Ротационные машины крупной газеты.

В печатающемся номере, экземпляры которого, еще влажные, с удивительной быстротой укладываются в стопки, по всей ширине первой полосы жирный заголовок: «Кровавое ограбление на Рождество».

Ниже подзаголовков помещена большая фотография Баррана, сделанная в Алжире.

Фотографии, множась, накладываются одна на другую по мере того как в ритмичном, неотвратимом дыхании машин один на другой летят все новые и новые экземпляры.

По улице, вдоль ряда высоких новых зданий, едет полицейский автомобиль с двумя агентами. Сидящий рядом с водителем безликим голосом бубнит в микрофон рации.

— …Повторяю, Дино Барран… Возраст 32 года. Рост метр восемьдесят. Глаза голубые. Волосы темно каштановые. Вооружен. Стрелять после первого предупреждения. Повторяю, стрелять после первого предупреждения… Конец связи.

На электрическом табло на крыше вокзала Сен-Лазар бегут слова — «…213 миллионов исчезло… кобура револьвера, из которого был убит охранник, найдена у Баррана…»

Внизу, на другой стороне площади, посреди полуденной толпы на тротуаре сгрудились любопытные, чтобы почитать новости. На всех обращенных вверх внимательных лицах этой плотной группы — солнцезащитные очки, как в разгар лета.

Только у одного глаза не спрятаны за темными стеклами, это Дино Барран.

Он поражен прочитанным. Он устал, грязен, небрит. Он чувствует себя изгоем, чужим остальному миру. Но самое сильное сейчас в нем чувство — это бешеная ярость.

Позже, в кабине телефона-автомата.

Барран набирает номер. Теперь на нем черные очки, как на всех.

Гудок, женский голос в трубке:

— СИНТЕКО. Я слушаю вас.

— Я хотел бы поговорить с Изабеллой Моро из фотографической службы.

— Минуточку, прошу вас.

Через стекла кабины Барран глядит на быстро текущую вверх и вниз по этой улице квартала Сен-Лазар равнодушную толпу.

— Как вы сказали: Изабелла Моро?

— Да.

— Сожалею. Такого имени нет в списке служащих.

— Простите?

— Я говорю, у нас нет такой служащей.

И трубку тотчас кладут В ухо медику бьет только упрямый, надоедливый сигнал отбоя. Удивляется Барран недолго. Две-три секунды спустя ему становится совершенно очевидным, что Изабелла лгала от начала и до конца, настолько очевидным, что он издает нечто наподобие смешка.

Какое-то время он размышляет, глядя на толпу за стеклянной дверью кабины. Ни дать ни взять муравьи, торопливо снующие взад и вперед, — у каждого темные очки на носу и свои мыслишки в голове.

Барран открывает телефонный справочник. Его палец спускается по колонке фамилий и останавливается на фамилии Аустерлиц.

— Мужская ладонь, широкая и грубая, с размаху лупит по столу. Слышен голос, злой и насмешливый:

— Один!.. Один! Все одни!.. Я тоже один!..

Старший инспектор Мелутис стоит за своим столом в светлом, ультрасовременном и безликом кабинете. Огромное окно за его спиной обрамляет

— правда, под несколько иным углом зрения — тот же квартал, что и окно квартиры Баррана: новые строения квартала «Дефанс» до самого Нейи.

Антуан Мелутис, несмотря на свой хорошо сшитый костюм, не совсем вписывается в обстановку. Это человек лет тридцати пяти — сорока с внешностью грузчика и довольно примитивным умом. Происхождения он самого скромного. Учиться ему не довелось. И, несмотря на все его способности к ремеслу полицейского, он так и останется мелкой сошкой, рабочей скотинкой. У него нет ни жены, ни друзей. Он зол на весь свет. Он чаще кричит, чем говорит:

— Ну так вот!.. В этом подземелье вы были вдвоем! — кричит Мелутис.

— Я провожу уик-энды за городом, а не в подземельях, — отвечает Пропп.

Старший инспектор в ярости обходит стол. Легионер сидит или скорее полулежит на стуле с сигаретой в зубах, без наручников, сонный, полумертвый от усталости, но вид у него совершенно беззаботный. Двое полицейских в штатском, помощники Мелутиса, стоят в кабинете. Мелутис начинает разгибать пальцы:

— В Алжире вы были вместе! Репортированы вместе! В лагере Святой Марты вместе! И ты его не знаешь?

— Совпадения, — невозмутимо отвечает Пропп.

— За кого ты меня принимаешь?

— За фараона.

Мелутис жестом останавливает одного из своих подручных, Горика, который с угрожающим видом подскочил было к легионеру, и продолжает:

— Ладно. Ты не знаешь Баррана, а я фараон, у меня солома в голове, до меня не доходит — Помолчав, он восклицает с наигранным энтузиазмом: — Но я могу поднатужиться! Объясни мне!

— Что объяснить? — устало роняет Пропп.

— Например, почему и сегодня утром вы оба в одно и то же время оказались в Орли… вместе!

— Совпадение.

— Я знаю одну штуку, которая сейчас совпадет с твоей рожей! — кричит Мелутис. — Глянь-ка!

Он подносит к глазам по-прежнему невозмутимого легионера свою здоровенную лопатообразную ладонь.

— Прекрасная линия жизни! — иронически замечает Пропп.

— У охранника она тоже была неплохая! — срывается на крик Мелутис. — Только вот коротковата оказалась!..

Ухватив Проппа за отвороты пиджака, он поднимает его на ноги. Пропп, сохраняя полное спокойствие, отвечает.

— Я никогда никого не убивал, разве что на войне. А на войне мне семь раз вручали награды восторженные слюнявые генералы. Мне обрыдло обниматься. Отцепись, фараон.

Мелутис грубо отталкивает его к своим людям.

— Забирайте его и начинайте все сначала. Когда он притомится, дайте мне знать.

Двое полицейских выводят Проппа из кабинета, Мелутис поворачивается к столу Засунув большие пальцы за брючный ремень, он испускает яростный хриплый вздох. Иначе бы его разорвало.

Просторная лестничная площадка в респектабельном доме крупных буржуа. Вторая половина того же дня.

Мадемуазель Аустерлиц в белой шубке торопливо взбегает по лестнице, на ходу отыскивая в сумочке ключи. Она направляется к двери своей квартиры.

Едва она повернула в скважине ключ, как вынырнувшая из-за ее плеча рука зажимает ей рот, не давая кричать. Мужчина сгребает ее в охапку и бесцеремонно заталкивает внутрь. Он закрывает за собой дверь.

Это Барран — грязный, небритый, внушающий ужас.

— Не бойтесь! — говорит он.

Постанывая, девушка мотает головой под жесткой ладонью медика, и слезы навертываются на ее глаза.

— Успокойтесь!.. Я отпущу вас, как только вы успокоитесь… — увещевает ее Барран.

Мадемуазель Аустерлиц послушно замирает, но взгляд ее, устремленный на Баррана, по-прежнему полон ужаса. Медик осторожно отпускает ее. Девушка медленно пятится, не в состоянии вымолвить ни слова, и останавливается, лишь когда упирается спиной в другую закрытую дверь. Они находятся в просторной прихожей, стены которой увешаны зеркалами и картинами старых мастеров.

— Вы одна можете мне помочь, — говорит Барран. — Вот почему я здесь.

Девушка продолжает смотреть на него широко открытыми глазами перепуганного ребенка. Сдерживаемые рыдания мешают ей говорить: она просто указывает на вечерние газеты, упавшие на ковер. На первой странице красуется сделанная в Алжире фотография Баррана.

— Это вранье! Сплошное вранье! — восклицает медик.

При этом он делает шаг вперед, и девушка пытается отступить еще, но некуда.

— У меня только один шанс это доказать, и этот шанс — вы!.. — продолжает Барран.

В этот момент, тряхнув копной белокурых волос и зажав ладошками уши, мадемуазель Аустерлиц кричит что есть сил. Барран с размаху влепляет ей пощечину. Вмиг наступает тишина.

Девушка, внезапно успокоившись, переминается с ноги на ногу, во все глаза глядя на Баррана.

Он осматривается, потом спрашивает:

— Вы здесь одна?

Девушка молча кивает и начинает плакать тихонько, беззвучно, даже не пряча в ладонях лицо.

Грубая рука за волосы поднимает голову Проппа, который задремал, уткнувшись лбом в край стола.

Он сидит в большой комнате с ровными рядами металлических столов. Несколько полицейских пристально разглядывают его. Это бюро инспекторов Уголовной бригады Нейи. Через голые, без штор, окна видно, что снаружи наступила ночь, в которой тысячью огней зажглись здания квартала «Дефанс». Спать Проппу не дает Мелутис. Он без пиджака и без галстука.

— …Я не знаю этого Баррана, — монотонно твердит Пропп. — Я не был в подземелье Я был за городом. Вы мне осточертели.

— Где за городом? — не отстает Мелутис.

— В Нормандии, в отеле. Я лопал устриц, гусиную печенку, индейку! Сколько можно повторять?

— С кем ты был? С девицей?

С закрытыми глазами легионер поднимает левую руку и растопыривает на ней два пальца, показывая «С двумя».

— С блондинкой и брюнеткой. Ни на секунду не сомкнул глаз.

Голова его клонится к столу, но Мелутис снова поднимает ее за волосы.

В другой руке старший инспектор держит пустую полотняную кобуру от револьвера Баррана. Он злобно сует ее легионеру под нос.

— Узнаешь это?

Легионер, с трудом разлепляя веки, смотрит на кобуру.

— А вы дадите мне поспать, если я узнаю?

— Говори!

— Это кобура от револьвера, шериф. Спокойной ночи.

И голова легионера в третий раз опускается на стол. Все присутствующие, не двигаясь, глядят на него. Мелутис вздыхает, идет к окну, смотрит на рассыпанные в ночи огни.

— Разбудите его, — командует он.

Проппа тотчас возвращают в сидячее положение и ослепляют сильной настольной лампой. Кислым тоном Мелутис возобновляет допрос:

— Кто стрелял в охранника? Он или ты?

— Не знаю этого типа.

— Кто знал комбинацию сейфа? Он или ты? Пропп трет глаза и берет из пепельницы зажженную сигарету одного из полицейских, Горика. Реакция Горика вмиг пресечена жестом Мелутиса, наблюдавшего за сценой по отражению в стекле.

— Послушай, фараон, — говорит после затяжки Пропп. — Это меня не касается, но этот Барран — он же медик, парень образованный.

Мелутис оборачивается, глядя на него, как ни странно, совсем не злыми глазами. Он слушает.

— Если это он обстряпал дельце, — продолжает Пропп, — то он бы его как следует подготовил. Тебе такое вряд ли было бы по зубам.

— Он его и подготовил.

По знаку старшего инспектора, который руководит своими людьми с выработанной годами властностью, один из полицейских, Муратти, приносит черный чемодан Баррана и раскрывает его перед Мелутисом. Тот вынимает оттуда фотоаппаратуру Изабеллы и объявляет:

— Вот это приехало к нам по транспортеру.

— А денежки? — вкрадчиво спрашивает Пропп.

— Их он, конечно, оставил при себе.

— Двести кусков — штука объемная.

— Значит, у него был сообщник, которому он их передал!

Легионер скрещивает руки на груди и откидывается на спинку стула, снова готовый уснуть.

— Если в качестве сообщника вы нашли только меня, то вам самое время пошевелиться, — саркастически замечает он.

Молчание Полицейские не шелохнутся. И вдруг Пропп сам выпрямляется на стуле и переходит в наступление, окончательно проснувшись:

— Ты видел послужной список этого Баррана? Он великолепный стрелок! Это признано официально!

— Ну так что? — настораживается Мелутис.

— И такой стрелок будет всаживать в охранника четыре пули сорок пятого калибра? Да брось, одной и то было бы уже много!

— А ты, оказывается, кое-что знаешь! — присвистнув, говорит Мелутис.

Легионер, вдруг обернувшись на стуле, указывает на одного из присутствующих инспекторов — Горика.

— Я это прочел в газете, спроси у него!

В ответ на вопросительный взгляд Мелутиса Горик досадливо морщится, но утвердительно кивает. По-прежнему держа в руке кобуру Баррана, старший инспектор круто поворачивается, идет в свой кабинет и захлопывает за собой дверь.

В большой комнате с тяжелой обивкой на стенах и со старинной мебелью, на стуле, приставленном спинкой к створкам двери, чтобы не дать мадемуазель Аустерлиц возможность сбежать, сидит Барран. Перед ним — журнальный столик, уставленный кушаньями, которые девушка покорно приносит ему из буфетной: холодный цыпленок, ветчина, салат.

Барран ест и пьет, заканчивая свой рассказ.

— …Я выходил со стороны гаража. И там, посреди подъема, меня едва не раздавила машина!..

— Машина той самой Изабеллы, та же, что была в Марселе? — спрашивает девушка.

— Я не заметил. Но не думаю. В Марселе была взятая напрокат… Горчицы.

У стоящей перед ним в скромном платье, платье девушки из богатого квартала, белокурой, кроткой, захваченной рассказом мадемуазель Аустерлиц во взгляде появляется удивление.

— Вы же говорили, машина была белая.

— Я не о цвете машины, — вдруг раздражается Барран. — Я говорю. «Горчицы». Принесите мне горчицы?

Девушка устремляется в буфетную, на ходу дважды с опаской оглядываясь на Баррана. Оставшись один, медик повышает голос, чтобы она его услышала:

— Вы не верите ни одному моему слову?

Молчание. Потом из буфетной доносится голос девушки. Но это не ответ на его вопрос:

— Этот американец, которого арестовали, — он был с вами в подземелье?

После короткой заминки Барран отвечает:

— Нет. Я был один.

Девушка возвращается с горчицей. Но посреди комнаты останавливается, недоуменно нахмурившись.

— Но тогда кто же взял деньги?

— Тот, кто знал комбинацию сейфа. В пятницу вечером, когда я дал себя там запереть, сейф был уже пуст.

Он встает и идет за горчицей, которую мадемуазель Аустерлиц ему так и не донесла. На секунду останавливается перед ней — она с тревогой смотрит на него снизу вверх и изо всех сил старается понять.

— …Меня засадили туда, — продолжает Барран, — чтобы создать видимость самого натурального ограбления, но истина куда проще… Достаточно было взять и уйти…

Говоря это, он берет баночку с горчицей из рук девушки и возвращается к столу.

— Но это невозможно! — восклицает девушка. — Когда же?

— В момент ухода, как только опустели коридоры.

На свою беду появился охранник…

Девушка, похоже, до конца не убеждена. Она даже вдруг оживляется, повышает голос:

— Но убит-то он все-таки из вашего револьвера!

Медик поднимает голову девушка затронула его самое больное место. Он сухо отвечает:

— Его тоже достаточно было взять.

Другая комната квартиры мадемуазель Аустерлиц, чуть позже. Это гостиная с роскошной, но старомодной мебелью и коврами. Стоящие по углам комнаты штатив с курительными трубками, шахматный столик, клюшки для гольфа а сумке, фотография в рамке свидетельствуют, что тут живет и мужчина.

Сидя на диване перед увеличительным зеркалом с подсветкой, Барран бреется электробритвой. Похожая то ли на монашку, то ли на сестру Армии спасения, девушка медленно расхаживает по комнате, искоса поглядывая на медика.

— Обычно вы живете с отцом? — спрашивает Барран.

— Да. Он уже два месяца лечится в Швейцарии.

— Что с ним?

— Инфаркт.

— Который вы год учитесь?

— Третий… В общем, третий год на первом курсе.

— А имя у вас есть?

— Доминика. Но все зовут меня Ватерлоо.

— Почему? — поднимает на девушку глаза Барран.

— Потому что моя фамилия Аустерлиц.

— А-а, — понимающе кивает Барран. Поверх увеличивающего зеркала, которое деформирует его собственное лицо, он рассматривает девушку. Судя по ее виду, она оттаяла. У нее на лице свежая, чарующая улыбка.

— Это из-за экзаменов… Я, наверное, глупая… И потом, я всегда паникую…

Улыбка сходит с ее лица.

Барран выключает электробритву и протягивает к девушке руку.

— Подите сюда, Ватерлоо.

С боязливым выражением лица, обрамленного длинными белокурыми прядями, она подходит и, держа руки вдоль бедер, останавливается перед ним. Он усаживает ее и мягко спрашивает:

— Вы поможете мне?

Ватерлоо молчит Барран начинает объяснять:

— Имя Изабелла Моро, ее работа в СИНТЕКО, адрес, который она мне дала… Все было липой! Она предусмотрела все, чтобы я не смог напасть на ее след. Кроме одного! Она проходила медосмотр! У нее была форменная одежда компании и медицинская карточка, как у всех служащих!.. И у меня есть свидетель: Вы!

Ватерлоо медленно качает головой. В ее глазах вновь появляется страх:

— Как я, по-вашему, вспомню эту женщину? Их прошли десятки!

— Ее карточка — вот что напомнит ее вам! Вы ставили ее в картотеку, значит, знаете, где ее найти? Так вот, она мне нужна!

Девушка вскакивает:

— Нет!.. Я не буду этого делать!.. Нет!..

Она вдруг поворачивается и бежит к двери гостиной. Но расстояние до двери слишком велико. Барран оказывается у нее раньше, преграждает Ватерлоо дорогу.

— Это вы убили его!.. Вы!.. Я уверена!..

Она выкрикивает это, сжимая маленькие кулачки и пятясь от медика, потом вдруг снова поворачивается и бежит к другой двери.

Барран, ринувшись за ней, броском регбиста сбивает ее на пол. Навалившись на задыхающуюся Ватерлоо, он удерживает ей запястья и ноги, вплотную приблизив свое лицо к лицу девушки. Она закрывает глаза, чтобы не видеть его.

— Завтра вы пойдете в СИНТЕКО, — говорит Барран. — Принесете мне ее карточку.

Лежа на полу, Ватерлоо с закрытыми глазами отрицательно мотает головой. Тогда Барран берет ее на руки, поднимает и уносит.

Она не отбивается. Уткнувшись лицом в плечо Баррану, который переступает порог комнаты и выходит в прихожую, она лишь тихонько скулит:

— Пустите меня!.. Прошу вас… Пустите…

Барран толкает ногой приоткрытую дверь в одну из комнат, заглядывает туда, потом идет дальше по прихожей. Следующая комната, дверь в которую он тоже распахивает ногой, явно принадлежит мадемуазель Аустерлиц. В ней кровать с балдахином, игрушки, плюшевые звери: мирок девушки, едва вышедшей из детства.

Ватерлоо на руках у Баррана закрыла глаза и затихла. Барран относит ее на кровать с балдахином. По пути он отшвыривает ногой большого плюшевого мишку, и тот с жалобным воплем отлетает к шкафу.

Той же ночью, поздно.

В помещении Уголовной бригады Нейи за своим столом без пиджака сидит Мелутис. Он аккуратно раскладывает на столе пустые спичечные коробки всевозможных цветов, из разных стран. Спичечные коробки — его страсть.

Угрюмый и задумчивый, он один в кабинете, освещенном единственной лампой, позади него за окном — море городских огней.

Когда открывается дверь, он даже не поворачивает головы. С робостью, догадываясь о плохом настроении патрона, у порога топчутся два инспектора — Муратти и Годар. После долгих колебаний первый осмеливается нарушить молчание:

— Это я, шеф.

— Я знаю, что это ты, — не поднимая глаз, отвечает Мелутис.

— …Я получил кое-какие сведения, — продолжает Муратти:— Во-первых, Барран был нанят для проведения медицинского осмотра по служебной записке. Она подписана генеральным директором. Прочесть?

— Зачем? Она ведь фальшивая? — утвердительно спрашивает Мелутис, по-прежнему не поднимая глаз.

— Точно!.. — восхищенно восклицает Муратти. — Откуда вы знаете?

— Дальше! — бросает Мелутис.

Он продолжает заниматься своей коллекцией, вид у него начальственный, но заметно, что он нервничает.

— Исследована по всей длине вентиляционная труба. В ней следы только одного человека, — докладывает Муратти.

— Отпечатки пальцев в хранилище? — спрашивает Мелутис.

— Их там нет. Он все стер, — отвечает уже Годар.

Старший инспектор резко вскидывает голову, словно ужаленный.

— Они все стерли… — назидательно говорит Мелутис и сухо спрашивает: — Это все?

Оба его подчиненных утвердительно кивают. Мелутис делает пол-оборота на своем вертящемся кресле и погружается в созерцание городских огней за окном. Муратти и Годар неслышно выходят, закрывая за собой дверь кабинета. Мелутис остается один.

Пропп коротает ночь на скамье в коридоре. Его правое запястье приковано к ней наручниками. Рядом расположился инспектор.

Из кабинета выходит Мелутис в плаще и направляется к ним. Знаком отпустив подчиненного, усаживается напротив легионера. Когда они остаются вдвоем, Пропп медленно поднимает на старшего инспектора глаза, оглядывая его с ног до головы.

— Раненько встаешь, фараон.

— Да нет, поздно ложусь.

Разговаривают они негромко, как разговаривают в три часа ночи, когда все вокруг спит.

Старший инспектор достает из кармана связку ключей и отмыкает на легионере наручники:

— Пошли.

Массируя запястье, Пропп идет вслед за ним по коридору. От недосыпа и усталости он валится с ног, но сохраняет свою отчужденную улыбочку. Они входят в бюро инспекторов.

Большая комната безлюдна. Пишущие машинки накрыты чехлами, настольные лампы выключены.

Вытащив из кармана жетоны, старший инспектор подходит к автомату с кофе и опускает их в прорезь. Автомат отмеряет две порции. Потом Мелутис неторопливым шагом возвращается к Проппу и протягивает ему бумажный стаканчик, наполненный горячим кофе. Смотрит, как тот отпивает глоток.

— Скажу тебе кое-что, — говорит Мелутис, тыкая себя пальцем в грудь в области сердца. — Кое-что, идущее отсюда. Мне нравится, что ты не выдаешь друга… Это мне очень нравится.

— Он мне не друг, шериф. Я никогда его не видел Легионер протягивает левую руку к груди инспектора, куда тот тыкал пальцем.

— А кстати, что у тебя тут? — спрашивает Пропп. Когда он прижимает ткань плаща к груди инспектора, под ней отчетливо вырисовывается пистолет, лежащий у инспектора во внутреннем кармане. Мелутис пожимает плечами и со стаканчиком в руке направляется к двери ведущей в его кабинет. Включает настольную лампу. Пропп послушно следует за ним.

— Садись, — командует Мелутис.

Обогнув стол, инспектор садится сам. Поставив стаканчик с кофе на стол, он достает из кармана пачку сигарет. Пропп молча берет из нее сигарету, ждет, что будет дальше.

— Люблю я это время — вздыхая, говорит Мелутис. — Ты где родился?

— На дереве.

Нисколько не рассердившись, Мелутис дает легионеру прикурить через стол, прикуривает сам.

— А я — в Авейроне… Я не знаю Америки, ты не знаешь Авейрона.

С меланхоличным видом он выдыхает дым под колпак лампы, но этого явно недостаточно для того, чтобы согнать с лица легионера насмешливую улыбку.

— Говори, что имеешь сказать, фараон.

Снова вздох Мелутис вынимает из внутреннего кармана пистолет, открывает один из ящиков стола и швыряет его туда. Потом опять тычет себя в грудь пальцем:

— Кое-что, идущее отсюда! Правда!.. Мне больно думать, что ты кончишь каторгой Пожизненной! Ни за что, ни про что!

— Я сейчас разрыдаюсь.

Откинувшись на спинку стула, легионер дует на кофе, чтобы его остудить. Инспектор внезапно встает и начинает мерить шагами кабинет, описывая вокруг легионера круги.

— Послушай меня, Франц. Известно, что сейф открыл Барран. Известно, что револьвер принадлежит ему. Тогда к чему отрицать?.. В твоем деле будет записано, что ты помогал следствию! Черным по белому, в моем изложении!.. А я, имей в виду, на хорошем счету, ко мне прислушиваются.. Постой, еще того лучше — я поговорю с судьей! С твоими-то наградами ты запросто отделаешься принудительными работами! Даю руку на отсечение, ты получишь отсрочку приговора!

Пропп выслушивает эту тираду, не глядя на инспектора. Когда тот умолкает, он ставит стаканчик с кофе перед собой на стол.

— Сожалею, однорукий. Я не был в этом подземелье. Но я скажу тебе кое-что, идущее отсюда (он тоже тычет себя пальцем, но не в грудь, а в лоб) если этот Барран там был то сейф он не взламывал, он его открыл. Значит, у него была комбинация. От кого он ее получил?

Мелутис, глядя на него, усаживается за стол.

— У него было три дня и три ночи, чтобы перебрать все возможные комбинации, — говорит он.

— Займись чуток арифметикой Ему понадобилось бы полгода!

Мелутис, не сводя с Проппа глаз, задумывается. Похоже, он тоже понимает, что это невозможно. Пропп тем временем затевает что-то странное. Взяв стаканчик Мелутиса, он до верха доливает из него свой. Потом широко улыбается старшему инспектору.

— Гляди, фараон. Если я положу сюда пять больших монет и кофе не перельется через край, ты будешь искать того, кто дал твоему Баррану комбинацию?

Мелутис, не выказывая удивления, склоняется над столом, чтобы удостовериться, что стаканчик легионера наполнен до краев. Он поднимает на Проппа ничего не выражающий взгляд:

— А если ты проиграешь?

Ответа нет Инспектор выпрямляется, задумчиво глядя на легионера.

— Вот что если ты проиграешь, то дашь мне информацию. Правдивую! Ты скажешь мне, почему ты бросился бежать там, в Орли, когда никто не собирался тебя ловить.

— Проиграю? — насмешливо говорит Пропп.

И протягивает руку над столом, ладонью вверх Мелутис, порывшись в ящике стола, достает оттуда столбик пятифранковых монет, который отобрали у легионера, и кладет ему на ладонь Пропп разворачивает фольгу, раскладывает монеты в ряд на столе у стакана. Без лишних слов, опустив голову, чтобы глаза были на уровне края стаканчика, он начинает свою игру.

Первая монета уровень поднимается, кофе не выливается.

Вторая монета кофе не выливается.

Третья не выливается.

Оба склонились над столом, каждый со своей стороны, и неотрывно смотрят на бумажный стаканчик. Купол черной жидкости, неправдоподобно выпуклый, возвышается над его краями. В тишине правая рука легионера берет четвертую монету опускает ее в кофе, не давая попасть туда воздуху. Из стаканчика не вытекает ни капли.

В этот момент в кабинет входят Муратти и другой дежурный инспектор. Уткнувшись подбородком в скрещенные на столе ладони Мелутис делает им знак не шевелиться Пропп лениво оборачивается.

— Последняя, фараон, — негромко говорит он.

Затаив дыхание он осторожно окунает монету в жидкость чуть приподнимает ее и отпускает.

И кофе проливается.

Двое мужчин склоненные над столом какое то время остаются недвижимыми задерживая дыхание словно время для них остановилось.

Мелутис первым откидывается на спинку стула. Он сохраняет серьезность. Если он и доволен то по нему этого не скажешь. Все что он хочет теперь — это получить свою информацию.

Пропп же изумленно, словно не веря своим глазам смотрит на растекшуюся по столу черную жидкость. Мелутис требовательно спрашивает:

— Итак, если ты не знаешь Баррана, то почему же ты так резво удирал там в Орли? Почему? Какую ты за собой чувствовал вину?

Чтобы заставить Проппа очнуться инспектор тыльной стороной ладони смахивает стаканчик с кофе со стола на пол.

— Правду! — рявкает он.

Двое его подчиненных безмолвно стоят позади легионера. Тот наконец вновь обретает непринужденность проиграл так проиграл.

— В ночь с четверга на пятницу я гульнул кое с кем в Нейи. Все кончилось скверно для тех типов.

Мелутис, бешено вращая глазами, с размаху опускает на стол кулак.

— Врешь!

Пропп равнодушно пожимает плечами, словно говоря «Хочешь верь, хочешь нет». Его стул как и Мелутиса, вращающийся Безразличный к душевному со стоянию старшего инспектора, легионер, оттолкнувшись ногой, крутится вместе со стулом, давая понять, что не хочет больше его видеть.

Франц Пропп, крутнувшись на стуле, оказывается лицом к двери кабинета. Но теперь уже утро, лампы потушены. На пороге приведенные инспектором, стоят толстяк с бородкой и двое его компаньонов по вечеринке в Нейи.

По беспорядку в их одеждах и на лицах видно, что их вытащили из постелей.

Мелутис и Муратти тоже находятся в кабинете. Несколько секунд трое свидетелей молча, словно зачарованные, разглядывают Проппа Легионер бреется электробритвой на батарейках демонстрируя свою самую лучезарную улыбку.

— Это он, — говорит толстяк.

Пропп неестественным, словно механическим голосом вещает.

— Папы нету! Папы нету!

Делает на стуле еще пол оборота и продолжает безмятежно бриться. Толстяк поворачивается и уходит. Двое остальных прежде чем последовать за ним, ограничиваются утвердительным кивком в сторону Мелутиса.

Старший инспектор закрывает за ними дверь. Он снова наедине с Проппом. Задумчивый, он подходит к столу и обращается к легионеру с каким-то даже непрофессиональным интересом как если бы ему ни как не удавалось поверить чему то или что то понять.

— На поворотном круге гаража? — спрашивает Мелутис.

Он описывает пальцем окружность на поверхности стола Пропп усиленно кивает.

— А ты останавливал, когда вздумается? Пропп снова кивает.

— А какая она была из себя, эта девчонка? — снова спрашивает Мелутис, не сводя с него глаз.

— Слишком хороша для тебя, фараон.

Самое неожиданное, что Мелутис и не подумав разозлиться, качает головой словно соглашаясь.

Барран внезапно просыпается и рывком садится в кровати с балдахином мадемуазель Аустерлиц.

Ватерлоо рядом с ним нет. На улице день.

Барран в голубой пижаме господина Аустерлица соскакивает на пол. Быстрыми шагами обходит квартиру в поисках девушки. Ее нигде нет.

Барран возвращается в гостиную. Как раз в это время открывается входная дверь Появляется Ватерлоо затянутая в светлый плащ свежая и причесанная. Она радостно улыбается и закрыв за собой дверь прислоняется к косяку В руках у нее утренние газеты.

— Почему ты не возник раньше? — с нежностью спрашивает она.

— Раньше чего?

— Раньше всего этого. Ну не знаю три месяца, неделю назад!

Девушка подходит к Баррану и привстав на цыпочки, целует его в губы. Барран похоже, лишь наполовину успокоен ее возвращением.

Не говоря ни слова, он идет в глубь прихожей, распахивает дверь в ванную. Открывает краны Ватерлоо идет следом за ним на ходу снимая плащ. Под ним — только черное шерстяное трико как у гимнастки.

Она смотрит на Баррана который разворачивает приготовленную для него рубашку. Она держится с ним ласково и еще слегка боязливо.

— Это папина рубашка.

Ватерлоо направляется к велотренажеру установленному в углу ванной комнаты. Положив руку на руль, она начинает медленно крутить педали. Барран садится на край ванны, чтобы проверить температуру воды.

— Какой у тебя отец?

— Замечательный. Почему ты спрашиваешь7

— Давно умерла твоя мать?

— Когда рожала меня.

— И он больше ни разу не был женат?

— Нет. Но зачем тебе это?

Она перестала крутить педали Барран пожав плечами, меняет тему.

— Что пишут газеты?

Ноги девушки снова приходят в движение.

— Американец признался, что был с тобой в подземелье, — как ни в чем не бывало говорит она.

Барран никак на это не реагирует. Даже не пожимает плечами. Он не верит этому, и все. Словно не слыша ничего такого, он продолжает наполнять ванну — горячая вода холодная, — сам думая о другом. Потом безмятежным тоном говорит.

— Ночью мне снилась вода… Вода повсюду… — Помолчав, он добавляет: — Я знал типа который в Индокитае просидел в воронке, полной воды, восемнадцать часов… Один… Вот это парень.

Примерно в это же время в бюро инспекторов в Нейи.

Настольная лампа, какой пользуются при допросах направлена в лицо не задержанному, а полицейскому, сидящему за столом. Она то гаснет то снова зажигается. Полицейский возится с проводом где-то плохой контакт.

Сидящий напротив него в кресле Пропп, жуя бутерброд и запивая его пивом, читает газету. За другим столом инспектор Горик щеточкой чистит шрифт своей пишущей машинки.

— Все-таки это гнусно — печатать подобное вранье! — спокойно, даже рассудительно говорит Пропп.

Он отшвыривает газету подальше от себя Ему отвечает насмешливый голос Мелутиса.

— Это чтобы всполошить твоего друга Баррана. Старший инспектор, стоящий в дверях бюро. только что пришел. Он снимает плащ Видно что он отдохнувший, уверенный в себе. Подходя к своему пленнику, он даже улыбается.

— Он мне не друг, — пожимая плечами, говорит Пропп. — Так что ему начхать.

Легионер смотрит Мелутису прямо в глаза. На его губах тоже играет улыбка.

— А если б он был моим другом представь себе! — продолжает Пропп. — Знаешь, что бы он подумал? Что я не дешевка! И тогда ему тоже было бы начхать!

Старший инспектор качает головой, словно признавая справедливость этого рассуждения. Но очередной удар за ним. Он достает из бокового кармана пиджака листок бумаги.

— Как видишь я прислушался к твоему совету. И распорядился еще раз исследовать сейф. — Выдержав паузу, он продолжает. — Комбинацию ему никто не давал. Если специалист не ошибается, вы их испробовали три или четыре тысячи, прежде чем наткнулись на нужную. Верно?

Пропп не отвечает взгляд его бесстрастен. Инспектор бросает ему листок, который держал в руках. На нем красными чернилами написаны семь цифр комбинации.

1 8 6 1 8 1 5

Некоторое время Пропп разглядывает бумагу, потом вдруг разражается смехом. Мелутис, до сих пор излучавший самодовольство, меняется в лице и подозрительно смотрит на легионера.

Пропп дважды перегибает листок чтобы пояснить инспектору, что именно его забавляет. Он делает это таким образом что сгибами комбинация оказывается разделенной на три части:

1 8 (6) 1 8 1 5

— Ты не силен в истории шериф? Вроде бы смахивает на дату, а?

Мелутис берет листок, смотрит на него, смотрит на Проппа. Он отвечает слегка пожав плечами, поскольку в любом случае для его расследования эта деталь не имеет никакого значения.

— Битва при Ватерлоо.

Холодный ясный полдень в Орли.

За рулем стоящего на стоянке в аэропорту «ДС» стального цвета. — Ватерлоо. На ней все тот же серый плащ.

Через лобовое стекло она смотрит как к машине идет молодая женщина в леопардовой шубке. Она только что вышла из таможенного зала и несет в руке дорожный чемоданчик, — это Изабелла.

Ватерлоо наклоняется, чтобы открыть ей Изабелла садится рядом с ней и захлопывает дверцу.

Сначала они молча смотрят друг на друга. Они давно знакомы, между ними спокойная привязанность, но сейчас в их взглядах читается нечто наподобие тревожной печали из-за того какой оборот приняли события.

— Деньги у отца? — тихо спрашивает Ватерлоо.

Изабелла ограничивается утвердительным кивком. Рядом с Ватерлоо которая намного ее моложе она сейчас ничем не напоминает ту Изабеллу которую знал Барран, — это совсем другая женщина.

— Как он там? — спрашивает Ватерлоо.

Изабелла показывает ей газету которую держит в руке, — судя по всему она не раз перечитывала ее в самолете.

— Что ты думаешь после всего этого делать?

Ватерлоо опускает голову на плечо подруги. Она явно ищет у нее поддержки — поддержки матери или старшей сестры. Изабелла разговаривает с властностью выработанной долгой привычкой.

— Только не здесь, прошу тебя. Держись прямо.

Девушка повинуется. Выпрямившись она включает стартер и медленно катит к выезду со стоянки.

По лобовому стеклу «ДС» сбегают потоки мыльной воды. Машина движется по рельсам автоматической мойки на станции обслуживания. Мойщики в желтых плащах суетятся вокруг кузова обрабатывая его перед тем как за него примутся большие электрические щетки.

На переднем сиденье машины в которой подняты все стекла по-прежнему сидят Изабелла и Ватерлоо. Сейчас они могут разговаривать в полной безопасности изолированные от внешнего мира надежней чем в аквариуме.

— Я не хотела убивать этого охранника, — всхлипывает Ватерлоо. — Но он увидел, как я выношу из хранилища деньги. Он закричал.

— Почему ты ничего не сказала мне в пятницу вечером?

— Чтобы расстроить отца?

Еле сдерживая рыдания Ватерлоо мотает головой. Изабелла успокаивающе кладет ей руку на плечо несколько мгновении деловито размышляет. Сделанного не воротишь теперь нужно исправлять ошибки Ватерлоо.

Струи белой пены омывают боковые стекла.

— Ты конечно не знаешь где сейчас Барран? — спрашивает Изабелла.

К ее изумлению Ватерлоо утвердительно кивает.

— У меня.

— У тебя?!

— Да в отцовской квартире! У нас! Он требует, чтобы я принесла ему твою медицинскую карточку.

Снаружи по стеклам с гудением ходят большие черные щетки.

— Раз ему так нужна эта карточка пускай придет и сам заберет ее Отведи его сегодня вечером в подземелье, — говорит Изабелла. Поколебавшись она решительно добавляет. — Где его револьвер?

Ватерлоо в ужасе мотает головой. Она не в силах издать ни звука.

— Где его револьвер? — сурово спрашивает Изабелла.

Девушка по прежнему молчит но взгляд ее невольно устремляется к отделению для перчаток. Изабелла прослеживает направление ее взгляда.

— А потом мы уедем к отцу? Заживем как прежде? — с надеждой спрашивает Ватерлоо.

Изабелла достает из отделения для перчаток тяжелый «Смит и Вессон», бросает на него беглый взгляд и кладет в свои чемоданчик. А потом смотрит на Ватерлоо разделяя с ней грусть и тоску — они слышны в двух словах произнесенных ею решительным голосом.

— Как прежде.

Всполохи фотовспышек. Газетчики толкаясь сопровождают группу полицейских окруживших Проппа и Мелутиса в коридорах Уголовной бригады. Легионер и старший инспектор скованы друг с другом парой наручников.

Перекрывая щелканье вспышек отовсюду вразнобой несутся вопросы журналистов «Кто стрелял в охранника?», «У них была комбинация сейфа?», «Правда ли что в Алжире Барран выказывал симпатии к ФНО?», «Был ли он ультраправым фанатиком?».

Один журналист побойчее хватает старшего инспектора за плечо.

— Инспектор! В чемодане Баррана нашли только одну пару перчаток. Выходит он был один?

В свете вспышек Мелутис резко вскидывает вверх правую руку поднимая тем самым и прикованную к ней левую руку Проппа.

На вопрос журналиста нет лучшего ответа чем эти две руки скованные парой наручников. Вспышки возобновляются и группа продолжает продвигаться в толчее.

Через несколько шагов — снова остановка. Окруженный своими людьми которые прилагают неимоверные усилия чтобы освободить ему проход Мелутис говорит одному из коллег.

— Я веду его на нижний этаж. Он замешан еще в одном деле. — Потом обращается к журналистам. — Прошу вас господа Вы все узнаете прочитав свою обычную газету!

Из гама выделяется голос Проппа Он в восторге от происходящего и говорит громко, но отчетливо слышны только последние его фразы:

— Я не знаю Баррана. Но попросите его связаться со мной. Я никогда не расстаюсь с этим господином, старшим инспектором Мелутисом!

И он, в свою очередь, усмехаясь, поднимает левую руку, а с ней прикованную наручниками правую руку Мелутиса. Раздается пронзительный звонок.

Ватерлоо открывает входную дверь На пороге стоит женщина лет сорока в шубке, со свернутой газетой под мышкой.

У Ватерлоо, одетой в юбку и свитер, на носу очки, в руках открытая толстая книга по медицине, во рту авторучка. Вынув ручку изо рта, девушка говорит.

— Простите меня, Жильберта, но у меня жутко серьезный экзамен. Сделаете уборку завтра.

— Могли бы и предупредить, — ворчит женщина.

— Я очень сожалею, Жильберта.

Служанка удивлена тем, что ей даже не дают войти. Она бросает в квартиру поверх плеча Ватерлоо, которая преграждает ей дорогу, недоверчивый взгляд, потом говорит:

— Я принесла газету. Там пишут, что вы помогали убийце.

— Я? — побелев, растерянно спрашивает Ватерлоо.

— Да, на медосмотре.

Ватерлоо, испытывая неловкость пополам с облегчением, качает головой и забирает у нее газету.

— Ну ладно, я пошла, — говорит служанка.

Она уходит Ватерлоо закрывает дверь. За ней, оказывается, стоит Барран, прислонившись к стене, — он в темных очках, в синем пальто господина Аустерлица. Девушка улыбается ему и снимает свои очки.

Тут снова раздается звонок в дверь Ватерлоо, раздосадованная возвращением служанки, открывает дверь, опять скрывая за створкой Баррана.

Но на пороге не служанка. Это двое помощников Мелутиса — инспектора Муратти и Годар.

— Уголовная полиция, мадемуазель, — говорит Муратти.

Ватерлоо словно окаменела.

— Это вы Доминика Аустерлиц, студентка медицины? — спрашивает Муратти.

Девушка неуверенно кивает.

— У нас есть к вам несколько вопросов. Девушке не остается ничего другого, кроме как отступить перед полицейскими, еще шире распахнув дверь, чтобы надежней скрыть Баррана.

Инспектор Годар оборачивается к двери, которую хозяйка почему-то не закрыла, и намеревается сделать это сам.

— Оставьте! — с храбростью отчаяния восклицает Ватерлоо. — Сейчас придет служанка!

Она говорит это чуть громче, чуть поспешней, чем следовало бы, и полицейские пристально смотрят на нее, потом на дверь. Еще они замечают, что Ватерлоо уронила на пол газету, которую держала в руках.

— Вы ассистировали доктору Дино Баррану на протяжении трех дней… — начинает Муратти.

Дверь гостиной закрывается за двумя инспекторами и Ватерлоо, обрывая их разговор на полуслове.

В наступившей тишине Барран отталкивает от себя скрывающую его створку двери. Он неподвижен, напряжен, темные очки резко контрастируют с белым, как гипс, лицом Взгляд Баррана падает на лежащую на полу газету.

Она сложена таким образом, что на первой странице видны конец жирного заголовка и большая фотография. Конец заголовка гласит.

ПОЗВОНИ МНЕ

На фотографии крупным планом — Пропп в вестибюле Уголовной бригады, поднявший руку, прикованную к руке Мелутиса.

Барран бесшумно обходит открытую створку двери и уходит прочь.

В бюро инспекторов Горик снимает трубку зазвонившего на столе телефона. Судя по его виду, он слышит нечто из ряда вон выходящее.

Он оборачивается к Мелутису, который стоит у окна в рубашке и галстуке с ослабленным узлом Пропп тоже тут. Повернувшись спиной, он созерцает через стекло высокие здания квартала «Дефанс», свободный люд в клетках домов снаружи.

— Шеф! Какой-то странный тип! Его переключили на нас с коммутатора. — Горик подбородком указывает в сторону легионера. — Хочет говорить с ним.

Мелутис хватает трубку.

— Кто вы!?

— А вы!? — звучит в трубке голос Баррана.

— Франц Пропп, — без колебаний отвечает Мелутис.

На другом конце провода Барран в темных очках на носу не слышит неподражаемого американского акцента легионера, но на принятие решения у него уходит меньше секунды.

— Здравствуйте, мосье Пропп. Я огорчен тем, что приключилось с вами из-за меня.

Мелутис отнимает трубку от уха, раздосадованный тем, что его ловушка не сработала. Зажав микрофон ладонью, он негромко спрашивает у Горика.

— На коммутаторе засекают вызов?

Его помощник утвердительно кивает К ним с широкой улыбкой на лице подходит Пропп. Мелутис сует ему трубку, берет параллельный наушник.

— Это уже не он, это я, — говорит Пропп в трубку. — Кто это?

— Дино Барран.

— Я не знаю тебя мосье Барран но я всем сердцем с тобой.

Говоря это легионер белозубо улыбается старшему инспектору который слушает с непроницаемым лицом.

— Чем я могу быть тебе полезен? — продолжает Пропп.

— Какой он этот Мелутис? — спрашивает Барран.

— Бывают и хуже. Во всяком случае, сейчас он слушает тебя.

Действительно старший инспектор не упускает ни слова из их разговора и не сводит с Проппа пристального сверлящего взгляда.

На другом конце провода у телефона автомата висящего на белой стене Барран выдерживает паузу потом говорит.

— Пусть приходит в кафе Бово на площади Бретеия в четыре часа. Один разумеется, как ты считаешь он согласится?

Склоненный над столом, где стоит телефон, Пропп вопрошает Мелутиса взглядом. Но лицо старшего инспектора не выражает ничего кроме ухудшающегося настроения.

— Я попытаюсь его уговорить, — отвечает Пропп. — А теперь сматывайся они тебя засекают.

— Я выкручусь не переживай.

— Я и не переживаю, — широко улыбается Пропп.

Площадь Бретеия около четырех часов пополудни. Инспектор Мелутис в плаще идет по тротуару останавливается, чтобы ногой отбросить пустой спичечный коробок в дыру водостока, потом входит в кафе Бово.

Прислоняется спиной к стоике рядом с кассой и говорит хозяйке.

— Стакан белого.

Ему наливают Мелутис не смотрит вокруг не ищет Баррана. Ждет. Хозяйка, гарсон, посетители за столиками устремляют на вошедшего взоры, безошибочно угадывая что это полицейский.

Потом звонит телефон. Хозяйка снимает трубку и поворачивается к Мелутису едва пригубившему вино.

— Инспектор Мелутис — это вы?

Не отвечая, Мелутис берет трубку, которую она протягивает ему над стойкой.

— Ты где док?

— Неподалеку. Вы можете меня увидеть.

Мелутис поворачивает голову. Через стеклянную витрину кафе он видит на пятачке посреди площади кабину телефона автомата. И за стеклами этой кабины на расстоянии каких-нибудь пятидесяти шагов, — Баррана в синем пальто господина Аустерлица, который прижимая трубку к уху тоже смотрит на него.

Двое мужчин встречаются впервые. Они разглядывают друг друга через пустое пространство. Шумы кафе, шумы улицы для обоих внезапно утихли.

— Если вы двинетесь с места, больше меня не увидите, — предупреждает Барран.

— Я стою спокойно давай говори.

— Франца Проппа не было со мной в подземелье.

— Ты только это имеешь мне сообщить?

Медик в кабине наблюдает одновременно и за Мелутисом, и за площадью.

— Не только. Револьвера у меня нет, охранника я не убивал, деньги не брал. Когда я открыл сейф он был пуст.

Мелутис бросает свирепый взгляд на прислушивающуюся к разговору хозяйку. Та поспешно отворачивается Он снова смотрит сквозь стекло на Баррана и говорит.

— Если все это правда пошли со мной в бюро!

— Я приду. Только дайте мне время до полуночи.

— И куда же ты пойдешь?

— В кино.

Внешние шумы внезапно возобновляются. Как на площади Бретеия так и в кафе — обычный зимний день.

Двое мужчин не спускают друг с друга глаз. Потом вновь воцаряется тишина.

— Согласен, Золушка, — говорит Мелутис. — До полуночи. Но предупреждаю при малейшей попытке меня надуть я спущу с тебя шкуру.

— Оставайтесь где вы есть я пошел. Медик вешает трубку. Сквозь стекло смотрит на инспектора который тоже кладет трубку и остается у стоики Барран выходит на пятачок пересекает площадь и широким шагом уходит прочь. Мелутис в кафе выдвигает из внутреннего кармана плаща антенну рации и говорит, не повышая голоса.

— Следуйте за ним, но не трогайте.

На другой стороне площади на скамейке сидит Горик. Он тоже вытаскивает из под пальто антенну и говорит, вставая:

— Есть, шеф.

На освещенных экранах в темном помещении — два огромных отпечатка пальцев один рядом с другим.

Отпечаток слева очень четок. Правый же размазан, частично неразличим. Тем не менее в верхней части двух изображении наблюдается сходство. Раздается женский голос:

— Правый отпечаток найден на поверхности закусочного автомата в подземелье. Но он не может служить доказательством — слишком размазан.

— Ничего, я свожу Проппа в СИНТЕКО и доставлю вам хороший, — усмехается Мелутис.

Зажигается свет Это лаборатория криминалистической экспертизы. Женщина в сером халате оборачивается к стоящему позади нее Мелутису и устремляет на него взгляд, в котором читается больше, чем неодобрение: боязнь, смешанная с отвращением.

Старший инспектор улавливает это. На секунду он опускает глаза, потом, внезапно разъярившись, вскидывает голову:

— Я исполняю свой долг! Даже если Барран не убивал охранника, он все равно был там! И Пропп был там вместе с ним! И знаете что? Они начнут снова! В один прекрасный день они начнут все снова!

Лаборантка отворачивается, не осмеливаясь перечить старшему инспектору. Она выключает проектор. Успокаиваясь, Мелутис повторяет:

— Я исполняю свой долг.

Квартал «Дефанс» с безлюдными тротуарами под фонарями. Редкое движение, приглушенные шумы одиннадцати часов зимнего вечера. Холодно.

Тридцать этажей СИНТЕКО темны, молчаливы. На пустынной улице позади здания из стекла и бетона гаснут фары «ДС» Ватерлоо.

Барран и девушка выходят из машины Медик взяв Ватерлоо под руку, увлекает ее к двери аварийного выхода от которой у нее есть ключ. Они входят просто прикрыв за собой дверь, и бесшумно спускаются по лестнице в подземелье.

На полпути Барран останавливается возле слухового окна, выходящего в просторный гараж компании. С высоты виден охранник в стеклянной будке, читающий газету. Они продолжают спускаться.

Внизу они проходят через котельную под огромными красными и белыми трубами к большой сдвигающейся стальной двери.

С помощью того же ключа Ватерлоо отпирает узкую дверцу в этой двери и они попадают в красный квартал подземного лабиринта с длинными притихшими коридорами освещенными дежурными лампочками.

Изнутри сдвигающаяся дверь представляет собой огромное, от пола до потолка панно, рекламирующее марку губной помады. Это гигантская цветная фотография женского лица с приоткрытыми как для поцелуя губами так что любовники входят в лабиринт через рот и часть лица.

Чуть позже в комнате где Ватерлоо работала во время медосмотра она шарит в ящиках наугад вытаскивает папки, неуклюже притворяясь будто ищет медицинскую карточку Изабеллы Моро Руки ее дрожат.

В спешке она роняет какие-то бумаги торопливо наклоняется, чтобы их поднять никак не может запихнуть их на место. Она в таком смятении что отказывается от своих попыток и сцепляет руки чтобы унять в них дрожь.

Тут она переводит взгляд на Баррана который стоит на пороге недвижимый держа руки в карманах пальто. Устремленный на нее взгляд медика суров, но спокоен. Таков же и его голос зазвучавший наконец в тишине комнаты.

— Ты на славу потрудилась Ватерлоо. Но мы под ходим к концу, давай.

Девушка мертвенно бледная в своей белой шубке пытается совладать с собой. Она снова склоняется над картотекой. Ее по-прежнему бьет дрожь.

— Ты так же нервничала когда стреляла в охранника? — спокойно спрашивает Барран.

Ватерлоо дернувшись словно от удара током оборачивается к Баррану. Не в силах вымолвить ни слова, она мотает головой пытаясь отрицать. Внезапно силы покидают ее схватившись руками за волосы она с рыданиями прислоняется к стене.

Тут из коридора отчетливо доносятся совсем близкие шаги Ватерлоо медленно поднимает залитое слезами лицо, в ее глазах — дикий ужас.

Кто-то останавливается позади Баррана. Вороненый стул револьвера — его револьвера — упирается ему в спину. Он не оборачивается даже не вынимает рук из карманов пальто.

— Для чего ты дала ей мой револьвер Изабелла7

— Чтобы она оставила здесь улику против тебя. Не для того чтобы она пускала его в ход.

Оба разговаривают естественным чуть ли не приятельским тоном Барран медленно оборачивается.

Изабелла которая держит в правой руке тяжелый револьвер, одета в ту же леопардовую шубку что была на ней во время их первой встречи в Марселе. Но сама она другая. Насколько та прежняя была встревожена, покорна сентиментальна настолько же эта тверда. Во взгляде ее — холодная решимость. Она произносит:

— Как бы то ни было она поступила правильно Барран опускает глаза на нацеленный на него револьвер. Ему хорошо виден блестящий барабан с пустыми гильзами — пуля всего одна, готовая лечь в ствол при взводе курка Тускло поблескивает латунный наконечник.

Медик поднимает взгляд на Изабеллу которая держит его на мушке на расстоянии менее метра.

— У тебя только один патрон. Представь себе что ты промахнешься!

Ответ следует незамедлительно, спокойный и уверенный:

— Представь себе что я не промахнусь!

Повинуясь ее приказу — короткому рывку ствола вверх, — Барран медленно отступает к двери комнаты служившей кабинетом для медосмотра. Наполовину открытая дверь образует со стеной прямой угол Барран, пятясь, заходит в кабинет где потушены в лампы и где ничего не изменилось со времени его добровольного заточения в подземелье. Он и не подозревает что приближается к другому нацеленному на него револьверу который держит на сей раз уже мужская рука. Ствол его перемещается вслед за Барраном, пока он отступает в падающей из соседней комнаты полоске света.

— Остановись тут, — командует Изабелла. — Вот так.

Барран останавливается посреди кабинета лицом к молодой женщине. Внезапно он обнаруживает никак, впрочем не выдавая этого взглядом что Мелутис и один из его инспекторов Муратти с пистолетами в руках прижались к стене со стороны распахнутой двери скрывающей их от Изабеллы.

Та остановилась на пороге Ватерлоо молча как завороженная стоит позади нее.

— Когда ты понял что Ватерлоо со мной? — спрашивает Изабелла.

— Когда она назвала мне свое прозвище. Это была комбинация сейфа. Разумеется комбинацию дал вам ее отец!

— Это все?

— Нет. Я обыскал ее квартиру и обнаружил вот это.

Барран делает легкое движение подбородком в сторону Изабеллы.

Полицейские у двери затаив дыхание слушают признание к которому понуждает ее медик.

— Что «это»? — спрашивает Изабелла.

— Свои револьвер. В сумке для гольфа.

— И ты оставил его на месте?

— Я хотел досмотреть до конца.

Молчание. Молодая женщина поудобней устраивает в руке тяжелый «Смит и Вессон».

— Теперь ты видел слишком много. Мне очень жаль.

Медик, неотрывно глядящий на нее, чувствует, что она вот вот выстрелит и тянет время как может продолжая разговор

— Тебе не было меня жалко когда ты собиралась задавить меня в гараже?

К Изабелле подошла Ватерлоо с потеками от слез на щеках. Быть может она хочет удержать палец, готовый взвести курок. Она торопливо отвечает вместо подруги.

— То была не она, а я.

— Я была уже в Швейцарии с деньгами, — поясняет Изабелла.

— У отца Ватерлоо? — спрашивает Барран.

— Тебя это не касается, — отрезает Изабелла.

— А ведь я тоже член семьи. Спроси у нее.

Легким кивком Барран указывает на Ватерлоо. На долю секунды Изабелла невольно скашивает глаза в сторону девушки. Этого Баррану достаточно, чтобы отпрянуть в сторону уходя с линии стрельбы. Изабелла тотчас спускает курок. Пуля достается инспектору Муратти, который выскочил из-за двери. Он оседает на пол. Все происходит за миг пока гремит выстрел, но этот миг растянут как бывает в кошмарах.

Ватерлоо кидается назад, визжа от ужаса. Изабелла хватает ее за руку и выбегает с ней в коридор. В кабинете для медосмотра Барран устремляется к другой двери тоже ведущей в коридор.

Мелутис упав на колени подле лежащего инспектора как полоумный кричит в рацию:

— Она стреляла в Муратти! Она стреляла в Муратти!

Барран выбегает в белый коридор, тоже крича что есть сил.

— Револьвер пуст! Револьвер пуст!

Но его голос почти сразу же тонет в другом звуке.

Убегая по направлению к красному кварталу девушки пересекли световой пучок, падающий на один из фотоэлементов сигнализации и тем самым включили во всем здании оглушительный звонок.

Внезапно загораются все светильники. С грохотом открываются двери выходов из подземелья. В коридоры устремляются вооруженные полицейские Ватерлоо и Изабелла свернув на одном из перекрестков лабиринта бегут со всех ног. Растрепанные, перепуганные звоном тревоги и вспыхнувшим светом, они видят как перед ними вырастает один из людей Мелутиса.

Изабелла все еще держит в правой руке револьвер Баррана. Совсем потеряв голову, она наставляет незаряженное оружие на полицейского, у которого в руках автомат. Тот отпрыгивает в сторону к стене, и дает вдоль коридора длинную очередь.

На миг Изабелла и Ватерлоо застывают посреди дыма и осколков штукатурки. Потом обе обрушиваются оземь изрешеченные пулями.

Звонок в здании умолк. Грохот сменяется полной тишиной.

В этой тишине Барран ногой отбрасывает в сторону револьвер выроненный Изабеллой. Он стоя созерцает Изабеллу и Ватерлоо лежащих по обе стороны коридора голова к голове. Их волосы на полу смешались.

Обе мертвы Барран оборачивается. В нескольких шагах от него неподвижно и так же молчаливо стоит Мелутис в окружении своих людей.

Один из них Горик подходит к Баррану берет его под руку и уводит по направлению к белому кварталу. Поравнявшись со старшим инспектором медик останавливается и заговаривает с ним тоном ледяного презрения.

— Ты обещал мне — до полуночи. Знаешь, как называют того, кто не держит слова?.. Дешевка!..

Он снова пускается в путь в окружении полицейских.

Оскорбленный Мелутис смотрит вначале на своих людей, оставшихся возле него машинально приводит в порядок одежду, поправляет узел галстука И вдруг обезумев от бешенства, оборачивается вслед удаляющемуся Баррану и орет: — Я тебе не добрая фея! И не бойскаут! Я плюю на тебя, слышишь! Плюю на тебя!

Полчаса спустя, посреди небольшой группы полицейских, Барран сидит в одном из кресел в белом коридоре, где накануне Рождества ждали своей очереди на медосмотр служащие.

Мелутис выходит из кабинета для медосмотра вместе с человеком лет пятидесяти, который пожимает ему руку. Их сопровождает администратор СИНТЕКО. Мелутис говорит пятидесятилетнему.

— Завтра утром вы получите мой подробный рапорт.

Пока двое его спутников удаляются по коридору к лифтам, старший инспектор долгим взглядом смотрит на Баррана. Он еще не остыл.

— Иди-ка сюда, — говорит он.

Барран встает и идет за ним к хранилищу. По знаку Мелутиса один из полицейских отодвигает фотопанно «Все вместе» и опускает рубильник, разблокирующий бронированную дверь.

Внутри бетонной коробки, закинув ногу на ногу, обхватив сцепленными руками колено, опустив голову, совершенно неподвижный, на полу сидит Пропп. Мелутис резким кивком указывает на него Баррану.

— У вас есть что порассказать друг дружке!

Пропп на мгновение поднимает глаза и снова принимает позу ожидания. Его лицо ничего не выражает.

— Кто это! — спрашивает Барран.

— Тот, с кем ты говорил по телефону, — с досадой отвечает Мелутис.

Барран равнодушно качает головой и спокойно выходит в коридор.

— Вставай, — командует Мелутис Проппу. С кошачьей гибкостью, не касаясь пола руками, легионер поднимается на ноги. Насмешливо улыбаясь он смотрит на старшего инспектора и обводит пальцем вокруг, указывая на стены бетонной коробки.

— Не трудись искать мои отпечатки пальцев их тут нет.

— Уж не думаешь ли ты, что я способен на такое?

— Вот именно, что думаю, — ухмыляется Пропп.

Мелутис делает своим людям знак войти в хранилище к пропускает их. Пока на Проппа надевают наручники, старший инспектор подходит к Баррану, который ждет, прислонясь спиной к стене коридора, и обращается к медику доверительным, чуть ли не дружеским тоном. — Раз уж теперь это не имеет значения, доктор, вы вполне можете признаться мне, что были вместе с ним.

— Чтобы испортить ему биографию? — иронически спрашивает Барран.

Старший инспектор, не в силах сдержаться, повышает голос!

— Чтобы открылась правда!

Барран достает из кармана спичечный коробок и играет с ним, наслаждаясь ожиданием полицейского. Потом произносит:

— Правда в том, что я был один. Иначе я сказал бы вам, уж будьте уверены.

Мелутис недобро смотрит на него. В этот момент из хранилища в наручниках выходит легионер. Обернувшись, он выхватывает окурок изо рта сопровождающего его полицейского.

С этим потухшим окурком в зубах он идет по коридору своей легкой, пружинящей походкой, не глядя на Баррана с Мелутисом. Когда он проходит мимо Баррана, тот чиркает спичкой и, тоже не поднимая глаз, протягивает ему огонек.

Пропп останавливается у зажженной спички, склоняется к ней. В своих скованных руках он на короткий миг, нужный для того, чтобы прикурить сигарету, задерживает руку Баррана.

И все.

Он продолжает свой путь под конвоем полицейских.

С настороженностью охотника Мелутис поочередно смотрит на того, кто уходит, и на того, кто остается, пытаясь уловить хотя бы взгляд— просто взгляд, который укрепил бы его в уверенности относительно их сообщничества.

Но они не глядят друг на друга.

Пропп уходит по коридору, пересекает перекресток, останавливается у лифтов. Он сгорает от желания обернуться У него такое же напряженное лицо, как и у медика, который тоже запрещает себе повернуть к легионеру голову и стоит у стены, глядя в пол и прислушиваясь к уходящим из его жизни шагам.

Барран слышит, как двери лифта закрываются, и он уходит наверх.

Тогда он вдруг обращает к Мелутису оскаленное, как у хищного зверя, лицо, выражающее и горечь, и надежду, и непокорство одновременно, и под изумленным взглядом ничего не понимающего старшего инспектора теперь, когда все завершилось, уже он издает клич Проппа:

— Йеа-а-а!

И знаете что? Мелутис как в воду глядел.

Спустя некоторое время они встретились и начали все снова. Только на этот раз сейф оказался полон, и у них получилось.

Париж, июнь 1967 г.