Мортань-о-Перш, ноябрь 1305 года
Ардуин Венель-младший доверил Фрингана слуге в одной из контор, где можно было взять внаем лошадей и упряжь – в той, которая располагалась на въезде в город. Следуя своей привычке, он не стал прикреплять опознавательный знак в виде палки к рукаву своего камзола. С его стороны это был странный, но привычный бунт, уверенность, что он пройдет всюду, оставаясь как можно более незаметным. Больше всего на свете ему сейчас хотелось в тишине и спокойствии обдумать, как ему следует действовать. Таким образом Ардуин защитил себя, проявив скрытность, которая хоть иногда позволяла ему избавиться от удушающей тяжести, порожденной страданиями и смертью, сопровождавшими каждый из его дней. Речь шла вовсе не о смеси страха, презрения и отвращения, которую он ясно читал во взглядах окружающих; скорее это делалось, чтобы держаться на расстоянии от себя самого, чтобы каким-то образом уживаться со своим существованием палача. С другим Ардуином, в шкуру которого он вынужден был влезать, исполняя свои обязанности. Во время казней его лицо было скрыто за черной кожаной маской, доходящей до самого горла, поэтому никто не смог бы его сейчас узнать. В том числе и свидетели, и его несчастные жертвы. Странное противоречие: ведь, узнав его, близкие обвиняемого могли бы попытаться дать ему «на лапу», подкупить его, чтобы облегчить тому страдания и агонию. И в то же самое время ему предписывалось носить этот отличительный знак, выделявший его среди всех прочих. Неплохой пример логики, как ее понимают большинство людей!
Ардуин направился по улице Сен-Жан, по обе стороны которой возвышались крепкие зажиточные дома, зачастую в два этажа. Изрядная высота домов ясно говорила о богатстве их хозяев, все крыши были покрыты сланцевыми плитками с Луары, которые очень ценятся из-за своего цвета и долговечности. Остальные более скромные жилища были покрыты крышами из черепицы или дранки, которую пытались запретить из-за того, что при пожаре она помогала огню распространиться на очень большую территорию.
Особняк, который занимал мессир Арно де Тизан, когда у него были дела в Мортане, находился в самом конце улицы. Ардуин вошел в приемную, удивившись, что не видит там часового на посту. Когда же он с озабоченностью, если не сказать растерянностью, поднялся на второй этаж по ступенькам из старого, почти черного дерева, то увидел нечто такое, что его крайне удивило. Перед ним предстало нечто вроде хаотического почти безмолвного балета лакеев, служанок и секретарей, которые сновали взад и вперед с сосредоточенным, суровым, даже зловещим видом.
Наконец ему удалось остановить одного из них, схватив за рукав ливреи. Ардуин поинтересовался нарочито безразличным тоном:
– Мессир де Тизан у себя? Я прошу аудиенции у него.
Слуга уставился на него несчастным взглядом, как будто наступил конец света, и дрожащим голосом прошептал:
– О, мессир… я, право, не знаю… в самом деле…
– Что происходит?
– Прошу меня простить, но я не могу… – взволнованно произнес лакей и, сделав быстрое движение, чтобы освободиться, устремился к противоположному концу лестничной площадки.
Совершенно сбитый с толку Ардуин спросил себя, не лучше ли уйти и вернуться сюда завтра. Во всяком случае, он непременно должен получить подтверждение того, что узнал от хозяйки «Напыщенного кролика» – приличного заведения на улице Пупардьер, в котором мэтр Высокое Правосудие обычно останавливался, приезжая в Ножан-ле-Ротру. Стараясь не столкнуться со слугами, ведшими себя, по его мнению, как обитатели курятника, в который забралась лиса, и явно не были заняты никаким делом, Ардуин пошел по широкому коридору, стены которого были облицованы светло-серым камнем, и приблизился к кабинету сеньора помощника бальи. Дверь, состоящая из двух резных створок, оказалась приоткрыта. Ардуин постучал в нее и немного подождал. Никакого ответа. Он уже собирался войти без приглашения, когда перед ним появился старый, скрюченный от артроза слуга, который во время последнего визита Ардуина принес сюда стаканы настойки. На лице его воцарилось выражение полнейшей растерянности, глаза были мокры от слез.
– Со всем моим почтением, мессир, не входите… мой хозяин всегда вас так уважал…
– Но что…
Старик печально покачал головой, и мэтр Высокое Правосудие почувствовал, что тот вот-вот расплачется. Однако, насколько помнил Ардуин, Тизан был не особенно любезен со своими слугами.
Мэтр де Мортань хотел уже легонько оттолкнуть его в сторону, как тот воспротивился и пробормотал:
– Его дочь, старшая… она только что скончалась.
– Что? Какая ужасная новость! От лихорадки?
– Несчастный случай, – прошептал старик, опуская глаза. – Я больше ничего об этом не знаю.
* * *
Ардуин порылся в воспоминаниях. Арно де Тизан никогда не был с ним особенно близок. Да и с чего бы ему делиться сокровенным со своим палачом, самым презираемым из тех, кто ему служит? Тем не менее в таком небольшом городе всегда ходят разные нескромные слухи, поэтому и Ардуину стало известно кое-что из жизни помощника бальи. У Тизана было пятеро детей от двух браков. Его последняя супруга, которая была намного моложе него, умерла от родов несколько лет назад. Ардуин смутно помнил то, что говорили о его старшей дочери, имени которой он не мог вспомнить. Единственно, что он о ней знал, – та стала монахиней-затворницей в аббатстве Клерет.
Несмотря на совет старого слуги, он решил войти и открыл дверь в кабинет Арно де Тизана.
Помощник бальи стоял перед рабочим столом, уставившись прямо перед собой, но Ардуин не был уверен, что тот его видит. Казалось, этот обычно элегантный пятидесятилетний мужчина за несколько дней постарел лет на двадцать. Легкие морщины, покрывавшие его лицо, стали глубокими, его почти серая кожа напоминала погребальную маску.
– Сеньор бальи… Я… Слуга…
– Пожалуйста, – еле слышным шепотом прервал его Тизан, будто человек, вынырнувший из ужасающих кошмаров.
Вынув из своего бюро свиток с посланием, он дрожащей рукой протянул его исполнителю высоких деяний. Тот колебался лишь одно короткое мгновение, прежде чем ознакомиться с его содержимым.
Мессир бальи,Ваша преданная и крайне опечаленная,
Есть письма, о которых молишь Всевышнего, чтобы Он никогда не послал печальной необходимости их написать. Увы, это одно из них.Констанс де Госбер,
За недостатком более подходящих к случаю слов я умоляю не испытывать ко мне ненависти за ужасную и ошеломляющую новость, которую я вынуждена вам принести. Анриетты де Тизан, вашей дочери, больше нет. Она покоится в мире рядом со своим Создателем. Мое сердце обливается кровью оттого, что я должна сказать, что ее кончина произошла не по воле Божией, а была ускорена одним проклятым преступником, который заплатит за ее жизнь, так как я без малейшего сомнения и колебания воспользуюсь в отношении него своей привилегией Высокого Правосудия.матушка-аббатиса Клерет
Я нуждаюсь в вашей сильной руке, дабы это чудовище было доставлено мне как можно скорее.
Верьте, мессир, что горе, невольной причиной которого я становлюсь, все мы разделяем с вами. Мы здесь никогда не забудем Анриетту. Она будет предана земле рядом с ранее упокоившимися сестрами, но навсегда останется в нашей душе. Ее чистая и добродетельная душа будет сопровождать меня к престолу Всевышнего.
Ардуин Венель-младший не осмелился поднять глаза на помощника бальи. Мягко и деликатно он положил свиток на рабочий стол. Загробным голосом мессир де Тизан объявил:
– Анриетта… была… моей старшей… моей самой любимой дочерью, уверяю вас. Она была настоящим подарком небес и одарена многочисленными добродетелями. Я нисколько не преувеличиваю. Набожная, грациозная, Анриетта обладала настолько живым умом, что я частенько сожалел, что она не родилась моим сыном, прекрасная и неутомимая…
Прерывающимся голосом, в котором Ардуин ясно различил слезы, помощник бальи продолжил:
– Я… чувствую такое опустошение, что даже не могу вспомнить, жив ли я еще. И не уверен, что хочу этого.
– Вы предпочитаете, чтобы я ушел? – произнес мэтр Высокое Правосудие.
Он не мог утверждать, что хорошо знает помощника бальи Мортаня, но, во всяком случае, достаточно видел, чтобы догадаться, что с ним произошло. Иногда проявляя излишнюю твердость, без сомнения, немного спесивый, насколько это позволяло его высокое положение, Тизан оставался человеком благородства и чести. Ардуин довольно хорошо был знаком с человеческой душой и особенно с душой сильного человека. Под влиянием горя и отчаяния тот склонен довериться кому-то постороннему, который тотчас же уйдет из его жизни, унося с собой его печальную тайну. И, напротив, он способен невзлюбить невольного свидетеля своего горя, если встретится с ним на следующий день. Мэтр Высокое Правосудие вовсе не стремился к тому, чтобы стать свидетелем проявления слабости бальи, слабости, за которую раньше сам себя упрекал.
– Нет-нет, Венель. Давайте присядем.
Ардуин повиновался, чувствуя себя здесь крайне неловко. Помощник бальи позволил себе рухнуть в кресло с высокой резной спинкой, бессознательным движением охлаждая себе руки, поглаживая шары из полированного хрусталя, украшающие конец каждого из подлокотников.
Воцарилась тягостная тишина. Венель-младший вспомнил о причине своего посещения. Это касалось семьи мужа Мари де Сальвен, которой помощник бальи отправил послание, где говорилось, что честь Мари восстановлена и она сама перезахоронена в освященной земле рядом со своим мужем, убитым бесчестным негодяем Жаком де Фоссеем. Но в такой печальный день он не мог задать Тизану какие-либо вопросы, хотя бы ради приличия.
– Венель, я чувствую себя таким усталым… прошу вас, не могли бы вы позвать слугу?
Мэтр Высокое Правосудие встал и зашел за бюро, чтобы потянуть за один из широких шнуров из позумента, свисающих с угла камина. Затем он снова уселся, смущенный этой тишиной, которую он не знал, как прервать. Глубокой томительной тишиной, которую нарушало лишь слабое потрескивание угасающего огня в очаге.
Подобно безмолвной тени, вошел слуга, которого Ардуин еще не видел.
– Позовите истопника, а то огонь почти погас и холод пробирает меня до костей. И принесите мне стакан гипокраса. Мне больше не хочется настоек.
С низким поклоном слуга так же безмолвно удалился, украдкой бросив на Тизана немного испуганный взгляд.
Снова наступила такая же гнетущая тишина. Ардуин пребывал в замешательстве, раздумывая: может быть, ему стоит вмешаться и произнести какую-нибудь ни к чему не обязывающую фразу – или, наоборот, помощнику бальи нужно какое-то время побыть в тишине, чтобы прийти в себя? Он не мог найти те несколько слов, которые не были бы в таких обстоятельствах неуместными или глупыми, и продолжал так же тихо сидеть. Внезапно Тизан спросил резким голосом:
– Скажите, вам когда-нибудь приходилось чувствовать, что вы достигли самого дна отчаяния?
– Нет, думаю, мне бы такое не понравилось.
Тизан закрыл глаза, и Ардуину показалось, что помощник бальи с трудом удерживает слезы, которые вот-вот польются. Но вместо этого взгляд его глаз орехового цвета снова стал сосредоточенным, и мессир де Тизан прошептал с бесконечно грустной улыбкой:
– Хм… прекрасный ответ. Прекрасный и правильный. Так скажите, мэтр Высокое Правосудие, что, по-вашему, является лучшим лекарством в отчаянии?
– Может быть, молитва?
– Нет, это ярость! Молитва будет потом, чтобы послужить извинением за ярость.
– Может быть. Ярость требует, к примеру, страсти и живости, которая прогонит мысли о смерти. Вам известно, каким образом погибла демуазель Анриетта?
– Задушена… Так говорится в послании от матушки аббатисы из Клерет, которое я получил на заре.
– Смерть Христова! – выдохнул Ардуин. – Прямо в стенах аббатства?
– Да, насколько я мог понять. Она возвращалась после посещения жертвователей. Деньги, которые она везла с собой, исчезли, лошадь нашли в нескольких туазах от ее… останков.
– Этот проклятый преступник не украл лошадь?
– Без сомнения, это потому, что он боялся, как бы не узнали клеймо аббатства.
– А, конечно!
Разговор прервало появление слуги и его помощника. Ардуин погрузился в созерцание неловких движений истопника – парнишки около двенадцати лет, – который уронил полено, при этом едва не поджег себе рукав, раздувая огонь, и, вставая, стукнулся головой о колпак над камином, после чего оглянулся на хозяина с извиняющейся улыбкой.
Когда они снова остались одни, помощник бальи протянул Ардуину стакан гипокраса.
– Вы его убили?
Мэтр Высокое Правосудие не нуждался в уточнениях, чтобы понять, о ком идет речь.
– Мессир, я убил очень много людей.
– Но среди них не так уж много старших бальи шпаги, – возразил Тизан.
Сделав глоток пахнущего пряностями вина, Ардуин уклончиво заметил:
– Ценность петуха определяется по тому, как он себя ведет, когда в курятник забралась лисица, а не по тому, как он делает грудь колесом перед курами и цыплятами.
– Занимательная метафора, но тем не менее…
– О достоинствах человека можно судить по тому, как тот ведет себя перед лицом смерти. Когда думаешь, что она близка, становится не до лжи и уверток. Ну а что касается д’Эстревера, то под маской мужественного вояки оказалось полнейшее ничтожество.
Услышав это косвенное признание, Арно де Тизан поднял брови и прошептал:
– Вижу. Ничтожество, которое без колебаний впутало меня во все эти… заблуждения, чтобы самому дешево отделаться.
– Заблуждения? Это еще очень мягко сказано, – выпрямившись, произнес мастер Высоких Деяний. – Что же касается всего остального, то не кажется ли вам, что во всех этих субъектах есть нечто общее?
– Я вдвойне… нет, втройне ваш должник. Подтверждение виновности слабоумной Какет и… предел, который вы положили убийствам этих несчастных детей… к тому же вы избавили меня от большой опасности, которая уже было нависла надо мной.
Может быть, мессир де Тизан надеялся услышать, что это вовсе не так. Но Ардуин увидел в этом лишь проявление любезности. По правде говоря, помощник бальи и в самом деле был ему обязан. Поэтому он выкрутился с помощью недурного словесного пируэта:
– Человек чести охотно допускает как обязательства, так и долги.
– Хм… Расходы, которых я опасаюсь, увеличиваются прямо на глазах, – произнес Тизан, и его глаза орехового цвета, взгляд которых мог становиться таким тяжелым и безжалостным, пристально уставились на собеседника. – Анриетта… Вы мне поможете? Я не могу требовать как бальи, не стану просить вас как… друг, так как не уверен, что вы согласитесь связать себя со мной узами дружбы. Я умоляю вас как отец.
Будь ситуация не настолько трагичной, Ардуин непременно сыронизировал бы. Вся эта наигранная сердечность, которую помощник бальи демонстрировал в его адрес, проистекала лишь из потребности в его таланте судебного следователя, причем такого, которого невозможно ни подкупить, ни отговорить, ни запугать. Очень богатый палач как нельзя лучше подходит на эту роль. Казалось, Тизан полностью забыл, с каким презрением он всегда к нему относился. Так все относились к людям этой профессии. Ну и какое это имеет значение? Да никакого!
– Помочь вам – большая честь для меня, мессир.
Заметив напряженно сжатые губы собеседника, Ардуин понял, что помощнику бальи нелегко далась эта просьба. К его неудовольствию, это увеличивало список долгов перед мэтром Высокое Правосудие.
– Вы согласитесь сопровождать меня в аббатство Клерет?
– Это недалеко от Ножан-ле-Ротру, – заметил Ардуин.
– Именно так. Девять или десять лье птичьего полета от Мортаня. Мы отправляемся завтра рано утром. Сегодня вечером мы вернемся в Ножан-ле-Ротру, где и переночуем. Почему бы не остановиться в вашем излюбленном «Напыщенном кролике»? Наши лошади тем временем отдохнут. А на следующее утро мы направимся в аббатство.
Перспектива провести вечер и ночь в обществе помощника бальи вовсе не привела в восторг мэтра Высокое Правосудие. Тем не менее отклонить это предложение было бы оскорбительно и, более того, неосторожно.
– Я…
– Колеблетесь? – перебил его Тизан резким, почти угрожающим тоном.
– Ни в коем случае; я охотно помогу вам во всем, что касается демуазель Анриетты и аббатства Клерет.
Ардуин принялся осторожно подыскивать слова, чтобы не вызвать внезапное любопытство собеседника.
– Ножан… насколько я помню, вы распорядились отправить послание семье родственнице Мари де Сальвен, которая там живет.
Помощник бальи, казалось, был немного удивлен тем, какой оборот принял этот разговор. Голос его прозвучал довольно безразлично; все, что не имело отношения к его горю, не имело значения для мессира де Тизана:
– Да, молодой баронессе Маот де Вигонрен и ее свекрови Беатрис, с которыми я едва знаком. Это самое меньшее, что я смог для них сделать. Она была мне признательна, так как ее потрясла ужасная несправедливая и позорная смерть этой несчастной молодой женщины.
Стоило помощнику бальи произнести это имя, которое уже упоминалось в разговоре с хозяйкой «Напыщенного кролика», Ардуин почувствовал, как его сердце подпрыгнуло и застучало с бешеной скоростью. Мэтр Высокое Правосудие постарался, чтобы его голос прозвучал как можно более безразлично:
– Так, значит, насколько я понял, между баронессой Маот и Мари де Сальвен существует родственная связь?
– Ну конечно, они единокровные сестры.
Ардуину едва удалось скрыть изумление, когда он услышал то, что последовало за этим:
– Жеранвильские волки, очень хорошая семья – великодушная, покровительствует искусствам. Уроженцы Труа, они посодействовали строительству аббатства Сен-Лу-де-Труа, епископ которого был их дальним родственником, чем объясняется то, что они носят то же самое имя. Впрочем, мадам Констанс де Госбер является тетушкой им обеим и дальней родственницей нашего дорогого святого отца Климента Пятого. Очень почитаемая семья. Если я правильно помню, мадам Маот, баронесса, на несколько лет младше Мари де Сальвен.
Судя по всему, помощник бальи ничего не знал об аресте Маот де Вигонрен, урожденной Ле де Жеранвиль.
Внезапно Ардуин ощутил нечто вроде головокружения и поспешно закрыл глаза. Судьба. Снова и всегда судьба, которой он доверил свою жизнь, не задавая вопросов, не проявляя излишнего любопытства и не питая особых надежд, не испытывая дурных предчувствий. Судьба – или чистая и успокаивающая рука Мари, которую та положила на его пылающий лоб в ту ужасную горячечную ночь, указывая дорогу к не известной тогда судьбе?
Сокровенный путь, начертанный обожаемой умершей женщиной и ведущий в Клерет…
Ардуин поднялся на ноги, говоря:
– Я должен вернуться и сделать распоряжения. Завтра я буду ждать вас на рассвете неподалеку от своего дома. До очень скорой встречи, мессир бальи.