Заря уже начала окрашивать подлесок, когда Райан вышел из чащобы вблизи монастыря.

Бесшумный и гибкий, как кот, он проскользнул к крепостной стене и без малейшего шума стал по ней взбираться.

Он прошел в пустынную безмятежность монастыря, и тень его заскользила к коридору, ведущему к кельям.

Затворница в вуали цвета слоновой кости шептала в тишине свои молитвы в глубине узенькой комнаты. Обращенная лицом к распятию, выделявшемуся на строгой оштукатуренной стене, она не видела, как приоткрылась дверь, и повернулась, лишь когда Райан прикрыл ее за собой.

Изумление нарисовалось на восковом лице монахини.

Райан был любезен, но решителен.

— Не нарушайте обет молчания, сестра моя, продолжайте…

Немного спустя колокольчик чистым звоном приглашал сестер собраться для хвалебной мессы в просторной трапезной.

Шелестя облачениями, они безмолвно заняли свои места вокруг большого деревянного стола для чтения молитвы. Несколько вуалей задвигались в беспокойном трепетании, когда обнаружилось, что два места оказались незанятыми: место сестры Анжелы и — в торце стола — место матери Клеманс.

Прокатившийся шепот свидетельствовал, что их видели молящимися в часовне. Чей-то нежный голосок заметил, что это все же очень необычно…

Притаившаяся у входа странная монахиня быстро повернулась к выходу.

Она пробежала вдоль монастырской стены к часовне и вошла туда. Ее вуаль, зацепившись за дверной косяк, на мгновение приоткрыла резкие черты лица Райана.

При свете свечей он сразу заметил обеих монахинь, углубленных в молитву, обессиленно преклонившихся на своих молитвенных скамеечках.

Быстро подойдя к ним, мужской рукой, показавшейся из широкого рукава, он дотронулся до плеча матери Клеманс.

Та медленно пошатнулась и повалилась на бок, тело ее рухнуло на пол.

Одним жестом Райан отогнул ее вуаль, и опасения его подтвердились.

Настоятельница была мертва — удушена своим витым пояском.

Он быстро убедился, что сестру Анжелу постигла та же участь, и не раздумывая скрылся в тень, когда одна из монахинь тоже входила в часовню.

Увидев на полу два безжизненных тела, она издала пронзительный крик, многократно повторенный эхом.

ПМ, вставший рано, чуть было не поперхнулся своим кофе при виде входящего в столовую Лукаса. Несмотря на осунувшееся лицо, полицейский был бодр и спокоен. Он приветливо улыбнулся ПМ, чем привел того в еще более дурное состояние духа.

— Э… э… Как бы это… Я… мне позвонили вчера вечером, чтобы… э… предупредить, что Мари не придет к ужину… Не будет ночевать…

— Спасибо, я уже в этом убедился.

ПМ попытался побыстрее уйти, но Лукас остановил его вопросом:

— Это она вам звонила?

— Нет… — Он откашлялся. — Это… это был Кристиан. А, доброе утро, Луиза! Хорошо ли спали?

Радуясь, что избежал неприятного разговора, он поспешил навстречу старой даме.

Та выглядела изнуренной. Не обратив на него внимания, она, как автомат, направилась к своему обычному месту, вытянула руку, чтобы опереться о стол, но с жалобным стоном зашаталась и, промахнувшись, уцепилась за скатерть, вместе с которой повалилась на пол.

Все бросились к ней, слепая корчилась в судорогах и с трудом дышала. Предоставив ПМ и слугам суетиться вокруг нее, Лукас спокойно пошел к телефону вызывать «скорую помощь».

Второй звонок он сделал на мобильник Мари.

Апперкотом прозвучал для него ответивший голос. Кристиан.

— А, Ферсен… Сожалею, что я не там, куда вы меня отправили, но я еще нужен Мари. Никогда больше я не позволю ей остаться с вами наедине. И клянусь вам, что не упущу случая избавить ее…

— Скажите ей, что ее бабушка умирает.

Лаконично оборвав разговор, он отключился.

Боль в нем возобновилась с новой силой, она будто обжигала что-то неведомое, находившееся внутри его. Он как можно медленнее вздохнул, чтобы сдержать рвущуюся из него ярость, и проглотил две таблетки успокоительного, не подозревая, что боль эта называется ревностью.

— Лишь бы успеть…

Кристиан прибавил газу. Его тревога отличалась от тревоги Мари, которая боялась не застать бабушку в живых.

— Не будь доверчивой, это может оказаться ловушкой Лукаса, чтобы вынудить тебя вернуться в поместье.

Показался замок. Мари побледнела, увидев машину «скорой помощи» с открытыми дверцами, стоящую перед зданием.

Едва машина остановилась, она выскочила и побежала к крыльцу — как раз вовремя: два санитара уже выносили из дома носилки.

Врач опередил ее вопрос:

— На первый взгляд это отравление, точнее сказать не могу. Девушка в лучшем положении.

— Девушка? Жилль?

Ошеломленная Мари заметила Жилль, уже лежавшую на носилках в машине «скорой помощи».

— Она почти ничего не съела, анорексия ее спасла, но я предпочитаю детально обследовать ее, — сказал врач и исчез в машине, сразу же рванувшей с места с включенной сиреной.

Державшегося сзади Кристиана приободрило присутствие Ангуса.

У жандарма был неприветливый вид. Он щелчком отбросил окурок, что было признаком его дурного настроения, затем подошел к Мари.

— Судя по всему, серия продолжается…

Но та не слушала его. Она только что увидела глаза Лукаса, который стоял на крыльце, прижав к уху мобильник.

Он отключился, спустился на несколько ступенек и с серьезным видом остановился перед Кристианом.

— Спасибо, что позаботились о Мари и привезли ее.

Мари удивилась, не уловив в его голосе ни нотки цинизма. Он казался искренним. И когда он взглянул на нее своими ореховыми глазами, она прочитала в них чувства любви и нерушимой нежности.

— Ты хорошо сделала, что отдалилась от меня, — пробормотал он. — Ничто не может извинить мое поведение…

Голос его был на удивление печальный, плечи опущены, он казался совсем потерянным.

— Не понимаю, что со мной происходит… Я и сам боюсь… Боюсь самого себя. Вы были правы, — продолжил он, обращаясь к шкиперу, — я теперь осознаю, что могу быть опасен для Мари.

Он сделал видимое усилие, обуздывая свою подавленность, и окинул жену взглядом, горячность и растерянность которого тронули ее.

— Я больше не хочу подвергать тебя ни малейшему риску, будет лучше, если я поживу в другом месте, пока не закончится это расследование…

Голос его надломился, по его дыханию она почувствовала, что он вот-вот заплачет.

Обезоруженная его кротостью и горестными словами, Мари молчала.

Кристиан холодно, но с иронией поблагодарил полицейского за его здравомыслие и осторожность.

Тут из замка, как черт из шкатулки, выскочил ПМ.

— Сюда, скорее! Вы только посмотрите!

И он мгновенно ураганом унесся обратно.

Все последовали за ним в столовую, где он показал тарелку Луизы. На салфетке лежал круглый камешек с выбитым огамом.

— «О» — принц Орин, отравленный, — пробормотала Мари.

Она огляделась.

По логике убийцы, огам указывал на близость надгробного камня.

Лукас, захваченный расследованием, предложил всем разойтись по разным местам и искать. Все рассредоточились за исключением Кристиана, который ни на шаг не отходил от Мари.

ПМ присоединился к ним в кухне и рыскал по всем углам, беспрестанно спотыкаясь о ноги Мари, методично обследовавшей помещение.

Торжествующее квохтанье вырвалось у него, когда, забравшись на четвереньках в камин, он сдвинул в сторону чугунную заслонку, закрывавшую заднюю часть очага. За ней оказалась каменная плита с выгравированным огамом «Z» — как на камне, найденном в переметной сумке лошади Фрэнка.

На крик прибежал Ангус.

Рассматривая знак, он сделал вывод, что логика убийцы еще раз подтвердилась.

— Плита, убийство, огам, который отсылает к следующей плите, где произойдет убийство, там обнаружится еще один огам… и так далее…

— Это всего лишь логическое рассуждение, — продолжал Лукас, когда все собрались в большом салоне и осознали ситуацию. — Королева убивала принцев, чтобы ее сын стал наследником. Так кто же из Салливанов убивает своих с целью завладеть наследством?

— Как убийца мог действовать у нас под носом? И это несмотря на контроль за пищей, приготавливаемой в поместье, и на охрану Луизы и Жилль? — нервничал ирландец с покрасневшим от возбуждения лицом.

— Вполне возможно, что он купил себе сообщников среди ваших коллег…

Лицо Ангуса стало кирпично-красным, он сдвинул брови и пристально посмотрел на Лукаса.

— Я всех их знаю как себя! — загремел он, жестикулируя и поворачиваясь во все стороны, как медведь. — Хотя, — проворчал он, успокаиваясь, — мне не очень-то много известно о Броди…

Полицейский наклонил голову.

— Этим объясняется побег Эдварда. Советую вам провести внутреннее расследование.

Внимательно следя за малейшей реакцией Мари, он отметил ее задумчивость. А она не могла помешать себе думать о Райане, о том, как он ей лгал все время, и о том, что он задумывает новый способ мщения.

Лукас неверно воспринял ее молчание.

— Я знаю, ты считаешь, что все следы ведут к монастырю, и, думаю, ты права. Мать Клеманс, может быть, знает гораздо больше, чем говорит, и надо бы снова ее допросить.

Впервые за все время расследования он наконец-то стал с ней считаться. Она благодарно улыбнулась ему, и у нее появилась надежда, что ее муж, осознав свою проблему, сможет ее решить.

Но ощущение передышки было недолгим.

Через несколько минут Ангусу позвонили, и он задохнулся от ярости:

— Двойное убийство в часовне монастыря — Клеманс и сестра Анжела!

Лукас с досадой махнул рукой, чтобы скрыть свое циничное ликование.

«Все как нельзя лучше, — внутренне порадовался он, — удача меня не оставляет».

Летаргический туман, в который был погружен Лукас, начинал рассеиваться. Ему удалось доковылять до ванной комнаты, где он подставил голову под струю воды, чтобы попытаться возвратиться в зловещую реальность.

И тут ему вспомнилась картина — последняя, оставшаяся в его сознании, прежде чем он отключился под действием наркотика, введенного ему Акселем.

Он успел увидеть, как двойник направился к ванной. Именно там должен был быть выход, которым тот пользовался!

Надежда прибавила сил, и он стал тщательно исследовать комнату, пока не обнаружил за платяным шкафом четыре широкие кафельные плитки без заделанных швов, положенные на стену.

Напрягшись, он отодвинул шкаф, снял плитки, и перед ним открылся очень узкий проход, в который он полез, дрожа от возбуждения.

Подсвечивая себе запасенным фонарем, он полз по проходу, подпорки которого из старых бревен, казалось, говорили, что он опять попал в очередную галерею бывшей шахты.

Неожиданно он вылез в грот, явно естественного происхождения.

Напрасно он искал следы на камнях, несколько раз обошел грот во всех направлениях, все больше и больше нервничая, как крыса в клетке.

Не найдя ни малейшей лазейки, он совсем упал духом.

Но тут он заметил у скальной стены широкую лужу, на которую не обращал внимания. Направив в нее луч фонаря, он убедился, что под поверхностью воды не было дна, — бездонная яма.

Он подумал немного, затем, воспрянув, разделся, набрал полные легкие воздуха и нырнул в ледяную воду.

Колодец круто уходил вниз.

Придерживаясь стенок он спускался, пока набранный воздух не стал разрывать легкие. Тогда он повернулся и, задыхаясь, вынырнул. Когда голова появилась в гроте, он закашлялся, и грот наполнился хриплым кашлем, ставшим угрожающим в замкнутом пространстве.

Оцепеневший от холода, выбившийся из сил, он вылез из воды и в отчаянии упал на пол.

В момент, когда группа жандармов, прибывшая с Лукасом, Мари, Ангусом и Кристианом, обложила полуостров, Райан проник в кабинет матери Клеманс, чтобы как следует обыскать его.

Он как раз изучал содержимое ящичков под раскрашенной статуэткой Мадонны, когда услышал шаги жандармов, входивших в монастырь. Он собирался закрыть маленький ящичек, но рука его повисла в воздухе, а сам он застыл на месте. Он снова засунул туда руку, быстро схватил то, что привлекло его внимание, спрятал в рукав и убежал, услышав приближающиеся шаги.

Жандармы уже окружали монастырь, когда Лукас, Ангус и Мари направлялись к часовне, за ними шел Кристиан.

Жестом Ангус преградил последнему дорогу к месту преступления:

— Очень жаль, но вам не положено участвовать в этой операции…

Шкипер было запротестовал, но Лукас вмешался с ангельской кротостью:

— Вам нечего бояться за нее, ведь мы не одни… Доверьтесь Ангусу и его людям, — добавил он с горькой иронией.

Мари ободряюще взглянула на своего бывшего жениха, прежде чем войти внутрь часовни.

Натягивая на ходу латексные перчатки, она подошла к трупам и опустилась перед ними на колени.

Лукас заметил, как она устремила взгляд на одну из рук настоятельницы. Она разжала пальцы монахини и во впадинке холодной ладони увидела пуговицу.

Не говоря ни слова, она показала ее Лукасу и Ангусу.

— Это пуговица от мундира, — сказал жандарм. — Возможно, от того, что был отнят у Броди Эдвардом Салливаном…

Мари вздрогнула. Надо бы раз и навсегда перестать обвинять Эдварда. Она не могла больше молчать и позволять им идти по неправильному пути. Она решила открыть им правду об истинной личности того, кого они принимали за ее дядю.

И тут у нее в кармане завибрировал мобильник.

Инстинктивно она предпочла ответить на вызов.

Послышался знакомый голос судмедэксперта.

— Это больница, — с апломбом солгала она, чувствуя на себе инквизиторский взгляд Лукаса. — Как дела моей бабушки?.. Алло? Вас плохо слышно, секундочку…

Она выбежала на монастырский двор и почувствовала облегчение от того, что избавилась от слишком уж пристального внимания мужа.

— У вас есть результаты? — тихо спросила она с тревогой.

— Отпечатки на стаканчике не принадлежат Лукасу Ферсену, — уверенно ответил судмедэксперт.

У Мари подкосились ноги, и она прислонилась к какой-то колонне.

— Любопытно то, — продолжил он, — что они очень похожи. Я считаю, что это не Ферсен, но кто-то генетически очень близкий.

— Пожалуйста, сохраните эту информацию в тайне, хотя бы на сутки… Я на вас рассчитываю.

Она отключилась, похолодев от ужаса, когда до нее дошел смысл сказанного врачом.

Ей понадобилось несколько секунд, чтобы взглянуть в сторону часовни, где она заметила силуэт…

Нет, этот мужчина, с которым она жила несколько дней, не был Лукасом, ее Лукасом!

Не желая встретиться лицом к лицу с тем, другим, чтобы он не заметил ее потрясения, она свернула в коридор. Ей пришлось забиться в какой-то угол и переждать нервный шок, потом, пошатываясь, бесцельно и механически она пошла по коридору, чувствуя, что не в состоянии привести в порядок мысли. Это открытие потрясло ее.

Ничего не замечая, опираясь рукой о стену, Мари шла мимо закрытых дверей келий, как вдруг внезапно одна из них открылась. С быстротой молнии чья-то рука схватила ее, втащила внутрь, дверь закрылась, и коридор вновь опустел.

Она было раскрыла рот, чтобы закричать, но в последний момент удержалась, поразившись нелепому виду лица Райана под монашеской вуалью.

Сраженная слишком сильным волнением, она обхватила его руками, сбивчиво рассказывая о страшном открытии.

Подмена близнецов!

— Именно МОЙ Лукас был убит в порту! — причитала она. — А близнец потом заменил его!

Детали головоломки ложились на свои места в ее мозгу: слова, которые он произнес перед смертью, стали связными: «брат», «чудовище», «убил»…

— Почему же я ничего не увидела? Почему не захотела понять?

Сотрясаемая рыданиями, она прижалась к Райану, который, несмотря на огорчение от страданий своей дочери, испытывал ни с чем не сравнимое счастье от того, что держал ее в объятиях.

— Успокойся, прошу тебя… взгляни…

Он поднес к ее глазам то, что нашел в столе матери Клеманс.

Фотография. На ней был изображен Жак Рейно в возрасте тридцати пяти лет.

Сходство его с Лукасом поражало.

И еще поразительнее было то, что он держал за руки двух маленьких мальчиков лет семи.

Под каждым из персонажей были написаны их имена: Пьер, Жак, Аксель. В углу стояла дата: март 1968 года!

— Аксель? А почему не Квентин?

— Квентин — твой Лукас — уже погиб вместе с матерью в 1967 году в авиакатастрофе.

— А это значит, что…

— Что было не два, а три похожих ребенка! Тройня… И я предполагаю, что, как и Пьер, брат, убитый в порту, этот третий ребенок официально не существовал: его тоже, должно быть, вырастили в этом монастыре.

А в это время Аксель, словно почуяв, что о нем говорят, только что вышел из часовни.

Поискав Мари глазами, он помрачнел, не увидев ее.

Тогда он обратился к жандарму, и тот показал ему направление, в котором она, как он видел, уходила.

Мари была во власти неустранимой тревоги, пока продолжала разматывать логическую нить этого нового клубка.

Для Акселя, этого третьего Лукаса, единственным шансом вырваться из заточения и жить, как все, было завлечь Ферсена на остров Химер, поблизости от его тюрьмы, чтобы затем занять его место!

Мертвенная бледность разлилась по лицу Мари.

— Но с каких же пор я живу с этим…

— Тот, кто вытащил тебя почти умирающую из озера, очень уж настойчиво доказывал, что слишком поздно тебя оживлять. Я уверен, что это был не Лукас Ферсен.

Мари продолжала рассуждать: стало быть, подмена произошла, когда она взяла ложный след под водой, плывя за светящимися глазами…

— Это наверняка была уловка, чтобы оторвать тебя от Лукаса и успеть занять его место.

Слезы повисли на ресницах Мари.

— Но Лукас, мой Лукас… что он с ним сделал потом? Убил ли он его?

Сам того не желая, Райан сделал скорбное лицо, увидев которое, Мари взбунтовалась:

— Он не мертв! Нет! Это невозможно, я это чувствую, я знаю…

Некая ощутимая реальность давала ей эту уверенность.

И вдруг ей вспомнилось: «Почему все кажется возможным, когда все становится невозможным…»

Фраза, которую двойник Лукаса не знал!

Потом, как бы случайно, она вспомнилась ему на следующее утро. Тогда Мари припомнила его отлучки, якобы мотивированные необходимостью побыть одному, ее крепкий сон в последнее время, как после снотворного…

— Я уверена, что этот больной держит Лукаса в том самом месте, где его самого незаконно лишили свободы! Это наилучший способ, чтобы мать Клеманс, которая должна заниматься им, не подняла тревогу.

— Должна была, — мрачно поправил Райан. — Надо немедленно разоблачить этого безумца!

— Нет! Теперь, когда мать Клеманс мертва, у него нет больше причин оставлять Лукаса в живых. Этот сумасшедший — единственный, кто может привести меня к нему. Я не должна больше отпускать его ни на шаг!

Аксель шел вдоль коридора, приоткрывая их одну за другой, все ближе приближаясь к той, где оживленно шушукались Мари и Райан.

— Я против, это очень опасно, этот тип болен, он убийца!

Аксель только что положил руку на ручку двери их кельи. Он уже собрался открыть ее, когда Кристиан сухо спросил:

— Где Мари?

Звук его голоса сразу заставил замолчать Мари и Райана.

Застыв, они уставились на приоткрывающуюся дверь.

Аксель пожал плечами:

— Я как раз ищу ее, она только что была со мной в часовне…

Шкипер подошел к нему вплотную, приостановив открывание кельи.

— Вы думаете, она постриглась в монахини? Ее довела до этого жизнь с вами?

— Перестаньте лезть в мои дела.

— А вы в мои. Вы потопили мою яхту и пытались меня убить…

Аксель выпустил ручку и слащаво улыбнулся Кристиану:

— У вас есть доказательства?

Райан и Мари уже лезли в небольшое окошко кельи.

Они свалились прямо на огородные грядки перед оградой. Райан взял ее лицо в ладони и вглядывался в него нежным и тревожным взглядом.

— Будь осторожна, ты дорога мне больше, чем… Куда ты пойдешь?

— Останусь здесь, мне нужно узнать, какой дорогой ходила Клеманс кормить Акселя…

Он запечатлел поцелуй на ее лбу. Слов она не слышала, но видела, как губы его шевельнулись, беззвучно произнеся: «Я тебя люблю».

Волнение охватило ее, однако она не удержалась от улыбки, когда увидела, как Райан обеими руками подобрал полы одеяния и перепрыгнул через ограду.

Под испуганными взглядами сестер, собравшихся на монастырском дворе, тела матери Клеманс и сестры Анжелы были погружены в фургон морга. По свежим или пергаментным щекам монахинь стекали слезы, которые нельзя было признать неискренними.

Ангус откашлялся, прочищая горло, чтобы привлечь их внимание. Он переступал с ноги на ногу, чувствуя себя неловко — он умел разговаривать с преступниками, а вот с Божьими невестами… И все же, стараясь смягчить присущую ему резкость, он объявил, что все они будут переведены в другой монастырь, где им окажут гостеприимство на время, пока не закончится следствие и епархия не назначит новую настоятельницу.

Когда все было улажено и тяжелые монастырские ворота закрыты, он опечатал их.

Не говоря ни слова, Мари села в машину, устроившись на заднем сиденье рядом с Кристианом. Легкая судорога на лице Акселя показала, насколько он раздражен, однако он бесстрастно занял свое место за рулем.

Недоумевающий Ангус сел рядом. Он сказал себе, что эта чета только что вступила на новый этап, ведущий к разводу, и благословил спокойствие своего уютного одиночества закоренелого холостяка.

В зеркале заднего вида глаза Мари встретились с глазами Акселя. Она быстро отвернулась, чтобы не показать леденящий ее ужас. Инстинктивно она взяла руку Кристиана и переплела свои пальцы с его.

Плотное молчание сопровождало короткую поездку до замка.

Аксель попросил Ангуса подождать его несколько минут, пока он соберет свои вещи для переезда в гостиницу.

Все больше недоумевая, жандарм повернулся к Мари, но та оставалась невозмутимой.

Как только полицейский исчез в холле, ирландец нервно прикурил сигарету. Он чувствовал, что расследование, черепицей наслаивающееся на личную жизнь двух его коллег, рискует затянуться и пойти по другому пути. Он догадывался, что каждый из них сохранял для себя получаемую информацию, поэтому следствие не продвигалось, — в отличие от преступника, который теперь легко переходил к двойным убийствам.

Он направился к Мари, решив поделиться с ней своими мыслями, но та с замкнутым лицом отошла в сторону.

Притворившись, что бесцельно прогуливается, молодая женщина незаметно подала Кристиану знак подойти к ней.

Тайком достав из кармана фото, которое ей дал Райан, она передала его шкиперу.

— Посмотри. Осторожно. Не исключено, что за нами наблюдают.

Из окна ванной комнаты, из-за занавески, Аксель действительно следил за ними. По возбуждению Кристиана он догадался, что разговор у них был неспокойный. Показалось, что он на короткое время задумался.

На его лице появилось выражение коварства.