Глава 1

Шестое июля, поздний вечер, лесная поляна Люблю посидеть вечерком у костра. Вообще, вечер — мое любимое время суток. Когда закончены дневные хлопоты, когда душу и тело охватывает расслабуха, садишься у огня на бревнышко и начинаешь ждать чудеса. И как в театре: гаснет свет уходящего дня, стихают лесные звуки, сейчас поднимется занавес и начнется представление…

За разрыв-травой мы отправились вместе с Лешеком и Германом. Все остальные представители нашего коллектива остались в роскошном тереме Бабы-яги. С нами в поход напрашивалось много народу, и в первую очередь моя Катька, но некоторыми вескими доводами мне удалось убедить и ее, и остальную компанию, что в экспедицию за травой следует отправляться не всей толпой, а небольшим мобильным отрядом. В состав этого отряда я включил себя, как основного идейного организатора и непременного участника любых авантюр, в которых можно промочить ноги и заработать насморк, Лешека, как местного жителя и проводника и Германа в качестве ходячей энциклопедии, разбирающегося не только в антропологии, но и в ботанике. Катька тоже разбирается в биологии вообще и в растениях в частности, а в определении всяких там цветочков и травок может дать фору любому ботанику, но все же я настоял на своем: мне будет гораздо спокойнее, если она останется у Бабы-яги, это во-первых. Во-вторых, Герман уже достаточно поднаторел в изучении местной флоры, которая имеет кое-какие отличия от привычной нам растительности нашего мира. Ну, а в-третьих, чисто мужской коллектив в таких блиц-командировках все-таки предпочтительнее.

Кроме перечисленных выше участников экспедиции, с нами у костра возлежал и четвертый член нашего маленького отряда. Без него нам вряд ли удалось бы вовремя добраться до места, где произрастает разрыв-трава, ведь путь неблизкий, а времени оставалось совсем мало — всего два дня, точнее — две ночи. Этот участник добровольного общества собирателей гербария был молчалив, а конкретнее — он вообще не разговаривал. Зато все понимал, а главное — сам соображал, что ему нужно делать в той или иной ситуации и, порой, оказывался предусмотрительнее остальных. Он положил свои головы по одной возле каждого из нас, чтобы мы их гладили и прикрывал глаза, словно кот, готовый вот-вот замурлыкать. Остальное его тело вместе с хвостом занимало добрую четверть поляны величиной с футбольное поле, на которую ему с большим трудом удалось приземлиться.

Да, вы правильно догадались, это был дракон Кощея Бессмертного — Змей Горыныч, которого тот пртащил с какой-то дальней планеты. Оказалось, что у Вики был специальный манок, которым можно вызывать трехглавого змея. Все-таки роботы у Кощея получаются еще не совсем совершенными в плане интеллекта. Скажем, Вика, хоть и брюнетка по окрасу, но на поверку оказалась даже тупее блондинки. Сегодня после завтрака, пока Лешек бегал на Кудыкину гору встречать наших товарищей, мы сидели за столом и бились над решением проблемы: как добраться до места, где надо собирать разрыв-траву. По словам Бабы-яги, место это находилось не близко, а если верить карте, которая висела в комнате Лешека, то до него чуть больше двухсот километров по прямой. Я уже подумывал, что придется отправляться в путь одному — дождаться Лешека, взять у него сапоги-скороходы и бежать. Хоть и тяжело пробежать в них за сутки с гаком добрых двести с лишним верст, но теоретически это возможно. На ковре, конечно, было бы лучше. Жалко, что Лешек поторопился, убежал встречать наших друзей, Германа и Константина. Надо было бы и мне с ним вместе идти к той самой Кудыкиной горе, и прямо оттуда мы бы полетели на ковре-самолете. Какие же в этом мире еще бывают транспортные средства, кроме лошадей и печеходов?

— Ягинишна, — спросил я бабку. — А гуси-лебеди у вас есть?

— Зачем тебе?

— Полететь на них за разрыв-травой.

— Не, милый. Какие гуси? Сказки все это. Разве ж они человека подымут? Ребеночка если только…

Последняя фраза была сказана с мечтательной интонацией. Похоже, старушка предалась сладким воспоминаниям.

— Эх, — посетовал я, припомнив прошлогодние приключения, — был бы здесь сейчас Змей Горыныч…

— А у меня вот такая штучка есть, — сообщила тут робот-Вика, снимая с шеи цепочку с серебряной свистулькой. — Кощей дал. С ее помощью можно Горыныча позвать.

И чего, дура, раньше молчала? Она посвистела в манок, и буквально через пару часов крылатый ящер приземлился на двор Бабы-яги. Лешек об этом, естественно, ничего не знал, поэтому не предупредил Костю с Германом. Те просто выпали в осадок, когда, добравшись до терема Бабы-яги, увидели это чудо. Конечно, летать на Горыныче не особенно комфортно, даже менее комфортно, чем на ковре-самолете, но зато существенно быстрее, чем идти пешком. По крайней мере, еще до наступления темноты мы были на месте, поставили палатку, кстати, ту самую, что ребята прихватили с Русалочьего озера, приготовили еду. Спичек для костра не потребовалось, Горыныч с легкостью подпалил хворост для нашей готовки, при этом вода в котелке практически закипела. А сам захрустел пыреем, клевером и молодыми побегами — каждая голова наполняла желудок своим фуражом.

И вот теперь все мы, сытые и довольные, сидели у костра и болтали о всяких пустяках. Дневное светило давно покинуло небосвод и спряталось за горизонтом, его косые лучи едва создавали бледное зарево, лениво борясь с надвигающейся темнотой. По другую сторону мизансцены разгорался ноздреватый блин полной луны.

— Точно, — Лешек посмотрел на поднимающийся в небо желтый диск. — В полнолуние она расцветает.

— Да, — как-то рассеянно подтвердил Герман. — Только сегодня, еще не полнолуние — вон на Луне щербинка малая, значит, все-таки, завтра она зацветет.

— А по нашему календарю завтра у меня именины, — напомнил я.

— Поздравляю, — сказал Лешек. — Жди подарка.

Что-то подсказывало мне, что на сцене вот-вот должно появиться еще одно действующее лицо. Змей тоже это почувствовал, средняя голова его, которую я гладил, приподнялась и издала тихое рычание, как собака, почуявшая чужака. Но кому тут появиться, в этой лесной глуши! Кто может испортить столь удивительный вечер? Погода стояла тихая, лист не шелохнется. Полянка была чудесная, поросшая густой высокой травой в обрамлении смешанного леса, а посередине — дикая яблоня с еще незрелыми мелкими плодами. Дым от костра поднимался столбом, предвещая вёдро, уютно потрескивали сучья, даже комары обленились и почти не вылетали на охоту.

— Хорошо как, черт меня возьми! — вырвалось у меня.

— Тихо ты! — цыкнул Лешек. — Беду накличешь!

— А что здесь такого?

— Место зачарованное, — пояснил Герман. — Помянешь рогатого, а он — вот он!

— Гер, ну ты даешь! Я и не думал, что ты, доктор наук, и такой суевер… — но договорить я не успел.

Чужак вырос словно из-под земли. Шкиперская бородка, прокопченное морщинистое лицо, длинные волосатые руки, мохнатое, заросшее густой шерстью тело, ноги с раздвоенными копытами вместо ступней, жесткая кучерявая шевелюра, из которой выглядывают остренькие беленькие рожки. Этакая помесь козла с шимпанзе, такими в древнегреческой мифологии описывали сатиров. Сатиры? При чем тут сатиры, это же на самом деле настоящий черт! Явился, не запылился, будто бы ждал приглашения.

— Приятного вечера, господа! — пришелец щелкнул пальцами, сотворил себе кресло, уселся в него напротив нас и закинул ногу на ногу. — По делу или так, путешествуете?

— По делу! — буркнул Лешек.

Я двинул ему в бок локтем.

— Он шутит. Конечно же путешествуем. Какие могут быть дела у трех благородных донов!

— Я так и подумал.

Незнакомец сплюнул в костер, и из него тут же вырвался длинный язык ярко-желтого пламени. Я, конечно, понимаю, что плюнул он смолой, но все равно плеваться в костер считаю святотатством. Впрочем, что с него взять, с черта-то! Он посидел немного молча, покачивая ногой и выковыривая серу из-под ногтей, потом обвел нас взглядом. Средняя голова Горыныча опять тихонько зарычала.

— Могу помочь с тем, что вы ищите.

— Да не ищем мы ничего… — начал опять я.

— Не надо ля-ля своим ребятам.

Тоже мне, свояка нашел!

— Сюда только за разрыв-травой приходят. Диверсию на сталелитейном заводе хотите провернуть? Печеход под откос пустить? Али еще чего? — Али еще, — хмуро пробурчал Лешек. — Какого черта расспрашиваешь?

— А ты какого лешего базар ломаешь в натуре?! Так что, помочь? — Ну, помоги, — вступил в разговор Герман.

Горыныч толкнул меня мордой в ногу и слегка помотал головой, когда я посмотрел на него.

— И помогу. Но, сами понимаете, не бесплатно. Условия знаете?

— Знаем, знаем, — заверил Герман.

— Тогда пойдемте, — сказал черт вставая и дематериализуя кресло.

— У нас денег нет, — Лешек для убедительности похлопал себя по карманам.

— А мне и не нужны ваши деньги. Ну так что, пошли?

— Далеко? — спросил я.

— К черту. Ха-ха, шучу. Сто шагов на запад, совсем рядом.

Мы поднялись, но Змей попытался преградить нам путь хвостом. Потом он этим же хвостом сорвал яблоко с дичка и протянул его мне. Ничего не понимаю, что это значит? Я машинально откусил. Мало того, что яблоко неспелое, так оно даже и не кислое, а какое-то совсем безвкусное и вяжет как недозрелая хурма. Мичурин явно не прикладывал руки к этому сорту.

— Погоди, — сказал я, отплевываясь. — Черт возьми, но разрыв-трава должна зацвести завтра! Завтра ж полнолуние.

— При чем тут полнолуние? — возразил черт. — Сегодня она цветет, в ночь накануне Иоанна Мокальника. Сорвете, и утречком можете улетать по своим делам. И вы совершенно правы, я вас возьму. Я вам травку — вы мне души. Договорчик оформим, все как полагается.

— Э, нет! — воскликнул Лешек, наконец догадавшись, какая требуется расплата. Он попытался образумить и нас: — Мужики, вы что, на самом деле ему верите?! Так мы не договаривались!

— Какие проблемы, договоримся, — невозмутимо ответил рогатый. — Впрочем, как хотите, можете оставаться ни с чем.

— Хорошо, хорошо, — сказал я, когда мы все, включая Горыныча, уже дошли до самого края поляны. При этом Змею оказалось достаточно только повернуться на задних лапах. — А где трава-то?

— А вот она!

Черт указал пальцем туда, где в свете луны виднелась низенькая, похожая на черемшу, цветущая травка. Некрупные пятилепестковые цветы слегка светились розоватым цветом. Я нарвал этой травы полную полиэтиленовую сумку. Тем временем Герман возился с двумя хворостинами, которые захватил из лагеря.

— Так, — сказал черт. — Готово? Теперь формальности. Кто первый?

Он материализовал лист бумаги и гусиное перо.

— Я, — отозвался Герман и выставил перед чертом крест, связанный из двух хворостин.

Нечистый выронил перо и бумагу и отскочил метров на пять назад, почти слившись с темнотой. Горыныч выдохнул из пасти огненную струю прямо в несчастного черта, запахло паленой шерстью. Тот, весь красный, взвился в небо, а Горыныч нарисовал перед ним в воздухе огненное крестное знамение, отчего исчадие ада тут же с громким хлопком дематериализовалось.

— Классно! — воскликнул Лешек.

— Который час? — спросил Герман.

— Без трех двенадцать, — ответил я, посмотрев на часы.

— Больше он не появится. По крайней мере до Рождества. А это можешь выкинуть.

Герман показал на полиэтиленовый пакет, набитый травой.

— Почему?

— Это ложная разрыв-трава, у настоящей цветок не с пятью, а с четырьмя лепестками. Я ее в книге Бабы-яги видел и запомнил хорошо. Она из семейства крестоцветных, черт не мог нам ее показать, он же от креста бежит как черт от ладана. В смысле… Ну, вы поняли. Короче, она завтра зацветет, как ей положено, в полнолуние, на этом же самом месте. Ишь, паршивец, хотел и надуть нас, и в искушение ввести!

В искушение! Точно, в искушение, вот что хотел сказать Змей Горыныч, когда яблоко мне протягивал.

 

Глава 2

Восьмое июля, терем Бабы-яги

Пока Баба-яга колдовала над уничтожающим оружие зельем, Лешек с Эльвирой повели Полуэкта в лес обучать его лешачьему делу. Мадам Дюкова тоже отправилась на прогулку, остальные были заняты кто чем. Мы, например, с Германом разрабатывали план предстоящего путешествия к Водяному Царю. Я предлагал выступить в том же составе, что и в предыдущей экспедиции за разрыв-травой, однако на этот раз пришлось увеличить контингент на одного человека. Мне не удалось отговорить Катьку от участия в новом походе. Мотивировка ее была проста и безапелляционна:

— Ты же сам говорил, что пойдешь со мной на край света. Или надеешься вместо меня какую-нибудь Зюлейку с собой прихватить?

По утверждению Бабы-яги, Водяной Царь живет на Краю Света, в «море-окияне», и оттуда управляет движением небесных вод — туч, облаков, дождей и гроз. Местная наука уже дошла до понимания того, что облака — вовсе не овцы, разгуливающие по небу, не подушки и не клочья ваты, а скопления мельчайших частиц влаги. Но Землю она, здешняя наука то есть, все еще полагала плоской, плавающей в бескрайнем океане, правда, самостоятельно, без поддержки китов и черепах. Сине-море, по утверждению местных географов, с этим океаном не сообщалось и было отделено от него цепью Неприступных гор. Что ж, это вполне нормальное явление, внутреннее море на материке — не такая уж и большая редкость. Эти самые Неприступные горы, по утверждению местных ученых, обрамляли вообще всю Землю, отделяя ее от бескрайнего «моря-окияна» словно края тарелки. А вот собственно этот бескрайний «окиян» на самом деле считался не таким уж и бескрайним — куда бы вы не двинулись, по любую сторону от любого края Земли, он кончался на Краю Света, и его воды стекали в Начало Тьмы. Водяной Царь жил на Краю Света в той стороне, где во Тьму опускается солнце, то есть на западе.

Чтобы попасть к Водяному царю, нам для начала предстояло добраться до Стольнограда, бывшего Даймондтауна, и оттуда двигаться дальше на запад через всю территорию Алмазной долины, через все ее города и веси. Когда-то там, на западе, было небольшое Тридевятое царство, захваченное Бэдбэаром лет двадцать назад в результате его экспансивной политики. А к этой провинции примыкал дремучий Непроходимый лес, через который нам, тем не менее, предстояло пройти. Потом мы должны преодолеть степи, населенные кочевыми и весьма воинственными племенами скотоводов, миновать безводную знойную пустыню и добраться до высоких и крутых Неприступных гор. Затем перевалить через них — и двигаться дальше уже по водным просторам бескрайнего океана до самого Края Света. Все это нам сегодня утром поведал Лешек, изучавший местную географию в университете.

— Чушь собачья, — скептически отреагировал на его доклад Колобков-Мельников. — Нет никакого Края Света! Первокласснику известно, что земля имеет форму шара. Вы в этом сами убедитесь, когда вернетесь сюда с восточной стороны.

Лешек набрал воздух в легкие, чтобы возразить, но потом выдохнул и махнул рукой, решив не дискутировать на ортодоксальные и ежу понятные темы. Все попытки переубедить его в данном вопросе он воспринимал как ересь и наглую провокацию. Лично я в спорах с местным населением касательно формы планеты давно уже участия не принимал, ввиду совершенной бесплодности этой полемики. Раз уж тутошние ученые, колдуны и маги являются сторонниками геоцентрической схемы построения Вселенной и доскообразной формы Земли, то лично мне их в этом не разубедить. Конечно же, никакого Края света не существует. Я рассматривал его просто как дальние дали, куда еще не добрались здешние землепроходцы. Герман в этом вопросе был вполне со мной солидарен. Белых пятен в этом сказочном мире вообще предостаточно, к одному из них нам и предстояло отправиться в самое ближайшее время.

Единственное, что мы считали необходимым уточнить у Бабы-яги, — как нам найти местожительство этого самого Водяного Царя, не зная точной долготы и широты его резиденции. Яга сказала, что об этом нечего и беспокоиться, как только мы вторгнемся в пространство его обитания, он сам перед нами явится. Что ж, дай-то Бог! А то вдруг и на самом деле доберемся мы аж до самого Заморского королевства с восточной стороны, а никакого Водяного Царя так и не повстречаем. Конечно, при этом мы сделаем важное географическое открытие и, возможно, получим лавры Магеллана, но свою главную задачу так и не выполним.

Баба-яга достала из печки здоровенный чугунок, помешала отвар деревянной поварешкой. И как только сил хватает у старушки поднимать такой огромный чан ухватом! Но на все предложения помочь ей бабулька гневно огрызалась, цыкая зубом. Она бросила в кипящее варево корень лопуха, семена полыни и пару сушеных кузнечиков, произнесла несколько заклинаний, накрыла крышкой и снова засунула чугунок в печь. После этого перетасовала колоду карт, взятую из ниши, положила обратно и нажала несколько пиктограмм на дисплее-заслонке. Проделав все эти манипуляции, старушка обратилась к нам:

— Еще полчаса, и зелье будет готово.

Полчаса — это, конечно, хорошо. Это даже просто замечательно. Да вот только путешествие наше обещает занять не полчаса, не полдня и, может быть, даже не полмесяца. А если отправляться в путь пешком, то нам вообще и за полгода не управиться. Расстояние уж больно велико, тут без реактивного самолета не обойтись, а в этом мире их еще не придумали. Если бы Кощей был здесь, можно было бы воспользоваться его летающей тарелкой, но Кощея нет и тарелки — тоже. Самое быстроходное транспортное средство в этих краях — ковер-самолет. Но дело осложнялось тем, что ковры-самолеты не летают ни над пустыней, ни над степью, ни, тем более, над бескрайним океаном. Магия магией, а гравитация гравитацией — и ковры, и метлы, и летающие сундуки, и ступы поддерживаются в воздухе наземными антигравитационными энергозарядными устройствами — АГЗУ. В пустыне их нет. Да что там в пустыне, даже на значительной территории Алмазной долины, в том числе и возле самой столицы их нет. Много лет назад, еще до прихода к власти Бэдбэара, специалисты по аэронавтике из Шема Ханства подрядились установить АГЗУ по всему царству. Но позже, ввиду агрессивной политики правительства «Великого волшебника», отношения между двумя государствами сильно обострились, и работы были прекращены. Не возобновились они даже сейчас, при новом руководстве.

Полет на Горыныче на Край Света тоже отпадает. Во-первых, ему запрещено конвенцией летать в радиусе двухсот верст от столицы. Этот вопрос можно было бы и решить, договорившись с царем Коляном Вторым ради такого серьезного мероприятия, как спасение отечества. В конце концов, можно и не договариваться, а просто обогнуть эту запрещенную зону, для столь могучего зверя это вовсе не крюк. Но, во-вторых, несчастное животное не сможет долго лететь над пустыней, горами и солеными водами океана. Это же не верблюд, ему необходимо питаться и утолять жажду, а для такой массы тела как воды, так и еды требуется довольно много. У нас же нет неиссякаемого бурдюка с водой и неиссякаемого мешка с травой. Есть только неиссякаемая баклажка с крепким спиртным напитком.

Кстати, помнится, при помощи этой баклажки мы приводили в движение геликоптер Е2 конструкции здешнего механика-самоучки Емели. Махолет Е1 того же конструктора потерпел аварию и был демонтирован. Если это сооружение цело, то им можно воспользоваться. Правда, аппарат двухместный, к тому же, учитывая необходимость подпитывания организма самого пилота, вместо пассажира придется вообще загрузить провиант и лететь кому-то одному. А уж как тарахтит эта штука — это что-то! Что твой отбойный молоток! Как вспомню, так вздрогну. Да и надежность аппарата, все еще, вызывала у меня сомнение…

— Безобразие! Какой ветер на улице сильный! — прервала мои размышления вернувшаяся с прогулки майор Дюкова.

— Ветер, ветер, ты — могуч, — процитировал классика Колобков-Мельников.

Внезапно меня посетила одна очень умная мысль. Я спросил Бабу-ягу:

— Яга-ягинишна, если небесными водами управляет Водяной Царь, существует ли кто-то ответственный за ветра? Какой-нибудь там Стрибог, например? — Стрибог, он и есть, правильно ты сказал. Он за них и отвечает.

— А нельзя ли с ним договориться, чтобы он недельку поддерживал устойчивый восточный ветер силой примерно десять — двенадцать метров в секунду? А потом недельку — наоборот, западный.

— Зачем тебе?

Я изложил свою умную мысль.

— Подумать надо, — сказала Яга. — Старик сумасбродный и несговорчивый. А живет он на восточном Краю Света, за Неприступными горами на Свистун-горе.

— Час от часу не легче! — воскликнул я. — Это ж на другом конце земли! Нам что, сначала еще туда надо переться на переговоры?

— Ага, — согласилась Яга. Но, посмотрев на мою растерянную физиономию, сжалилась: — Ну да ладно, Ванюша, не переживай, попробую сама с ним договориться. По своим каналам.

— А по этим каналам, — вмешался Колобков-Мельников, — нельзя ли вот это зелье сразу Водяному Царю переправить?

— Ишь, умный какой! — возмутилась Баба-яга. — Кабы все так просто было, стала б я ужо ребяток в путь-дорогу отправлять, опасную и дальнюю? Словами-то договориться одно, а горшок с зельем переслать — совсем другое!

Старушка достала из печки чугунок и поставила на стол остывать. — Может быть, его на двор вынести? — предложила Катька. — На ветру быстрее остынет.

— Не надо, — ответила Яга. — Вдруг еще опрокинет кто ненароком. Покудова не простынет, сама следить буду.

— Это и есть жидкость, способная уничтожить все оружие? — спросил недоверчивый Игорь Геннадиевич.

Баба-яга промолчала, чтобы не попасться на какой-нибудь каверзе.

— А почему она чугунок в труху не превращает. Он ведь тоже в основном из железа?

— По кочану! Почему твой желудок сам себя не переваривает? Заговоренный чугунок. Защита на ём.

Эфэсбэшник все еще скептически ухмылялся.

— Не веришь? — Баба-яга, похоже, начинала злиться. — Ну-ка принеси ружье, что вы у разбойников отняли.

Мельников сходил в свою комнату за автоматом и со спокойной душой протянул его бабке, находясь в полной уверенности, что с ним ничего худого не произойдет. Яга капнула на оружие маленькую капельку с поварешки, которой помешивала отвар. В доли секунды автомат превратился в горстку ржавчины. У Игоря Геннадиевича только легкий свист вырвался из губ.

— Не свисти, деньги высвистишь! — ворчливо сказала Баба-яга.

Для путешествия у нас почти все уже было готово. Осталось только процедить и перелить зелье во флягу и связаться с Емелей, чтобы он подготовил кое-что к нашему прибытию. Для этого нужен Лешек, точнее его дальнослов. В качестве тары для зелья мы использовали десятилитровую флягу из-под питьевой воды, прихваченную нами еще с «Лукоморья».

— А пластмассу это зелье не разъест? — все не унимался Колобков-Мельников, правда уже без ехидства, а скорее даже с волнением.

Я уже начал беспокоиться, что старая ведьма сейчас взорвется и превратит нашего Колобка в шарик теста, в сухарь или в бритого ежика.

— Не боись, ничего ей не будет, — на удивление спокойно заверила его Баба-яга.

Тем, кто оставался, тоже было нелегко — им предстояло провести несколько довольно волнительных дней, а, может, и недель. И дело не только в переживаниях за нашу экспедицию, отправляющуюся в длинный и опасный путь, но и в беспокойстве за собственную судьбу. Враг, как говорится, хитер и коварен. Толмач Фрол наверняка уже выбрался на свободу. Он будет разыскивать нашу группу целиком или каждого поодиночке, чтобы расправиться с нами из жажды мести вообще или просто с целью устранить свидетелей, чтобы мы не помешали его планам. Фрол не глуп, он догадается, что искать нас надо либо у Кощея, либо у Бабы-яги. До Кощея ему не дотянуться, кишка тонка, а вот проверить наше присутствие здесь он наверняка попробует. Хотя терем и находится в заповедном дремучем лесу, который защищен магией, все равно, как известно, в любой обороне можно найти брешь. На всякий случай Колобков-Мельников подготовил к бою конфискованное у разбойников оружие. Нам тоже предлагали взять с собой один автомат, как говорится на всякий пожарный, но я категорически отказался. Мы — мобильный отряд, и, в случае чего, удерем от врагов, а тут оружие будет нужнее, тем более, что один из автоматов и так был уничтожен экспериментом по проверке работоспособности зелья. К тому же, шестое чувство мне подсказывало, что нашими противниками будут такие силы, против которых вряд ли поможет автомат.

Прощание — событие всегда безрадостное, а наше к тому же было усугублено неизвестностью. Тем не менее, пора в путь! Баба-яга заговорила флягу с драгоценным зельем на предмет проливания, от всякой порчи, от сгорания, сглаза и утопления, а мне повесила на шею какой-то прозрачный голубовато-зеленоватый камень на веревочке, пояснив, что это — оберег. Мы погрузили свой скарб на Горыныча, уселись сами на его широкую спину, трехглавый ящер взмахнул кожистыми крыльями, сделал круг и взял курс на заходящее солнце.

 

Глава 3

Восьмое июля, кабинет министра тайного сыска

Эль-Гоир потянулся в уютном кожаном кресле за огромным дубовым столом, взял с письменного прибора гусиное перо, оглядел его со всех сторон на просвет, открыл складной перочинный нож и медленно принялся затачивать. Фрол наблюдал за всеми этими манипуляциями, сидя на жестком табурете в двух саженях от стола. Позади него стояли и дышали ему в затылок вчерашним перегаром два стражника.

— Так я вас слушаю, милостивый государь. Вы добивались аудиенции, знаете ли, ну так рассказывайте, в чем дело, зачем пожаловали.

— Я бы хотел переговорить с вами лично. Наедине, так сказать.

Фрол, понизив голос на последней фразе, подался вперед, но расстояние до дубового стола было слишком велико, стражники все равно слышали каждое его слово, хотя ни один из них не сделал никакого телодвижения. Эль-Гоир тоже не шевелился, только пялил на Фрола глаза, держа в одной руке перо, в другой — перочинный нож. Вот, блин, попал, а! Чванливый субъект какой оказался. А еще говорят, что не место, мол, делает человека. Как бы не так. У Бэдбэара этот тип служил личным курьером, уж тогда бы Фрол его живо в три шеренги построил бы, а у Коляна Второго, вишь ли, министром тайного сыска сделался. Это что ж, получается вроде той ФСБ, про которую Петрович рассказывал. Попробуй, выспроси у него теперь про Черноуса.

В кармане камзола у Фрола лежали пять алмазов, последние, которые он вчера вместе с золотыми и серебряными монетами выгреб из сейфа в конспиративном особняке на острове Буяне. Еще пять или шесть камушков оставались спрятанными в тайнике на берегу реки Синявы — это заначка совсем на черный день. Короче, один алмаз Фрол уже держал зажатым в кулаке, чтобы сунуть этому Эль-Гоиру в качестве взятки. Но как бы так сделать, чтобы без свидетелей-то, а? Да и про Черноуса хорошо бы наедине порасспрашивать. А он стражу отпускать, похоже, не собирается. Или у них так принято — мзду при свидетелях брать. То, что чиновники берут взятки ни для кого не секрет, но чтобы так, в открытую… Вот до чего докатились. Эх, как придем к власти, покажем им всем, где раки зимуют.

— Уважаемый! — после затянувшейся паузы промолвил Эль-Гоир. — У меня, знаете ли, нет секретов от моей охраны. Так что излагайте, любезнейший, зачем пожаловали. Да поскорее. Времени, знаете ли, для бесед не так много. Дела, знаете ли. Что там у вас? Донос? Информация? Если вам нечего сказать, то освободите, знаете ли, кабинет и до свидания. Когда вспомните, изложите в письменном виде и отдадите секретарю. Вот народ, в приемной все шумят, знаете ли, скандалят, а в кабинете — как воды, знаете ли, в рот набрали! Фрол приоткрыл сжатую ладонь, чтобы чванливый субъект заметил сверкнувший в ней алмаз. Но тот либо не замечал, либо делал вид, что не замечает. Ладно, надо что-то говорить. А что? Намеками, вокруг да около? Или сразу начистоту? Ну хорошо, будь что будет.

— Короче, я от Бэдбэара. Бэдбэар меня прислал.

— Уж не хотите ли вы сказать, что явились с того света? Ведь Бэдбэар, насколько я помню, знаете ли, казнен. Его посадили в бочку и бросили в море. С тех пор уже без малого, знаете ли, год прошел, и никто его с того времени не видел. Вернее, дух его один раз, на третий день кончины, посетил нашу столицу и унес мальчика, воспитанника, знаете ли, покойного Милюки. Тело мальчика так до сих пор и не нашли.

— Они оба живы, и мальчик, и Бэдбэар. Они скрываются на ос… э-э… в особом месте. Бэдбэар передает вам привет, он просил вас, знаете ли, оказать содействие помочь ему связаться кое с кем Через меня.

«Тьфу ты, аж в его манере заговорил, — отметил про себя Фрол. — И про остров Буян чуть не проболтался, дурья башка!».

— А именно? С кем конкретно он хотел связаться?

Фрол сделал попытку привстать, чтобы приблизиться к уху собеседника, но один из стражников взял его за плечо и усадил на место.

— С Черноусом, — наконец выдавил из себя Фрол.

У Эль-Гоира вытянулось лицо:

— С чернокнижником и черным колдуном?! Так, знаете ли, дело ясное. Я вижу, тут налицо крамола. Или, знаете ли, хуже того — провокация! Вы являетесь как якобы посланник свергнутого узурпатора и волюнтариста, и еще предлагаете МНЕ стать посредником между ним и черным магом, знаете ли, алхимиком и чернокнижником?! Зря вы пришли в этот кабинет, милостивый государь. Отсюда вам, знаете ли, один путь — в тюремную камеру! Взять его под стражу немедленно! Увести!

«Вот попал! — подумал Фрол. — Как кур в ощип! Ну ничего, если посадят, надо будет сразу потребовать адвоката, придется отдать ему один из камней».

Стражники, упираясь алебардами в его спину, вытолкали Фрола из кабинета и повели по длинному узкому коридору. Дойдя до развилки, они повернули за угол и остановились

— Деньги есть? — спросил один из них.

— В смысле?

— Что значит, «в смысле»? Ты в тюрьму хочешь или на свободу?

— А вот это сгодится? — Фрол показал алмаз.

— Пойдет!

Получив алмаз, оба стражника взяли алебарды на плечи и, насвистывая что-то, отвернулись от него. Наверняка это — отработанная схема. Эль-Гоир не берет взяток, он неподкупен и честен. Но, безусловно, стражники делятся с ним. Второй представитель охраны шепнул Фролу на ухо:

— Ежели еще такой камушек есть, сведу тебя с Черноусом.

— А не обманешь?

— Да ни боже мой! Подходи после четырех вечера к воротам в парк, что за университетом.

В гостинице Фрол не останавливался, он экономил средства, которые таяли просто как снег в апреле. Предыдущую ночь он спал в поезде, если это можно назвать сном. Позавчера целый день летал на ковре — то в «Лукоморье» заглянул, потом в полк, потом на Русалочье озеро — проверить, не объявлялся ли там Иван. Там никого, даже палатка куда-то подевалась. Русалкам кричал, не докричался, уплыли девки куда-то. И даже Анчутка как сквозь землю провалился. Решил заночевать на озере, но и по утру никто не объявился. День до вечера скоротал у своего тайника на берегу Синявы, потом ночным поездом отправился в столицу. А со станции — сразу во дворец, в приемную Эль-Гоира.

Вымотался он, конечно, как собака, но из скряжничества и теперь не стал снимать комнату, послонялся весь день до вечера по городу, перекусил в дешевом кабаке, зашел на базар. Там чуть было не столкнулся нос к носу с изобретателем-самоучкой Емелей. Тот покупал у галантерейщика аж три штуки тонкого заморского шелка, по сторонам особо не глазел, кажись его не заметил. Хотя он, Емеля-то, навряд ли его, Фрола, и знает, а вот Фрол знал и его, и о нем очень много. И то, что он женат на опальной царской дочке, и то, что придворным механиком теперь стал, и, главное, что в прошлом году с недругом его Иваном сдружился и помогал ему во многом. А что если этот Иван и сейчас у него скрывается? Где-то ведь должен он хорониться. На всякий случай, от греха подальше, Фрол затерялся в людской толпе. Все это неспроста, не бабе же своей на платье Емеля столько шелка покупает. Похоже что-то грандиозное мастерить задумал. Быть может, по царскому повелению или по чьему-либо еще. Ежели по долгу службы, то и пусть его, а ну как это супостаты чегой-то замышляют? Интуиция подсказывала, что это именно так, а ведь она его редко подводила. Интересно, что? Может, Черноус разгадать поможет? А нет, так самому проследить придется.

Ровно в шестнадцать ноль-ноль Фрол встретился со стражником в условленном месте. Они шли довольно долго по аллеям парка, почти до самого его конца. Здесь сквозь деревья виднелись башни мрачного замка, у которого, по людской молве, уже двести лет не было хозяина, зато там водилось множество привидений, поэтому не находилось не только желающих его купить, но и смельчаков подойти достаточно близко. Замок ветшал и приходил в негодность, скоро, видать, совсем рухнет. Стражник остановился у какой-то землянки с низкой, но крепкой дубовой дверью, вроде как вход в погреб, прошептал какие-то слова и отодвинул засов. За дверью пахло сыростью и было темно, но провожатый Фрола снял со стены масляный фонарь и запалил с помощью кресала фитиль. Подземный ход с каменными сводами и свисающей с них паутиной и плесенью привел их к массивной кованой железной двери. Стражник стукнул три раза кольцом.

— Входи! — донеслось изнутри.

— Ну все, я привел, — сказал провожатый. — Давай алмаз и заходи. А мне тут оставаться боязно.

Дверь отворилась с жутким скрежетом. За ней стоял полумрак: просторное помещение с высокими сводчатыми потолками тускло освещалось лишь несколькими чадящими факелами. Посередине этого круглого зала стояла конторка, одинокая свеча на ней освещала невысокого роста человека со свисающими черными усами, бритой головой и длинным, как у запорожских казаков, чубом. Он стоял перед конторкой и переписывал что-то из большущей книги на сшитые листы пергамента. И чего в нем страшного, подумал Фрол. Мужичок как мужичок, не великан, не карлик, не урод.

— Так. По что пожаловал? — спросил мужичок, захлопывая здоровенную книгу в черном кожаном переплете.

— Ты, что ли, Черноус?

— Ну я, а то кто же! Так. И знай, если ты меня понапрасну потревожил — человеком отсюда не выйдешь.

— А кем же?

— Гадом или скорпионом, а может, тараканом, пока не решил еще. Убивать не стану, трупы мне тут не нужны. Не люблю смердяшный запах!

— А ты не блефуешь часом? — усомнился Фрол в угрозе. — Какой-то ты с виду… Некузявый!

— Так. А это мы сейчас поглядим, кто кузявый, а кто некузявый. Мужичок потеребил ус, прошептал какие-то слова и выбросил вперед руки. Фрол почувствовал, что уменьшается в размерах, причем довольно быстро. Через несколько мгновений ему больших трудов стоило выбраться из-под вороха своего собственного платья, причем на четвереньках. Нет, уже не на четвереньках, а на четырех тоненьких лапках с коготками, а сзади за ним волочился длинный хвост. Весь, кроме хвоста, он был покрыт густой короткой серой шерстью и мог разглядеть черную мочку собственного носа.

Боже милосердный, он — крыса! А откуда-то из темноты вдруг появился громадный, величиной с тигра, черный кот, который надвигался на него, скаля огромные белые зубы и грозно завывая. Фрол хотел закричать, но издал только писк и с мольбой поглядел на выросшего в великана Черноуса. Тот снова потеребил усы и произнес заклинание. Фрол начал быстро расти.

— А ну брысь отсюда! — гаркнул он на кота, едва обретя свои прежние формы.

— Не обижай котика, — сказал Черноус, взяв домашнего хищника на руки. — Так. Ну, что теперь скажешь? Некузявый?

— Кузявый, кузявый, — поспешил заверить Фрол, быстро надевая разбросанные на полу одежды.

— Так. А теперь говори, зачем пришел. Ежели не по делу, то, — он погладил кота, — Баюн еще не ужинал.

— Ты Бэдбэара помнишь?

— Как не помнить? Мне при нем неплохо жилось, не то что теперь — можно сказать, в подполье. Так. Ну, ладно. Хватит церемоний, да туману, — он отпустил кота на пол. — Знаю я про тебя все. И про Бэдбэара все знаю. Точнее, не совсем все. Знаю, что он жив, и что козлом стал — тоже знаю, так? Только вот в толк не возьму, что вы задумали. Не пояснишь?

— Могу пояснить, за тем, собственно, и пришел.

Значит, все знает. Ишь ты! Придется срочно корректировать планы. Будто бы он не насовсем, а только временно на себя обязанности правителя возложить хочет после того, как переворот удастся организовать. Ну, как бы лишь до той поры, пока Бэдбэар в человека снова не превратится. А вдруг этот тип на расстоянии колдовать умеет? Расколдует прям сейчас этих козлов! Да нет, это вряд ли. Такое вообще ни одному колдуну не под силу.

— Короче, задумали мы с ним вот что…

 

Глава 4

Восьмое июля, на окраине села Николаево Через час после нашего отлета начало смеркаться. Горыныч, как было заранее оговорено, приземлился на луг за околицей населенного пункта Николаево и тут же принялся мирно пощипывать травку. Мужики, бабы и ребятишки толпой бежали к нам из деревни, что-то галдя. Сначала нам показалось, что они обрадованы нашему появлению и спешат засвидетельствовать почтение. Сейчас будут дарить цветы, произносить восторженные речи и просить автографы. Мы приняли позы героев-космонавтов, и, широко улыбаясь, в приветствии помахивали руками. Но когда толпа приблизилась, стало ясно, что намерения у нее не такие уж и добрые. Мужики держали в руках вилы, колья, топоры и настроены были весьма агрессивно. Женщины потрясали сковородками, скалками и ухватами, а вооружение ребятишек составляли рогатки и самодельные пращи. Один камень, выпущенный из такой пращи, просвистел мимо моего уха.

Толпа остановилась метрах в тридцати. До нас доносились обрывки реплик:

— Демоны!

— Нечистая!

— Слуги Кощеевы!

— Покажем Кузькину мать!

— На кол их всех!

Наконец я разглядел в толпе лицо Левы Зайцева и помахал ему рукой. Тот узнал меня, Лешека и Катьку и вышел вперед.

— А ну цыц, православные! — прикрикнул он на односельчан. — Уймитесь! Не демоны они, свои это! А змей ручной, никого не тронет, он травкой питается и девок не ворует!

Лева подошел к нам, мы обнялись, потом он пожал руку Лешеку и Катьке, а я представил ему Германа. Вволю пошумев, толпа селян потихоньку стала рассасываться. Мужики были разочарованы тем, что не удалось помахать кольями, поэтому решили выпустить пар, устроив неподалеку драку стенка на стенку.

— Ну, как ты тут поживаешь, дружище? — спросил я Леву. — С мытарством покончил?

— Покончил.

— А безвздохового однорука так и не подстрелил?

— Нет, не подстрелил. Наоборот, организовал добровольное общество по защите редких животных.

— Ясно. А живешь на что?

— Жалование получаю, как офицер в отставке. Небольшое, правда. Но еще по плотницкому делу подработать удается. Плюс — огород, корова, так что на жизнь хватает. А вы какими судьбами? Надолго ли к нам? По делу или так?

— По делу, Лева. И ненадолго. Переночуем только, а завтра — в путь.

— Помощь нужна?

— Спасибо, но, пожалуй, нет, сами управимся. У кого переночевать можно?

— Да к Марфе и идите. К себе не приглашаю, у меня уж больно баба строгая. А Марфе я вчера ворота поправил, она не расплатилась еще. Вот пусть и принимает.

— Зачем? — наотрез отказался Лешек. — У нас как бы деньги есть, мы ей сами эта, заплатим.

— Дело ваше. Ну что, пошли?

Катька показала рукой на дерущихся мужиков, возле которых, визжа на все лады, суетились бабы, тщетно пытаясь их растащить или унять при помощи скалок и сковородок. Этими действиями они только добавляли синяков и шишек своим благоверным, да и сами при том получали ненароком.

— А как бы прекратить это мероприятие? Они же искалечат друг друга!

— Ерунда, — успокоил ее Лева. — Первый раз, что ли? Сейчас стемнеет, сами разойдутся.

Но Горыныч все же решил вмешаться. Он сделал несколько шагов в сторону пруда, что был неподалеку, опустил туда левую голову, потом подошел к дерущейся толпе и выпустил в нее струю воды как из брандспойта. Мужики, прервав свое занятие, опешили, постояли немного в нерешительности, давая стечь струям воды, и разошлись по домам.

В ворота к Марфе мы постучали почти в темноте. Она вышла с масляным фонарем, приглядевшись, узнала нас с Лешеком и приветливо улыбнулась.

— О! Доброго здравьичка, путники. На ночлег никак?

— Пустишь? — спросил Лева, сопровождавший нас.

— Отчего ж нет-то? Проходите. Что ж вы на этот раз пешие?

— У нас на всех один крылатый конь, — ответил я. — Он там, за околицей пастись остался.

— А не скрадут?

— Не, этого коня украсть невозможно. Это Змей Горыныч.

— А, тогда понятно, отчего народ сейчас толпою с воплями несся. А про вас, — обратилась Марфа ко мне, пока мы шли к избе через двор, — Глафира мне намедни рассказывала. Привет ваш передала.

— Какая такая Глафира? Ну-ка посмотри мне в глаза! — Катька притянула меня к себе за бороденку.

— Да ведьма, сестра Марфы, — ответил я. — Я же рассказывал, помнишь, метлы она нам давала, когда мы с Русалочьего озера возвращались. В тот день, когда тебя похитили.

— Точно?

— Клянусь бородой!

— Так. И ты еще хотел на Край Света один без меня отправиться! Мы расположились в горнице, освещенной свечами. Марфа принесла ужин. Лева сидел с нами, но от ужина поначалу отказывался, сославшись на то, что сыт. Однако Лешек, достав нашу старую знакомую баклажку, пригласил к столу и его, и хозяйку.

— А где ж оборотень-то ваш? — спросила Марфа, когда мы выпили по первой за встречу.

— Он теперь в столице живет, — ответил Лешек. — И уже не оборотень.

— Кстати, Леш, расскажи про Вольфа, — попросил я. — Что-то я краем уха слышал, что он женился. А когда, на ком?

— Так на Даяне, принцессе Шема Ханской. Бывшей принцессе.

— Ну да?

— Точно. Это ваще прикол такой был! Тогда, после заварушки той самой, ну ты знаешь типа, о чем я, поймали, значит, Соньку Золотую Акцию, авантюристку и мошенницу, она похожа очень была на принцессу Даяну. А испорченного робота там, в тюряге сочли как бы за труп царевны, по ошибке схваченной вместо Соньки и посаженной за решетку. Основная версия такая, что это она как бы сама от отчаяния, не стерпев позора, на себя руки наложила. Вот, а сама Даяна, она как об этом узнала, не стала как бы никого обратно разубеждать. Она же типа у Кощея в то время пряталась. Он ее в Даймондтаун, ну, в Стольноград теперешний, втихаря и переправил. Вот, а там они с Вольфом как бы и поженились. Вольф принял человеческую ипостась, теперь служит в офицерском корпусе инструктором по верховой езде и фехтованию. А у эмира-короля Шема Ханского, Августина Четвертого, типа наследник народился, сын, значит. Он и не горевал особо по царевне-то, не стал бучу поднимать там, разбирательства всякие разводить, робота того, короче, вместо Даяны с почестями похоронили — и все.

— Ясно. Давайте выпьем за счастье Вольфа с Даяной!

— Ты только, Ваня, смотри, это, не как в тот раз, — напомнила Катька. — Эликсира с мухами здесь нету.

— Ничего, — сказала Марфа, — я умею похмельный синдром снимать.

— Все равно не стоит.

— А мы по ма-аленькому большому глоточку, — предложил я. — За Вольфа! Хорошо бы с ним повидаться.

— Не вопрос, — Лешек разлил в наши кружки по глоточку. — Завтра у Емели и встретимся.

После ужина хозяйка убрала со стола, и мы стали укладываться спать. Улучив момент, Марфа выманила меня в сени.

— Я слыхала случайно, — сказала она, — что путь вам предстоит опасный и долгий. Куда, зачем, расспрашивать не стану. На вот, возьми это, пригодится.

Она протянула мне деревянный гребешок.

— Сувенир? — удивился я. — Спасибо, конечно.

— Этот гребень мне от моей бабки досталось. Он непростой, волшебное свойство имеет. В трудную минуту бросишь гребешок за спину, там где он упадет, кусты терновника вырастут непроходимые, колючие, да высокие, смогут погоню задержать на время. Один раз сработает. Пусть и на короткое время противника задержит, но бывает, что и минутка дорогого стоит.

— Спасибо, — еще раз поблагодарил я, уже серьезно.

 

Глава 5

Тот же вечер восьмого июля, резиденция Черноуса

— Ну, говори, что видишь, не томи душу! — Фрол ходил кругами, гулко топая по каменному полу, пока Черноус вертел в руках крупный, величиной с добрый грейпфрут, хрустальный шар.

— Да стой ты тихо, не маячь! — прикрикнул на него Черноус. — Грохочешь, блин, сапожищами, сбиваешь только. Думаешь легко Всевидящее Око настроить? Так. Ну что, на Емелю посмотреть, говоришь? Вот, кое-что вижу. Емеля корзину плетет, да огромную такую, что двух быков в нее положить можно и еще для коровы место останется. Так. А баба его шелк по двору расстилает, вроде как сшивать собирается. Как думаешь, для чего это?

— Кто ж его знает. Давеча смотрю, он на базаре аж три штуки шелка заморского купил. Может, по цареву заданию, а может — для себя чего мастерит. А то ведь, глядишь, и для супостатов моих старается, чего-то хитрое готовит. Потому как ежели бы по заказу царя, али себе чего-нибудь, то зачем самому черную работу делать — корзину там плести, да полотна сшивать, можно же было б и холопов нанять. Стало быть, скрывается, тайком, чего-то мастерит, а значит — для ворогов моих затеял.

— Логично. Так. Ладно, пошлю-ка туда для начала Лихо Одноглазое, пусть помешает, хуже не будет от этого. А вот еще вижу, по небу змей трехглавый летит. Так. А на нем люди сидят, вроде четверо, мне не знакомые.

Фрол весь извертелся, ему самому хотелось глянуть в Око. И еще ужасно раздражала привычка Черноуса постоянно говорить «так».

— А мне, мне-то как посмотреть бы?! — он сделал попытку выхватить шар из рук Черноуса.

— Как, как, да никак, итить твою налево! — выругался Черноус, не давая Фролу дотронуться до шара. — Стой спокойно, говорю тебе, собьешь настройку. Только я в Око глядеть могу, понял? Буду рассказывать тебе, что вижу, а ты уж сам догадывайся. Погоди, погоди-ка… Так. Одного, кажись, знаю — лешачок это, внук Бабы-яги. И еще там два мужичка, не наши, вроде. Пришлые, стало быть, чужеземцы. Так. И еще девка с ними, тоже чужая. Так. Теперь посмотрим, что у самой Бабы-яги творится… Так. Ух, зараза, опять защитный экран поставила. Не разглядеть ничего. Так. А на острове… Так, так…

— Да не такай!

— Тогда — КАК! Согласен? На острове два козла пасутся на лужайке, стало быть, это Бэдбэар и этот, друган твой. Стражники ходят, места себе не находят. Так. Ты им что пообещал, что к вечеру вернешься? Так? А сам четвертые сутки пропадаешь.

— Откуда ты знаешь? — испугался Фрол.

Неужели мысли читает? Или не только видит, но и слышит, что там, в дальней дали происходит? Может быть, у него не только Всевидящее Око, но и Всеслышащее Ухо есть?

— Догадываюсь, — ответил Черноус. — Я ж твою натуру насквозь вижу.

Он убрал хрустальный шар в лаковую шкатулочку и поставил в шкаф. Потом подошел к Фролу и, глядя на него в упор, произнес:

— Так! В смысле — как. Значит, давай теперь начистоту. В мыслях твоих копаться не могу, но что у тебя на уме и так знаю. В правители не лезь и не мечтай даже. Бэдбэар оказал мне в свое время неоценимую услугу, поэтому ему я буду во всем помогать. Так. А из тебя какой правитель? Курам на смех! Ты меня интересуешь лишь постольку-поскольку. На данном этапе как связной и для всяких поручений. Так. Ясно?

Черноус грозно посмотрел в глаза Фролу, отчего внутри у того пробежал холодок. В знак согласия он кивнул.

— Прямо сейчас ты отправишься на остров, — продолжал Черноус. — Как это сейчас? — удивился Фрол. — Я устал, с ног валюсь, почитай три ночи не спавши!

— Отправишься сейчас, отпустишь стражу. Так. Ковер-то где у тебя?

— В надежном месте спрятан.

— Это хорошо. Как доберешься, отдашь его стражникам, пусть они с острова немедля улетают. Не ровен час с ними козлы заговорят — если уже не заговорили, — тогда их вообще прикончить придется… Да не козлов, стражников, чего на меня зенки так вылупил? Пусть домой к себе летят, в отпуск, на месяц, чтоб в полку лишнего не трепали. Так. Назад вернешься на метле, я тебе ее дам, прихватишь с собой. Чтоб не привлекать лишнего внимания, покуда до ковра своего будешь добираться, переоденешься в дворника. Так. Сам я на Буян отправиться пока не могу. Во-первых, мне надо разобраться, зачем это Баба-яга защитным полем отгородилась. Старуха явно что-то затевает — это к гадалке не ходи! Возможно, это как раз связано с вашими иноземцами из другого мира. Наверняка и Кощей им помогает, коль дракона своего им дал, а это уже серьезно. Так. А во-вторых, у меня и свои дела кое-какие имеются. Сюда тащить козлов — дело хлопотное и ненужное, так что передай им, что я сам денька через три-четыре наведаюсь, тогда их и расколдую. Пусть не беспокоятся и пощипывают себе травку. Так. А как все мы там соберемся, оттуда и начнем проведение задуманной вами операции. Понял?

— Ага.

— Так. Теперь далее. План-то вы придумали неплохой, но Бэдбэар — болван. Только ты это ему не говори. Во-первых, надо было меня еще раньше в свои замыслы посвятить. А во-вторых, какого хрена вы этих экскурсантов злить начали? Отпустили бы их с миром обратно в свой мир или совсем в иной мир отправили бы.

— Дык-э… Бэдбэар хотел установку залпового огня…

— Какого еще огня? Зачем? Вы что, мировую войну собрались начинать? Вооружили полк — и достаточно. При моей поддержке свергнуть Коляна Второго — это как два пальца об асфальт! Так. А теперь — расхлебывайте. А ну как ему, царю-то, донесут о вашем заговоре, да он у Кощея официально военной помощи попросит, тогда исход всей этой заварушки предсказать будет трудно.

— Сдается мне, драматизируешь ты слишком. Да кто ж ему донесет, и поверит ли он доносчику-то?

— Кто? Да Марьюшка, дочь его родная.

— Они же в ссоре…

— Вчера в ссоре, сегодня в мире. Коль ты считаешь, что Емеля с противниками вашими заодно…

— А ежели убрать ее? — перебил Фрол. — Их обоих?

— Убрать. Не так-то просто. Это тебе не бродягу бездомного прикончить, это скандал. Прознают, кто убил, да кто заказал — мне такая головная боль не нужна. Так. Ладно, может, я и впрямь драматизирую. Если бы она батюшку-царя хотела известить, то давно бы уж известила. А тогда бы царь либо флот послал остров атаковать, либо дивизию отправил бы полк Губаря окружить. Ни того, ни другого он до сей поры не делает. Значит, противник наш его в известность пока не ставит, хочет не нахрапом, а хитростью действовать и царя раньше времени не пугать. Так. А наша задача — хитрость его разгадать. Правильно?

— Ага.

— Короче, дуй сейчас на остров и делай то, что я сказал. Так. И пулей туда и обратно, понял? Я тебе зелья ободряющего сейчас накапаю, чтоб с ног не валился. Свеженький как огурчик станешь. Так. А чтобы козлы тебе поверили, что ты побывал у меня, покажешь Бэдбэару мой перстень, — Черноус снял с пальца массивное золотое кольцо с изумрудом. — Так. На, держи.

Увидев заблестевшие от жадности глаза Фрола, добавил:

— Так. Не вздумай его продать или якобы потерять, голову откручу. Не насовсем даю, вернешь апосля. Понял?

Переодевшись в дворника, в белом фартуке, с метлой в руках, Фрол доехал в поезде до Петрово Ближнего и отправился на берег Синявы, где в тайнике он спрятал ковер-самолет. Не обошлось и без курьеза. Пока ждал поезда на перроне, к нему подошел начальник станции.

— Ты что прохлаждаешься? Вон, мусора кругом сколько накидано! А он стоит, видите ли, носу ковыряет, метлу вверх поднял, как барышня с веслом! А ну, давай, работай!

Пришлось до прихода поезда метлой помахать для виду.

К своему тайнику он добрался глубокой ночью. Точнее и ночь-то была уже на исходе — вовсю светало. Достав из тайника ковер, он сел на него и направился к острову. Фрол хорошо знал коридор, где действие АГЗУ не прерывается. Траектория ломаная получается, сильно петляет, зато везде без посадки. На площадку около виллы он приземлился уже утром, часов около семи.

— Что ж вы, барин, — подбежали к нему охранники, — обещали к концу дня вернуться, а вернулись только к началу четвертого дня! И смена к нам никак не прилетает, и хозяев нет — ни господин Бэдбэар, ни Роман Петрович ни разу не заглянули. Мы уж не знаем, что и думать даже!

— Поменьше думать надо! — резко отрезал Фрол, но про себя отметил, значит, козлы молчали всю дорогу, с ними не заговаривали. — Зато теперь вы можете на цельный месяц в отпуск по домам!

— Правда, что ль? — обрадовались солдатики. — Вот это здорово!

— Давайте, дуйте. Я ж говорил, мне магический артефакт нужен был. Нигде его найти не мог, аж до самой столицы пришлось добраться. Но только уговор, чтоб дома про службу — ни гу-гу, ясно? Ежели расскажете кому про новое оружие или там, где полк ваш расквартирован, или что господин Бэдбэар тут, на острове, скрывается — расстрел немедленно! — он показал им перстень Черноуса: — Вот, видите, это Всевидящее Око, следить за вами буду, ясно?

— Так точно!

— Всё, свободны!

Козлы стояли тут же и с легкой иронией слушали весь этот бред.

— Что, газонокосилки, зажрались? То есть заждались? — обратился к ним Фрол, когда ковер, унося на себе охранников, скрылся в туманной дымке.

— Да мы уж, честно говоря, заволновались, — ответил Бэдбэар, — Четвертый день в неведении, все нет и нет. Аж язык отсох от долгого молчания. Ну как Яга, сказала что-нибудь?

— Сказала: носить вам эти шкуры, не сносить!

— То есть?

— А то и есть, что Яга нам не союзник, она во вражеском стане. И Кощей, выходит дело, тоже — наверняка против нас. Похоже, спелись они с Иваном, с Германом и с остальными этими, ну, которые с плащом и кинжалом, супостатами. Он им Горыныча своего в услужение дал. Говорил, надо было раньше их всех поубивать!

— Говорил, говорил… Задним-то умом все мы сильны!

— Ладно, проехали. В общем, что они там затевают, пока не ясно. Но что бы там ни было, момент назревает. Власть пора брать. Сегодня рано, а послезавтра будет поздно. Это Черноус так сказал. Кстати, привет вам от него.

Фрол показал им золотой перстень с изумрудом.

— Так, значит, связался ты с Черноусом?! — обрадовался Бэдбэар. — Это замечательно.

— Да не только связался, но и пообщался. Побывал у него, обо всем поведал. Он на нашей стороне, а чтоб вы поверили, кольцо вот это дал мне. Но сам он будет здесь дня через три-четыре, не раньше, тогда вас и расколдует. А до этого попоститесь, травку пожуйте. После будут вам и рябчики, и ананасы. Я-то сюда прилетел только этих козлов отпустить.

— Чего?

— Ну, охранников, в смысле. А сам я тотчас же снова в столицу, даже отдохнуть некогда. Черноус покамест обещал выяснить, что там супостаты наши затевают. Как расправимся с недругами, так сразу и подымимся на Коляна Второго, самодержавие свергать.

 

Глава 6

Девятое июля, берег реки Синявы

Чуть за полдень Горыныч произвел посадку на правом берегу реки Синявы, за порогами, там, где в прошлом году закончилось наше путешествие в этот сказочный мир. Мы сняли с него свою поклажу, и дракон тут же спустился к реке испить водицы. Углубляться дальше, в двухсоткилометровую зону вокруг столицы, ему не позволялось конвенцией, которая почему-то все еще продолжала действовать, несмотря на смену власти и потепление отношений между Кощеевым царством и Алмазной долиной. Так что пару километров до печеходной станции в Питстауне нам предстояло пройти пешком.

Река в этом месте, устав грохотать порогами, разливалась в широкий плес, но в полукилометре ниже, около моста, снова собиралась в стремнину. А напротив того места, где мы стояли, другой, крутой берег был достаточно далеко. Там, за яром, начинался дремучий лес. Из этого леса на высокий берег вышел человек, по всей видимости привлеченный любопытством — его, очевидно, заинтересовала посадка громадного ящера. Мужичок был в кепке, в полосатых штанах и в белом фартуке, он вглядывался в нашу группу из-под руки, пытаясь разглядеть нас против солнца. Несмотря на довольно большое расстояние, не узнать этого человека было невозможно — это толмач Фрол. Катька с Германом тоже узнали его:

— Вот он, гад! Точно, вырвался с острова!

Не раздумывая, я вскочил на среднюю шею дракона.

— Горыныч, миленький, достанем его!

Змей расправил крылья и в два взмаха был уже над серединой реки. В руках толмача блеснул автомат, он открыл стрельбу. Пули не причиняли вреда шкуре дракона, они отскакивали от нее и падали в воду. Я прятался от пуль, укрываясь в своей летающей крепости. Выпустив всю обойму, толмач откинул бесполезное оружие. Значит, запасного магазина у него не было. Ну, всё! Вот сейчас я тебя голыми руками придушу! С кручи скину! Утоплю!

Толмач схватил еще какой-то предмет, валявшийся на берегу. Ружье? Арбалет? Нет, это была метла. Он вскочил на нее и дал деру. Горыныч летел быстрее, вот мы уже настигли подонка, он под нами, а под ним — дремучий лес. Этот лес и оказался его спасением, он спикировал в чащу, куда не мог приземлиться огромный ящер. Теперь ищи-свищи!

— Ладно, Горыныч, шут с ним. Возвращаемся.

— Ну как, догнал? — спросил Герман, когда мы с Горынычем сели на поляну.

— Ушел, гад!

— Ну и ладно. Значит, в другой раз.

— Я тоже так думаю.

Мы попрощались со Змеем Горынычем, который должен был вернуться к Бабе-яге, чтобы держать оборону в качестве боевой авиации на случай внезапного нападения, и двинулись к станции, расположенной в городке с помпезным названием Питстаун. Однако название уже успели поменять, теперь и городок, и станция назывались Петрово Ближнее. Значит, где-то есть еще и Петрово Дальнее, уж не на Истре ли в Подмосковье? Лешек спонсировал покупку билетов, мы сели в вагон и стали ждать отправления. Паровоз, печеход то есть, уже пыхтел на путях, но до отхода оставалось еще полчаса. Томясь в ожидании, мы разглядывали спешащих по дощатому перрону пассажиров. Разночинный народ суетился, сгибаясь под тяжестью мешков, корзин и котомок. Кто побогаче, те доверяли свою ношу предприимчивым мальчуганам, составлявшим конкуренцию штатным носильщикам с тележками, они стояли в стороне — не то бастовали, не то цену ломили несообразную. Наконец дежурный зазвонил в колокольчик, вагончик тронулся, а перрон, как и положено ему, остался. Последним в вагон запрыгнул странный монах в длинной рясе с капюшоном, надвинутым на глаза, и с палкой, похожей на черенок лопаты, вместо посоха. Нижняя часть лица была скрыта платком в горошину, согревающим флюс. Он постоял немного на площадке, а потом ушел в соседний вагон. Что-то в нем показалось подозрительно знакомое, в этом монахе, но что, я так и не припомнил и вскоре про него забыл.

В Стольнограде Лешек не захотел тащиться через весь город пешком, дом Емели, все-таки, находился в деревеньке на совершенно противоположной окраине. Мы взяли извозчика на открытой таратайке, который с ветерком прокатил нас через центр. Вид города немного изменился по сравнению с прошлым годом. Меньше стало игорных заведений, вместо вывесок «Saloon» появились «Кабакъ» и «Трактиръ». Исчезли уродливые статуи, их место заняли нормальные человеческие скульптуры в античном греческом стиле, вполне облагораживающие облик города. В самом центре, возле правительственного здания, похожего на Капитолий, забил фонтан, напоминающий нашу «Дружбу народов» на ВВЦ.

Узнать дом Емели нам удалось не сразу. Если метаморфозы, произошедшие с жилищем Бабы-яги, впечатляли со знаком «плюс», то здесь оказалась полная тому противоположность. Изба покосилась, труба покривилась, крыша прогнулась. Едва мы приоткрыли калитку, она тут же рухнула с петель. Водрузить ее на место не удалось, поэтому мы просто аккуратно прислонили ее к забору, чуть не повалив последний.

Емеля и все его семейство искренне обрадовались нашему появлению. Мы еще не успели со всеми перездороваться, как на пол повалилась входная дверь, а в столбе поднятой ею пыли возникли фигуры Вольфа с экс-принцессой Даяной.

— Иван! До чего же я рад тебя видеть, черт побери! — воскликнул бывший оборотень, стискивая меня крепкими ручищами.

— Не чертыхайся, рогатого накличешь!

— Да брось ты! До Рождественского сочельника ему на земле делать нечего. Так что ближайшие полгода хоть обчертыхайся. Как жизнь-то, рассказывай. Да, прости, забыл представить: вот моя жена, — он обнял за плечи и выдвинул вперед Даяну.

— А это — моя, — я обнял за плечи Катьку.

— А моя ждет меня дома, — угрюмо напомнил Лешек.

— Что ж, жизнь продолжается, — философски, но без всякого оптимизма произнес Емеля.

— Старина, что происходит?! — удивленно воскликнул Вольф. — Я у тебя не был всего неделю, а ощущение такое, что тут просто вековое запустение! Ты попал в опалу? Не получаешь жалования? Тебя задушили налогами?

— Да нет, все нормально. Я сам не понимаю, что происходит. За что ни возьмешься — все валится из рук. Гвоздь забить — и то не получается. И у Марьюшки все сыплется, то горшок разобьет, то молоко прольет. Степан дрова рубил, полпальца топором оттяпал. Муська с Дуськой — то шишку наварят, то ошпарятся, то животами маются. Изба вон — в одночасье покосилась. И что такое, ума не приложу. Сглаз какой, что ли? Государь-батюшка предлагал нам еще перед Рождеством в хоромы царские перебраться, с Марьюшкой они в мире теперь, да мы отказались, говорим, что тут, мол, нам привычнее. Так ведь полгода все нормально было, а тут вдруг началось… А я же и ваше поручение доделать не успел, не построил летучий корабль. Может, и впрямь осерчал на нас царь, велел порчу напустить?

— На батюшку не греши, — сказала Марья. — Не мог он такого сделать. Он Эдича прогнал, и тебя Главным царским механиком сделал, так что к нам он хорошо относится. Это мы чем-то Бога прогневили. Почаще в церковь надо ходить, да грехи замаливать.

— Боюсь, что молитва здесь тоже не поможет, — сказал Герман. — Ты вот что, Емеля, попробуй-ка дверь на место приладить.

— Да разве получится? — Емеля поднял входную дверь, попытался установить ее на петли, прищемил палец, чертыхнулся, выронил ее, придавил себе ногу.

Герман подхватил дверь, пока Емеля прыгал на одной ноге, и прислонил к стене.

— И давно это с вами творится?

— Да нет, второй день всего. А результат — что Бабай прошел!

— У тебя тулуп есть овчинный?

— Есть.

— Выверни наизнанку и надень.

— Да на фига? Лето ж на дворе…

— Давай-давай, делай, что говорят, — вмешался Вольф, похоже догадавшийся, в чем дело.

— Точно-точно, — подтвердил Лешек. — Это оно!

Емеля достал тулуп из сундука, встряхнул, вывернул мехом наружу и надел.

— Пробуй еще раз, — подавая ему дверь, сказал Герман.

На этот раз дверь стала на место с первого раза без всяких проблем.

— И что это значит?

— Лихо Одноглазое у вас побывало. Оно и сглазило.

— Батюшки! И что ж нам теперь делать?

— Идти в лес, — сказал Лешек, — типа искать Лихо, да в глаз ему дать. Прям сегодня ночью. Могу проводить.

Время приближалось к ужину. Чтобы не побить оставшуюся посуду, Марьюшка надела наизнанку тулуп и в таком виде накрывала на стол. С наступлением темноты Емеля с Лешеком ушли в лес на поиски Лиха. Мы же засиделись за беседой у самовара. Поделившись с хозяйкой главными событиями прошедшего года, стали обсуждать проблемы нынешние и предстоящую экспедицию.

— Ежели удастся одолеть Лихо, — сказала Марьюшка, — мы этот летучий корабль быстро доделаем. Только Емелю я с вами не отпущу. Он и в возрасте уже, да и я тут как одна с хозяйством-то…

— А я что, уже не помощник? — пробасил Степан с перевязанным пальцем.

— Помощник, но у тебя своих дел хватает.

— Каких еще дел, каникулы же…

— Ничего, дела всегда найдутся.

— Качели нам обещал сделать, — напомнили Муська с Дуськой. — И бычка соломенного.

— Вот, видишь, а у отца все руки не доходят. Да и погулять тебе надо, за девушками поухаживать. Что, век бобылем прожить хочешь? Жениться тебе пора уж. Вон у соседей Янина — девка справная, красавитая, чего б не поухаживать?

— Не люба она мне…

— Не люба. А краше-то где найдешь?

— В таких вопросах спешить не надо, — вступился я за покрасневшего Степана.

Стесняется парень, значит лукавит, что не люба.

Лешек с Емелей вернулись после полуночи.

— Йес! — сказал Лешек, сопроводив восклицание характерным жестом, Емеля потирал тем временем правый кулак.

— Чаю! — сказал Емеля, подкинул вверх пять баранок и ловко поймал все, по одной на каждый палец, надев как кольца.

— Папа, еще так! — захлопали в ладоши Муська с Дуськой.

— А ну спать! — прикрикнул на них Емеля. — Время — скоро час ночи, а они все еще не в постели!

— Кто же, интересно, наслал на вас Лихо? — спросил Герман. — У вас есть завистники, недоброжелатели?

— Да нет, вроде бы. Разве что Эдич, да только он никак не связан с нечистой…

 

Глава 7

Девятое июля, резиденция Черноуса, вечер — Так. Ну и видок у тебя! — Черноус захлопнул свой черный фолиант, оторвался от рукописи и положил на конторку перо. — Что ж, проходи, давай, рассказывай. Пилигрим!

И зачем он ее переписывает, эту книгу? Тренируется в каллиграфии что ли? Или так, чтоб время скоротать? Вслух этого Фрол, конечно же, не сказал. Он скинул монашескую рясу прямо на пол и снял платок в синюю горошину, повязанный на пол-лица как у человека, мающегося зубной болью. Огляделся по сторонам — присесть было некуда, а он так устал за эти дни! Четвертые сутки толком поспать не удается. Все эти дни — постоянные перелеты, поездки, хождения. Еще до рассвета полетел на остров Буян, едва прибыл — оседлал метлу и пустился в обратный путь с острова в Стольноград. Зелье Черноуса сначала взбодрило на несколько часов, но потом по душе разлилась какая-то тревога, а после нее — полная апатия. Не помогла даже хорошая доза виски, принятая там, на острове. Только голова разболелась и в животе стало тяжко, да потянуло в сон.

К полудню он уже оказался на берегу Синявы у своего тайника, забрал оттуда остатки алмазов — про них он Черноусу ничего не сказал, а то ведь тот еще вчера потребовал с него кучу денег, как он выразился, на представительские расходы. Решил прихватить с собой и припрятанный там же, на всякий пожарный, автомат. Солнце поднялось уже высоко и клонилось за полдень, когда его загородила огромная тень. Глянув наверх, Фрол увидел парящего в небе трехглавого дракона. Ага, вот они, голубчики, явились — не запылились. Он поспешил к реке и пригляделся к приземлившейся на том берегу группе ящеронавтов. Точно, они! Бойцы невидимого фронта, как окрестил их Петрович. И Герман с ними, и лешачок. Пальнуть что ли по ним из автомата, достанет или нет? Должен достать, а ну-ка! Но этот Иван-болван, вскочил вдруг на Змея Горыныча и полетел прямо на него. Фрол выпустил всю очередь в пернатого, но даже не поранил ни ящера, ни седока. В тайнике есть еще запасной магазин, да некогда перезаряжать, улепетывать надо, дракон уж близко, а у этого придурка, что на нем сидит, морда злая, ведь поколотит, а то и прибьет не задумываясь! Оставалось только вскочить на метлу и скрыться в чаще леса, лавируя между деревьями. Этому чертову ископаемому сюда ни в жисть не сесть!

Выждав время, пока крылатая гадина уберется восвояси, Фрол вернулся на берег. Удирая от дракона через чащу и лавируя меж крон деревьев, он ободрался о ветки, разорвал фартук и потерял кепку. Но ничего, зато ушел от расправы. Группа супостатов отошла от реки, направляясь в сторону Петрово Ближнего, и была уже довольно далеко. Змей улетел совсем. Фрол разобрал автомат, сложил его в котомку вместе с запасным магазином и быстрым шагом поспешил к мосту. Надо бы тоже поторопиться на поезд, чтобы успеть в столицу засветло, да при этом не попасться на глаза этим выродкам.

Дойдя до города, первым делом он решил изменить свою внешность. Зашел в лавку и купил там монашескую рясу. Бороду прикрыл, повязав на лицо платок в синий горошек, будто бы у него болят зубы. Метлу пришлось разобрать — прутья сложить в котомку, а черенок использовать в качестве посоха. На верхнюю часть лица надвинул капюшон. Все, теперь он странствующий монах, возвращается с паломничества. Глядишь — не признают. Еле-еле преодолел соблазн подкрасться к супостатам поближе, да подслушать, о чем беседуют. Нет, пожалуй, не стоит, боязно, того и гляди — раскроют его. Так вот и доехали, спокойно, без приключений. Кажись, никто его не узнал. Он сидел в другом вагоне и, надвинув полностью на лицо капюшон, делал вид, что дремал.

— Так. Ты зачем на берег выходил, дурья твоя башка?! — отругал Фрола Черноус, когда тот закончил свое повествование. — Заметил Горыныча и прятался бы в лесу. Теперь они знают, что ты здесь. Так и меня подставляешь, не ровен час вычислить смогут.

— У тебя что, паранойя? Откуда им знать, что я в столицу направился? В поезде-то они меня не заметили. Может, я на остров обратно подался. И тебя как им вычислить? У них же нет Всевидящего Ока.

— Ладно, не серчай. Может, и впрямь я мнительный стал. Так. Короче, что у Бабы-яги творится, мне разузнать так и не удалось. Надо бы пугнуть их там, чтоб какой неверный шаг сделали и сами бы себя раскрыли. Можешь со своим этим, Губарем связаться?

— Дык, ясное дело, могу!

— Хорошо. Так. Задашь ему одно поручение небольшое выполнить.

— Налет что ли на Бабу-ягу устроить?

— Что устроить, я тебе потом скажу. Это первое. Так. Ну, а второе — будем за Емелей наблюдать. Сейчас ему Лихо работать мешает. Прознает, не прознает?

— Прознает.

— Мы что, с тобой об заклад биться будем? Я тебя вовсе не спрашиваю, это я вслух рассуждаю, — рассердился Черноус и, помолчав, продолжал: — Так. А те, что на Горыныче летели, к нему, должно быть, к Емеле, направляются. Ночью-то вряд ли что-нибудь произойдет. С дороги копыта, небось, откинут, отдыхать залягут. Так. А вот завтра — посмотрим. Так что и нам отдохнуть можно. Ты ступай, Фрол, завтра с утречка приходи. Тряпье свое забери, не забудь.

Он указал на валявшиеся на полу платок и рясу.

— Ета, а у тебя тут нельзя ли переночевать? — Фроля вновь душила жаба платить деньги за комнату в трактире.

— Это что тебе, постоялый двор? В гостинице устроишься. Пока, до завтра, мне еще поработать надо.

Он открыл фолиант и снова взялся за перо. А Фрол направился занимать очередь в бесплатную ночлежку для бродяг. Ну покормит немножечко клопов, да и пусть их, зато платить не надо.

 

Глава 8

Десятое июля, раннее утро

Утром, окинув взором Емелино подворье, мы обнаружили, что все вернулось на круги своя. Изба как-то сама по себе выпрямилась, ворота и забор поправились. Емеля остался доволен результатом вчерашней ночной вылазки. Теперь пора приступать к решению наших проблем.

Всем наличествующим составом, включая ребятню, мы принялись доделывать недостроенный летучий корабль, а конкретнее — просто-напросто дирижабль. И без всякой магии, чародейства и волшебства. Женская половина сшивала полотнища легкого плотного шелка, мужики плели корзину, конопатили ее и смолили. Емеля в этом участие не принимал, он мастерил горелку и остальное техническое оборудование.

Лишь к вечеру следующего дня работы по строительству летучего корабля были завершены, и баллон нашего аппарата накачивался горячим воздухом из горелки, которая работала, конечно же, на спиртосодержащей жидкости, производимой неиссякаемой баклажкой. Теперь оставалось только уповать на то, что Бабе-яге удалось договориться со Стрибогом посылать сюда исключительно восточные ветра. Впрочем, дирижабль имел достаточно обтекаемую сигарообразную форму, но если честно, то больше напоминающую гигантскую сардельку. Кроме того, в гондоле был установлен движок с пропеллером, снятый с Емелиного геликоптера. Правда, двигун для такого аппарата не очень мощный, но, тем не менее, мы надеялись с его помощью продвигаться вперед даже при несильном встречном ветре.

Опыта полетов на воздушном шаре как у меня, так и у моих спутников не было никакого, но другого транспортного средства, способного перенести нас через все эти преграды и расстояния найти в этом мире просто невозможно. Непроходимый лес, широкую степь, безводную пустыню, горы, океан — все это проще всего преодолеть по воздуху. Собственно Край Света находился предположительно на расстоянии четырех тысяч верст от столицы. Путем нехитрых подсчетов можно сделать предположение, что если постоянно двигаться со средней скоростью тридцать-сорок километров в час, путешествие в один конец займет около ста — ста тридцати часов, то есть порядка пяти суток. Пару-тройку дней надо положить на непредвиденные задержки в пути, так что, если с нашим аппаратом ничего серьезного не случиться, за две недели с небольшим туда и обратно мы должны обернуться.

Не знаю, правда, сможем ли мы лететь круглосуточно, без посадок, но я решил, что необходимо попробовать. Придется назначить ночные вахты. Наш экипаж — четыре человека, и если каждому предстоит подежурить у горелки ночь через три, это не должно никого сильно напрягать. Еды мы взяли с большим запасом, ее хватит надолго — сухари, вяленое мясо, копченые куры, соленая рыба, крупы, всего этого у нас имеется в достаточном количестве, вот только запасы питьевой воды придется изредка пополнять. Гондолу мы сделали большой и просторной, кроме того, она была просмолена и проконопачена, поэтому могла сыграть и роль лодки в случае аварийного приводнения. В носовой части из плотной парусины мы устроили что-то типа каюты для сна, а в корме отгородили отхожее место — не садиться же на землю всякий раз, если кого-то приспичит в туалет.

— Во, аппарат получился! — Лешек, при помощи жеста большим пальцем, восхищенно подвел итог нашему творению.

Друзья уговаривали отложить старт до рассвета, но я сказал, что мы и так потеряли много времени, поэтому вылетаем сейчас. Мы попрощались и послали к черту провожающих, забрались в корзину и обрубили причальный канат. Мотор пока не включали, легенький ветерок был попутным, дирижабль медленно поплыл навстречу заходящему солнцу. Под нами проплывали пригороды Стольнограда, деревеньки и небольшие уездные городки с маковками церквей и черепичными крышами домов. Сзади в сгустившихся сумерках угасали остатки уходящего дня, и темной синевой на землю накатывала ночь, а впереди, почти у самой линии горизонта, в сизой дали узенькой кромкой выделялся дремучий Непроходимый лес. Над ним, в розовато-оранжевом зареве, заходящее солнце вырисовывало причудливо изломанный контур.

— Это и есть Неприступные горы? — спросила Катя.

— Нет, — ответил Герман, — До них еще лететь и лететь. Это облака такие, похожие на горы. Кстати, паршивая примета, солнце в облака садится — жди непогоду. Иван, мы ночные дежурства будем назначать или разыгрывать?

— Как скажите. Но первую ночь я бы хотел подежурить сам.

— А я — вторую, — сказал Лешек.

— Ну вот и чудненько. Тогда я — третью, а даме оставим четвертую.

Герман с Лешеком отправились в носовой отсек укладываться, я остался у горелки подливать в нее топливо из нашей баклажки и следить за высотой. Нельзя опускаться очень низко, чтобы не столкнуться с какой-нибудь преградой, но и очень высоко подниматься тоже не следует, все-таки наверху нежарко. Триста-четыреста метров — вполне нормально. Ночью, конечно, сложно определить высоту полета на глаз, а никакими приборами наш летучий корабль, естественно, оборудован не был. Я на всякий случай приготовил фонарь, хотя большой надобности в нем не имелось — июльские ночи и так довольно светлые. Катька устроилась возле меня. Мы полюбовались немного догорающей кромкой оранжево-красной зари и проплывающими внизу огоньками городишек и сел, стогами сена на лугах и похожими на них соломенными крышами избенок. Потом Катька сладко засопела на моем плече, я пододвинул к ней мешок с балластом и накрыл ее своей курткой.

Меня и самого клонило в сон, я, кажется, начал задремывать, а потом даже на какое-то время провалился в забытье. Мне снилось море, Водяной Царь, похожий почему-то на толмача Фрола с трезубцем в руке, большая снеговая туча… Вдруг гондолу резко качнуло. Я встрепенулся и огляделся по сторонам. Горелка, слава Богу, еще не погасла, но порывистый ветер пытался задуть ее. Закрывая собой звезды, с западной стороны не ползла, а уже стремительно мчалась плотная пелена косматых черных облаков. Убывающая луна уже пала жертвой этого налета, скоро ему сдастся и все небо. Непроходимый лес чернел впереди довольно-таки близко. Что же делать? Посадить дирижабль здесь, чтоб переждать непогоду или продолжать путь, надеясь на лучшее, и пытаться перелететь через лес? Ветер уже поменялся на северо-восточный, и его порывы становились все сильнее. Скоро, судя по движению облаков, он может вообще смениться на западный, да еще такой силы, что наш движок просто не вытянет против него. Нет, надо садиться.

Я уменьшил пламя в горелке и потянул за веревку, открывающую специальный клапан наверху. Это моя первая посадка на воздушном шаре, да еще в кромешной тьме, да в непогоду, да при порывистом ветре.

— Мы падаем?

Катька проснулась.

— Пока нет. Просто я пытаюсь приземлиться.

Еще один резкий порыв ветра подхватил шар, который потащил за собой корзину, волоча ее почти горизонтально. А под нами уже замелькали деревья. Я раскручивал за лопасти пропеллер, пытаясь запустить мотор, чтобы с его помощью развернуть шар и вернуться хоть немного назад, уклонившись от деревьев. Проклятый механизм не хотел заводиться, а порывом ветра из шара выдуло много теплого воздуха, мы падали уже слишком стремительно. Хлынул дождь. Из «каюты» вылезли Лешек и Герман.

— На, попробуй завести, — сказал я Герману, а сам принялся на полную мощность раскочегаривать горелку.

Падение замедлилось.

— Что ты хочешь сделать? — спросил Герман.

— Хочу сесть. Только не на деревья, а в поле.

— Понял.

Мотор заработал. Но теперь в нем большой нужды уже не было. Ветер поменялся на северо-западный и увлекал наш летательный аппарат в сторону от леса. Причем дул он так сильно, что при очередном порыве шар чуть не поменялся местами с гондолой. Земля была совсем близко, опускались мы слишком быстро, несмотря на то, что горелка работала в полную силу. Конечно, и ткань намокла, и похолодало здорово. Почти у самой земли мы скинули два мешка балласта. Скорость падения замедлилась, но не совсем.

— Глуши мотор! — крикнул я Герману. — Внимание! Все хватаемся за веревки и по моей команде, на счет «три», резко подпрыгиваем вверх. Раз… два… Три!

Мы подпрыгнули и повисли на стропах, когда гондола коснулась земли, это немного смягчило удар, после которого мы повалились в корзину. Всё еще надутый шар тащил нас теперь по земле. Герман с Лешеком поднялись на ноги первыми и выбросили за борт два якоря. Мы с Катькой тянули на себя веревки, стараясь побыстрее выпустить из шара воздух. Якоря лишь слегка тормозили, они не могли ни за что зацепиться — нас тащило по ровному вспаханному, но не засеянному полю, на котором не росло ни пенька, ни кустика. Корзина волочилась на одном боку, зачерпывая грязь. Мы уже вчетвером сдували шар, дождик активно помогал нам в этом деле, но корзину все волокло и волокло вдоль кромки леса.

— Руби концы! — крикнул я.

Все вооружились — кто ножами, кто топором — и стали разрезать веревки, связывающие шар и гондолу. Когда их осталось только две, наша гигантская шелковая «сарделька» уже полоскалась вдоль направления ветра, и корзина остановилась.

— Да, — сказал Герман, — не думал я, что посадка воздушного шара — такая непростая штука.

Сложив, а точнее — скомкав мокрое полотнище шара, мы перевернули гондолу и забрались под нее, чтобы укрыться от дождя и немного вздремнуть до рассвета.

Дождь не прекращался всю ночь. Мы спали практически в луже и вымокли насквозь. Утром мы набрали дров и развели большой костер, чтобы обогреться и просохнуть, а для борьбы с простудными заболеваниями приняли немного топлива для горелки. Вскоре выглянуло солнце, что оказалось весьма кстати. Нам предстояло просушить вещи, а главное — баллон воздушного шара, и устранить повреждения, вызванные вчерашней аварийной посадкой.

Продолжить прерванный полет удалось только после обеда. Ветра практически не было, мы поднялись повыше и запустили мотор, чтобы поскорее миновать Непроходимый лес, который тянулся под нами сплошным ковром до самой линии горизонта. Я достал карту, раздобытую Лешеком в Стольнограде. За вчерашний день, точнее — вечер и половину ночи, мы преодолели двести с небольшим верст. Лес простирался почти на пятьсот. Внизу не было видно ни просеки, ни полянки, ни тропиночки — похоже, лес действительно непроходимый, потому что через него попросту никто не ходит. Считалось, что тут полно всякой нечисти — упыри и вурдалаки, бесы, трясы, морусы и даже сам Вий.

Около половины тысячелетия назад существовал некий проход через лес, но в ту сторону по нему никто не ходил, им пользовались исключительно воинственные кочевники, причинявшие немало хлопот населению теперешней Алмазной Долины. Больше всего доставалось самому сильному тогда Тридевятому царству. Последним и самым жестоким воителем, совершившим кровавый набег был легендарный Бабай, но после разгрома его войска на Чибисовом поле белые маги заколдовали проход и сделали лес непроходимым.

Племена варваров и теперь обитают в степи за лесом, но народ знает о них лишь понаслышке. Говорят, что у них три глаза, лошадиные ноги и хвосты, длинные как кнуты, этими хвостами они якобы ловят скот. Бытует и такая версия, что они — полулюди-полукони, что-то типа древнегреческих кентавров. Несколько десятков землепроходцев за последнюю половину тысячелетия проникали в эти степи в обход Непроходимого леса, северной стороной, через Скалистые горы, но назад возвратились немногие. Существуют ли где-то отчеты по результатам этих экспедиций, никому не известно, очевидно они засекречены, правда, непонятно, с какой целью. Кем и как была составлена карта, по которой мы ориентировались, тоже оставалось загадкой. Сомнение вызывало и то, насколько она точна.

Определить на глазок скорость, с которой плыл наш корабль, занятие почти бесполезное, но к вечеру, точнее к закату, впереди показалась степь, а когда совсем стемнело, лес под нами кончился. Теперь можно выключить мотор, посидеть чуть-чуть в тишине и хоть обмолвиться словечком друг с другом — разговаривать при работающем двигателе просто невозможно, поскольку глушитель Емеля еще не придумал. Но прежде чем расслабиться полностью, необходимо было еще понять, какой силы и какого направления дует ветер. Если мы ляжем в дрейф, не отнесет ли он нас назад, к Непроходимому лесу, который в темноте представлял довольно зловещее зрелище. Его чернота изредка озарялась голубоватыми вспышками и всполохами, до нас доносились какие-то причудливые звуки, не то стоны, не то скрип, издаваемые то ли трущимися друг о друга деревьями, то ли неизвестными в природе животными.

— Да, — сказал Лешек, — нечистой силы там хватает…

— Вот так и отпусти тебя одного, — шепнула мне на ухо Катька. — Наверняка уже какую-нибудь берегиню оттуда с собой прихватил бы.

— За ней еще вниз надо спуститься. А мне этого делать как-то не особо хочется.

Мы еще некоторое время зачарованно смотрели вслед этому уплывающему таинственному миру. Через полчаса, убедившись, что ветерок достаточно свежий и попутный, мы оставили несчастного Лешека дежурить у горелки, а сами отправились спать в нашу парусиновую «каюту».

Эта ночь выдалась спокойной, тем не менее проснулся я довольно рано, что бывает со мной крайне редко, поскольку я не просто «сова», а «Сова» с большой буквы. Едва рассвело, я вылез из нашего кубрика. Снаружи было довольно зябко, даже парило изо рта. Лешек сидел на мешке с балластом, кутаясь в лоскутное одеяло, и тупо глядел в пламя горелки. Я провел рукой у него перед глазами, проверяя вменяем ли он или впал в прострацию.

— Я не сплю, — не шевелясь и не моргая, проговорил наш вахтенный.

— Может, пойдешь, вздремнешь чуток? — предложил я ему.

— Уже не хочется. Если б на часок пораньше…

— Ну уж извини.

— Да ладно.

Я посмотрел вниз. Степь под нами была покрыта легкой пеленой тумана, Непроходимый лес остался далеко позади и в белесой дымке был почти не виден. Высоту полета я оценил примерно в километр. Чуть убавив пламя горелки и слегка стравив теплый воздух из шара, я опустил наш летучий корабль пониже. Через полчаса стало немного теплее, но скорость полета при этом снизилась.

— Ну что, я предлагаю устроить общую побудку, — с этими словами я запустил мотор.

Первым из кубрика выбрался Герман, а потом и Катька. Она что-то сказала, слов я не разобрал, но интонация была недовольной.

— Чего-чего?

— Завтракать в таком шуме я не могу! — крикнула она.

— Ладно, полчаса подрейфуем в тишине.

На завтрак мы сделали бутерброды с вяленым мясом и сварили кофе на горелке воздушного шара. Кофе у нас был свой, намолотый собственноручно и взятый в дорогу еще из дома, из нашего мира. В этом мире такого продукта не существовало. Конечно, наладить торговые отношения между двумя мирами — неплохая идея, естественно при условии, что торговать не оружием, а сугубо мирными товарами. На этом можно сколотить неплохой капитал. Но какая тут сразу начнется грызня между олигархами, и тутошними, и тамошними, и штатовскими, и нашими российскими за главенство, за влияние, за лакомый кусок пирога! И неважно, кто победит в этой битве, итог будет один: от сказки не останется и следа. Непроходимый лес падет от натиска бензопил, нелюдей уничтожат как несчастных индейцев, Стольноград будет застроен небоскребами с пятизвездочными отелями, а сказочное небо закоптят выхлопными газами миллионы ржавых подержанных тачек из Европы, Америки и Японии. А по местным дальнозырикам будут денно и нощно крутить рекламу йогуртов, стирального порошка и, пардон, предметов женской гигиены. Нет, самым правильным решением будет — в случае удачного выполнения нашей миссии — после возвращения домой уничтожить амулет, чтобы ни один, ни наш отечественный, ни зарубежный предприниматель никогда сюда не попал бы.

Мои размышления прервали крики и конский топот, доносившиеся снизу. В ту же секунду арбалетный болт продырявил нашу жестяную горелку.

Содержимое горелки разлилось по всей гондоле, ароматизируя окружающий воздух спиртовыми парами, пламя погасло. Под нами скакала группа из двенадцати — пятнадцати воинственно настроенных всадников в лисьих шапках с привязанными к ним лисьими же хвостами на резвых лошадках с коротко стрижеными гривами. Все воины были вооружены луками и копьями, а предводитель — арбалетом. Разглядеть их как следует на таком расстоянии не удавалось, но одно было очевидно — ноги у них явно не лошадиные, да и хвостов, как и других рудиментов на теле, тоже не имелось. Мы летели на высоте метров сто пятьдесят — двести, стрелы, выпущенные из луков до нас практически не доставали, а те, что доставали, теряли убойную силу. Но арбалет — оружие более мощное, стрела, выпущенная из него, и на такой дистанции могла серьезно ранить, а то и убить.

Мы запустили мотор и выбросили мешок с балластом, он упал на землю, подняв облако пыли, прямо перед вожаком. Его лошадь испугалась и шарахнулась в сторону, высадив всадника, который по инерции покатился кувырком несколько метров вперед. Пока незадачливый предводитель ловил своего скакуна, наш летучий корабль набрал ход, увеличивая расстояние по горизонтали между нами и ватагой конников. Однако по вертикали это расстояние неуклонно сокращалось, поскольку шар опускался. Я надеялся, что через двадцать — тридцать минут этой скачки лошади преследователей устанут, и они прекратят погоню. Но их кони оказались просто неутомимыми. Они мчались за нами с прежней скоростью, а мы опускались все ниже и ближе к земле. Мало того, что степные воины догоняли нас, так еще и корзина дирижабля скоро вовсе коснется земли, тогда мы несомненно окажемся во власти преследователей, а эти ребята, похоже, сначала собираются нас убить и только потом выяснять, кто мы, откуда и зачем пожаловали. А шанс быть убитыми скоро у нас появится и до приземления — наш аппарат снова входит в зону досягаемости арбалетного болта. Да, пожалуй я был неправ, что отказался взять с собой автомат.

А до земли оставалось всего метров пятьдесят, а то и меньше. Мы выбросили уже весь балласт и решали вопрос, чем бы еще пожертвовать — продуктами, водой или снаряжением.

— Давайте пожертвуем мной, — сквозь шум движка крикнула Катька.

— Милая, сейчас не до шуток, — строго ответил я.

— Я не шучу. Будешь как Стенька Разин. А потом найдешь себе какую-нибудь Машку или Глашку…

— А ну цыц!

Глашка, Глафира, ведьма, сестра Марфы — выстраивался в голове логический ряд. Точно. Марфа подарила мне гребень. В детстве я любил читать книжки про пиратов. Там часто описывается сюжет, как корабль в бурю не может зайти в бухту. Тогда с бортов корабля в море из бочек выливают масло. На время волнение стихает, и судно может зайти в укрытие. Но после этого волны начинают бушевать с еще большей силой. Пожалуй, сейчас тот самый случай. Роль масла выполнит Марфин гребень, но если преследователи преодолеют преграду, то озвереют окончательно.

Я вынул из кармана куртки деревянный гребешок и бросил его за спину на землю. Внизу моментально выросла густая, высокая и широкая стена колючих кустов. Она простиралась от горизонта до горизонта сколько хватало глаз. Так что пусть товарищи теперь попотеют, работая саблями и ножами — часа на полтора, а то и на два им занятия хватит. А нам бы успеть за это время залатать горелку. Емеля дал нам с собой в ремкомплект немного олова, паяльной кислоты и даже паяльник — не электрический, конечно. Надо развести костер и нагреть его. Из чего только костер разводить? Степные народы обычно топят кизяком, но тут и в помине нет ни одной коровы, так что и кизяком не разживешься. На наше счастье, примерно в полукилометре, посреди степи мы увидели совершенно сухое дерево, дотянуть бы до него. Правда, на дереве кто-то сидит. Не то медведь, не то огромная птица, не то человек.

Внезапно уши разрезал резкий свист, почти ультразвук, как шум турбины реактивного самолета. Сильный порыв ветра подхватил наш аппарат и в считанные секунды перенес к дереву. Тут свист прекратился, ветер стих так же внезапно, как и начался, а мы совершили, скажем, не очень мягкую посадку. На дереве действительно сидел человек, это был детина громадного роста, одетый весьма экстравагантно — в какие-то одежки из длинных, зеленоватого оттенка лоскутов, со спутанной косматой шевелюрой и бородой как у Карабаса Барабаса.

— Привет, — раскатисто произнес он.

— Здравствуйте, — ответили мы нестройным хором.

— Угадайте, кто я?

— Адмирал Иван Федорович Крузенштерн, человек и пароход, — ответил я.

— А вот и не угадал. Я — Восточный ветер. Но в народе меня часто кличут Соловьем-разбойником.

— Жесть! — произнес Лешек заимствованное у Мокуса восклицание.

— Меня на подмогу к вам прислали.

— Так это что, — спросила Катька, — выходит дело, ты добрый? — Кто? Я? Добрый? Почему ты, красна девица, так думаешь?

— Ну, ты же, получается, как бы нам помогать будешь.

— Я не добрый и не злой, я просто ветер. Делаю то, что папенька мой, Стрибог, велит. Велел он мне вам помогать, вот теперь буду помогать. А разбойником меня кличут за то, что иногда пошалить я люблю. А то, бывает, что и наказать кого приходится. Если, к примеру, люди встречь меня плюют, да злые наговоры по мне пускают, клянут меня, безвинного, дескать это я всякую хворь да заразу на род людской напускаю, а рыбаки веслами по воде — хлоп! — да свистят, бурю накликают, а дети малые по ночам веник жгут, по ветру искры пускают, как тут не осерчать! Вот я в отместку то мельницу поломаю, то дерево повалю, то крышу снесу, то обоз торговый из лесу не выпускаю. А что? Пусть пошлину платят, выкуп, деньги на ветер пусть кидают. Правильно? А тут вообще в одном селе додумались до аллегории — вместо того, чтобы сказать: «Пойду в сортир», говорят: «Пойду до витру!». Ну не обидно ли?

— Ну ладно, — сказала Катька, — с разбойником все ясно. А почему Соловей?

— Так на Свистун-горе живем-то! Свистим помаленьку, соловьем заливаемся. Показать?

— Ой, нет! — быстро отреагировал Герман. — Спасибо, не надо. Мы уже слышали.

— То-то!

Тем временем, полотнище, некогда бывшее шаром совершенно сдулось и расстелилось по земле.

— Ишь, какую вы штуку хитрую для полетов придумали. Я доселе только один раз такую хреновину видел, возле Стольнограда. Только тот пузырь совсем был круглый. И весь огнем горел.

— Ясно, — догадался я. — Это, наверно, когда Бэдбэар из Америки прилетел. А нам надо срочно одну вещь у этой штуки починить, чтобы шар горячим воздухом надуть. А иначе не полетит.

— Ну ладно, не буду вам мешать, подремлю пока здесь, на сухом дереве, подожду, пока вы там починитесь. Потому как батяня Стрибог повелел мне сопроводить вас и подсобить, чем смогу. А я ночью-то стороной пролетел, вас не заметил. Вот и сижу здесь, поджидаю.

— Это здорово. Только нам с этого дерева придется пару сучьев срубить. Костер очень нужен.

— Да не вопрос.

Соловей-разбойник коротко свистнул, с дерева рухнула пара толстых суков. На одном из них сидел сам свистун. Но ведь не упал же на землю, паршивец, ухватился за ствол и перелез повыше. Ловок, однако.

 

Глава 9

Тринадцатое июля, терем Бабы-яги

— Надо же, как все просто, смотрите, Игорь, — Мария Дюкова-Шнайдер гоняла по блюдцу яблоко, Колобков-Мельников заглядывал ей через плечо.

— Жесть! — отозвался из своего угла Мокус. — И правда, без всякой вэб-камеры. И ни батареек, ни аккумуляторов никаких не нужно. А то у меня вот аккумулятор скоро разрядится, даже не знаю, чего делать, подзарядить-то негде. Сейчас я, все-таки, попробую закончить одну прогу типа драйвера, может быть, по моему ноуту картинку посмотреть получится.

— Это еще зачем? — спросила Баба-яга.

— Экран побольше, всем видно будет.

— Не парься, — сказала бабка. — Чем к твоему чемодану ладить, я сейчас на заслонке все покажу.

Она отодвинула от устья печи заслонку, извлекла из печки один кирпич и вложила в образовавшуюся нишу колоду карт.

— Примитив, — прокомментировал Мокус, — Как при царе Горохе — программа на перфокартах.

— Не знаешь, и не болтай, — обиделась Яга. — При царе Горохе еще и думателей-то не было.

Закопченная заслонка засветилась, на ней появилось изображение необъятной степи, покрытой чахлыми кустиками, желтой пожухлой травой и колючими клочьями перекати-поле. На оранжевом раскаленном небе висело желтое палящее солнце.

— Это рабочий стол? — ехидно спросил Мокус.

— Молодой человек, сами вы — стол, — строго сказала майор Дюкова, давая понять, что не время сейчас для шуток. — Это ландшафт той местности, где находятся наши товарищи, выполняющие ответственное спецзадание.

— А где народ-то? — заметил Константин. — Одна степь широкая, а люди где?

— Сейчас, сейчас, — отозвалась Яга, — Ну-кось, красавица, дай-ка мне сюда блюдце-то.

Мария Дюкова отдала блюдечко Бабе-яге. Та повернула за хвостик яблочко, и пейзаж на заслонке тоже пришел в движение. Показался сдутый баллон дирижабля, раскинутый на земле. Рука у старушки дернулась, картинка ушла вверх.

— Ой, — воскликнула Эльвира. — С ними что-то случилось!

— Погоди, доча, — сказала бабка чуть дрогнувшим голосом, — сейчас наведем. Не переживай, все хорошо у них.

Картинка поехала вниз, в кадре появилась корзина аппарата, а в ней копошащиеся люди. Иван с Германом возились у горелки, Лешек палил костер поодаль от гондолы, Катя распаковывала мешки с провизией, готовила перекус. На заднем плане виднелось сухое дерево, а на нем — спящий огромный бородач в зеленых лохмотьях из длинных лоскутов.

— У них какая-то поломка, — констатировал Мельников. — Но все живы.

— А вдруг вон тот верзила их в плен взял? — забеспокоилась Эльвира.

— Не похоже. Верзила мирно дремлет, а наши заняты своим делом. Знать бы о чем они говорят!

— А звук-то где? — спросил Константин. — Правда, почему без звука?

— Вот со звуком — беда, — ответила бабуся. — Не придумали еще, как со звуком-то картинку передавать. Это ж не дальнозырик. Но там для передачи специальное оборудование очень громоздкое требуется, там наговором, да бусинкой не обойдешься… А тот верзила вовсе не полонил их, наоборот, помогает. Это Ветер Восточный, Соловьем-разбойником его еще кличут.

— Соловей-разбойник! — ахнули все. — А он их не того?

— Ни того, ни этого! Сказано же — в помощники он им послан. Как в небо подымутся, так он подгонять их станет.

— Нет, хоть даже и без звука, все равно — замечательная штука, — после небольшой паузы заметила майор Дюкова, все еще восторгаясь блюдцем с яблоком. — Нам бы в департамент для нашей наружки такие, да, Игорь? Это что же, вот так все время можно наблюдать, что с подопечными происходит?

— Можно, яхонтовая, можно. Хоть цельный день, хоть в полночь-заполночь.

— Да вы что, серьезно? — возмутился Константин. — Это неправильно. Получается, что человек под колпаком находится все время? Этак, пардон, и в самые интимные моменты за тобой наблюдать могут?

— Могут, касатик, могут, — Баба-яга опустила глаза и слегка зарумянилась. — Всякая вещь и недостатки имеет, и достоинства…

— И вам что, приходилось? Нет, так не годится. Это противозаконно. Вы нарушаете нормы этики и права человека. Личная жизнь должна быть неприкосновенна.

— Неприкосновенна, — рассержено буркнула старушка. — Вести себя надо праведно, тогда и стыда не будет…

Внезапно в горнице стало темно. Это во всех трех окнах появились головы Змея Горыныча. Первой голос подала робот Вика:

— Горыныч беду чует. Надо бы узнать, чего он хочет.

— Поди, пойми его, тварь бессловесную, — проворчала Баба-яга. — Небось траву всю сожрал, теперь сена канючит.

Она все еще недолюбливала Змея. Хоть они давно уже находились в дружеских отношениях с Кощеем, Змей Горыныч по-прежнему оставался для нее аспидом и воплощением зла.

— Я пойду, попробую узнать, что он хочет, — сказал Колобков-Мельников и вышел из горницы.

Он один наладил хорошее взаимопонимание с драконом, наверно потому, что косил для него сено на соседнем лугу, поскольку на поляне возле терема травы действительно осталось немного. Остальные продолжали наблюдать за тем, что происходит на экране-заслонке.

— Ну, хватит, — сказала Яга. — Нечего людям мешать. Видите, работают они, корапь свой летучий чинят.

— Так никто же им и не мешает, — заметил Константин. — Или вы хотите сказать, что они нас тоже видят?

— Ничего они не видят, просто хватит понапрасну пялиться, сеанс окончен, мне печку топить пора.

Не то поведение Змея, не то намеки на пикантное использование блюдца с яблоком испортили старушке настроение. Она убрала заслонку и спрятала в буфет яблочко и блюдечко. Через несколько минут в горницу вернулся Мельников. Он снял пиджак и надел вместо него бронежилет.

— Мы с Горынычем решили немного поразмять крылышки, сообщил он всем. Надо бы окрестности оглядеть.

— Оружие не забудьте, — напомнила мадам Дюкова.

— Ес! Тес-ственно!

Баба-яга, ни на кого не глядя, продолжала возиться у печки, все остальные покинули горницу и разошлись по своим комнатам.

 

Глава 10

Тринадцатое июля, в степи

Надо сказать, что способности степняков мы несколько недооценили. Со стеной из колючих кустов они справились гораздо быстрее, чем я предполагал. Не прошло и часа, как на горизонте уже пылило облако, раздавалось гиканье, которое становились все громче и отчетливее и приближающийся топот. Горелку-то мы починить успели, но шар был надут едва на треть.

— Слышь, Соловей, а вот этих ребят хорошо бы задержать, — Герман растормошил дремавшего Соловья-разбойника. — Сумеешь?

— Да не вопрос, — все так же меланхолично произнес наш новый помощник. — Только вы ета, на землю лягте, да уши поплотнее заткните.

Мы так и сделали. Соловей набрал в грудь побольше воздуха, заложил в уголки рта два мизинца и засвистел самым высоким тембром, переходящим в ультразвук. Пыль, песок и всякие былинки-травинки помчались навстречу ватаге степняков. Стрелы, выпущенные из их луков, остановились и понеслись обратно. Вояки закрывались от ветра и собственных стрел щитами, а их кони пятились, разворачивались и скакали прочь. Через пару минут ни одного нашего преследователя в обозримом пространстве не осталось.

— Больше они сюда не сунутся, — сказал Соловей. — Степняки нас, ветров, боятся. Особенно, когда мы гневаемся. Теперь их шаманы три дня будут в бубны бить, в чистом поле скотину к кольям привязывать, нам в жертву выставлять. Кстати, хотите шашлычка из свежей баранины? Нам-то, ветрам, это мясо ни к чему, но не пропадать же добру-то!

Через час наш летучий корабль был готов к полету. Соловей-разбойник тоже забрался в корзину. Я думал, что придется все-таки выбросить что-нибудь из снаряжения, поскольку габариты мужичка были весьма внушительными, а от балласта мы избавились практически полностью когда удирали от погони. Но оказалось, что он совершенно невесом. Соловей показал на пропеллер:

— Вот эта вот штука у вас ветер делает?

— Да вроде бы…

— Ведь это надо! Как ветряная мельница, только мелкая. Да… — он ироническим взором осмотрел наш силовой агрегат. — Павлины, говоришь? Х-хе! Сейчас быстро полетим.

Он встал на корме, повернувшись против хода, и легонечко свистнул. Корзина резко рванула вперед, едва не сделав мертвую петлю вокруг шара.

— Эй! Эй! — закричали мы. — Не так резко!

— Ладно, больше не буду, — пообещал наш новый компаньон, а по совместительству реактивный двигатель.

Теперь мы летели практически беспосадочно. За двое суток опускались на землю всего лишь один раз возле небольшой речушки набрать питьевой воды, а заодно наполнить песком мешки, поскольку, удирая от погони, мы выкинули за борт весь наш балласт. Эта речушка, по утверждению Соловья-разбойника, была последней перед пустыней, дальше, до самых Неприступных гор, воды нигде не найти А пустыня-то практически уже началась — все больше было под нами песка и все меньше растительности, представленной лишь пожухлой травкой и какими-то колючками. На нашей карте этой речушки вообще обозначено не было. Интересно, конечно, откуда она берет исток и куда впадает, но топографических задач наша экспедиция не преследовала, поэтому вопросы эти оставались чисто риторическими. По словам Соловья, эта речка возникает сама собой в разных местах и сама по себе пропадает. Очень древний народ, обитавший в этих краях, и который уже давно не существует, называл ее «Змея, ползущая в пустыне».

— А мы от этой водицы сами-то в змей не превратимся? — с опаской спросил Герман.

— Не боись, все будет тип-топ, — заверил его Соловей.

Наш летучий корабль резво двигался над раскаленными песками. Соловей то сидел в гондоле на корме свесив ноги и, слегка посвистывая, двигал наш аппарат реактивной тягой, то, когда ему надоедало сидеть, летел рядом, подгоняя дирижабль, как ребенок, забавляющийся с перышком или мыльным пузырем. Чтобы не действовать нам на нервы монотонным свистом, он поначалу стал высвистывать то барыню, то камаринскую. Потом мы научили его свистеть «Вдоль по Питерской», «Славное море — священный Байкал», «Улетай, туча!» и даже полонез Огинского. У Соловья оказался хороший слух и изрядные музыкальные способности.

Под нами простиралась бесконечная желтая равнина, изрезанная волнами барханов. Раскаленный воздух поднимался от песков, а единственную тень давал только баллон дирижабля. И еще можно было укрыться от солнца в нашей парусиновой каюте, но днем там стояла жуткая духота. Ветер, поднятый Соловьем-разбойником, не создавал прохлады, поскольку мы сами двигались в этом воздушном потоке. Страшно хотелось пить, только теплая вода не утоляла жажду, да и ее приходилось экономить. Жаль, что щука не подала еще Емеле идею, как сделать холодильник, причем лучше всего — переносной. Чтобы не изжариться в таком пекле, мы летели практически на максимальной высоте, на которую был способен объем нашего шара.

— Надо же! — удивлялся Лешек. — А я раньше думал, что чем ближе к солнцу, тем жарче. А оказывается тут наоборот — прохладнее.

— Это еще что! — сказал Герман. — Скоро ты убедишься в том, что Земля имеет форму шара.

— А это уж — во! — Лешек сложил пальцами фигу. — И с чего это вы вообще в головы себе взяли? Вон, посмотрите вокруг! Да если бы Земля закруглялась, все это как бы уходило бы за горизонт. А тут вон — и горы видно. А до них нам еще лететь и лететь! А мы как бы на дне глубокой тарелки.

На горизонте прямо по курсу действительно в мерцающем мареве виднелись горы. Сначала я принял их за мираж, но в течение целого дня они так и не пропали, даже наоборот, принимали все более отчетливые очертания. Это как раз и есть те самые Неприступные горы. А линия горизонта и на самом деле казалась выше нашего местоположения, словно мы находились внутри чаши, хотя летели мы достаточно высоко. Это, наверно, горячий воздух создает такой оптический эффект. — А давайте спросим у Соловья-разбойника, плоская Земля, квадратная или шарообразная, — предложила Катька.

Все-таки женщинам иногда приходят в голову умные мысли. Это мы, мужики, часто принимаем их за глупость и не прислушиваемся, а зря. Конечно, ветер летает повсюду, он наверняка не один раз облетал вокруг Земли через запад на восток, так что вполне может разрешить наш спор.

— Скажи, Соловей, — обратилась она к нему. — Земля круглая?

— Разумеется, — ответил разбойник.

— Вот видишь, — все мы снисходительно посмотрели на Лешека.

— Разумеется, круглая, — продолжал Соловей, — как блюдце. Как масленичный блин. Как золотой рупь. Как что еще?

— Как волейбольный мяч, — подсказал Герман.

— Как колесо телеги, — не обратив внимание на подсказку, рассуждал Соловей-разбойник. — И со всех сторон ограничивается Краем Света.

— Постой-постой! А там, за Краем Света что?

— Не знаю. Вселенная, наверно. Мы туда никогда еще не летали.

— Нет, погоди, — продолжал допытываться Герман. — А тебе разве не приходилось лететь вот так все время на запад и прилететь к своей Свистун-горе с другой, с восточной стороны?

— Да ты что! Разве ж это возможно?! Через Край-то Света. Да еще под Землей. Там же Преисподняя, там черти живут!

Понятно. Значит, на кругосветные путешествия здесь даже Силам Природы наложен запрет.

Тем временем, день потихоньку клонился к закату, а Неприступные горы так почти и не приблизились. Солнце опускалось, и воздух стал наполняться живительной прохладой, что было очень кстати, поскольку запас питьевой воды скудел у нас очень быстро. На следующее утро ничего практически не изменилось. Горы оставались по-прежнему очень далеко, солнце, едва поднявшись, начало нещадно палить, становилось душно и снова одолевала жажда. Один Соловей-разбойник, кажется, не ощущал никакого дискомфорта. Он подгонял наш дирижабль, насвистывая «Улетай, туча!»

— Кстати, а ты можешь пригнать сюда тучу? — спросила его Катька.

— Пригнать-то я могу, — ответил Соловей, — только воды она тут не прольет ни капли. Водяной Царь строго настрого запрещает им лить дожди в этих краях.

— Ну пусть хоть без дождя, просто тень даст.

— Не вопрос, я мигом.

Соловей закрутился волчком и, обернувшись смерчем и подняв в небо воронку песка и пыли, маленьким ураганом улетел в сторону Неприступных гор. Наш воздушный корабль резко качнулся, увлекаемый вихрем, а когда Соловей скрылся из глаз, впал в дрейф.

— Может, мотор пока включить? — предложил Лешек.

— Да ну его, — ответил я. — Лениво. Посидим в тишине.

Еще несколько минут шар двигался по инерции, а потом завис практически неподвижно. Похоже, ни один братец нашего опекуна Соловья-разбойника в эту тмуторокань не забирался. Мы сидели на мешках с балластом и болтали о всякой чепухе. Внезапно наш аппарат что-то резко потянуло вниз. Корзина ушла из-под ног, а мы на какое-то время ощутили состояние невесомости

— Эй! Соловей! Ты так не надо шутить! — крикнул Лешек неизвестно кому, поскольку ни Соловья, ни обещанной тучки поблизости не наблюдалось.

— Похоже, это не Соловей, — высказал предположение Герман.

— А что же? — удивился я — Воздушная яма?

В нескольких метрах от земли падение сменилось резким взлетом.

— Я не могу, — сказала Катька, — меня сейчас стошнит!

— Терпи, терпи, — приказал я.

Хотя, сколько времени терпеть, было непонятно. Аттракцион продолжался, шар мотало и вправо, и влево, и вверх, и вниз. Когда мы оказались на огромной высоте, даже не берусь оценить, какой именно, поскольку внизу одни пески и нет никаких предметов для оценки масштаба, прозвучал громовой голос:

— Или вы немедленно поворачиваете назад, или тот час же разобьетесь к чертям собачьим! Выбирайте, ну!

Небо потемнело, словно погасло солнце, повеяло зловещим холодом и над пустыней зазвучал другой голос:

— А ну, давай, вали отсюда, свистулька фернанговая! А не то щас у меня тут живо песок хавать будешь. И отцепись, падла, от пацанов, понял?!

Этот голос был таким дорогим и близким, и принадлежал он, конечно же, Соловью-разбойнику.

— Понял… — прозвучал громовой голос ниоткуда, правда, теперь он был не таким уж громовым, а больше походил на голос нашкодившего подростка.

Наш аппарат перестало качать, он спокойно повис в воздухе. А над ним висела огромная туча — это она загородила солнце и принесла прохладу. Из-за мучительной качки мы и не заметили, как появились и туча, и Соловей.

— В семье не без урода, — пояснил разбойник. — Это наш младшенький. Продался чернокнижникам. Ну ничего, кончится у Стрибога терпение, он тогда до него доберется. Попадет паршивцу по первое число!

— А что такое свистулька фернанговая? — спросил я.

— Не знаю. Но так папаша выражается, когда сердится.

Соловей гнал нас вперед вместе с тучкой. На высоте, да в тенечке было достаточно свежо. А Неприступные горы уже заметно приблизились, до них оставалось, по моим оценкам, километров пятьдесят, ну может быть — сто. Собственно такими они выглядели и вчера, и позавчера, но интуиция подсказывала мне, что я прав, хотя мое мнение не совпадало с другими. Лешек говорил, что лететь нам до них еще три дня и три ночи, а Герман считал, что не больше часа. Катька в дискуссии участия не принимала, сославшись на полное отсутствие глазомера. Соловей разрешил наш спор:

— Ближе к закату доберемся.

 

Глава 11

Тринадцатое июля, терем Бабы-яги

— В общем, там где перекресток, — сказал вернувшийся из разведки капитан Мельников, — у путеводного камня, в том месте, где на нас разбойники тогда напали…

— Ну-ну, — поторопила его майор Дюкова.

— Там лагерь небольшого мобильного отряда. Солдатики, все вооружены мечами и автоматами. Они ничего пока не предпринимают, просто сидят и чего-то ждут, то ли подкрепления, то ли еще чего.

— Ясно чего, — сказал Константин. — Команды ждут. Сигнал атаки — три зеленых свистка.

— Напасть-то на нас не так просто, — заметила Баба-яга. — Через магическое поле простой человек не пройдет. Если я его сама не пропущу, конечно. Мага они ждут, колдуна, способного проход открыть. Ужо тогда они в атаку и кинутся.

— А если их сейчас в какую-нибудь ловушку заманить? — предложил Мокус.

— Заманил один такой! — съязвил Константин. — Иван Сусанин его звали.

— Да нет, — Эльвира отложила пяльцы с вышиванием и обвела взором всю компанию. — Макс правильно говорит. Только тут никакой не Сусанин нужен, а лесная мавка. Много их там?

— Человек десять — двенадцать. Отделение, короче.

— Тогда как стемнеет, я их увлеку. Заведу в чащу, они там и будут плутать, ходить-бродить по кругу Пусть поплутают денька три, изголодают, у них ни сил, ни желания воевать не останется.

— А что, девочка, пожалуй, права! — одобрила план Мария Дюкова.

— Я замужняя женщина, — обиделась Эльвира. — И, между прочим, мне сто семьдесят один год!

— Ну хорошо, хорошо, — примирительным тоном ответила майор. — Я не хотела тебя обидеть. Обычно женщины твоего возраста наоборот, принимают за комплимент, когда их девочками называют.

С наступлением темноты Эльвира отправилась в лес. Для подстраховки с ней пошли Мельников, вооруженный автоматом, и Полуэкт, уже овладевший некоторыми премудростями лешачьего дела.

* * *

Июльское ночное небо чуть светилось приглушенной синевой, на которой были рассыпаны тускло мерцающие неяркие звезды. А в лесной чаще темнота сгустилась плотная, лишь отблески костра выхватывали из нее оранжевый расплывчатый круг радиусом едва больше двух саженей. Дружинники тесной группой сидели в этом кругу у огня, помешивали прутьями угольки и доставали из золы печеную картошку. Один из них заканчивал рассказ какой-то байки.

— … и с той поры каждый вечер из лесу русалка выходит!

— Брехня! — прокомментировал командир отделения. — Какая в лесу русалка. Ежели б у реки или у озера. А тут и кикиморы-то, пожалуй, не встретишь.

— Здеся вообще из всех баб на сто верст в округе — одна лишь Яга! — пошутил кто-то из солдат. — Да и у той нога костяная.

Раздались смешки. Потом все немного помолчали, уплетая картошку. Вдруг тот, кто байку рассказывал, показал пальцем в черную лесную темень.

— Ой, ребяты, смотрите!

Все повернули головы в указанном направлении. В чаще леса, в возникшем неярком сиянии мелькнул силуэт стройной девичьей фигурки в полупрозрачном голубоватом сарафане и тут же исчез.

— Ух ты, диво дивное! — воскликнул один.

— А может, померещилось? — предположил другой.

— Так не всем же сразу, — сказал командир.

Силуэт появился вновь, уже поближе и более ясных очертаний.

— Дива лесная! Красота ненаглядная! — воскликнул кто-то.

— Эй, красавица, иди к нам, у костра погрейся! — окликнул один солдат, что посмелее.

Лесная дива, окутанная слабым сиянием, тряхнула копной распущенных, черных как смоль, волос и снова скрылась в чащобе.

— Не, не привиделось, — сказал тот, кто окликал красавицу. — Девка настоящая. Эх, нам бы сюда ее, в компанию.

Остальные тут же принялись мечтательно обсуждать эту тему.

— Прекратить разговоры! — строго сказал командир. — На службе мы! Никакие шуры-муры тут не позволительны!

Солдаты притихли и снова занялись картошкой. Внезапно из чащи леса донеслись крики:

— Спасите! Помогите!

Все насторожились. Командир резко поднялся.

— Что сидите, мать вашу! Девку спасать надо, может ее там лешак насилует! Отделение, за мной!

Схватив оружие, все помчались в темную чащобу за командиром. Крики о помощи раздавались то справа, то слева, то тише, то громче. Отделение металось в разные стороны через бурелом и густые заросли, но так и не могло отыскать место происшествия. Внезапно все смолкло. Наступила тишина, только поскрипывало какое-то дерево, да где-то глухо ухал филин. Солдаты стояли в растерянности и глазели по сторонам.

— Вот те на! — произнес кто-то. — А где ж наш костер? Где палатки?

— Вот и спасли девицу! Заманила нас, стерва, теперь век дороги назад не сыщем!

— Ох, нечистая! Нечистая нас попутала! И днем сегодня трехглавый змей над нами летал! Не к добру!

— При чем тут змей?! Ты бы еще черную кошку, что третьего дни повстречал, припомнил. Баба-яга это нас за нос водит!

— Отставить разговоры! — прикрикнул командир. — Сейчас разберемся. А ну, стройсь! Все за-а-а мной!

Треща сухими ветками, он двинулся напролом.

* * *

В тереме никто не спал, все сидели за столом в большой горнице, пили чай и с нетерпением ждали возвращения Эльвиры, Мельникова и Полуэкта.

— Ох и дураки же эти мужчины! — воскликнула Эльвира, вваливаясь из ночной темноты в ярко освещенную горницу с хитрым прищуром в глазах.

— Да ладно тебе, — сказал вошедший следом за ней Колобков-Мельников. — Ребята из лучших побуждений спасать тебя кинулись, а ты им такую подлянку устроила.

— А вы думаете, если б я к костру ихнему обогреться подошла бы, они бы мне сказки из «Тысячи и одной ночи» стали рассказывать?

— Или лучше бы им стало, когда б они перестрелку здесь начали? — вступилась за Эльвиру мадам Дюкова. — Пусть и обманом, но, может быть, Эльвира им жизни спасла! Теперь только надо не позволить им умереть голодной смертью.

— Да ничего, оружие при них, — заметил Мельников. — Если будут охотиться, то смерть от голода им не грозит.

— Фиг им, а не охота! — воскликнул Полуэкт. — Ни зверюги, ни птицы ни одной они там не встретят. Уж я позабочусь. И ни одного гриба, ни ягодки по дороге тоже не найдут.

— Правильно, — согласилась Эльвира. — А через три дня я их прямехонько сюда и выведу. И пусть разоружаются, тогда и накормим.

 

Глава 12

Тринадцатое июля, резиденция Черноуса, рано утром

— Так. Ну и каково твое мнение, что у них на уме? — Завершив очередной сеанс наблюдения, Черноус убрал в шкаф шкатулку со Всевидящим Оком и не спеша прошелся вокруг конторки.

— Ты бы ета, сотворил бы хоть кресло какое или табурет, — Фрол, устав переминаться с ноги на ногу, присел на корточки. — У тебя вон тут, горница какая огромная, а даже лавки нету. Стоймя-то совершенно не думается.

Дело в том, что в большом круглом зале действительно из всей мебели присутствовали только книжные шкафы вдоль всех стен до самого потолка и конторка в самом центре помещения, за которой Черноус работал стоя. Приближаться к конторке Фролу настрого запрещалось.

— Это кому как, — ответил Черноус. — Меня так наоборот, в сидячем положении только в сон клонит. Так. Ну ладно уж, будь по-твоему, пошли на кухню, напою тебя чаем. Там и посидим заодно.

— Только простым чаем, без всяких там колдовских припарок-приварок.

— Хорошо. Хотя я больше с листом смородиновым люблю. Так. Но к чаю у меня ничего нет, не рассчитывай. Один я живу, без прислуги. На базар за кренделями — и то сбегать некому, а пироги я печь не умею.

— А наколдовать что ли не пробовал?

— Я не по этой части. Материализовывать — не моя сфера деятельности. Вот дематериализовать, разрушить, испарить — это пожалуйста.

— Чем же сам тогда питаешься?

— А много ль мне надо? Утром печку топлю, кашку сварю, вечером самовар ставлю — муки с кипятком наболтаю. Вот и сыт.

— Экономно живешь. Я так не смог бы. Я это, богатство всякое очень люблю и уважаю. И пожрать хорошенько — тоже.

— Оно и видно, — Черноус иронично оглядел костюм Фрола, который за последнее время заметно истрепался, и его впавшие за эти несколько дней щеки.

Фрол не врал, он действительно любил хорошо и вкусно поесть, но только когда еда была кем-то оплачена. На острове, например, он лопал всякие деликатесы за обе щеки, несмотря даже на то, что покупалось все это на его алмазы. Но тратил-то деньги не он, а коль потрачено, чего отказываться — эти два оглоеда тогда без него все схавают. Зато последние дни, проведенные в столице, он жил впроголодь, поскольку душила жаба.

Пока закипал самовар, Фрол кинулся в рассуждения:

— Значит, надули они пузырь свой летучий и полетели. Просто забавы ради покататься что ли решили? Аттракцион такой? Это вряд ли. Полетели на запад. Зачем? В Непроходимый лес за нечистью какой, за подмогой-подкреплением? Так нет же, лес они миновали, над степью летят. Неужто и впрямь просто развлекаются?

— Может, просто, а может, и не просто. От кого-то удирают, либо к кому-то направляются. Так. А еще их кое-кто догоняет, не то помешать норовит, не то на подмогу.

— В смысле?

— Соловей-разбойник в ту степь пустился. Так. Что ты на это скажешь?

— Ежели он их погубит, то стало быть кто-то очень сильный нам на лапу играет. Видать благодетель у нас в высших силах объявился, может, и сам… Слушай! Так ведь это они, наверно, от нас удирают! Точно-точно!

— А если нет? Если Соловей им кем-то в помощь послан? Вот то-то и оно! Тогда, значит, большая сила против нас. Так. Ну что, может, одумаетесь с бунтом-то своим? Живите как жили, что вам еще надо?

— Ну уж нет! — Фрол нащупал в кармане последние алмазы. — Назад нам дороги нету, уж больно средства большие вложены, на карту все до гроша поставлено!

— Дело ваше. Так. Ну ладно, попробую туда к ним Шалопая подослать.

— Это еще кто такой?

— Да ветер младшенький. Шкодить горазд очень, потому и Шалопаем прозвали. Скажу ему, пусть попугает этих, что на воздушном пузыре летят. Так. Ну, а коль погубит ненароком, так и шут бы с ними, правда?

— Ага.

Крышка самовара приподнялась, выпуская струю пара. Колдун заварил чай, себе лист смородины в стакан бросил, подождал, пока настоится, шумно хлебнул и крякнул:

— Э-эх! Хорошо!

— Что у Бабы-яги-то? — спросил Фрол, прихлебывая из своего стакана.

— Пока не ясно. В смысле, ничего не видно.

— Вот тебе и колдовство. А я вот естеством все вызнал бы. Оно, ить, естеством-то надежнее.

— Так. Это каким же образом?

— Лазутчика к ней заслать надо. Есть у тебя на примете паренек молодой, толковый, да чтоб с метлой или с ковром, да с сапогами-скороходами управиться сумел бы?

— Ну есть. Никитка, ученик мой, толковый малый. Так. Хочешь к Яге его подослать?

— Ага.

— А под каким предлогом?

— А это уж мое дело.

— Ну ладно, сейчас позову. Губарь-то твой отправил воинов?

— Отправил, уже пешком топают. К ней же на двадцать верст на ковре не подлетишь. Дотопают сегодня к обеду. Только смысл какой в этом? В заколдованный лес им все равно не пройти.

— А им туда и не надо. Пока просто пусть попугают, быть может, противник подумает, что мы войска стягиваем для атаки, неверный шаг сделает, да сам на рожон полезет. Так. А я их атаковать и не собираюсь.

— То есть провокация?

— Да называй как хочешь. Если честно, воевать с ней, с Ягой-то, я и не хочу. Не потому, что она баба, а потому, что нам еще жить да жить, причем при любой власти. Лично я в ближайшие триста лет помирать не собираюсь, и она, по всей видимости, тоже. Так. А ссору с ней заводить — уж извиняйте! И с Кощеем ссориться не хочу. И вообще, мы, злые колдуны, должны жить в мире. Ежели узнаю, что Кощей супротив вас пошел, я умываю руки, не обессудьте. — Вот те на! Ты ж говорил, во всем помогать нам будешь!

— Во всем, что естества касается. Супротив царя там или войной на другое княжество выступить — это пожалуйста. Любого смертного одолеть помогу. Так. Но ежели Кощею поперек дороги встать — уж увольте. Нам смысла нет друг с другом воевать, не так уж много нас, черных колдунов, осталось. Я, да Яга, да Кощей, да Вий, да Волхв-Хазарин. Так. Ну, Мерлин еще, но тот в Заморском Королевстве.

— А как бы договориться-то с ними? Чтоб ну, хоть не мешали бы. Нейтралитет бы сохраняли, что ли?

— Да как ты с ними договоришься, связи-то нет. Баба-яга защитный экран поставила, Кощей тоже ни с кем не общается… Так. Вернее общается, но лишь тогда, когда ему самому надо. До него только по дипломатическим каналам достучаться можно, но на это у меня прав нет.

— Жалко.

— Жалко у пчелки. Так. В общем, за этими, которые на летающем пузыре, наблюдать больше не будем. Если ни Соловей-разбойник, ни Шалопай их не погубят, то в Неприступных горах они сами погибнут. Там птица Рух их склюет. А если нет — все равно в море-окияне потопнут. Оттуда вообще никто никогда не возвращался, Водяной царь никого назад не отпускает, там одна дорога — в Преисподнюю. Так. А завтра… нет, послезавтра мы с тобой на остров Буян отправимся. И Никитку, кстати, в качестве лазутчика закинем по дороге. Говоришь, хитрость знаешь? Я бы его и сам в Ёжкин лес-то запустил бы, расколдовал бы ему проход, да только смысл какой? Яга сразу догадается, что это я его впустил.

— Нет этого нам не надо. Всей конспирации тогда конец. Лучше пусть уж она сама его запустит.

— Так. А потом мы на острове козлов расколдуем и вашу, в смысле нашу армию к выступлению на Стольноград готовить будем.

— Значит, все-таки, идем на Стольноград?

— Идем. Если Никитка донесет, что Кощей нам не мешает и больше никаких пакостей не уготовлено. Так. Главное — убедиться в том, что эти, ваши экскурсанты, у Бабы-яги лишь от вас прячутся и ничего дурного не затевают. Тогда дело в шляпе, можно сказать, мы победили.

— А что они могут затеять, экскурсанты-то?

— Что затеять? Амулет у них. Между прочим, она могут и вооруженную обученную армию сюда переправить из того мира. Ясно?

 

Глава 13

Пятнадцатое июля, вечер

Сначала Неприступные горы не произвели на нас такого уж сильного впечатления. Ну горы и горы, а точнее — просто голые скалы. Пустыня так и не прекращалась под нами, и до самых гор внизу не появилось ни одного растения. Туча, сопровождавшая нас целый день, к вечеру стала заметно таять, пока не превратилась в легкое облачко. Тогда солнце протянуло сквозь него свои лучи и, прежде чем скрыться за горами, светило нам прямо в глаза. Горный массив по-прежнему казался еще очень далеко, но среди барханов все чаще стали попадаться камни, причем чем дальше, тем крупнее, и количество их неуклонно росло, пока, наконец, они не скрыли под собой вообще весь песок. Эта, теперь уже каменистая, пустыня медленно поднималась вверх, постепенно превращаясь в отроги Неприступных гор.

Соловей тихонько подгонял дирижабль, а вместе с ним уже ненужное облако. Включив горелку на полную мощность и выбросив практически весь балласт, мы поднимались все выше, а солнце — наоборот, опускалось все ниже, так что воздух вокруг становился все прохладнее. Когда под нами проносилась очередная каменистая гряда, то прямо по курсу вырастала новая, еще выше прежней и каждый раз казалось, что это — последняя гряда, в смысле самая высокая, а за ней горы начнут понижаться. Но едва мы приближались к ней, как выяснялось, что за этой грядой вздыбливается другая, еще выше и еще круче прежней. Мы поднялись уже на самую максимальную высоту, на которую только был способен наш аппарат, но и горы тоже не дремали — они росли как на дрожжах и каждая следующая гряда казалась выше, чем высота нашего полета, даже создавалось впечатление, что мы вот-вот неминуемо должны врезаться в скалы. Но впереди вырастали новые вершины, а те, что возникали раньше, проносились в нескольких метрах под корзиной. Так продолжалось где-то в течение часа. Мы уже начали замерзать и надели на себя все теплые шмотки, какие только взяли с собой. А впереди показались вершины, покрытые снегом и ледниками.

— Стой, тормози! — крикнул я Соловью-разбойнику. — Мы не сможем там пролететь!

— А я вас приподниму.

— Точно? А то смотри, шандарахнешь нас прямо фейсом об айс.

— Не боись, все будет тип-топ!

Он подул немного снизу, как бы создав восходящий поток. Наш воздушный шар снова стал набирать высоту, но вдруг из-за снежных вершин выпорхнула огромная птица, во много раз крупнее самого большого орла. Она взлетела высоко вверх и, спикировав прямо на баллон дирижабля, начала клювом и когтями дырявить его. В это время мы уже находились почти над самой седловиной перевала между двумя высокими хребтами, образующими как бы ворота, в которые гнал нас Соловей. Мы пытались криками прогнать глупое животное, принявшее нас за врага,

— Ну дайте ж скорее рогатку! — нервничал я. — Она же весь шар сейчас раздерет! Как мы его починим?!

Но рогатки в нашем снаряжении не имелось. Соловей свистел все сильнее, поддерживая восходящим потоком наш летучий корабль в состоянии полета, но оболочка шара беспомощно трепыхалась и все сильнее теряла форму, превращаясь в обычное полотнище. Силы ветра, создаваемого нашим помощником не хватало для борьбы с земным притяжением, тем более, что и расстояние до ледника сокращалось, у Соловья просто уже не получалось дуть снизу, мы вот-вот должны приземлиться в снега. Битва шла за сантиметры, главное — дотянуть до высшей точки перевала, чтобы не съехать назад и не подниматься потом в гору пешком.

Пернатая тварь, сделав свое пакостное дело, улетела прочь, но нам, все-таки, общими усилиями, удалось проскочить перевал. Гондола опустилась на ледник, но перевести дух мы так и не сумели, поскольку она тот час же начала спуск, а нас накрыло шелком баллона. Слава Богу, Лешек успел погасить горелку, он стоял к ней ближе всех. Иначе, мы бы просто превратились в летающий факел. Впрочем, нет, уже не в летающий, а скользящий по льду, потому что дальше начался сплошной бобслей.

Мы неслись вниз по леднику, все увеличивая скорость, как на бобе-четверке, причем совершенно неуправляемом. Соловей-разбойник даже не пытался нас затормозить ввиду полной бесполезности этой затеи, максимум, что он смог для нас сделать — сдуть с нас обмякшую оболочку баллона. Но лучше бы он этого не делал. Мы разогнались уже, наверно, до скорости под сто пятьдесят километров в час, ледяной ветер обжигал щеки и свистел в ушах, корзину крутило во все стороны, и если на пути нашему снаряду попадется хоть маленькая скала, хоть камушек, хоть снежный ком — нам хана. Даже если мы зацепимся за что-нибудь волочащимся за нами полотнищем, лучше от этого не будет, будет только хуже. Оставалось только зажмурить покрепче глаза и надеяться на чудо. Но какое тут может быть чудо, ведь ледник рано или поздно кончится, тогда нас вынесет на этой бешеной скорости прямо на острые камни, корзина перевернется и…

Внезапно скрежет льда и толчки в днище гондолы прекратились, а мы оказались как бы в состоянии невесомости. Оказывается, умирать совсем легко — никаких мучений, просто ощущение легкости и полета. Усилием воли я заставил себя открыть глаза. Мы летели над морем. Точнее, мы падали в море. Ледник закончился крутым, почти вертикальным склоном. Позади нас была стена, которая уходила вниз, не берусь сказать точно, на километр или даже на два, а под нами — море, наверно тот самый море-окиян. Что ж наша жизнь затянулась еще на пару минут. Упасть с такой высоты, пусть даже в море, и остаться в живых — это явно из области фантастики.

Но я совсем забыл про нашего фантастического спутника, Соловья-разбойника, а он не оставил нас в беде. Он снова нарушил тишину своим свистом и создавал снизу восходящие потоки. Шелковое полотнище продырявленного баллона оглушительно хлопало и трепыхалось на ветру, не давая корзине перевернуться, а заодно и парусило как нераскрывшийся парашют и в какой-то степени замедляло наше падение. Надо сказать, что несмотря на страх, вызванный этим экстремальным спуском, как с ледника, так и с обрыва, никто из нас не орал, не вопил, вообще не издавал никаких звуков. Не то, что в диснеевских мультиках, где и в менее опасных ситуациях герои визжат, словно резаные поросята, хоть затыкай уши. Впрочем, вряд ли мы смогли бы перекричать свист Соловья-разбойника и хлопанье шелка. Катька лишь крепко вцепилась в меня и уткнулась мне головой в плечо.

Шмякнулись об воду мы все равно прилично, подняв целый фонтан брызг, но корзина выдержала, лишь немного зачерпнула воды. Вот теперь мы дали выход эмоциям. Мы обнимались и орали, будто бы выиграли в лотерею миллион или целый год скитались по темному лабиринту и выбрались, наконец, на свет божий.

Наша гондола уверенно держалась на воде. Пара кольев, прихваченных нами еще от Емели, послужила материалом для мачты. Из обрывков совершенно растрепанного шелка нам удалось соорудить парус, и Соловей потихоньку подгонял нашу посудину. Солнце давно уже село, но небо ярко освещали звезды и щербатый месяц, а в глубине вод переливались разными цветами диковинные рыбы. Некоторые всплывали на поверхность и даже выпрыгивали из воды. Одна такая светящаяся рыбка запрыгнула к нам в корзину, забила хвостом, прыгая по дну с выпученными глазами и беззвучно открывала рот, глотая воздух. Было большое желание сделать из нее фонарь, подвесив на мачту, но мы сжалились и отпустили бедняжку в море.

— Зря, — с сожалением в голосе произнес Герман, — Надо было хоть желание какое попросить ее исполнить.

— Да чего с ней говорить, — возразил я, — она же все равно немая. Да и не золотая она вовсе.

Подгоняемые легким ветерком, мы неслись по небольшим волнам, которые слегка покачивали наше импровизированное судно. Чтобы сделать рулевое весло, пришлось разобрать пропеллер нашей силовой установки. Все равно ее роль исполнял Соловей-разбойник. Подежурить эту ночь у руля вызвался Лешек. Мы не стали с ним спорить и быстро заснули под мерное покачивание гондолы. Но долго нам проспать не удалось, Лешек устроил побудку с первыми рассветными лучами солнца.

— Эй! Смотрите, что это?! — крикнул он. — Да вылезайте же скорее, тут монстр какой-то!

Когда мы выбрались из-под парусинового полога и посмотрели в направлении указательного пальца Лешека, то увидели странный объект, плывущий параллельным курсом метрах в тридцати от нас. Это была какая-то гигантская рыба, она то погружалась в глубину, то всплывала на поверхность. В лучах восходящего солнца было видно, что покрыта она не чешуей, а панцирными щитками, пластинками, как у броненосца. Или даже как у ископаемого ящера анкилозавра. Когда из воды показался хвост чудовища, можно было смело предположить, что длиной эта рыбешка больше десяти метров.

— Это какая-то ископаемая панцирная рыба, — предположила Катька. — Что-то типа гигантской плакодермы.

— Возможно, — согласился Герман.

Тут эта самая плакодерма показала нам свою голову, тоже покрытую пластинами, бульдожьей формы огромную круглую голову с торчащими вперед зубами. Короче, страшилище несусветное.

— Ой, прелесть какая! — восхищенно сказала Катька. — Слушайте, мне тут нравится. Какие тут твари интересные водятся!

— Да, пожалуй, интересные, — задумчиво согласился Герман. — Только это не плакодерма, это очень древний ящер дунклеостеус. Похоже, он кого-то преследует и слава Богу, что не нас. Силе его челюстей позавидовал бы любой тираннозавр!

— Просто Чудо-Юдо какое-то! — восхитился я.

— Ага! — согласился Лешек. — Левиафан.

— Почему Левиафан?

— Ну, Чудо-Юдо — это и есть Левиафан, — ответил Лешек. — Далеко на востоке, типа дальше, чем Заморское королевство, есть как бы такая страна Юдия. К нам оттуда типа купцы иногда приезжают. Короче, они рассказывают, что там у них водится ужасный морской змей Левиафан. Ну и вот. Диковинный змей — это Чудо, а Юдо — потому что из Юдии. Понятно?

Дунклеостеус в очередной раз нырнул, а когда вынырнул, из его пасти с большими пластинчатыми зубами торчал хвост какой-то огромной рыбы.

— Так, а теперь мне тут совсем не нравится, — сказала Катька. — Не бойся, — попытался я ее успокоить. — Дунклеостеус уже позавтракал, вряд ли он станет теперь охотиться на нас.

— Я не об этом. Посмотри вон туда.

Мы все повернули головы, куда показала Катя, и увидели парус. Треугольный парус, какая-то лодка плывет вдалеке. Впрочем, нет, это не парус. Это плавник! Плавник огромной акулы.

— Большая белая акула! — ахнул я.

— Спокойно, господа! — сказал Герман. — У меня две новости, одна хорошая, другая плохая. Хорошая — это не большая белая акула. А плохая — это мегалодон! Эта тварь чуть ли не в десять раз крупнее белой акулы, а самый маленький зубик у него величиной с ладонь.

— Ну спасибо, — сказал Лешек. — Успокоил!

Гигантский плавник совершал концентрические круги вокруг нашего плавсредства и явно приближался. Вода кипела вокруг него, когда он показывался над поверхностью. Вот он выпрыгнул из воды почти целиком, и брызги вокруг него были окрашены красным. И вовсе не светом утренней зари — в его громадной разинутой пасти трепыхался несчастный дунклеостеус.

— Соловей! — крикнула Катька. — Свисти же!

Разбойник засвистел. Наше судно помчалось вперед, подгоняемое ветром, при этом сев на свою же волну, как глиссер. Мегалодон пустился за нами в погоню и не только не отставал, но даже наоборот, настигал.

— Да нет! — перекрикивая шум ветра и свист кричала Катька. — На него свисти! Прогони!

Соловей со всей силы свистнул в мегалодона. Даже в море в том месте образовалась нехилая яма. Монстр ушел в глубину, но через минуту показался снова. Он вырос прямо возле нашей кормы. Мы все сгрудились у носа под парусиновым пологом. Распахнулись огромные челюсти, обнажая несколько сот острых зубов. Смыкаясь, челюсти оттяпали корму нашей посудины вместе с силовой установкой, то есть с движком. Соловей свистнул резко и громко, мы сами чуть не оглохли. Нас приподняла гигантская волна, а зверь скрылся в глубине. Надолго ли? Сто процентов вероятности, что атака монстра должна повториться. А перед глазами все еще стояла его громадная раскрытая пасть…

 

Глава 14

Шестнадцатое июля, утро

— Проклятый лес! Неужели нет отсюда выхода? — роптали солдаты, плетясь за командиром сквозь валежник и молодую поросль и волоча за собой по земле автоматы. — Третьи сутки ходим без сна, без отдыха, а все по одному месту кружим.

— А ну, разговорчики! Кто недоволен — упал, отжался!

— Отжался… Сил уже нет, ядрена Матрена. Кто ж на пустой-то желудок отжимается? Только иголки и жуем, блин, сосновые. Тьфу! Мертвый лес, ни дичи нет, ни ягод, ни грибов…

— Солдатушки-ребятушки! — командир отделения остановился, оглядел поникших духом бойцов и перешел на ласковый тон. — А мне, командиру, легко, думаете? Я тоже устал, матерь вашу трам-тарарам! И есть мне хочется не меньше вашего, но терплю. А куда деваться? Лечь, да помереть — это проще некуда. А вот за жизнь побороться — это посложнее. Ведь должен же быть из этого гребаного леса распроклятый выход, должен!

— Нету выхода! — крикнул в истерике один из солдат. — Баба-яга, растудыть ее в качель, заколдовала лес. Это она молодой девкой обернулась, нас в чащу заманила.

— Точно-точно, — подхватил другой. — Наш ротмистр думает, что этим новым оружием можно с нечистью воевать! На-кося, выкуси! Никакого оружия супротив колдовства не существует. Тут по-другому надо-ть. Давайте покличем ее, Ягинишну-то, да скажем, что сдаемся, мол. Бросаем автоматы — и по домам разбегаемся, воевать не станем! Только пусть выпустит нас отседова!

— Верно, верно он говорит, — поддержали остальные.

— А вот это мне нравится, — раздался откуда-то женский голосок.

— Гляньте, ребяты, вот она. Та самая девка!

Из-за дерева вышла черноволосая девушка.

— Да, это я. Только я не Баба-яга, я сноха ее, лесная мавка. Идите за мной, я вас к терему выведу, покушаете там, автоматы сложите — и по домам разойдетесь.

— А не брешешь? Не обманешь на сей-то раз? Поклянись!

— Да чтоб мне сдохнуть! Пошли!

В тереме дружинничков усадили за стол, расстелили на нем самобранку.

— И не стыдно вам? — ворчала Баба-яга. — Вы с кем воевать-то собрались? С бабами, да с пацанами. У нас мужиков-то — раз, два… ну, два с половиной, — она покосилась на Мокуса, — и обчелся.

— Дык, нам решать что ли, с кем воевать-то, — оправдывался командир. — За нас начальство думает.

— Ишь, начальство… Ладно, кушайте, кушайте. Ужо сейчас банька истопится, попаритесь, людьми станете. Переночуете, а завтра утречком — по домам. А в полк обратно чтоб ни ногой, и не вздумали чтоб вертаться!

— Да как же так можно-то, Ягинишна! Это уже измена получается. Дезертирство.

— Измена в том, что ваше начальство затевает. Хотите быть присяге верными, тогда в столицу направляйтесь, да самому главному воеводе в ножки поклонитеся. Скажите, что из мятежного полка дезертировали. Смуту ваш Губарь затевает, так-то вот! На царя-батюшку войной собирается, грех-то какой… Ой! Кажись там еще ктой-то в мой лес стучится. Маша, золотце, дай-ка мине блюдечко на минутку.

Майор Дюкова подала Бабе-яге блюдце с яблоком, по которому она наблюдала за перемещением группы делегатов к Водяному Царю.

— Кажись коробейник, — сказала Яга, покрутив яблочко. — Впустить, что ли? Эля, тебе, родненькая, ничего из шелков или парчи не надобно?

— Да пусть войдет, — ответила бывшая русалка. — Смотря как торговаться будет. Может, осчастливлю молодца, да прикуплю чего.

— Ой, гляди, Эльвира, — погрозила пальцем майор Дюкова. — Лешек вернется, хвост тебе накрутит!

— А я что? Я только улыбнусь ему, да скидку попрошу. А вы чего подумали?

Минут через пятнадцать в терем ввалился румяный, этакий кровь с молоком, молодой парень в картузе, начищенных яловых сапогах, с ромашкой в петлице и огромной, грязно-белой в синюю клетку, сумкой через плечо.

— Здравствуйте, — широко улыбаясь и опуская свою ношу на пол, произнес он. — Я представитель Заморской компании. Я хочу предложить вам широкий выбор тканей. Если вы покупаете десять саженей материи, один вершок получаете бесплатно. Но это еще не все. У нас сегодня акция «Налетай, не ленись!» Если вы купите по сто локтей сразу двух сортов ткани…

— Хорош балаболить, — остановила словесный понос Яга. — Показывай, чего принес. Мы сами разберемся.

— Какой зверь у вас во дворе страшный! Огромный, о трех головах! — делился впечатлениями коммивояжер, раскладывая товар на лавке. — Никакой сторожевой собаки не надо. Я поначалу испугался, а смотрю: он смирный вроде. Я слыхал, что только у Кощея Бессмертного такой есть, а оказывается — вон еще один. Это что ж, близнец его?

— Никакой не близнец, — ответила бабка. — Он самый и есть, Змей Горыныч Кощеев. Сам-то в отпуск отправился далёко. Вот и оставил на передержку, позаботились чтоб. А ты хватит болтать, балаболка! Пришел торговать, вот и торгуй, нечего любопытничать!

Эльвира принялась рассматривать ткани, Мария вновь взяла блюдце с яблоком и продолжила прерванное наблюдение. Баба-яга ходила вокруг солдат, которые все сидели за столом и сметали еду так быстро, что скатерть-самобранка не успевала материализовывать все новые и новые блюда.

— Кушайте, кушайте, — приговаривала Яга. — В полку-то, небось, так не кормили. А тут все свеженькое, как дома, правда? А домой-то хочется, поди? Ну ничего, скоро от энтого оружия вашего один прах останется, тогда и вас всех дематериализуют. Тьфу, демобилизуют, в смысле. По домам, то есть, распустят. Вот привезут Водяному царю… Ой, — она покосилась на коробейника, внезапно навострившего уши. — Чего же я дурна баба болтаю-то!

— Не привезут, — мрачно сказала Мария Дюкова, опуская на колени блюдце, в которое она наблюдала за аэронавтами. — Погибли ребята. Их проглотила огромная акула.

Все, кто был в горнице, громко ахнули. Солдаты перестали жевать, тихо положили на стол ложки и перекрестились. Эльвира, увитая шелками и ситцем, упала в обморок прямо на руки опешившему коробейнику. К нему подбежали Мельников с Константином помогать приводить ее в чувство. Мокус поднял глаза от компьютера и тихо произнес:

— Жесть!

— Не могёт такого быть! — всплеснула руками Баба-яга. — А ну-ка, дай сюда блюдце, я сама гляну!

 

Глава 15

Шестнадцатое июля, в море-окияне

Мегалодон не показывался долго, минут, наверно, пять. Мы сгрудились в уцелевшей носовой части гондолы и не могли вымолвить ни слова, поскольку находились в состоянии глубокого шока. То, что осталось от нашей корзины не могло долго держаться на плаву, внутрь хлынула вода, короче мы стали тонуть. Хорошо еще, что эта тварь не проглотила драгоценную флягу с зельем. Я подхватил ее, хотя теперь совершенно непонятно, каким образом доставить эту жидкость Водяному Царю. Мы приготовились для начала повторить участь команды «Варяга», после чего стать кормом доисторическому хищнику. Впрочем, оба этих события могут произойти и в обратном порядке. Хотя нет — второе исключает первое. Вот оставшаяся не съеденной часть корзины перевернулась, и все мы оказались в воде. Однако при этом остатки нашего судна сохраняли плавучесть, так что мы могли какое-то время за них держаться. Но, судя по всему, делать это нам осталось недолго. Гладь морской поверхности вспучилась и появилось гигантское туловище. Правда, оно всплыло кверху брюхом и почти не шевелилось.

— Что это с ним, — спросила Катька, — сдох?

Соловей покружил над телом гиганта и сообщил:

— Да нет, похоже, спит.

— С чего бы это?

— Пьян, очевидно, — предположил Герман.

— Пьян? — удивились мы все.

— Ну да! Он же движок проглотил. А там в топливном баке жидкости из баклажки литров двадцать было. Вот она у него в желудке и разлилась, наверно.

— А сама баклажка-то где, кстати, утонула?

— Да ты что! — возмутился Лешек, похлопав себя по нагрудному карману.

— Все это, конечно, здорово, — сказал Герман. — Но сколько времени он проспит? Это раз. И на чем мы поплывем дальше? — это два. Остатки корзины долго на плаву не продержатся.

Соловей-разбойник тоже приуныл, поскольку совершенно не знал, чем нам помочь в создавшейся ситуации.

— Не пойму, то ли у меня галлюцинации, — задумчиво произнесла Катька, — то ли я на самом деле вижу парус.

— Как? Еще один плавник? — испугался я, оглядываясь по сторонам. — Это что, подружка нашего пьяненького гиганта явилась?

— Нет, — ответил Лешек. — Точно-точно! Парусник! Самый настоящий!

Я стал приглядываться в том же направлении. На горизонте действительно виднелся силуэт парусного корабля.

— Соловей, ты где? — спросил Герман.

— Я тута!

— Сможешь его пригнать! Мы же отсюда не дооремся.

— Не вопрос.

— Если экипаж будет сопротивляться, — предупредил я, — начнут там галсами лавировать, гони его все равно. Пусть даже все паруса уберут. — Бу зде!

Соловей улетел, а мы продолжали барахтаться в воде, цепляясь за останки нашего плавсредства, которое постепенно погружалось все больше, при этом с опаской поглядывая на распластанное и пока не подававшее признаков жизни тело гигантского чудовища. Примерно через полчаса — а точнее сказать не могу, китайские пылевлагонепроницаемые часы были уже полны воды — корабль стал отчетливо различим, он находился от нас приблизительно в полукилометре. Это был двухмачтовый бриг с грязными, позеленевшими, в белесых разводах от морской соли бортами и посеревшими от времени парусами. Пираты? Всякое возможно, но какое уж теперь имеет значение, другого выбора нам предоставлено не было. Альтернатива такая: либо стать жертвами пиратов, либо — мегалодона. Первое нам казалось предпочтительнее, все-таки пираты съедят нас не сразу, они тоже люди, с ними хоть как-то можно договориться.

Мы стали орать и махать руками, дабы нас пораньше заметили с корабля и прибавили парусов для того, чтоб дойти до нас быстрее. Но парусов никто не прибавлял. Зато те, что уже были подняты, раздувались, наполненные ветром, а буруны, расходившиеся от форштевня, свидетельствовали о том, что судно двигалось и так достаточно ходко. Когда нас разделяло метров пятьдесят или сорок, паруса беспомощно повисли — это Соловей перестал дуть. Никто из экипажа почему-то не стал убирать паруса, чтобы остановить судно, оно продолжало плыть по инерции, надвигаясь на нас правым бортом. На борту, ближе к носу, виднелись едва различимые остатки полустертой надписи: «…land's erran…». Что это? «Ирландский посыльный»? Когда дистанция между нами и кораблем сократилась до десяти метров, никто из команды судна не выбросил якорь, не спустил шлюпку и даже не бросил нам веревку. Все ясно: спасение утопающих — дело рук… ну, можно не продолжать, это и так все знают. Правда, лично мне кажется, что такое пренебрежение человеческими жизнями противоречит всем нормам морской этики, пусть даже это пиратское судно, оно обязано принять на борт терпящих бедствие. Вот поднимемся на палубу, я все выскажу капитану. Ишь, «джентльмены удачи»!

Борт корабля уже коснулся нашей почти затонувшей корзины, судно все еще продолжало дрейфовать и прижимало нас к спящему мегалодону. Монстр, тем временем, как-то подозрительно заворочался, то ли приходя в себя, то ли поудобнее устраиваясь. Лешек подобрал привязанный к нашей корзине обрывок веревки, сделал на конце петлю и смело запрыгнул на брюхо чудовища. С этого пьедестала он стал кидать веревку на корабль. С третьей попытки ему удалось накинуть петлю на обломок балясины в том месте, где балюстрада, устроенная вдоль борта судна, была повреждена то ли в ходе абордажной схватки, то ли штормом. По этой веревке мы по очереди забрались на борт корабля. Меня затаскивали последним, поскольку одной рукой я держал драгоценную флягу и без посторонней помощи забраться не смог бы. Тем временем судно уже «пришвартовалось» к спящему мегалодону, а то, что оставалось от нашей корзины исчезло в морской пучине. Но ничего, теперь мы все были на борту, Соловей-разбойник тоже присоединился к нам. Оказавшись на палубе, мы огляделись по сторонам и пришли в ужас. Вся палуба была усеяна человеческими костями. Кое-где попадались и целые скелеты, застывшие в различных позах, на них даже сохранились истлевшие и выгоревшие на солнце лохмотья. Два скелета были привязаны к мачтам, у штурвала стоял рулевой — тоже, естественно, без плоти. В его костях запуталось лишь несколько лоскутов, которые слегка колыхались. Он таращил на нас пустые глазницы, черепушку прикрывала выцветшая бандана. Сильный толчок в борт прервал наше оцепенение. Судно резко качнулось, скрипнули снасти, где-то что-то затрещало. У рулевого отвалилась голова и покатилась по палубе.

— Мегалодон проснулся! — крикнул Герман. — Это он толкнул в борт корабль!

— Соловей, ходу! — заорали мы все хором.

Наш ветродуй набрал полную грудь воздуха и со всей дури дунул в паруса. Те мгновенно туго надулись, один, самый верхний парус на грот-мачте, сорвался и улетел. Но, несмотря на это, бриг не двинулся с места.

— Ты где физику учил, двоечник! — рявкнул я на разбойника. — Или с палубы слезь, или назад, за корму дуй!

Соловей переместился в корму и дунул назад. Корабль как гоночный скутер рванул с места, но паруса надулись в обратную сторону и начали тормозить. Пришлось Соловью все-таки подняться с палубы в небо и подгонять корабль, летя за нами следом. Мегалодон, тем временем, на наше счастье, особой активности не проявлял. Он медленно поплавал взад-вперед, потом нырнул в глубину.

— Конечно, — прокомментировал Герман. — Ему сейчас не до еды, ему бы пивка холодненького.

Отплыв на достаточное расстояние, мы позволили Соловью сбавить обороты. Теперь можно получше рассмотреть судно и навести порядок на палубе. Останки умерших моряков следовало по морской традиции предать пучине. В трюме мы нашли обрывки парусины, в одной из кают — ржавые иголки и нитки. Как смогли, скомплектовали скелеты и зашили их в куски материи, положив туда по пушечному ядру для тяжести. Исходя из количества черепов, экипаж брига состоял из тринадцати человек. Герман утверждал, что один из скелетов был женский. Что ж, по крайней мере две приметы предвещали этому кораблю несчастье. Что произошло на самом деле, что стало причиной трагедии, предположить очень трудно, такое впечатление, что смерть настигла всех внезапно и одновременно. Возможно, что этот бриг сам оказался жертвой пиратов, а экипаж не смог отразить нападения, потому что был безоружен — возле скелетов мы не нашли ни пистолетов, ни шпаг. Рулевой оставался стоять у штурвала благодаря тому, что при жизни — или сразу после смерти — был привязан к нему ремнями.

Какую читать молитву, тоже было непонятно — вероисповедание моряков оставалось тайной, покрытой мраком. Поэтому, опустив мешки с костями в море, мы бросили вслед спасательный круг с пушечным ядром на длинной веревке в качестве якоря, перекрестились и на этом похоронный ритуал закончили. На бриге имелось четыре пушки, но от салютационной стрельбы мы тоже отказались, опытных канониров среди нас не нашлось, а дилетант может пустить на воздух весь корабль. — Смотрите, — Герман подошел к штурвалу и отполировал рукавом ветровки медную табличку, укрепленную на нем.

«El holandИs errante» — прочитали мы. — Что это значит?

— Это по-испански «Летучий Голландец» — легендарный корабль-призрак.

— Может, мы зря похоронили экипаж? — предположила Катька.

— Ничего не зря, — ответил Лешек. — Не должны типа человечьи кости на воздухе тлеть!

Хоть я и увлекался в детстве книжками про пиратов, о том как управлять парусным кораблем не имел ни малейшего представления. Мои спутники, кстати, тоже. Помню, что существуют какие-то бомбрамстаксели, фокстеньги и всякие там штаги, гроты и шкоты, но найти все это на «живом» такелаже я бы не смог. Мы решили использовать те паруса, которые уже были поставлены до нас. Направление и силу ветра Соловей-разбойник мог нам задать любые, а вот штурвалом мы иногда пользовались. На корабле имелся компас, вернее — компа?с, по нему мы выверяли курс, чтобы следовать точно на запад.

 

Глава 16

Шестнадцатое июля, в тереме Бабы-яги

— Да уймитесь вы все наконец! — гневно ворчала Баба-яга, хотя в горнице и так никто не суетился и не егозил, и стояла полная тишина, даже солдаты сидели за столом по стойке смирно. — Целы они все, не проглотила их акула — вон она дохлая кверху брюхом плавает. А вон корапь с парусами плывет к ним на подмогу. Эльвира! Эльвира, да очнись ты, жив Лешек-то, жив. Ой! А где же этот? Коробейник-то куда подевался?

— Он за водой побежал, — в один голос ответили Мельников с Константином, приводившие в чувство Эльвиру. Та, наконец, открыла глаза.

— Вон, гляди, — протянула ей блюдце старушка. — Вон он, наш Лешек, живехонький. Так я не поняла, куда он за водой побежал-то?

— К колодцу, — ответил Константин.

— Зачем к колодцу? У нас же на кухне крант с водой!

Яга выскочила во двор, тут же вернулась обратно.

— Убег! И сумку свою с товаром бросил! Шпиён это! Сразу он мне не понравился.

— Как шпион?!

— Как шпион?!

Почти в один голос с эффектом реверберации воскликнули Мельников и Дюкова.

— А вот так. Солдатики, дело для вас имеется. Живо бегите, изловите энтого коробейника! Обшарьте лес, он где-то недалеко кругами бродит, все выходы заколдованы, не мог он далеко уйти!

— Отделение, за мной! — рявкнул командир.

— Какой шпион, чей? — продолжали недоуменно допытываться чекисты.

— Да чей, Бэдбэара, конечно. Или из его компании. Прознали они, что пропали солдатики, вот и подослали лазутчика.

— Как же вы догадались?

— Я-то? Элементарно! Что ж вы-то его не раскусили, вы же профессионалы, — укоризненно обратилась она к эфэсбэшникам. Те молча потупили взор. — Да не кручиньтесь, я, если честно, сама только сейчас и поняла, когда он смылся. А я ведь, дура, при ём ляпнула, что они Водяному царю зелье везут, которое оружие изничтожает.

— А если на Горыныче полетать, поискать его? — предложил Мельников.

— Поздно уже, — ответила старуха.

— Почему поздно? Еще светло.

— Да я не в этом смысле. А в том смысле, что уже нет смысла. Зря я и солдатиков-то на поиска погнала.

Через два часа вернулись дружинники.

— Не удалось задержать, — понуро сказал командир. — Как сквозь землю провалился. Прочесали весь лес вдоль этих ваших границ заколдованных. Вот только чего нашли, примерно в ста саженях отсюда валялись.

Он бросил на пол пару блестящих яловых сапог.

— Все ясно. Теперь — ищи-свищи. Да ты не виноваться, бриллиантовый, — успокоила Яга командира. — Скороходы у него там были спрятаны. А я-то, старая, поначалу в толк не взяла, что-то больно шустро он до избы-то добрался. Ведь только я его впустила, а он уж тут как тут. И шапка-невидимка на ём была. Не признала я сразу эту кепку, а это Черноуса картуз-то. Его козырьком назад наденешь, и все, ни одна собака не увидит. Вернее, ни один человек не увидит, собака-то она и учуять может. Надо бы все-таки собаку завести. Вот только не знаю какой породы, либермана или заморскую овчарку? Или шемаханскую сторожевую?

— И что же теперь будет? — спросил Константин чисто риторически.

— Да ничего, — ответила Баба-яга. — Пока этот лазутчик до своих доберется, пока они предпримут чего-либо, может, наши Водяного царя ужо и повстречают. Они ж до моря-то до окияна добралися, недолго им осталось плыть до Края Света.

— Если снова акула не попадется, — заметил Мокус.

— Типун тебе на язык!

* * *

Никитка бежал не оглядываясь. До конца тропинки еще две версты, там надо остановиться и, пока еще погоня далеко, гуднуть по дальнослову Черноусу, чтобы он выпустил его из заколдованного леса. Никитка присел на пенек и надел задом наперед картуз. Ждать пока откроется тропка пришлось минут двадцать. Мимо пробежали двое солдат, он даже показал им язык — все равно не увидят. Почему, интересно, у Бабы-яги солдаты? Квартируют или ее охраняют? Наконец открылась тропинка, можно бежать далее. Черноус и Фрол ждали, как было условленно, у перепутного камня.

— Чего так долго мне не открывали? — спросил Никитка, снимая скороходы и оставшись босым.

— Заняты были, — ответил Черноус.

— С лихими людьми тут пришлось разобраться, — сказал Фрол, потирая припухшую губу. — Вот ведь паразиты, мы им автоматы продали, а они на своих, почитай, нападают! Если б не маг, — он кивнул в сторону Черноуса, — меня бы тут и кончили!

— Если у них автоматы есть, чего ж они с дубинками, да с ножами-то? — удивился Черноус.

— А пес их знает! Патроны берегут, наверно. Ну что, Никитка, как дела? А сумка где с товаром? А сапоги?

— Все бросить пришлось. Улепетывал очень скоро.

— Ну вот, — Фрол горестно вздохнул. — Опять убытки. За это ведь за все деньги плочены. Мной, между прочим, мои кровные.

— Ладно, сочтемся, — успокоил его Черноус. — Так. Никитка, а тебя что, раскрыли?

— Почти.

— Что значит «почти»?

— Да Баба-яга на меня так зыркнула, что аж мурашки по спине. А когда эта, сноха ее, в обморок хлопнулась, я под шумок-то и убег!

— Так. Ничего не понятно. Давай-ка все по порядку.

— Короче, там, в тереме у Яги, три мужика, один пацан и еще солдаты. Много, дюжина целая. А еще там одна баба, ну, кроме самой Яги, и две девки, одна девица странная какая-то. А те, что на летучем корабле полетели, они к Водяному Царю направлялись. Но не долетели, в море упали, а там их акула съела. Это как раз по блюдечку показывали, в реальном времени, сам видел. Тут как раз одна девка, что товар рассматривала, в обморок упала. А Баба-яга как зыркнет, ну, думаю, подозревает, что я засланный. Стало быть, сматываться надо, не ровен час в паука превратит.

— Ну и дурак, — сказал Фрол. — Теперь уже не подозревает, а точно уверена.

— Так. Все ясно, — подытожил Черноус. — Летим на остров.

Все трое надели сапоги-скороходы и чесанули к Кудыкиной горе, где их ждал спрятанный в кустах ковер-самолет.

 

Глава 17

Шестнадцатое июля, море-окиян, вечер

Плыли мы практически вслепую, лишь изредка, как я уже упоминал, сверяясь с компасом, чтобы выдерживать курс точно на запад. А больше ничего и не придумаешь, поскольку наша карта заканчивалась Неприступными горами, моря-окияна на ней обозначено не было. Да если бы он и был там обозначен, определить долготу и широту в море все равно можно только при помощи точных приборов и специальных таблиц. Кое-что из приборов у нас, конечно, имелось, и будь среди нас опытный штурман, он смог бы проложить точный курс. Был у нас, например хронометр. Как я уже говорил, мои китайские непромокаемые часы промокли после первого погружения. Уже на корабле я чисто риторически спросил:

— Интересно, который сейчас час?

Герман глянул на свои наручные часы и сказал:

— По новосибирскому времени сейчас двадцать ноль семь минус три минуты — двадцать часов четыре минуты.

— А солнце еще высоко.

— Я же сказал: по новосибирскому. А оно соответствует времени в «Лукоморье». А мы оттуда существенно сместились на запад, на четыре часовых пояса примерно.

«Четыре пояса, — дошло, наконец, до меня. — Вот почему я раньше стал просыпаться!»

— А часы у меня точные, — продолжал Герман, — еще ни разу не подводили. А на три минуты вперед я специально ставлю, чтоб не опаздывать.

— Знаю, я тоже так делаю. А что за марка у тебя? Швейцарские какие-нибудь?

— Да нет, наши. «Победа». Еще от отца мне достались, можно сказать фамильные. И не промокли даже. А ходят точно, я их каждый Новый год по Курантам сверяю — секунда в секунду. Главное — заводить не забывать.

В каюте капитана мы нашли секстант и какие-то справочники, но рукописные и на каком-то непонятном языке, может, и на очень древнем испанском, которым в совершенстве никто из нас не владел. Имелась там и карта, но в ней мы тоже не смогли разобраться, она была черно-белая, точнее схематичная, контурная, так называемые кроки, поэтому лишь тот, кто ее срисовывал смог бы точно сказать, где изображена вода, а где суша. Очертания одного объекта очень напоминали Кубу, но мы не смогли понять, море это или остров. И стороны света на карте не обозначены. И градусная сетка в каких-то непонятных единицах. Поэтому мы решили, что после встречи с Водяным Царем разворачиваемся ровно на сто восемьдесят градусов точно на восток, доплываем до нашей скалы, с которой мы свалились в воду, и плывем… — то есть нет, идем, ведь моряки ходят, — вдоль берега и ищем более-менее пологий склон, по которому можно совершить восхождение. Пока еще мы не озадачивались вопросом, как сможем преодолеть пустыню, степь и Непроходимый лес и что будем все это время есть и пить.

Впрочем, проблема питания назревала уже сейчас и довольно остро, об этом все настойчивее напоминали наши желудки. Вчера мы съели на ужин лишь по кусочку солонины и по сухарику. Сегодня утром, ввиду особых на то причин, нам было не до завтрака. А пообедать мы не смогли, поскольку весь наш провиант частично ушел на дно, а остальной его частью закусил мегалодон. Запасы провизии на бриге, конечно же, давно пришли в негодность. Сухари превратились в куски засохшей плесени, окорока мумифицировались и рассыпа?лись в прах от одного прикосновения, содержимое бочек с растительным маслом напоминало загустевшую олифу. Лишь только в мешке с мукой, в самом центре, обнаружилась горсточка-другая сохранившегося продукта — сверху образовалась толстая оболочка из спекшейся корки, что предохранило от порчи центральную часть. Но, правда, запах того, что сохранилось, был отвратителен. Питьевая вода сначала, видимо, превратилась в болото, а потом вся испарилась — на дне бочек зеленели остатки засохшей тины. В одной из бочек оказался ром. Или какой-то крепкий спиртной напиток, похожий на него, которому время оказалось нипочем.

— Ета, пригодится, — сказал Лешек, — Когда на нас снова нападет мегалодон, дадим ему типа выпить. И как бы без закуски.

— И будет акула-алкоголик! — заметила Катька.

— А и пускай!

Чтобы добыть еду, мы с Германом решили порыбачить, сделав снасти из подручных средств. Крючки смастерили из старых толстых иголок, которыми зашивали брезент, а на лесу расплели капроновый шнур из моей ветровки. Приманкой служили блесны, которые мы сделали из медных монет, расковав их молотком на наковальне и отполировав. Монеты — и не только медные — мы нашли в одном из сундуков, а всякого плотницкого и слесарного инструмента на судне имелось предостаточно.

Лешек растопил печку в камбузе и стал методом перегонки добывать из морской воды дистиллированную. Часа через два Герману удалось поймать какую-то селедку, или ставриду, или что-то в этом роде, а меня рыбацкое счастье обошло стороной. Перед наступлением темноты мы решили ограничиться этой добычей и считать пойманную рыбешку условно съедобной. Мы сварили из нее уху и заправили горстью муки и какими-то пряностями, срок годности которых давно истек, но запах еще оставался. С голодухи, конечно, ничего, — есть было можно.

После ужина, когда уже совсем стемнело, Герман остался нести вахту у штурвала, а мы отправились спать в каюты. Спалось отвратительно, всю ночь мучили кошмары. То громадный мегалодон пытался проглотить наш корабль, то скелет, привязанный к мачте, просил меня отвязать его, а потом обрастал плотью и превращался в толмача Фрола, он кричал остальным скелетам: «Вставайте! Поднимайтесь!». Те начинали со стонами, гремя костями, вставать и подниматься. А один никак не хотел подниматься. «Вставай! Вставай!» — кричали ему все…

— Вань, вставай! — это Катька тормошила меня. — Нас зовут на палубу!

Я сел на койке и протер глаза, бросил взгляд на иллюминатор. Судя по освещенности каюты, была еще несусветная рань. Мы поднялись по скрипучему трапу наверх. Рыжий диск солнца висел над горизонтом, яркая световая дорожка от него догоняла пенистый след за кормой нашего брига, шустро бежавшего по волнам. Внезапно корабль резко сбавил ход — надутые мгновение назад паруса безучастно повисли на реях как вывешенное на просушку белье. Это Соловей-разбойник перестал дуть и опустился на палубу рядом с Германом и Лешеком.

— Надо бросать якорь, — сказал он. — Край Света уже близко.

Герман с ним почему-то спорить не стал. Я посмотрел вперед. За бушпритом темно-лазоревая гладь моря подернулась рябью с множеством ярких солнечных бликов, как на речном перекате. Будто бы каменистое дно было совсем близко, а течение набирало силу.

— Ну что ж, бросаем якорь, — согласился я, поскольку посадить на мель тяжелый корабль было бы неразумно.

Скрипучая лебедка еле-еле поддалась нашим усилиям, цепь с грохотом пошла вниз. Но якорь опускался недолго — глубина и в самом деле небольшая, — достал дна, зацепился за что-то, цепь натянулась, а бриг медленно развернуло кормой вперед. Оглядевшись по сторонам, мы заметили, что не только море, но и небо имеет довольно-таки странный вид. На востоке оно было светло-голубым, поскольку время алой предрассветной зари заканчивалось, солнце достаточно поднялось над горизонтом, оно светило уже довольно ярко. Зато в западной части небосклона все еще продолжалась ночь, месяц и звезды не прекращали водить свой хоровод на темно-синем бархате, будто бы их совершенно не волновал тот факт, что их черед давно прошел.

— Там Край Света, — пояснил Соловей-разбойник. — До него версты две, не больше.

— Так это там надо искать Водяного Царя? — поинтересовался я. — Да, — подтвердил Соловей.

— Давайте, эта, лодку спустим, — предложил Лешек.

— Давайте, — согласился я, — если она не рассохлась за долгие годы.

Мы спустили на воду единственную имевшуюся на борту шлюпку. Я сбегал в каюту за драгоценной флягой с нашим зельем — ведь мы направляемся на рандеву с Водяным Царем, — а когда вернулся на палубу, Лешек с Германом уже сидели и ждали меня в лодке. Нет, она не рассохлась, по крайней мере за пять минут воды не набрала. Я передал мужикам флягу и спрыгнул сам вслед за ней.

— Ребята, а можно я останусь на корабле? — спросила Катька.

— Нужно, — ответил я. — Как раз хотел предложить кому-нибудь остаться. На всякий случай.

Шлюпка была шестивесельной, но грести могли только двое из нас, поскольку кто-то должен сидеть на руле. Мы с Германом взялись за весла, предоставив право порулить Лешеку. Течение, не сказать чтобы сильное, на речных перекатах и пошустрее бывает, но все же помогало нам. Мы гребли минут восемь или десять, вдруг наш кормчий испуганно крикнул:

— Эта! Табань, мужики!

Мы с Германом резко загребли назад, в ту же секунду лодка заскрежетала днищем по камням и, сев на мель, остановилась. Поскольку мы с Германом сидели спиной по ходу движения, то не могли видеть, куда плывем и что творится там, впереди. Мне показалось, что мы просто налетели на галечную отмель, я даже хотел пожурить Лешека, мол, ты же рулевой, не мог что ли объехать мель!? Но, обернувшись, тотчас обомлел от испуга. Это удачно, что мы сели на мель, без нее могли бы и не успеть затормозить.

Впереди эта отмель поднималась еще выше, сравниваясь с уровнем моря, камни высовывались из воды, а струи, обтекая их, сваливались в водопад, до которого оставалось едва больше корпуса лодки. Воды устремлялись с обрыва в бездну, но не просто в бездну, а в БЕЗДНУ, которой не было видно конца, то есть водяные нити сваливались прямо в темноту. Подобную пропасть мы наблюдали, когда добывали молодильные яблоки в садах Хой Ёхе. Только там был виден противоположный берег, а из пропасти поднимался розовый туман. А здесь не было ни другого берега, ни тумана — просто была пустота, черная, пугающая пустота. И полное ощущение того, что туда, в эту пропасть, чернея, опускается и небо. Кромка обрыва простиралась в обе стороны, сколько хватало глаз.

— Жесть! — прокомментировал Лешек. — Край Света и Начало Тьмы!

— Это фантастика! — воскликнул Герман. — Феноменально! Такого просто не может быть!

— Никак гости ко мне пожаловали? — услышали мы негромкий голос.

В воображении я представлял себе Водяного Царя этаким великаном с огромной зеленовато-белой бородой до пояса и с трезубцем. Но мы увидели щупленького старикашку с небольшой козлиной бородкой, посохом в руке и в длинной белой рубахе. Он был бос, а потому брел осторожно, спотыкаясь на камнях, вдоль обрыва, рискуя свалиться в бездонную пропасть, но совершенно этого не боясь.

— Это вы — Водяной Царь? — спросили мы втроем в один голос.

— Да, это я.

— Дело у нас к вам, — сказал я. — Очень важное.

— От этого зависит судьба большого народа, — добавил Герман.

— Может типа случиться большая война, — пояснил Лешек.

— Рассказывайте, — предложил Водяной.

Мы, перебивая друг друга, начали свой нестройный рассказ, потом, наконец, пришли к выводу, что говорить должен кто-то один. Быть рассказчиком предоставили право мне. Говорил я где-то с полчаса, пока, наконец, не дошел до сути. Как ни странно, старикан слушал терпеливо и внимательно, почти не перебивая, лишь изредка задавая вопросы по существу.

— Давайте свое зелье, — сказал Водяной, после того как выслушал меня.

Я достал флягу из лодки. Старик осмотрел флягу, открутил крышку, понюхал, улавливая запах ладонью, как обычно делают химики.

— Баба-яга знает свое дело, — одобрительно констатировал он. — Профессионал.

Потом сложил большой и указательный палец колечком в знак O'key, засунул их в рот и переливчато засвистел. Тут ему мог бы позавидовать и Соловей- разбойник.

— Си?вушка! — гаркнул он зычным голосом, закончив свистеть.

Из бездны появился белый конь, встряхнул гривой и ткнул старика в плечо своим носом. Водяной щелкнул костлявыми пальцами, материализовал ведро, вылил туда наше зелье и сказал:

— Пей, Сивушка, пей, мой хороший!

Конь фыркнул, опустил в ведро морду и принялся пить. По мере поглощения жидкости, он раздувался, увеличивался в размерах, терял форму и темнел, пока не превратился в огромную грозовую тучу.

— Лети, Сивушка, лети за горы, за пустыню, за степь, пролейся дождями над лесами и долами до самого Синя моря…

— И остров Буян пусть захватит, — напомнил Герман.

— …и остров Буян захвати. Пролей все до капли, да возвращайся ко мне.

Туча поднялась в небо и медленно поплыла на восток.

— Сивка — мой лучший помощник, — пояснил Водяной Царь. — Все сделает как надо, на него можно положиться. Ну, добры молодцы, прощевайте, вам в обратный путь, а мне — делами заниматься. Пока!

— Спасибо вам! — мы поклонились Водяному и направились к лодке.

Отмель стала значительно больше, а струи водопада превратились в редкие капли. Лодку пришлось метров пятнадцать волочить к воде.

— Море-окиян мелеет! — испуганно воскликнул Лешек. — Белый конь все выпил!

— Я думаю, это отлив, — предположил я. — У нас такое с морями довольно часто происходит, каждый день. А в прилив тут наверное вся отмель полностью накрыта, водопад о-го-го как струячит. Мы бы и не выгребли…

 

Глава 18

Шестнадцатое июля, остров Буян, вечер

— Как же хорошо быть человеком! — не уставал повторять Бэдбэар, уплетая за обе щеки китайскую тушенку, ложкой прямо из банки, и запивая ее виски.

— «Как хорошо быть генералом, как хорошо быть генералом…» — пропел Петрович.

— Человеком! — с набитым ртом поправил Бэдбэар.

— Обожрешься, магейшество, — предупредил Фрол, — Изжога замучает, гастрит, чего доброго, заработаешь.

— Ничего, вылечу. Ты сам попробуй вот так без малого неделю стоя на четвереньках одну травку пощипать.

— Нет уж, спасибо, чегой-то большого желания нету.

— Вот, видишь? Человеком, все-таки, быть лучше!

— Хочешь быть человеком — будь им! — изрек Петрович.

Он вел себя более сдержанно и много не ел. Желудок легкой изжогой выразил свое недовольство жирной тушенкой, Петрович выпил соды и развалился на тахте, лениво взирая на какой-то второсортный сериал по дальнозырику. Конечно, после вынужденного вегетарианства неплохо бы отведать чего-нибудь такого, изысканного — севрюжьего балыка, например, или буженины, или телячьей ветчины, на худой конец. Но эти гады охранники смели? из кладовки практически все запасы деликатесных мясных и рыбных продуктов, поэтому пришлось довольствоваться консервами.

— Так. Ладно, давайте к делу, — сказал Черноус, выключая дальнозырик. — Развлекаться будем потом. Значит так, вот что нам доложила разведка в лице моего подмастерья Никитки. Отделение воинов в количестве двенадцати человек, посланное Губарем в стан противника с целью напугать его и вызвать панику, сидит в тереме Бабы-яги и мирно попивает чаек. Так, Никитка?

— Ага, так, — ответил молодой человек.

— Так. Значит так, — в минуты волнения Черноус начинал чаще повторять «так». — Стало быть Яга их околдовала и обещала распустить по домам. Так. Но с определенной долей вероятности можно предположить, что она уговорит этих дезертиров воевать на своей стороне. Так. Получается, что мы сами, по своей воле увеличили армию противника за счет своей. Это плохая новость. Так. Но есть и хорошая. Даже две. Первая — Кощей Бессмертный находится где-то далеко и в предстоящих разборках участия принимать не собирается. А Змея Горыныча своего оставил бабке, чтобы она за ним присмотрела. Так. Вторая хорошая новость — те четверо, что от Емели на летающем пузыре полетели, направлялись, как выяснилось, к Водяному Царю и что-то там ему везли. Может, жертвоприношение какое или еще чем его задобрить, а за это Водяной царь должен был устроить нам какую-то подлянку…

— Ничего себе, хорошая новость! — воскликнул Бэдбэар. — Получается, если ты узнал, что твоя жена со своим любовником собираются тебя отравить — это хорошая новость?

— Так. Не перебивай! Во-первых, мы раскрыли замысел противника, а информирован — значит вооружен. Так. А во-вторых, в общем их планы в этом плане… э… на этом поприще потерпели фиаско. Делегация до Водяного Царя не добралась, по дороге их всех сожрала акула громадная.

— Так им и надо, — прокомментировал Фрол.

— Кто был в составе этой делегации? — поинтересовался Бэдбэар.

— А вот это установить будет сложно, — с ехидцей произнес Фрол. — Потому что кое-кто, — он многозначительно посмотрел на Черноуса, — не давал мне смотреть в хрустальный шар.

— Ты бы там все равно ничего не узрел.

— Ладно, ладно, это я просто, к слову. В общем, видел я их. И без твоего шара, своими глазами видел. На берегу Синявы, в тот день, когда я отседова обратно возвращался, они туда на Змее прилетели. Иван там с девчонкой со своей, Герман и лешачок, внук бабки Ёжки. Они там, возле реки дракона отпустили и на поезде — в Стольноград, к Емеле. А он для них уже летательный пузырь готовил

— Воздушный шар, — поправил Бэдбэар.

— Ясно, — подал голос Петрович. — Нам бы еще шестерых представителей того мира, которые у Бабы-яги прячутся, прикончить бы…

— Не время сейчас заниматься личными счетами. Надо думать о главном, — поучительно произнес Черноус. — Так. Поскольку делегация до Водяного Царя не добралась…

— А точно их акула съела? — усомнился Петрович. — А если это деза?

— Чего-чего?

— Дезинформация. Лазутчика нашего раскрыли и сообщили ему ложные сведения. Вы можете, Черноус, посмотреть в свое волшебное око и проверить, так ли это?

— Сейчас не могу, у меня нет его с собой.

— О, это вы, дяденька, опрометчиво поступили, надо бы… — Петрович не договорил фразу, его прервало резкое «Та-а-ак!»

— Та-а-ак! Вот советов попрошу мне не давать. Мой отец покойный не велел выносить Всевидящее Око из замка, не то помутнеет и силу потеряет.

— Из замка? — удивился Фрол. — А я думал, ты в подземелье живешь.

— Не живу, а работаю. Я принимал тебя в круглом зале в подвале нашего родового замка. Из парка, где подземный ход начинается, видны его башни. Так. Но мы отвлеклись. Если противник сообщит монарху о ваших планах, то царь пошлет армию на ваш полк, задавит вас пушечным мясом, и не поможет вам тогда никакое новое оружие.

— А чего это ты отмежевываешься? — язвительно заметил Фрол. — Почему это «вам», а не «нам»? В смысле нам, а не вам?

— А потому! Так. Поэтому ВАМ необходимо нанести удар первыми. Наша… Ваша сила — во внезапности. Так. Надо срочно выдвигаться к Стольнограду и атаковать. Применить автоматы в самый последний момент, чтобы вызвать панику. Зря вы их на сторону продавали. Людская молва разнесет, уже не будет такого неожиданного устрашающего эффекта.

— Говорил я этим баранам… — Бэдбэар повернулся к Петровичу и Фролу и постучал костяшками пальцев себе по лбу.

— Сам козел! — отмахнулся Петрович.

— Бывший. Бывший козел. И ты, между прочим, тоже.

— Так. Господа, не ссорьтесь. Значит, резюме такое: первым делом дружину к столице подтягиваем. Перемещаем ее по ночам на коврах-самолетах. Сколько у вас ковров?

— Ежели вместе с твоим, на котором мы давеча прилетели, то восемь, — ответил Фрол. — Наши все — там, в полку.

— Маловато.

— Дык-э, на одном еще первая смена стражников удрала, другой супостаты увели. А третий — той, второй смене охранников отдать пришлось.

— Ладно, восемь, так восемь. Ежели по четыре взвода за один раз поднимать, за две ночи, глядишь, и управимся, дождя бы только не было. Да жаль еще, что ночи сейчас уж больно светлые да короткие. Так. Дружину размещаем побатальонно в разных лагерях. Делаем четыре базовых лагеря вблизи столицы, докуда ковры долетят, на расстоянии тридцати верст друг от друга, чтобы к Стольнограду не всей толпой двигаться, а рассеянно. Так. Ясно?

— Ясно. А с машиной как?

— С какой машиной?

— С БТР.

— Это зеленый колесный короб ваш? Пусть своим ходом едет, купчишек на тракте попугает.

— А если Баба-яга в блюдце с яблоком подглядит, как наша дружина передвигается? — подал голос Никитка. — Да царю донесет.

— Ишь, молодой-то молодой, а уже соображает, — похвалил Бэдбэар. — Вот она, современная молодежь, на лету схватывает! Возьму-ка я тебя в наследники вместо предателя Полуэкта.

— Я его уже взял, — сказал Черноус. — Так вот, блюдце это я беру на себя. Создам помехи, чтобы Яга ничего не увидела. Ясно? Еще вопросы есть?

— Передислокацию начинаем сегодня?

— Да, на закате и начнем. Первый лагерь делаем на берегу Синявы за «Чертовыми Дурями», в том месте, где у Фрола тайник был…

— Ах, вот где он от нас камушки прячет! — воскликнул Бэдбэар. — Прятал, — уточнил Фрол. — Нету больше камушков. Всё, вот это — последний.

Он достал из кармана штанов алмаз. Конечно, не самый последний — пять штук у него еще было в заначке.

— Ежели наш план погорит, то солдатикам жалование платить нечем будет.

— Ежели ВАШ план погорит, — уточнил Черноус, — вы будете в лучшем случае сидеть за решеткой.

— Очень интересно, — удивился Фрол. — А ты что, разве с нами нары не поделишь??

— Кто ж меня посадит, я — чародей.

— Помнится, милейший, — напомнил Бэдбэар, — лет пять назад тебе грозила виселица.

— Тогда я еще не прошел пятый уровень. Так. А теперь я маг шестого разряда и алхимик пятого. Я в пяти минутах от открытия философского камня!

— Отлично! — воскликнул Петрович. — Ждем пять минут, а потом решаем разом все свои проблемы.

— Не до шуток, молодой человек.

— Это точно. Так я не понял, а что с нами будет в худшем случае? Расстреляют?

— Четвертуют, — спокойно ответил Черноус. — А вы что думали? Государственная измена.

— Но я — подданный другой страны, другого мира! — напомнил Петрович.

— Ой! Я тебя умоляю! Кого это колышет, — ехидно заметил Фрол. — У нас тут, в отличие от вас, моратория на смертную казнь нету!

— Так! — прервал полемику Черноус. — Давайте подумаем, в каких местах разместим остальные пять лагерей. Где у вас карта?

 

Глава 19

Семнадцатое июля, море-окиян

Мы еще издали обратили внимание, что наш бриг сильно накренился. Когда мы добрались до него, то стало видно, что судно сидит на мели — глубина здесь едва больше метра, шлюпка-то двигаться могла, но веслами мы иногда задевали дно. На грот-мачте нашего корабля дремал Соловей-разбойник.

— А как мы спихнем корабль на глубину? — спросил Лешек с нескрываемым и искренним беспокойством.

— Да никак, — успокоил его я. — Посидим несколько часиков, выпьем рому, потом начнется прилив, снимет нас с мели, и мы поплывем обратно.

— Ну как? — спросила Катька, когда мы поднялись на наклонную плоскость палубы.

— Все в порядке, — ответили мы все почти хором.

— Это хорошо. А нас вот тут на мель посадило.

— Ты не поверишь, но мы это как-то заметили.

Налив себе в кружки по небольшому глоточку рома, наша команда устроилась на палубе, поскольку сидеть в каюте за наклонным столом было неприятно, а тут, наверху, свежий воздух, солнышко, опять же и Соловей может составить нам компанию и поддержать светскую беседу. Впрочем, рому он не пил, в разговоры не встревал, а только тихо похрапывал на рее грот-мачты, создавая на воде легкую рябь. Мы смотрели в сторону Края Света на синее звездное небо Начала Тьмы, поскольку туда был наклон палубы.

— Встретили мы Водяного Царя, — рассказывал я Катьке о нашей вылазке, — отдали ему зелье. Да ты, наверное, видела огромную тучу, она полетела на восток. А по форме она напоминала раскормленного коня.

— Видела, да.

— Это наше зелье полетело обезоруживать врага.

— Значит, мы свою миссию выполнили?

— Выходит, так.

— И можем возвращаться?

— Можем, конечно.

— Хорошо, до гор мы доплывем. Но как же мы, все-таки, преодолеем горы, пустыню и степь?

— И еще Непроходимый лес, — напомнил Лешек.

— Ты имеешь в виду трудности — отсутствие снаряжения, жару, дикие племена, всякую там нечисть — или то, чем мы все это время будем питаться? — уточнил я.

Не удивительно, что когда пропущен завтрак и наступает время обеда, все мысли невольно сводятся к еде. Ром — штука калорийная, но на пустой желудок много этой жидкости не примешь — чревато последствиями.

— Все вместе, — ответила на вопрос моя половина.

— Когда евреи шли по пустыне, — припомнил Герман библейскую легенду, — они утоляли голод манной небесной.

— Но мы ведь не в Палестине, и с нами нет Моисея, — возразил я пессимистически.

— Пока вас не было, я все сидела и думала, — продолжала Катька, — и надумала вот что. У меня с собой вот эта волшебная штучка.

Она вытащила из-за пазухи и продемонстрировала нам всем амулет Золотого Льва. Как-то мы и забыли в последнее время о его существовании,

— Я могла бы, открыть портал в наше измерение, мы все переместимся туда, доберемся до ближайшего аэропорта, зафрахтуем там вертолет, потом я дарю амулет тебе или Лешеку, мы открываем портал и снова перемещаемся сюда вместе с вертолетом.

— Забавно, — сказал я. — Только когда мы начнем рассказывать пилоту про параллельные миры то переместимся не сюда, а в ближайшую психушку.

— А мы ему и не будем ничего рассказывать, просто скажем, что надо лететь туда, в сиреневый всполох.

— А он нам не поверит, портал закроется, а наши товарищи навсегда останутся в этом мире.

— А я — в вашем, — сказал Лешек. — И без Эльвиры. А она как бы тут и без меня.

— Даже если пилот согласится пролететь через портал, — заметил Герман, — что мы будем делать, если у него кончится керосин? Из нашей баклажки же вертолет не заправишь!

— И вообще, — подытожил я, — открывать портал в наш мир — вещь довольно стремная.

— Почему?

— От плеса за порогом «Чертовы Дури» на Синяве мы попадаем к нам в район порога «Пасть Дракона». Из турбазы «Алтайские Зори» мы перемещаемся в «Лукоморье». А куда мы попадем с Края Света? Может быть, в Антарктиду или в пустыню Сахару!

— Надо ета, — предложил Лешек. — Не всем нам перемещаться, а мне одному. И не в ваш мир, а как бы к Емеле. Я же из вас один, кто еще не телепортировался. Пусть он сделает еще один типа летучий корабль, а Соловей-разбойник быстренько пригонит меня с ним… его со мной… меня на нем сюда. И мы все, короче, полетим обратно.

— Пожалуй, это правильно, — согласился Герман.

— Я не возражаю, — поддержал я. — В данной ситуации это, пожалуй, единственное разумное решение.

— Хорошо. На, Лешек, — Катька послушно протянула ему амулет. — Я тебе его дарю. Видишь, — она повернулась ко мне, — я не спорю. У тебя не жена, а просто ангел.

— Я это ценю, — заверил я.

— Смотрите, смотрите! Падающая звезда, быстро загадывайте желания! — крикнул Герман. — Ой, нет, братцы, это же НЛО!

Со стороны Начала Тьмы появилась летающая тарелка. Она беззвучно пролетела над нами, описала круг и опустилась на воду, приводнившись метрах в тридцати от корабля. Через пару минут открылся люк и оттуда показалась голова Кощея Бессмертного.

— Эй, на бриге! — крикнул он. — Вы шлюпку думаете подавать или нет?!

Я спустился в шлюпку, которую мы до сих пор так и не подняли на борт, и подгреб к летающей тарелке. Из люка выбрался Кощей, одетый в свой неизменный черный облегающий костюм, а следом за ним показалась его чуть уменьшенная и более изящная копия, судя по всему — женщина. У нее была такая же гладкая кожа, коротко стриженные волосы, но более тонкие черты лица, правильная форма черепа и подобающие любой особи женского пола выпуклости на груди. Кощей первым спрыгнул в лодку и галантно подал даме руку, а после этого бросился ко мне с объятиями как к самому закадычному другу.

— Иван! — от его бурного проявления восторга шлюпка чуть не опрокинулась.

— Кощей Бессмертный! — ответил я в тон ему и тоже стиснул его плечи.

— Кощей, но не бессмертный, — поправил меня обладатель грозного имени. — Познакомься, моя жена Юона, — представил он свою спутницу.

— Очень приятно. Так что, неужели вам удалось выделить этот недостающий ген?

— Да, одному из моих соплеменников повезло, он сделал то, о чем мы мечтали последнюю тысячу лет. Зато теперь мы можем плодиться и размножаться, скоро у нас с Юоной появится наследник!

— Поздравляю! — порадовался я за молодоженов, хотя, судя по фигуре Юоны, нельзя было сказать, что это произойдет очень уж скоро.

Мы подплыли к нашему кораблю. Начинался прилив, поэтому корпус его потихонечку стал выпрямляться, принимая нормальное положение.

— А тарелку вашу течением не унесет? — с беспокойством спросил Герман, после того, как я представил ему наших гостей.

— Не беспокойся, — ответил Кощей. — Я ее на ручник поставил и на передачу.

С мачты на палубу слетел разбуженный нашей возней Соловей-разбойник.

— О, господа! Кого я вижу! Кощей Бессмертный собственной персоной! — громоподобно воскликнул он.

— Всем еще раз повторяю, не бессмертный я! Уже не бессмертный! — Уважаемый дамы и господа! — с пафосом произнес я. — Заморского антаресского у нас, к сожалению, нет, но рому за встречу и за новую семейную пару мы выпьем обязательно! Жаль закусить нечем.

— Чего ж вы сразу не сказали, сейчас принесу.

Кощей ловко спрыгнул в лодку и поплыл к своей летающей тарелке. Через пять минут он вернулся с большой полиэтиленовой сумкой. Мы устроили пикник прямо на палубе. Выпили немного рому, поболтали о том, о сем.

— Не перестаю удивляться на этот мир, — сказал Герман, глядя в сторону Начала Тьмы — Четвертый месяц путешествую в это измерение и каждый раз узнаю что-то новое. Казалось, меня, ученого из двадцать первого века, ничем нельзя удивить, даже прилетом летающей тарелки. А тут — кикиморы и черти, живые мегалодоны, теперь вот еще — Край Света. Ведь этого не может быть, потому что не может быть никогда! Планеты не бывают плоскими, ну скажите, Кощей, вы можете это объяснить?

— Конечно же, краев у планет не бывает, — согласился Кощей, — их и на самом деле нет. Край Света существует, в смысле Край Вселенной, но он находится за миллиарды парсек отсюда. Опять же оговорюсь, что пока существует — просто Создатель еще не добрался дотуда.

— Ладно, Бог с ним, с Краем Вселенной. Но край-то земли мы же видели своими собственными глазами!

— Мир таков, каким его представляет местная наука, — пояснил Кощей. — Поскольку здешние ученые полагают, что Земля плоская, значит так на самом деле так оно и есть.

Мы посмотрели на него с удивлением. Даже Лешек.

— Шутка. А если серьезно, то Земля, безусловно, имеет форму сфероида…

— Но как же, ведь… — возмутился Лешек.

— Погоди, Леш, не горячись. Вы действительно видели край Земли. Такой же точно край существует и с восточной стороны планеты, его можно увидеть, если двигаться все время в обратном направлении, — Кощей указал большим пальцем через плечо на восток. — Но это только кажущийся край света. В этом месте на самом деле находится разлом земной коры — провал почти до центра Земли. Представьте себе арбуз, в котором вырезан кусок в меридиональном направлении. Противоположный край пропасти теряется в темноте, поэтому мы его не видим, хотя до него не больше ста километров. Дело в том, что ветра не летают над пропастью, над ней нет ни пыли, ни влаги, воздух там чист, поэтому создается эффект пустоты — черного прозрачного неба. Видите, все очень просто. Спустившись с этого обрыва, возможно и впрямь добраться до Царства Теней, до Преисподней, где живут черти и витают души грешников. Возможно, это лишь только загадки, но придет время, и местная наука всё изучит и расставит точки над ё. И до тебя доберется, старый разбойник!

Кощей потряс за плечи Соловья-разбойника, тот ухмыльнулся и отвернулся немного смущенно.

— Ну что, господа, а теперь рассказывайте, что же вас занесло на Край Света?

Рассказ наш занял больше часа. Кощей слушал, не перебивая и не задавая вопросов. Когда мы закончили, он произнес:

— Я с прошлой осени наблюдаю за тем, что происходит на острове Буяне и в Лукоморье. Сначала решил не вмешиваться, подумаешь, какие-то бизнесмены в компании с бывшим правителем решили устраивать развлекательные туры в сказочный мир. Я даже не озадачивался вопросом, каким образом они завладели амулетом Золотого Льва. Но когда я заметил, что появился палаточный городок, в котором расквартирована дружина, а воины учатся стрелять из автоматов, которые местной промышленностью не выпускаются, то решил, что пора вмешаться. Нет, я не стал травить их мором, жечь огнем и заливать водой. Я решил, пусть правительство той страны, из которой пропадает — и, конечно же, незаконно — целый арсенал оружия само позаботится о поимке преступников и разберется с ними по своим законам. Правда, я не решил еще, как поступить с тем вооружением, которое уже попало сюда. Я думал, что преступники, после их поимки, сами для смягчения своей участи позаботятся о возвращении похищенного.

— Эт' вряд ли, — высказал сомнение Герман.

— Пожалуй. А тут меня срочно вызвали в систему Альфы Волопаса — там одному из наших соплеменников удалось выделить ген старения, и мы должны были как можно быстрее собраться все вместе. Тогда, чтобы помочь вашим спецслужбам напасть на нужный след, я сделал двух роботов и отправил в ваш мир с подробными инструкциями.

— А почему девушек? — спросил я.

— Во-первых, у меня еще оставалась матрица принцессы Даяны, надо было только чуть изменить лица, чтобы дать каждой особи свою индивидуальность.

— Это удалось, ты большой мастер.

— Спасибо. Во-вторых, в том году, когда ваши дамы гостили у меня, я записал на нейрограф психотипаж вашей Лены, поэтому было достаточно просто составить программу их поведения. Ну, а в-третьих, согласитесь, отношение к смазливым молодым девицам более снисходительное, им больше прощается, к ним меньше придирок со стороны официальных органов. Вообще, Ваня, была у меня мысль связаться с тобой, но потом я решил не впутывать тебя в эту грязную историю.

День практически заканчивался. Солнце клонилось к закату, но лучи его не освещали западную половину небосвода, остававшуюся по-прежнему темной. У нас еще имелась масса вопросов друг к другу, но основное мы уже обсудили.

— Мне надо заскочить к себе в замок, — сказал Кощей. — Поэтому давайте двинем сейчас ко мне, а завтра я доставлю вас к Яге.

— А что будем делать с этим парусником?

— Я позабочусь о нем, — сказал Соловей-разбойник. — Его экипаж погиб, значит это мертвый корабль. Я знаю тут кладбище погибших кораблей, отгоню его туда, и душа его успокоится.

— Как он вообще попал сюда?

— Это очень длинная история, — ответил Кощей. — А если коротко, то в акватории моря-окияна существует место, где можно открыть портал в Бермудский треугольник.

— Тогда все ясно.

Мы от всей души поблагодарили Соловья-разбойника за оказанную нам помощь, ведь он не один раз спасал нам жизнь в этом опасном приключении, пустив слезу распрощались с ним и погрузились в летающую тарелку.

 

Глава 20

Восемнадцатое июля

— Стало быть, магическая техника тоже имеет вероятность отказа? — с некоторой долей иронии в голосе спросил Колобков-Мельников.

— Стало быть так, — буркнула Баба-яга, убирая в буфет яблоко с блюдцем.

— Может быть, специалисту показать, пусть починит или настроит? — предложил Мокус.

— Да какому специалисту? О чем ты говоришь, бриллиантовый? Порчу напустил ктой-то или защитным экраном навроде моего отгородил, потому и не показывает. А мое антизаклинание не действует, значит сильный маг орудует.

— Поменьше порнуху надо было смотреть, — пробурчал под нос Константин, но так, чтобы бабка его не услышала.

Но она то ли услышала, то ли догадалась, и на десять минут лишила Константина голоса. В смысле, не избирательного права, а речи.

— И не узнаешь ведь, что там с ними сейчас происходит! — посетовала Мария Дюкова. — Да и вообще, что в мире делается. Плохо, конечно, без информации,

— Плохо, милая, ой плохо. Газеты мне сюда не приносят, дальнозырик покупать — уж больно дорого. Хоть и предлагал Лешек, давай, мол, купим, а я не соглашалась — ну куда такие деньжищи на ветер бросать! Да и было б чего там смотреть? Новости, да сериалы всякие паршивые. Ну, погоду иногда скажут, так погоду я и сама предсказать смогу, когда снег, когда ветер.

— А ветер, кстати, сегодня западный, — выглядывая в окно, заметил Игорь Геннадиевич, — судя по облакам. Но слабый. И парит, не иначе — гроза надвигается.

Он отошел от окна и, расстегнув ворот рубахи, уселся в кресло-качалку, которое недовольно скрипнуло под его грузным телом.

— И хорошо! — Мокус, потягиваясь, откинулся на спинку стула и помахал на себя ладонью как веером. — А то жара уже заколебала. Третий день духота стоит невозможная.

— А смотрите, и потемнело вдруг как неожиданно, — Эльвира подняла глаза от своего вышивания. — Вот она и гроза, наверное.

— Да нет, — возразил Колобков-Мельников. — Только что небо было совершенно чистое, и в помине ни одной тучи не наблюдалось, только облачка маленькие. Может, это затмение солнечное?

В это время землю начали сотрясать глухие удары, от которых задрожал весь терем и, звякая, стала подпрыгивать посуда в буфете.

— Это гром такой? — удивилась Эльвира.

— Жесть! — воскликнул Мокус. — Тут у вас что, строительство идет какое-то? Сваи где-то забивают?

— Да никакие не сваи, — Баба-яга выглянула в распахнутое окно. — Это вон, нехристь, хозяина чует, хвостом виляет. Кощеюшка летит, наверное. Вон он и солнышко своей тарелочкой загородил.

За окном и вправду Змей Горыныч поднял вверх все три морды, глядя на опускающуюся летающую тарелку, и радостно колотил хвостом по земле…

* * *

Переброска полка была закончена утром второго дня. Интенданты обустроили четыре лагеря, разбили палатки, заготовили дрова. Повара сварили перловую кашу и ждали прибытия последних дружинников. В каждом лагере находилось по батальону. С прибытием последнего ковра командиры батальонов устроили перекличку, проверили наличествующий состав и отправили с конными вестовыми письменные рапорты более высокому начальству. Само высокое начальство располагалось в головном лагере на берегу Синявы близ городка Петрово Ближнее.

— Какие будут дальнейшие указания? — спросил ротмистр Губарь своих четверых руководителей после того, как доложил им о том, что переброска полка завершена.

Все члены «большой четверки» сидели в штабной палатке и занимались своим любимым делом — пили виски. Точнее, пили не все, Черноусу — как, впрочем, и Фролу — «басурманский» напиток пришелся не по вкусу. Но если, за неимением ничего другого, Фрол и этой «отравой» не брезговал, то колдун вообще не был охоч до спиртного и пил чай со смородиновым листом. Никитке тоже велел не наливать, нечего молодежь спаивать, он нам тверезый нужен, мало ли, вдруг послать куда придется.

— Отдыхайте пока, господин полковник, — сказал Бэдбэар стоящему навытяжку Губарю.

— Никак нет, ваше высокоблагородие! Ротмистр!

— Отныне вы — полковник. Чин должен соответствовать должности и исполняемым обязанностям. А после нашей победы, дружище, станете главным воеводой всей армии. Если будете вести себя хорошо. Хе-хе.

— Рад стараться! — Губарь счастливо заулыбался, радуясь перспективе такой головокружительной карьеры. — Разрешите идти?

— Задержитесь, — сказал Черноус и продолжил свою незаконченную речь, прерванную появлением бравого вояки: — До столицы, наше войско будет двигаться дня четыре, ежели пешком. Вся внезапность пропадает: первая же ночевка в какой-нибудь деревне — и на следующий день о нашем марше будет известно царю. Так. Поэтому делаем вот что: сегодня ночью, в один и тот же оговоренный час захватываем три печеходные станции — в Петрово Ближнем, в Букашкино и в Волобуево. Главное — чтоб ни один станционный смотритель не успел гуднуть по дальнослову своему начальству, ясно? Так. Есть ли среди воинов водилы печеходов или те, кто с такой задачей смог бы управиться?

— Не могу знать, — ответил полковник Губарь. — Но велю взводным выяснить, через два часа сведения будут.

— Очень хорошо, если найдутся, то пришлите их сюда на инструктаж. Троих достаточно, но лучше шестерых, чтоб для подстраховки. Прибываем в столицу с трех направлений и встречаемся в центре города у фонтана. Так. А теперь все свободны, Черноус думать будет. Следующее совещание после обеда.

Губарь козырнул, повернулся и вышел.

— Подремлю часочек, — зевнул и потянулся колдун, когда новоиспеченный полковник удалился. — Чтой-то плохо спалось, отвык я на сырой земле-то.

— Надо было тулупчик подстелить, — дал запоздалый совет Бэдбэар. — Как предусмотрительные люди делают. С тулупчиком-то и помягче, и потеплее. Хе-хе. А то ведь так и до радикулита, или, чего доброго, до простатита недалеко.

— Ничего, — сказал Фрол. — Вот завтра все разрешится, будем во дворце спать. На пуховых перинах.

— Тьфу на тебя! — рассердился Петрович. — Сглазишь! Еще моя бабушка говорила: «Не скажи «гоп», покуда не прыгнешь!»

— А что помешает? Погода? Гроза? А смотрите, и правда, как нахмурилось-то! Похоже гроза надвигается. Ух ты!

Снаружи действительно потемнело. В маленькое оконце шатра было видно, как ярко вспыхнула молния. Через несколько секунд громовой раскат сотряс не только парусиновую палатку, но и всю землю.

— И в самом деле, гроза, — согласился Бедбэар..

— Вот видишь, одно уже накаркал! — съязвил Петрович, обращаясь к Фролу.

Крупные капли дождя забарабанили в туго натянутое полотнище. Снова сверкнуло, потом грохотнуло, почти без интервала. Фрол перекрестился, Петрович матюгнулся, высказав неодобрение в адрес сил природы. Никитка закопался в ворох какого-то тряпья, сваленного в углу. На парусиновой крыше уже через минуту образовалась лужа, с нее закапало внутрь, прямо на голову черного мага.

— Ох ты ж, мать честна?я! — Черноус отодвинулся от капели и подставил под нее котелок. — Недобрый знак.

— Да вы что, в самом деле грозы испугались? — Бэдбэар недоуменно обвел взглядом своих компаньонов. — Июльский ливень, это ненадолго. Никакой беды в этом нет, не потоп же, в конце концов.

— Господа! Беда! — в палатку ворвался мокрый до нитки полковник Губарь. — Беда! Оружие!

— Что оружие?! В чем дело!? Да что вы все паникуете! — рассержено заорал Бэдбэар. — Объясните нормально, в чем дело!

— Оружие! — все так же растерянно кричал Губарь. — Оно тает! — Что значит тает? Оно не сахарное, оно железное, как оно может таять? Говорите толком, капитан!

— Почему капитан? Вы же сказали…

— Будете паниковать, вообще рядовым станете? Объясните, как может таять желе…

Все изумленно посмотрели на низенький походный столик, на котором только что на ворохе бумаг валялся кем-то оставленный револьвер. Вместо него теперь там лежала рыжая кучка оксида железа.

— И всё так, — почти шепотом произнес Губарь. — Автоматы, патроны, гранаты, пистолеты — все превращается в труху. Только старые мушкеты местного производства уцелели…

— Вот тебе и на! — горестно произнес Черноус. — Никитка! Ты, паршивец, говорил их акула сожрала? Ни фига не сожрала, добрались-таки недруги до Водяного Царя. Разрыв-траву они ему везли, зелье с разрыв-травой, вот что! А он ее с тучей — сюда! И как же это я, старый болван, сразу-то не догадался. Непонятно только, почему от этого дождя не все железо тает, а только избранное…

— И с чем же мы теперь свергать самодержца пойдем? — спросил Фрол, но, похоже, чисто риторически.

Дождь покапал и прошел, в последний раз грохотнул гром, барабанная дробь ка?пель умолкла, туча медленно отползала на восток. Из-за ее края показалось умытое солнце, и миллиардами бриллиантовых бусинок вспыхнули дождевые росинки на траве. Но через секунду какая-то черная тень наползла на солнце и снова затмила его. И тут же прозвучал глас небесный, подобный раскату только что отгремевшего грома:

— Сдавайтесь, вы окружены! У вас нет никаких шансов! Ваше огнестрельное оружие уничтожено! Холодное оружие немедленно сложить в кучу и отойти от него! Всем построиться на поляне и поднять руки вверх! Всех воинов, совершивших измену, ожидает трибунал! Только добровольное раскаяние сохранит вам жизнь! Солдаты смогут искупить свой проступок на штрафных работах. Офицеры будут разжалованы в рядовые и добросовестной службой смогут доказать свою преданность царю и Отчизне и вернуть офицерскую честь. Гражданских лиц ожидает судебное разбирательство, и они понесут заслуженное наказание. Иностранные граждане будут экстрадированы на свою родину для вынесения им приговора по месту жительства. Если через пять минут вы не построитесь на поляне, все будете немедленно уничтожены! Черноус! Обращаюсь персонально к вам! За соучастие в заговоре вы лишаетесь лицензии мага. Отныне любое творимое вами колдовство будет незаконно!

Едва закончилась эта речь, рядовой Губарь тут же выскочил из палатки.

— Куда?! Стой, предатель! — заорал вслед ему Бэдбэар. — Расстреляю на месте!

Он хотел выхватить из кармана пистолет, но нащупал там лишь горстку ржавчины. А снаружи уже раздавался зычный голос несостоявшегося полковника:

— Батальонные ко мне! Вестовые ко мне! Немедленно всем подразделениям сложить мечи и сабли, построить личный состав на плацу! Вестовые, передать приказ по своим батальонам!

Четверо главарей тоже вышли из палатки. Загораживая солнце, в небе висела летающая тарелка. Громовой голос исходил из нее. Вот она опустилась на противоположный берег. Оттуда вышли друг за другом Кощей, Иван, Герман, майор Дюкова, капитан Мельников, Катя, Мокус, Константин и Лешек. Мария взяла микрофон, и мощный динамик заговорил ее голосом:

— Гражданин Костин Роман Петрович! Именем Российской Федерации вы арестованы. Вы должны немедленно сдаться представителям власти.

— А кто тут, простите, ее представляет?! — сложив ладошки рупором, крикнул Петрович.

— В данном случае мы, — ответила майор.

— Ну так поймайте, если сможете! — Петрович сделал попытку скрыться в лесу.

— Поймать? — переспросил Лешек. — Легко! Я пока еще леший.

Он вытянул руку вверх, согнул в локте, сделал пальцами хватательное движение и распрямил руку. В ту же секунду Петрович оказался в кроне березы, объятый ее ветвями. Немного истошно поорав и потрепыхавшись, он понял, что только усугубляет этим свое шаткое положение, поэтому решил не суетиться и, держась за ветки, спокойно висеть.

— Ну, со мной такой фокус не пройдет, — заметил Черноус и крикнул людям на том берегу: — А кто же среди вас представитель местной власти? Нету? Значит, и сдаваться нам некому!

— Найдем кому сдаться! — ответил Кощей. — Я могу сойти за сотрудника Интерпола! Временно. А вообще, сюда движется регулярная царская армия, через час-полтора она будут здесь. Так что все вы очень скоро окажетесь за решеткой!

— А это уж во! — Черноус показал кукиш.

Потом он замахнулся десницей и метнул в Кощея огненный шар.

 

Глава 21

Семнадцатое июля, вечер

В замке у Кощея все было по-прежнему. Полы, стены и потолки излучали белый рассеянный свет, из-за которого не наблюдалось границ пространства, по замку бесшумно передвигались слуги-фантомы с мужскими лицами и женскими голосами. Мы немного отдохнули с дороги, приняли душ и постирали одежду, после чего собрались на ужин в столовой. Оценив наше физическое состояние как удовлетворительное, Кощей, тем не менее, предложил нам до утра отдыхать, расслабляться и ни о чем не думать. Однако совсем ни о чем не думать не получалось — план мероприятий на завтрашний день составить, все-таки, необходимо.

— Интересно, что сейчас творится в стане наших друзей, а главное — в стане врагов? — спросил я, ни к кому конкретно не обращаясь.

Кощей подозвал одного из слуг, и тот принес ему здоровенный хрустальный шар.

— Это Всевидящее Око, — пояснил хозяин замка. — Таких в этом мире всего три. У меня, у черного колдуна Черноуса и еще у Мерлина, но он живет далеко, в Заморском королевстве. В отличие от блюдца с яблоком, этот магический артефакт показывает абсолютно любой объект и любую местность без всяких там бусинок, пуговок, наговоров и каких-либо дополнительных атрибутов. Но, к сожалению, не имеет памяти, показывает только в режиме реального времени.

Он покрутил шар в ладонях и сказал:

— Судя по местоположению тучи с уничтожающим оружие зельем, она доползет сюда завтра примерно к полудню — сейчас она на подлете к Непроходимому лесу. Вокруг терема Бабы-яги установлен защитный экран. Причем два экрана, и в ту, и в другую сторону. Увидеть, что там делается, невозможно. В лесном лагере, где расквартирован секретный полк Бэдбэара, какая-то суета. Похоже, они перебазируются на новое место. Это новое место… Их несколько. Точнее — четыре. Одно на берегу Синявы, напротив той поляны, где мы в прошлом году портал открывали. Там у них, судя по всему, главная ставка, то есть собралась вся верхушка — Бэдбэар, его партнер из вашего мира…

— Петрович? — уточнил я.

— Возможно. Оба уже в человечьих обличиях. С ними еще бородатый мужик какой-то…

— Это, наверно, толмач Фрол.

— Да. И черный маг Черноус. Значит, это он их расколдовал. Очевидно, ребята решили пойти ва-банк и затевают поход на столицу. Что ж, прекрасно. Завтра после полудня они будут обезоружены, тут-то мы их тепленькими и возьмем.

Выспались мы хорошо, плотно позавтракали, загрузились в летающую тарелку и первым делом отправились к терему Бабы-яги. Кощей не любит использовать это транспортное средство всуе, но сейчас тот самый случай, когда без него просто не обойтись. Тотчас после нашего приземления Змей Горыныч, как ласковый щенок, бросился к хозяину. Я даже испугался, что в порыве восторга он придавит его лапой, ведь Кощей-то уже не бессмертный! Но, слава богу, все обошлось. Рассказывать о приключениях и рассиживаться не было времени — надвигалась гроза. Дело-то, собственно, было не в грозе, нам она не помеха. Просто, раз туча уже здесь, значит над лагерем противника дождь уже прошел, и там царит паника, вызванная уничтожением оружия. Этим надо воспользоваться. В тарелку погрузились все представители нашего мира со своим скарбом и за компанию с нами Лешек. Все наши земляки-экскурсанты собрались в полет для того, чтобы сразу после завершения операции по поимке преступников отправиться по домам. Колобков-Мельников упаковал в полиэтилен один автомат и два пистолета.

— Можно ли это спрятать куда-нибудь от влаги? Хочу сохранить в качестве вещдока хоть один экземпляр, а заодно и наше с Марией табельное оружие. — Не вопрос, — ответил Кощей.

— Ты ета, красавиц-то спящих своих когда заберешь? — ворчливо спросила его Баба-яга. — Или мне их прикажешь самой хоронить? Вторая-то — как бишь ее? — Вика, тоже ведь отрубилась.

— Зачем хоронить? Не надо, на запчасти пригодятся. Заскочу на обратном пути и заберу.

— Смотри, не забудь. А то завоняют.

— Не завоняют, они же не из плоти, не разлагаются.

— Ой, да я все ж никак не привыкну. Смотрю на них, ну ни дать, ни взять — вылитые упокойницы!

Пока мы прощались и загружались в тарелку, пошел дождь.

— Сработало! — крикнул Полуэкт в раскрытое окно. — Все автоматы, что в избе остались, ржа поела!

Мельников кинулся проверять, целы ли вещдок и табельное оружие. Оказалось, что целы.

— Не беспокойся. Влагозащитная пленка тут не помогла бы, но я защитил их специальным заклинанием, — пояснил Кощей.

Мы воспарили над тучей и в считанные секунды очутились над берегом Синявы. Тут гроза уже прошла, значит противник обезоружен. Кощей взял микрофон и произнес ультиматум, который мощные динамики разнесли по поляне. Тарелка опустилась на другом берегу. Теперь Мария Дюкова предложила всем сдаться, а Петровичу сделала персональное предложение. Он хотел удрать, но Лешек задержал его своим фирменным приемом — посадил на дерево. Потом Черноус полез в бутылку и потянул на Кощея, запустив в него для начала шаровой молнией. Тот выставил вперед ладони и отразил атаку. Огненный шар с шипением упал в реку. Колобков открыл пальбу из уцелевшего автомата, но маг, по-видимому, огородил себя защитным куполом — пули рикошетили от него и даже ранили кого-то из солдат, построившихся на яру. Мария велела ему прекратить стрельбу.

А Черноус все никак не унимался. Он сделал замах рукой и резко выбросил ее вперед. Из руки вылетел сноп огня. Только это был не такой сноп как из огнемета, а ровный, прямой и яркий, словно луч, толщиной с руку. Кощей прошептал какие-то слова и, закрывшись одной рукой, вторую выставил вперед. Луч изменил направление и угодил в берег, оплавив песок и проделав глубокое отверстие. Пока нападал только черный маг, наш друг лишь оборонялся. Вот колдун снова замахнулся и метнул еще какую-то сверкающую фиолетовым блеском огненную штуку, похожую на сюрикен. Искрящаяся звездочка, вращаясь, с тихим звоном устремилась прямо в горло Кощея. Тот увернулся лишь в последний момент, бормоча какие-то заклинания. Видимо, отразить атаку этого оружия было непросто — не попав в цель, звездочка останавливалась на расстоянии метров пяти от своей цели и снова с мерзким звоном устремилась вперед, намереваясь перерезать горло противника. Кощей уворачивался и отмахивался от летающей фрезы как от назойливой осы, все произнося какие-то заклинания, которые не желали действовать. Наконец в руке у него появился огненный меч. Уклонившись в очередной раз от мерцающего сюрикена, он попытался разрубить его мечом, но не попал. С третьей попытки это ему, наконец, удалось.

Исчерпав свои дистанционные поражающие средства, Черноус ринулся в контактный бой. Он взвился в воздух, Кощей последовал его примеру. Это была самая настоящая левитация без каких-либо технических приспособлений: оба противника взмыли ввысь и встретились над серединой реки, выкрикивая угрозы в адрес друг друга типа: «Прощайся с жизнью, мерзавец! Я тебя убью!» и «Подонок! Нет, это я тебя убью!» В руках Черноуса тоже заблестел огненный меч, они фехтовали в воздухе над рекой, при этом, когда их мечи ударялись друг об друга, ослепительные вспышки ярче солнца озаряли все вокруг, и искры сыпались вниз как при дуговой сварке. Все это сопровождалось лязгом, треском, проклятиями и громовыми раскатами.

Все солдаты на том берегу наблюдали за схваткой титанов, выстроившись как на парад. Нет, не как на парад, как на гауптвахту или на другое какое-то наказание. Они бросили на землю мечи, пики, сабли и всю амуницию, стояли в рубахах и в портах, без головных уборов и, прикрывая ладонями глаза от солнца, разинув рты следили за поединком. Судя по всему, в гарнизоне начиналась буза и анархия, воины были полностью деморализованы магическим разрушением огнестрельного оружия, гранат и минометов. У кого-то сдали нервы, один из солдат или из унтер-офицеров выскочил перед строем и заорал:

— Хватит, навоевались! Пущай теперь другие воюют! По домам, ребяты! Пока нас всех тут не уничтожили как наши автоматы!

— Правильно, братцы! — завопила толпа.

Вдруг на авансцену явился Бэдбэар, он попытался восстановить в солдатах боевой дух. Бывший правитель и неудавшийся диктатор подскочил к смутьяну и возмутителю спокойствия и врезал ему в челюсть, да так сильно, что тот отскочил шага на два и упал.

— Трусы! Предатели! — заорал Бэдбэар на солдат. — Всех расстреляю!

«Было бы чем» — подумал я.

— Что, в царскую армию обратно захотели? Вспомните про муштру, про наказания розгами и шомполами! Да вас там вообще ожидает трибунал! Пусть мы лишились автоматов, но это временно! С нами главный маг страны Черноус, он сейчас победит злого колдуна Кощея Бессмертного и восстановит наше оружие! Прекратить панику! Победа будет за нами!

К нему сзади подошел толмач Фрол и что-то сказал на ухо. Бэдбэар отмахнулся от него как от надоедливой мухи. Фрол тоже махнул рукой и направился в сторону леса, а Бэдбэар после недолгого раздумья неожиданно тоже поспешил следом за ним. Уйдут гады! Времени на размышления не оставалось. Я прыгнул в воду и поплыл на тот берег.

— Вань, ты куда?! — кричали мне вслед и Катька, и все остальные.

«Туда!» — подумал я про себя, но вслух ничего не сказал, поскольку плыть стилем баттерфляй и одновременно говорить несколько трудновато. Ширина реки в этом месте составляла метров около ста. Преодолев водную преграду и очутившись на берегу, я полез наверх, на крутой яр. Судя по вспышкам и грохоту, в воздухе над рекой все еще продолжалась битва черного колдуна и инопланетянина. Я не оборачивался и не смотрел на них. Помочь Кощею я ничем все равно не могу, будем надеяться, что ему удастся одолеть своего врага, а мне надо не позволить уйти своему.

Пробегая мимо кучи, в которую воины свалили свое холодное оружие, я схватил какой-то пояс с ножнами и саблей, на ходу нацепил его на себя. Никогда в жизни не фехтовал, но интуиция подсказывала мне, что оружие может понадобиться. Я бежал через лес, раздвигая постоянно хлещущие по лицу ветки и перепрыгивая через валежник и, наконец, выскочил на поляну, на которой лежали сложенные стопой несколько ковров-самолетов.

На самом верхнем из них сидел Бэдбэар и пытался взлететь. После грозы ковер еще не успел высохнуть, он был насквозь мокрый. Поэтому взлетать никак не хотел, лишь только приподнимался на несколько сантиметров и плюхался обратно. Я подскочил к бывшему правителю, вынул из ножен саблю и уперся острием ему в горло.

— Где толмач Фрол?

— Не убивай! — только и смог произнести негодяй, так и не ответив на поставленный вопрос.

— Не скажешь — точно убью! Где он?!

— Он убежал! Взял сапоги-скороходы и убежал!

— Куда?

— Туда! — он махнул рукой в сторону от реки.

Я огляделся по сторонам, нет ли поблизости еще одной пары сапог-скороходов. Но таковой нигде не наблюдалось. Бэдбэар мужик довольно грузный, тем не менее со злости у меня хватило сил спихнуть его с ковра, да так, что он еще и откатился метра на два. Я поднял верхние три мокрых ковра из стопки и швырнул их в бывшего узурпатора. Как и ожидалось, самый нижний до конца промокнуть не успел — ливень прошел хоть и сильный, но кратковременный. Взлетев над лесом, я стал двигаться на небольшой высоте, всматриваясь вниз, не бежит ли где мой противник. За то время, пока я переплывал реку, поднимался наверх, добежал до поляны, а потом выяснял у Бэдбэара, куда делся толмач, он мог уйти на приличное расстояние. А заметить человека в густом лесу с высоты — на самом деле задача непростая. Решение этой задачи мне облегчил широкий и просторный луг, через который шла узкая грунтовая дорога, по этой колее, наверно, мужики возят сено. И луг, и дорога уже успели высохнуть под жарким июльским солнышком, поэтому я и заметил, что кто-то пылит вдалеке. Я врубил форсаж и кинулся в погоню. Надо сказать, что в чистом поле, при отключенном кроссовом режиме, сапоги-скороходы не уступают по скорости ковру-самолету. Если мерзавец заметит погоню, догнать его будет нелегко — он успеет добежать до леса и снова скроется от меня.

Конечно же, он заметил. Когда нас разделяло около ста метров, он резко увеличил скорость и свернул с дороги, чтобы добежать до леса напрямик. Это его и сгубило — он отключил кроссовый режим для увеличения скорости, а при этом сапоги перестают отслеживать рельеф местности, тут надо очень внимательно следить за препятствиями самому. Фрол не учел этого, споткнулся о какую-то кочку и упал, мгновенно сгруппировавшись и прокатившись кувырком. Ловок, мерзавец! Правда, при этом он потерял сапоги. Тут-то я и настиг его. Он уже поднялся и бросился к своим сапогам, лежавшим неподалеку. Я пролетел на бреющем и сбил его с ног. Остановил ковер, выхватил саблю и подскочил к нему. У толмача тоже в руке оказалась сабля. Если он опытный фехтовальщик, то, скорее всего, исход поединка окажется в его пользу.

Наши сабли зазвенели. Он замахнулся и рубанул сверху, пытаясь раскроить меня надвое. Я подставил свой клинок, лезвие противника скользнуло по нему и врезалось в гарду. Упирая клинок в клинок, напрягая мускулы и пытаясь оттолкнуть друг друга, мы сблизились. Его перекошенное от натуги красное бородатое лицо было напротив моего. Изо рта несло чесноком и сивушным перегаром. Скрежеща зубами он прохрипел:

— Ну, берегись, гадина эфэсбэшная! Сейчас я тебя в котлету порубаю!

— Флаг тебе в руки и электричка навстречу! — я размахнулся левой рукой и ударил его кулаком в область печени.

Он, крякнув, коротко выдохнул и ослабил давление на мою саблю. Я резко отскочил шага на два назад, а он тем временем замахнулся и рубанул наотмашь. Мне удалось отклониться от удара, его сабля со свистом рассекла воздух перед моим лицом и вспорола на плече ветровку, не зацепив тела. Я сделал выпад, стараясь уколоть его в живот, он отбил удар и попытался перерубить мне шею. Я снова подставил свое лезвие, отражая удар и, когда наши сабли со звоном встретились, резко закрутил свой клинок. Как ни странно, сработало — он выронил свою саблю. Я замахнулся для атаки, а он в два прыжка очутился на ковре и пошел на взлет. Быстро вложив саблю в ножны — может, еще пригодится — я догнал взлетающий ковер и успел ухватиться за бахрому. Мой вес нарушал центровку, ковер летел с правым креном и не мог выправиться, поэтому набирал высоту, кружась по спирали, а я, подтянувшись, пытался влезть на него. Толмач всячески препятствовал этому процессу, пытаясь разжать мои пальцы. Но это, надо заметить, не так-то легко сделать, мои привыкшие к веслам кисти рук — все-таки академической греблей когда-то занимался — еще достаточно сильны. Фрол достал нож, а я перехватил его запястье, нащупал болевую точку и сильно сдавил, чтобы он не смог воспользоваться оружием. Завопив от боли, он выронил нож и тот полетел, в смысле упал, на землю. А Фрол тем временем находился перед выбором — либо вместе со мной отправится вслед за своим ножом, либо втянуть меня на ковер, поскольку держал я его запястье цепко и отпускать не собирался. А поднялись мы, судя по всему, достаточно высоко. Точно сказать не могу, поскольку на землю я не смотрел. Он хватался за лямки, пришитые к ковру для безопасности седоков, из последних сил отползал от края, а я, изловчившись, закинул, наконец, на ковер ногу. Крен выровнялся, теперь мы оба были на ковре, и сразу же, конечно, сцепились в вольной борьбе. Вольной я ее назвал не потому, что мы владели этим видом спорта, а потому, что каждый боролся как умел.

То мы проводили схватку в партере, то катались по ковру, хватали друг друга за горло, пытаясь удушить, и рискуя при этом покинуть пределы нашего летающего татами. Однако это становилось небезопасно — боковым зрением я уже успел заметить, что поднялись мы чуточку повыше, чем высота Останкинской телебашни. Каждый из нас боролся из последних сил, которых становилось все меньше и меньше, и каждый понимал, что схватка эта не на жизнь, а на смерть, поскольку щадить своего противника никто из нас не собирался. Мне никак не удавалось выхватить из ножен саблю — лишь только я отпускал правую руку, противник сразу начинал меня одолевать.

Но внезапно мы оба оказались распластаны на ковре. Похоже, этот магический летательный аппарат сошел с ума, решив набрать первую космическую скорость. Нас прижала к его поверхности чудовищная перегрузка, очевидно пять «g» как минимум, в ушах свистел ветер, а ковер мчался куда-то, похоже, со сверхзвуковой скоростью. Что случилось? Почему ковер взбесился? Я попытался приподняться хоть на четвереньки, чтобы дотянуться до органов управления. До стержня-рычага я так и не достал, потому что от внезапного резкого удара на какое-то время потерял сознание.

Очнулся я уже на мягкой зеленой травке. В чувство меня приводили Кощей и Катька. Моя супруга — нашатырем, а Кощей легкими пощечинами. Впрочем, особо легкими их назвать нельзя.

— Ну вот, я же говорил, что все будет хорошо, — увидев, что я открыл глаза, смертный Кощей прекратил рукоприкладство.

Судя по забинтованной голове и повязке с проявившимся бурым пятном на левом плече, он был серьезно ранен. Но, поскольку он жив, можно было предположить, что из схватки с Черноусом он вышел победителем.

— Как успехи? Где Черноус?

— В клетке, — ответил Кощей. — Вместе со своим другом Бэдбэаром и этим, как его, с которым ты дрался…

— С Фролом, — подсказала Катька. — Можешь полюбоваться.

Я приподнялся на локтях и сел. Мы находились на той самой поляне, на правом берегу Синявы, куда приземлились некоторое время назад. Тут кишело полно народу — в основном военные, но были и штатские. Высокие чины сновали туда-сюда верхом на лошадях и отдавали приказания. Здесь же, на поляне, стояла и летающая тарелка Кощея а поодаль — большая железная клеть на колесах. В ней сидела вся троица — Бэдбэар, Черноус и толмач Фрол. У всех для надежности были связаны за спиной руки. Около клетки я увидел Петровича, он был в наручниках, причем наручники перекинуты через один из прутьев клетки. Его охраняли два солдата с мушкетами. На том берегу все еще стояли палатки, но людей возле них не было — недавние солдаты в рубищах строем двигались через мост, их конвоировали к нашей поляне.

К нам подошел Игорь Геннадиевич, посмотрел на меня.

— Ну что, Вань, очухался?

— Как видишь. Тебя это сильно огорчает?

— Наоборот, сильно радует. Зачем же ты вставать решил?

— Когда?

— Ну там, на ковре-самолете. Лежал бы себе тихо-спокойно как этот, — он кивнул в сторону клетки, в которой сидел Фрол, — тогда бы мягко пристыковался. А так тебя видишь, как головой припечатало.

— А что это вообще было? — обвел я взглядом собравшихся.

— После того, как ты переплыл реку и скрылся там, в лесу, Кощею удалось каким-то особым способом парализовать Черноуса, — стал рассказывать Мельников.

— Обычная инъекция, — пояснил Кощей. — Самое трудное было подобраться к нему на такое расстояние, чтобы достать шприцем.

— Вот. А потом мы полетели на тарелке искать тебя. Увидели ковер-самолет, а там вы с Фролом деретесь на высоте шестьсот метров. Чтобы остановить вашу борьбу и не дать вам свалиться, Кощей включил какую-то штуку и сделал гравитацию на вашем ковре в четыре раза большей. Потом он просто подогнал тарелку под ваш ковер, а ты привстал в это время, поэтому в момент стыковки тебя головой и шандарахнуло.

— Понятно, — я потер раскалывающуюся черепушку и задал совершенно глупый вопрос, поскольку еще не мог адекватно оценивать происходящее. — А что будет дальше?

— Где? С кем?

— Ну, с ними, с нами…

— А дальше? Дальше — все как я говорил в ультиматуме, — ответил Кощей. — Ту троицу в клетке повезут в Стольноград и будут судить за попытку государственного переворота. Аутодафе или что-то в этом роде, четвертование, например, им вряд ли грозит, все-таки обошлось без кровопролития, но в тюрьме, я думаю, годика два-три посидят. Вон того, в наручниках, из вашего мира, вы возьмете с собой, его будут судить у вас. Да и всем вам пора отправляться домой. Сроки экскурсии подошли к концу, свою миссию вы выполнили. И, кстати, довольно успешно, поздравляю.

— Спасибо. Так мы что, прямо сейчас открываем портал при помощи амулета Золотого Льва? И попадаем в наше измерение в глухую тайгу ниже порога Пасть Дракона?

— Думаю, что нет, — ответил Кощей. — Во-первых, амулет Золотого Льва не должен больше попасть в ваш мир. Во избежание негативных последствий. Мало ли кому еще захочется прогуляться в сказку? Не дай бог он попадет к наркоторговцам или еще каким-нибудь нехорошим людям. А во-вторых, не все в вашей группе умеют сплавляться на плоту, кроме того, с вами преступник, которого надо поскорее сдать органам правосудия, поэтому лучше бы вам попасть в свой мир, оказавшись в каком-нибудь цивилизованном месте.

— И как мы будем перемещаться? При помощи избушки Бабы-яги?

— Нет, — Кощей покачал головой. — Я попробую переместить вас из НИИКоГО.

— Ясно, — хотя на самом деле мне было ничего не ясно.

 

Глава 22

Восемнадцатое июля, ближе к вечеру

Ковер-самолет приземлился в лесу около холмика-землянки с люком в подземный ход. Мы прилетели сюда на ковре, потому что свою тарелку Кощей отправил в замок в автоматическом режиме. Во-первых, он не хотел ей пользоваться дальше из соображений экономии топлива, а во-вторых — в ней просто не хватало посадочных мест. Когда Петровича в наручниках потащили на ковер-самолет, он сыпал угрозами, грязно матерился и всячески сопротивлялся. Колобков-Мельников предлагал заклеить ему рот скотчем и вырубить при помощи какой-нибудь дубины. Но Кощей решил поступить более гуманно — он наложил на него два заклятия: заклятие молчания и заклятие подчинения сроком на шесть часов. После этого Петрович замолк и беспрекословно слушался своего конвоира, то есть майора Дюкову.

— А он на суде давать показания сможет? — с беспокойством спросила Мария.

— Сможет, сможет, — заверил Кощей. — Ровно через шесть часов опять начнет скандалить, угрожать и сопротивляться.

— Здорово! — восхитилась майор. — Вот бы так научиться. Я имею в виду колдовать.

— Для этого надо пройти хотя бы краткий курс магии, а это — шесть семестров.

— Да не вопрос, было бы только где…

Короче, уселись мы все на ковер-самолет и через пару часов были на месте. Кощей открыл люк подземного хода и пояснил всем:

— Через проходную я вас решил не вести, поскольку с оформлением разовых пропусков слишком много мороки даже для меня, спонсора и покровителя данного заведения. Причем, сам же я и затеял весь этот бюрократизм. Но не жалею об этом: ornung ist ornung — прядок есть порядок. Так что, в обход порядка воспользуемся черным ходом.

Мы спустились в подземелье, которое нам с Лешеком было знакомо по прошлому году. Лешек все еще сопровождал нас, причем Кощей сам предложил ему это, сказав, что заодно им надо кое-что обсудить. Дойдя до круглого помещения, в котором тут же автоматически померцала и зажглась люминесцентная лампа, мы увидели знакомую черную дыру, озаряемую алыми всполохами, из которой тут же высунулись хелицеры, педипальпы, четыре волосатые лапы из восьми и все восемь любопытных глаз громадного паука Феди.

— Кого еще тут леший принес? — проворчал он.

Лешек открыл было рот, чтобы выразить возмущение, но Кощей опередил его:

— Это не леший, это я принес! Не узнал, что ли, склеротик старый?

— Ой, простите, ваша светлость, честное слово сослепу не признал. Вы уж не серчайте, старый стал, седьмой глаз совсем плохо видит, а третий справа…

Он бы еще долго рассыпа?лся в извинениях и оправданиях, но его прервали вопли мадам Дюковой-Шнайдер, только что вошедшей сюда, поскольку она шла замыкающей в нашей колонне.

— Ой! Боже мой! Сейчас же уберите это чудовище! — она даже вынула свой пистолет. — Иначе я за себя не отвечаю! У меня арахнофобия!

— Фобия, фобия, — проворчал Федя. — Это все с вами, ваша светлость?

— Да, все со мной.

— Ну проходите тогда, пока! — сердито проскрипел он, уползая в дыру. — Нервные все стали какие, жуть!

Через секунду из черной дыры уже доносилось:

— Пас!

— Пас!

— Трое нас!

— Распасы, поздравляю, господа!

Федя, как всегда, резался с чертями в преферанс. Уж не его ли партнер тот самый черт, который хотел нас надуть с разрыв-травой? Тогда я от души желаю Феде раздеть его до последней шерстинки.

Дальше мы шли по подземному коридору до лифтов.

— Знаешь, Лешек, — обратился Кощей к нашему другу, — я хочу предложить тебе проходить практику в этом институте. Согласен?

— Конечно согласен.

— А когда закончишь учебу, будешь тут работать постоянно.

— Класс!

— Ну и отлично. Сейчас проводим ребят, тогда выберешь себе лабораторию по душе и оформим тебя в отделе кадров. А вы, дамы и господа, отправитесь к себе, в свой мир, через машину времени, сейчас мы идем к ней.

Мы поднялись на лифте на второй этаж и пошли по длинному коридору со множеством одинаковых дверей.

— Понимаете, — продолжал Кощей, — основной контингент этого заведения живет в вашем мире, в городе Москве и ее окрестностях.

— Вот это да! — меня несколько озадачила эта новость. — Тогда я не понял, если у вас тут, в институте, есть свой портал, то зачем тебе понадобилось в прошлом году заманивать для своих экспериментов людей из нашего мира, да еще каким-то неоправданно сложным методом при помощи избушки Бабы-яги? Ты же мог просто взять пробы крови у сотрудников института, проживающих в нашем измерении. Под видом анализов там, диспансеризации или дня донора в конце концов.

— Вань, ты не поверишь, но я сам узнал о существовании этого портала сравнительно недавно. Я же только опекаю и немножечко финансирую это заведение, а вопросами персонала и набором специалистов занимается заместитель директора этого «ящика» по кадрам и режиму, и о портале было известно только ему одному. Эту тайну он мне поведал лишь полгода назад, когда мы его провожали на пенсию.

— Старичку стукнуло шестьдесят? — спросил Константин.

— Старичку стукнуло шестьсот шестьдесят. И, надо сказать, не такой уж он старичок. Просто ему надоела вся эта кутерьма, захотелось пожить спокойно на дачке и разводить кур. Так вот, этот портал — не просто портал, это пространственно-временной портал. Дело в том, что местные сотрудники входят и выходят через проходную «А». Но стоит вам выйти из института через проходную «Б», вы попадете прямо на московскую улицу, причем там будет 1984 год. Да-да, еще не началась перестройка, еще проезд в метро стоит пятачок, и памятник Дзержинскому все еще стоит напротив вашего департамента, — он кивнул в сторону Дюковой и Мельникова.

— Ой, здорово! — воскликнул я. — Я туда хочу.

— Как?! — изумилась Катька. — Но ведь мы же тогда были ребятишками детсадовского возраста! Мы что, снова станем маленькими? Или будем старше своих родителей?

— Позвольте, это же безобразие! — строгим тоном поддержала беспокойство моей жены майор Дюкова. — Стоит кому-нибудь из нас предъявить свой паспорт гражданина РФ или расплатиться современными деньгами, мы сразу же станем клиентами нашего родного ведомства, то есть попадем в здание напротив памятника Дзержинскому. А мы с Игорем Геннадиевичем, между прочим, там еще не работаем.

— А я туда совсем не хочу, — испуганно произнес Константин. — Не в КГБ в смысле, туда тоже не хочу, а в восемьдесят четвертый год не хочу. Там социализм и никакой частной собственности…

— Зато нет дорожных пробок, нет всяких там рэкетиров и киллеров, нет безработицы, — напомнил я.

— И персональных компов еще нет, — прогнусавил Мокус, — И Интернет еще не придумали. Нет, я тоже туда не хочу.

— Да что вы спорите! — воскликнул Кощей, — Я никому не предлагаю вернуться в прошлое. Я же сказал, отправлю вас через машину времени, в ваш год, в настоящее время. Максимальное прошлое, которое я могу вам предложить — вернуться на восемнадцать дней назад, в первое июля, чтобы вы могли где-нибудь в другом месте спокойно отгулять свой отпуск.

— А вот это было бы чудесно! — обрадовался Мельников-Колобков.

Ишь ты! А еще недели две назад сказал бы «чушь собачья».

— А почему, — поинтересовалась Дюкова, — ваш директор по кадрам набирал сотрудников в восьмидесятых годах прошлого века?

— Институту нужны работники, а не стяжатели, — ответил Кощей. — Тогда, у ваших отцов и матерей, менталитет был совсем другой. Людям было интересно работать не потому, что можно заработать, а потому, что можно что-то открыть, изобрести, принести какую-то пользу стране или по крайней мере родному предприятию.

— То есть, вам нужны рабы, — иронично заметил Константин.

— Не рабы — работяги. Вам, молодой человек, это трудно понять, как трутню не понять муравья. Ну, вот мы и пришли. Это наша машина времени, совмещенная с телепортационным переместителем.

— Это и есть проходная «Б», — уточнил Игорь Геннадиевич.

— Нет, это второй портал, управляемый. Проходная «Б» работает в автоматическом режиме синхронизированного временного цикла. Ведь вы не хотите попасть в восемьдесят четвертый год. А в этой машине можно задавать дату перемещения. К сожалению, только с текущей минуты и назад, то есть в будущее отправиться нельзя. Лично я об этой машине, кстати, тоже узнал сравнительно недавно, ее существование хранилось в строгой тайне, и знал о ней только один человек — ее создатель. В первый раз я воспользовался этой штуковиной примерно месяц назад, когда роботов Вику и Нику к вам перебрасывал.

— Но как, — удивился Герман, — эту машину строили? Ее не мог сделать один человек. Один человек может придумать идею, но одному не под силу ее осуществить. А если о тайне знают двое, это уже не тайна.

— Ее конструировали и строили ваши соотечественники около сорока лет тому назад. Им тогда-то уже было по сорок-пятьдесят, а сейчас все давно на пенсии, а многих просто и нет в живых. Они все давали подписку, работая в секретном «ящике», да и кто бы им всерьез поверил в вашем мире, даже если бы они разгласили этот секрет?

Кощей набрал шифр на кодовом замке, открыл дверь, а за этой дверью оказались еще одни раздвижные двери — двери вагона метро с традиционной надписью «не прислоняться». Тут же на стене висел старинный телефонный аппарат в черном массивном эбонитовом корпусе с дисковым номеронабирателем.

— Значит, решено, в первое июля?

— Да-да, — подтвердили мы.

Кощей набрал при помощи диска год, число, месяц и время, снял трубку и произнес:

— Пожалуйста, старт через три минуты. Время московское.

Из стены выдвинулся какой-то маленький ящичек с кнопками, сенсорами и окулярами, было слышно, как мембрана телефонной трубки проскрипела:

— Введите пароль, просканируйте радужную оболочку глаза и отпечатки пальцев.

Кощей набрал кнопками пароль, приложил к сенсорам пальцы, посмотрел в окуляры.

— Видите, все не так просто, — обратился он к нам.

В трубке что-то прохрипело и пробурчало, Кощей сказал «спасибо» и повесил ее на рычаг.

— Ну что, господа, настала грустная минута прощания. К сожалению, вряд ли еще раз увидимся с вами, хотя, всякое, знаете ли, бывает. Кстати, чуть не забыл, у кого амулет Золотого Льва?

— У Лешека, — ответила Катька, — Я ему вчера подарила, перед тем, как вы прилетели.

— Точно-точно, — подтвердил Лешек, — у меня.

— Хорошо.

Мы обнялись и расцеловались с Кощеем и Лешеком. Раздвижные застекленные двери вагона с грохотом и шипением распахнулись, в вагоне зажегся свет и мы вошли внутрь.

— Осторожно, двери закрываются! — проговорил голос из динамика, и двери вагона с шумом захлопнулись.

Мы еще раз помахали руками остающимся. Прерывисто загудел зуммер, Кощей захлопнул наружную дверь, за окнами вагона осталась только темнота. Вагон загудел, закачался и поехал по тоннелю. Самый обычный вагон, самый обычный тоннель. На мгновение погас и снова включился свет, и мы увидели, что и впереди, и сзади прицеплены еще вагоны, в них горит свет, но пассажиров нет. Поезд начал тормозить, из динамиков раздалось:

— Станция «Сокол». Следующая станция «Аэропорт».

Двери открылись, и вагон стали заполнять ожидавшие на платформе пассажиры. Обычные пассажиры, деловые, спешащие. Петрович, хоть послушный и молчаливый, все же оставался в наручниках, что могло бы вызвать нездоровый интерес со стороны окружающих. Колобков-Мельников незаметно снял наручники и спрятал их в карман:

— Ничего, у нас еще три часа в запасе. А до Лубянки-то всего двадцать минут езды. Но с пересадкой.

А Катька толкнула меня и постучала пальцем по виску, показав взглядом, что в моем внешнем облике что-то не так. Что там? Порванная на плече ветровка? И это тоже, но главное — у меня на поясе все еще висела сабля в ножнах…

Эпилог

Эта сабля теперь украшает ковер у нас в гостиной. Она пополнила нашу коллекцию старинного оружия, представленную прежде лишь разбойничьим пистолетом с раструбом. Пожалуй, теперь эта коллекция вряд ли пополнится, по крайней мере экспонатами из того сказочного мира, в котором мы побывали теперь уже дважды. Побывать там в третий раз практически невозможно. Вероятность слишком мала — ноль, запятая, ноль-ноль очень мало процентов

После возвращения мы с Катькой приняли предложение Германа догулять наш отпуск на турбазе «Алтайские зори». Это предложение поддержал и Игорь Геннадиевич Мельников. Мария Дюкова осталась выполнять служебные обязанности — надо было закончить дело Петровича с хищением оружия. Мокус и Костя решили полететь куда-нибудь за бугор к теплому морю, доступным женщинам и цивильным пляжам. А мы передохнули денек дома и отправились поездом на Алтай.

Поскольку «Газель» осталась ржаветь в лесу в сказочном мире под неусыпным оком курсанта Вовчека, на вокзале нам пришлось взять такси. Лера не ждала нашего возвращения так рано, очень удивилась и с большим интересом выслушала историю о приключениях в сказочном мире. Она, конечно, пожалела о том, что путешествий в сказку больше не состоится.

— И чем же мы будем дальше заниматься?

— Как чем, — ответил Герман. — Фирма на меня оформлена, будем принимать отдыхающих, пусть «Алтайские зори» станут простым пансионатом. Надо бы еще сауну здесь построить и тренажерный зал. Жаль, что Костя с нами сюда не поехал, проконсультировал бы.

— А как же наука? — спросил я.

— Наука?.. Да что наука. Напишу научный трактат в стиле фэнтези о леших. Мне Лешек много интересного рассказал об этой расе. Шутка, конечно.

Мы проводили время за игрой в гольф и на бильярде, собирали грибы, малину и чернику, купались в реке, а по вечерам пили «Шато Лафон» и резались в преф. Следили по телевизору за новостями, ведь дело о крупной партии похищенного оружия должно было вызвать в масс медиа широкий резонанс. Конечно, репортерам вряд ли была предоставлена достаточная информация, поскольку открыто рассказывать миру, куда на самом деле подевалось краденое оружие по меньшей мере несерьезно — не пересказывать же на весь свет изложенную выше историю. Но о главном похитителе, вернее перекупщике, журналисты наверняка должны были пронюхать. А вот Герман с каждым днем ходил все более понурый, как Снегурочка с наступлением весенне-летнего сезона, и с опасением ждал новостей с этого процесса.

Но средства массовой информации пока о процессе молчали. Значит, все идет вообще в полной тайне, если идет вообще. Через четыре дня Мельников не выдержал и позвонил Дюковой. Оказалось, что следствие зашло в тупик. Несмотря на то, что кое-кто из бандитов, арестованных по делу о хищении оружия и указывал на Петровича как на покупателя, доказать его причастность к афере весьма проблематично. На единственном автомате, предъявленном в качестве вещественного доказательства, не обнаружено отпечатков пальцев Петровича, а местонахождение всего похищенного арсенала установить просто невозможно по понятным нам причинам. Самого же Петровича ожидает, скорее всего, не тюремная камера, а палата психиатрической клиники. Дело в том, что он чистосердечно признался, что приобретал товар, но не только в этом — он признался и в том, куда его переправлял.

Поговорив с шефом, Мельников развел руками.

— Вот так всегда. А я-то губы раскатал, думал, получу майора. А из дела выходит обычный висяк. Значит, придется капитаном в отставку выходить. Слушай, Герман, тебе тут охранник случайно не нужен? Или шофер?

Герман покачал головой и понуро ответил:

— Боюсь, что мне очень нужен хороший адвокат. У меня намечаются серьезные проблемы. Если Петрович решит меня подставить, а он это сделает наверняка, сюда приедут с обыском и найдут оружие, которое еще не было переправлено в тот мир. Прятать его бесполезно, все равно найдут, еще только хуже будет. Хоть в лесу закапывай, хоть в реке утопи — разыщут однозначно. Явиться с повинной и сдать — опять же срок припаяют, мало ли что не знал, попробуй, докажи. Хранил же, вот и отвечай. И поручительство майора Дюковой вряд ли спасет. Так что на свободе я последние денечки, господа. Сначала вызовут на процесс как свидетеля, а потом — на скамью подсудимых.

— А много здесь этого оружия? — спросил я.

— Не знаю даже. Пойдемте, посмотрим.

Мы вышли во двор, и Герман повел нас к «веселому домику» с окошками сердечком.

— Вот сюда выгружали эту якобы тушенку, — он отворил массивный амбарный замок.

Там находилось шесть ящиков. Мы вынесли их наружу и вскрыли. Два оказались с автоматами, два с патронами и два с гранатами. В раздумье я почесал бороду, потом зачесалось что-то на груди. Почесывая, я нащупал талисман, то есть оберег, подаренный мне Бабой-ягой перед нашим отлетом к Водяному Царю. Он замечательно оберегал нас всю дорогу. Я машинально достал голубовато-зеленоватый камень и что-то меня толкнуло повнимательнее его рассмотреть. Как оказалось, это был не просто камень. Раньше я его как следует не разглядывал, зато теперь вдруг обнаружил, что это маленький флакончик с какой-то жидкостью. Духи? Очень интересно, зачем Баба-яга подарила мне духи? А может, это какое-то зелье?

В задумчивости я разъединил обе половинки, и случайно капля жидкости упала на ящик с автоматами. Все они покрылись ржавчиной, а через минуту кроме этой самой ржавчины в ящике вообще ничего и не осталось.

— Работает, — изумленно произнес Герман. — Надо же, и тут работает!

Я окропил и все остальные ящики.

— Вот так, Герман. Нет улики — нет проблемы. Ржавчину перемешаем с землей и перекопаем, ящики сожжем — и поди, докажи, что было что-то. Пусть Петрович хоть с пеной у рта доказывает, что здесь хранилось оружие, пусть обыщут хоть всю тайгу и всю реку.

Герман заметно воспрял духом после этого случая.

— Пожалуй, действительно, тюрьма мне больше не грозит. Но и «Алтайские зори» у меня отнимут, если не власти, так бандиты. Ведь формальный хозяин турбазы — Петрович, а я всего лишь наемный работник, я не вкладывал сюда своих денег. Зато у меня появилась грандиозная идея, главное — найти спонсора. Надо построить избу на куриных ногах, нанять хороших актеров на роли Бабы-яги, Кощея Бессмертного, лешего, водяного, русалок и придумать интересный сценарий ролевой игры — пусть туристы попадут в сказку и пойдут кого-нибудь спасать. Например, какую-нибудь Василису или Сказочный Мир, а? Устрою для всех желающих сказочный отпуск!

Пос. Жаворонки, май 2009 г.