Когда на Дом опустилась ночь, мы вышли из жилища Рябины. Я, Азия, Адька и Люта, вызвавшаяся проводить нас до места.

Проходя мимо угрюмых, покосившихся строений, я спиной почувствовал тревожные взгляды тех, кто скрывался в непроглядном мраке за немытыми окнами, крест-накрест оклеенными бумажными лентами.

— Мутный он, этот Клиффорд ваш, — обращаясь к Люте, выдал вдруг Адька. — Если Дом Дурью стал, зачем его беречь? Бежать надо — мало ли других Домов кругом?

От неожиданно громкой фразы девушка вздрогнула и тут же шикнула на него — не шуми, мол. Потом, решив все же пояснить ситуацию, зашептала:

— Кто ж нас в другие Дома пустит? Народ сейчас ушлый пошел — никто нахлебников к себе не возьмет, хоть и на родне родня приедет. Места всем мало.

Адька, который еще при выходе перекинулся зверем, болтал без умолку. Люту это явно беспокоило, но втолковать начинающему Умеющему о тот, что следует вести себя потише, она не могла.

— Так толку-то с демонюгами бодаться, если все у вас тут хилые да убогие, — не стесняясь в выражениях, продолжил размышления Адька, — а рыцарей своих этот ваш Управитель бережет. Разве справятся с нечистью местные инвалиды?

— А что остается? — вмешался в беседу я. — Беженцев из Дури никто в свои Дома не пустит — побоятся. Вот и сражаются, бедолаги, как могут.

— Непонятно все с этим Клиффордом, — Азия присоединилась к общему разговору последней, — Стефания сказала, что демоны приходят из собственного Дома по белым дорогам. Так зачем этот бессмысленный дозор? Не проще ли разрушить вражеские дороги, а потом добить остатки чудищ?

Логичное предложение, как я сам не додумался до подобного. Я с уважением взглянул на нову, потом перевел взгляд на Люту — что скажет в ответ? Та пояснила:

— Управитель считает, что ломать дороги нецелесообразно, а новые пути и Дома необходимы всем. Он говорит, что, одолев демонов, мы сможем занять их территорию, и тогда у нас будет два Дома, а, значит, будет в два раза больше земли.

Ясно — сделал я мысленный вывод. Перенаселение — вот главное зло этого мира, представляющего собой паутину дорог с нанизанными на нее горошинами-Домами, разнообразными по размеру участками обитаемой и безопасной земли, вырванной древними Механиками у беспощадного, смертоносного леса и дарованной немногочисленному когда-то человечеству.

Внутреннему взгляду предстала карта, виденная мной лишь однажды, во время пребывания в одном из Домов Изначальных, тех, где до сих пор еще сохранились высокие башни Механиков, на улицах горели газовые фонари, а паровые эскалаторы поднимали людей на оторванные от земли улицы второго яруса.

В Изначальном Доме я был давно. Последнее время жизненная хронология постоянно сбивалась в моей памяти, но я не сильно из-за этого переживал — настойчивый внутренний голос уверял в том, что забывать давнее и несущественное прошлое — это нормально. К тому же я прекрасно помнил, точно знал, что хождение по дорогам — это моя жизнь, ведь я путник.

Цель любого путника — выискивать и проверять новые пути и незаселенные Дома, которых в наше время почти не осталось. Судьба любого путника — вечное движение по удивительным дорогам из черного камня, послушного человеку и недоступного хищным тварям леса. Эти слова придумал не я — так мне говорили в Изначальном Доме, где на огромной площади Великий Управитель Плего собирал всех путников и благословлял на бесконечное путешествие…

И зачем я об этом думаю, размышляю, вспоминаю и раскладываю все по полочкам? Зачем пытаюсь выстроить в голове утерянную хронологию прошлых событий? Ответ напросился сам собой — Азия и ее нелепое заявление о моей «нездешности». Что она имела в виду? Нездешний! Каждого можно называть нездешним, когда он из своего Дома ушел и в другой попал.

Вон, Адька, например, если попадет в какой-нибудь из Изначальных Домов, так и его тоже нездешним назовут. При такой логике, все мы, где-то нездешние, а где-то свои. По-другому никак.

А память! Ну что память? В Изначальном Доме говорили, что память путнику не нужна. Где-то я родился, как-то вырос, родители у меня есть, уверен, что есть…

Вот тут-то мое почти утихомиренное душевное спокойствие и взволновалось новым вопросом. Семья. Родители. Я точно помнил, что они имеются, на миг даже четко представил их лица, вспомнил во всех деталях. Словно изображенные на картине, передо мной предстали мужчина и женщина. Их одежда не очень-то походила на ту, которую я привык видеть вокруг себя. Память напряглась, вписывая родные фигуры в странный интерьер, тоже знакомый, но, как и одежда, никак не состыковывающийся с привычным.

Потом, как ластик по карандашу, по мимолетным всполохам вновь прошла волна забвения. И, будто сон, который помнил, только что проснувшись, через минуту становится тусклой тенью, а потом и вовсе исчезает, стерлись из моей памяти скудные воспоминания о прошлом.

— Жила, глянь! Видел когда-нибудь подобное? — Адька удивленно приподнялся.

Это выглядело комично — здоровенный клыкастый зверь замер в позе суслика, встав на задние лапы и вытянув передние по швам. Поймав его взгляд, я и сам мгновенно замер, пораженный увиденным.

На самом краю Дома, там, где убогие жилища заканчивались, словно заслон, поднималась узкая полоса фруктовых деревьев, за которыми до кромки обступившего жилую территорию леса простирался луг с высокой травой. На границе травы и леса, извиваясь цветными световыми лентами, полыхало зарево. Его свет пульсировал, расходился и сжимался, вздрагивая яркими всполохами и покрываясь рябью.

— Оно! Сияние! — восхитился Адька, не в силах оторваться от невероятного зрелища.

Люта снова одернула его за излишний шум. Повернулась к нам с Азией, прижала палец к губам — ни звука, потом кивнула на сияние.

— Уходи, дальше мы сами справимся, — едва слышно произнесла нова, обращаясь к рябининой внучке.

Послушно кивнув, Люта пустилась в обратный путь, а мы залегли под большой яблоней, наблюдая за происходящим.

Перед дозором Рябина и Стефания снабдили нас кое-какими доспехами и оружием. Азии достались стальные поножи и наручи — старая кираса Стефании на нее не налезла. Мне отдали чью-то кольчугу и копье бескрылой новы, которое оказалось на удивление легким и удобным.

Таких копий я не видел никогда — оно было цельное, отлитое из какого-то невероятно легкого и прочного материала, по внешнему виду напоминающего алюминий. При касании это оружие будто прирастало к рукам и будто бы даже пульсировало, как живое…

Для Адьки нашелся кожаный собачий нагрудник, принадлежавший по-видимому какому-то боевому псу. Откуда он взялся в хозяйстве Рябины, оставалось только гадать.

Перед выходом бабка Рябина дала нам напутствие — надо продержаться час с полуночи. Час, что называют «часом чудовищ».

Мы ждали. Темнота скрывала все вокруг, а мы осторожно и напряженно вглядывались в сияние, которое переливалось всеми цветами радуги и слабо вибрировало. К обозначенному времени оно сменило цвет, став кроваво-красным, переходящим в огненно-оранжевый. Внутри задвигались темные тени.

— Будьте внимательны, — прошептала Азия, чуть приподнимаясь из травы, — как только выйдет первый — наносим удар, нельзя дать им разбрестись по округе.

Когда сияние в очередной раз ярко полыхнуло и выпустило наружу темный пульсирующий ком, Азия резко поднялась во весь рост и перехватила свой огромный меч поудобнее. Из зарева ей навстречу двинулось нечто. Я узнал существо сразу — таких рисовали Механики в своих храмах — бесы. Это и вправду оказался бес, самый настоящий, размером с крупную овчарку. Он напоминал своим видом странную помесь обезьяны и свиньи, с увесистыми бараньими рогами.

Пока я с удивлением таращился на монстра, меч Азии успел со свистом описать круг. Рогатая голова полетела в траву. В тот же миг сияние словно прорвалось, и целая толпа бесов полезла из него, ворча и хрюкая. Следом за новой мы с Адькой бросились навстречу врагам.

Засвистело оружие, рассекая воздух. Ближайший бес попер на меня, как танк, я ударил копьем и попал точно между глаз. Рядом по земле покатился клубок тел, в котором я сумел разглядеть рычащего Адьку. Почувствовав движение у своих ног, я ткнул копьем в траву и оттуда раздался истошный визг.

От Азии бесы разбегались, как от огня, но ее меч настигал их везде. Среди тварей началась суматоха и паника. Половина из них ринулась обратно в сияние. Остальным уйти не удалось…

Мы стояли, тяжело дыша, и выжидающе вглядывались перед собой. Вскоре сияние плюнулось новой порцией бойцов, но это были уже не бесы. Мы даже опомниться не успели, как одна здоровенная похожая на собаку тварь выпрыгнула прямо на нову, а вторая с ревом кинулась на меня, но встретила Адькины клыки раньше моего копья. Следом появились еще две и обе кинулись к нове. Сначала адским псам удалось свалить ее, но уже через секунду Азия поднялась снова, стряхивая с себя оскаленных чудовищ. Я выхватил нож и воткнул его в холку самой первой твари. Двух других Азия расплющила ударом крыльев. Последнюю свалил и загрыз Адька.

Вновь стало тихо. Я напряженно вгляделся в угасающие алые всполохи.

— Похоже, на сегодня все, — уверенно кивнула мне нова, стряхивая с крыльев бурые ошметки.

— Вот это да! — восхитился Адька, склонившись над кровавым блином, который остался от одной из адских собак. — Какая же силища! Мне бы такие крылышки.

— К сожалению, здесь одними крылышками не обойтись, — Азия почему-то не разделяла радости Умеющего.

— Что ты имеешь в виду? — Адька на всякий случай отошел подальше от собачьих останков.

— Все это — так, игрушки. Собаки, бесы — просто мелочь. Не верю, что этими тварями можно было запугать целый Дом. Думаю, главная сила сегодня нам не соизволила показаться…

Мы вернулись в жилище Рябины. Никто не спал. Нам тоже спать не хотелось, в крови еще бродил азарт боя. Почистив оружие и сняв доспехи, наскоро перекусили ржаными лепешками, которые испекла Люта, и ударились в расспросы.

— Какие еще твари выходят из сияния? — поинтересовалась Азия.

— Всякие выходят, — бабка Рябина краем глаза покосилась на Стефанию, — бесы и псы у них так, для отвода глаз, страшнее воины-демоны — адские верховики.

— Конные рыцари — это тебе не бесы. Они сильны и проворны, — устало кивнула Стефания.

Закончив с поздней трапезой, все разбрелись по углам, желая хоть немного выспаться к утру.

В следующий дозор мы собрались только через несколько дней, когда вновь пришла наша очередь. Эта вылазка прошла без эксцессов — те же бесы и адские псы. Конечно, в этот раз тварей набралось голов на двадцать больше, но нас это мало встревожило. Перебив основную толпу, мы загнали остальных в сияние.

Приближалось полнолуние, в преддверии которого сияние начало угасать. Рябина объяснила нам, что так происходит каждый месяц, и в разгар полной луны демоны предпочитают не показывать сюда носа. Зато таинственные жители Дома тут же оживились — начали выбираться из хибар, и я наконец-то увидел их воочию.

Среди селян пошли слухи, что с нашим приходом демонские вылазки из сияния приутихли, и к нам с Адькой, а в особенности к Азии относились хорошо. Адька радовался и ел за троих пироги, которыми его угощали местные. Удивительно, как за несколько дней этот Дом из пугающей Дури превратился в место приветливое и радостное. Правда крылась в этой радости какая-то обреченность, мимолетность. Лица людей таили печать вечной скорби и тревоги.

Когда миновало полнолуние, снова начались дозоры. Поначалу было тихо. За первую вылазку мы встретили лишь пару мелких бесов, которые сунулись из сияния, а потом, заметив дозорных, с визгом ужаса кинулись обратно. Больше никого.

Два следующих дозора прошли еще спокойнее. Мы пролежали в траве, не дождавшись ни одной адской твари. Похоже, враги притаились, задумывая что-то. В этом никто не сомневался, никто не тешил себя иллюзией, будто демоны решили отступиться от этих мест.

Вернувшись из очередного спокойного дозора, я завалился спать на узкой лавке в углу кухни. Сон сморил меня в тот же миг, заставив реальность обернуться темным провалом, в котором моментально исчезло все — и Дом, и дорога, и демоны, и сияние. Чернота сгустилась, растеклась в памяти, а потом сжалась, уменьшаясь до размеров дорожного камня…

Я смотрел на этот странный черный камень, ощущая тревожное чувство какого-то наваждения или опьянения.

— Эй, ты чего уселся, следопыт? — ткнул меня в спину Витек. — Сказал же, что знаешь, где зорькина дача.

— Знаю. Сейчас вдоль забора по тропе, потом перелесок, магазин, а там пара улиц и на месте.

Поднимаясь, я почувствовал легкое головокружение. Сначала хотел захватить чудной камень с собой, но потом подумал, что трогать его лучше не стоит, уж больно он странный. Вдруг излучает чего?

Прошагав знакомым, правда, слегка подзабытым маршрутом до магазина, наша дружная компания наткнулась на Сеньку, который не спеша брел навстречу.

— Я вас уже заждался, — протянул он и поправил огромные нелепые очки, делающие его глаза по-стрекозиному несоразмерными с лицом.

— Здорова, человек-стрекоза, — хохотнул Витек, — где отрыл такой антиквариат?

— Свои вчера разбил, пришлось дедовы надеть, — заявил Сенька, привычным жестом поправляя очки на переносице.

— Ты чего нас не встретил? — возмущенно спросил Влад.

— А чего встречать-то? Сами же дошли, не заблудились.

— Это Жилин-следопыт, вывел нас, как Сусанин, — пробасил Пашка, на что Зорин тут же пояснил ему строго:

— Если бы, как Сусанин, то вы бы вообще никуда не дошли. Шел я за вами, шел, просто сразу выйти не мог — ключ от дачи потерял.

— Эх, Зорька, вечно у тебя все не как у людей, — добродушно усмехнулся Витек и, подхватив один из пакетов с продуктами, кивнул на магазин. — Еще затариваться будем?

— Хватит пока, — отговорил его от необдуманных трат экономный Пашка.

Неспешным шагом, болтая, мы потихоньку добрели до зорькиной дачи. Небольшой фанерный домик советских времен грустно выглядывал из зарослей сирени. За ветхим забором, едва ли достающим до колена, тянулась через ряды крыжовенных кустов выложенная старым линолеумом дорожка.

— Вот мы и дома, — радостно предупредил всех Сенька, лишь на меня одного взглянув как-то не по-доброму, — пора встаааааваааать, хватит дрыхнууууть….

Зоринские глаза засветились по-волчьи, а рот растянулся жутким оскалом.

Я подскочил на кровати, вцепился руками в страшную рожу, которая оказалась не чьей-то, а Адькиной.

— Ты чего? — удивился он, пятясь и поджимая хвост.

— Ничего, — буркнул я, садясь на кровати и обнимая ладонями виски, — ты бы почаще человеком перекидывался, а то увидишь твою морду спросонья, так кондратий и хватит.

— Сразу уж и морду! — оскорбился Адька. — Как в бою подсобить — так не морда, а тут сразу в крик.

— Ладно, прости, не ожидал просто, — постарался оправдаться я, — к тому же сон дурной приснился.

— Какой? Расскажи-ка. У нас в Доме все снам верили и по сонникам читали. И я читал. Вот я те точно скажу, что если ты коня во сне увидел — то это к побоям, а если девушку — то к пьянке. Ну, что видел-то?

— Забыл.

— Да ну?

— Честно забыл, — я напряг память, ведь сон точно был, и имелось в нем что-то важное, особенное, но нет — опять в голове пустота.

— Ладно, вспомнишь — скажешь, — отстал от меня наконец Адька, — да, кстати, я тут подумал кое о чем. Помнишь, Стефания и Рябина говорили про белую дорогу, по которой демоны в дома приходят.

— Ну, помню.

— Я вот думаю, взглянуть нам на нее надо.

— Мысль хорошая, — согласился я, — отчего ж не посмотреть….

Вдвоем с Адькой мы покинули жилище Рябины и, прикрытые рассветной дымкой, отправились на поиски. Отошли от хижин, прошлись по лугу до самой кромки леса и двинули вдоль границы Дома.

— Надо было расспросить, кто и где эту белую дорогу видел, — сокрушался Адька, обнюхивая землю и чутко прислушиваясь к звукам, идущим из леса.

В кронах деревьев, увенчанных темно-зеленой, почти черной листвой возились какие-то твари, понизу у корней светилась белесыми огоньками гниль.

— Не расскажет тебе никто. Помнишь, как Рябина на Стефанию цыкнула? Боятся они, понимаешь.

— Понимаю, как не понять? Тогда мы сами дорогу найдем и во всем разберемся.