В Суворовском военном училище ежегодно обучается шестьсот ребят. Три роты девятиклассников и три роты десятиклассников. Шестьсот мальчиков-подростков — почти полк! И все они кажутся одинаковыми, похожими друг на друга, как братья-близнецы. Особенно в парадном строю на Красной площади. Но это лишь издали, со стороны. Суворовцы разные и внешне, и по характеру, и у каждого из них пусть ещё короткая, но своя биография, своя судьба.

Уже на пятый-шестой день учёбы ребята называют друг друга по имени, знают, кто откуда приехал, кто родители, каковы способности каждого в учёбе и спорте. И это не удивительно, суворовцы постоянно вместе: в классе, в спортгородке, в комнате отдыха и в столовой. С первых же дней в училище у ребят появляются симпатии и антипатии, дружба и взаимная привязанность.

Шестьсот вчерашних школьников, шестьсот разных характеров. В большом и дружном коллективе легко обнаруживаются и хорошие, и дурные привычки, о которых родители и не подозревали. Для пап и мам, бабушек и дедушек их наследник — идеал. Так по большей части и бывает. И если у этого «идеала» есть что-то легкомысленное, оставшееся от детства, то, думают родители, это должны устранить в Суворовском училище и воспитать подростка, чтобы вышел из него безупречный офицер.

И участник Великой Отечественной войны Василий Александрович Суворов тоже имел на этот счёт своё твёрдое мнение. Он хотел, чтобы Саша был прежде всего человеком честным, верным, истинным патриотом. С детства прививал сыну любовь к Советской Армии, уважение к участникам войны, внушал, что быть защитником Родины — самая высокая честь и обязанность советского человека. Много раз рассказывал о себе, о своих боевых друзьях, об отважных и мужественных людях, совершивших в бою подвиг. Читал Саше сызмальства книги о героях и полководцах, не скрывал своего желания видеть сына офицером. Но не принуждал поступать в Суворовское училище. Куда пойти учиться, какую выбрать дорогу в жизни, Саша определил сам.

Убеждённый в безупречном поведении сына, Василий Александрович подумал, что неожиданный гость — командир роты майор Палов затем и пришёл, чтобы выразить своё удовлетворение Сашей. С учёбой всё в порядке, оценки хорошие и отличные, на здоровье не жалуется, чего же ещё желать?

— Я к вам, можно сказать, не по плану, — осторожно начал майор. — Надо бы в другой раз, а я некстати в выходной. Извините. В рабочий день боялся не застану вас.

— Очень рады, очень рады, — помогая раздеться гостю, приговаривал Василий Александрович. — Сам хотел как-нибудь зайти, да как-то считал неудобным. Я рад, проходите.

— А разве Саша сегодня дома? — удивился Палов, увидев шинель суворовца на вешалке. — В мои планы входило поговорить с вами наедине. Может быть, отложим? Или вы к нам зайдите… У нас разговор долгий.

— Нет, нет, проходите, — удерживал хозяин гостя. — Прошу, мы рады, садитесь.

Майор поздоровался с матерью Саши, подал руку и суворовцу.

Хозяйка тут же ушла готовить чай, а Саша удалился в другую комнату, закрыв за собой дверь.

— Приходится навещать своих воспитанников? — спросил Василий Александрович. — Долг службы или ещё что?

— Как вам сказать, — усаживаясь в кресло, сказал майор. — Вроде в обязанность это не вменяется, уставом не предусмотрено, но я когда-то тоже был суворовцем, знаю, что есть вопросы, которые легче разрешить с родителями, самому убедиться, особенно когда в чём-нибудь сомневаешься. Суворовец не солдат, а по существу ещё ребёнок. Наша общая цель воспитать его.

Донеслись звуки пианино. Майор различил «Лунную» сонату Бетховена, но того, что в соседней комнате играл Саша, не знал. Саша решил не мешать разговору майора с отцом.

«Вероятно, командир роты расскажет отцу о драке с Ильёй и о разговоре с капитаном, — подумал он. И всё это из-за Зубова».

Не будь этого ловкача, не обрушились бы на Сашу неприятности. Даже преподаватель математики думает, что Суворов не самостоятельно решает задачи по алгебре. Не будет же он доказывать, что Зубов списывает у него решения, а не он у Зубова. Был даже такой случай. Как-то Саша замешкался у доски и допустил ошибку. Илья тут же поднял руку и исправил ошибку.

Саша играл вдохновенно, хотя мысли его были сосредоточены на одном: как доказать, что он ни в чём не виновен. Играл он хорошо, не предполагая, что майор отличный музыкант и с удовольствием слушает его.

— Я хотел пригласить вас к себе, — сказал майор Василию Александровичу, — но генерал-майор отсоветовал. А дело очень серьёзное. Саша на грани отчисления из училища…

— Неужели?! — удивился отец. — Что же он натворил?

— Драка. Подрался с суворовцем — сыном погибшего лётчика-испытателя, — майор вздохнул. — Но это ещё не всё. Саша курит. Мы курильщиков отчисляем. И это ещё не всё. Саша неискренен, склонен ко лжи. Он покрывает дурные поступки товарищей, а это в армейских условиях злейшее зло. Он несдержан, запальчив.

Василий Александрович не мог поверить, что Саша способен на всё это.

— Мой сын не курит. В этом я уверен. А драка… Что это же за драка, как она произошла?

— Это было почти месяц назад, во время уборки двора. По рассказам ребят, ваш сын выбил граблями у суворовца Зубова метлу, свалил его на землю, ударил по лицу. И что меня удивляет, не захотел рассказать об этом.

— Давайте спросим у Саши, — предложил Василий Александрович. — У него не было от меня тайн. Всё же драки без причины не бывает.

Майор согласился.

Саша вошёл в комнату побледневший и на вопрос отца отчётливо сказал:

— Я не должен был первым нападать на Зубова. Но он оскорбил фронтовиков. Опозорил наше знамя. Паясничал с метлой.

Сашины слова были искренние: в них слышалась боль за проступки товарища.

— Почему же вы не доложили об этом мне?

— Не хотел быть ябедой, товарищ майор.

Василий Александрович спросил сына о курении.

— Нет, я не курил. Курит Зубов, но свалил на меня.

Василий Александрович был очень огорчён всем случившимся. С дрожью в голосе он сказал Саше:

— Там, в училище, ты суворовец, а здесь мой сын. Ты поступил скверно: никому не разрешается любой конфликт выяснять силой. И никто никогда не считал и не будет считать ябедой того, кто не хочет мириться с безобразиями. Умалчивание, укрывательство — трусость. Ты испугался Зубова и решил польстить ему, прикрыв его. Я нисколько не буду сожалеть, если тебя отчислят из Суворовского училища. Нисколько!

Глянув на часы, пробившие восемь вечера, Саша обратился к командиру роты:

— Товарищ майор, время моего увольнения истекает. Разрешите идти в училище?

— Идите, — ответил майор, слегка приподнявшись в кресле.

Саша тут же ушёл, а майор и отец за чаем продолжали беседовать. Незаметно перешли на дела фронтовые, и выяснилось, что отец майора Палова был командиром полка на Первом Белорусском фронте, где воевал Василий Александрович.

Уходя, майор сказал:

— Не волнуйтесь. Если говорить откровенно, я люблю вот таких ребят. А несдержанность его объяснима. Он слишком впечатлителен и ещё не умеет постоять за правду более сильными средствами, чем кулаки. Самое серьёзное — это то, что он скрыл проступок товарища, ложное представление о предательстве. Не скрою, у нас о Зубове уже есть вполне определённое мнение. Он тайком взял у вашего сына дневник и подбросил воспитателю. Пока не сознаётся. Генерал считает нужным всё взвесить: сын погибшего лётчика, матери трудно с ним, да и учебный год ломать не хочется. — Майор собрался уходить: — Ну, а мы с вами, Василий Александрович, поговорили с пользой для обоих. Спасибо.