Крепость Лувр, декабрь 1305 года

Гийом де Ногарэ с сожалением прикончил четверть жареного цыпленка, позволенного в предрождественское воскресенье. Это нарушение обычной умеренности не доставило ему никакого удовольствия. Напротив, он спрашивал себя, действительно ли такое чревоугодие является необходимым. Во всяком случае, этим ранним утром, наступившим после короткой ночи, внезапная слабость заставила его повернуть голову и схватиться за подпорку кровати. Созерцая обглоданные кости, аккуратно разложенные на тарелке, он сердился на себя за это послабление. Ногарэ доставляло удовольствие отказываться от всяких удобств; он усматривал в этом проявление душевной силы и твердости характера. Короче говоря, он видел в этом свидетельство своего превосходства над другими – теми, кто обжирается, пьянствует, посещает дома разврата и спит, храпя, с широко открытым ртом. То есть тем, кто разделяет наклонности Карла де Валуа и всего двора. Дрожь омерзения пробежала по его спине при одной мысли о брате короля. С другой стороны, мелкие капризы или большие пороки других могли превратиться в могущественные средства принуждения или торговли. Средства, которыми королевский советник вовсе не пренебрегал.

Придворные и мелкие барончики вели себя будто головастики в заросшем тиной пруду, тратя без счета, чтобы казаться важными вельможами. В один прекрасный день, обнаружив, что кошелек внезапно и пугающе опустел, они станут его поставщиками разнообразных сведений, а если говорить прямо, то предателями.

В сущности, Ногарэ бесспорно предпочитал продажных добродетельным. Чума на этих чистеньких! Таких труднее всего вынудить к чему-нибудь или припугнуть. Эта уверенность, подкрепленная многочисленными примерами, побудила его устроить тайную встречу, которую он сегодня ожидал. Гуго де Плисан, рыцарь-тамплиер. Ногарэ снова вспомнил их первую встречу, которая произошла несколькими неделями раньше. Прекрасный образчик сильного человека, которому едва исполнилось двадцать пять лет, высокий, с худощавой мускулистой фигурой и голубыми глазами, он буквально ошеломил королевского советника. Его грубая прямота, а также мужественное изящество и самоуверенность вовсе не были обычными вещами для мессира де Ногарэ и еще менее обычными для тамплиера. Ведь орден ревниво защищал свои тайны и никогда не просил о милости светские власти и даже церковные, если они не принадлежали к их ордену.

Гуго де Плисану было наплевать на всякие уловки и предосторожности в речи. Жак де Молэ, их великий магистр, собирался упорствовать, отвергнув дружеское расположение мессира Филиппа де Пуатье, сына короля, напрасно рассчитывая на поддержку царственного понтифика. Чтобы спасти братьев по ордену, Плисан предложил Ногарэ свою помощь. Советника такой довод подкупил своей искренностью. Если в этом и было предательство, то по отношению к Молэ, храброму, но упрямому и высокомерному, готовому к противостоянию с Филиппом Красивым, чтобы сохранить главенство над орденом.

Итак, он ожидал рыцаря, судя по всему, жаждущего сообщить ему о своих недавно появившихся «опасениях».

Согласно отданному рано утром приказу, привратник пропустил Плисана сразу, как только тот пришел.

Рыцарь поклонился, ожидая, когда высокая дверь за ним закроется, а потом заговорил:

– Мессир де Ногарэ, надеюсь, что вы пребываете в добром здравии, и благодарю, что приняли меня, не заставив ждать.

– Это я благодарю вас, что настояли на этой встрече, – возразил Ногарэ, надеясь, что собеседник сразу же перейдет к сути, настолько слово «опасения» раздразнило его любопытство.

– Мессир, мне показалось необходимым… срочно поведать вам о том, что я обнаружил в почте, адресованной Жаком де Молэ одному из командоров.

– Прошу вас!

– Старая история, которая вдруг снова вышла на свет. История красного камня, уже давно украденного у Храма.

– Красного камня?

– К несчастью, моя степень в иерархии ордена не позволяет мне знать больше о его природе и значении, – продолжил рыцарь. – Но я уверен в ее крайней важности, так как Молэ страстно желает заполучить этот камень, так же как и… Рим.

Одно упоминание заставило Ногарэ воспрянуть духом.

– Рим?

– Именно. Кажется, орден обратился к Инквизиции с просьбой найти его любой ценой.

– О, черт побери, черт побери, – выдохнул Гийом де Ногарэ. – Но в таком случае, если он так нужен Риму и Молэ, то мне он нужен тем более, какой бы ни оказалась его цена. Как средство воздействия на доброго Климента Пятого, который будет рад много что обменять на него… Плисан, вы что-нибудь еще об этом знаете?

– Очень немногое. То, что я второпях прочел в послании, которое было предназначено вовсе не мне. По непроверенным сведениям, следы ведут к одному доктору, практикующему в Брево…