а можно ли проснуться, отсмотрев все сны смерти?

Я вскочил и разделся. Надоело. Играть так играть, соблюдая дурацкие правила. И если мне захочется придумать свои, и они окажутся неподходящими, и жизнь мне неделикатно и грубо укажет на этот факт, выбросив меня из игры, у меня окажется шанс проверить, есть ли жизнь после Смерти…

Я опять вскочил. Я выскочил из-под одеяла, как будто под одеялом извивало и шипело целое гнездо гадюк и кобр. ОНА всегда приходила ко мне, если я засыпал не под защитой Мирандольского сада! Где ОНА? Я несколько дней сплю вне своей кельи, и где ОНА? Где Смерть, эта двуликая дама?

Я понимал, что так жить нельзя. Но как иначе? Против себя ведь не пойдешь?

Устало я опустился на кровать и закрылся от мира одеялом.

С утра меня разбудили взрывы разных неприятных эмоций. Не открывая глаз, вслушался. Ненависть - холодная и расчетливая, ого, это Тики, так и плещет, а кто объект? Ну конечно, родной отец, кто еще может вызвать такую ненависть!

Винес ругался про себя, я почти слышал слова, впрочем, больше образы, несимпатичные, надо признать, хоть и достаточно курьезные. Еще смущение, боль, боль большая, сильная, рваная рана, течет кровь, он ищет меня. Вот он ближе, идет с некоторым напряжением, ближе, ближе…

–Не надо трясти меня за плечо, - сказал я, открывая глаза, чтобы увидеть, как он отдергивает занесенную руку.

–Черт, Юхас, как ты догадался?

Озадачен, смущен, но не напуган; боль.

–Что случилось? - с некоторым трудом я сел, остановив свой взгляд на окне за его плечом. Если я могу верить своим невыспавшимся чувствам, то теперь утро не из поздних.

Пришлось тереть глаза, чтобы прояснить мир.

–Показывай, - сказал я, вылезая.

Он плюхнулся на диван и откинул волосы. Впечатляющая ранка, присвистнул я. Искоса кинул взгляд на Тики, сидящего в кресле с ногами, готового к обороне. Он уже поставил защиты и был болезненно нем. Ладно, потом разберемся.

–Нагрей воды, - попросил я его.

Пока он орудовал на кухне простенькими заклинаниями, я сосредоточился на кровоточащей глубокой царапине. Знакомый почерк, если можно так выразиться.

В этот раз рана прорезала мышцы плеча у основания шеи. Анатомии я не знал, поэтому не мог сразу определить, задеты ли жизненно важные сосуды. Для начала неплохо бы выяснить это и остановить кровь.

Прибежал мальчишка, принес еле теплой воды. Времени на разбирательства не было: братец, хоть и не терял сознания, был пугающе бледен. Я махнул Тики, чтобы он вышел, уложил Винеса и повторил однажды принесший успех прием.

Это отняло минут двадцать и почти все силы. За часы, что мне удалось поспать сегодня, я не отдохнул. Поэтому, закончив, я вывел братца из транса в обычный сон, на дрожащих ногах добрался до кресла и упал туда. И долго сидел, почти не шевелясь, наблюдая игру саламандровых искр.

Когда Винес проснулся, я не смог встать. Он притащил себе другое кресло (или наколдовал? разве у нас было другое кресло?), сел рядом и рассказал, как все произошло.

Слушал я внимательно, потому что одна идея у меня появилась. Зря, конечно, я о ней промолчал. Но что сожалеть о прошедшем?

Да, и не поспать ли мне еще немного? Кажется, операция готовилась к заключительной фазе. Или нет?

Остаток дня я провел в лесу, на известной поляне, объясняя ученику технику работы со снами. Сам я никогда не занимался этим, поэтому ограничился теорией.

К вечеру подтянулись первокурсники, мы позанимались разными мелочами. День прошел незначительно, ночь не принесла разнообразия.