1. Вечер перед премьерой. Ноября, 19
Борис. Привет. Что случилось? Я ничего не понял из твоего письма.
Лика. Я испугалась, что это она подняла трубку.
Борис. Кто?
Лика. Она.
Борис. Когда?
Лика. Когда я тебе перезванивала. Там был женский голос. Я испугалась и бросила трубку.
Борис. Подожди. Куда ты звонила?
Лика. На твой телефон.
Борис. Со своего?
Лика. Нет, с домашнего. Который здесь.
Борис. Я не получал таких звонков.
Лика. А вдруг она…
Борис. Лика. Все в порядке. Ты явно ошиблась номером и позвонила кому-то другому.
Лика. Ты думаешь?
Борис. Я тебя умоляю. Если бы Нина ответила на звонок и услышала твой голос, я бы первый об этом узнал. С ее-то паранойей насчет тебя.
Лика. Ох, а я испугалась… И у меня опять начали чесаться руки.
Борис. Чесаться руки?
Лика. У меня что-то с руками, с тех пор как я сюда приехала. Типа экземы. Я купила крем.
Борис. Тебе надо перестать так беспокоится и переживать. Все будет хорошо. Мы сделали это. Завтра — премьера. Невероятно, но факт. Хоть сама постановка не самая замороченная, но мне она далась, реально, сложнее всего, что я когда-либо ставил. Помимо всей этой ситуации с Ниной, мне всю дорогу мотали нервы мои прекрасные актеры. Никита со своими капризами и звонками в ночи — поговорить про «зерно роли». Илья, который пропал на два дня…
Лика. Я так испугалась. Я думала — он умер.
Борис. Я тоже так думал. И я, кстати, не верю в историю с ограблением.
Лика. Нет?
Борис. Илья — хороший актер. Он очень смелый актер. Я уверен, что он решил поэкспериментировать. Как его герой… Войти в особые состояния, если понимаешь, — о чем я.
Лика. Ты думаешь? Он тебе это сказал?
Борис. Ему не надо мне говорить, я и так знаю. Я знаю актеров. Я живу с ними уже десять лет — буквально и фигурально.
Лика. А вот Влад…
Борис. Ой. Не обращай на него внимания, это он временно стал козлом, чтобы из образа не выпадать. Они так иногда делают.
Лика. Он, и правда, стал козлом…
Борис. Не обращай внимания, — пройдет после премьеры. В любом случае, всех их переплюнула моя Нина. Сначала на репетициях, потом дома каждый вечер. Допросы с пристрастием: Кто Лика? Откуда Лика? Зачем Лика? Что у тебя с Ликой?.. Хотя, это я сам, конечно, виноват. Что забыл тебя тогда предупредить откуда мы с тобой знакомы.
Лика. Через Макара Балдастова. Теперь я знаю.
Борис. Я сам виноват. Макара предупредил, а тебе сказать забыл. В те дни у меня голова была набекрень. Да ты, наверное, сама помнишь.
Лика. Я помню. Я очень хорошо помню. Как ты в коридоре остановился у стены и ждал лифта, которого там не было.
Борис. Это из-за тебя. Я на тебя отвлекся.
Лика. И на улице, когда мы улицу с тобой переходили, ты машин не видел, — я все хватала тебя за руку.
Борис. Это тоже из-за тебя.
Лика. А потом ты снова стал все видеть — все лифты и все машины.
Борис. Тем лучше для меня. Это, вообще-то опасно — не видеть машин. И все же… Я до сих пор не могу понять, почему — с той секунду, как ты в комнату вошла, перед читкой, с самой первой секунды она что-то почуяла. Правильно говорят, что все женщины — ведьмы.
Лика. Я — не ведьма… Что ты так смотришь?
Борис. Мне грустно вдруг стало. Я подумал… При других обстоятельствах вы могли бы стать лучшими подругами.
Лика. Что? Что ты говоришь такое?
Борис. Вы с ней очень похожи.
Лика. Не говори мне, что мы с ней похожи. Потому что это не так. Ее привилегированная жизнь не имеет никакого отношения к моей жизни. Я все время пытаюсь пробиться, всю жизнь башкой о стенку расшибаюсь.
Борис. Она тоже.
Лика. Да у нее все есть изначально. Она изначально — на всем готовом. С мамой актрисой — телезвездой. Боткина — женщина-врач всех телевизоров страны! Вылечи нас всех, Боткина! Сколько там сезонов уже — десять, пятнадцать?
Борис. Если ты думаешь, что сериал «Боткина» помогает Нине с карьерой…
Лика. А почему мы все время говорим о Нине? Каждый раз, когда мы видимся.
Борис. Наверное, потому что завтра — премьера. И Нина играет Марию. А ты играешь двойник Марии. Завтра — твой театральный дебют, Лика. Ты — настоящий талант. Ты не только можешь писать, ты можешь играть, — на сцене.
Лика. Больше за сценой, все-таки… И ты еще не знаешь, умею ли я писать. Ты еще не прочитал мою пьесу.
Борис. Я прочту ее скоро.
Лика. Хорошо… Потому что мне очень важно узнать твое мнение. Сама я не могу понять, есть ли во всем этом смысл, — в том, что я написала. Это для меня — самое главное. А актрисой я и не планировала становиться. Так случайно вышло.
Борис. Зря. Ты можешь ей быть. Поверь в это. Я вижу, когда в человеке это есть. К тому же, у тебя внешность. Это почти всегда — в плюс.
Лика. Ага. Была «внешность». С тех пор, как я приехала сюда, у меня что-то с кожей.
Борис. Что?
Лика. Меня обсыпало.
Борис. Я ничего не вижу.
Лика. Я все замазала.
Борис. Возможно, это стресс. Тебе не надо так поддаваться стрессу.
Лика. Я хочу быть с тобой. Почему я не могу быть с тобой?
Борис. Я тоже хочу быть с тобой. Думаешь, я этого не хочу? Думаешь, мне легко вот так сдерживать себя? Когда я здесь, с тобой, наедине, в этой комнате?
Лика. А зачем ты сдерживаешь себя?
Борис. Ты знаешь. Мы с тобой это обсуждали. Много раз.
Лика. Ты говорил, что после премьеры…
Борис. Лика.
Лика. Что?
Борис. Ну, не во время же финального занавеса мне ее бросать? К тому же, кое-что изменилось. И ты знаешь — что именно. Ты теперь — часть спектакля. Как и она — ты в нем играешь. Когда ты только сюда приехала, мы думали — ты будешь моим ассистентом, и после премьеры твоя работа закончится. А потом пришла эта идея о том, что Марии видится ее тень, ее злой двойник. И все указали на тебя. Вся группа сказала, что ты похожа на Нину силуэтом.
Лика. Все, кроме Нины.
Борис. Да, сначала она была против. Еще как. Но я ее убедил, что это именно то, чего не хватало постановке. Когда придумался двойник — все стало на свои места! Только тогда я понял, что спектакль сложился!.. В результате именно тот факт, что я предлагаю тебя в качестве ее тени, ее успокоил…Это необъяснимо, но это факт…
Лика. Как ты ее терпишь? Боря. Как ты ее выносишь? Она же невыносима. У нее всегда настроение поганое. Она время всем недовольна.
Борис. Что сказать? У нее есть повод для недовольства…
Лика. У нее ужасный характер. Ужасный. Никто другой не будет ее терпеть. Кроме тебя. Поэтому она так в тебя и вцепилась.
Борис. Что сказать? Иногда она может быть… колючкой.
Лика. А почему ты так сейчас улыбнулся?
Борис. Как? Что такое? Ну вот. Не расстраивайся. Лика. Лика. Не грусти. Скажи мне — тебе нравится играть в моем спектакле? Ты считаешь, это для тебя — полезный опыт?
Лика. Да. Конечно. Это уникальный опыт. Я столькому учусь.
Борис. Я рад, что могу помогать тебе учиться и развиваться.
Лика. Больше всего мне нравится, когда на репетициях ты мне говоришь, что мне делать. Когда ты ведешь меня по сцене. Иногда, при этом, ты меня касаешься… Трогаешь мое плечо. Или локоть. Однажды ты меня даже приобнял. Я так жду этого, каждый день надеюсь, что сегодня ты до меня дотронешься.
Борис. Но мы сейчас трогаем друг друга. Ты сидишь у меня на коленях, и я тебя обнимаю.
Лика. Но мы же почти не видимся с тобой вне репетиций. Я почти не видимся! У тебя столько дел…
Борис. Ну, ладно тебе. Мы часто видимся.
Лика. Хуже всего то, что я все время боюсь, что ты все отменишь, из-за всех своих дел и на этой неделе мы опять не увидимся и придется опять ждать следующей…
Борис. Я все время стараюсь находить для тебя время. Разве я не нахожу для тебя время? Ты же знаешь мою занятость. Мои лучшие друзья по месяцу меня не видят. А мы с тобой видимся каждый день. Пять раз в неделю. Иногда и на выходных. Как сейчас.
Лика. Но я не могу там… дотронуться до тебя! Ты все время с ней там! Это же… это же… мучение! Это — мучение!
Борис. Лика…
Лика. Я видеть ее не могу! Я видеть ее не могу! Я каждый день так ревную, я так ревную ее, так ненавижу! Каждый день! И улыбаюсь при этом. И всегда улыбаюсь. Делаю вид всегда, что все хорошо… Ты все еще хочешь быть со мной? Скажи мне, если ты изменил свое мнение. Скажи мне…
Борис. Меня бы здесь не было, если бы я этого не хотел. Я бы не подставлялся так, как я подставляюсь, приходя сюда, к тебе. Я бы не оплачивал тебе квартиры, не давал бы тебе на расходы свои деньги. Не рисковал бы так, обнимаясь с тобой на улицах, у всех на виду, на улицах и в ресторанах, где нас могут увидеть мои знакомые, ее знакомые или знакомые ее матери.
Лика. Я не понимаю… Твои деньги? Это ты мне платишь? Не театр?
Борис. У театра нет возможности платить тебе деньги. Это — бедный театр. Я тебе про это говорил. С самого начала.
Лика. Но… Ты за все платишь сам?
Борис. Только тебе. Тебе одной я даю свои деньги.
Лика. Поэтому их так мало? То есть… Прости… Я не знала.
Борис. Потому что я хочу, чтобы ты была здесь, чтобы ты была в спектакле, чтобы мы могли видеть друг друга. Чтобы мы могли любить друг друга так — как это позволяет нам ситуация… Почему ты плачешь?
Лика. Боря…
Борис. Что, Лика?
Лика. Ты — самый важный человек в моей жизни. Ты — мой самый близкий друг. Ближе тебя у меня никого нет. Ты знаешь все мои секреты. У меня перед тобой нет тайн.
Борис. У меня тоже нет тайн перед тобой. Я хочу быть с тобой. Я не хочу, чтобы ты начала встречаться с кем то еще. Но я не имею права тебя останавливать. Сейчас. Пока что я не имею нам это права.
Лика. Ты станешь меня ревновать, если я буду с другими мужчинами?
Борис. Я и так тебя ревную. Я постоянно тебя ревную.
Лика. К кому?
Борис. Да много к кому. Например, к Илье. Ты с ним полспектакля торчишь за сценой, в темноте, бог его знает, — что вы там делаете?
Лика. Мы беззвучно друг друга смешим, а потом беззвучно смеемся.
Борис. К Никите. Он мне пару раз говорил, что находит тебя очень, как бы это сказать помягче, — сексуально привлекательной.
Лика. Он как-то пытался меня поцеловать.
Борис. Никита?
Лика. Да.
Борис. Когда?
Лика. В метро.
Борис. У него получилось?
Лика. Не очень, — я в последний момент увернулась… Я думала, ты ревнуешь меня к Владу. Потому что он все время со мной разговаривает.
Борис. Не. Влада я просто опасаюсь. Они с Ниной старинные друзья, даже встречались когда-то сто лет назад, поэтому будь осторожна с тем, что ты ему говоришь.
Лика. Господи, опять. И ты еще о какой-то ревности ко мне говоришь? Это ты каждую ночь ложится в постель с другим человеком. Не я.
Борис. Но… Мы почти никогда это не делаем.
Лика. Да?
Борис. Да. Так бывает, когда люди давно вместе. Мы… Впрочем… Я бы не хотел вдаваться в подробности…
Лика. И не надо. Когда мы с тобой займемся любовью?
Борис. А… Нина перед премьерой вся на иголках. Сама понимаешь. Так что я бы не стал сейчас рисковать. Нужно немного подождать. Когда я вернусь с фестиваля…
Лика. С какого фестиваля?
Борис. Я ставлю моноспектакль по моей пьесе. Премьера на фестивале «АртПлюсАрт».
Лика. По «Хрупким костям»?
Борис. Да.
Лика. О, как мне нравится эта пьеса! Она такая потрясающая. Она как «Над пропастью во ржи», только с главным героем — девочкой!
Борис. Я помню, ты это говорила. Мне льстит такое сравнение.
Лика. Так ты уезжаешь из города, чтобы ставить новый спектакль? Когда?
Борис. Через неделю.
Лика. Но… Ты же только что поставил спектакль. «Бледные розы»… Помнишь?
Борис. Разумеется.
Лика. Почему ты не делаешь пауз никогда? Почему ты все время… вот так?
Борис. А я тебе объясню — почему. Когда тебе звонят и предлагают что-то — ты можешь сказать «нет» один раз, потом второй, а на третий раз они уже не будут звонить, не будут предлагать — ничего. А пока это длится, это надо ценить. И использовать. Иначе люди о тебе забудут. Слишком много всего происходит вокруг. Новые имена каждый день. Я не могу расслабиться и почивать на лаврах, которые и так не такие уж пышные, в моем случае, — чтобы на них почивать.
Лика. Как долго ты будешь готовить спектакль?
Борис. Месяц.
Лика. О, боже.
Борис. Я буду приезжать на выходных.
Лика. Боря, скажи мне пожалуйста,… Ты бываешь доволен тем, чего уже достиг?
Борис. Время от времени. Я доволен некоторыми моими работами. Многими моими работами. Но это не меняет того, что театральные критики часто меня не понимают и пишут всякую хрень про «эпатаж» и «скандал».
Лика. Но ты доволен своей карьерой? В общем и целом.
Борис. Когда как. В общем и целом — не очень.
Лика. А счастлив ты бываешь?
Борис. Нет.
Лика. Как так?
Борис. Ты бываешь?
Лика. Конечно. Время от времени. Я очень счастлива время от времени, и очень несчастна все остальное время.
Борис. Значит, повезло тебе.
Лика. Это мне-то повезло?
Борис. У тебя много чувство. Ты много всего чувствуешь. Это — дар.
Лика. О, да. Иногда этот дар просто разрывают меня изнутри. Мне иногда кажется, что я скоро лопну, как воздушный шар, и забросаю всю вокруг своими внутренностями. Так что да — мне очень повезло иметь столько чувств! Тебе есть чему завидовать! Когда ты займешься со мной любовью?
Борис. Я очень хочу заняться с тобой любовью. Поверь мне.
Лика. Как я могу в это поверить? Вот я — стою перед тобой. Вот мы здесь одни, никто нам не помешает. А ты все равно этого не делаешь. Как я могу поверить, что ты этого хочешь?
Борис. У тебя что, никогда такого не было, когда ты чего-то хотела, очень — но знала, что это неправильно и поэтому ты себе этого не позволяла?
Лика. Нет!
Борис. Нет? Как это — нет?
Лика. Если тебе что-то надо, если тебе этого очень хочется — ты идешь и делаешь это. По-другому никак.
Борис. Кстати. Я начал читать твою пьесу. «Зимний призрак».
Лика. О, боже. Что ж ты сразу не сказал? Сколько ты уже прочитал? Боже, я так волнуюсь.
Борис. Где-то половину.
Лика. Боже.
Борис. Не пугайся. Ты так пугаешься.
Лика. Я волнуюсь, что ты скажешь.
Борис. Это очень хорошо.
Лика. Да?
Борис. Это на редкость хорошо.
Лика. Правда?
Борис. Ты пишешь лучше, чем мои студенты, когда у меня были студенты. И это были люди, которые учились писать пьесы годами, а ты вот так села и написала такой сильный материал.
Лика. Я прочла миллион пьес за эти два месяца. Полмиллиона из них — твои.
Борис. Кое-что там еще сырое, конечно.
Лика. Конечно. Это же первый драфт.
Борис. Мне нравится, как ты держишь напряжение. Когда у тебя Сандра и этот парень оказываются вместе, в одной комнате… Сразу начинаешь понимать, — что это будет непредсказуемо, это будет опасно, и это причинит вред, — кому-то из них, возможно обоим. Это самое интересно, самое крутое и важное, что можно встретить в пьесе. Потому что — хорошая пьеса, это когда чувствуешь что — то, что сейчас происходит в комнате, с этими людьми — самое важное, что случалось с ними, в их жизни. Понимаешь? Иначе, зачем они остаются здесь, в комнате, друг с другом? И зачем зритель на это смотрит? Понимаешь?
Лика. Я понимаю. Да.
Борис. А вот сцены с допросом, — когда ты вводишь в действие следователя… И устраиваешь весь этот процедурал… Это — нет.
Лика. Нет?
Борис. Это не театр. Это — телевидение. Это сериалы… Кино. Понимаешь? Не за этим человека идет в театр.
Лика. А зачем человек идет в театр?
Борис. Большинство, разумеется, идет туда за приятным, и комфортным — типа, культурным отдыхом, но мне до такого зрителя дела нет. Я на того зрителя плевал. Я думаю о моем зрителе, который, как и я — идет в театр за тем, что вот — здесь и сейчас, прямо перед ним, — что-то реальное начнет происходить с этими людьми в комнате. На самом деле происходить. Сейчас, в режиме реального времени. Пойми. Зритель в зале и актеры на сцене — они ведь дышат одним воздухом. Они проживают эти минуты вместе. Это в кино ты берешь отснятый материал — и вертишь его, крутишь туда-сюда, так и эдак, — реплику отсюда, реакцию оттуда, вот этот кадр с этим местами поменять, вот сверху фильтров пять штук наложить… Одни трюки. Это обман. Кино — это трюкачество. Это иллюзия. Раньше я этого не знал, а когда свой фильм снимал и потом в монтаже сидел — я просто офигевал. Это было откровение. Сплошной эффект Кулешова. А в театре, — вот он актер, перед тобой; вот он влюбляется у тебя на глазах, вот он принимает неверное решение, совершает неисправимую ошибку. На твоих глазах. Вот он корежит другого человека, ломает его, убивает; сам умирает… В твоем присутствии… И ты можешь протянуть к нему руку. Ты хочешь протянуть к нему руку. Иногда ты буквально можешь это сделать — так близко он от тебя находится. И ты хочешь остановить его, или утешить, или спасти, или, наоборот, ударить … Но ты не можешь. То есть — ты можешь, но ты и не можешь. Четвертая невидимая стена! Понимаешь? Прикосновение и одновременно не прикосновение.
Лика. Как это?
Борис. Это из Сэлинджера. Он так описывает любовь.
Лика. В смысле?
Борис. «Любовь — это прикосновение и в то же время это не прикосновение».
Лика. Что это значит?
Борис. То же, что и четвертая стена в театре.
Лика. Я не понимаю. Почему любовь — это прикосновение и не прикосновение?
Борис. Это как — ты протягиваешь руку, чтобы дотронуться до другого… но останавливаешь себя на полпути.
Лика. Почему останавливаешь?
Борис. Потому что это страшно. И слишком прекрасно. Ты думаешь, если дотронешься, что-то разрушится, испортится или исчезнет навсегда… Да что я тебе объясняю? Взять твою героиню. Сандру из «Зимнего призрака». Она у тебя в постоянном внутреннем конфликте. И это отлично. Она хочет этого парня. Хочет быть с ним, любит его. Но бежит от него. От его любви. Как от какой-то заразы. К незнакомым мужикам. Чтобы отдать им себя, отдать задаром свое тело, которое им даже не нужно. В то время, как этот парень — он у тебя, вроде как, аутист?
Лика. Вроде того.
Борис. В то время как он буквально сходит с ума от своей любви к ней. Готов на все ради нее. Даже на преступление. Даже на убийство.
Лика. Или как в твоей пьесе. «В бледных розах». Когда все, что ему надо сделать — это прийти в спальню Марии, а он все копается в своей земле с червями.
Борис. Вот видишь. Ты все понимаешь. Так, мне пора уходить…
Лика. Помнишь, как мы ходили на «Чайку». Как там между сценами — гасили свет, и зал секунды на три-четыре погружался в полную темноту. И каждый раз я прижималась щекой к твоему плечу, или ты клал свою руку мне на шею. В эти секунды, когда было темно, как в раю. Вокруг были люди, море людей, но в этой темноте мы были одни. Это был лучший вечер.
Борис. Да… Я тогда слишком много выпил. Макар, кстати, сказал мне потом, что было видно, как мы это делали. Так что, полностью темно там не было. Увы. И все это было крайне неразумно и опасно.
Лика. Ты больше не хочешь расставаться с Ниной?
Борис. Вопрос не в моих желаниях, а в том, что это очень сложно сделать. У нас с ней уже давно все общее — квартира, собака, вся наша жизнь в этом городе… И я понятия не имею, как это делить. Как мы, допустим, будем делить нашу собаку? Или нашу кровать?
Лика. О. Вашу кровать. На которой вы почти никогда не делаете это? Сожгите ее! Устройте охренительно яркий костер посреди спальни! Станцуйте вокруг огня танец освобождения от ваших мучительных отношений! Как тебе такая идея? Дарю!
Борис. Ого. Вот, значит, как ты можешь?
Лика. Что? Я все меньше похожа на Кристину?
2. Рецензия на «Бледные розы на темном фоне»
Лика(читает). «Неутомимый провокатор, снискавший славу самого брутального и маскулинного из современных театральных деятелей, сделавший имя на безжалостных пьесах, с трудно выносимыми сценами секса и насилия, представил зрителям свою новую работу — спектакль „Бледные розы на темном фоне“, в основу которого легла первая пьеса автора. Но не стоит очаровываться романтическим названием. Скандальный режиссер остается верен себе. Его новый спектакль представляет собой парад гротеска и экстремальных проявлений человеческого поведения, и я вновь вынужден повторится и сказать, что зрелище это — не для слабых желудков».
Борис(читает). Пьеса заигрывает с многочисленными клише, но создает яркие и запоминающиеся сцены, перед тем как в финале свалится в привычную чрезмерную и жестокую мелодраму. Это даже обидно, учитывая, что на этот раз от автора ждали чего-то принципиально иного. После спектакля на ум приходит реплика Императора из фильма «Амадей»: «Слишком много нот».
Лика(читает). «Среди круговерти эксцентричных персонажей, лишь глубоко страдающая Мария выглядит полнокровной героиней. Заслуга, прежде всего, принадлежит самой актрисе, сумевшей тонко и нервно воплотить многогранный и противоречивый женский образ. Уверен, мы не раз еще увидим это многообещающую молодую актрису»…
Ну что. У тебя получилось. Теперь у нее будет карьера. И ты ей больше ничего не должен… Боря? Боря? Ты меня слышишь?
Борис. Он меня что, — с Моцартом сравнил?!
3. Пьяный вечер. Декабрь, 2
Лика. Что это за песня?
Борис. Повторите нам, пожалуйста!
Лика. Ой, нет!
Борис. Почему? Давай повторим.
Лика. Еще полбутылки есть.
Борис. Так на дне. Мы уже на дне.
Лика. Это правда. Мы уже там.
Борис. Повторите нам, пожалуйста!
Лика. Кто, блин, эту песню поет? Я хочу знать!
Борис. Это из восьмидесятых. Попса. Я забыл название.
Лика. Я никогда не знала, кто ее поет. Погоди. Погоди. Твой телефон! У тебя есть на нем программа? Как ее? Ловец песен?
Борис. Вроде да. Сейчас.
Лика. Боже мой, — до чего дошел прогресс. Я когда узнала, чуть с ума не сошла. Можно вот так взять и поймать песню телефоном. А я всю жизнь запоминала слова. На листочки их записывала. А потом искала, что за песня…
Борис. Что тут написано? А?
Лика. Марк Алмонд. «Отвергнутая Возлюбленная». О. Тут и перевод есть!
Борис. Боже.
Лика. «Отвергнутая возлюбленная, усвоила урок, опаленная своей любовью… Она лила горькие слезы, и теперь ее любовь превратилась в сладкую месть отвергнутой любви…»
Борис. Тебе что — такое нравится?
Лика. Иногда. Когда настроение подходящее. Слушай. «Она придет за тобой с ножом, Будет слать твоей жене отравленные письма, разрушит до основания твою жизнь, Ради удовольствия видеть твои мучения».
Борис. Мы говорили… Мы говорили о твоей пьесе. Я спрашивал у тебя о твоем выборе добавить в пьесу песни… Почему ты решила так сделать? Я сам почему это спрашиваю.
Лика. «На работе она выставит тебя дураком, Она обольет твое имя грязью, убедится, что тебе действительно больно, ради удовольствия смотреть, как ты горишь в аду».
Борис. Потому что я сам меломан. Без музыки дня прожить не могу.
Лика. Я могу день без кино прожить. Легко. Без книжки могу. Без театра жила многие годы и ничего. Но без моих любимых песен. Нет. Не вариант.
Борис. Потому что песня — это совершенное… Это самое совершенное из всех творчеств.
Лика. Точно.
Борис. В песне — душа человека.
Лика. Вся его история, вся его боль.
Борис. Ритм его сердца. Как-то так.
Лика. Три с половиной минуты, и ты навсегда в нее влюблен. Отныне эта песня всегда будет с тобой. В твоих наушниках, и в твоей душе.
Борис. Если бы я верил в бога, я бы сказал, что это — самый приближенный к нему вид искусства. Музыка и поэтический текст — вместе.
Лика. Вообще-то… Ты веришь в бога гораздо сильнее, чем я.
Борис. С чего бы это?
Лика. Я просто допускаю, что Вселенная руководствуется неким высшим порядком; сводом правил, которые позволяют тебе самому делать себя очень счастливым или очень несчастным… В то время как ты, мой дорогой — ты находишься в яром антагонизме со своим ветхозаветным представлением о суровом и карающем боге… Ты враждуешь с ним, ты с ним в постоянном яростном споре и это значит, что ты очень даже в него веруешь!
Борис. Ого, вот это ты меня пригрузила… Ты всегда такая, когда пьяная?
Лика. Я еще и… такая… И такая… И такая…. Меня поражает, как ты смотришь на меня, когда я к тебе приближаюсь очень близко. Ты смотришь на меня почти испуганно… Ты следишь за мной. Ты хочешь понять по шкале опасности этим вечером — где я на шкале опасности этим вечером? Раньше ты на меня так не смотрел. Раньше, когда я тебя целовала и открывала вдруг глаза — я видела, что твои глаза тоже открыты и в них — только растерянность и такая гигантская нежность. Она и заставляла меня оставаться… Каждый раз оставаться и ждать тебя дальше. Сколько угодно ждать. Твои глаза — беззащитные и нежные — этот контраст между суровым тобой и твоими глазами, когда я тебя целовала… А сейчас ты будто опасаешься меня.
Борис. Это так. Я опасаюсь тебя. Я тебя опасаюсь.
Лика. Почему?
Борис. Потому что Нина уехала из города, и мы пьем в баре за углом, рядом с моим домом, где ждет меня мой пес, которого уже нужно выгулять. И я не знаю, что еще я могу себе придумать, или приказать, что может меня остановить…
Лика. Остановить? Перед чем?
Борис. Кто это поет? Сейчас… Сейчас увидим… Soft Cell. «Порочная любовь». «Наша любовь, Кажется, ведёт нас в никуда. Свет пропал из моей жизни. Я кручусь, верчусь, я не сплю ночами… Не дотрагивайся до меня, пожалуйста. Я не выношу, когда ты меня дразнишь». Что? Это из песни.
Лика. Нина не в городе?
Борис. Она уехала на выходные. У нее съемки. В сериале.
Лика. У тебя все девушки были актрисы?
Борис. В смысле? По жизни? Только последние лет десять.
Лика. Тебе нравится, что они актрисы, да? Что ты можешь делать из них своих героинь. Можешь вести по сцене. Говорить им: «А теперь ты делаешь это. А теперь говоришь так… А теперь снимаешь майку… Ложишься вот сюда… А в финале ты умираешь вот так».
Борис. Ты хочешь того же? Хочешь быть моей актрисой? Что бы я говорил тебе, что тебе надо делать?
Лика. Я хочу быть твоей актрисой. Конечно. Но я хочу быть больше чем, все твои актрисы. Я еще и автором быть хочу. Чтобы говорить: «Теперь ты влюбляешься. Ты расстёгиваешь рубашку. Ты ложишься вот сюда». А в финале ты говоришь…
Борис. Что? Что?? Что?!!
Лика. «Выходи за меня замуж»!
Борис. Боже мой! Ты все еще хочешь за меня замуж?!
Лика. Мое желание не желать ничего не меняет. Это из песни.
Борис. Я знаю… Зачем люди вообще хотят жениться друг на друге? Зачем они думают, что рано или поздно этот момент обязательно должен настать? Зачем они считают, что обязаны делать детей и жить вместе до конца времен? Почему нельзя по-другому? К примеру — завести собаку и прожить вместе двенадцать лет?!
Лика. А потом новая собака и новые отношения?
Борис. Почему нет?!
Лика. Действительно, — почему нет? Но значит ли это, что мне надо тебя подождать еще… Восемь лет? Когда ты освободишься от своего нынешнего пса и своей Нины?
Борис. Уточнение. Семь с половиной. Подождешь?
Лика. Я ждала тебя почти двадцать девять лет. Могу подождать еще семь с половиной. Боже, нет. Я не настолько еще сошла с ума. Извини. Нет. Не буду.
Борис. О! Эту песню я знаю и без телефона.
Лика. Все ее знают. Но я никогда не понимала, что значит ее название.
Борис. «Wonderwall» означает, — Стена Чудес.
Лика. Да. Но. Что это такое? «Может быть, ты тот — кто меня спасет. Ведь в конечном итоге — ты моя стена чудес». Что это значит?
Борис. Если вдуматься, любимый человек — он как чудо и одновременно препятствие на пути к нему.
Лика. Как прикосновение и, в то же время не прикосновение?
Борис кивает.
Лика. Мне кажется, в таком исполнении песня звучит правильнее. В этом минорном ключе. Когда тот, кто поет, будто плачет. Потому что как можно не плакать, поняв, что твой любимый — это стена чудес. К которой бежишь, со всех ног, потому что это самое прекрасное и самое великолепное, что ты встречал в своей жизни, и в которую ты врезаешься — вот так!
Борис. Не надо плакать. Не грусти. Веселись.
Лика. Иногда меня удивляет, что ты — тот, кто написал столько красивого текста.
Борис. Что поделать? Иногда мужчина теряет все свои слова. Остаются только действия… Ты хочешь пойти ко мне? Мне надо выгулять моего пса.
Лика. Это теперь так называется?
Борис. Не смейся надо мной. Мне действительно нужно погулять с собакой.
Лика. Ты хочешь, чтобы я пошла с тобой, поднялась в твою квартиру?
Борис кивает.
Лика. Чтобы мы вместе выгуляли твоего пса?
Борис. Да.
Лика. А потом?
Борис. Одно я знаю точно. Пес, наверняка, будет удивлен. Может, даже шокирован.
Лика. Думаю, он это переживет.
Борис. Никто не должен об этом узнать, Лика.
Лика. Боря, ты помнишь, когда я вышла из себя и начала тебе говорить, что никто в театре не любит Нину, и никто в театре не понимает, почему ты до сих пор с ней? И ты мне тогда сказал, что: «Никто. Не знает. Что. Происходит. Между. Двумя. Людьми». Так вот. Никто никогда не узнает всего, что произошло между нами. Все не будет знать никто. Даже если я об этом напишу пьесу. О вот этом вот, обо всем.
Борис. Боже. Это не пьеса будет, а кошмар.
4. Лика слушает интервью Бориса по радио. Декабрь, 18
Борис. …Да, меня часто спрашивают, почему в «Бледных розах…» я обратился к другой эпохе. Я ведь обычно пишу о нашем времени, о моих современниках… Но это была моя самая первая пьеса. Тогда я много читал таких авторов, как Ибсен, Стриндберг, Юджин О’Нил, Теннесси Уильямс. Я хотел, не то чтобы подражать … Скорее, вдохновившись — отдать им дань почтения… Они все писали о том, что семья — это страшно. И мне близко такое мировосприятие… А то, что я вернулся к пьесе сейчас, — связанно с тем, что я решил, что очень хочу сделать спектакль с моей любимой актрисой. Потому что она — очень талантливая, и эта роль будто была написана для нее… Я хочу сказать… Вы знаете, — это расхожее клише, о том, как тяжело жить с писателем… Но это правда. И я очень много отношений потерял из-за моей работы. Потому что, — что скрывать? Я — обсессивно-компульсивный писатель и человек. И иногда мне надо полностью увлечься чем-то одним…. Или кем-то одним… Чтобы потом кинутся в совсем другую сторону и упасть в новую историю и потеряться в ней на какое-то время… И устроить из моей жизни очередной хаос и бардак… Но Нина, она смогла все это вынести и остаться со мной… И, в конечном итоге, — это и было самым важным для меня в выборе постановки. Я хотел сделать спектакль с Ниной. Для нее. Потому что она — моя любовь. Она — главная любовь в моей жизни.
5. Последний вечер. Декабрь 23
Лика. Зачем все это было — зачем ты меня сюда привез — зачем тратил деньги на меня — зачем всем рисковал?! Если у тебя такая великая любовь тут, под боком?! Господи, боже мой! За что меня вот так? За что, такую как я, — вот так? Что ты сидишь? Что молчишь? Ты что — просто ждешь, пока я сама себя успокою? Проорусь, да? Ты всегда такой каменный в реальной жизни, когда человеку перед тобой плохо? Когда у человека — истерика, как у меня сейчас — ты всегда такой каменный — вот так вот сидишь всегда, сложив руки вот так? Ты всегда такой холодный? И сокрушительный?
Я помню… Помню, на прошлой неделе, когда я положила голову тебе на плечо, в такси… У меня чуть ухо не отморозилось. От твой холода. Ты похож на гомункула. На мертвого Франкенштейна.
Борис(кивает). Да… да..
Лика. Мне интересно, — ты знал, что я буду слушать это интервью или, наоборот, был уверен, что я его не услышу?
Борис. Что ты там такого услышала, чего раньше не знала?
Лика. Ты серьезно? Дай-ка я вспомню: «Я не хочу идти домой к Нине»; «Все очень быстро у нас началось с Ниной, и я даже не понял, действительно ли я хочу быть с ней»; «Я где-то год не был уверен, что мне вообще нравится Нина, как человек»; «Мы бы расстались уже после первого года, но ей было тяжело, у нее было много проблем, я не мог ее тогда бросить»… Подожди, подожди. Это не все: «Я расстанусь с Ниной после премьеры». «Я расстанусь с Ниной, как только вернусь с фестиваля»…
Борис. У тебя, что диктофон включен был все время? Ты меня что — записываешь?
Лика(показывает на свою голову). Вот сюда я все записываю! Я знаю про тебя все, и я все помню. Когда у тебя интервью берут, я знаю, что ты ответишь, где ты обрадуешься вопросу, а какой вопрос тебя выбесит, даже если ты никак это не покажешь. Я помню, что ты прятал мамины дамские романы в морозильник, чтобы позлить ее, а она гонялась за тобой по дому с кухонным полотенцем, чтобы тебя им отхлестать, а ты убегал от нее через окно. Я знаю всех твоих актрис, и всю хронологию твоих романов. Знаю, что ты любишь морепродукты, но иногда у тебя на них аллергия. Что ты любишь Сару Кейн, но не любишь, когда тебя с ней сравнивают, потому что сравнение всегда в ее пользу. Что ты делаешь вид, что тебе нравятся пьесы Трейси Леттса, но на самом деле, они тебе они не нравятся. Потому что ты считаешь, что он просто актер, а никакой не драматург. Ты очень любишь очень сладкие конфеты, которые обычно только дети и едят. Ты можешь съесть их очень много за раз, и у тебя даже живот не заболит, зато потом ты будешь мучиться угрызениями совести. Я… могу так долго продолжать. Но разговор сейчас не о том, что я слишком много о тебе знаю, и что я помню все наши разговоры почти дословно, и даже когда я сотру всю нашу переписку, а я это сделаю, потому что мне невыносимо больно даже думать о том, я могу случайно перечитать что-то из времени, когда ты мне писал, что «мое письмо для тебя — лучшее начало дня»… Даже когда я сотру все твои письма, я все равно буду их помнить. Но сейчас я не об этом. А о том, что ты — ты не помнишь ничего обо мне. Ты про меня так ничего и не узнал. Даже про то, что у меня очень хорошая память. Я просто была — копия твоей выдуманной девушки, а потом ты увидел, что я — не она. И все. И всему пришел конец. Меня же саму ты так и не потрудился узнать. Поэтому, — даже если ты когда-нибудь решишься написать обо мне — ты не сможешь этого сделать. Увы! Потому что ты не узнал меня. И это так печально. Это так печально… И поэтому я хочу домой. Как можно быстрее. Что до спектакля, уверена, это будет не сложно — найти новый силуэт на роль тени твоей самой главной любви.
Борис. Хорошо. Ладно. Я куплю тебе билет.
Лика. Да уж будь добр. С тех пор, как ты перестал давать мне деньги, и мне стало нечего есть, я питалась у декоратора Ани и иногда еще, у Паши, который билеты в театре продает. А вчера я нашла здесь, в этой пустой квартире, куда ты меня сплавил — немного риса и четыре пакетика сахара из Макдональдса, и это было все, что я ела вчера. Из-за такого питания я теряю свои последние килограммы; волосы и ногти мои ломаются, а на кожу уже просто страшно смотреть. Какая уж тут Кристина? Но я благодарна, что, по крайней мере, сегодня у меня есть крыша над головой. Потому что в прошлом месяце мне пришлось две недели — две недели, пока ты был на своем фестивале, искать, где мне ночевать, чтобы меня ненароком не изнасиловали. Так что, да, придется тебе купить мне этот чертов билет и в последний раз потратить на меня свои деньги.
Борис. То, что ты сейчас сказала… Ты ведь мне этого никогда не говорила. Я ведь ничего из этого даже не знал. Ни про то, что у тебя закончились деньги, ни про то, что тебе тяжело было найти, где… Господи… А теперь ты меня обвиняешь… Но ты же мне ничего не говорила. Ты могла мне это сказать.
Лика. Конечно, могла. Конечно, я не сказала. Больше всего я боялась, что ты меня начнешь воспринимать, как обузу. Что довольно иронично, учитывая то, что ты давно меня так воспринимаешь, но поняла вот сейчас… Но ты не так меня понял. Я тебя не обвиняю в том, что мне было нечего есть, и я не всегда знала, где я буду спать… Я кое-что поняла. Про нас с тобой. Писатель Сэлинджер мне в этом помог… Помнишь, в финале в том рассказе, он говорит: «Вот почему я так и не написал… историю о том, как парень встречает девушку. В истории о том, как парень встречает девушку, парень всегда встречает свою девушку».
Да, я это поняла только сейчас. Я просто девушка, которую ты случайно встретил. А твоей девушкой — всегда была Нина. Все это время, речь здесь шла о вашей с ней истории. Она и есть твоя история, о том как «парень встретил девушку». Свою девушку… А я в этой истории — лишь глава. Возможно — самая драматичная. А может, и нет. Может, я даже не играю в ваших отношениях такую уж важную роль…
Борис. О, верь мне. Ты играешь такую роль… Ты меня ненавидишь сейчас?
Лика. Ну что ты? Сейчас я люблю тебя сильнее, чем когда-либо. Я тебя обожаю. Так бы и съела тебя всего — от твоих волос до ногтей на ногах. Потому что, в данный момент, — в моем мире от меня самой почти ничего не осталось. Только ты. Один ты. Повсюду. Видишь ли, такие дела — я полностью потеряла себя в тебе, милый друг. Так иногда бывает. С людьми, которые совсем не любят себя и в какой-то момент решают, что другой может это изменить и — спасти их. Поэтому я тебя не виню… Какой смысл любить свою тень, которая заклинает тебя: «Не оставляй меня!». Любой бы оставил такого. Я сама — первая такого оставила бы.
Борис. Иди сюда. Ко мне. Дай мне обнять тебя. Вот так. Ты только не думай, что я мог просто взять и принять такое решение — разлюбить тебя. Или перестать тебя хотеть. Сама ведь знаешь, желание перестать желать кого-то ничего не меняет… И, все-таки, имей в виду. Даже ты не знаешь обо мне все. Я никогда тебя не забуду. И вряд себя прощу за то, что я тебе сделал. Поэтому, именно поэтому, ты не затянешься у меня и полностью не пройдешь никогда. Ты останешься моим самым большим вопросом. И я не перестану его себе задавать. Прости, что вверг тебя в хаос моей идиотской жизни.
Лика. Не называй свою жизнь идиотской. Когда-нибудь о ней напишут монографию… Или пьесу.
Борис. Я лишь надеюсь, что пьесу обо мне напишешь не ты. Потому что в этом случае, я буду выглядеть реальным козлом. Возможно, самым большим козлом в истории театра.
Лика. Не преувеличивай свой масштаб. Всего лишь в истории театра 21-го века.
Борис. Верное уточнение. С парнями из 20-го века даже мне не тягаться. Хотя бы с тем же Юджином О’Нилом.
Лика. Или с тем же Антоном Павловичем.
Борис. Ты главное — пиши дальше. Все у тебя получится. Есть у меня чутье на такие вещи. «Зимний призрак» — хорошая пьеса. Ты пойдешь с ней дальше. Пошлешь ее на конкурсы. Ее начнут читать. О тебе заговорят. Отметят тебя. Ты станешь настоящим драматургом.
Лика. Да… Только я не буду посылать на конкурсы «Зимний призрак».
Борис. Почему?
Лика. Там слишком много твоего влияния. В этой пьесе слишком много тебя.
Борис. Ты считаешь, — это плохо?
Лика. Я считаю, что у меня закончился период, где ты учил меня, как писать. И дальше будет другой период, где я буду искать свой собственный стиль. И голос. Как-то так. Только… …Только между двумя этими периодами — я умру.
Да. Да… Я буду совсем мертвая. Как та девушка в клипе, которую ветер кружит над полем. Сначала ты видишь — девушка лежит в поле, красивая. И будто спит. А потом, когда ветер ее поднимает и начинает кружить и вертеть над полем, как пустую сломанную куклу, ты видишь, — что она не спит. Она — мертвая. И уже не красивая. Слишком бледная. Со стеклянными глазами. С серой кожей. Я буду, как она. Какое-то время. Возможно, пару лет. А потом я начну оживать. И найду свой голос. И стиль. Борис. Обещаешь?
Лика. Обещаю. Я обещаю.
Борис. Прощай. Спасибо, что оставалась со мной в комнате; спасибо, что была добра ко мне, когда я был незнакомцем.
Лика. Спасибо, что стал моей Стеной Чудес.
Борис. Бум.
Лика. Ай.
Шесть занимательных фактов о песне «Wonderwall»
Факт первый. «Wonderwall» — песня британской рок-группы «Oasis», написанная Ноэлем Галлахером. Это третий сингл из альбома «(What's the Story) Morning Glory?», и единственный хит «Oasis», вошедший в топ 10 в США.
Факт второй. По словам Ноэля, эта песня о девушке, которую он встретил во время тура «Oasis». Ранее в прессе утверждалось, что речь в песне идет о жене Галлахера. В настоящее время музыкант утверждает, что песня не о ней, но в свое время ему пришлось потворствовать этим слухам: «Как вы объясните своей жене, что песня о другой?.. Эта песня о воображаемой подруге, которая, как вам кажется, может спасти вас от самого себя».
Факт третий. Ноэль планировал исполнять песню сам, но в результате, отдал ее брату Лиаму, который, согласно продюсеру трека, привнес в исполнение «грубую печаль, будто он только что выкурил сто сигарет».
Факт четвертый. Сам Ноэль не в восторге от песни: За пределами Англии, во всем остальном мире, нас только по этой песни и знаю. И меня это, блин, бесит. Это, блин, ведь даже не рок-н-ролльная штука. Это такая унылая тема. И когда люди подходят ко мне и говорят, что это одна из самых великих песен, когда-либо написанных, я думаю: «Да гори все в аду, вы что, не слышали нашу Live forever»?
Факт пятый. Согласно Ноэлю, американский кантри-певец Райан Адамс, который превратил «Wonderwall» в акустическую балладу, лучше справился со своей задачей, чем сами Oasis: Я подошел к нему и сказал: «Ты можешь забирать эту песню себе, чувак. Потому что мы так и не смогли понять, как ее петь. А ты смог».
Факт шестой. Вам точно понравятся рассуждения самого исполнителя оригинальной версии Лиама Галлахера на тему того, что означает слово wonderwall: Это может быть чем угодно. Просто красивое слово. Это, как искать билет на автобус, когда ты ищешь его, ищешь, и уже такой: «Ну, где же ты, ублюдок?!» А потом вдруг находишь, и достаешь, и такой: «Охренительно! Вот мой wonderwall!»