Ткань нравится тебе — прими ее в подарок! И ночью, в тишине, на темный шелк кудрей Надень вуаль, чей цвет так нежен и так ярок,          Примерь ее скорей! Когда же сон смежит моей кокетке очи И сгонит до зари улыбку с алых уст, Оставив красоту царить во мраке ночи,          Как роз расцветший куст, И сомкнутых очей небесное сиянье Опущенных ресниц прикроют веера, И будет слышаться лишь ровное дыханье          До самого утра, В тот час — еще слабей, чем шелестенье крылий, Когда воздушный сильф, чья поступь так легка, За юной феей вслед взлетает без усилий,          Не покачнув цветка, Над головой твоей как будто бы знакомый, Чуть слышный в темноте вдруг голос прозвучит: «Спи, милое дитя, не расставайся с дремой,          Но знай, что он — не спит!» У ночи просит он мелодий и сюжетов, Легенд, не ведомых дотоле никому, О тайнах неземной гармонии сонетов          Он вопрошает тьму. А все лишь для того, чтоб мировая слава Поэта вознесла высоко над людьми, И он сказал тебе: «Она твоя по праву,          Любимая — возьми!» Да, я найду слова, что не боятся тленья И сквозь столетия сверкают, как кристалл, Чтоб имя дивное твое над тьмой забвенья          Взошло на пьедестал! Чтоб помнили его влюбленные отныне, Как имя Делии, как будто сам Тибулл Из тех времен, когда он пел свою богиню,          Мне руку протянул. Но я прошу! Когда с моей священной тканью Останешься — следи, чтоб чуждый взгляд ничей К ней не проник! Запрись от дерзкого вниманья          На тысячу ключей! А если все-таки случится так — о, Боже! Мне даже эта мысль мучительно страшна! — Что ты, не сняв ее, окажешься на ложе          Средь ночи не одна. И что соперник мой в любовном упоенье Дерзнет помять вуаль иль подшутить над ней, А ты простишь ему кощунство без смущенья, —          Что может быть больней! — Тот голос, что звучал ласкающим напевом, Вдруг грянет над тобой, как разъяренный гром: «Страшись! Рожденное обидою и гневом,          Не кончится добром!» О, если можешь ты предать любовь и ныне Быть счастлива с другим и дерзко весела, — Сбрось и сожги в огне погибшую святыню,          Как сердце мне сожгла! [32]